Но меня там не было, и, возможно, никогда больше не будет.
Склоки и ворчание уже совсем стихли, когда темнота леса сгустилась над нами, но затяжное чувство беспокойства тяжестью висело над группой. Отчасти, я думала, из-за опасений и страха погони, но в гораздо большей степени, от внутренних разногласий. Драка не прекратилась, а лишь отложилась до более подходящего момента. Чувство разгорающегося конфликта остро ощущалось в воздухе.
Конфликт сосредоточился исключительно на моей персоне. Не в состоянии четко видеть во время спора, я не могла с уверенностью сказать, кто какую позицию занимает. Но разделение было налицо: одна группа, возглавляемая Ходжепайлом, предпочитала оставить меня в живых, по крайней мере, пока я не приведу их к виски. Вторая группа ратовала за то, чтобы урезать потери и перерезать мне горло. По мнению меньшинства, озвученному джентльменом с африканским акцентом, следовало отпустить меня не все четыре стороны, чем раньше, тем лучше.
Разумеется, мне стоило обработать этого джентльмена и попытаться обратить его верования себе на пользу. Как? Я уже начала, прокляв Ходжепайла — и все еще была изумлена своим поступком. Не думаю, что стоит начинать проклинать всех массово — это может разрушить эффект.
Я заерзала в седле, которое начало сильно натирать. Не впервые мужчины испытывают ужас при виде меня из-за собственных страхов и того, как они меня воспринимают. Страх из-за предрассудков может быть хорошим оружием — однако, очень опасным. Если бы я действительно напугала их, они убили бы меня в ту же секунду, не раздумывая.
Мы пересекли перевал. Редкие деревья росли здесь между скалами, и когда мы выехали на дальнюю сторону горы, небо открылось передо мной, обширное и сияющее мириадами сверкающих звезд.
Я, видимо, охнула от этого вида, так как молодой человек, ведший мою лошадь, остановился, подняв к небу собственную голову.
— Ох, — тихо произнес он. Он загляделся на мгновение, но был возвращен на землю другой лошадью, протолкнувшейся мимо нас, ее наездник повернулся, одарив меня тяжелым взглядом. — У вас такие же звезды — там, откуда вы родом? — спросил мой сопровождающий.
— Нет, — ответила я, все еще находясь под впечатлением от небесного великолепия. — Не такие яркие.
— Да, они не были такими, — сказал он, качая головой и натягивая поводья. Это было странное замечание, но я ничего не смогла из него вынести. Я могла продолжить разговор с ним — Господи, мне нужны были любые союзники, — но тут раздался крик издали, очевидно, мы останавливались на ночлег.
Меня развязали и стащили с лошади. Ходжепайл прорвался сквозь толпу и схватил меня за плечо.
— Попытаешься сбежать, женщина, и горько пожалеешь об этом, — он злобно сжал меня, вонзив пальцы в мою кожу. — Ты нужна мне живой — не обязательно целой.
Все еще держа меня за плечо, он вытащил нож и прижал лезвие к моим губам, кольнув острым концом у основания носа, затем приблизился ко мне настолько близко, что я могла чувствовать влажное тепло его отвратительного дыхания на своем лице.
— Единственная вещь, которую я тебе не отрежу — это твой язык, — прошептал он. Лезвие ножа медленно двинулось от моего носа вниз по подбородку, по линии шеи, закруглившись на изгибе груди. — Ты хорошо уяснила, да?
Он дождался моего кивка, затем отпустил меня и исчез в темноте.
Если он хотел пощекотать мне нервы, ему это отлично удалось. Я вспотела, несмотря на прохладу, и все еще дрожала, когда высокая фигура смутно прорезалась в тени рядом со мной, взяла одну из моих рук, и кое-что зажала в ней.
— Меня зовут Тебби, — прошептал он. — Вы запомните имя — Тебби. Помните, что я был добр к вам. Скажите вашим духам, чтобы они не вредили Тебби, потому что он был добр к вам.
Я вновь кивнула, пораженная, и снова осталась в одиночестве, на этот раз с куском хлеба, зажатым в руке. Я поспешно съела его, заметив, что, будучи очень черствым, изначально это был добротный темный ржаной хлеб, вроде того, что пекут немецкие женщины в Салеме. Бандиты ограбили какой-то из домов поблизости, или просто купили его?
Лошадиное седло было брошено на землю подле меня, с передней луки свисала фляга с водой, и я опустилась на колени, чтобы напиться из нее. Хлеб и вода — со вкусом парусины и дерева — были вкуснее всего того, что мне приходилось когда-либо есть. Я замечала и прежде, что когда стоишь перед лицом смерти, заметно улучшается аппетит. И все же, я надеялась на что-то более изысканное в качестве последней трапезы.
Ходжепайл вернулся несколько минут спустя, с веревкой. Он не утруждал себя дополнительными угрозами, очевидно чувствуя, что достаточно ясно выразился. Он просто связал мне руки и ноги и толкнул на землю. Со мной никто не говорил, но кто-то, в порыве любезности, набросил на меня одеяло.
Лагерь очень скоро затих. Костер не разводили и ужин не готовили; мужчины, по-видимому, подкрепились схожим со мной образом, затем разбрелись по лесу в поисках места для ночлега, оставив лошадей на привязи неподалеку.
Я подождала, пока все стихнут, затем зажала одеяло в зубах, и, извиваясь как червяк, осторожно уползла с места, где меня бросили, прокладывая себе дорогу к соседнему дереву, в дюжине ярдов от меня.
Я не собиралась этим действием совершить побег; но если кто-то из бандитов решит напасть на меня, воспользовавшись преимуществом темноты, то я не хотела бы лежать там как жертвенный ягненок. Если повезет, если кто-нибудь прокрадется тайком к моему месту, у меня будет достаточно времени, чтобы закричать, позвать на помощь.
У меня не было и тени сомнения, что Джейми придет. Моя задача была — выжить до тех пор, когда это произойдет.
Запыхавшаяся, вспотевшая, покрытая опавшими листьями, в чулках, превратившихся в отрепья, я свернулась калачиком под большим грабом, зарывшись под одеяло. Скрытая таким образом, я попыталась зубами ослабить узлы веревки вокруг своих кистей. Ходжепайл, однако, связал их с военной тщательностью. Не обладая способностью суслика перегрызать веревки, уйти я не могла.
Военная тщательность. Именно эта мысль внезапно восстановила в памяти, кто он такой, и где я его прежде видела. Арвин Ходжепайл! Он был клерком на королевском складе в Кросс-Крике. Я коротко встречалась с ним, три года назад, когда мы с Джейми привезли мертвую девушку к сержанту гарнизона, расположившегося там.
Сержант Марчисон был мертв, и я думала, что Ходжепайл также погиб при пожаре, который уничтожил склад и его содержимое. Ах, так значит, дезертир. Либо у него было достаточно времени сбежать, прежде чем огонь разгорелся и охватил склад, либо его там в этот момент вообще не было. В любом случае, он был достаточно умен, чтобы оценить шанс исчезнуть из поля зрения армии Его Величества, где посчитают его предположительно погибшим.
Чем он занимался дальше, было довольно ясно. Бродил по сельской местности, промышляя грабежом и убийствами, и собирая себе подобных единомышленников по дороге.
Правда, теперь они не казались такими уж единомышленниками. Хотя Ходжепайл и являлся самопровозглашенным лидером банды, однако было очевидно, что он недолго продержится в этом качестве. Он не умел командовать, не знал, как управлять людьми, кроме как при помощи угроз. Я повидала достаточно военных командиров в свое время, плохих и хороших, и могла оценить разницу.
Даже сейчас где-то в отдалении я могла слышать голос Ходжепайла, спорящего с кем-то на повышенных тонах. Я видела таких раньше, злобных, способных временно запугать тех, кто находился рядом, вспышками неуправляемого насилия. Таких редко хватало надолго, и я сомневалась, что Ходжепайла ждет иная участь.
Все равно он не протянет дольше того момента, когда Джейми нас найдет. Эта мысль успокоила меня, словно глоток хорошего виски. Джейми сейчас уже наверняка ищет меня.
Я свернулась под одеялом, немного дрожа. Джейми понадобится свет, искать следы в темноте — факелы. Таким образом, он станет видимым — и уязвимым, — если появится в поле зрения лагеря. Лагерь нельзя заметить — не было костра, лошади и люди разбросаны по лесу. Я знала, что они поставили часовых, могла слышать их редкие движения туда-сюда, и приглушенные разговоры.
"Однако Джейми не был дураком", — сказала я себе, пытаясь выбросить из головы картинки засады и побоища. Он узнает, по свежим лошадиным экскрементам, что приближается, и уж точно не будет с зажженными факелами напрямик наступать на лагерь. Если он уже выследил банду, тогда...
Звук тихих шагов заставил меня замереть. Они шли от моего предыдущего места, и я схоронилась под одеялом, как полевая мышь при виде ласки.
Шаги медленно шелестели туда-сюда, словно кто-то наощупь шуровал в листьях и хвойных иголках и искал меня. Я затаила дыхание, хотя никто и так не мог его слышать в шуме ветра, качающего кроны деревьев.
Я напрягла глаза в темноте, но ничего не могла различить, кроме смутного неясного пятна, двигающегося между ветвями, в дюжине ярдов от меня. Внезапная мысль ударила меня — может быть это Джейми? Если он совсем близко подошел к лагерю, он мог пробраться сюда пешком, разыскивая меня.
При этой мысли я глубоко вздохнула, напрягая связанные веревкой мышцы. Мне очень хотелось окликнуть его, но я не осмелилась. Если это был Джейми, то позвать его — означало раскрыть его присутствие бандитам. Если я могла слышать часовых, они тем более могли услышать меня.
А если это не Джейми, а кто-то из бандитов, пришедших прикончить меня по-тихому...
Я медленно выдохнула, каждая мышца моего тела напряглась и дрожала. Было довольно прохладно, но с меня ручьями стекал пот. Я чувствовала, как пахнет мое собственное тело, вонь страха, смешанного с холодными запахами земли и растительности.
Пятно испарилось, шаги затихли, а мое сердце гремело как оркестровые литавры. Слезы, которые я сдерживала на протяжении многих часов, потекли из глаз, горячие на моем лице, и я заплакала, беззвучно дрожа.
Ночь полностью охватила меня, темнота была наполнена угрозой. А над головой, в небе, ярко и бдительно мерцали россыпи звезд, и в какой-то момент я заснула.
Глава 28. БИЧ СУДЬБЫ.
Я ПРОСНУЛАСЬ ПЕРЕД САМЫМ РАССВЕТОМ, в грязи, потная с пульсирующей головной болью. Мужчины уже находились в движении, ворча по поводу отсутствия кофе или завтрака.
Ходжепайл остановился рядом со мной, глядя сверху вниз прищуренными глазами. Он посмотрел на дерево, под которым он оставил меня прошлой ночью и на разрытую среди гниющих листьев дорожку, которая появилась, когда я, словно червь, ползла к своему нынешнему месту. У него были очень тонкие губы, но он сжал нижнюю челюсть, выражая неудовольствие.
Он вытащил нож из-за пояса, и я почувствовала, как кровь отлила от моего лица. Однако он просто встал на колени и разрезал мои путы, вовсе не собираясь отрезать мне палец, чтобы продемонстрировать свои эмоции.
— Мы выезжаем через пять минут, — сказал он и отошел от меня. Я слегка дрожала, меня подташнивало от страха настолько сильно, что я едва могла стоять. Мне удалось подняться на ноги, и я зашаталась к небольшому ручью неподалеку.
Воздух был влажным, и я мерзла в своей пропитанной потом сорочке, но холодная вода, которую я плеснула на руки и лицо, казалось, помогла немного, успокаивая пульсацию в правом глазу. У меня было время только на поспешный туалет, я успела снять лохмотья чулок и провела мокрыми пальцами по волосам, прежде чем Ходжепайл вновь появился, чтобы снова увести меня.
На этот раз, слава Богу, меня посадили на лошадь, а не привязали. Мне не разрешили держать узду — на подъеме поводья взял один из бандитов.
Это был мой первый шанс рассмотреть своих похитителей — они выходили из леса, более или менее приводя себя в порядок, кашляя, плюясь, и отливая на деревья, абсолютно не обращая внимания на мое присутствие. Кроме Ходжепайла я насчитала двенадцать мужчин — чертова дюжина злодеев.
Было легко определить человека, которого звали Тебби; мало того, что великан — еще и мулат. Был там и другой полукровка — помесь негра с индейцем, подумала я, но он был приземистым коротышкой. Тебби, не взглянул в мою сторону, сердито опустив голову, он занимался своими делами.
Это стало разочарованием, не знаю, что произошло среди мужчин ночью, но, очевидно, Тебби больше не настаивал на моем освобождении. Платок с пятнами засохшей крови, повязанный на его запястье, наверняка имел к этому некоторое отношение.
Молодого человека, который вел мою лошадь прошлой ночью, также легко было опознать по длинным, лохматым волосам, но он не подходил ко мне и также избегал смотреть на меня. К моему удивлению, он был индейцем, но не чероки, возможно, тускарора? Я не ожидала этого, учитывая его речь и вьющиеся волосы. Очевидно, он тоже был полукровка.
Остальные члены банды были более или менее белыми, но, тем не менее, разномастными. Трое из них были мальчишками, у которых едва начала пробиваться борода — потрепанные и долговязые подростки. Они смотрели на меня с отвисшей челюстью, вытаращив глаза, и тыкая друг друга локтями. Я уставилась на одного из них, пока он не встретился с моим взглядом; он залился ярко-алым румянцем до самых жиденьких усов, и отвернулся.
К счастью, рубашка, в которую я была одета, была с рукавами — она закрывала меня достаточно прилично, от завязанной горловины до подола, достающего до середины икры, но нельзя было отрицать, что я чувствовала себя неловко выставленной напоказ. Рубашка была влажной и мягко облегала изгибы моей груди — ощущение, от которого было очень неловко. Я пожалела, что не удержала одеяло.
Мужчины медленно кружили вокруг меня, нагружая лошадей, и у меня было отчетливое и неприятное чувство, что я нахожусь в центре этой массы, словно яблочко в центре мишени. Я могла лишь надеяться, что достаточно сильно напоминаю старую каргу — распущенные, как мох ведьмы, волосы спутались в диком беспорядке вокруг моих плеч, и мой неряшливый вид был, скорее, отталкивающим, а не привлекательным, и я определенно ощущала себя смятым, старым бумажным пакетом.
Я сидела, вытянувшись в струнку в седле, недружелюбно сверкая глазами в сторону каждого, кто глядел в мою сторону. Один мужчина нерешительно рассматривал мою голую ногу, ненавязчиво прикидывая себе что-то в уме, и тут же заметно отпрянул, когда встретил мой взгляд.
Что подарило мне сиюминутное чувство мрачного удовлетворения, почти сразу сменившееся шоком. Лошади начали двигаться, и когда моя послушно последовала за мужчиной передо мной, в поле зрения попали еще два человека, стоявших под большим дубом. Я знала их обоих.
Харли Бобл завязывал веревки на вьючном седле, нахмурившись, когда он сказал что-то другому, более крупному человеку. Харли Бобл был бывшим охотником за ворами, а теперь, очевидно, сам стал вором. Совершенно отвратительный человечишка, он вряд ли будет благосклонен ко мне из-за происшествия, имевшего место на Сборе некоторое время назад.
Я совсем не была рада видеть его здесь, хотя отнюдь не удивилась, найдя его в такой компании. Но именно при виде его спутника мой пустой желудок начал сокращаться, а кожа дернулась, как у лошади, облепленной мухами.
