То ли группа СпецНаз опоздала к шествию слонов, то ли, наоборот, прибыла задолго до его начала, но, по крайней мере, никакого оживления окрест не наблюдалось. Что, однако же, не помешало Никитушке превратиться в самого настоящего зеваку. Герой всех наших времён, рискуя вывихнуть нижнюю челюсть, зевал так, что гиппопотам бы позавидовал, беспечно глазел по сторонам, жевал Бог весть какой по счёту пирожок — благо, самобранка выдавала их мгновенно и без перебоев. Решил даже поиздеваться над кормилицей: то с киви и фейхоа спросит, то с рыбой фугу, то с начинкой из бедра колибри, то с кошерной свининой... Кончилось тем, что вывел из себя не чудо-скатерть, а походную жену. Гюльнара сама заказала очередной пирожок, а когда он с аппетитом откушал половину, едко поинтересовалась:
— Ну, и как?
Гурмана передёрнуло от ощущения подвоха.
— Что "как"? — уточнил он севшим голосом.
— Как на вкус ослятина?
Терпигорец на козлах заржал как ишак, Глузд деликатно хихикнул в манжетку, а Никиту чуть было не вывернуло на гриву коня. Благо ещё, Гюльнара вовремя успокоила:
— Да жуй, не бойся! Самая обычная говядина.
— Хм, спасибо, цветик, что-то ничего уже не хочется. И, видимо, надолго...
В отместку он взялся задевать лиц противоположного пола — то дремучей чухонке комплимент отвесит по-английски, то расфуфыренную даму, изогнувшись, хлопнет по турнюру, то монашкам подмигнёт с явным намёком на интим. И едва не вылетел из седла, когда перед глазами вдруг пробежала горящая строка: "Хватит дурью маяться, человек в отставке! Соберись! С братским приветом — Чур".
— Во как! — машинально воскликнул он.
Чем, естественно, привлёк внимание Адама.
— Чего там, Кузьмич?
И не сразу даже понял, что случилось.
— В каком смысле — "чего"?!
— Ну, ты чему-то удивился...
— Ах, это... Да ну, фигня!
Никита быстро огляделся, выбирая объект для "перевода стрелок".
— Вон, погляди, у барышни какое декольте. Прямо таки плац для строевого смотра...
— Ники, может, хватит уже? — осуждающе бросила Гюльнара.
— Что-то меня от ослятины не на шутку "пробило" по-женски... Ладно, всё, проехали! Остепеняюсь. Только и ты, пожалуйста, больше так не шути.
Впрочем, и ослятина, и женщины в данный момент интересовали есаула менее всего. Дивясь своего рода мысленному ICQ-общению, он далеко не в первый уже раз подумал: "Хорошо, блин, демоны устроились! Связь наладили такую, что в третьем тысячелетии от зависти удавишься. Интересно, в метро "пробивает", или, как у нас, — только на станциях, да и то через жо..?"
И совсем не к месту размечтался: "Прикол, гы-гы! Осторожно, двери закрываются! Следующая станция — площадь Александра Невского, переход вброд на Охтинские верфи".
Двери и диваны размалёваны граффити "Пруссаки, go home!", "Пётр I жив!", "Екатерина-матушка forever!". Ну, и, "Зенит" — чемпион!", разумеется...
Реклама, конечно: "Пиявицы — лучшее средство от герпеса, поноса и стресса!", "Ешь морковку, лук и хрен, будешь — как Софи Лорен!", "Берегите Природу — Мать вашу! Соблюдайте чистоту, мать вашу!", "Каша — пища наша! Картошку — чёрту в плошку!", "Всем посетителям Троицкого храма скидка! Грандиозная скидка!!! С новой колокольни"...
Видимо, Никитушка до того увлёкся, что начал источать вовне флюиды фантасмагорических своих иллюзий. По крайней мере, Гюльнара, внимательно оглядев его из окошка кареты, слишком уж многозначительно покачала головой. Примерно так смотрит хирург на безнадёжного пациента, прежде чем бодренько заверить: "Даже не сомневайтесь, голубчик! Конечно, будете ходить...". Правда, умалчивает о малозначительной детали: "...Во всяком случае, под себя — точно".
Буривой встряхнулся, разгоняя грёзы о екатерининском метро. Кстати, давно пора было бы. Чур, надо полагать, вызывал не зря. Явно с какого-то перепугу — на то он и демон-хранитель.
— Чего надобно, хранитель? — полетел в пси-пространство мысленный запрос.
Ответ не заставил себя ждать. Взор есаула затуманился, и перед глазами вновь побежала строка: "Обрати внимание, навстречу вам правят конногвардейцы. Отморозки, каких свет не видывал! Все трое, хоть и нижние чины, — из дворян. Пьяницы, хамы, забияки. Тот, что постарше с виду, третьего дня на самого Алексея Орлова замахнулся. Благо ещё, братцы Орловы зело подгулявши были, так хоть кости целыми унёс... Сегодня матушка-императрица, шеф лейб-гвардии Конного полка, смотр учиняет, так их командир, премьер-майор князь Голицын Пётр Яковлевич, от греха подальше отрядил этих башибузуков в патруль. И надо же было вам нарваться!"
По всему выходило, что пришельцы впрямь серьёзно нарвались. Беспокойство демона-хранителя передалось Никите в полной мере. Каждый год второго августа, в День ВДВ, он воочию видел, что такое пьяные задиры из гвардейцев, а по младости лет сам порой становился таковым... И чёрт его дёрнул высадиться на берег у Смольного! Напрочь позабыл о том, что меж Песками и собственно Питером квартирует элита лейб-гвардии — Конный полк, начинавшийся от драгунского лейб-эскадрона князя Меншикова. На задворках столицы воинскую часть эту расположила государыня Анна Иоанновна, создав силовую "прокладку" между своим дворцом и загородной резиденцией принцессы Елизаветы Петровны, которую активно продвигали на российский трон недруги императрицы и её фаворита Бирона, герцога Курляндского. Участия в войнах конногвардейцы почти не принимали, зато уж буйством, пьянством и склонностью к мятежам славились по делу.
— Всё так плохо? — спросил Никита демона.
"Нет, что ты, нет, совсем не плохо! "Плохо" — не то слово. Вообще пи$дец!"
— Спасибо, успокоил!
"Не за что. Обращайтесь, если припечёт".
— Может, господин Смотрящий... — предположил было он.
"Господин Смотрящий, хоть известен в определённых кругах под кличкой Япончик, всё-таки не камикадзе. Если воры в открытую заденут конногвардейцев, их ближайшей же ночью до стерни вырежут. Поднимется весь гарнизон, тут служилые заодно".
— И что делать?
"Помолись Илье-пророку. Чай, поможет бывшему коллеге-десантнику".
— Угу, тёплое местечко в Царствии небесном выхлопочет — должность инструктора по воздушно-десантной подготовке ангелов-хранителей...
За святотатственным трёпом Никита пытался осмыслить ситуацию. И лихорадочное шевеление извилин привело к определённому результату.
— Слышь, Чурбан, сдаётся мне, у здешних преторианцев свой демон имеется, какой-нибудь дух Лейб-Гвардейский. Ну, или, на худой конец, казарменные барабашки... Переговори, пускай сыщут подход хоть к одному из башибузуков. Они в сотне шагов, и, если, не дай Бог, перехлестнёмся, конец нашему предприятию.
В ожидании ответа Буривой в тему припомнил обещание Координатора: "Хочу, чтобы ты, дружище, знал и верил: случись Там чего, мы вас непременно вытащим. Даже произойди непоправимое, клянусь, и тогда извлечём! Пусть одни только тела"... Что и говорить, придаёт бодрости, заряжает оптимизмом!
Демон-хранитель на его предложение отреагировал с некоторой задержкой.
"А что, в этом есть резон... Попробуем".
— Ты, братец, дома щи пробовать будешь! — приглушённо рыкнул в пси-эфир Никита. — Действуй!
"Слушаю-с, ваше высокоблагородие! Конец связи".
— Хоть сообщи, к чему готовиться!
"Абонент недоступен", — был ему ответ.
А готовиться, ей-богу, приспело! До нежелательного рандеву оставалось несколько минут даже при том условии, что Никита, следуя впереди гужевого экипажа, всячески придерживал Шайтана ибн-Самума и тем замедлял ход всей экспедиции, а из гвардейцев лишь один высился в седле, двое же товарищей его вели коней за поводья.
— Сечёшь? — через плечо бросил он Терпигорцу.
— А то нет! — отвечал Адам. — Будут проблемы.
— И к гадалке не ходи... Постараюсь разъехаться миром. Действуй по обстановке. Если задержусь, ждите до утра на Ближней Рогатке, дальше — по плану операции. Ты — старший. Нижних чинов предупреди, чтоб не высовывались и не голосили.
— Принято. Удачи!
— Да, она пришлась бы кстати...
Готовясь к худшему, Никита сунул плеть за голенище сапога, опробовал, легко ли выходит из наручей финка. Один из замаскированных револьверов приладил под кушак за спиной, второй оставил в седельной кобуре — только стеснит движения, случись рукопашная схватка. С опоясья на ремешках портупеи свисала "дарственная" сабля, в такт ходу аргамака по груди колотила медаль. Длинная пика от самого портала валялась на крыше экипажа, фузею и донскую шашку Никита сдал на хранение Глузду. Да и на кой они сейчас нужны?! Ведь перед ним не чёрные гусары памятного коротышки Цитена! Как бишь его по имени-отчеству? Ганса Йоахима фон... Лишь бы из башки не вылетело, когда упадёт в нокауте, — это очень важно при любом раскладе!
Ну, а молодцы-конногвардейцы явно уже обратили на него внимание. Во всяком случае, прекратили цепляться к прохожим, лавочникам и домохозяевам, сомкнулись в плотную группу и, кивая на казачью экспедицию, стали о чём-то заговорщицки шептаться. Двое, что вели лошадей в поводу, были похожи друг на дружку, словно молочные братья: для своего века высоченные (с Никиту ростом) усачи-шатены, сажень в плечах, налитые здоровьем, как общественный нужник — дерьмом. Правда, лица подкачали — простоваты для шляхтичей. Даже не лица, так, физиономии, если не рожи деревенских ухарей... Зато у третьего — лицо, никак не меньше! Спешившись, русый крепыш возраста примерно Буривого оказался им по подбородки, но сразу чувствовалось — по умному взгляду, по властной манере держаться, — что заводила в компании вертопрахов именно он. И, судя по тому, что кинулся на самого Орлова-старшего, дури в голове имеет с превеликим лишком...
Облачены и экипированы гвардейцы были сообразно положению: в шляпы-треуголки, расшитые галуном, в кафтаны василькового цвета с алыми воротниками, обшлагами и подбоем, красные камзолы и лосины из оленьей кожи. Обуты в сапоги, чем русская кавалерия всегда отличалась от "башмачной" пехоты. На поясах болтались палаши, из-под кафтанов проглядывали рукояти пистолетов. Короче говоря, всё чин по чину, как трактуемо уставами. Не соответствовала воинским уставам только фляжка, пущенная крепышом по кругу. Надо полагать, для куража... Никак, блин, не налижутся! Без того перегаром за версту разит...
Двадцать шагов до точки рандеву...
Гвардейцы отпустили коней и разошлись, занимая всю ширину улицы, от бордюра до бордюра (по-питерски — от поребрика до поребрика).
Десять шагов...
Один из "близнецов", направлявшийся прямо на есаула, вдруг ткнул в него пальцем и оглушительно захохотал.
— Глядите, товарищи, ряженый!
Тот сделал вид, что насмешка относится лично к нему не более, чем Терпигорец — к физике высоких энергий, даже удивлённо обернулся на фланги и тыл назревающей битвы. А про себя подумал: гляди-ка — "товарищи"!
Тише, товарищи, шапки долой!
Красноармеец погиб молодой...
Два шага... Есть контакт!
— Эй, ты, морда, слазь! — рявкнул молодой гвардеец, заступив есаулу дорогу.
Никита послушно спешился, занял позицию на средней, по меркам классического бокса, дистанции анфас к противнику и лёгким кивком головы приветствовал лейб-гвардии оболтуса, откровенно нарывавшегося на конфликт.
— Здравствуйте, милостивый государь! Чем обязан за оказанную честь лицезреть вас, да ещё при всём при том любезно пообщаться?
Столь высокий "штиль" ответа на хамское обращение, казалось, если не шокировал нахала, то всяко поумерил спесь. Но вмешался "близнец":
— Кто таковский будешь?
— Кто — вернее, кем — буду в грядущем, не знаю, на всё воля Божья, — спокойно отвечал гость из иных времён, — а сегодня я Никита, сын Кузьмы, родом Буривой, есаул для особых поручений атамана Всевеликого Войска Донского Ефремова Степана Данилыча.
— Данилыча, говоришь? Есаул, выходит... — пробормотал старший гвардеец.
Его поведение сразу показалось Буривому странным. Минуту-другую назад он суетился, подзуживал "товарищей", явно горел ожиданием скандала, а тут вдруг помрачнел, задумался и как-то сник, потухшими глазами разглядывая медаль на груди Никиты.
Означенный же Никита прикусил язык: Донское казачье Войско было наречено Всевеликим 18 мая 1918 года атаманом Красновым. Хотя, если быть исторически точным, в царских посланиях на независимый Дон искони писалось "Атаманам и Казакам и всему Великому Войску Донскому", так что за подобную обмолвку и за полтора столетия, пожалуй, не расстреляют. Разве что вздёрнут, но это другой коленкор...
Между тем молодой не унимался.
— Видали мы таких есаулов! Обрядится гоголем, а нутро разбойничье. Или, Боже сохрани, лазутчика от вражьих сил, — и вывел резюме точно как в двадцать первом веке. — Понаехало тут... Саблю сдай!
Никита сохранил хладнокровие.
— Не тобой вручена, не тебе и сдана будет. А коль нужда приспела, так попробуй, вона, отыми!
— Ай, отыму!
— Ну, что ж, рискни здоровьем, — буркнул он в усы и до половины обнажил клинок.
Но тут — ох, как же вовремя! — вмешался старший лейб-гвардеец.
— Погоди бузить, Макар, — остановил он товарища. — Дай-ка, братец-казак, поглядеть на твою сабельку. Да не боись, возверну!
Собственно, заверять в этом было излишне. По его настроению и тону Никита понял, что конфликт притушен, так, по сути дела, и не разгоревшись. Вот, ей-богу, кто бы возражал?!
— Пожалуйста, милостивый государь, — безропотно протянул именное оружие.
Крепыш вчитался в надпись, выгравированную по плоскости клинка у самой гарды.
— Хм, знатно! "Божьею споспешествующей милостью Мы, Екатерина II, императрица и прочая, прочая, прочая, пожаловали в Санкт-Петербурге года 1766 марта дня двадцатого сею саблею нашего Войска Донского есаула Никиту, сына Кузьмы, Буривого за его верную службу и хороброе полонное терпение". И медалька, опять же...
— И позлащённый ковш из рук матушки-государыни, и денежный бонус от Военной коллегии, — продолжил за ним Никита, неуклюже пытаясь изобразить на лице гордыню и самодовольство.
— Да, знатно, знатно... Так ты, казачина, выходит, и пруссаков нарубить сподобился, и в плену побывать успел?
— Ну, а чего ж, дело нехитрое. Сгоняли пару годиков тому с братвой до турка, там меня аскеры и повязали. Чёрт дёрнул к бею одному в гарем забраться, баб тамошних малость пощупать, — и добавил, вспомнив откровение вчерашнего налётчика. — Думал, у басурманок эта самая "штучка" поперёк телес прорезана...
Напряжение разрядилось окончательно. Пьяненький лейб-гвардейский патруль хохотал над горемыкой-сластолюбцем до слёз. Наконец старший озабоченно спросил:
— Выкуплен?
— Да ну, чего выкупа ждать?! На что мне Богом ноги дадены? Бежал, — бодро отчитался Никита, однако, сделав паузу, нахмурился. — С Господом в сердце да ножом за голенищем через весь Кавказ пешком продрался.
— Ну, и молодчина, есаул! — гвардеец хлопнул его по плечу. — Молодчинище! Значит, по делу удостоен, — кивнул на медаль и клинок, а после на ближайший подвальчик недвусмысленного назначения. — Спрыснем встречу, Никита?
