Дейтрос-3. Новые небеса

Он вытер лицо тыльной стороной ладони.

Это была девчонка из интерната. Квиссанского возраста. Странная девчонка. Тонкая, будто прозрачная, белая, глаза — напряженно-летящие. Он таких никогда не видел.

— Ты так здорово играешь, — сказала она.

— Ты из интерната? — спросил он.

— Да. Я никогда не слышала, чтобы так... Ты дейтрин? Про тебя у нас болтали... ты пленный, да?

— Уже, наверное, нет, — криво усмехнулся он, — но я дейтрин, да.

Кели чувствовала себя странно. Шла рядом с темноволосым чужаком, говорящим с акцентом — но привычного отторжения не было. Было интересно. Эрмин, сказал он, его зовут. Красивое имя. И сам он, если разобраться, симпатичный. Хотя и черный — но ведь это даже красиво, оказывается. Интересно. Блондинов-то вокруг полно.

Кели предложила ему показать студию в интернате. Эрмин сильно заинтересовался. Ясно, что он хороший музыкант, настоящий. В сто раз лучше Ланси. Кели просто обожгло, когда она услышала — за дверью — как он играет. Вот такие они, значит, живые гэйны.

— Ты гэйн? — тихонько спросила она. Эрмин посмотрел на нее и кивнул.

От левого уголка губ к подбородку тянулся заживающий розоватый шрам. И еще один, белый, давно затянувшийся, над бровью. Клори, сложенный в чехол, болтался на плече.

— Не знаю только, можно ли мне в интернат, — сказал он озабоченно.

— Почему же нельзя? Этот... другой из контингента Б — он везде ходит.

Они вошли в переход, Эрмин крутил головой, разглядывая вьющийся зеленый полог, притопывал по гелевому покрытию. Ему все было в новинку, Кели это смешило. Миновали нишу с кожаными диванами — там как раз расселась компания старшеклассников. Кели из них знала только одного, по кличке Тур — 18-летний парень был уже на грани списания, среди ее друзей пользовался дурной славой. Говорили, что он и его шобла давно сидят на запрещенном кегеле и подрабатывают продажей... Парни загоготали, Кели даже не разобрала, в их ли адрес. Ей было все равно. Казалось, начинается что-то безумно интересное. Ей было ужасно интересно с этим дейтрином. И хорошо бы он еще сыграл что-нибудь... Может, попросить, чтобы он научил ее играть как следует? Кели все не оставляла мечты о собственной рейк-группе...

Она подергала дверь студии.

— Ой, извини, я даже не сообразила. Сегодня же выходной у них. А так они не открывают.

— Ладно, сходим завтра, — сказал Эрмин с акцентом, к которому она начала уже привыкать, — а интересно тут у вас. Я хоть интернат посмотрел. А где вы живете?

— Хочешь — покажу? — обрадовалась она.

Эрмин с интересом осмотрелся в ее комнатке. Но без особого удивления. Вгляделся в самодельный плакат с физиономией Ликана. Спросил, кто это. Кели объяснила.

— Надо же. Послушать бы...

— Да запросто, — Кели воткнула флешку в аудиопорт компа. Эрмин сел, вслушиваясь в мелодию, чуть склонив голову. Кели — напротив него, напряженно сжав скрещенные в замок пальцы.

Я грею руки чужим,

Но про свои позабыл,

Но обморозив чуть-чуть,

Я как волчонок завыл,

Чужие руки и плоть,

Чужие злые глаза,

Чужой ненужный покой,

Моя здесь только звезда...

В некоторых местах Эрмин чуть морщился, но в целом слушал внимательно. Потом сказал.

— Очень выигрышный текст. Можно и лучше сделать.

— Ты лучше играешь, — признала Кели. Эрмин чуть улыбнулся.

— Я не привык к вашим инструментам. У нас двенадцать струн. И вообще...

— Кофе хочешь? — спросила Кели.

— Давай. У тебя и кофе можно сделать?

— У меня тут кипятильник есть. Можно растворимый, ничего?

— У нас вообще кофе мало. С Тримы иногда завозят немного... Я раз в жизни пробовал. В распределителе никогда не бывает.

— Распределитель — это что?

— Это... как у вас магазин. Только без денег. Приходишь, берешь, что надо.

— Так это так все разберут...

— Дефицитные продукты выдают только по норме. По карте. Раньше так все было. А теперь, например, хлеб уже можно без карты брать.

— Ух ты, а что еще так можно?

— Немного, — признал Эрмин, — ну мыло... соль... разное. Еще зависит от места и от сезона. У нас, например, яблоки осенью можно...

Кели разлила кофе по кружкам. Эрмин взял свою, подержал у носа, вдыхая аромат.

— А тут у тебя уютно, — сказал он, — хорошо. У меня тоже такая комната. Раньше у меня никогда не было своей, так, чтобы я один...

— У меня тоже не было своей, — сказала Кели, — я жила с братом и сестрой. У родителей спальня, и еще гостиная. Но мы жили втроем в комнате. Потом брат ушел, остались вдвоем.

— Я думал, в Дарайе у каждого ребенка есть своя комната...

— Это у кого деньги есть. А мои предки — сиббы. Живут на пособие.

Он попробовал кофе. Поморщился.

— Стимулятор... Слушай, а как ты сюда попала, в Лиар?

— Да я стихи пишу, — застеснялась Кели.

— Покажи? Ну чего. Это нормально, квиссаны у нас все такие.

Он отставил кружку кофе, уткнулся носом в протянутую тетрадку. Кели до сих пор писала от руки. Дома своего компа у нее не было. В школе писать и распечатывать — много мороки. Сейчас уже и можно было бы, конечно, но она привыкла — от руки.

— Ну как? — спросила она тоном наигранного равнодушия.

— Погоди-ка, — он отложил тетрадку. Потянулся за клори, стал аккуратно стягивать чехол, — куда подключить можно?

Потом утвердил тетрадку на столе перед собой и, глядя в строчки, начал перебирать струны. Кели замерла, не дыша.

Голос у него оказался вполне неплохой, и когда он пел, акцента было практически не слышно.

Не больно и не тяжело,*

Ведь чайка встала на крыло.

Свободна в выборе пути,

Сквозь ветер сквозь туман летит,

Над черной вспененной водой,

Под белой путевой звездой,

Над смертной яростью брони,

Сквозь истребителей огни,

Это было чудо. Это звучало именно так, как должно было звучать. Вот пришел волшебник из другого мира — и расставил все по местам. Нашел место ее неприкаянным "текстам". У Кели щипало в носу, и она старательно вжимала ногти в ладони, чтобы не разреветься.

Сквозь смех солдат, сквозь крик, сквозь стон

Пронзая явь, качая сон...

И тени на ее крыле —

Все, кто устал на сей земле.

*Александр Зимбовский

Немудреные, в общем-то, простенькие слова. В музыке они обретали жизнь, становились богаче, сильнее. Кели слушала, затаив дыхание. Эрмин, увлекшись, продолжил играть соло. Потом оборвал музыку.

— В общем, это так... набросок. А они у тебя где-нибудь в электронном виде есть, ты мне не дашь распечатку? Я бы попробовал музыку сделать. Смотри, как интересно получается!

Кели вызвалась проводить его назад, в корпус Лиара. С ним уже было легко и просто, как со своими. Нормальный парень, в сущности говоря. Шли по коридорам, болтали. Эрмин всему удивлялся. Все здесь не так, как у них. Интересно, а как у них?

Про Дейтрос не говорили — Эрмин сразу мрачнел лицом. Да и Кели стеснялась расспрашивать.

Уже возле самого перехода снова наткнулись на компанию Тура. Человек шесть или семь. Но на этот раз — преградили путь. Кели невольно шагнула назад, к стене. Насмотрелась она таких компаний во дворе... Лучше держаться подальше.

— Ты, как я понимаю, дрин? — поинтересовался Тур. Он был чуть выше Эрмина — вовсе не маленького; короткие белесые волосики прилипли ко лбу. Глаза выглядели вполне трезвыми, сейчас парень был не под кегелем.

— Я дейтрин, — сказал Эрмин, — а в чем дело?

— А ты в курсе, что тебе здесь запрещено ходить?

— А ты — представитель администрации? — вежливо спросил Эрмин.

— А что, администрацию позвать? — влез какой-то маленький белобрысый. Тур усмехнулся.

— Я думаю, обойдемся без, правда? И кстати, дрин, если я тебя еще раз увижу с нашей девчонкой...

— А это не твое дело, козел! — влезла оскорбленная Кели.

— Ути-пути, а тебя здесь кто спрашивал? — загоготал Тур и, протянув костлявую длань, схватил Кели за нос и больно потянул.

В следующий миг — никто не понял, что случилось — метнулось что-то темное, Тур вскрикнул и согнулся, задыхаясь, зажав руками живот. Дейтрин стоял спокойно, будто он вовсе и не имел к этому никакого отношения. Кели опомнилась первой, схватила его за рукав.

— Пошли, быстро! — но было уже поздно. Эрмин оттолкнул Кели в сторону, и вжавшись в стенку спиной, она смотрела на драку.

На избиение младенцев. Дейтрин — настоящий все-таки гэйн — двигался так быстро, что невозможно было за ним уследить. Бил резко и страшно. Все уложилось в несколько секунд. Мелкий белобрысый, кинувшийся первым, упал. Еще двое схватились за животы. Остальные так и не решились напасть, стали медленно пятиться. Тем временем Тур разогнулся было, и сверкая ненавистью во взгляде, опять метнулся к дейтрину, тот неуловимо отклонился в сторону, схватил правую руку Тура и выкрутил ее, заставив парня согнуться.

— Давай договоримся, — веско и спокойно сказал дейтрин, — вы не трогаете меня. Я не трогаю вас. К ней — никаких претензий. Если что — я контингент Б и стою сотни таких, как ты. Из интерната первым вылетишь ты, а не я. Так что... договорились?

— Договорились, — прохрипел Тур. Видно, ему было больно — лицо залито слезами. Эрмин отпустил его. Повернулся к девочке, лицо которой совсем побелело.

— Не бойся. Они тебя не тронут.

И он — в первый раз за все это время — взял Кели за руку. И девочка ощутила от его руки, сильной и крупной, такое тепло, что вздрогнула от неожиданности.

— Не бойся, — повторил он.

Эрмин оказался неправ. Несмотря на то, что он действительно стоил сотни подростков из контингента Б, несмотря на всю его ценность для оборонной промышленности Дарайи — за драку досталось как раз ему. Кели поразила эта несправедливость. Ни Туру, ни его компании не было вообще ничего. Если не считать, правда, оставшейся пары синяков и вывихнутой руки, которую Тур носил на перевязи. Эрмина на следующий день увезли в атрайд.

Вернулся он через три дня.

Кели сидела на подоконнике в лиаре, в самом холле — отсюда был виден вход. Она третий день уже так сидела все время, когда не была занята на уроках и на работе. Кропала домашние задания, читала... Никто не приставал к ней, не задавал вопросов.

На третий день после ужина ей повезло. Дверь открылась, и вошел Эрмин, чуть позади двигались двое вангалов. Конвой. Но дейтрин шел свободно. Увидел Кели и улыбнулся. Остановился. Вангалы, как по команде, остановились вслед за ним. Кели соскочила с подоконника.

— Привет! Тебя отпустили?

— Привет, Кели, — сказал он со своим забавным акцентом, — а у тебя как? Все в порядке?

— У меня-то что... — пробормотала она, — я боялась. За тебя, — и метнула взгляд на застывших вангалов — каждый на голову выше немаленького дейтрина.

Тут подоспел дежурный офицер, забрал у Эрмина какие-то бумаги, отпустил вангалов. Эрмин повернулся к Кели.

— Идем ко мне?

Она шла, чуть вприпрыжку, едва поспевая за ним. Не чувствуя пола под собой.

— Что они с тобой делали?

— Снимали излишнюю агрессивность, — он усмехнулся. Посмотрел на нее. Наверное, лицо Кели изменилось, потому что он тут же сказал ласково:

— Ну что ты... ничего же страшного. Меня контролируют. Я здесь недавно. Ну беседовали, вводили какие-то препараты. Все это фигня. По сравнению...

Теперь уже его лицо изменилось, и Кели не стала спрашивать — по сравнению с чем.

— Вот ведь сволочи! Ведь это они напали!

— А чего ждать? — усмехнулся Эрмин, — я, как-то знаешь, и не жду от ваших другого обращения. Это нормально. Они свои, я чужой. Враг. Нормально.

— Но ты им здорово всыпал...

— Нас учили драться с вангалами.

— С вангалами! Вот это да... С ними же невозможно! А тебе приходилось когда-нибудь — с вангалом?

— В Медиане — конечно. На Тверди — нет.

Если не считать, подумал он, того случая, когда меня взяли в плен. Но это была не рукопашная, это меня просто лупили.

Он вдруг замедлил шаг. Прямо навстречу шел другой дейтрин — преподаватель тактики, Тилл иль Кэр. Окинул их взглядом. Эрмин робко поздоровался.

— Келиан, — Тилл посмотрел на нее, — не могла бы ты ненадолго отойти в сторону? Нам бы перекинуться парой слов.

Она с готовностью отошла. Эрмин взглянул на своего спасителя, и старые подозрения всколыхнулись в нем тяжелой волной. Неужели все это — лишь для того, чтобы не силой, не пытками, но обманом заставить его работать на дарайцев?

Они стояли вдвоем в широком коридоре, у окна, защищенного решеткой. Тилл глядел угрюмо.

— Гэйн, — почти шепотом, по-дейтрийски, сказал он, — вас не учили, что применять боевые навыки к гражданским нельзя?

— Да, — покорно сказал Эрмин, — учили. Виноват, — он хотел сказать "стаффин", но запнулся.

— Ты понимаешь, что мог все сейчас испоганить?

Эрмин опустил глаза.

— Чтобы такого больше не было, — предупредил Тилл. И сказал громче, — ну что ж, я рад, что у тебя все в порядке. Думаю, скоро будем работать вместе.

Пожал ему руку и зашагал по коридору. Эрмин смотрел ему вслед, и на лицо лезла непрошеная счастливая улыбка. Первая за много-много дней. Даже губам стало больно от непривычного положения.

— Ты чего улыбаешься? — спросила Кели, подойдя к нему.

— Так... ничего. Хорошо, что все кончилось, — сказал он.

Ланси играл и пел негромким, осторожным тенором. Опять Ликана, все ту же песню.

Земля истекает антрацитовой кровью,

Время убивает нас.

Кели уже понимала, что игра Ланси — лишь аккомпанемент, что он — любитель, она уже слышала настоящее, несравнимое ни с чем, что слышала до сих пор. Но до самого донышка души пробирали эти грозные слова. И на Эрмина — Кели искоса поглядывала на него, все это тоже вроде бы производило впечатление. Он сидел, как всегда, с прямой спиной, сцепив руки на колене. Слушал внимательно.

(Он был очень осторожен на прикосновения, Кели могла по пальцам пересчитать случаи, когда он брал ее хотя бы за руку. Это пугало. Она не знала, как это расценивать — отвращение, отталкивание? Но с другой стороны, он явно стремится к ее обществу, ему с ней, вроде бы, хорошо. Не поймешь...)

Ланси замолк, доиграл. Эрмин пошевелился и сказал осторожно.

— Сильно. Это действительно сильно.

— Теперь ты давай что-нибудь... а сыграй что-нибудь ваше, дейтрийское? Интересно. Правда, языка мы не знаем, но...

Эрмин взял свой клори. Пробежался по струнам, проверяя звучание. Энди придвинулся ближе.

— Дейтрийское, — проворчал Эрмин, — я вам другое сыграю.

И взглянул на Кели. У нее замерло сердце, она тихонько кивнула.

Он начал играть. Ланси сразу подобрался. Этот дейтрин играл совсем иначе — профессионально. Клори пел в его руках, пел, разрывался сразу на несколько голосов, звенел оркестром, и выводил незнакомую, чуть рваную, неописуемо говорящую мелодию.