— Медиана, — успокаивающе сказала Рейта, — не надо нервничать. Ясно, что ты думаешь — почему Медиана не забита битком душами умерших? Но ты же видишь, мы вовсе не души. Мы вполне живые... а этот тип еще и небритый.

— На себя посмотри, — ввернул Кларен.

Если приглядеться, на его щеках кое-где действительно виднелись темные пятна.

— Я на себя смотрю, душечка, — невозмутимо продолжала Рейта, — и никаких текущих недостатков не наблюдаю.

— Но я думала, — Ивик было не до перепалки, — я думала, что в будущее... что так не бывает. Нельзя. Ведь будущее не определено... и на столько времени!

— Разве ты еще не поняла, что времени нет, Ивик? — спокойно спросил Кларен, — что время сливается в Вечности? Что сейчас 2123й год, и 1910й, и 2023й, и между ними нет разницы... и нулевой год тоже. Что Христос рождается и умирает прямо сейчас, и мы все рождаемся, и умираем тоже... Времени нет.

— Сейчас он тебе запудрит мозги философией! — буркнула Рейта, — время, вечность...

— Меня другое интересует, — сказала Ивик, — я смогу выйти здесь на Твердь? И... как вернуться обратно. Хотя я... я ведь не случайно встретила вас. У меня есть вопросы.

— Вот это правильное отношение к делу, — сказала Рейта, — насчет Тверди я даже и не знаю! Клер, ты у нас силен в темпоральной теории — как, есть шанс, что она выживет? А обратно, думаю, мы тебе поможем... это без проблем.

— А что за вопросы? — спросил Кларен.

— Кстати, а откуда ты нас знаешь? — вставила Рейта, взглянув на Ивик с подозрительностью.

— Вас каждый ребенок в Дейтросе знает...

— Клер, слышь, мы с тобой прославились, — она подтолкнула брата локтем, — чем бы только? Не доходит до меня. Ты не в курсе?

— Да знаешь... хорошими делами прославиться нельзя.

— А-а, догадываюсь, — протянула Рейта, — кажется, понимаю... Слушай, Ивик... давай лучше я тебе расскажу, какой фильм мы делаем сейчас... ты не представляешь! Как раз дописываем сценарий...

У Кларена подозрительно заблестели глаза.

— Конечно, — сказала Ивик, — и мне есть о чем рассказать... но ты пойми меня тоже! Ведь мне любопытно... как вы попали в наше... ну вообще — как попали сюда? Как сейчас Дейтрос... И потом, я хотела спросить...

— Ладно, ладно, спрашивай, — вздохнула Рейта, — все понятно... как мы смогли. Как поднялась рука. Как мы, мерзкие убийцы собственного народа...

— Рейта, нет!

Ивик помолчала и сказала тоном ниже.

— Я книгу про вас пишу.

— О Господи! Клер, ты слышал? И эта туда же. Да что у них, сюжетов больше нет?

— А это интересный сюжет, — сказала Ивик, — вечный. Что ж удивительного, что он всех притягивает.

— Это было нетрудно, — сказал Кларен, — мы не сомневались в тот момент... потом было тяжело.

— Нам некогда было размышлять. Семь минут — и все дела. Действовали на автомате, — сказала Рейта.

— Там было много доршей, охраны? — спросила Ивик.

— Не меньше сотни. Пока завалили всех... несколько минут еще оставалось.

— Потом было тяжело, — тихо сказала Рейта, — когда будешь писать, так и напиши... потом. В первой зоне в Лайсе. Бараки были на двадцать человек. Семьи не отделялись. Детям старше года молоко по талонам... младше... понимаешь, если у матери нет молока, и не найдется донор... У нас в бараке умерли два ребенка. А мы тогда патрулировали по двенадцать часов. Полсуток в Медиане, полсуток на Тверди. Нас ведь мало было. В Медиане-то ладно... а вот когда возвращаешься... Но нам никто ничего не сказал. Знаешь, вообще никто не осуждал, ни разу. Процесс этот... мы тогда были такие в себе уверенные, все было нормально. А потом... потом уже...

— А почему дети младше года не получали молока? — спросила Ивик.

— Потому что. Кто-то посчитал, что до года — материнское молоко. И хоть убейся. Так спланировали... потом это, вроде бы, изменили... Не подумали, не учли. И вот...

— Но ведь не вы в этом виноваты...

— Эх, Ивик... да при чем тут это? И старше года дети умирали. Понимаешь? Старики умирали. Отдавали свою пайку детям... Потом еще дорши прорвались... В общем, знаешь. Когда тебе все говорят — ты не виноват, все правильно. А ты понимаешь, что все это из-за тебя... и что никогда уже иначе не будет. Ничего не вернуть...

— Не понимаю, — сказала Ивик, — ну трудности. Даже голод. Смерти. Вы же гэйны... чего вы так?

— Ты не понимаешь, потому что сама выросла в Новом Дейтросе, — сказал Кларен, — потому что для тебя с детства привычно, что ресурсов не хватает, что в распределителе кати шаром, недоедание, многих убивают, надо много работать... суровая жизнь. А мы-то... понимаешь, ведь в Старом Дейтросе все не так было. Ты же видела в фильмах, наверное. У нас все было. Огромные города. Самолеты. В любом распределителе зайдешь — полки забиты, бери все, что хочешь... мы все привыкли. А тут...

— Да что говорить об этом, — резко сказала Рейта, — это прошло уже. Все. Ивик права. Мы были слабаки. Мы сорвались. И ты сорвался с нарезки, и я. А они еще нас за героев держат... глядишь, книжки про нас пишут. Кино снимают... А мы идиоты.

Она помолчала, глядя в землю.

— Потому что видишь... когда в Медиане доршей кладешь, и потом перед тобой эта бандура... И ты понимаешь, что выхода только два — либо направо она полетит, либо налево. И дорши кругом, ты же знаешь, как это? Тут спинным мозгом действуешь, думать-то некогда. Это одно. А потом, когда видишь... деяние рук своих. Вот тут-то шарики за ролики и заезжают. Мы ведь еще долго держались. Мы когда попытались перейти в Дейтрос на Твердь, поняли, что уже все, уже никак... Мы поначалу думали, что ничего больше не будет. Не будет Дейтроса совсем. Помнишь, Клер?

Он ощутимо вздрогнул.

— Мы не ждали, — сказал он, — не было мысли, что народ соберется. Что Дейтрос возродится. Понимаешь? Вообще не думали... И когда нас начали собирать... это еще месяца три прошло. Мы на Триме жили в это время. Знаешь же, если книгу собралась писать?

— Да, — тихо сказала Ивик.

— Мы не надеялись на такое. Но жили... знаешь, жили. Вот может, это и было самым... если вообще во всем этом было что-то героическое, то как раз — после того как. Потому что Дейтрос мы убили спинным мозгом, говорю же. А вот то, что сами не свихнулись... ни одного дейтрийского лица. Все наши погибли. Мы знали, что где-то кто-то есть, но думали, все теперь останутся так. Растворенные среди миров. Ну не было же, не было шанса, совсем не было!

— Мы по-дурацки жили, конечно, — сказал Кларен, — у Средиземного моря. Испания, Италия... выучили язык. Даже стали социализироваться... Потом наших разыскали, а те сами не знали, что и как теперь... все рассеялись. Все же было кончено! Что осталось от Дейтроса — очень мало... Думали, так и будет теперь. Вымрем понемногу, растворимся среди других народов. Нет шанса сохранить культуру свою, если нет общества.

— Но не вымерли, — подхватила Рейта, — это самое удивительное. Ты говоришь — мы герои... да нет. Те, кто собрал Дейтрос. А их имена даже не сохранились. Монастырь был, конгрегация святой Кейты... они договорились насчет этой зоны в Лайсе, они же стали людей собирать. Вот те хойта — они были герои.

Трое сидели среди зеленой Медианы. Стулья были похожи на каменные глубокие кресла, сидевшие словно тонули в них, положив ладони на резные подлокотники. Но кресла ощущались изнутри мягкими и уютными. Словно развлекаясь — гэйны часто невольно начинают так развлекаться в Медиане — увлеченный беседой Кларен создал в центре что-то вроде кострища. Большая медная чаша, взлетающие над ней языки огня, ровные и высокие, похожие на газовый огонь, вроде того, что устанавливали на Триме в России в честь погибших в последней мировой войне. Только этот огонь был не горячим, от него не исходило тепло, наверное, можно было бы положить в него руку без всякого вреда — но никто не проверял.

Ивик молчала, глядя в холодное пламя. Рыжие языки вились и сплетались, в прозрачном газовом мареве проблескивали цветные прожилки.

Она думала о том, что услышала. О том, что рассказали ей гэйны. Вероятно, им можно верить. Вероятно...

Она понимала, что главный вопрос не задан. Они говорили долго, и все это было совершенно бессмысленно. Все это она читала в старых документах, в рассказах очевидцев, а чего не знала, легко могла додумать. Надо спросить что-то другое, самое главное.

Но что?

Вы не знаете, не был ли Дейтрос уничтожен по приказу... чьему? Хессета? Но ведь Хессет погиб весь... Тайной власти? Какого-либо монастыря, церкви — ведь часть хойта выжили..

Рейта и Кларен, безусловно, ничего не знали. Они видели врагов, видели темпоральный винт... они были честны.

Можно было бы спросить их мнения — но как? Как? "А не может ли быть так, что главное дело вашей жизни, ваш ужас и ваш немыслимый подвиг — все это было спланировано... что все это не имело смысла?" Так, что ли?

Ивик стало холодно. И как-то понятно, что сейчас надо будет идти. И она никогда больше их не увидит. Она погибнет на обратном пути — вернее всего. Или уйдет навсегда. Даже если она выйдет здесь где-то на Твердь, Рейта и Кларен уже никогда не станут говорить с ней — ну кто она такая? Можно задать еще один вопрос... только один... шендак, и она не знает, что спросить.

— Как вы думаете... — голос ее дрогнул, — был ли в этом смысл? В гибели Дейтроса? Был ли в этом какой-нибудь смысл?

...Миари, только что родившаяся, красная и сморщенная, мокрая, лежала у нее на груди. Восемь часов родов. Адская работа. Ивик ослабевшими руками прижала к себе ребенка. Миари нашла сосок и жадно зачмокала. Тело медленно отходило от боли. Ивик была счастлива...

И тогда, в тот миг, ее пронзила простая и страшная мысль.

Человек умирает очень быстро. Есть масса способов убить мгновенно. Она сама это делала. Она знала, как мало стоит человеческая жизнь... Как она разменивается на осколок, на кусочек свинца, на изысканно-красивый виртуальный образ. Как люди умирают десятками... сотнями. Но вот она увидела это с другой стороны — оказывается, чтобы создать человека, нужно очень и очень много труда. Роды — только начало (и не они даже начало, собственно), а потом ведь годами — менять штанишки, мыть, кормить с ложечки, водить за ручку, вытирать сопли, переживать... Годы и годы. Труд матери и отца, труд учителей... А потом ей будет четырнадцать, и в первом бою за одну секунду один ничего не значащий металлический осколок, который всего-навсего летел слишком быстро, перечеркнет весь этот труд, боль, все это долгое творение... Какой в этом смысл?

Тогда она нашла себе какое-то объяснение. Что-то поняла. Тогда она утешила себя, иначе ужас за только что родившееся существо был слишком невыносимым...

— Смысл есть во всем, — сказал Кларен негромко, — ничто не происходит случайно.

— А если бы смысла не было, — добавила Рейта, — людям стоило бы его придумать. Но он есть...

— Когда ты пишешь, в сюжете нет случайных сцен. Ничто не происходит просто так. Все закономерно исходит из того, что уже написано. И все несет в себе зародыш будущего. Наша жизнь — тоже сюжет, всего лишь сюжет, не более. Очень сложный, человеку не под силу такой создать. Невероятно сложный, но все-таки — сюжет. Тот, кто пишет его, предусмотрел все. Все, что мы делаем, что с нами происходит — исходит из нашего прошлого, закономерно завершает его, все это — следствие. И в то же время это — зародыш будущих сюжетных ходов. Каждую секунду мы творим будущее. Мы не марионетки — тебе ли не знать, что персонажи книг не бывают марионетками. Мы не лишены воли, но мы — в плену сюжета, нас ведет по сюжету чья-то рука... одно лишь утешение, хотя в это трудно поверить иногда — рука эта любящая.

— Любящая? Почему — по Евангелию? Но...

Кларен усмехнулся.

— Почему Он позволяет, чтобы с нами все было вот так? Если любит? Не хочет Он нас избавить от этого... или не может? Ведь и то, и другое — чушь...

— Ивик, Ивик... а ты не знаешь, что это такое — когда любящий тебя человек и очень хочет избавить тебя от боли... и может это сделать... Только ему нельзя.

— Знаю, — она опустила голову.

— Потому что и Он в плену сюжета, понимаешь? Сюжет продолжается. И знаешь, что важно? То, что в этой книге нет второстепенных героев. Нет тех, кто мелькает только на миг. Эта книга — великая бесконечная книга — с бесконечным числом главных героев, каждый из нас — главный. Те, кому удавалось разгадать свой сюжет, интуитивно понять его... Следовать воле и логике сюжета. Те выигрывали.

— А вы? — Ивик понимала, что вопрос этот безжалостен, но не могла его не задать, — вы-то выиграли? В чем заключался ваш сюжет?

— Мы выиграли, — жестко ответила Рейта.

— Но... откуда вы знаете? Вы уверены в этом? Если вы, как говорите, живы... я не знаю, почему, но вы живы. Как может живой человек знать наверняка, прав ли он был в том... то есть иногда может, — поправилась она, — я была права в том, что родила детей. Кельм был прав в том, что не сдался в атрайде. Мы это знаем. Но есть вещи, которые... и вы же были в отчаянии...

— Часто человек проходит сквозь отчаяние. Но потом... Ивик, мы знаем. Мы были правы. Понимаешь — были.

— Почему?

— Потому, — Рейта встала. Достала из-за спины длинную трубу, похожую на визир. Собственно, это и был визир, но непривычно легкий, крупный, с незнакомыми наворотами.

— Потому что посмотри сюда... Насчет выхода на Твердь — не знаю, а смотреть-то тебе можно.

Ивик взглянула в визир. Рейта что-то настраивала, подкручивая трубки.

Этот прибор обладал куда большими возможностями, чем современные Ивик визиры. Ну что ж, наука и техника за эти десятилетия не стояли на месте. Ивик увидела пространство под участком Медианы — с великолепным разрешением, словно воочию, ей даже почудился запах нежных весенних цветов.

Там, внизу раскинулся сад. Огромный. Она никогда такого не видела. Десятки, может, даже сотни километров — ровные узкие дорожки, синие озерца, и деревья, деревья в цвету, чуть распустившиеся молодые листочки... Несколько всадников скакали по дорожке. Подростки, трое мальчишек, две девочки, в возрасте квиссанов... но не квиссаны, наверное. Они иначе выглядели. Они смеялись, пот блестел на загорелых плечах, майки намокли — там, наверное, было жарко. Волосы липли ко лбам. Они были сильными и красивыми, но они никогда, никогда не стояли в строю... Ивик это чувствовала. Они не знали голода, холода, страха. Породистые прекрасные лошади шли ровной рысью. У небольшого озерца они остановились, со смехом и криками привязывали коней, сдергивали одежду, влетали в прозрачную чистую воду...

— А теперь возьмем шире...— послышался голос Рейты.

Это был прямо-таки волшебный визир. Ивик увидела гигантскую площадь — вся она была занята садом, и лишь кое-где возвышались живописные группы причудливых зданий. Пестрые, похожие на сказочные теремки — или на фантастические композиции. Такое только в Медиане и увидишь. Кое-где были видны и люди, и время от времени Рейта укрупняла изображение — Ивик видела людей вблизи. Детишки играли под присмотром воспитательницы в удивительном древесном городке. Влюбленная парочка спряталась под ветвями в беседке. Трое в белых будто хирургических костюмах ожесточенно спорили о чем-то, стоя у непонятного сооружения с прозрачным верхом, держа в руках маленькие эйтроны. Двое парней играли в непонятную игру с ракетками... а потом Ивик видела летящего человека. Прямо на Тверди. В воздухе. Руки его были схвачены гигантскими белыми крыльями. Человек был уже немолодой, и летел спокойно, не развлекаясь, а будто по делу...