Верхняя палуба была мостиком командира бронехода, которым он управлял посредством органов управления. Сразу начал отмечать недостатки. Ограниченная видимость через полузакрытые смотровые окна не позволяла рулевому бронехода видеть то, что творится под ступоходами. Открыл шторки-ставни, чтобы посмотреть, охладить и немного проветрить нагревшийся мостик. М-да. Используемые вне боя, ставни все же улучшали видимость вдаль и под нами, но ненамного. Рулевой похоже вообще никуда не смотрел, просто стоя или сидя за рычагами управления. Рули управления для знакомых с органами управления машинами и паровиками, были просты и имели рычаг для движения вперед, рычаг для движения назад, рычаги их блокировки/ разблокировки и рычаг поворота нижней части туловища, которыми можно было повернуть бронеход в ту или иную сторону. За него это делал командир, видимо подавая тому нужные команды. Посредством нескольких слуховых трубок, выпущенных из глубины металлического стола, похожих на виденные мной на дирижаблях, отдавались указания команде на нижних палубах. На верхней палубе нашлась табличка "Джон Бидермайер-паровые машины из Нового Бостона, Соединенные Штаты Мерикании, #002"
Не понял?! Номер два?! А тот, что вперед ушел, первый значит?! Как интересно. Думаю, с Павлом и ребятами у нас все получится. Запустим машину и догоним тех чертей. Стоп! Получится. А я их об этом спросил?!
* * *
-Будь по-твоему, Сергий, буду чаять. Но только не забудь! Ты зарок дал! А не то я с вами!
Ф-фух! Нет, все же упорные в своих желаниях девушки -это кошмар! Насилу оставил Лизку в деревне. Почему? Потому что моя девушка порывалась двинуть вместе с нами, бить катайца вместе на захваченном бронеходе, бурно выражая свое несогласие в ответ на наши справедливые возражения. Она в упор не принимала никаких логических возражений, словно боялась, что её покинут. Нет, она иногда сомневалась, принимая в расчет слова местных парней, подруг и разной родни, коей оказалось хорошо, если не с четверть села. Только в тот момент стал понятным намек Акинфия о том, что Лизка — их девушка. Она хотела быть только рядом со мной. В ее словах нет-нет, да проскальзывал весьма толстый намек, мол, поматросил и бросил. Нет, я от того что было, не отказываюсь, но опасно же там. Страшно с собой тащить, вдруг все пойдет не так. Даже бабка Матрена пыталась своими, почти материнскими, словами отговорить мятущуюся, всю в сомнениях, девичью душу от навязчивого желания идти вместе на эту опасную войну. В ход шли уговоры, обещания обязательно вернуться и мои клятвенные заверения в том, что никоим образом я не желаю ее покинуть. Только речь ведется о её же целости и сохранности. Да и парни, собравшиеся со мной, не дадут в этом соврать.
Разговор с парнями о дальнейших наших совместных действиях вышел непростым. Захватив бронеход, я поставил вопрос о необходимости дальнейших действий против катайцев. Этот серьезный разговор с парнями состоялся на верхней палубе бронехода.
— Акинфий, ты с парнями уже решил, кто со мной идёт к Власову кладезю, бить катайца? Учти, за вас я решать не могу. А тянуть туда всех я не имею права. Это опасно, сами должны понимать.
После гибели на моих глазах, ставшей мне родной, команды Новика и Паллады, во мне будто что-то надломилось. Мне казалось, что после всего пережитого и потерь я стал значительно старше и взрослее. Иногда казалось, что в моей душе теперь сидит кто-то другой. Вместо ожидаемого ответа вожака вся ватага парней принялась шумно галдеть, перекрикивая друг друга. Пришлось остановить:
-Хватит! Акинфий, говори дальше за всех!-выделяю я его как вожака среди остальных.
Тот, согласно кивнув, продолжил:
-А зачем?
-Как зачем? Что за глупости?
-Ну, княже, хунхуза мы побороли?! Побороли! Вот придут еще, тогда и думать будем.
-То есть вы предлагаете ничего не делать и спокойно ждать, когда катаец вернется.
-Все так, княже.
-А что вы будете катайцу говорить, ну про то, куда делись те охранники и обслуга бронехода.
-В леса уйдем.
-Чего? В леса? Cо всем наличным скотом и домашним скарбом? А если они уже сегодня вернутся? Хорошо, если вы просто сбежать успеете. Катайцы вас не помилуют.
-Тажды так. Не обессудь, княже, только что мы там учиним? Эвона их там сколько. Оружья у них много, нас мало. Так и побьют ни про что.
-И что? Я это, кажется, от вас уже один раз слышал. Взгляни сам вниз. Сколько ты связанных катайцев видишь. Четырнадцать? И?! Мы их победили?!
-Все так, княже.
-Ну вот. Решились бы вы с пару часов назад повторить тоже самое?
-Нет, княже, сами дюже забоялись бы. Невежи мы. Мы все больше стенка на стенку, да на зверя охочи. А воевать нет. Без начальника никак. И без оружья и сил вашенских, княже, побили бы нас.
-А мозги всем включить? И всем подумать? Ведь вас же больше одного.
Молчат.
-А что мы будем делать с катайцами? Нельзя же их вот так, в деревне, оставлять. Пусть и связанных. Как бы беда в деревне не случилась.
-Тю-у-у! Княже! Удумал тоже. В утлую лодчонку их всех связанных. И в воду Иван-озера! Толкни и пускай плывут себе по воле волн. Милует их Влас с Мореной, значит треба не нужна. Жить будут. Не милует, призовет к себе, значит все воля божья.
Это предложенное решение после никакого роптания среди жителей деревни не вызвало, из чего я сделал вывод, что таким бесхитростным способом деревенские, как минимум, не раз пользовались. Кто знает, может и со мной бы так бы в деревне поступили, окажись я более упертым и несговорчивым. Вот хитрованы.
После недолгого разговора между собой почти вся ватага, с серьезными лицами, поручила Акинфию выступить от лица всех. Тот сообщил, что отбивать старосту едут все. Ну почти все, за исключением одного, сославшегося на малую сестренку в доме. Потом слово взял Павел, сообщивший, что он тоже с нами. Понятное дело. Не хочет от своих уходить. Прикинул, хватит ли нам места в бронеходе, чтобы не толкаться. Когда найдем, часть парней высадим. Авось чем другим помогут. А сами вперед. Правда, еще осталось их родных об уходе уведомить да Павла попытать, как этим бронеходом управляться. Думаю, парни с ним справятся.
По завершении разговора дружно покидаем бронеход. Однако на кормовой площадке, дождавшись, когда деревенские парни спустятся на канате, я, задержав чумазого Павла, спросил того:
-Так, Павел Петрович, каким же ветром тебя сюда занесло?
Сын Бардина, услышав вопрос, грустно вздохнул, принявшись сбивчиво рассказывать свою незатейливую историю.
От гимназии имени князей Татищевых несколько гимназистов выпускного класса за прилежную учебу и проявленные старания от попечителей и администрации были награждены путешествием в Нихон, в столичный город Эдо. Путешествие и туда, и обратно предстояло на рейсовом дирижабле, ходившем раз в месяц по маршруту Новый Петерсборг -Эдо. Накануне полета им сообщили о поломке рейсового дирижабля, вставшего на ремонт в порту. Отчего их путешествие было поставлено на грань срыва. Один из сановников Посольского приказа, чей сын был в числе этих самых счастливчиков, счел возможным упросить начальство об использовании для этой цели посольского дирижабля, который по счастливой случайности примерно в то же самое время должен был направиться в Нихон по посольским делам. Нашлись и свободные места. Путешествие состоялось, пусть и в несколько усеченном варианте, ибо дирижаблю Приказа необходимо было вернуться в воздушный порт столицы чуть раньше. Погуляли в Нихон, набрались впечатлений. А вот по возвращению назад начались проблемы. Вначале капитан дирижабля, еще летя над Нихонским морем, заявил о неполадках в паровой машине. Пару дней они провисели недвижно, пока обслуга дирижабля пыталась устранить неполадки. Запустив пародвижители вновь, вскоре они попали в жестокий воздушный шторм, который снёс их дирижабль сильно в сторону от полетного маршрута, оказавшись над территорией, занимаемой Катайской империей.
На второй день после шторма, пока офицеры на дирижабле пытались разобраться, куда все же их занесло, их настигли военные дирижабли катаев. После обмена вымпелами и флажковыми сообщениями, капитан предъявил их дирижабль к досмотру, несмотря на то, что посольский дирижабль по всем правилам досмотру не подлежит. Вымпел и регалии, нанесенные на судно, не оставляли никаких сомнений в посольской принадлежности судна. Состыковавшись, на судно перешло большое число катайских военных, которые в первые же минуты объявили их дирижабль арестованным до выяснения всех возникших обстоятельств и потребовали сдать всю власть их судовой команде. Капитан, не имея никакой возможности сопротивляться, подчинился грубой и превосходящей их силе, сдав командование судном. Катайская команда привела их дирижабль в воздушный порт Кинг Фой. Арестованных в кандалах отправили в местную тюрьму, где через неделю над ними состоялся суд. Посчитав, что команда дирижабля и все пассажиры нарушили какие-то их законы, лично Павел не понял, судья приговорил всех к значительному денежному штрафу, отказ от уплаты которого, заменялся трудовой отработкой, до уплаты в казну всей суммы. Это больше было похоже на рабство. Возражения капитана и его офицеров про посольство судьей приняты не были. Он слышал разговор судовых офицеров попробовать передать весточку об их судьбе на родину. Таких денег для оплаты штрафа ни у кого на борту не было, поэтому путь на трудовые работы их был предопределен заранее. Как он слышал, только команду отправили куда-то на каменоломни, а их, нескольких гимназистов видимо пожалели, отправив в работный дом на улице Гоу-куай-цзя, где местные ханьцы искали себе временных работников на поденные и разовые работы.
Работа была тяжелой. Приходилось заниматься всем -таскать камень, стройматериалы, рубить лес, убирать дворы, собирать урожай в садах. Кормили мало и плохо, частенько били. Особенно рукоприкладством увлекались наниматели из простых. Однажды в работном доме сломалась механическая мельница. Работа была не сложной, но его потуги заметил сам хозяин работного дома. С тех пор его, Ну Хэ (раб господина Хэ), начали отправлять на работы по механике и паровой технике. Поначалу везло, все поломки были пустяшными. После, упросив господина Хэ, он обзавелся кое-каким струментом. Стали кормить лучше, бить стали меньше. Приходилось ему заниматься не так давно там появившимися паровыми движителями и паромобилями. Он не раз мечтал, что вот вскоре откроется дверь, ему сообщат об ошибке, снимут с шеи рабский ошейник и отпустят, отправив на родину. Увы, день сменялся новым днем, но ничего не менялось. И обычно смотревший на все с оптимизмом, Павел стал предаваться унынию. Постепенно куда-то исчезали ребята, жившие в работном доме вместе с ним. Что с ними случилось, он понятия не имеет, но предположения у Павла были самыми плохими.
Из работного дома однажды его забрали военные. Слух о том, что там есть раб, способный отремонтировать любую механику и паровую технику, тут слава бежала впереди него самого, достигла ушей катайцев-военных. И в один из дней, вернувшись после очередного ремонта, его ждала двойка солдат с мечами в руках. Только и сказали, что он идёт с ними. Вышедший хозяин молчал. Ни куда, ни чего -стражи не объясняли. Они только привели его на склад в воздушном порту, где среди множества ящиков стояло два новеньких полуразобранных бронехода, недавно доставленных из Мерикании. Там он стал Ну Ли.
-Ты знаешь, я слышал от Варвары твоей, что тебя похоронили — прервал я его рассказ.
Павел, услышав от меня эти слова, вновь с грустью вздохнул: -Значит не ждут там более.
-Да ты что. Не грусти, Паш. Вернёшься! Обязательно вернёшься. Расскажешь им все. Даже не думай!
-Обещаешь, князь?! -чумазый Павел, словно копируя ребят, тоже вдруг взялся меня чествовать.
-Обещаю...только, Паша, прекрати называть меня князем — совершенно не представляя, как я буду воплощать в жизнь только что данное ему обещание: — И пошли. Тебя еще в порядок привести нужно. И нас ждут, смотри.
-Басурман! Черт языкастый! Охмурил, значит, чужанин, наших глупеней?! -кричит мне один.
-Головы им заморочил?! Их значит, княже, туда пошлешь! А сам — в сторону и фьюить! -уже другая.
-Пустоплет городской! -донеслось с третьей стороны
-Да что случилось-то? В чем вы меня теперь обвиняете?
-Что-что? Детей наших глупых почто на свою войну тянешь. Сам иди на войну, а их не трожь!
-Это я ваших "детей" на войну посылаю?! Так! Да! -кричу: -Вы это их называете глупыми детьми?! Их?! -показываю я на стоящую рядом нашу команду: -Да эти парни умнее вас оказались. Они сами пошли на войну. Сами приняли решение и пошли. Поняли, что к чему, в отличие от некоторых. И побили всех оставшихся в селе катайцев, да, с моим участием, но! Ваши глупые "дети" сами добыли у катайца себе оружие. Поборов свой страх, они взялись за оружие и выиграли этот свой первый бой. Пускай малый бой. И он -самый важный бой! Тот самый, в который вы, отцы и деды, побоялись влезть, отправив своих детей прятаться за скирды. Здоровенный, рядом стоящий, мужик недовольно бурчит:
-Княже, мал ты еще нас поучать. Поучалка не выросла небось. Не поглядим, что княже, император с войском далеко. А мы — вот они!
Не обращаю внимания на этот выпад, хотя ответить ему ой как хотелось:
— А теперь мы идем отбивать у катайца, Евграф Степановича. Кстати, на минуточку, вроде как старосту вашего. Или, скажете, это тоже не ваше дело? Что, забыли о нем и поминай теперь, как звали? Или, скажете, это дело мое?!
Обращаю внимание всех собравшихся деревенских на грязного и худого Павла, скромно держащегося позади всех нас:
-Вот, кстати, посмотрите, что ждёт вас и детей ваших под катайцем, когда они всю власть тут возьмут.
Парни разошлись в стороны, пропуская вперед себя Павла. Раздался дружный мужской мат и женский стон в сочетании с перемежающимися охами-вздохами. Бабы, по-свойски сочувствуя, даже принялись жалеть Павла. Немного выдержав прямо театральную паузу, пришлось мне прервать бабские жалелки.
-Вы такой судьбы детям и внукам желаете? Рабами катайскими хотите стать? Как этот парень был рабом у командира бронехода? Этого хотите?!
-Неправда твоя, княже! Нам же гуторили...
Не прекращая говорить, обращаю внимание на связанных лежащих хунхузов:
-Кого вы слушали?! Их! Врага! А раз так, значит смирились? Со всем согласны?! Несправедливые долги готовы платить? За мелочь в работном доме работать?! Быть грязными, оборванными, голодными. Получать побои от хозяев!
Толпа сельских замолчала, словно пришибленная громкими словами:
-Павел ведь тоже жить хотел хорошо. И не думал становиться рабом. Быть дома, среди своих, с отцом-асессором, матерью, с братом и сестрой. Оставшихся там, в Старом Петерсборге. — толпа ахнула: — И где он сейчас, и где Старый Петерсборг, а? Мы сегодня Павла освободили от рабства. И он точно знает, каково под катайцем. Но вот вам придётся решить, хотите ли вы сами быть рабами. А вот ваши дети не хотят быть ими и сами приняли свое решение...
Увы, мой спич не достиг цели. Здоровенный мужик, с топориком за поясом, зычно вызвал из толпы ребят сына:
