Робот пришел в движение. Два гайковерта — в человеческой и механической руке — заработали синхронно. Бортмеханик опасливо подался в сторону, когда РМУшка налегла на тонкую трубу. В пустоту ударил небольшой фонтанчик пара, клешни робота мигом покрылись сверкающей исморосью.
— Сделано. Юхан Геннадьич, холодильник отключен!
— Зашибись. Шуруй булками быстрее — вот-вот цепанем пояс, — откликнулся командир платформы, малорослый и черноволосый уроженец Сканд-Петербурга.
Последовал обратный путь — еще более утомительный, если учесть, что на поясе бортмеханика висела не тяжелая, но объемистая РМУ. Наконец космонавт добрался до сиротливо тянущегося от карабина кабеля питания и вогнал его в гнездо на поверхности ремонтного робота. Машина засеменила тонкими ходовыми конечностями, следуя впереди бортмеханика к аварийному сьют-кессону.
— Отчекрыжил. Теперь точно не замерзнем. А вот зажариться шансы есть.
— Не боись. Сперва задохнемся.
Бортмеханик невесело хохотнул, доворачивая шлюз, снимая шлем и оглядывая знакомые внутренности "консервной банки".
— Или сгорим.
Пилот поднял бровь.
— На шестиста в перигее? Это как? — для иллюстрации своих слов он постучал по командному пульту-планшету.
— Спихнут.
Петербуржец поморщился.
— Не пори чушь. С чего это вдруг?
— А ты подумай. У тебя на оракуле шестидесятиметровая радиоактивная с кормы дурында, прущая по высокоэксцентрической. Связи нет, тяги нет, "консерва" вроде бы теплая, но есть кто живой — тоже хз. И эта хреновина, чего доброго, впишется в сцепку или лайнер человек на тридцать. Ты кого к ней пошлешь? Эвакуатор или БТ?
Механик тряхнул головой. Раскрыл шлюз, костюм. Перебрался из скафандра в закрепленный по правой стороне "банки" ложемент.
— Я там налепил на ферму ретранслятор. Полудохлый, конечно, но уж что есть. Будет орать на основных диапазонах, пока хватит батарейки. Может, и услышат.
Пилот продолжал изучать на экране планшета многоцветные пучки курсовых траекторий. Тактический курсопрокладочный софт, в просторечии — оракул, содержал в памяти элементы орбиты примерно двадцати тысяч объектов, включая основные вражеские конструкции, боевые платформы, орионы, орбитальные базы и спутники-истребители ГлобДефКома, а также крупные фрагменты космического мусора.
— Ну вроде ничего важного не цепляем, — проговорил он. — Расстреливать нас тоже не за что. Хотя...
— Чего "хотя"?
— Ну, боевую задачу-то мы блестяще пролюбили?
Бортмеханик поднял бровь.
— С чего вдруг?
— Антенну раздолбали? Нет.
— Зато вынесли прикрытие. Теперь, если командованию захочется, по ней можно хоть ксенонкой — а может, уже и вдарили. Новый ускоритель мы потестили? Потестили. И точно знаем, что он — дерьмо. Да за это медаль надо давать, а не сжигать.
Пилот скептически вздохнул.
— Да ты не парься. Я командир, и я перенацелил ракету. Ответственность на мне.
Бортмеханик засмеялся.
— А не перенацелил бы ты ее, тогда что? Я тебе скажу, "кинжал" бы ее поджарил вдогон, как и остальные три. И вообще. Для того мы здесь и сидим — командовать боем в реальном времени, нет? Борт, под запись, ответственность обоюдная.
— Ладно, проехали, — внимание пилота снова обратилось к оракулу. — Так-так. С десятой пусковой расходимся километрах на семи... Леха, а ну-ка! Помигай лампочкой!
— В смысле? Контроль БНО дохлый со всем прочим.
— Да не навигационными! — Юхан выскользнул из ложемента и лихорадочно принялся раздраивать предохранительную заслонку на иллюминаторе аварийного обзора. — Внутренним, твою мать! — он ткнул пальцем в светодиодную панель над головой бортмеханика.
Обитаемый отсек огласило сдавленное ржание бортмеханика.
— Двадцать второй век уже два года как! — всхлипывая, произнес он. Свет померк, снова разгорелся, померк — отбивая древнюю, как мир, просьбу о помощи. — Новейшая техника! Лучшие технологии ГлобДефКома! Юханый бабай, а давай еще флажками в окошко помашем!
— Надо будет — помашем, — процедил пилот, переключая обзор с камер.
— Блин, — уже серьезнее проговорил космонавт. — Знать бы заранее — соорудил бы хоть скруточку на ходовые. И ведь все равно выходил! Слушай, а может?..
— Не успеешь, — отмахнулся пилот. — Давай сигналь. Может, сработает.
Экипаж притих. Земля неторопливо надвигалась, заполняя поле зрения. Сквозь облака были едва различимы уральские предгорья. Платформа догоняла ночь, впереди виднелись огни Краснотурьинска — подсветка от мегаполиса пробивалась даже через тучи.
Пилот снова всмотрелся в планшет.
— О-о. А это, кажется, по нашу душу.
— Спасатели или...?
— Пока что понятия не имею. Твою ж душу... — он торопливо переключал камеры. — Захватывай давай, сволочь! Вот так... — он, не отрываясь, следил за крохотной огненной дугой. — Подожди еще с полчасика, станет ясно. И это...
— Да?
— Готовь стыковочный.
— Может, подождем?
— Готовь, я сказал.
Пальцы бортмеханика опустились на собственный пульт. Дуга превратилась в светлую точку, платформа постепенно догоняла сближающийся с ней корабль. Система отслеживания исправно переключала вид с камеры на камеру, позволяя экипажу следить, как растет впереди серебристо-золотая толстая гантель легкого низкоорбитального транспортника.
— Какой-то он совсем мелкий для спасателя.
— На буксир тем более не похож, — откликнулся бортмеханик. — Дрон, наверно. Хотя... "консерва" как "консерва", только раза в полтора меньше.
— Блин, — пилот помрачнел.
— Что такое, Юхан Геннадьич?
— Положим, скорости ему хватит нас притормозить. А воздух?
Теперь скрипнул зубами и бортмеханик.
— Может, он с патронами идет?
— Да? Как ты с него собрался шланг кидать, РМУшками?
— Надо будет — сам вылезу, — мрачно отозвался механик. — Ты лучше скажи, как будем стыковаться — сам видишь, как мотает.
Раздался короткий писк. Космонавты переглянулись.
— Передает кодом через твой ретранслятор, — Юхан вчитался в текст. — Ого. Все же не дрон.
— СФВ-14? — механик поскреб в затылке. — Что-то новенькое. Я про такую серию не слышал, а ты? — он покосился на планшет. — И база не в курсе.
— Я вроде тоже... Черт! Нихрена ж себе кто нас спасает!
— Кто? — с любопытством спросил бортмеханик.
— Сейчас сам и увидишь, — мрачно ухмыльнулся пилот. Он торопливо набирал ответное сообщение. — Следи за стыковочным. И правда, побьемся в последний момент — стыдобища будет.
Автоматика синхронно выстрелила фалами навстречу друг другу. Захваты соприкоснулись, сжались, разомкнулись, когда на них пришлась вся инерция вращающейся платформы. Новый рывок, еще один. К четвертой попытке вращение замедлилось достаточно, чтобы захват — держался, а стравливаемый трос — не вырвал одну из лебедок из креплений. СФВ-14 тоже выдал несколько коротких включений маневровых, подстраивая свое движение под натяг фала. Лебедка закрутилась в обратную сторону, аппараты сближались практически соосно. Лязгнули стыковочные.
Открылось окно межкорабельной связи — и у бортмеханика отвисла челюсть.
Если внутренние пропорции "консервы" спасателя соответствовали внешним — то пилот СФВ достал бы обоим космонавтам макушкой разве что до груди. Большая голова не соответствовала крохотному, словно детскому тельцу, по-младенчески пухлому лицу с обоих сторон тянулись полосы уродливых розовых шрамов. Карлик был облачен в стандартный полетный комбинезон, со знаками различия лейтенанта ВКС. Однако на левом рукаве пилота виднелась незнакомая эмблема — стилизованный земной шар на фоне двух скрещенных стрел.
— Сто шестой, я Дальний-Четырнадцать. Проверка звука. Как слышите?
— Дальний-Четырнадцать, я сто шестой, слышу хорошо, — автоматически ответил пилот. — Кто на связи?
— Говорит лейтенант Фабер, отряд особого назначения ВКС ГлобДефКом. Сто шестой, ваше состояние?
— Пробит реакторный отсек, полностью лишен хода. Выведены из строя вся дальняя связь и наблюдение, а также радиаторная панель правого борта. Потеряно управление основными судовыми системами, обитаемый отсек запитан от резервных аккумуляторов. Принудительно отключена главная система охлаждения. Имею запас воздуха на два с половиной часа. Состояние экипажа нормальное.
— Сто шестой, понял вас. Приготовьтесь принять от меня магистраль с воздухом. Сэр, какая предельная нагрузка у вас на стыковочный?
Пилот обернулся к бортмеханику.
— Есть приготовиться принять магистраль! Лейтенант, что со стыковочным?
— Выдержим буксировку на трех MSQ максимально, — отозвался тот, не сводя ошарашенного взгляда с Фабера.
— Хорошо. Сто шестой, я подниму вас примерно до тысячи с тем же наклонением, там нас встретит буксировщик.
— До тысячи? — вырвалось у бортмеханика. — Но вы же в легкой "консерве"!
Карлик смерил бортмеханика взглядом. Чуть улыбнулся.
— Вижу, секретность на уровне. Что ж... это уже двадцать часов как не закрытая информация. Лейтенант, моя ДНК перестроена. Как и у всех бойцов нашего отряда. Мы выдерживаем облучение до четырех грей в сутки без последствий для организма. А также можем снижать потребление кислорода в два раза по сравнению с обычным человеком на срок до трех дней. И мы потребляем меньше пищи, воды, топлива и обитаемых объемов в пересчете на человека.
Механик сглотнул. Ему явно хотелось выругаться.
— Лейтенант, займитесь магистралью, — мягко напомнил Йохан.
— Эээ... есть, сэр, — космонавт склонился над монитором, открывая сервисный люк и посылая бортовому роботу команду принять у напарника с СФВ-14 шланг воздухообмена.
На экране Фабер перевел взгляд чуть ниже камеры. Присвистнул.
— Сто шестой! Вас вызывают. Входящий сигнал с Модуля-1, переключаю на вас, — изображение растаяло.
Юхан вздрогнул. Оба космонавта вытянулись в ложементах, словно порываясь встать по стойке смирно.
— Сто шестой, приветствую, — проговорил человек, чье лицо было известно каждому жителю планеты. За спиной главнокомандующего виднелся изогнутый пол одной из командных рубок штабного модуля Стационар-Командной. Шею генерала охватывал ошейник какого-то медицинского полуимплантата.
— Здравия желаем, сэр! — дуэтом ответил экипаж платформы.
— Благодарю за службу, парни. Отличный вылет.
— Генерал, прошу прощения? — недоуменно выговорил Юхан. — Мы не поразили вражеский антенный блок...
— Зато оставили его беззащитным, — прервал пилота Званцев. — Благодаря чему мы смогли его накрыть одной ракетой дальнего действия. Как себя показало новое вооружение?
— Не очень хорошо, сэр, — пилот нервничал. Далеко не каждый день приходится общаться с главнокомандующим вооруженными силами ГлобДефКома напрямую. — При боевом маневрировании нарушилась стабильность выходного пучка. Нам пришлось использовать ракетное оружие. Подробности в боевом логе, сэр.
— Что ж, — Званцев пожал плечами. — Это крайне важная информация для технического отдела. Еще раз спасибо, ребята. Конец связи.
— Служим Земле! — браво гаркнули оба. В окне связи снова возник Фабер.
— Сто шестой, приготовиться к ускорению!
— Дальний-Семь, к ускорению готовы.
Двигатели СФВ включились, космонавтов мягко вжало в кресла. Скрежет соединений был приглушен вакуумом, но все же передавался на стены рубки через корпус. Бортмеханик не отводил глаз от окна контроля стыковочных узлов. На килевых фермах оба робота торопливо наводили временные соединения, чтобы хоть частично распределить нагрузку.
Убедившись, что Фабер занят слежением за разгоном, механик обернулся к командиру.
— Как вышло, что никто ничего не слышал про этих? — спросил он одними губами.
— У этих ребят — личное подчинение Званцеву, отдельные отсеки и даже своя сеть, — одними губами ответил Юхан. — Обратная сторона их радиорезистентности — пониженный иммунитет. Им опасно даже дышать с нами одним воздухом. Плюс половина рождается с мутациями. Видел шрамы? Ему явно удаляли мутировавшие ткани.
— Не совсем так, капитан, — оба космонавта дернулись, будто ужаленные. На губах Фабера играла улыбка. — Не половина, а семьдесят процентов. Но есть и плюс. Вызванные сбоями усиленной репарации отклонения, как правило, убивают эмбрион на ранних стадиях развития. Поэтому те из нас, кто дожил до рождения — редко отличаются внешними уродствами.
— Прощу прощения, — пилот побледнел.
— Не стоит извинения, сэр, — Фабер отмахнулся. — Кстати, с иммунитетом вы тоже преувеличили. Для меня опасен ряд бактериальных инфекций, но не более, чем для обычного землянина со слабым здоровьем.
Если от щек Юхана кровь отлила, то к лицу бортмеханика она, наоборот, приливала.
— Офицер, — проговорил он, глядя Фаберу прямо в глаза. — Разрешите спросить? Сколько вам лет?
— Семнадцать. Нахожусь на активной службе с четырнадцати. Ускоренная программа подготовки для космических спецподразделений ГлобДефКома. На орбите — две недели как. Еще вопросы?
— Вопросов нет, — пробормотал механик. — Впрочем... Мы можем подключится через вас к сети ГлобДефКома?
— Пожалуйста, — благодушно ответил Фабер. Его рука скользнула к пульту.
Через тридцать семь секунд в "консерве" раздались дружные проклятья пилота и бортмеханика.
— Ты знал?!!
— В бога ж душу... Догадывался о чем-то подобном, но не думал, что прямо сейчас! Вот к чему до нас снизошел сам главнокомандующий!
— Вы не знали? — Фабер с экрана удивленно посмотрел на экипаж. — Именно ваш вылет стал прикрытием для основной операции. После того, как антенный блок накрыли ракетами, в их сенсорном поле образовалась дыра шириной в десять тысяч километров. Чужаки засекли подход импактора всего за шесть часов до подрыва. Теперь в сторону их лунной инфраструктуры летит около двухсот тысяч тонн водно-углекислотного льда в виде плотного облака осколков. И если они попытаются переместить "иглы" для их перехвата — то подставятся под ракетный удар с приближающихся аппаратов ГлобДефКома. Ха!
Юхан в бешеном темпе пролистывал экран.
— Высадка на вырожденное ядро кометы, идущее по внутреннему кроссеру... уникальная операция... минирование... паровые двигатели... прикрытие холодными щитами... силы специальных операций ГлобДефКома... Стоп! — он перевел потрясенный взгляд на Фабера. — Лейтенант, так это... Ваших рук дело?!!
— Не моих лично, сэр, — карлик улыбался до ушей. — Но так точно, операцию по подготовке импактора проводил мой отряд. Немодифицированный экипаж просто не выжил бы в таких условиях. Я горд, сэр, что честь пожертвовать собой ради Земли выпала моим товарищам.
Ник не мог сказать, когда пришел в себя. Просто в какой-то момент он осознал, что уже давно пялится в непроглядную тьму. Попытался пошевелить головой — не смог. Что-то надежно сковывало его по рукам и ногам.
Даже грудная клетка не шевелилась. И когда Ник это понял — горло сжало удушьем.
Он рванулся, борясь с невидимыми оковами. Беззвучно закричал. Что-то внутри грудной клетки поддалось — и в легкие хлынул воздух.
И Ник чуть не оглох от собственного вопля.
