Члены команды дирижабля, на время свободные от вахты, высыпали на корму с разрешения капитана "на посмотреть".
— Магическими зарядами их, верно, бомбанули, — смотря на эту раскинувшуюся картину под ногами, утверждает Емельян, канонир-наводчик орудия по правому борту.
— Неверно гришь, Емельян! Наверняка огневыми, по площадям! Ишь, как все повыжгло. Сколько народу...Ироды!
-Дык, Иваныч, крепость же тут стояла. Видно врагу хорошей сдачи дала. И катайцы в отместку...Иначе не понять.
— Бить их мало...
Слышим на улице звонкую, усиленную эхом, трель свистка и голос капитана:
— Готовность один. На горизонте небольшой неприятельский дирижабль с катайским флагом. Всем занять боевые места согласно предписанью и доложить капитану! Выбросить вымпел "Иду на вы". Паропушки по правому борту к бою!
-Эх, не дали, гады, передохнуть! Бежим по местам!
В тот первый в моей жизни воздушный бой наша команда вляпалась на пятый день ВейЛета и нашего полета к катайской границе.
-Правыя орудья! Огонь!
— Отведай, катаец, мою закуску! У меня и черту не бывает спуску! -закрывая затвор, кричит Емельян: — Н-на, получи!
Громыхнул выстрел и каземат окутало клубами пара, вылетевшего из казенника. Бой правда вышел несколько сумбурный. Обменявшись друг с другом с дальней дистанции несколькими выстрелами из паропушек, неприятель вскоре изменил курс и нырнул в густые облака. Капитан наш в ответ погнал дирижабль в погоню за неприятелем. И когда выплыли из густых облаков и осмотрелись, выяснилось, что катаец в очередной раз сменил курс и дал деру, увеличивая отрыв от нас. Преследовать дирижабль капитан не стал.
Постепенно со временем я начал понимать всю задумку капитана. Натаскивая меня всеми сторонами воздухоплавательной жизни и сталкивая со всеми аспектами жизни нашего дирижабля, Василий Палыч на полном серьезе решил вылепить из меня офицера флота, даже немного выделил среди судовой команды. Первым об этом боцман проговорился. Потом были шепотки среди матросов. Хоть я в это поначалу и не верил, но ведь правда, действительно, факт. Для всех сие не вызывало сомнений. Первейшим доказательством для них служило то, что каморку отдельную выделил, пусть и среди матросов. Вот и сегодня на мостике он в присутствии капитан-лейтенанта натаскивал меня как своего помощника.
-Василий Палыч, дык это...там внизу такое?! — на мостик капитана с обалделым лицом влетает палубный матрос Сеня.
-Дык обязательно надо это взглянуть! Никогда такого не видал!
Капитан с заместителем, отставив текущие дела, выбежали на открытую палубу, оставив рулевого на мостике. Я тоже побежал. Он же ничего не сказал, значит мне можно.
Здесь надо пояснить, что незнание устава воздухофлотской службы уже с пару раз приводило меня на камбуз. Наряды у капитана получал, а у кока их отрабатывал. То прошлогоднюю мятую картошку мыл и чистил вместе с прочими овощами, то работал бачковым, разнося еду по всему дирижаблю. Вахтовые обедали на местах. Прибежавший матрос вел нас на палубу на корме дирижабля. Капитан с заместителем, услышав сзади мои шаги, синхронно повернулись. Увидев меня, на это Василий Палыч ничего не сказал, а капитан-лейтенант только сплюнул:
-Опять побежал за тобой! Ну прям как кутенок за мамкой! Когда ж он уставу выучится.
Тем временем, матрос, подведя к релингам, показал рукой куда-то вниз. Офицеры отстали от меня и сами взглянули на землю.
-Ось! Гляньте, капитан!
Я взглянул тоже. Батюшки ж мои! Ахренеть не встать! Вот это да!
Внизу, по тракту, среди деревьев сливаясь с лесом, шла конная кавалерия с чем? С чем? Я даже не знаю, как это обозвать. Трое паровых цилиндроподобных роботов с длинными стволами орудий вместо рук и дымовой трубой за спиной. Мы, пролетая мимо них, их не заметили и теперь вражеские войска уже были позади нас. 'Роботы', натужно дымя паром, уже выстраивались в линию, наводя стволы своих рук для атаки. Сейчас стрелять начнут.
-Обратно на мостик! Бронеходчики!
Ббах-бах-ба-ба-бах! Это с земли послышались первые выстрелы. И первые болванки на излете попали в корпус дирижабля, оставляя в нем первые вмятины.
Бежим по лестницам:
-Василий Палыч, а что это было внизу?
-Паровые бронеходы. Новое мериканское изобретение. В справочнике читал. Есть там у них один сумасшедший. Видно катайцы его изобретение и купили.
Капитан влетел на мостик самым первым, первым делом принявшись за свисток. Тревога!
-Рулевой, право руля. Делай разворот на 180 градусов. Крутимся по кругу. Гады катайские прямо под нами.
Забежал боцман:
-Капитан, разрешите! Вам юнга на мостике нужен? У плутонговых сегодня некомплект. Что-то не то съели. Помощь нужна.
-Забирай, Ильгизар Матвеевич!
-Юнга, дуй скорей в третий каземат. На подмогу к пушкарям пойдешь.
-Плутонги по правому борту! Угол стрельбы отрицательный. Первый и третий казематы. Бронебойные товсь. Наводка на паровых бронеходчиков! Как подойдем, пуляем по приказу! И бейте их, чтоб ходули эти носа поднять не могли. Пятый и кормовой каземат. Мины огневые и шрапнельные для кавалерии товсь!
Ббах-бах-бабах-бах! Это с земли дали новый залп, оказавшийся более точным. Дирижабль тряхнуло куда сильнее. Новый залп и новые попадания. В местах попаданий заныли изогнутые переборки. Послышались крики. Похоже кого-то поранило попаданием.
Дирижабль развернулся и вскоре вышел на траекторию стрельбы. Капитан-лейтенант, произведя какие-то расчеты, сказал Василию Павловичу, мол, пора.
— Правыя плутонги, первый и третий! Пристрелочный сигнальными!
Прибегаю в третий:
-О-о, подмога пришла?! С мостика. Неужто капитан до наших бед сподобился! Подходи, парниша. Сегодня не Михалычу, а мне помогать будешь. Напарник вишь животом мается, со шканцев не сходит. Первый раз в бою?
-Первый!
-А ну-ка в прицел мне посмотри. Посмотрим, чему тебя там Михалыч натаскивал.
Становлюсь. Быстро навел, по инструкции, прямо как мой наставник учил. Пока главный пушкарь проверял, взял с укладки выстрел. Открыл затвор, вставил выстрел. Закрыл. Проверил наводку еще раз.
— Готово.
-Ну раз так. Пли!
Дергаю спуск. Камешек на дуле мигнул и пушка плавно чихнула выстрелом, окатив всех обоих присутствующих в каземате клубами шипящего пара из ствола. Едва рассеялся пар, как главный выглянул в щели смотровых окон. Усмехнулся чему-то:
-Ты смотри! Ну надо же!
-Чего?
-Точно первый раз в бою!
-Первый-первый, дядя!
-Нет, ну надо же. И не врет пословица. Попал ты. Да удачно, прямо в смотровую запулил. Рука у тебя лёгкая. Ну чего стоишь столбом. По-новой заряжай давай.
-Огонь! Пятый и кормовой, шрапнельными! Огонь! Бронебойные! Огневые! Огонь...огонь...огонь!
Медленно плывущий по небу дирижабль сбрасывал мины целых полчаса по приказу капитана до тех пор, пока он не дал команду отставить. Внизу все уже было кончено. Лес в местах попаданий горел. Стройные ряды кавалерии неприятеля рассеялись по густому лесу, оставив на тракте множество трупов лошадей и их наездников. Возле трупа одной лошади валялся флагоносец со сломанным древком в руках.
Поломанные и сожженные бронеходы догорали на своих огневых позициях, не успев уйти далеко. У некоторых покалеченных бронеходов были оторваны и стволы, и ноги, а рядом с открытыми люками виднелись, пытавшиеся сбежать, их пилоты, не успевшие убежать далеко от своей смерти.
Но и нашему дирижаблю досталось. Кроме двоих матросов, легко раненых в скоротечном бою и лежащих у лекаря в фельдшерской, на красивой обшивке нашего судна красовалось несколько видимых вмятин. И с пяток сквозных, с рваными краями, отверстий, сделанных удачными выстрелами бронеходов. С внутренними повреждениями кое-как управились механики. А по корпусу придется, наверное, капитану в порту Кайгорода на ремонт вставать.
А так, ничего, сегодня мы их уделали.
Во второй воздушный бой мы вступили еще через пару дней неспешного полета, завидев на горизонте, в прямом смысле сцепившиеся с друг другом, катайский и нихонский дирижабли. На мостике капитан с капитан-лейтенантом всматривались в подзорные трубы на развернувшуюся в воздухе трагедию боя.
— На абордаж их берут, чертей полосатых! Видишь, Семен Семенович!
— Нихонцы-то посольские, Василий Павлович! Орудий там раз-два и обчелся. Куда ж им воевать. Странно, что без охраны. Проскочить, верно, хотели. Эвона на свой посольский вымпел понадеялись. Ось, думаю, катайцы-то и полезли! Вдарим по гадам этим, а капитан?!
— Куда ж стрелять-то. Пока пристреляемся, по нихонцам, как есть, попадем с такой-то дистанции. А защита там, сам понимаешь! Узнают в верхах, за гибель посольских спасибо не скажут.
— Ну нельзя ж так оставлять, капитан. Что ж мы, гады какие, мимо пройдем?
Когда с посольского дирижабля подняли вымпел-сигнал о помощи, капитан раздумывал недолго:
— Вдарим им, Семен Семенович! Готовь абордаж!
И все завертелось. Капитан отдал приказ связать катайцев абордажем. Для чего всех, участвующих в абордаже, матросов в оружейке снабдили парострелами и нужным инструментарием. Меня как самого молодого от участия отстранили, но на всякий случай, держали 'под парами'. Перед началом достал свой трофейный парострел из сидора под койкой, осмотрел, погладил руками и сунул себе за пазуху.
Подходим ближе с кормы, аккуратно и плавно, стараясь не повредить при стыковке сильным ударом сцепленный с неприятельским, посольский дирижабль. Наш корабль, подходит вплотную и своим бортом сносит выставленные под углом стволы орудий врага по левому борту.
Команда неприятеля была увлечена абордажем и боем на мостках и в помещениях посольского корабля и приблизившийся к ним наш дирижабль просто упустила. Послышались скрежет гнущихся переборок, треск лопающегося от напряжения металла, усиленный металлическим воем, вырываемых из своих креплений, паропушек. Первыми, под прикрытием парострелов, в дело вступили матросы с веревками с привязанными небольшими якорями на концах. Раскрутив груз, они ловко закинули якоря на судно неприятеля и зацепили их за выступающие части. После, обернув веревки через блоки, начали натягивать их, притягивая чужое судно к своему.
-Братва, кошками скорей притягивай! Веревки тянем! Др-ружно! Поднажмем! Кидай мостки катайцу! На шкафут и шканцы!
Судно притянулось к соседнему, после чего матросы принялись вязать узлы. Тем временем другие рвались на абордаж.
-Вперед, братцы, ура! Ура-а! У-р-ра!
Хотя дирижабли относительно друг друга нехило так смещались вверх и вниз, тем не менее наши матросы с парострелами в руках, ловко пробежав по узким мосткам, скрылись во внутренних палубах катайского дирижабля. Вскоре оттуда послышались стрельба парострелов, крики и звуки борьбы. Ильгизар Матвеич вскоре отправил меня туда тоже:
-Юнга! Твоя очередь! Берем лекарский набор. Шуруй туда, поможешь! Наши не справляются! На той стороне матрос тебя уж ждет. Одна нога тут, другая там!
— И я не понял, — тут Матвеич увидал торчащее у меня оружие: — отколь у тебя парострел! А-аа, черт с тобой, нет времени. Выполнять!
Схватив запасную лекарскую сумку, подбежал к мосткам. Ч-черт, какие они здесь узкие. Страшно! Как же матросы по ним ходят, не свалиться бы вниз самому. Лучше вниз не смотреть. Свалишься, костей не соберут. Вниз не смотрим. Не смотрим.
Матрос, стоявший с парострелом на другой стороне, призывно махал мне рукой, мол быстрее давай. Качаюсь на мостках из-за набегающих воздушных потоков и балансируя, медленно перебегаю на другую сторону, стараясь вниз не смотреть. И в очередной раз сказал "спасибо" неизвестному мне придумщику, что прилипающие к металлу ботинки придумал. Не сильно липнут, но держат.
-Напужался?! -смеется щербатый матрос: — Ось в первый раз завсегда так. Пошли. Только поперед меня не суйся.
Идем внутри палубы катайского дирижабля. Сопровождающий меня матрос с парострелом впереди, я же позади. Смотрю по сторонам. Ничего особенного, внутри почти как у нас. Только надписи на стенах восточные. Ничего похожего с нихон. Спускаясь по лестнице на нижнюю палубу, встретился первый труп катайца. Вдалеке слышны звуки стрельбы парострелов, какой-то лязг и стоны раненых.
Выходя на нижнюю палубу, натыкаюсь на сопровождающего. Тот уже стреляет по кому-то, одновременно отпихивая меня. От стрельбы воздух в коридоре заполоняют клубы теплого пара. И через пару секунд, получив ранение, со стоном падает сам, сраженный выстрелом из вражеского парострела. Прячусь за угол, одновременно вытаскиваю из-за пазухи свой парострел. Перевожу рычаг стрельбы на 'бой'. Слышу шаги медленно крадущегося человека. Похоже он там один. Кладу сумку на пол. Замираю. Страх. Неизвестность. Слышу, как гулко стучит мое сердце. И все же решаюсь выстрелить по идущему врагу, предварительно упав на пол.
Броском падаю в проход. Стреляю. Парострел резко дернулся, выпуская клуб пара. Не ожидавший такой подлянки, низкий стройный офицер-катаец в флотской форме не успел выстрелить и упал убитый навзничь с парострелом в руке. На темно-синей форме в районе груди офицера появились темные кровяные разводы. Его вторая кисть нервно разжалась, выпуская из рук ножны с странным и красивым мечом с каким-то шнурком на конце. За ним в неестественной позе лежал матрос с парострелом в руках, убитый видимо щербатым.
Первый раз в жизни руки так предательски тряслись. Вздохнул. Мысленно обозвав себя тряпкой и наградив всеми мысленными эпитетами, вскоре начал успокаиваться. На коленях подползаю к щербатому. Умер бедняга. Меня оттолкнул, а сам погиб. Глаза зло смотрят в потолок. Посмотрев на него, чтобы навсегда запомнить, закрываю ему глаза.
После чего, закинув на плечо лекарскую сумку, с парострелом в руке иду дальше, проходя мимо убитых, на крики и звуки голосов наших ребят. Выйдя на ют, вижу следы только что отгремевшего жестокого боя. Наши матросы, катайцы, нихонцы, раненые, убитые и обожженные лежали в разных положениях повсюду.
— Юнга, шуруй сюда! — зовет знакомый матрос уже с нихонского дирижабля, пытающийся помочь какому-то нихонцу. Тот самый матрос, что на бейдевинд отправлял. Перебегаю с опаской по мосткам. Оглядываюсь вокруг. Такая же картина. Хватало раненых и убитых с зажатыми в руках парострелами и мечами. М-да, а абордаж-то — жестокая штука.
-Поглядь, эвона их тут. Помочь бы надоть. Лопочут чегой на своем. Нашенского не понимают. Ну не знаю, что ты гришь? Не по-ни-ма-ю! — обращается он к говорящему, сидящему на полу, раненому нихонцу.
Разбираю слова, их лекарь убит при абордаже катайцев в бою, мужчина просит отправить помощь туда, показывая вглубь жилой гондолы.
— Ии-ё! (хорошо) — отвечаю — Савелий, он просит его бросить и помощь туда направить — показываю — Побудь тут, а я туда пошел.
-Эй, юнга, погодь! Так ты что, по иноземному лопочешь?! — слышу вдогонку, но отвечать не стал.
В коридорах посольского дирижабля наши с лекарем уже перевязали своих и принялись осматривать раненых нихонцев. Нашлась работенка и мне. Арсенал лекаря был небольшим — зеленка, йод и марлевые бинты в большом количестве. Хирургические операции велись только на борту. Для офицеров и самых сложных раненых в лекарском наборе первой необходимости лежали камни-энергеты, кои доктор, по приказу капитана, уже пользовал для спасения жизней посольских иноземцев. Однако, после первых перевязок, офицеры и матросы, оперативно смекнув по начавшемуся разговору, что новый юнга вполне сносно глаголит на нихонском, быстренько отстранили его от перевязок, назначив его нештатным толмачом. Пришлось помогать, бегая с лекарем от одного раненого к другому, наводя, так сказать, мосты между нашими странами, путем перевода их жалоб и просьб. После того, как первое напряжение с ранеными начало спадать, лекарь с матросом устроили обход по всем палубам нихонского дирижабля. Обошли всю нижнюю жилую палубу, среднюю и по лестнице попадаем на палубу с весьма роскошной отделкой. Отделка строгим темным деревом с золотыми резными накладками, бархат стен с рисунками в восточном стиле, большие расписные вазы, красивые деревья, циновки на полах. Как обычно обойдя все комнаты, вхожу последнюю, где вижу разбитое окно с веревкой, убитого катайца, валяющийся меч с кровью, девушку, лежащую на полу с раной в боку, плачущую возле нее на коленях женщину в атласном кимоно. Краем глаза замечаю знакомые смешные ушки на голове...Аю...Аюми?! Н-нет! Нет! Нет!
