Белые искры снега

— Что?

— Цель в жизни. Желание что-то делать. Желание добиваться. Желание идти вперед. Вот чем ты отличаешься от своих сестер и братьев, девочка моя. Ты одна из них, кто может решать, достигать и получать. Решать, что и как делать ради цели, достигать намеченное и получать отличный результат.

Я не слышала, чтобы дядя Тим так кого-то раньше хвалил. Только свою жену перед журналистами, чтобы показать, какая у них классная и гармоничная семья.

— Думаешь, я тебя хвалю? — не стали загадкой мои мысли для Тимофея. — Нет, я констатирую факты. Они совершенно бесполезны — и я говорю не только о бизнесе. Но если говорить о нем — не хочешь ли работать со мной?

— Еще раз? Работать с тобой? — вот же славный вечер открытий.

— Да, со мной. Именно со мной, а не с твоим отцом.

В это время в кабинет вошла официантка с подносом, на котором стояли наши напитки, в том числе и бутылка вина, а также закуску — что-о вроде подарка от ресторана. Она, извинившись, с легкой улыбкой осторожно, но очень ловко расставила все перед нами, а чуть позже вернулась и с горячими блюдами, действуя почти не слышно, стараясь не отвлечь от разговора. Льда в ее глазах я больше не видела, а позже вообще стала считать, что мне показалось.

— Как тебе мое предложение? Ты умная девочка быстро поймешь, что и как делать. И быстро сможешь занять неплохую должность в моей компании. Для начала будешь постоянно находиться рядом со мной — начнешь сопровождать меня в поездках, присутствовать на собраниях, во время рабочих моментов и так далее. Это все обсудим позже. Одновременно будешь изучать юриспруденцию, экономику и маркетинг.

Я в глубоком изумлении посмотрела на дядю Тима, напрочь забыв о своем супе. Мне по голове словно ударили огромной поварёшкой — так я была удивлена.

— Это серьезно?

— Ты же знаешь, что я редко шучу, — он сделал глоток красного вина.

— Для меня это неожиданность, — призналась я. — И я не совсем понимаю ситуации. Ты случайно увидел меня на улице, и к тебе в голову пришла такая идея?

— Она пришла мне в голову некоторое время назад, когда Яна рассказывала о тебе на семейном празднике, на котором я был вынужден присутствовать, потому что это был День рождения отца.

Я кивнула. Этот день из года в год праздновался в семье, хотя самого дедушки уже много лет не было в живых — почти уже двадцать. Зато собиралась, как правило, вся семья. И все делали вид, что друг друга любят и уважают.

— И что же обо мне рассказывала Яна? — осторожно спросила я.

— Ничего особенного. Что встретила тебя в каком-то местном клубе. С совершенно невнятными людьми. Думаю, она имела в виду твоих друзей, к которым ты так рвешься сегодня. Увы, долго о тебе не слушали — Рита не любит упоминаний о тебе.

Рита — мать Яны. Упоминаний о ней я тоже не люблю. Как только я вспомнила об этой женщине, мое настроение тут же заметно испортилось. Да и неожиданно предложение дяди, как и встреча с ним, оптимизма не добавили. Я сколько времени бежала от того, что дядя Тим мне предлагает, сколько времени бежала прочь от этих людей, так хотела все и всех забыть и жить хоть и одиноко, но так, как я хочу, что слова Тимофея меня не только пугали, но и отталкивали.

— Вернемся к разговору. Мне нужен помощник. Кто-то из тех, у кого со мной общая кровь. Но, увы, в бизнесе им делать нечего. Богатенькие детки, которые не знают, что такое работа, мне не нужны.

Я молчала. И это молчание затягивалось, но не потому что я взвешивала все "за" и "против" — в своем ответе я была уверена, а потому что не знала, как отделаться от дяди Тима, привыкшего все за всех решать.

— Как тебе мое предложение? — поинтересовался родственник, спокойно разрезая ножом кусок симпатичного с виду запеченного мяса с соусом и зеленью.

— Я не готова принять его, — произнеся это, я старалась сделать так, чтобы мой голос был предельно тверд. То, что предлагал Тимофей, было привлекательным, очень привлекательным и перспективным. Но... но было тысяча "но". Хотя главным из них было одно — я не хочу. Я не желаю. Мне это не нужно.

— Ты уверена? Твои финансовые возможности сейчас не самые лучшие.

Надеюсь, он не знает про Матильду и ее помощь мне. Его брат, приходящийся мне отцом, не должен узнать про подругу моей мамы, которую, мне кажется, он ненавидел. В отличие от дяди Тима, спокойного, как робот и лишь иногда выходящего из себя, мой папочка весьма бывает эмоционален. Однажды, когда я пыталась спросить у него что-то про маму, он совершено неожиданно из спокойного и сосредоточенного человека превратился в дракона, и хотя эта вспышка ярости длилась недолго — моя няня быстро прибежала на крик и увела меня, но испугалась я сильно и плакала весь день, не понимая, почему отец так со мной поступает.

Впрочем, неважно.

— Я уверена, — тихо, но твердо сказала я.

— Ты из тех, кто не отступает от принятого решения? — дядя ухмыльнулся. Вот же блин. Он теперь что, решит меня сломать?

— Ну не то, чтобы я такая принципиальная, но да.

— Не принципиальная? А что же тогда тобой движет?

— Честность, — чуть подумав, сказала я.

— Честность? — удивился он.

— Ну да. Что-то вроде честности по отношению к себе. Я честно хочу делать то, что по-настоящему хочу, — попыталась объяснить я. — Ты хочешь рисовать картины? — спросила я вдруг.

— Картины? — дядя Тим явно удивился такому вопросу, но виду, как обычно, не подал. — Нет, рисовать — это не для меня.

— А если бы тебе сказали, что ты должен рисовать картины, а не заниматься бизнесом, ты бы согласился?

— Смотря какие условия были бы мне предоставлены, — дядя понял, что я имею в виду. — Но, думаю, художник из меня получился бы плохой. А даже если бы и хороший, что это за занятие для мужчины — рисовать картины?

— Думаешь, это женское занятие?

— Не знаю. Может быть.

— Что это за занятие для женщины — заниматься бизнесом? — точно таким же тоном постаралась сказать и я. — Это не женское дело.

— Все выдающиеся художники — это мужчины, — тут же сообщил дядя Тим, который, по-моему, развлекался по полной программе. — Так что и среди женщин есть много отличных бизнесменов. Бизнес-леди, — поправил он сам себя и привёл в пример несколько громких женских имен, часто встречающихся на страницах журнала "Форбс".

— Все равно я не хочу. И не могу.

И не буду, добавила я про себя. Нашел себе бизнес-леди.

Тимофей неопределенно покачал головой — я не поняла этот жест. Разозленным он не выглядел, хотя, бывало, приходил в тихую, почти незаметную ярость, когда у него что-либо не получалось. Я бы сказала, что его серые, как асфальт, глаза за стеклами очков оставались спокойными, и было в них что-то довольное. Как у ученого, который только что экспериментом подтвердил свою гипотезу.

— Что ж, мне понятен твой ответ. — Просто сказал он. — Давай примемся за еду. Через пятнадцать минут подъедет Меркурий.

— Какой еще Меркурий? — не веря, что меня больше не прессуют и не заставляют делать то, что я не хочу, спросила я, а потом с тоской подумала, что это только начало.

— Мой водитель, — пояснил дядя. А я подумала — ну и имя у парня. Почти как у Меркурио из "Ромео и Джульетты". — Он увезет тебя туда, куда ты ему прикажешь.

Если честно, ужинать мне больше не хотелось, но я заставляла себя есть, чтобы не показать, как я нервничаю. Ну почему эти люди не могут оставить меня в покое? Почему они вечно приносят мен неприятности?

— Может быть, вина? — спросил Тимофей, видя, что я допила свой кофе. — Рекомендую — "Chateau Beychevelle" 1996 года.

Я согласилась — черная элегантная бутылка с белой этикеткой казалась мне очень заманчивой — скорее всего, это что-то дорогое и удачного урожая. Почему бы и не попробовать немного?

Плохое вино этот человек пить не будет — как-то, когда я училась в старшей школе, я услышала от этого человека интересную фразу: "Плохое вино и хорошая вода часто стоят одинаково. Но я лучше выпью хорошую воду, чем куплю плохое вино".

Дядя аккуратно налил мне в бокал бордовый ароматный напиток, и я, погрев бокал в руке, втянула носом чуть терпкий сладкий аромат и сделала маленький глоток, пытаясь распробовать его. В вине я разбиралась не слишком хорошо, да и особыми обонятельными и вкусовыми качествами не была наделена, а потому весь букет вина и отдельные его нотки уловить не смогла, но все же насладилась вкусом. Чудесный напиток. Совсем не похож на то, что продают в местных магазинах. А может быть, дядя прав, говоря о плохом вине?

— Кстати, — вдруг взял дядя Тим с дивана лежащий рядом дипломат и поставил его на колени перед собой. — Встречу с тобой я уже планировал некоторое время и даже приобрел тебе подарок. Это удивительно, что мы встретились именно сегодня. Вообще-то я хотел заявиться с визитом к тебе домой, — доверительно сообщил мне Тимофей. Я чуть не подавилась вином, но смолчала. Представляю, что бы было, если бы дядюшка заявился ко мне домой, когда у меня в гостях, например, находилась Алена.

— Не хочешь узнать, что именно я хочу подарить тебе? — почти весело спросил родственник, доставая из дипломата бархатную синюю коробочку.

— Понятия не имею, — настороженно следила я за его действиями. Дядя Тим дарит подарок?! Мне? Что с ним? Во всем виновато действие вина?

— А на что тебе фантазия? Ты же журналист. А журналистика — творческая профессия. Подумай, что там может быть. Протяни руку, — велел он мне без перехода.

— Зачем? — всегда отличалась я некоторой подозрительностью.

— Твои вопросы начинают надоедать, дорогая племянница. Протяни руку, — приказали мне вновь мягким голосом.

Я сделала еще один большой глоток вина, вновь подивившись, какое же оно приятное, и с большой неохотой подчинилась и протянула руку вперед, ладонью вверх, не понимая, что этот человек опять задумал. Надеюсь, более мы не встретимся, или он будет меня преследовать со своим предложением работать вместе с ним?

— Как думаешь, что это? — спросил Тимофей.

— Украшение?

— Именно.

Миг — и на моей левой руке оказался браслет. Моя кожа даже не почувствовала прикосновений пальцев Тимофея. Я резко поднесла запястье к своему лицу, разглядывая неожиданно свалившийся на меня подарок. Нечего необычного — тонкий браслет из платины или белого золота, без камней или вставок, похожий на стальную полосу шириной около сантиметра, с лаконичным геометрическим узором по краям. Пальцем правой руки я осторожно провела по холодному металлу, украшающему теперь мою руку. Странно, но дядя Тим угадал с моим вкусом — я люблю простые вещи без особых излишеств, украшений и прибамбасов. Четкие линии, аккуратный дизайн, гармоничность и простота — вот что я ценю.

— Ну как тебе, Настя? — дядя, не отрываясь, смотрел на мою руку, словно видел браслет в первый раз.

— Нравится, — правдиво сказала я, глядя на запястье. Честно говоря, мне безумно понравилось, но попыталась тут же снять украшение. Голова вдруг слабо закружилась, но я списала это на эффект от вина. Я сделала всего лишь несколько глотков, но все равно, алкоголь есть алкоголь. — Спасибо, конечно, но я не возьму.

— Тебе же нравится, — удивился родственник, глядя, как я пытаюсь стянуть с руки браслет — это получалось крайне плохо. Застежек на нем не было, а сниматься через ладонь он никак не желал. И как его только этот умник мне его на руку натянул-то?

— Не снимай, — почему-то сдвинул брови к высокой переносице дядя. — Он твой.

— Да мне не нужен подарок от тебя! — я почему-то занервничала, чувствуя, как сильнее начинает кружиться голова. В глазах появилось напряжение, заставляющее их закрыться, но я силой воли не позволила векам сомкнуться.

— Почему же? — осведомился дядя Тим.

— Потому... — Договорить я не смогла. Слабость, завладевшая мной, стала такой сильной, что я начала заваливаться на бок.

Мне показалось, что я больше не сижу, а как будто бы парю.

— Настя! Настя, что с тобой? — говорил мне голос дяди сквозь какую-то непонятную пелену, застилавшую глаза. Я пыталась не потерять сознание и боролась до последнего, но все-таки не смогла бороться с чернотой, пришедшей на смену болезненной пелене, и упала лицом на диван.

Я не знаю, подхватил ли он меня или нет.

Мне снился удивительный сон, который легко можно было перепутать с явью. Я находилась все в том же ресторане, все в том же кабинете и все около того же человека, с которым пришла сюда. Я неподвижно лежала на диване, с ногами, касаясь щекой кожаного подлокотника, словно меня кто-то заботливо уложил на него, но чувствовала себя так, словно я лечу, не имея крыльев за спиной, а имея лишь одно желание. И лечу не вверх, а вниз, а когда мне кажется, что сейчас столкнусь с препятствием, делаю резкое пике, взмываю вверх и опять на всей скорости мучусь вниз.

Это было далеко не единственной странностью сна.

Я как будто бы оказалась в другом измерении с давящей тишиной, в которой время от времени слышались приглушенные удары колоколов, а в воздухе витал смешанный аромат вина, смолы и каких-то пряных трав. Эти же травы весело шептали мне на ухо, легонько касаясь моих щек и лба своими длинными тонкими зелеными листьями цвета неяркого, зализанного солнцем, малахита:

— Настя, Настя, хозяйка, Настя, хозяйка, Настя...

Цвета вокруг стали более яркими, насыщенными, а контуры предметов — более размытыми, как будто бы я смотрела на мир сквозь особую линзу, дающую сказочную яркость, но ставшую почему-то мутной. Или как будто бы я попала в измерение, живущее по законам эффекта какой-то графической программы.

Кожаный диван стал ярко-бордовым, стены — пылающе-красными, пол — затягивающе-черным. Замысловатые рамы картин сияли, как золото на полуденном солнце. Белая скатерть казалась горным снегом, от которого слепило глаза. Хрусталь сиял и переливался всеми цветами радуги.

— Настя, хозяйка, — все так же слышала я сквозь замедленные удары колоколов шепот высоких трав. — Настя...

К этим звукам присоединилось ясное цоканье копыт и детский радостный смех.

Я с трудом перевела взгляд вверх, откуда исходил звук, и увидела, что за окном, которое раньше казалось мне ненастоящим, шел снег, мягкими хлопьями ложась на старинную частично расчищенную улицу, по широкой мощеной дороге которой неспешно ехали кареты, запряженные лошадьми. Стук копыт смешивался со скрипом колес, глухим шумом города девятнадцатого столетия и звонким криком мальчишки-газетчика о свежих новостях.

Я лежала, падала и зачарованно смотрела на снег за окном то ли несколько секунд, то ли целую вечность. Мне казалось, что я — это снег, который падает вниз, на землю.

Невероятно чудной сон.

— Настя, Настя, Настя, — трижды, каждый раз чуть более повышая голос, позвал меня кто-то по имени, и я отвлеклась от созерцания своего чудной картины и странного чувства, что я — снег. С трудом повернув голову направо, откуда исходил звук, я увидела дядю Тима, стоявшего с опущенными руками позади дивана, около самой двери и смотрящего на меня спокойным, но странным сосредоточенным взглядом. Пиджака на нем не было — только лишь антрацитового цвета жилет.