— Конечно. И ты тоже береги себя. Помни, у тебя мина в легких.
— ...Хорошо.
— Ладно, мы поехали. Я вернусь при первой же возможности.
Тибики-сан небрежно взмахнул рукой и захлопнул дверь.
Я вдруг осознал, что рядом со мной стоит Миками-сэнсэй, — я и не заметил, как она подошла, — и решился спросить:
— Как вы себя чувствуете?
Она повернула ко мне свое пепельно-серое лицо и кивнула.
— Нормально. Не беспокойся обо мне... ладно?
Пробежавшись рукой по мокрым от дождя волосам, она надела на лицо безжизненную улыбку.
— Ээ... может, отменим завтрашний поход на гору?
— Посмотрим, — хрипло ответила она. И даже то подобие улыбки, которое было, исчезло с ее лица.
10
Мы проводили взглядом машину Тибики-сана и пошли обратно в гостиницу, когда...
— Сакакибара-кун, постой, — остановила меня Мей. — Спасибо тебе.
— Э?.. — вырвалось у меня.
— Когда они в столовой говорили обо мне всякое...
— А, да не стОит...
Мы стояли на крыльце перед входом в гостиницу. Нас обдувало дождливым ветром. Светил лишь тусклый фонарь. Причем светил точно в спину Мей, так что я даже не мог разобрать ее выражение лица.
— Это же не только я. Мотидзуки и Тэсигавара тоже...
— Спасибо, — повторила она почти шепотом и шагнула ближе. — Зайдешь ко мне попозже?
Снова у меня вырвалось только "э?..".
— Я живу одна.
В поездке участвовало пять девушек. Когда они заселились по две в комнату, одна оказалась лишней. И, разумеется, это была Мей.
— Комната двести двадцать три. В противоположном конце коридора от твоей.
— ...Думаешь, мне стоит?
— Я тебе говорила, что хочу кое-что еще рассказать, но позже, помнишь? Я хочу сдержать слово.
— ...Понятно.
— И еще...
В этот момент через плечо Мей я увидел Тэсигавару. Он стоял за дверью сбоку и пялился на нас, и на лице у него было написано: "Ну-ну".
Я смутился и, прежде чем Мей успела сказать что-то еще, оборвал ее:
— Хорошо, хорошо. Я все понял.
— Часов в десять, идет?
— Хорошо. Я приду.
— Договорились.
Мей изящно развернулась и вошла в дом. Я подождал несколько секунд и последовал за ней. Как и ожидалось, Тэсигавара набросился на меня, едва я оказался внутри.
— Йоу, — и он хлопнул меня по спине. — Зачет, Сакаки. Я слышал, как вы планировали вашу маленькую свиданку.
— Эй, стой, что еще за "свиданка"? Все совсем по-другому.
— Да не очкуй! Я никому не расскажу.
— Заткнись уже. Нечего тут выдумывать. Нам с ней надо кое-что серьезное обсудить, ясно?
— Кое-что серьезное о вашем совместном будущем?
Бесконечные подкалывания Тэсигавары начали меня уже доставать, и я огрызнулся:
— Слушай, кончай меня злить.
Он поднял руки с веселым "боюсь, боюсь". Но...
В какой-то момент я обнаружил, что, несмотря на его тон и поведение, в глазах у Тэсигавары не было ни намека на улыбку.
К оглавлению
Глава 15. Август II
1
Я в двух словах пояснил Мотидзуки, своему соседу по комнате, куда отправляюсь, и незадолго до десяти вышел.
Мобильник я положил в карман — это был уже рефлекс. Нет, не совсем удачное слово. Меня заставило так поступить произошедшее в столовой. Лучше иметь мобильник при себе — на случай чего. В конце концов, Мей же удалось связаться со мной сегодня вечером, хоть качество связи и было отвратным...
Идя по сумрачному коридору от комнаты 202 к 223, я не встретил ни души. Видимо, все последовали указаниям Тибики-сана и послушно засели по номерам.
Подойдя к комнате Мей, я кинул взгляд наружу через окно в стене коридора.
Ветер по-прежнему яростно свистел, но дождь, похоже, прекратился. Облака, недавно застилавшие небо плотной пеленой, стали тоньше, сквозь них призрачным круглым фонарем светила луна. В ее свете я различал контуры деревьев возле здания.
У самого края леса, в углу лужайки, я заметил маленькое одноэтажное строеньице. Слишком маленькое, чтобы его можно было назвать пристройкой или задним домиком. Скорее, сарайчик для инструментов.
Рассеянно глядя наружу, я вдруг увидел, как окно сарайчика зажглось. Похоже, кто-то там внутри включил свет.
Разумеется, это был не повод всерьез задаться вопросом, кто бы это мог быть. Кто-то из супругов Нумата, кто же еще. Видимо, он (или она) зашел туда за чем-то нужным.
Я отодвинулся от окна, медленно, глубоко вдохнул и постучал в дверь комнаты 223.
После довольно долгой паузы Мей наконец открыла дверь. Она была в легком кардигане цвета слоновой кости поверх летней школьной формы, и ее лицо казалось еще более восковым, чем обычно.
— Давай, — напряженным голосом и без намека на улыбку произнесла она. Было не так уж жарко, однако кондиционер в ее комнате работал на полную катушку. — Сядь хотя бы.
Точно такими же словами она впервые пригласила меня в гостиную у себя дома. Я уселся на стул возле стола, стоящего напротив балконной двери. Мей села на краешек одной из двух кроватей, потом вдруг заявила:
— Мы говорили про Мисаки.
Она смотрела на меня, не моргая. Я молча кивнул.
Естественно, это "Мисаки" относилось не к парню "Мисаки" двадцатишестилетней давности, не к ее собственной фамилии "Мисаки" и даже не к району "Мисаки", в котором она жила. Она имела в виду Мисаки Фудзиоку, свою двоюродную сестру, умершую в городской больнице Юмигаоки в тот день в конце апреля.
— Честно говоря, я об этом думал с того самого дня, когда увидел тебя в больнице. Я думал, зачем ты ехала на лифте на второй подвальный этаж, — заговорил я, будто освежая собственную память. — Мисаки-сан лежала в больнице, но в тот день она скончалась, да? И ее перенесли в морг на втором подвальном этаже, да? И ты сказала, что несешь ей куклу. Но все равно...
— Тебе показалось, что все это странно?
— В общем, да.
— Ситуация, понимаешь, немного запутанная, — Мей опустила взгляд. — Я вообще-то не хотела никому рассказывать, но...
— Ты не против, если я узнаю? Ты мне расскажешь?
Чуть помолчав и по-прежнему глядя в пол, Мей ответила:
— Да.
2
— Мы с Мисаки Фудзиокой были двоюродными сестрами. И одногодками. Но — как бы это сказать? Так было не с самого начала.
Мей чуть подняла голову, тихим голосом начав свой рассказ. Такое вот она выбрала интригующее введение. Я склонил голову набок, изо всех сил пытаясь понять смысл ее слов.
Она как ни в чем не бывало продолжила:
— Маму Мисаки зовут Мицуё, у моей — Кирики — настоящее имя Юкиё. Они сестры и при этом ровесницы.
— Ты имеешь в виду... — перебил я, по-прежнему сидя со склоненной набок головой, — что они близнецы?
— Разнояйцовые, по-видимому. А фамилия их Аманэ. Мне рассказывали, что бабушка Аманэ за всю жизнь так и не вышла замуж.
Я думал, "бабушка Аманэ", та старушка в "Пустых синих глазах" — двоюродная бабушка Мей по материнской линии?
— Они разнояйцовые близнецы, но очень похожи; кроме того, они выросли в одной среде, получили одно и тоже воспитание... Мицуё вышла замуж первой. За человека по фамилии Фудзиока. Я слышала, он был офисным работником в мелкой фирме, как-то связанной с продуктами. Многообещающий молодой человек.
Вскоре Юкиё вышла за Котаро Мисаки — моего отца. Он успешный бизнесмен и круглый год летает всюду по своим делам. В общем, можно сказать, полная противоположность мужу Мицуё.
Мицуё, жена Фудзиоки-сана, родила первой.
— Она родила Мисаки-сан?
Мей молча кивнула, ее взгляд скользнул в мою сторону. Потом она добавила:
— И еще одну девочку.
— Э?..
— Она родила двойню.
Мей снова уткнулась взглядом в пол.
— Двух девочек. Тоже разнояйцовых близнецов, и тоже очень похожих друг на друга.
У Мисаки Фудзиоки была сестра-близнец?
Я снова склонил голову набок.
Неужели же?.. Нет, не может быть.
— Юкиё тоже забеременела — через год после Мицуё. Но у нее при родах возникли осложнения.
— Да, ты мне уже говорила.
— Ей было очень, просто невероятно грустно. Почти до сумасшествия. Самым подлым ударом стало то, что из-за неудачных родов она больше не могла иметь детей в принципе.
— ...Аа.
Тут-то я начал примерно догадываться, к чему все идет.
— В семье Фудзиока, вознагражденной двойней, было не все в порядке с деньгами, и они были не уверены, что сумеют вырастить двух детей сразу. В то же время семья Мисаки должна была сделать что-то, чтобы спасти Юкиё, которая все глубже впадала в отчаяние. И я уверена, что Мицуё тоже было очень жаль сестру. И тогда, можно сказать, был найден баланс между спросом и предложением.
— Спросом... и предложением?
— Да. Ты ведь понял, что я имею в виду? — спросила Мей. Все это время ее тон оставался таким же тихим и спокойным, как в начале рассказа. — Одну из близняшек Фудзиока удочерила семья Мисаки.
— Значит...
— Это была я. Я превратилась из Мей Фудзиоки в Мей Мисаки, когда мне было два года. Я ничего не помню, что могло бы подсказать, почему выбрали меня, а не Мисаки.
Мей сделала короткую паузу, но тут же продолжила, как бы отгоняя вопрос:
— Думаю, это из-за наших имен.
— Из-за имен?
— Если бы семья Мисаки удочерила Мисаки, она бы стала Мисаки Мисаки. Думаю, они приняли решение из-за какой-то такой глупости.
Тень улыбки возникла на бледно-розовых губах и тут же исчезла.
— Таким образом, сколько я себя помню, я росла в семье Мисаки как единственная дочь Юкиё — Кирики. Мне даже не рассказывали, что я приемная. Когда я была маленькая, я была уверена, что Мицуё — это моя тетя. А Мисаки — двоюродная сестра, и просто так получилось, что мы с ней ровесницы и очень похожи. Даже то, что у нас один и тот же день рождения, — это было просто "Уаа! Ничего себе совпадение!". Думаю, это из-за того, что наши матери тоже были близнецами.
Правду я узнала, кажется, в пятом классе. Бабушка Аманэ случайно что-то ляпнула, а потом все мне рассказала; Кирика... моя мать тогда была просто в панике. Думаю, дай ей волю, она бы это от меня всю жизнь скрывала.
Хотя Мей рассказывала мне нечто очень важное о своем происхождении, голос ее оставался еле слышным, а выражение лица — совершенно неподвижным. Я понятия не имел, как реагировать на ее слова, и все, что мне оставалось, — лишь молча слушать.
— Для нее я по сути была заменой ее собственного мертворожденного ребенка. Заменой. Для отца — тоже чем-то подобным. Думаю, они обо мне заботились больше, чем большинство настоящих родителей о своих детях. Когда была эта история с глазом, они сделали все, что только могли, и мать даже создала для меня этот специальный искусственный глаз... Я им благодарна за все это. Но...
"Я одна из ее кукол".
— Но замена есть замена. Она всегда видела во мне своего родного ребенка, того, которого она должна была родить.
"Я живая, но ненастоящая".
— Я уверена — она запирается в своей мастерской и продолжает делать всех этих кукол, потому что ее сердце по-прежнему разбито смертью ее ребенка. Я просто не могу думать как-то по-другому. И для меня, как только я узнала правду, она стала матерью, которая меня вырастила, но не настоящей мамой...
Слова Мей увяли, и я влез с вопросом:
— А что ты подумала сразу, когда узнала?
Мей долго подбирала нужные слова, наконец ответила:
— Я... захотела встретиться с ней. С настоящей матерью, Мицуё. И с отцом.
Мне показалось, что ее щеки при этих словах чуть-чуть порозовели.
— Я вовсе не собиралась ругать их, винить их за то, что они отдали меня, а не Мисаки. Правда не собиралась. Я просто хотела их увидеть, поговорить с ними по-настоящему, самой убедиться, что это те самые люди, которые дали мне жизнь.
Но примерно в то время семья Фудзиока переехала. Раньше мы с Мисаки ходили в начальные школы по соседству, и наши дома тоже были недалеко; но тут Мисаки сменила школу и стала жить далеко, хотя и в том же городе, и видеться нам стало не так уж просто. Но я все равно решила встретиться с мамой и сказала это Кирике. У нее тогда стало такое печальное лицо, а потом она так сильно рассердилась...
— Что, она не хотела, чтобы ты виделась со своей настоящей матерью?
— Да, — кивнула Мей, и ее плечи чуть съежились. — По-моему, я уже говорила. Ей безразлично, куда я хожу и что делаю, но в отношении некоторых вещей она очень сильно беспокоится и нервничает.
— А... ага.
— Я тогда именно это имела в виду. Сближаться с Мицуё. Думаю, вполне естественно, что она нервничает по этому поводу. Особенно с учетом того, что та женщина — ее родная сестра. То, что она заставляет меня носить мобильник, — видимо, тоже из-за этого беспокойства. Он нас всегда соединяет. Я, в общем, понимаю ее чувства, но...
Мей снова сделала паузу, подбирая слова.
— Но... я все равно время от времени по секрету от нее встречалась с Мисаки. После того как мы поступили в среднюю школу — чаще, чем раньше. И примерно в то же время она узнала, что мы с ней родные сестры.
Может быть, тебе это покажется странным, но и я, и она чувствовали эту связь. Мы связаны тем, что вместе были внутри матери. Мы были половинками друг друга; звучит как штамп, но мы действительно так чувствовали.
Да, на случай если тебе интересно — это не такое уж приятное чувство. Такое загадочное, непонятное... что моя вторая половина вот здесь, рядом... это самое сильное впечатление, что у меня было в то время. И кроме того, ну, Мисаки росла в настоящей семье с родными мамой и папой, а ее вторую половинку отослали в приемную, и она там даже глаз потеряла... Возможно, я выросла немного более циничной, чем она.
Вдруг резко задребезжала оконная рама. Ветер переменился, что ли? У меня внезапно возникло ощущение, что кто-то заглядывает снаружи в комнату — хотя этого просто не могло быть, — и я машинально обернулся посмотреть.
— А потом... прошлой весной. Мисаки вдруг заболела, — продолжила Мей. — Это была очень серьезная болезнь, что-то с почками. Ей пришлось бы сидеть на диализе до конца жизни. Единственной альтернативой была пересадка почки.
— Пересадка...
— Да. Мисаки должна была получить почку от Мицуё, своей матери, и ее положили на операцию в большую больницу в Токио. Знаешь, я хотела дать ей свою почку. Ну, мы же близнецы, хоть и разнояйцовые, и с одинаковой фигурой — ведь правда же это лучший вариант для трансплантации? Говорят, пересаживать почку от взрослого к ребенку очень трудно из-за разницы в размере и всего такого, так что... Но, по-видимому, есть какой-то закон, что дети до пятнадцати лет не могут служить донорами органов, так что я ничего не смогла сделать. Сколько я ни клялась, что хочу этого. Правда... даже если бы в больнице согласились сделать исключение — Кирика, как только узнала бы, вцепилась руками и ногами и все равно не пустила бы меня...
Значит, это и есть "серьезная операция в другой больнице", которую сделали Мисаки Фудзиоке до того, как положить в городскую больницу. Голос Мидзуно-сан отчетливо прозвучал у меня в памяти — она сказала по телефону эти самые слова. Я невольно зажмурился.
