Хогвартс. Альтернативная история. 7

От традиции не отступили и сейчас. Мы расселись в Большом зале, который в отсутствие остальных курсов казался необычно пустым. Несмотря на всю важность момента, я едва обращал внимание на происходящее, думая лишь о том, что завтра буду уже по ту сторону ограды, наконец-то получив полное право свободно распоряжаться собой и своим временем.

На всех четырех факультетах оказалось всего трое отличников, и один из них был слизеринцем. Вряд ли кто-то сомневался, что Пирс получит высшие баллы по всем предметам, а вот я был спокоен только за чары и трансфигурацию, однако в результате получил еще два "превосходно" по зельям и защите, "выше ожидаемого" по рунам и гербологии и традиционное "удовлетворительно" по истории. Когда вручение документов завершилось, и мы спустились в спальню готовиться к вечеринке, Пирс сказал:

— Даже не верится, что все позади.

— Еще ничего не позади, — ответил Нотт. — Все только начинается. Если мы поступим...

— Университет — совсем другое дело, — возразил Пирс. — Там тебя никто не будет заставлять месяцами сидеть в четырех стенах. Вон Ди тут вообще семь лет провел безвылазно.

— Зато теперь вылезу, — обещал я. — Куда-нибудь подальше отсюда. — Я взглянул на Нотта. — Ты точно остаешься? А то могли бы вместе рвануть.

Отец Нотта числился в розыске, и Тед решил не покидать страну. Оставлять родовое гнездо на эльфов и "чокнутых теток" ему не хотелось, зато хотелось пожить в одиночестве в собственном доме, пока отец налаживал новую жизнь где-нибудь в Таиланде. Прежде он планировал поступать на архитектуру заклинаний в Европейский университет, а теперь собирался учиться в Британии.

— Видимо, остаюсь, — ответил Нотт. — Но может, я еще передумаю. Ты пока будешь в Хогсмиде?

— Да, — ответил я, намереваясь поселиться в одной из небольших деревенских гостиниц. — Пока буду.

Несмотря на соблазнительные непальские перспективы, я решил отнестись к своему будущему ответственно и на этот раз не совершать поспешных и опрометчивых поступков. Результаты моих выпускных экзаменов оказались не слишком впечатляющими, но я надеялся, что при поступлении в университет профильные предметы сдам хорошо. Однако, если там обращали внимание на аттестат, мои дела могли сложиться не лучшим образом. Поэтому я решил сперва попытать счастья в Европе, а во второй половине августа отправиться в Непал. Если провалюсь везде, придумаю что-нибудь, чтобы не возвращаться в Азкабан. В конце концов, можно попробовать зарабатывать на жизнь картинами...

Мои тюремные фантазии о жизни в Хогсмиде и пейзажах для туристов всплыли в голове как раз в тот момент, когда мы поднялись на первый этаж и у дверей в Большой зал увидели восторженную толпу, окружившую только что прибывших гостей — Поттера, Рона Уизли и Гермиону.

— О нет, — пробормотал я. — Что он тут забыл?

— Зашел попрощаться, — предположил Пирс. — Формально он тоже выпускник.

Мы остановились у лестницы в ожидании, пока толпа освободит проход и удалится в зал. Я не хотел ни видеть Поттера, ни тем более общаться с ним, чувствуя себя в двусмысленной ситуации. Мне казалось, что поскольку по его просьбе меня выпустили из тюрьмы, я, по логике вещей, должен испытывать к нему благодарность, но ведь сидел я ни за что, и решение освободить меня являлось не одолжением, а восстановлением справедливости. Следует ли мне к нему подойти? И что сказать, если он вдруг решит поговорить со мной? Однако Поттер не желал привлекать к себе лишнего внимания, заняв дальний столик у стены и ограничив общение только близкими друзьями, так что скоро вечеринка уже шла своим чередом, с каждым часом становясь все более шумной.

Ближе к полуночи, когда танцы были в самом разгаре, Пирс и Полина предложили нам побродить по ночной школе. Я согласился без особого желания, поскольку к этому времени хотел спать, однако завтра совершать прощальный обход будет некогда, а что бы там ни говорили змеи, возвращаться в Хогвартс я не собирался.

Мы бродили по этажам, заглядывали в кабинеты, вспоминали, где и чему учились, пересказывали друг другу смешные случаи из прошлого. В один из таких моментов Полина взяла меня под руку и слегка отстала от Пирса, Нотта и Флетчера.

— Правда, что ты прошел инициацию? — негромко спросила она.

— Почему ты спрашиваешь?

— Наверное, я тоже скоро ее пройду. Асвинн советовала поговорить об этом с тобой. Такие посвятительные ритуалы не запрещено обсуждать.

— Знаю, — сказал я. — И что ты хочешь услышать?

— Всё, — кратко ответила Полина.

— У тебя другой дух, инициация будет другая.

— Ты расскажешь или нет? — с легкой обидой произнесла Полина.

— Ладно, — усмехнулся я. — Во время медитации я попал в родной лес моего духа. Он был там в своем истинном облике, почти не похож на лисицу, и предложил мне пройти посвящение. Я согласился. После этого он меня съел.

Полина вцепилась мне в руку.

— Съел? По-настоящему?

— Там было по-настоящему.

— Это страшно? Больно?

— Нет, не страшно, и больно только в начале. Потом тело начинает меняться, и процесс поедания становится процессом творения. У него из глаз вытекал туман, и из тумана он сделал мне новое тело. Для того мира.

— И какое оно?

— Почти такое же, как у него, только меньше, — сказал я. — У тебя ведь ворон — значит, после инициации ты будешь...

Я замолчал на полуслове. Сейчас мы шли мимо галереи портретов, и на одной из картин мне вдруг почудился Дамблдор. Это было настолько неожиданно, что в первую секунду я подумал, что ошибся, однако в темном пространстве полотна вместо привычного обитателя действительно находился он.

— Подожди меня у лестницы, — попросил я Полину. Проследив за моим взглядом, она тоже увидела Дамблдора и, ни говоря ни слова, пошла по коридору догонять остальных.

— Я хочу, чтоб ты знал, — негромко произнес портрет, когда Полина скрылась за поворотом. — Что бы ты обо мне ни думал, я этого не хотел.

— Если бы я хоть на секунду предположил, что вы этого хотите... — начал я, но заканчивать не стал, предоставив Дамблдору самому домысливать ответ. Тот задумчиво погладил край рукава своей мании.

— Что ты намерен делать дальше? — наконец, спросил он.

— Учиться. И что бы вы обо мне ни думали, палочка Смерти мне не нужна. Я не самоубийца.

— Рад это слышать, — ответил портрет тоном, позволяющим усомниться в его радости. — Но Линг, мы ведь оба понимаем, что Гарри... как бы это сказать... при всех его достоинствах, уязвим для любого, кому, в отличие от тебя, захочется эту палочку иметь.

— Его проблемы, — проговорил я. — Пусть Бруствер выделит ему телохранителей. Или научит чему-нибудь, кроме Экспеллиармуса.

Дамблдор помолчал.

— Прося Северуса убить меня, — сказал он спустя некоторое время, — я не мог рассказать ему о палочке, но не из недоверия, а из опасений перед Волдемортом. Нельзя было недооценивать Лорда — при всех его пробелах в некоторых областях магии, человеческую неуверенность он чувствовал прекрасно, и я не мог рисковать, нагружая Северуса информацией о той опасности, которой он подвергался после моего убийства. Однако все пошло не так, как я планировал, и палочка до сих пор остается активной. Это очень соблазнительный артефакт, и далеко не все понимают ее опасность, надеясь, что она поможет реализовать их суетные цели. Я знаю, что не имею права ни о чем просить, но если у Гарри отберут палочку, смерть твоего учителя окажется напрасной.

— На этот раз Поттеру придется разбираться самому, — сказал я, едва веря, что слышу от портрета такие слова. — Он не должен был стать владельцем палочки, но теперь это его бремя. Я уезжаю. Найдите себе другую игрушку, Дамблдор. И кстати, — прибавил я, собираясь последовать за Полиной. — О вас спрашивал тот, кого вы давно не навещали. Всадник на драконе.

Портрет ничего не ответил, глядя на меня с сожалением. Я пошел прочь, раздосадованный, что вообще вступил с ним в разговор. Живой или мертвый, он был одинаково расчетлив, и теперь мне следовало проявлять повышенную бдительность, чтобы окончательно выпутаться из его сетей.

72.

Встреча с портретом испортила мне весь вечер. На что он надеется? Думает, я стану Поттеру нянькой? Буду следовать за ним по пятам? И как он посмел приплести сюда Снейпа! Жалкие, недостойные манипуляции!.. Злой и возмущенный, я не спал до самого утра, мечтая поскорее отсюда выбраться. При всех положительных воспоминаниях, связанных со школой, отрицательные перевешивали и казались гораздо более ощутимыми.

После завтрака мы собрали вещи и простились с профессорами. Мадам Пинс пожелала мне удачи. Филч глядел на отъезд курса, вызвавшего столько проблем, с плохо скрываемой радостью. Мое расставание было не совсем настоящим: я собирался провести в Хогсмиде три недели и наверняка еще не раз увижусь с преподавателями. Хагрид взял с меня обещание посидеть с ним за кружкой пива и поговорить об Азкабане — так сказать, обменяться впечатлениями. Плывя по озеру на лодке, я невольно вспоминал, как почти 8 лет назад проделывал этот путь, только в другую сторону. Тогда я думал о фестралах и о том, как их нарисовать, не представляя, что ожидает меня впереди.

На платформе я попрощался с одноклассниками, сомневаясь, что когда-нибудь увижусь с ними вновь. Писать друг другу мы не обещали, однако Нотт сказал, что если он все-таки решит поступать в Европейский университет, то пришлет мне сову.

В конце концов, на перроне остались только мы с Хагридом. Лесничий утирал слезы, сморкался и махал платком вслед уходящему составу. Когда поезд скрылся из виду, я почувствовал облегчение, словно с моих ног сняли тяжеленные гири, и теперь я могу свободно ходить.

— Вот так всегда, — сказал мне Хагрид, смахивая слезу. — Семь лет — это тебе не шутка. Привык, ничего не поделаешь. Надеюсь, когда-нибудь доведется детишек их встречать... Ладно, Линг, с тобой-то мы еще увидимся.

Лесничий направился к лодкам, а я — в Хогсмид, искать себе жилье.

— Мест нет, — сказала мне колдунья в гостинице у вокзала.

— Как это нет? — удивился я. — У вас пусто, я же вижу.

— Все забронировано, — объяснила колдунья. — Слет любителей фотоохоты на фестралов. Зайди в "Улей", он здесь недалеко.

"Бред какой-то", подумал я и потащился во вторую гостиницу, где получил аналогичный отказ.

— Все занято, — проговорил служащий, полистав толстый журнал со списками имен. — До самого сентября. Хочешь, могу забронировать номер на осень.

Больше в Хогсмиде гостиниц не было, и я двинул к Аберфорту. Тот выслушал мой рассказ и усмехнулся.

— Ничего удивительного, — ответил он. — Они же видят, кто к ним пришел, а ты этого даже не скрываешь. — И кивнул на мою левую руку.

Я совсем забыл о Метке. После смерти Волдеморта она поблекла, но не исчезла и теперь походила на выцветшую татуировку. Мантий и рубашек я больше не носил, надев сегодня футболку с короткими рукавами, так что Метка была на виду, вызывая у жителей деревни вполне понятную неприязнь.

— И где мне поселиться? — спросил я. — Может, там, где раньше была комендатура?

— Ты еще дом дементоров вспомни, — фыркнул Аберфорт. — Самое то будет... Ладно, можешь остановиться у меня, в соседней комнате. Раньше я иногда ее сдавал, но в последний год желающих не было, так что сейчас там грязновато... Двадцать галеонов в неделю, завтрак и обед включены.

Я отдал Аберфорту сорок галеонов, оставив немного на расходы и собираясь в ближайшее время заглянуть в Гринготтс. Поднявшись на второй этаж, я прошел по скрипучей деревянной площадке над лестницей и открыл дверь напротив спальни самого бармена. Аберфорт явно преуменьшил масштабы бардака. Все эти месяцы он складывал в комнате барахло, которое либо жалко было выбрасывать, либо он надеялся каким-то образом использовать эти вещи вновь. Чтобы превратить захламленную, пыльную кладовку в спальню, я потратил целый день, то и дело спускаясь к Аберфорту узнать, нужен ли ему ящик, мешок с пустыми бутылками, сломанная дверь и даже козлиный череп, который насмешил меня до истерики. В конце концов я избавился от всего лишнего, и комната обрела жилой вид. Здесь оказалась крепкая кровать, квадратный стол у окна с видом на овраг, а также камин, на который я установил череп.

Вечером, с гордостью осмотрев комнату, я распаковал вещи, сложил на столе книги и конспекты, в углу поставил мольберт и холсты, а на стену повесил пустую картину, принадлежащую монаху.

Я не знал, отзовется ли он, если картину вынести с территории школы, но надеялся, что моя затея удастся. Постучав по холсту палочкой, я сел на кровать и начал ждать. С минуту ничего не происходило, и я уже собрался постучать снова, как тут в рамке появился монах. Некоторое время он молча исследовал комнату, а потом спросил:

— Я переехал?

— Это я переехал, — ответил я. — А ты со мной.

— Хорошо, — одобрил монах, заинтересованный такими изменениями.

Два дня я привыкал к осознанию того, что теперь могу идти куда и когда заблагорассудится, однако все это время просидел в комнате, честно пытаясь заниматься теорией чар. На третий день я прогулялся по Хогсмиду, встретив Хагрида, тащившего из магазина мешок каких-то удобрений, а на четвертый решил отправиться в Лондон.

Мне требовались деньги, но я плохо представлял, сколько стоит жизнь в Европе. Я не знал ни европейской валюты, ни соотношения цен, ни того, сколько придется платить за жилье, пока я буду сдавать экзамены, и хотел выяснить это в компании, чей адрес приводился в рекламе университета. Затем я собирался зайти в Гринготтс, а в конце своего похода навестить Олливандера, полагая, что его магазин уже открылся.

— Куда идешь? — спросил монах, который все эти дни провел на своем портрете.

— Гулять, — ответил я, несмотря на жару, надевая рубашку с длинными рукавами, чтобы в Косом переулке никого зря не нервировать.

— Далеко?

Я обернулся к портрету.

— Ты что, больше не можешь возвращаться в замок?

— Могу, — усмехнулся монах. — Ты ведь оставил меня там, и теперь я вижу дорогу.

Последняя фраза была не слишком понятна, но я решил пока ничего не уточнять и произнес:

— Думаешь, я не знаю этих его штучек? Он умеет быть убедительным и легко может сделать так, что ты сам не заметишь, как станешь плясать под его дудку. Не представляю, чем он тебя очаровал, но пока ты не начал докладывать ему о том, что здесь видишь, взвесь все за и против. Что бы он ни обещал, ты для него — только инструмент, как для меня — кисть и карандаш, и если ты полагаешь, что сможешь меня обхитрить, значит, он уже взял тебя на поводок. Ясно, собачка?

Монах перестал улыбаться и теперь смотрел на меня настороженно. Я надел на плечи рюкзак, вставил палочку в крепление и покинул комнату, думая о том, что если поведение монаха мне разонравится, я всегда могу сжечь его раму. Пускай сидит себе в Хогвартсе и болтает с кем угодно. Мне не нужен дамблдоров соглядатай... впрочем, как и ему не нужен мой.

Моя идея оказалась палкой о двух концах. Я не думал, что монах может подпасть под обаяние портрета. Решив разобраться с этой проблемой по возвращении из Лондона, я махнул рукой Аберфорту, вышел из "Кабаньей головы" и аппарировал к лондонской таверне "Дырявый котел".