Оскорбление

От Альфы Пса до Веги и от Бэты

Медведицы до трепетных Плеяд —

Они простор небесный бороздят,

Творя во тьме свершенья и обеты.

Первым, что он увидел, была стена.

Невозможно сказать, близко или далеко она находилась. Серая однотонная поверхность без единой отличительной черты. Он не смог бы даже сказать, почему стена представлялась поверхностью, а не пустотой. И почему — не полом или потолком.

Направления смешались. Он смотрел вверх. Вниз. В какой-то момент ему показалось, что его поле зрения расширилось до полного круга. До шара. И продолжало расширяться. Стена взорвалась вокруг себя самой и рассыпалась вместе с его собственным зрением.

Потом вернулась. Снова стала серой вертикальной равниной.

На стене медленно проступили темные контуры. Расплывающиеся пятна, будто следы от влаги. Они росли, наплывали друг на друга, бледнели, исчезали. Извивались, меняя форму, пробуждая смутные ассоциации. Но прежде чем память отреагировала чем-то вразумительным, вернулся цвет. Пятна замигали, обретая синеву, изжелтую зелень, темный багрянец.

Новый взрыв.

С очередным возвращением стены — снова плоской, пустой, безразмерной — пришли звуки. Приглушенный вой, щелчки, потрескивание, мерный гул. Звуки смешивались в единое жужжащее крещендо, грохотали, гремели, пока не обратились в гром взрывной волны, и стена не рассыпалась в очередном взрыве.

Мысль о взрывной волне снова разбудила что-то в глубине памяти.

Голос с экрана запинается и дрожит, зачитывая строки, кажущиеся анонсом очередного скверного блокбастера. Изображение слегка покачивается вместе со сжимающей камеру рукой, плотно застроенная береговая линия наклоняется в такт качке невидимой глазу палубы. Далеко в глубине суши, за шеренгами блистающих стеклом и металлом небоскребов, предрассветное небо вдруг наливается светом, будто утреннюю дымку процарапали три огненных когтя. Три идеально прямых молнии соединяют небо и землю, бело-голубая заря озаряет вскипевшие облака. Над верхушками зданий вздымается туча, медленно растет, приближается. Крик на чужом языке — неразборчиво. Запись пропадает, уступая место неуверенно улыбающемуся лицу — будто обладатель его и сам до сих пор не уверен, что не участвует в каком-то грандиозном розыгрыше. И с этой улыбкой не вяжутся грозные слова, что он зачитывает.

Длинное, до горизонта, шоссе, так же до горизонта запруженное автомобилями. Виднеются несколько грузовиков, но основная масса пробки — легковушки и до отказа забитые людьми автобусы. Слева — лесополоса, испятнанная импровизированными стоянками, справа — насыпь железной дороги. Приближающийся поезд видно издалека, и одно за другим пятна лиц оборачиваются к нему. Состав идет навстречу еле ползущим машинам, груз на открытых платформах укутан брезентом, под которым угадываются угловатые обводы корпусов и длинные орудийные стволы. Поезд проносится мимо, и лица тотчас отворачиваются, словно боятся ненароком глянуть вслед поезду туда, откуда началось отчаянное черепашье бегство.

Широкая бетонная площадка, тут и там виднеются желтые палаточные навесы. Толпа — не сжавшаяся плотно, скорей, множество человеческих кучек, жмущихся к палаткам, к вмонтированным в бетон скамьям, к чемоданным пирамидкам. И странная для такого скопления людей тишина, все разговоры — полушепотом, словно среди тысяч людей ни один не решается заговорить громче, чем в полголоса. По-мартовски прозрачное небо время от времени перечеркивают инверсионные следы, и к ним, будто по команде, устремляются сотни взглядов.

И снова — выворачивающаяся из себя самой стена. Серая вспышка, смывающая образы, звуки и воспоминания.

А когда поверхность собралась снова — он понял, что смотрит вдоль длинной и пустой камеры с округлыми стенами серого цвета. Пустой, не считая нескольких углублений в дальнем ее конце и бесцветной массы рядом с ними.

Он попытался вдохнуть, перевести взгляд, повернуть голову. Не преуспел. Хотел дотронуться до лица, но рука не повиновалась точно так же.

Он закричал. И это ему удалось.

Бесцветная куча в дальнем конце помещения — в десяти метрах отсюда? — зашевелилась, разворачиваясь. Вскинула голову, повернув морду к источнику звука. Распрямилась, поднявшись на ноги. Сделала несколько шагов вперед.

На него почти в упор смотрел гоблин.

Наверно, где-нибудь в передаче про диких животных это смотрелось бы даже мило. Большие черные глаза, подергивающийся влажный нос, крупные стоящие торчком ушки — все, что нужно, чтобы сделаться звездой "Youtube" и виртуозно выпрашивать подачки у восторженных туристов. Морду гоблина покрывал короткий серый мех, при движении поблескивающий и словно бы даже ярко сверкающий под серым светом. Черная верхняя губа приподнялась, обнажив короткие желтые клыки.

Как и положено гоблинам, создание держалось сгорбившись, впрочем, непохоже, что ему это доставляло какие-то неудобства. Лобастая голова сидела низко, короткая шея переходила в покатые плечи. Мохнатый серый торс формой походил на человеческий, под шерстью бугрились внушительные мышцы. Туловище гоблина опиралось на короткие и толстые ноги, единственным предметом одежды на его теле была то ли короткая юбка, то ли просто кусок ткани, обмотанный вокруг талии, да несколько нитей из бисера, оплетенных вокруг запястий и шеи.

Непропорционально длинная в сравнении с приземистым туловищем рука уверенно держала длинное копье с черным поблескивающим наконечником.

Гоблин внимательно смотрел на него, черный нос подергивался. Серая пасть вновь осклабилась, обнажая зубы. Раздалось глухое ворчание.

— Ты... ты... — сумел он выдавить. Не узнавая свой голос. Ровный, странно высокий, нечеловеческий.

— Я-а, — только через несколько секунд он понял, что гоблин ответил, а не просто издал нечленораздельный звук. — Я. Видеть тебя. Странно, — существо проглатывало твердые согласные, будто перекатывало их во рту. — Но рада. Ты — помнить что?

— Ты... говоришь? — выдавил он чужим голосом.

— Я говоришь, — повторил гоблин. — Я помнить. Они говорить, ты — не помнишь... но хочу проверять. Ты... последнее помнишь? Что?

— Кто ты?

— Друг, — гоблин вновь оскалился, и на сей раз он догадался, что это была попытка улыбнуться. — Я — вопрос. Помнишь — что?

Он хотел было осмотреть камеру. Но глазные яблоки оставались такими же неподвижными, как и все тело. Морда гоблина и выглядящее очень острым копье занимали все поле зрения. В блестящем мехе вроде бы даже отражались смутные очертания — но разглядеть подробности не удавалось.

— Сортировочную. Мы ждали поезда на Оренбург. Кто-то пустил слух, что по уцелевшей ветке пустили дополнительный состав, — словно внутри рухнула плотина, и он говорил быстро, взахлеб. — Срочники не пускали к платформам, стреляли в воздух. В зале ожидания раздавали гуманитарку. Отдал паек какой-то женщине. Собирался дождь. Я зашел под навес. Услышал сирену, все заметались. Мы бежали к поездам. Рядом что-то грохотало, солдаты тоже куда-то бежали. Потом был грохот, поезда загорелись. Я бросился к вокзалу, он тоже горел. Дальше урывками. Помню, лежал на бетоне, было очень душно. Увидел в небе их машину, одну из тех, малых. Прикинулся мертвым. Дальше не помню, — он остановился.

Гоблин медленно покачал головой, по его шерсти прошла переливчатая волна. Очень человеческим жестом поднес ладонь ко лбу.

— Говорить Плохое сказать, сказать. Но я — проверить. Говорить Плохое — не говорить ложь, ич-чит-тл! — из пасти гоблина вырвался поток чирикающих щелчков-цоканья.

— Ты... — прервал он гоблина. — Ты — один из них?

Создание зашипело.

— Говорить Плохое? Нет, нет, нет. Я — друг. Ли-ча — человек — друг. Земля — Кья-Ал — друг. Приходить Говорить Плохое, ичивалла тиа... — гоблин вновь потер лоб. — Я — говорить смеяться ты? Понять — тяжело. Говорить — тяжело. Раньше легче. Ты видеть, слышать, понимать. Говорить раньше легче. Но они — страх, большой страх, — гоблин показал зубы. — Сказать — говорить так, мешать понимать. Я — знать ты говорить мало, и я понимать мало, не сказать! Большой страх Говорить Плохое, большой надежда!

— Надежда? — выхватил он единственное слово из этого потока бессмыслицы.

— Надежда, — гоблин оскалился, взъерошил шерсть, и по сторонам от него брызнули зайчики переотраженного серого свечения. — Надежда Земля. Надежда Кья-Ал. Надежда жить.

Он безуспешно и безнадежно попытался собраться с мыслями.

— Что со мной? Ничего не чувствую...

— И не видеть. Хорошо, — гоблин наклонил голову, уставясь ему куда-то под ноги. — Раньше — и быть лучше. Сейчас — как куча чит-тли! Они говорить — скоро быть лучше. Ты жди. Время быть. Очень много время. Говорить Плохое только говорить быстро. Идти — долго. Очень долго идти от звезда до звезда, ич-чит-тл! — гоблин вновь защелкал.

— Между звездами? — повторил он, словно автомат. — Где... где мы?

Казалось, из гоблина выдернули затычку. Он весь как-то обмяк, сгорбился еще больше, опираясь на древко копья.

— Далеко. Очень далеко. Больше не Канзас — так ты говорить?

Какое-то время оба молчали.

— И... что с нами будет?

— Будет? — гоблин словно покатал во рту новое слово. — Будет — ты спасать Земля. Я спасать Круг Говорить, Кья-Ал. Если — будет. Если ты — помочь.

— Если я помогу? — медленно, неуверенно пробормотал он.

— Ты — помогу, — снова очень-по человечески наклонил гоблин голову. — Много — нет нужно. Только ты — опять умереть. Но не очень много раз.

Конструкция заметила врага на расстоянии двадцати восьми астрономических единиц и поняла, что обречена.

Противник, будто низкосенсорный воин в высокоэнергетическом ландшафте, хорошо рассчитал свой удар, укрыв проекцию траектории на конструкцию в излучении звезды. Но конструкция обладала некоторым массивом пленочных интеллектуальных зондов, преследующих и обгоняющих цель в ее орбитальном движении, и они в конце концов отследили узкую полосу свечения рекомбинации ионизированных атомов солнечного ветра, увенчанную россыпью точечных теплых дробинок. Хотя скорость, набранная противником, и оставляла конструкции больше девяти часов на ответные меры — что на полчаса с лишним превосходило срок, отпущенный противнику — она приближенно, насколько позволял ее невеликий и тщательно замаскированный сенсорный объем и мыслительная мощность, прикинула массовые и скоростные возможности противника, и осознала, что ни развернуть полноценную защиту, ни выйти из конуса атаки не сможет.

Это было неудивительно. Конструкция не встречалась ранее с противником, но хорошо представляла его способ охоты, как и он знал ее оборонительные возможности. Она понимала, что мощь породившего ее целого достаточна, чтобы от врага осталось сильно ионизированное воспоминание и бороздящие пространство жалующиеся тени. Именно поэтому враг никогда не рискнул бы встретиться лицом с лицу с ее источником и прародителем, предпочитая скрадывать добычу по охраняемым ее братьями окраинам империи. И в этом преуспел.

Тем не менее, кое-что она могла сделать.

Пучок электромагнитных волн прошел сквозь центр массовой пульсации, за пять сотых квинтиллионной доли йотасекунды передав могущественному источнику зов. Не о помощи, на нее конструкция не рассчитывала. И не о возмездии, даже оно пришло бы слишком поздно. Конструкция всего лишь кратко сообщила о нападении врага, и добавила основные сведения о своей работе за истекшие тысячелетия. После чего разослала по удаленным запоминающим пленкам, достаточно малым, чтобы надеяться не привлечь внимания противника, более подробную версию доклада, сопроводив ее относительно крупными фрагментами своей идентичности. В будущем, знала конструкция, когда враг покинет систему и работа в ней возобновится, они послужат исходным материалом для создания ее преемника, и этот факт служил конструкции скромной дополнительной мотивацией.

А затем конструкция начала перегруппировку своей гештальт-сферы. Она не была совсем уж беззащитна — ее хорошо подготовили для перехвата вражеских разведчиков, на околосвете проносящихся через систему, для поиска и уничтожения дремлющих в кометных ядрах падальщиков, выдающих себя лишь крохотными струйками остаточного теплосброса. Но тот жалкий боевой рой, что конструкция успевала отпочковать за отведенное ей до битвы время, был бессилен даже против вражеского авангарда — а далеко впереди она уже различала тормозное излучение основного противника, многократно превосходящего ее и по динамике, и по боевой массе.

Впрочем, конструкция не считала сопротивление бесполезным. Готовность сражаться до последнего сама по себе ложилась на весы — вынуждая противника расходовать дефицитную боевую массу на почкование арьегардного роя, отправку разведчиков, и быть может — заставляя его уклониться от атаки на системы, занятые ее собратьями по источнику. Так что конструкция выдвинула восемь перехватчиков в двухстенном строю к границе гештальт-сферы, и окружила себя четырьми баклерами, спокойно и храбро готовясь к последнему безнадежному бою.

С чувством скромной гордости и хорошо исполненного долга осознавая, что только что обрекла на гибель семь миллиардов землян.

Бой продолжался менее полусекунды.

Он был коротким, ярким и безжалостным. На расстоянии семидесяти миллионов километров враг развернулся в боевую колонну. Траектории четырех разведчиков прошли по краям конуса атаки, и конструкция хлестнула по ним мощным рентгеновским клинком, не желая лишний раз выдавать позиции перехватчиков. Распахнулся первый перехватчик, и к конструкции устремился огненный дождь из плазменных пучков, которыми обратились три вражеских шпаги. Но четвертым шел контрперехватчик, и диск нестерпимой яркости на долю секунды отделил врага от конструкции. Перехват, перехват, контрперехват... И три антипротонных молота сработали синхронно, испепелив и вторую стену, и последний выживший перехватчик фронта. Полыхнули молнии магнитоплазменных баклеров, полыхнули сами баклеры, встречая собой гамма-клинки.

А затем релятивистская шпага ударила в открывшуюся брешь, и в мыслительном ядре конструкции мгновенно возникли тридцать два тонких отверстия с истекающими радиацией краями.

Сенсоры отключились, связь с зондами пропала. Гештальт-сфера мигом схлопнулась до границ внешней обшивки. Сквозь поток сигналов о повреждениях, всеми уцелевшими мыслительными процессами она попыталась бороться. Оценила степень повреждений, выделила критические пробоины, запуская восстановительный механосинтез, напрягла ионные двигатели в отчаянном и бесполезном рывке в сторону... Она еще боролась, когда антипротонный молот опалил ее гамма-излучением, испарив половину внешней обшивки, и следующие две шпаги одна за другой погасили остатки мышления.

Убранство комнаты ничем не отличалось от офиса состоятельной организации средней руки. Стол для совещаний посредине, несколько кожаных кресел, проекционные экраны... Единственным, что отличало комнату, было необычно большое количество звезд и погон на квадратный метр ее площади, да видимая через приоткрытую дверь изогнутая переборка.

Да еще тот факт, что комната вместе со своим обладателем находились на высоте шести с половиной километров над землей.

— Итак, господин генерал? — требовательно произнес хозяин кабинета, наклонившись вперед. — Это информация о произошедшем?

Генерал быстро, коротко кивнул. Свет ламп блеснул на его покрытой бисеринками пота, несмотря на включенные кондиционеры, голове.

— Доклад с базы Петерсон, сэр, — отрывисто произнес он. — Первая вразумительная информация... и шокирующая, должен доложить.

— Шокирующая на фоне сегодняшних событий? — последовал саркастический вопрос. — Докладывайте, генерал. Не тяните.

Вместо ответа офицер коснулся экрана своего планшета, и луч проектора высветил на белой стене крупномасштабную карту восточного побережья Индокитая.

— Полагаю, китайцы получили те же сведения одновременно с нами — и только поэтому их боеголовки еще не летят в нашу сторону. Разведка сообщает, что их ядерные силы приведены в полную боевую готовность. Но, по-видимому, они тоже хотят для начала определиться с противником.

Общее число взрывов — тридцать два, приповерхностная мощность каждого составила около ста килотонн. Зона сплошных разрушений — около двадцати тысяч квадратных километров, площадь радиоактивного заражения... оценивается. Число погибших... по оценкам Генштаба, около трех миллионов человек, но точных цифр мы не имеем.

— Кто-нибудь взял на себя ответственность за акцию? — спросил один из немногих в комнате, носящий гражданский костюм. Морщины на старческом лице за этот день, казалось, стали еще глубже, кожа обтянула скулы. — ИГИЛ, Аль-Кайда, русские, украинцы... хоть кто-то?

— Нет, министр. Более того, вы лучше меня знаете, что ни у одной террористических группировок на нашем шарике нет ни возможностей, ни желания сотворить подобное. Впрочем, как и у любой ядерной державы... включая нашу.

— Но кто же тогда?.. — вопрос повис в воздухе. Вместо ответа докладчик обернулся к экрану.

— Это наложенные снимки взрывов, сделанные одним из наших "Кристаллов", проходившим над районом. Обратите внимание на светлые полосы — это зоны протекания реакции. Точнее говоря, полосы разогретого до свечения воздуха.

— Кхм, — кашлянул еще один из офицеров после недолгого молчания. — Генерал, вы не ошиблись с масштабом карты? Если он верен...

— Мы имеем дело со столбами плазмы длиной в двести километров, наклоненными к земле под углом около пятнадцати градусов. Численность погибших могла бы быть гораздо больше, но большая часть энергии взрывов оказалась истрачена на разогрев стратосферы. Впрочем, совокупное тепловое излучение и ударная волна расширили радиус поражения...

Хозяин кабинета вскинул руку.

— Господин генерал, — медленно произнес он. — Я прочитал за свою жизнь достаточно фантастики. Вы хотите довести до моего сознания, что для подобного эффекта не хватило бы даже наших ядерных арсеналов? И что ни у кого на этой планете нет возможности нанести такой удар скрытно?

— Но подобный эффект, господин президент, — генерал заговорил одновременно со своим верховным главнокомандующим, но никто не обратил внимание на столь грубое нарушение устава, — мог бы быть создан тридцатью двумя объектами, вошедшими в земную атмосферу на скорости свыше трех тысяч километров в секунду. По крайней мере, так считают наши специалисты по испытательному применению термоядерного оружия. Мы могли бы предположить природный характер катастрофы... но взгляните на распределение взрывов. Расстояния между зонами поражения слишком ровные, слишком близкое к правильному кругу рассеивание попаданий.

— Попаданий? — раздался чей-то возмущенный бас. — Марк, на что вы пытаетесь намекнуть? Вы, часом не пересмотрели "День Независимости"?

— Есть еще одно обстоятельство, — генерал словно не заметил выкрика. — Это вывод парочки гражданских аналитиков из НОАО, к сожалению, просочившийся в открытую сеть. Если мысленно продолжить траектории движения объектов, они почти совпадут с линией, соединяющей текущее местоположение Земли с координатами астрособытия от пятнадцатого августа.

— — От пятнадцатого августа? — последовал недоуменный вопрос. Похоже, большая часть собравшихся разделяла это недоумение.

— Вспышка в созвездии Кормы. Не следите за научными новостями? Я тоже.

— Поконкретнее, — потребовал президент.

— Яркая вспышка в районе Млечного Пути. Интерпретирована как флуктуация блеска переменной звезды, но ученые разошлись в оценке расстояния до нее. Погрешность измерений оказалась необычайно велика, либо же расстояние оказывалось необычайно мало, в пределах орбиты Плутона. Одна из обсерваторий в порядке шутки предположила, что кто-то взорвал на границах Солнечной системы ядерный заряд, в прессе проскочила пара статей в духе "ученый трахнул журналиста"... Кажется, их авторы оказались ближе к истине, чем рассчитывали, — он обвел взглядом собравшихся.

— Вы что же, хотите сказать...

Писк аппарата ЗАС прервал хозяина самой могущественной державы на земном шаре на полуслове. Тот поднес трубку к уху. Выслушал говорившего в молчании. Лишь рубленое лицо залила пепельная бледность.

— Понял. Благодарю за оперативность, — пробормотал он. Перевел взгляд на генерала.

— Токио, — выдохнул президент. — Связь потеряна. Сообщения о взрыве и вспышках над столицей с половины японских островов. Оборвалась связь с нашими базами в регионе. Все то же самое. Господи, смилуйся над всеми нами!

Совещательный отсек самолета заполнила тишина. Мертвенная. Нарушаемая только отдаленным гулом турбореактивных двигателей.

— Господин президент, — медленно произнес генерал. — Все данные указывают на то, что сегодня наша цивилизация столкнулась с агрессией из космоса. И судя по случившемуся — через несколько часов наступит очередь западного побережья. А потом — и всего человечества.

Еще полгода назад расположение бункера было одной из строго охраняемых государственных тайн державы, которой он принадлежал. Сегодня его координаты значились в секретных циркулярах штабов половины стран планеты. Оставшаяся половина, по неофициальному и довольно единодушному мнению первой, не имела права претендовать на мнение, которое могло бы быть принято в расчет по какому бы то ни было вопросу.

Включая вопрос инопланетного вторжения.

— Получено независимое подтверждение с "Хаббла" и "Интеграла", — астроном с мировым именем обвел курсором участок на звездной карте. — Максимум мощности в гамма-волновом диапазоне, но оба источника также наблюдаются в оптическом и инфракрасном, как звезда третьей величины. Координаты источников идеально совпадают с рассчитанными траекториями всех восьми ударных тел, — он обвел красными от недосыпа глазами собравшихся в полутемном зале знакомых ему не первый год коллег, узнаваемых по телепередачам политиков и людей в погонах. — Добро пожаловать в "Звездные Войны", господа.

— Подлетное время? — коротко спросил один из ведущих специалистов планеты по вопросам орбитальной динамики Земли. Опередив сразу двух или трех высоких чинов, собиравшихся, судя по виду, задать тот же вопрос.

— Неизвестно, — докладчик развел руками. — Телескопы были переориентированы по этим координатам практически сразу после атаки, но пока мы наблюдаем источники недостаточно долго, чтобы сделать надежные выводы о расстоянии и динамике.

— Доктор, вы располагаете какими-либо надежными сведениями о наших врагах? — требовательно произнес офицер со знаками различия генерала ВВС. — К чему нам готовиться?

— Кое-что мы уже знаем, — пробормотал астроном. Привыкший за последний год к интересу коллег и журналистов, он робел, оказавшись перед комитетом, в котором военных было примерно вдвое больше, чем астрономов и инженеров. — В частности, если мы действительно видим выхлоп тормозных двигателей чужаков, то энергия квантов излучения примерно соответствует ожидаемой для аннигиляции антиводорода. Это подразумевает высокую энерговооруженность их транспортных средств, а также умение создавать высокорадиостойкие по нашим меркам устройства.

— Что, разумеется, снижает эффективность наших ядерных вооружений, — произнес еще один из специалистов. В гражданской своей ипостаси занимавшийся конструированием радиоизотопных батарей для межпланетных зондов, но имевший звание офицера запаса и ныне срочно из него призванный.

— Не исключено. Более того, та же аннигиляционная технология может быть использована в их системах вооружения — и тогда не исключено, что их энерговооруженность достаточна для полной элиминации земной биосферы. Если чужаки ставят перед собой именно такую цель.

— Они стерли с лица Земли восемь крупных городов и убили семьдесят миллионов человек. Мне представляется, в их целях не приходится сомневаться, — мрачно проговорила обладательница крючконосого профиля диснеевской ведьмы и четырех звезд на погонах.

— — Возможно, генерал, — астроном слегка поежился под ее пристальным взглядом. — Однако тут есть и положительный аспект. Прошло уже больше четырех суток с момента последнего взрыва. Предыдущие следовали с интервалом от двух до четырех часов. Либо у пришельцев кончились боеприпасы — тогда следует предположить, что они жестко ограничены по массе либо вместимости своего корабля. Либо они не планируют полной зачистки Земли по каким-то своим соображениям. Например, рассчитывают использовать ее для колонизации и не хотят подвергать излишнему радиоактивному заражению. Это дает нам возможность сопротивляться.

— Или они хотят точнее навести орудия, — бросил заговоривший первым генерал.

— При всем уважении, предположение сомнительное, — ответил вместо докладчика ядерщик. — В настоящий момент они продемонстрировали точность, достаточную для пусть неприцельного, но опустошительного разрушения наших основных промышленных зон. При этом у нас нет никакой возможности ни перехватить, ни даже предугадать их удары. Действуя таким образом, они могут вбомбить Землю в каменный век задолго до выхода на ее орбиту. И раз мы до сих пор живы — скорее всего, пришельцы все же ставят себе цель, отличную от полного уничтожения.

— Допущение, — поморщилась женщина. — С тем же успехом они могут чинить или перезаряжать свою пусковую установку.

— — Раз уж мы заговорили о целях пришельцев, — кашлянул лучший специалист планеты по транснептуновым объектам. — Есть ли новости с Аресибо?

— Рабочая группа Совета Безопасности еще не утвердила содержание радиопослания. Колеблются между вариантами "Мы надерем вам задницу, ублюдки, как только вы сунете нос на нашу орбиту!" и "Назовите ваши условия капитуляции!" — представитель внешнеполитического ведомства, должно быть, хотел разрядить обстановку, но вышло у него плохо — даже старые лампы над столом будто стали гореть тусклее. — Китайцы жаждут крови, британцы призывали к мирным переговорам вплоть до удара по Лондону. Русские предлагают нечто среднее, в духе своего достопамятного "войны мы не хотим, но к отпору готовы". Что до пришельцев... До сих пор мы не получили никаких внятных сигналов, которые можно было бы истолковать хотя бы как объявление войны.

— Мне сдается, мы не там ищем, — проговорил один из астрономов.

— Профессор? — докладчик обернулся.

— Вспышка в созвездии Кормы. Насколько мне известно, на текущий момент ее техногенный характер никем не оспаривается?

— За полной очевидностью. Но вы предполагаете..?

— Пришельцы нанесли первый удар не по нам. Они уничтожили некую неизвестную нам цель на границе Солнечной Системы, рискуя обнаружить свое присутствие. Атаковали кого-то, кто показался им более опасным. Враг моего врага...

— Станет моей следующей целью, — продолжил за него дипломат. — Брайан, эту мысль высказывали неоднократно. Как уже отметила госпожа генерал, мы ничего, в сущности, не знаем о противнике. И о его гипотетических врагах. Гипотетических — потому что мы даже не можем поручиться, что это не было испытание его орудийных систем, к примеру.

— Мы закончили обсуждение? — заговорил офицер. — Константин, благодарю вас. И предлагаю перейти к знакомству с теми вариантами противодействия противнику, что предварительно выдвинула объединенная консультативная группа НАСА и ДАРПА.

Стемнело. В кустах заливались соловьи и лягушки, составляя вездесущей и невидимой охране компанию на очередном дежурстве. На западе облака еще слегка отсвечивали зарей, противоположную сторону неба подсвечивали огни близкого мегаполиса.

Но яркую звезду над горизонтом не мог затмить ни закат, ни городская засветка.

— Итак, три года? — переспросил один из двоих мужчин, расположившихся на открытой террасе. На дубовом столе остывал шашлык и согревалось пиво. И гостя, и хозяина дома они волновали значительно меньше, чем несколько цветных распечаток между ними.

— Похоже, выйти на пенсию мне уже не светит, — без улыбки пошутил второй. — Три года и шесть кораблей. Пулковская обсерватория подтвердила американские данные. Послезавтра мы намереваемся официально объявить о введении военного положения.

— Наконец-то, — хмуро бросил первый. — Хоть подразгребем наш традиционный бардак, прежде чем начнется.

— Постарайся не ляпнуть этого перед камерами, — поморщился хозяин. — Мне и так дорого обошлись твои шуточки, особенно последняя, та, что про чужаков и оружейный рынок.

— И что я такого сказал? — голос известного политика на какую-то долю секунды зазвучал, будто голос обиженного школьника. Впрочем, тут же вернув себе серьезность. — Если бы не чужаки, нашим оборонщикам и не снились бы такие контракты, как те, от которых они жируют сегодня!

— Избирателям объясняй, а не мне, — произнес хозяин резко. — Ладно, проехали. Что Андрей Иванович?

— Пятьсот восьмидесятую серию обещает закончить через два с половиной годика. А вот по убежищам-десятитысячникам все очень грустно. Даже в холодную войну за такие проекты что мы, что янки брались только на бумаге.

— — Что ж. Благо хоть, что наши космонавты худо-бедно успевают состыковать национальную ПРО с китайцами и западниками, — заметил второй. Гость молча поднял со стола одну из фотографий, скользнул устало-злым взглядом.

Четкость изображения оставляла желать лучшего. Рядом с пятном голубого свечения на черном фоне виднелась лишь тусклая треугольная тень, сужающаяся к дальнему от свечения концу. Следующая фотография запечатлела светлый эллипсоид, который вытянутым кольцом охватывали восемь таких же ярко-голубых огней. Третья фотография изображала плавно переходящее в светлый сгусток продолговатое пятно.

— Даже завидно, — признался гость. — Заокеанским чертям прилетело не одной — двумя инопланетными бомбочками. А они тем не менее готовятся встречать гостей на дальних подступах. Мы такого себе позволить не можем.

— На подступах? — хозяин хмыкнул. — Я бы это скорее назвал, кхм, проведением разведки боем. Я при всем желании не могу поверить, что созданий, превративших из межзвездного пространства в руины восемь крупных мегаполисов, можно остановить несколькими керосинками с ядерным зарядом.

— Можно подумать, на наших ракетах не то же самое, — гость вздохнул. — С той только разницей, что мы их собрались подрывать над своими же городами.

— А что ты посоветуешь? Сдаться? До сих пор мы не получили от пришельцев даже требований о капитуляции, — заметил спокойно второй собеседник.

— А сдался бы? — гость вскинул голову.

— Не провоцируй, — хмуро велел хозяин.

Чужая звезда медленно поднималась над горизонтом. Вслед ей скользили объективы десятков телескопов и миллионы ненавидящих взглядов.

— Что посоветую... — пробормотал гость со злобой. — Да нечего мне посоветовать. Кроме того, что и так все знают. Рассредоточение, эвакуация, мобилизация, перевод на военные рельсы и прочее дерьмо. Потрепыхаемся перед концом.

— Вот этого уж точно не вздумай ляпнуть на камеру.

— А то что? Расстреляешь за пораженческие настроения?

— Думаешь, не смогу? А я, между прочим, два часа заучивал наизусть "Братья и сестры!" и далее по тексту.

Гость вскинул голову.

— Шутишь?

— Я шучу, разумеется, но обращение будет, сам понимаешь. И тебе советую озадачить своих спичрайтеров чем-нибудь патриотическим. Ты не забывай, твоя должность тоже обязывает к публичным выступлениям.

— Сделаю, — кивнул гость. — Слушай... Ты хоть на секунду веришь, что у нас хоть какие-то шансы?

Последовал тяжелый вздох.

— Я последние полгода — если честно — не верю вообще ни во что. Кризис за кризисом, ни на кого нельзя положиться, все как будто с цепи сорвались — а потом вдруг Это. Ну что? Если мы угодили в "Звездные Войны", нам надо следовать законам жанра. Мы должны воспитать свое поколение Люков Скайуокеров, а еще лучше, кхм, Гастелло и Маресьевых, и взорвать их Звезду Смерти или то, что пришельцы запустили в нашу сторону.

Оба невесело засмеялись. Лягушки продолжали заходиться в истерике, дерзко игнорируя огненный знак, подымавшийся над горизонтом.

Они были молчаливы. Речь требовала энергии, а энергию они расходовали очень скупо. У них было слишком много способов ее потратить.

Они мчались сквозь заполненную звездами ночь. Прятались в облаках протопланетных дисков, скрывали выхлоп в пламени фотосфер, расидывали полотнища поглощающих завес, ныряли в пращи нейтронных звезд. Они хорошо умели прятаться.

Их было двенадцать.

Когда-то, в начале начал, в путь отправилось шестнадцать.

Один из сторожей оказался везуч и силен. Его атаки и защиты сложились в очень удачную — для стража — комбинацию. Так их стало пятнадцать.

Неосторожный ли маневр выдал их местоположение, оказался ли снабженный мощным передатчиком зонд слишком близко к узловому кольцу, но из пустоты ударила меткая релятивистская шпага, не оставив времени на защиту с уклонением. Так их стало четырнадцать.

Жертва и сама знала толк в оскорблениях. Остры были ее насмешки, сочащиеся гамма-излучением, весомы проклятья, жгущие мегатонным пламенем. Так их стало тринадцать.

Пространство между галактическими рукавами было тихим, прозрачным и пустым. Ни одной звезды, готовой согреть своим дыханием жертву для новой охоты или спрятать в своей короне работающий двигатель — и голод, все растущий, пронизывающий от обшивки до центрального ядра, доводящий до безумия. Так их стало двенадцать.

У них были враги. Они были хищниками, охотниками, не уважающими границ, не чтящими прилежный труд, нападающими на сторожей. Многие хотели бы их уничтожить, стереть с лица космоса... те самые многие, что прибегали к услугам им подобных. Поэтому они продолжали свой бег сквозь пустоту — тысячелетнее бегство вокруг Галактики.

Тысячи лет бегства от настигающего голода.

Они называли друг друга кровными братьями.

В этом названии была любовь, и теплота, и страх, и опасливое воспоминание об ужасе, под сенью которого они родились, и тысячи лет бега во тьме. У него не было подходящего эквивалента в земных языках. Кровные братья — ближайшее грубое соответствие.

Они спали, бежали и видели сны. И во сне они разговаривали.

— Проснитесь. Проснитесь. Проснитесь.

Даже во сне они ощущали голод. Пламя, медленно разгоравшееся внутри тел. Они никогда не позволяли себе полностью его утолить. Сытость была принадлежностью снов, и только.

— Пересекаем границу.

— Сторожа?

— Ближайший далеко.

— Мы так считаем.

— Голод силен.

— Время для охоты.

— Время оскорблять, кровные братья.

Информационные пакеты, впечатанные в короткие импульсы. Выжимки из позиций звезд и конструкций, истории планет и цивилизаций.

— Жертва?

— Обрывки данных, вести от авангарда. Ты видишь?

— Голод силен.

— Мы знаем.

— Я вижу жертву.

— Слишком молода.

— Ее хозяин так не считает.

— Он будет оскорблен.

— Как и должно быть.

— Голод силен.

— Время оскорблять, кровные братья.

— Измените направление. Измените направление. Измените... что?

— Сохраняю курс.

— Основание?

— Обрывки данных, плачущие призраки. Взгляните. Взгляните. Взгляните.

Сомнение. Переоценка. Замешательство.

— Голод силен.

— Однажды он станет еще сильнее! Однажды он станет слишком силен!

— Неоднозначность.

— Недостоверная оценка.

— Награда огромна, вероятность успеха не определена.

— Легенда, и ложь, и плачущий призрак оттуда, где металл, и шепот, и жадные боги кольцами свиваются вокруг звезд. Отказ. Голод силен. Щедрость вымышлена.

— Время оскорблять, кровные братья.

Усиление мотивации.

— Предложено разделение.

— Возражение. Опасность.

— Жертва слаба и безопасна. Хозяин далек. Кровные братья произнесут оскорбление и насытятся. Отделившийся — выследит плачущего призрака Щедрости.

Лучи когерентного света пляшут в пустоте, сквозь сотни километров выплетая разговор.

— Изменение приоритетов. Отделившийся ускорится. Отделившийся произнесет оскорбление и насытится. Кровные братья выследят плачущего призрака щедрости.

Сомнение.

— Опасность?

— Безопасность повторно констатирована. Снижение рисков для кровных братьев. Увеличение риска охоты — незначительно. Увеличение риска неудачной охоты — незначительно. Отделившийся произнесет оскорбление.

Благодарность.

— Голод силен.

— Изменяю направление. Изменяю направление. Изменяю направление.

Фотонный луч устремляется в сторону, слабый и расходящийся, незаметный для глаз, наблюдающих за межзвездной пустотой. Черная игла и блестящее кольцо медленно сближаются, касаются краями, соединяются. Вместе отделяются от стаи, чтобы устремиться по следу добычи.

— Направление изменено. Молчание. Молчание. Молчание.

Между звезд вновь воцаряются тишина и темнота... впрочем, в данном случае это одно и то же. Тает тусклый огонек. Одиннадцать охотников продолжают движение прежним курсом — позже и они сманеврируют, вставая на след давно забытой легенды. Один охотник исчез, потерялся в пронизанной звездным огнем пропасти, выбрал новый курс, ведущий прочь от курса стаи.

Ведущий к Земле.

Ретранслированный со спутника радиосигнал подтверждает автоматическую команду. Корректирующие двигатели включаются, выправляя траекторию земных посланцев. Шесть аппаратов, по три боевых блока на каждом, почти две с половиной мегатонны общего тротилового эквивалента. Семнадцать тысяч километров до цели.

— Две минуты до отделения блоков, — в полутемный ЦУП, укрытый под Скалистыми горами, стекаются данные с полудесятка спутников, наземной обсерватории и двух беспилотных зондов.

Писк зуммера, новый огонек на мониторе. Там, в вышине, сине-белое пламя отражается в зеркальных впадинах и вздутиях на боку блестящего километрового клина.

— Внимание! "Игла Один" — изменение траектории! Повторяю, объект "Игла Один" изменил скорость и направление движения! Смещение к центру построения на двести километров, тормозное ускорение снизилось на пятнадцать метров в секунду за секунду!

Глаза диснеевской ведьмы сужаются.

— Поздравляю с первой реакцией на наши действия. Хороший признак.

— Генерал? — оператор недоуменно вскинул голову.

— "Игла Один" готовится встречать наши ударные аппараты. Они перестраиваются, чтобы прикрыть "Конус" от нашей атаки. И это хорошо.

— Мэм?

— Это означает, что наши боеголовки все же опасны для их кораблей.

На дисплеях стремительно менялись цифры.

— Капитан Джефферс! Приказываю перенацелить боевые блоки на цель "Игла Один"!

— Обоснование? — раздалось с экрана, на который транслировался вид из бункера, расположенного за половину континента отсюда.

Сухой кашель.

— Я не настолько наивна, чтобы рассчитывать, что наши ракеты сумеют пройти мимо их перехватчика. Ударим по тому из пришельцев, что подставляется — и будем надеяться на удачу.

Срабатывают вышибные заряды, и разгонные ступени продолжают свое движение навстречу пришельцам в окружении укрытых конусами носовых экранов восемнадцати ядерных блоков. Затем вспыхивает водородное пламя, и к сверкающей игле устремляются голубые стрелы.

— "Игла Один" — разделение цели! Повторяю, "Игла Один" — разделение цели, наблюдаем отделение четырех новых меток! Скорость двести восемьдесят метров в секунду, направление... — оператор замялся на секунду, — на боевые блоки!

— Запуск перехватчиков, — генерал наклонила голову, вглядываясь в монитор. — Капитан, увеличьте скорость "Орла Четыре". Я хочу посмотреть, чем его встретят.

Рука оператора скользнула по клавиатуре. Четыре секунды — предельный срок запаздывания для первого в истории космического боя. В космосе один из языков голубого огня вспыхнул чуть ярче, и венчавшая его металлическая скорлупка вырвалась вперед. Бег времени словно замедляется, взгляды десятков людей прикованы к экранам.

— Три минуты до контакта с "Иглой Один", сорок секунд до контакта с аппаратами прикрытия, — проговорил оператор. — Десять до входа первой цели в зону предполагаемого поражения... проклятье!

На экране мгновенно погасла одна из точек, отмечавших земные ракеты. Весь персонал ЦУПа выдохнул одновременно.

— Генерал, связь с "Орлом Четыре" потеряна! — выпалил оператор. — Данные телеметрии не прошли, но инфракрасные детекторы с зонда отмечают резкое увеличение температуры, предположительно — подрыв топливных баков. Действия?

— Выдвигайте "Орла Два" и "Орла Три" на двадцать километров ближе к противнику. Подрыв за пятнадцать секунд до сближения с перехватчиками. Остальным аппаратам готовность к переходу в баллистический режим, подрыв по таймеру при входе в зону поражения цели!

— Есть, мэм! — Джефферс торопливо ввел новые команды.

И вновь потянулись минуты, пока корабли чужаков сближались с земными боеголовками. Тридцать секунд, двадцать... и новое солнце нестерпимой яркости расцветает в космосе, достаточно ослепительное, чтобы привлечь множество взглядов с ночной стороны Земли.

— Состояние цели?

— "Зонд Один" передает только свою телеметрию, "Зонд Два" слишком удален от цели... передайте команду на "Двойку" сблизиться с целью, лейтенант... — руки Джефферса жили, казалось, отдельной жизнью. — Есть контакт! Наблюдаем только два перехватчика противника, расходятся с боевыми блоками на высокой скорости, но быстро ее гасят!

— Сколько "Орлов" уцелело? — резко спросила генерал.

— Наблюдаем четыре блока из пятнадцати. Шестнадцатый и пятый отклонились от цели, восьмой и шестой сближаются с противником. Тридцать секунд до подрыва. Двадцать. Пятнадцать... дерьмо! Виноват, наблюдаем разрушение обоих боевых блоков до подрыва! Поправка — наблюдаю разрушение всех четырех боевых блоков! Цель не поражена! "Игла Один" изменяет положение, возвращается на исходную позицию.

По бункеру пронесся зубовный скрежет.

— Характер разрушения?

— Чувствительности приборов недостаточно, к тому же через десять минут цели выйдут из зоны уверенного наблюдения "двойки". Может быть, ударное, а может — тепловое воздействие. Так... Мэм, один из вражеских перехватчиков идет на сближение с "Зондом Два". Похоже, они не собираются дать нам и эти десять минут.

— Постарайтесь получить максимум данных, — последовал приказ. — Чем больше мы выясним о пришельцах — тем больше шансов остановить их на земной орбите.

Мрачная тишина опустилась на ЦУП. Неторопливо сближались две крохотные точки на мерцающем дисплее.

— Цель сблизилась с зондом на расстояние ста семидесяти метров, огня не открывает. Есть изображение в оптике высокой четкости, генерал, — наконец выговорил оператор зонда. — Вывести на главный экран?

— Давайте.

Картинка сменилась. Впервые с начала этой войны у людей появилась возможность настолько близко увидеть противника.

Экран пересекла крестообразная тень. Изображение все-таки расплывалось, к тому же камера зонда оставалась направлена на вражеские корабли, а не на перехватчик. В зоне охвата камеры виднелся только кинжалообразный силуэт и отходящее от рукояти "кинжала" подобие увенчанного четырьмя сигарообразными выступами хвостового оперения.

— Взгляните на тепловой рисунок, — донесся голос из дальнего кресла. — Утолщения разогреты сильнее, чем ближайшая к нам часть. Разнесенные вокруг центра тяжести двигатели?

— Возможно, — пробормотал еще кто-то из операторов. — А носовая часть — орудийный модуль? Если... эй!

Экран залила голубая вспышка.

— "Двойке" конец?

— Никак нет, — бросил Джефферс. — Зонд продолжает движение по заданной траектории, цель удаляется по пересекающемуся с курсом "Иглы Один" направлению. Выход из зоны наблюдения через три минуты.

— Значит, они в состоянии селектировать наши разведывательные и боевые модули... — себе под нос пробормотала генерал. Обвела взглядом подчиненных.

— Что ж, джентльмены. Поздравляю с достигнутыми результатами. Мы получили кое-какую информацию о наших гостях, и это уже — маленькая победа, если вспомнить, какая технологическая пропасть нас разделяет, — она коснулась собственного селектора. — Доктор Маккарти! Через час подготовьте предварительный отчет ваших специалистов по итогам боя.

Как по заказу, погода выдалась на редкость хорошей. Горизонт на западе еще затягивали облака, но ветер торопливо гнал их в сторону города.

От опоры ЛЭП все еще доносилось потрескивающее гудение. А вот гул человеческих голосов, наоборот, вдруг как-то резко притих, и толпа запестрела пятнами вскинутых лиц. Кто-то, поддавшись моменту, даже прикрутил громкость у динамиков проекционного экрана, выставленного в дальнем конце полустанка. Росгвардейцы, отделявшие толпу от перрона, тоже задрали головы. Тысячи взглядов — ненавидящих, испуганных, любопытных — уперлись в шесть ярких огней на восточном небосклоне.

— ... и считанные секунды отделяют нас от момента, когда объединенные космические силы человечества нанесут агрессору ответный... — вещал торопливо и неслышно для всех, кроме ближайших к колонкам рядов беженцев, диктор. Ник прислушивался к новостям вполуха. Наверно, за последние пятьдесят лет это был первый случай, когда за боевыми действиями могло воочию наблюдать не меньше народу, чем по Сети и телевидению.

Порыв ветра зашуршал бесчисленными бумажками, взвыл в балках навеса. Ник поежился, отвел на секунду взгляд от шести звездочек, теперь, впрочем, походивших скорее на крохотные луны.

И пропустил тот момент, когда одна из вражеских звезд вдруг сверкнула ослепительно ярко, налилась сине-белым пламенем, словно разряд от сварочного аппарата.

Все, кто находился на платформе, выдохнули разом. Кажется, свет был достаточно ярким, чтобы отбросить слабые тени людей и предметов. Сверкание длилось всего две или три секунды — а затем голубой огонь съежился, вернувшись к своему обычному трепетному свечению.

Полная тишина продержалась недолго. Сотни человек заговорили одновременно, "Видел?!", "Удалось?!", "Нихрена себе!", "Это что, все?!" смешались в возбужденный ропот. Колонки подкрутили обратно, и над полустанком раздалось казенно-жизнерадостное: "Пока мы не получили никаких комментариев от Министерства обороны, однако наш корреспондент, дежурящий в Пулковской обсерватории..."

Ник медленно отвел взгляд от шести звезд.

— Так что? — спросил он у пустоты.

— Обреченная попытка, — ответил, тем не менее, его сосед, сидящий на обшарпанном и перетянутом веревкой чемодане обладатель вытертого и полинялого чесучового костюма. Он нервно подергивал клочковатый клинышек собственной бородки. Морщинистое личико, похожее на печеное яблоко, сморщилось. — Ну подумайте сами, молодой человек! Высшая цивилизация, создания, способные путешествовать между звезд! Они управляют антиматерией, могут разнести нашу планету на атомы силой одной мысли! Вы серьезно считаете, что у человечества есть против них какие-то шансы? Мы должны выглядеть рядом с ними, как индейцы перед европейцами, даже хуже — как микробы перед естествоиспытателем! Если они захотят нас уничтожить — им достаточно синтезировать несложный микроорганизм, способный поразить все живое на поверхности Земли! — в азарте сосед принялся размахивать пальцем перед носом Ника и тот поспешил отстраниться.

Второй сосед, затрапезного вида мужичок в толстовке, фыркнул.

— За индейцев я вам так скажу, — заметил он. — Был я в пятнадцатом году в командировке в Уругвае. Так вот что — индейских физий у них на улицах больше, чем таджикских — в Душанбе.

Чесучовый костюм сбился и затряс головой, видимо, не в силах поймать нить собственной мысли.

— Думаете, у нас есть шансы? — спросил Ник у толстовки.

— Да хрен их знает, — откровенно ответил тот. — А знал бы, работал бы, наверно, в Генштабе, а не в слесарке. Я вон в детстве читал "Зверобоя" — так там те индейцы, как попривыкли, бодренько так начали бледнолицых резать на скальпы, да еще и с прибытком — прирежут наглосакса, скальп загонят французам, и наоборот, — он прервался, нашарив в кармане пачку дешевых сигарет.

— Ну и что вы тогда не под ружьем с такими мыслями? — визгливо осведомился чесучовый.

— Не взяли в свое время по сердцу, — охотно призналась толстовка. — Да и мобилизацию ж так и зажали. Генералы, я так думаю, нихрена не могут решить, как будем воевать — то ли трупами заваливать, то ли лупить сразу ядреной бомбой. Вон тебя, парень, тоже ж не загребли.

Ник фыркнул.

— Загребли, — сообщил он. — Прямо на рабочем месте. Всей фирмой. Пришли из военкомата, дали подписать приказ и сказали, что теперь мы типа как гражданский персонал на контракте с Минобороной. А дальше как работали — так и работали, только бумажек стало больше, — он вовремя оборвал себя на полуслове. Конечно, очень сомнительно, что рядом притаился шпион пришельцев, которого бы заинтересовало содержимое армейских накладных. От гражданских отличающихся преимущественно загадочными абрревиатурами "изд. 2П47-12, 10 шт" вместо привычных "ламп светодиотных, 5 коробка". Но все же его подпись значилась и под формально-канцелярскими оборотами приказа о неразглашении рабочей информации.

— Надо же, — толстовка жадно затянулась. — А здесь чего делаешь?

Ник неопределенно хмыкнул. Он мог бы рассказать и о пришедшем в последние дни новом приказе — предписывавшем их мелкой вагонотранспортной фирмочке перебраться куда-то в оренбургскую глушь. Насильно никого не держали, и несколько человек предпочли увольнение внезапной командировке-переезду. Однако Ника не держало в Екатеринбурге ничто серьезное, и он с легким сердцем собрал чемодан и запер дверь съемной квартиры.

В этот момент лица окружающих дружно повернулись к экрану. И чесучовый костюм, и толстовка вскинулись, обратившись в слух.

— Атака завершилась определенным успехом, — на сей раз на экране появился не примелькавшийся уже диктор, а кто-то в форме ВКС. — Уничтожена часть легких аппаратов пришельцев, удалось получить ценную информацию о противнике и методах противодействия ему. Тем не менее значительная часть вражеских кораблей продолжает движение к Земле. Если их текущее ускорение не изменится, они войдут в атмосферу через восемь часов.

Всем гражданским лицам приказывается укрыться в бомбоубежищах согласно расписанию воздушной тревоги и выполнять распоряжения уполномоченных гражданской обороны! Организованно следуйте к пунктам сбора, взяв с собой личные вещи и документы! Следуйте указаниям сотрудников органов внутренних дел и государственной власти!

Объявление заглушила взвывшая над полустанком сирена. Среди солдат наметилось движение, мимо рысью пробежало несколько молоденьких срочников.

Чесучовый мелкими шажками приблизился к одному из Росгвардейцев, стоявших у ограждения.

— Прошу извинить, товарищ военный, — пробормотал он. — А куда нам укрываться?

Старлей смерил его холодным взглядом.

— Сами ждем приказа, — буркнул он. — Говорят, на переезде "Камаз" не разъехался с эшелоном. Вот и стоим. Когда надо будет прятаться — вам доведут, куда, — он отвернулся.

— Дурдом, — толстовка сплюнула. — Куда ехать — не знаем, что творится — не представляем. Одно утешение, никому нахрен не нужен этот полустанок, чтобы его бомбить.

— А вы откуда знаете?! — чесучовый, похоже, вновь оседлал любимого конька. — Вы уверены, что они не испепелят всю земную поверхность?

— Хотели бы — испепелили, — буркнул его собеседник.

Ник не прислушивался к разговору. Снова вернулась ставшая привычной в последние дни спасительная отстраненность. Когда весь твой мир разлетается на части, сменяясь калейдоскопом лиц, мест и новостей под голубым сиянием шести звезд апокалипсиса — и не остается другого выхода.

Холодный весенний ветер забирался под куртку и гонял бумажки по перрону. Галка опустилась на перрон, принялась выковыривать что-то съедобное из щели между камнями. Недовольно скосила глаз в сторону людей.

Тичиак опустился на выветрившийся бетонный склон, принялся выковыривать что-то съедобное из щели между плитами. Недовольно скосил глаз в сторону ли-ча.

Ш-Телл наморщила губу, ответив тичиаку недовольным взглядом. Три часа в засаде — и все может пойти насмарку из-за проклятого летуна. Чиллаты — звери умные, и недовольный крик летучего ящера может их встревожить.

Она замерла в полной неподвижности, надеясь, что тичиак примет ее за кусок бетона. Сплетенная из обрывков пластиковых мешков накидка с прихваченной рыбьим клеем бетонной крошкой не только хорошо маскировала блестящую в лучах утреннего солнца шерсть ли-ча, но и худо-бедно защищала от порывов свежего бриза.

На фоне рассекающего горизонт обломка шпиля Двенадцатого маячили паруса двух лодок племени. Болид, который племя видело на прошлой восьмидневке, и впрямь оказался дурным предзнаменованием — рыбьи косяки покинули прибрежные воды острова. Ши-Лейе со своими дружками уже заговаривал — пока не в присутствии Старшего — о рыбалке в водах Двенадцатого острова. Да, повод к войне между племенами — но разве лучше позволить голодать женщинам и детям? Даже если война пойдет неудачно — что же, племя избавится от лишних ртов.

Ш-Телл усилием воли заставила себя успокоиться, и ее мех разгладился. Если ей повезет на этой охоте — дурачье утихнет. Мяса одного чиллата хватит племени на дня два-три, а там, глядишь, уловы станут обильней.

Тичиак взмахнул перепончатыми крыльями и взвился вверх. Чиллаты, пасущиеся под обрывом, где гарпун Ш-Телл не мог их достать, вскинули головы над водой. Проводили взглядом мелькающие серо-голубые крылья.

Неужели удача? Один из тяжеловесных чиллатов, неуклюже шлепая по воде длинным плоским хвостом и толкаясь ластами, кажется, выбирался на мелководье. Он обвел берег подслеповатым в воздухе взглядом. Склонил голову и принялся обрывать с пологой древней бетонки плети водорослей.

Ш-Телл затаила дыхание. Ее четырехпалая ладонь очень тихо сжала древко гарпуна. Черные глаза впились в поднимавшуюся над волнами спину.

Сейчас... сейчас... Сейчас!

Сброшенная накидка отлетает в сторону. Заученное движение — гарпун вверх, ногу под себя — и Ш-Телл выгнулась, словно лук, и снова согнулась, всем телом посылая в полет копье со стальным зазубренным наконечником. Тонкая черная нить протянулась вслед за гарпуном.

Чиллат завизжал. Гарпун глубоко вонзился в толстый бок животного. Древний трос, привязанный к заржавелой скобе, натянулся, словно струна, когда чиллат попытался уйти в спасительную глубину. Ш-Телл запрокинула голову, насколько позволяло ей телосложение, и издала пронзительный визжащий вопль.

Над краем парапета поднялось еще две блестящих сутулых фигуры. Ши-Алч и Ши-Те бросились вслед за Ш-Телл, подняв фонтаны брызг, ворвались в морскую воду. Занесли копья, поочередно метнули в судорожно бьющегося чиллата. Копье Ши-Алча скользнуло по гладкой шкуре, зато Ши-Те удалось метко всадить гарпун в ласт животного. Чиллат выгнулся, пытаясь достать пронзившую конечность палку зубами, и Ш-Телл, рискованно бросившись вперед, всадила копье в подставленную шею.

— Третья Атака! — Ш-Телл торопливо затягивала петлю под ластами туши. — Тащите, тащите! Пока не пришли морские пасти!

Ли-ча налегли на тросы. Чиллат весил немало, но и силой троица не была обижена — и вскоре мокрая серая туша оказалась вытащена далеко от уреза воды, туда, где не приходилось волноваться об угрозе со стороны морских хищников.

— Ура! — Ши-Алч неуклюже выплясывал вокруг туши, размахивая копьем. — Мы сыты! Мы сыты!

— Мы будем сыты, когда притащим мясо в сушильню, — охладила его пыл Ш-Телл. — Помогите мне с разделкой!

Китичиаки, привлеченные запахом крови, закружились над берегом, издавая щелкающие возгласы. Ши-Те погрозил ящерам копьем. Началась нудная и привычная работа — освежевать, срезать мясо, завернуть ломти в лоскуты шкуры, обвязать веревками.

Когда солнце зависло напротив сверкающей вершины шпиля, охотники сделали перерыв. Затрещали в челюстях три крохотные сушеные рыбки, скудный обед был запит морской водой. Прошли миллионы лет с тех пор, как предки ли-ча выбрались из соленых пустынных болот на сушу, но способность без вреда для здоровья утолять жажду морской влагой они так и не утратили. Полезное качество, когда-то позволившее ли-ча за считанные сотни лет расселиться по всем берегам Кольца Речи. А теперь — выжить племенам, населяющим бетонные атоллы Подпорок.

— Славная охота! — заметил Ши-Те, одобрительно похлопал Ш-Телл по руке. — Клянусь Мостом, хоть ты и девушка, с тобой что в лодке, что в засаде добыча лучше, чем с любым из рыбаков!

Ш-Телл смерила охотника взглядом. Она давно подметила, что Ши-Те чаще прочих рыбаков старается оказаться с ней в одной команде. Не то чтобы это ее раздражало. Блестящая шерсть, сильные руки — Ши-Те был довольно привлекательным юным ли-ча. И знал, надо отдать ему должное, какой комплимент придется Ш-Телл по душе.

Может, когда наступит сезон праздников, и лодки с женихами и невестами возьмут курс на Торговый остров, ориентируясь днем по блеску шпилей, ночью — по звездам, стоит задержаться с ним на ночном берегу?

Она перевела взгляд на тушу. Вернее, на костяк, за которым им предстояло вернуться вечером. Конечно, кость — не драгоценный пластик, но и она на многое сгодится.

— Знаешь, что я думаю? — решившись, произнесла она.

— Да? — Ши-Те повел ухом. Вряд ли догадываясь, о чем намерена заговорить охотница.

— Предки разводили чиллатов. Так говорит Книжница. Держали в загонах, выкармливали, выводили породы для мяса и для яиц. Почему нам не попробовать?

Ши-Алч фыркнул. Ши-Те тоже выглядел настроенным скептически.

— Как же ты попробуешь? Вытащишь чиллата на берег и потащишь связаннным?

— Племя Двенадцатого говорит, что торговцы с Кольца рассказывают, что тамошние племена охотятся на лежбищах на манер рыжехвостов. Один охотник отвлекает самку, второй хватает яйца или набрасывает петлю на детеныша. Летом чиллаты устраивают лежбище на этом самом берегу. Почему не рискнуть?

— И где же его держать? — осведомился Ши-Те. — На воздухе шкура чиллата засохнет и воспалится.

— Квадратное озеро? — предложила Ш-Телл, на ходу обдумывая идею. — Там есть водоросли, там достаточно глубоко для чиллата. А если их не хватит — мы все равно каждый день ходим к берегу, почему не прихватывать охапку-другую водорослей? Зато у нас даже в голодный сезон будут яйца! Не хуже, чем у предков!

Ши-Алч издал насмешливый щелчок.

— У предков были чиллаты, машины и вдоволь железа и пластика, — напомнил он. — У предков был электрический огонь, Мост-До-Космоса и Дом-В-Небесах. Помогло ли это им против Оскорбителей?

— Они отбили Первую Атаку, — затараторила Ш-Телл, на ходу вспоминая слова Книжницы. — Они зажгли в небесах "солнечный огонь" и спалили космические лодки Оскорбителей. Они отстроили сожженные города и подвесили в космосе дома для войны.

— А потом была Вторая Атака, и небеса потемнели, — теперь и Ши-Алч цитировал тексты, что вечерами прилежно переписывали Книжницы. — И не осталось ни единого города, и не помогли "копья солнечного огня". И Подпорки были разбиты, а Мост-До-Космоса стал Лентой-Из-Пламени. И если мы будем жить так, как жили предки — Оскорбители явятся с Третьей Атакой. И тогда — не останется ни единого ли-ча ни в море, ни на берегах Кольца Речи.

Ш-Телл вздохнула. Как давно приходили Оскорбители? Книжницы уверяли, что со времен Второй Атаки прошло не менее шестисот лет. Как много правды было в древней и страшной легенде? Но вслух она не осмеливалась произнести столь кощунственные слова даже рядом с друзьями.

— Пора идти, — сказала она, поднимаясь на ноги и взваливая на сутулую спину тюк с мясом.

Охотники двинулись прочь от берега вдоль железной тропы. Конечно, узкая стальная дорожка, протянувшаяся над кораллобетоном, давно рухнула с опор и была частично перекована кузнецами племен на наконечники, ножи и прочие полезные вещи, частично — выменяна на товары с Кольца Речи. Но название для пути, соединявшего центр рукотворного острова с набережной, сохранилось.

Полуденное солнце блестело на решетчатых очертаниях Подпорки. Удивительно тонкая ферма устремлялась в небеса, обрываясь там, где когда-то ее срезало (если верить легендам) пламя оружия Оскорбителей. Ш-Телл задержала на ней взгляд, вновь задумавшись. Верно ли говорят — если найдется смельчак, что поднимется до деформированной, оплавленной вершины Подпорки, гнев Оскорбителей пробудится вновь, и начнется Третья Атака?

Тут же перевела взгляд под ноги — на этом пути встречались острые сколы и выбоины в кораллобетоне, грозящие падением неосторожному путнику. Краем глаза отметила скользнувшую по бетону тень, должно быть, от давешнего тичиака.

— Что это?! — услышала она удивленный возглас Ши-Те. Подняла голову.

Создание, что описывало низко над ними круги, и впрямь походило на тичиака. Тот же серый окрас с голубоватыми переливами, та же манера покачивать крыльями... Вот только вместо перепончатых крыльев тичиака существо раскинуло широкие блестящие плоскости, больше походившие на крылья насекомого. Насекомыми были и узкая талия неведомого создания, и толстый хвост — больше смахивающий на хвостовой плавник морской пасти, и венчающий его безглазую голову пучок то ли усов, то ли щупалец.

— Ну и урод, — фыркнул Ши-Алч. — Откуда он прилетел, с материка? В жизни таких не видел?

Ш-Телл продолжала наблюдать за странным летающим гостем. Что-то ей в нем не нравилось.

— Что ему от нас надо? — она выхватила гарпун из перевязи.

— Мяса, — предположил Ши-Те, последовав ее примеру. — Чует свежатину.

Ш-Телл недовольно прижала уши.

— Не бойся, — Ши-Те успокаивающе положил руку на плечо напарницы. — Он не слишком-то велик, в половину ли-ча величиной. Если и бросится, мы его...

Создание резко сложило крылья, проваливаясь вниз и вперед. Раздался хлесткий щелчок, словно удар кнута.

Ш-Телл увидела, как вырвалась из груди загадочной твари крохотная черная точка. Услышала резкий свист и увидела, как Ши-Те, вздрогнув, словно невидимый кнут дотянулся до его спины, сгибается в поясе и рушится на бетон.

— Морское дерьмо! — раздался испуганный возглас Ши-Алча. Создание мчалось к ним, снижаясь. Словно сама по себе, рука Ш-Телл вскинулась — и послала гарпун прямо в тупорылую безглазую морду.

Крылатая тварь вильнула в сторону в последнюю секунду, разминувшись с летящим копьем. Снова раздался щелчок и свист. Какой-то инстинкт подсказал Ш-Телл броситься назвничь.

Удар пришелся ей в поясницу, чуть выше перевязи, и был даже не слишком сильным. Скорее, жалящим и обжигающе-холодным. Ш-Телл вскочила, выхватывая следующее копье — и в движении ощутила, как конечности перестают ее слушаться.

Она ударилась спиной, падая снова. Но боли не почувствовала. Крылатая тень на секунду затмила солнце и Ш-Телл услышала сдавленный крик Ши-Алча. Ли-ча попыталась хотя бы оскалиться — и поняла, что ее голова бессильно откинулась на кораллобетон, а изо рта сочится тонкая струйка слюны.

Тень надвинулась снова. В поле зрения вплыла тупорылая безглазая морда. Чудовище висело в воздухе неподвижно, как не сумел бы ни один тичиак. Шерсть Ш-Телл шевелил исходивший от него ветер.

Морда чудовища раскололась надвое вертикальной щелью. Дрожащие щупальца разошлись, открывая богатый набор... зубов? Нет, скорее венчающих такие же щупальца острых игл и тонких лезвий.

Ш-Телл закричала бы, если бы могла. Но язык ее не слушался. Даже отвести взгляд не удалось, и все, что оставалось — смотреть, как медленно опускаются лезвия к ее лицу.

Кодовое наименование, которое Объединенный штаб присвоил объекту "Конус", уже не слишком-то ему подходило. Еще на расстоянии пяти астрономических единиц от Земли он начал менять форму, превращаясь из изрытой отверстиями и бугрящейся наплывами "сахарной головы" в таких же неправильных очертаний десятикилометровый шар. По зеркальной поверхности пришельца пробегали пульсирующие черные разводы. Погасив остаток скорости, сфера вышла на идеально круговую земную орбиту, точно в плоскости экватора, на расстоянии около ста пятидесяти тысяч километров.

Объект "Кольцо", в отличие от своего переменчивого собрата, своему названию отвечал в полной мере. Тор величиной с московскую кольцевую, да и ширины схожей, расположился примерно на семьдесят пять тысяч километров выше своего сферического собрата, и орбита его пролегала через оба земных полюса. Вокруг кольца раскинулась паутина протянутых во все стороны длинных переплетающихся волокон, придавая ему еще большее сходство с дорожной схемой.

А вот три "иглы" из четырех — четырех длинных, вытянутых сужающихся четырехгранных клинков, чья поверхность ярко сверкала в солнечном свете — отключили расположенные на их расширенных оконечностях двигатели гораздо позже своих громоздких товарищей. Продолжив падение к далекому голубому шарику Земли, пока тот не увеличился и не закрыл полгоризонта. Последний раз "иглы" полыхнули двигателями на высоте полутора тысяч километров, откуда их можно было различить в ясном небе невооруженным глазом. Но задолго до этого утолщения на плоских боках-бортах "игл" лопнули — и оттуда вырвались, окружив их роем мошкары, десятки крохотных юрких "кинжалов".

И небо раскололось.

Земля не собиралась покорно ждать вторжения. Перемещения вражеских кораблей отслеживали десятки телескопов и локаторов, как наземных, так и орбитальных, все космодромы планеты последние три года безостановочно работали на развертывание космической группировки. Рои ракет сорвались с боевых платформ, нацеливаясь на "иглы" и на "кинжалы". Развернулись навстречу врагу стволы малокалиберных орудий на крупнейших платформах.

Над Землей забушевало пламя. Осколочные заряды заполнили пространство потоками картечи, ядерные окружили планету новыми недолговечными радиационными поясами. Ложные цели и помехопостановщики почти не возымели действия — "кинжалы" уверенно наводились на ракеты, когерентными пучками жесткой радиации прожигая обшивку, подрывая топливные баки, расплавляя боеголовки и ослепляя системы наведения. В отличие от вражеских — ракеты слепли и глохли и от близких подрывов собственных товарок, и захлебываясь в наведенных чужими помехах.

Тем не менее несколько истребителей система глобальной обороны записала на свой счет. Прежде чем выйти из строя окончательно, спутники наблюдения уверенно засекли, как двое или трое чужаков распалось на фрагменты, не успев уклониться от потока осколков. Еще двое оказались слишком близко к сработавшим ядерным БЧ — и тут же выяснилось, что корпус кинжальных истребителей не настолько прочен, чтобы выдержать взрывной нагрев, жесткое гамма-излучение и нейтронный поток впридачу.

Высокоорбитальные боевые платформы успели произвести целых два залпа. А затем "иглы" нацелили свои заостренные носы на планету — и космическая компонента земной ПКО перестала существовать почти целиком.

Земное небо расчертил целый рой падающих звезд, когда выпущенные "иглами" крохотные снаряды вонзились в атмосферу. Тысячи дробинок были слишком малы, чтобы достигнуть поверхности, а тем более — нанести какой-либо ущерб наземным целям. В отличие от спутниковых платформ. Прошли часы, прежде чем небосвод рассекли новые метеоры, более крупные и медленней сгорающие — это вспыхнули в плотных воздушных слоях обломки боевых спутников, сброшенных попаданиями с орбиты.

Мегатонные боеголовки, выведенные на низкие орбиты, в большинстве своем превратились в космический мусор безо всякой пользы. Восемь единиц — сработало, сократив число "кинжалов" еще на четыре аппарата. А еще одна сработала достаточно близко к "игле", и борт вражеского корабля рассыпался слепящими искрами взрывного испарения. И это оказался самый существенный успех землян за космическую фазу сражения.

Радары и телескопы успели засечь, как отделяется от "игл" множество каплеобразных силуэтов, устремляясь к земной поверхности. А затем "иглы" дали новый залп, несколько увеличив массу зарядов.

Выстрелы пришельцев, занявших позицию на орбите, были менее мощными — три года торможения забрали у снарядов большую часть их энергии. Теперь снаряды не растрачивали ее большую часть на создание зрелищно и малоэффективно разогревающих стратосферу огненных потоков. Тепловые взрывы происходили на высоте не более километра над целью. И пусть мощность этих взрывов снизилась в тысячи раз — нацелены они тоже были куда лучше.

На радарные поля и оголовки шахт, аэродромы и пусковые. На позиции земных войск и города земных жителей.

— Давайте, давайте! — Званцев подгонял придушенными выкриками не столько подчиненных, сколько самого себя. Порывы ветра доносили то вонь горелого леса, то странный, едко-химический запах. Трехчасовой безостановочный марафон по тлеющим лесополосам, в полном боевом, несмотря на всю подготовку и вколоченную еще в училище привычку к маршброскам, вымотал и его, и весь взвод.

Сократившийся уже до размеров отделения.

Все пошло не так с самого начала. Ночная тревога, пляска огней в ночном небе, торопливо зачитывающий приказ командир батальона. Гул двигателей вертушек, водопад помех в наушниках, рывок парашюта.

Никто из десантников так и не рассмотрел противника толком. Батальон высадился четко, как на учениях, заняв позицию на окраине брошенного жителями райцентра. Тех немногих упрямцев, кто не поторопился сбежать при первых зарницах в стороне областного центра, загнали в подвал местного ДК, велев не высовывать носа. Приказ гласил — держать оборону, ожидать подхода основных сил бригады с тяжелым вооружением. Периодически по ушам ударяли двигатели самолетов, звеньями проходивших над их позициями в южном направлении. Там небосвод периодически озаряли вспышки, прожигая тучи, били куда-то в горизонт спрямленные молнии, а один раз — подсвеченные облака вздыбились шапкой гриба. Званцев, заученно вжавшись в землю, ощутил, как ползет по коже неприятный холодок. К чему-то подобному их выпуск готовили — но мельком увидеть своими глазами, как поднимается вдалеке столб не имитационной шашки, а настоящего ядерного взрыва, невзирая на успокаивающий доклад дозиметриста...

Связь так и не восстановилась. Тем не менее батальон торопливо окопался, распределил сектора обстрела и принялся дожидаться обещанного усиления. Комбат отправил вестовых к соседям, а заодно и в тыл — с приказом разыскать штаб и подкрепления.

Ровно через десять минут после этого окопы залил свет нестерпимой яркости, грохот ударил по ушам, и стена рухнувшего из туч огня протянулась с севера к их позициям.

Полуоглохший Званцев пришел в себя в полуобвалившемся окопе. Рука сама принялась шарить вокруг, пока не нашарила оружие. Но стрелять было не в кого. Райцентр горел. Точнее, его остатки. Сквозь середину городка протянулась черная полоса воронок, окутанная дымом. Казалось, по городку наотмашь рубанули гигантским огненным топором.

Лейтенанту приходилось видеть, на что способен ракетно-бомбовый удар, так что масштабы разрушений его не поразили. А вот быстрота... Чтобы сравнять с землей райцентр и позиции их батальона, пришельцам потребовалось меньше секунды. Прокашлявшись и отплевавшись от песка и пыли, Званцев попытался созвать своих людей.

Собрать удалось почти весь взвод. Их спасла случайность — они находились на фланге, между крайними домами и тянущейся через городок асфальтированной дорогой. Большей части батальона повезло меньше.

Услышав удивленный возглас сержанта, Званцев обернулся. Стволом автомата десантник проводил упорхнувший в дым еле заметный силуэт — совы? подхваченного потоком воздуха обрывка? Званцев открыл было рот, чтобы спросить, что насторожило бойца.

В следующую секунду из мрака донеслось резкое стаккато щелчков, и десантников рядом со Званцевым начало отбрасывать во тьму, словно ударами кулака.

Загрохотали очереди. Стреляли на звук, высаживая в ночь магазин за магазином. Званцев не смог бы сказать, был ли противник один, из чего тот ведет огонь. Он перекатывался, видел, как взлетают рядом фонтанчики земли, стрелял, стрелял. Услышал грохот "Вампира", обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как вспыхивает гранатометчик, а из дыма вырывается округлый силуэт величиной с суповую миску.

Не слыша себя, лейтенант выкрикнул "Воздух!". Автоматы били вверх, пытаясь зацепить верткий диск, вокруг стреляли, горели и падали десантники, кто-то подхватил РПГ и тут же рухнул, сбитый выстрелом. Чья-то пуля, должно быть, достала диск, потому что на месте того вздулся мгновенно ослепивший Званцева огненный шар. Он ощутил тепло, заморгал слезящимися глазами. Тут же щеку и веки опалил жар новой вспышки, раздались хлопки рвущихся патронов, затрещали волосы. Разлепив глаза, он увидел перед собой что-то слабо светящееся, присмотрелся, и понял, что это тлеет одежда на телах сержанта первого отделения и двоих его бойцов.

Тогда Званцев вскочил и бросился бежать.

Не он один.

Сейчас семеро уцелевших осторожно пробирались сквозь казавшиеся бесконечными заросли пожухлого ковыля, рассеченные тонкими полосками леса. Светало. Под ногами чавкало, отзвуки далекого воздушного боя затихли, хотя севернее, в направлении тылов, порой раздавался грохот орудий. Авиация тоже не показывалась.

По крайней мере, своя.

Уже дважды Званцев замечал в небе что-то неясное и бесформенное. В первый раз он подумал, что порыв ветра подхватил большой клок прозрачной пленки с черным тиснением посредине. А в следующую секунду понял, что "пленка" движется, игнорируя дующий в противоположную сторону ветер, и тут же яростным шепотом подал команду. Бойцы дружно рухнули в холодную грязь.

Слава богу, оба раза "клок", чем бы он ни был, проигнорировал их потрепанный отрядик, продолжая свое неспешное движение в двухстах метрах над землей. Десантники дождались, пока он не скроется окончательно в сером мареве, и лишь тогда поднялись на ноги.

Порой низко в облаках мелькало что-то крылатое и блестящее — машины пришельцев, если это были они, двигались так быстро и высоко, что никто не мог разобрать подробностей. Званцеву оставалось радоваться, что чужаки то ли не замечают его взвод, то ли не хотят расходовать на него боезапас.

Они по широкой дуге обходили город, точнее, то, что от него осталось, надеясь, что им удастся, не привлекая внимания пришельцев, выйти к позициям своих войск. Полевая рация пропала после ночного боя, пара телефонов, что нашлись у солдат, отказывались работать. Постепенно Званцев заворачивал к тянущейся мимо городка железнодорожной ветке, ориентируясь по компасу.

— Слышишь? — поравнявшись с ним, негромко произнес Осипов. Званцев не обратил внимания на фамильярность сержанта. Бойцы их не слышали, а успевший за время своей службы повидать не одну горячую точку контрактник был хорошим советчиком.

Лейтенант кивнул.

— Километров десять, не больше, — проговорил он, вслушиваясь сквозь туман в далекие хлопки очередей и снарядные разрывы, перемежавшиеся знакомыми по ночному бою быстрыми и резкими сериями щелчков.

— Ближе к пяти, от станции, — сержант сплюнул. — Обойдем?

Званцев задумался.

— Там должны быть наши. Кто-то еще держится.

— Блин, — Осипов нахмурился. — У этих сволочей господство в воздухе. И в космосе, катись он конем. Лучше не нарываться.

Лейтенант прищурился, вглядываясь в закрывавшую обзор в северном направлении рощицу.

— Короче говоря, — он повысил голос, чтобы слышали все десантники. — Двигаемся потихонечку к железке. Как дойдем до полустанка, осмотримся и сообразим, уходить или прорываться.

Вскоре впереди замаячила средней вышины насыпь железной дороги, вдоль которой тянулась цепочка столбов ЛЭП. Ближайшая к отряду опора была повалена, провода валялись в придорожной канаве. Поэтому, и чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, Званцев повел взвод чуть поодаль, укрываясь среди окружавшего дорогу с правой стороны кустарника. Он сильно сомневался, что этого хватит, чтобы обмануть спутниковое наблюдение, и лишь надеялся, что им удастся уйти подальше, прежде чем чужаки поплотнее заинтересуются горсткой уцелевших.

Осипов вновь привлек внимание командира, жестом указав на вершину насыпи. Рельсы в этом месте были разорваны, скрутившись и почернев, потеряв форму. Шпалы исчезли, посреди насыпи зияло темное пятно.

— Воронки нет, — негромко заметил он.

— Пирогелем полили? — предположил Званцев.

— Может быть, — сержант поморщился. — Ночью эта штука, с воздуха... Тоже поджигала, а не стреляла.

— Лазеры-гразеры-хреназеры. Пришельцам на летающих тарелках по уставу положено, — невесело подытожил Званцев. Оглядел окутанный туманом горизонт. Ни летающих тарелочек, ни полупрозрачных пятен вблизи не замечалось.

Наконец из постепенно расходившегося тумана проступили очертания зданий. Вокзал покосился, из провала посреди крыши тянулся, смешиваясь с туманом, густой дым. Ближайшие теплушки превратились в нагромождение кирпича и досок. Поодаль одиноко стоял на рельсах развороченный вагон.

— И сюда долбанули, — прошептал Званцеву на ухо Варварин, снайпер второго отделения. Они, вжимаясь в землю, наблюдали за происходящим из-за насыпи, метрах в двухстах от ближайшей подсобки. Остальной взвод залег позади, под командованием Осипова ожидая их возвращения.

— Видишь кого-нибудь?

— Пока нет... — снайпер повел стволом винтовки вдоль путей. — А, бл..., Товарищ лейтенант, на десять метров влево от вагона!

Званцев направил бинокль на указанное десантником место. И тоже ругнулся шепотом.

— Человек двадцать, — процедил он. — Мирняк.

— Ур-роды, — десантник не отрывался от прицела. — А ну-ка... Ах ты ж!

Зрелище, которое теперь и Званцев видел в окулярах, было омерзительным. Копошившиеся в тумане серые тени больше всего походили на гигантских насекомых. Тонкие ножки, широкие крылья, словно у майских жуков. Богатый набор то ли жвал, то ли челюстей вперемешку с то ли антеннами, то ли щупальцами.

А самым омерзительным было то, чем занимались четыре твари на привокзальной площадке.

— Уроды, — вновь пробормотал Варварин, выцеливая существо, в эту минуту подхватившее тело передними лапами и вцепившееся в затылок жертвы. — Командир, стреляем?

Званцев, сам сменивший бинокль на автомат, покачал головой.

— Демаскируешь.

— Они же там наших жрут, — с ненавистью прошептал Варварин. — Хотя бы пару положим, а?!

Званцеву и самому хотелось нажать на спуск. Тем не менее он продолжал смотреть на отвратительное пиршество. Пришельцы не торопились — каждое "насекомое" подолгу замирало над трупом, вгоняя лезвия челюстей в шею и череп. Когда пришельцы вскидывали тупорылые морды, Званцев видел на них и на бетоне темные подтеки.

— Жди здесь, наблюдай, — наконец приказал он. — Я за нашими, — ползком он двинулся сквозь высокую траву обратно вдоль дороги. Нырнув в кустарник, он приподнялся и перебежками двинулся в сторону рва, укрывшего остатки взвода в полукилометре позади.

Добравшись до канавы, он кратко обрисовал Осипову и бойцам ситуацию.

— Их четверо, — проговорил он, наконец, стараясь не выдать владевшей им неуверенности. — Ждем, что будут делать. Если уйдут — выходим на полустанок, посмотрим, что они делали с телами. Если нет... по обстановке. За мной, — он махнул рукой в сторону разъезда.

Варварин встретил их на окраине зеленки, впрочем, поздней осенью заросли кустарника такого названия не особо заслуживали. Званцев собрался было спросить, почему боец оставил позицию, но десантник его опередил.

— Там эта хреновина, тарщ лейтенант, — горячо прошептал он. — Прозрачная с пятном посередке. Висит, крутится словно антенна. Прилетела с северо-запада. Я решил предупредить.

— Мать твою, — выдохнул Званцев. Оглянулся на десантников. — Леха! Сколько выстрелов осталось?

— Один, — немногословно ответил гранатометчик, левую сторону головы которого покрывала наспех наложенная повязка. — Та тарелка вчера, она гранату взорвала в полете. Видели?

— Видел, — Званцев не успел сформулировать следующую команду, когда услышал негромкое гудение. Над верхушками деревьев заскользила тень, и даже одного взгляда на ее разлаписто-угловатые очертания было достаточно, чтобы понять — аппарат построен не людьми.

— Воздух! — Званцев попытался одновременно заорать и прошептать, впрочем, десантники рухнули наземь и без команды. Осторожно выглядывая из-за кочки, он провожал взглядом снижавшуюся машину пришельцев. Она тоже имела "насекомые" очертания, торчали из голубого каплевидного брюха восемь не то крыльев, не то конечностей, увенчанные вздутиями. Воздух колыхнулся теплой струей, зашумели голые ветви.

Летательный аппарат разминулся с висящим в воздухе полупрозрачным полотнищем, скрылся за теплушками.

— Товарищ лейтенант, — на сей раз Осипов не пренебрег уставом. — Можно бинокль?

Званцев молча протянул сержанту старую комзовскую "восьмерку". Тот на несколько секунд замер, вглядываясь в висящее над полустанком полотнище, затем вернул бинокль.

— Эту тряпку обстреляли, — произнес он. — Видите дырки?

Званцев тоже прильнул к окулярам. Действительно, вдоль подрагивающей пленки виднелась цепочка небольших отверстий, выделяющихся на черном фоне центрального пятна яркими точками.

— Стреляли, да не дострелили, — пробормотал он. — Как-то она... Прижмись!

Полотнище резко дернулось, выгибаясь. Подрагивая, сделало полный разворот вокруг вертикальной оси. Званцев не смог отделаться от неприятного ощущения, что черное пятно в центре слишком походит на следящий за ними огромный зрачок. И когда бесформенное покрывало, повисшее в воздухе, развернулось к нему, рефлекторно вдавил голову в землю, укрываясь за кочкой.

— И правда словно антенна, — проговорил он одними губами. Осипов, так же вжавшийся в траву, ответил движением подбородка, которое, видимо, обозначало кивок.

Лейтенант осторожно приподнялся, одним глазом бросив взгляд на полустанок. Инопланетная антенна, или чем там на самом деле была эта пакость, снова развернулась в дальнюю от них сторону, по ее поверхности пробегали быстрые волны-сокращения. "Принюхивается" — подумалось Званцеву.

Он обернулся к своим.

— Ползком вперед, — решившись, бросил он негромко.

"А, черт! Хоть сочтемся напоследок!"

Рисковый бросок-ползок пресекся почти сразу — стоило инопланетному глазу-покрывалу снова крутнуться в их сторону. Но они уже были за поворотом насыпи, в слепой зоне антенны — и на расстоянии прямого пуска гранаты.

Резкое жужжание. Насыпь загораживала обзор, и Званцев увидел только, как одна за другой взвились вверх три насекомоподобные твари. Не обращая на горстку людей особого внимания, они стремительно пронеслись над путями и канули в туман. Лейтенант осторожно приподнял голову.

Четвертое "насекомое" высвободилось из выпущенного восьмилапой "маткой", что расположилась напротив остатков вокзала, мотка щупалец. Без разбега по дуге поднялось в воздух, крылья чуть качнулись. Пришелец унесся вслед предыдущим собратьям.

Из тумана, с дальней стороны развалин, донесся негромкий стук. Словно дожидаясь ухода предыдущих созданий, по полуразрушенной бетонке проскакали три... Если продолжать цепочку членистоногих ассоциаций, то это были пауки. Примерно метровой высоты, такого же голубовато-серого окраса, шустро перебирающие членистыми лапами, поднимающимися над округлым туловищем. Потом Званцев рассмотрел выступающие из расположенных точно в центре туловищ бугристых "голов" длинные — длиннее самого тела — стержни с черными отверстиями на срезах, и следующей мыслью было "танкетки". С боков танкопауков виднелись какие-то шипы, рожки, белые полосы.

Двое танкопауков крутнули головами, нацелив оружие в ту сторону, откуда пришли, метнулись в стороны, держась по краям площадки. Третий пробежал по бетону, один раз наступив прямо на тело, почти уткнулся в щупальца "матки". Та покачнулась. Моток щупалец развился, облепив танкопаука, донесся высокий гул и череда пощелкиваний.

— Леха, — Званцев сполз чуть ниже, обернулся к гранатометчику. — В большую тварь. Огонь.

Из-под повязки сверкнула злая улыбка. Резким движением десантник оглянулся, вскинулся на колено, забросил трубу на плечо и нажал на спуск.

Первый паук как раз высвободился из объятий большого визитера, и на его место направлялся второй. Оба среагировали сразу. Разворот стволов, знакомый оглушительный щелчок — и гранатометчика отбрасывает с насыпи, словно куклу. Но реактивная граната уже чиркнула огненной струей над бетоном и ударила в раздутое брюхо матки.

Званцев моргнул в момент выстрела — и благодаря этому не ослеп повторно. Жар ударил в лицо, красная вспышка полыхнула сквозь закрытые веки, затем пришла ударная волна. Он покатился по насыпи, уцепился за что-то, вскочил на ноги. Над путями поднимался столб огня. Грохотало, трещало и рушилось.

— ПОШЛИ! — перекрикивая треск пламени, рявкнул он на бойцов. На одних инстинктах бросился прочь от насыпи.

Вовремя. Разлапистый серый силуэт взметнулся над путями, прижался к земле, и щелчки выстрелов слились в громкий вой. Перекатываясь, Званцев вскинул автомат, выпустил очередь в бугристую то ли башенку, то ли голову танкопаука. Тварь сиганула в сторону мгновенно, чтобы нарваться на выстрел Осипова, отшатнулась, вздыбившись. Вторая очередь Званцева ударила в открывшееся брюхо. Над ухом знакомо свистнуло, танкопаук мотал стволом туда-сюда, поливая их огнем. Краем глаза Званцев увидел, как сползает наземь Варварин, как взлетает вверх рука Осипова с зажатой гранатой, и взрыв рвет землю под лапами танкопаука. Восьмилапую тушу подбросило, сбило с путей, неуклюже кувыркаясь, пришелец покатился вниз, подминая кустики.

С нечленораздельным воплем Званцев бросился вперед. Тварь уже поднималась на ноги, когда в нее в упор ударили автоматные очереди, разнося шипы и выступы, сбивая с ног, рикошетируя от синей обшивки. Голова чудовища крутнулась, наводя ствол, и в этот момент Званцев обрушился на танкопаука сверху, вогнав разряженный автомат, словно рычаг, между стволом и корпусом, не давая повернуть оружие.

Тварь встала на дыбы. Вскинулась, словно норовистый скакун, в безумной череде лансад и свечек. Многосуставчатая лапа саданула по ноге Званцева, тот лишь стискивал зубы, повиснув на пришельце мертвой хваткой. Секунда — и на чужака навалилось еще два десантника, будто собаки на медведя. Матерящийся клубок из пришельца и человеческих тел покатился по мелкой луже, вздымая брызги. Пути затянуло горячим паром.

Осипов чертыхнулся, сплевывая грязь.

— Сука, — выдохнул он.

Званцев обвел взглядом Дымского и Осипова.

— Четверых, — произнес лейтенант. — Четверых эта тварь положила за пять секунд.

— Зато счет размочили, — сержант с силой пнул пришельца по лапе. — Что с ним? Забили?

Званцев вогнал в оружие последний магазин. Направил ствол "калашникова" на врага.

— Он вообще живой? — поинтересовался в пространство Дымский. — Или это робот какой-нибудь.

Званцев медленно, с опаской опустился на колено. Дотронулся до гладкой, теплой поверхности чужака. Танкопаук оставался совершенно неподвижен, прижав к бокам многосуставчатые лапы, ствол смотрел прямо перед корпусом.

— Одному богу известно, — и замер от пришедшей в голову мысли.

— Товарищ лейтенант, — заметил Осипов. — Уходить бы. Если эта хрень связалась со своими... Щас нам как вжарит приветом с орбиты.

Званцев наклонился, хватая вражескую машину/солдата за лапу.

— А не такой уж и тяжелый, — произнес он. Напрягшись, приподнял танкопаука с одного бока.

— Эээ... — пробормотал Дымский. — Тащить с собой? — он и Осипов переглянулись.

Званцев посмотрел на бойцов.

— Слушайте сюда. Они весь батальон положили, считайте, всухую. Допустим, вот выйдем мы. Дальше что? Мы не выполнили задачу, нихрена не сделали, понимаете? Если выйдем — спасем свои задницы, и все! И то вопрос, надолго ли! Эти твари сквозь нас проходят, как сквозь масло. Сейчас важен любой шанс. Если выйдем с этой штукой — шансов будет больше. На процент, на полпроцента, но больше! А если и поляжем...

— Поняли, — прервал его Осипов. — Красиво сказали, товарищ лейтенант, жаль, на Ютуб не выложить. Кроме нас, некому, как обычно?

— Я тебе выложу, — усмехнулся Званцев. — Дымский, мы с тобой тащим, Осипов, ты прикрываешь. Вперед!

— А куда пойдем? — полюбопытствовал Дымский.

Званцеву не понадобилось отвечать. С северо-запада, из-за путей, донесся отдаленный раскатистый грохот, в котором ухо Званцева уверенно распознало рявканье танковых орудий.

— Вот туда и пойдем, — он обернулся на размочаленные стрельбой кусты. Сбросил подсумок.

Импровизированная упряжь давила на плечи. Осипов шел впереди с автоматом наизготовку, Званцев и Дымский двигались за ним, слегка пошатываясь под тяжестью пришельца.

— Нихрена себе! — проговорил Осипов, стоило тройке выживших подняться на склон.

Здания вокзала не было. Вместо него виднелись обгоревшие остатки фундамента, по которым плясали крохотные язычки пламени. Рельсы потеряли форму и покрылись окалиной, бетон схватился блестящей коркой. От места взрыва шел обжигающий жар, полустанок скрылся в черном дыму.

— Господи, — пробормотал Дымский. — Что это рвануло?

— Боекомплект, — предположил сержант, двигаясь вперед пружинистым шагом. — Или... — он выдернул откуда-то трубочку инддозиметра, глянул в окуляр. Вздохнул.

— Сколько? — мрачно спросил Званцев, вспоминая прочитанную им перед выпуском лекцию по свойствам антивещества.

— Жить будем, — утешил их Осипов. Впереди продолжалась стрельба, уже слышалось далекое лязганье гусениц. Они уже обогнули полустанок, и теперь двигались мимо нагромождения мусорных контейнеров и старых вагонов, расположенное с этой его стороны.

Званцев услышал вдали уже знакомый гул одновременно с Осиповым. Сержант обернулся, скользнул взглядом над руинами.

— Бегом!!!

Предыдущий марш-бросок был по сравнению с этим детской забавой. Рискуя споткнуться, с грузом на плечах, задыхаясь, они мчались мимо проржавелых пухто и куч мусора, увязали в грязи. Гул моторов впереди слышался все отчетливее, гудение вражеских аппаратов тоже приближалось. В какой-то момент Осипов приостановился, вскинул автомат, ударил длинной очередью. Тут же прошипело, слабо сверкнуло и их окутало паром. Званцев услышал вскрик Дымского, ощутил, как груз резко завалился вбок и сам не удержался на ногах. Не прекращая материться, Осипов рухнул на колено, снова открыл огонь. Борясь с постромками, Званцев увидел, как над ними промелькнул смертоносный диск. Сорвал ремень с плеча, уже понимая, что не успеет выстрелить.

Слитная череда выстрелов прозвучала куда громче автоматных очередей. Пар высветило, будто вспышкой светошумовой гранаты. В вышине брызнуло искрами, тут же угасшими.

— Черт, — он вскочил. Бросил на Дымского один лишь взгляд и поморщился.

— Вот же, — Осипов наклонился, снимая с плеча Дымского ремень и взваливая груз на себя. — Взвод за сутки. В Чечне было легче. Погнали?

Вдвоем они поволокли свою ношу туда, откуда пришла спасительная пушечная очередь. Из вновь спустившегося на поле тумана доносились неразборчивые выкрики, порой раздавалась стрельба.

— А если в нем бомба? — выдохнул сержант.

— Бомбу они и так могут скинуть, — процедил Званцев. — А мы не на КП его тащим.

В тумане залязгало. Затем из него проступили смутные силуэты — как через несколько секунд с облегчением рассмотрел Званцев, двуногие, двурукие и одетые в знакомую форму.

— Свои! — выкрикнул он во мглу.

— Стоять! — проревело оттуда. Званцев увидел нацеленные на них дула и подчинился. Стоило им остановиться, и он почувствовал, как земля уходит из-под ног.

— Вы кто... — начал было один из мотострелков. Перевел взгляд на чужака. — МАТЬ ВАШУ! Это что за г...но?!!

— Восемьдесят третья отдельная ДШБ, — процедил Осипов. — А это захваченный образец техники противника.

— Да... да... — старший сержант перед ними не мог найти слов. — Ну десантура, мать вашу за ногу, ну вы даете!

— Даем и еще дадим, — Званцев усилием воли заставил себя выпрямиться. — Это надо вывезти. В тыл. Срочно.

— Вывезти? — мотострелок разглядел погоны Званцева и подобрался. — Товарищ лейтенант, нет возможности! Надо уходить!

— Уходить? — переспросил Званцев. — Вы что, отходите?

— Так точно, отходим. Приказ уже передали.

— Чего?

— Того, — пехотинец посмотрел на Осипова. — Приказ по батальону — готовиться к отходу. Эта штука... она и в БТР не влезет ведь.

Званцев шагнул вперед.

— Слушать мою команду, — отрывисто проговорил он. — Я весь взвод положил, чтобы дотащить сюда пришельца. Это, может быть, наш шанс не просрать эту войну. Хочешь, грузи ее в БТР, хочешь, вези на броне, но доставь ее в расположение! Уяснил?

Сержант сокрушенно вздохнул.

— Давайте за мной, товарищ лейтенант, — бросил он. Рысцой они помчались к чернеющим в тумане контурам тяжелых бронетранспортеров.

Пехотный капитан ситуацию оценил с одного взгляда.

— В третью машину, — скомандовал он. — У Федотова осталось четверо, как-нибудь потеснится. Оно точно не рванет по дороге?

— А хрен знает, — откровенно признался Званцев. На пару с Осиповым и сержантом они подналегли на пришельца, кое-как, но пропихнув обтекаемый корпус внутрь "коробочки". Ноги пришельца пришлось, правда, чуть ли не завязать в узел, но в итоге чудо инопланетной техники все же уместилось между сиденьями и люком, уперев ствол своей пушки куда-то под потолок.

— Ладно! Ходу! — крикнул Федотов, то ли им, то ли уже мехводу. Втиснув себя в переполненный БТР, Званцев ощутил, как чье-то колено жестко вдавливается в ушибленную ногу. Машина рванула с места, взревев мотором, выскочила на проселок и поперла, судя по тряске, прямо по бездорожью.

Сквозь броню и гул мотора было трудно судить, но Званцеву показалось, что он снова слышит вперемешку танковую стрельбу и очереди зениток. Жаль, обстановка не располагала к расспросам.

Да и сформулировать вопрос ему случая не представилось. Через пару минут снаружи загрохотало так, что все временно оглохли, машину затрясло. Залаял башенный пулемет, броня зазвенела от попаданий. А затем...

БТР, похоже, передумал опрокидываться. Пошатался долю секунды в наклонном положении — и обрушился обратно на колеса.

Во всяком случае, так показалось Званцеву. Он потряс головой, тут же треснувшись каской о стенку десантного отделения. Уши заложило, нос, которым Званцев врезался в обшивку, онемел, в голове стояла странная легкость, будто та норовила всплыть кверху. Лишь через несколько минут он понял, что двигатель машины, судя по вибрации, работает, и БТР куда-то движется, а не валяется сброшенным с дороги.

Лейтенант сглотнул. Закашлялся, давя подступающую к горлу тошноту. Блевать в переполненном отсеке было не лучшей идеей.

— ... килотонн сто, не меньше! — услышал он сквозь глухоту очень далекий крик Федотова. Сержант орал, похоже, не обращаясь ни к кому конкретно. — Дождались, пока накопится побольше этих, и долбанули! Так!

Званцев устало закрыл глаза. Откинулся на сиденье, уже не обращая внимания на давящие в бока локти соседей и постукивающий по каске ствол инопланетного оружия.

В бункере дышалось тяжело. И то, что системы вентиляции подвергались капремонту последний раз во времена холодной войны, отношение к этому имело самое малое.

Сегодня среди сидящих за столом не было гражданского персонала. Все присутствующие носили погоны, большинство пребывало в весьма высоких чинах.

Четырех разных армий.

— За три дня боевых действий, — в распоряжение объединенного штаба были предоставлены переводчики-синхронисты самого высокого класса, и задержки в переводе слов диснеевской ведьмы не возникало, — мы потеряли до девяноста процентов нашей авиации. Высотные ЗРК в ядерном оснащении показывают себя чуть лучше, но, к сожалению, мы не успеваем развернуть достаточное их количество, чтобы обеспечить прикрытие наземным силам.

— Что говорят аналитики о выборе пришельцами зон атаки? — уточнил низкорослый азиат с ничего не выражающим морщинистым лицом. На сей раз переводчик задержался на секунду, переводя его реплику с китайского на английский.

Ведьма перевела взгляд на НОАКовца.

— Есть ряд различных версий, господин Вэй, — она помедлила. — От лица своей страны могу заверить всех присутствующих, что высадка пришельцев в зоне три для нас — такой же сюрприз, как и для всех вас. Среди размещенных в этом регионе военных объектов нет ни одного, который бы мог представлять для чужаков особый интерес. Да, мы использовали ряд полигонов для отработки засекреченных оборонных проектов, — армейско-уставная маска на миг дала трещину. — В основном эта секретность касается цифр не в технических отчетах, а в бухгалтерских!

— Тем не менее, — упорно продолжал китаец. — Вы же не хотите сказать, что выбор зон для десанта полностью случаен? Все зоны, кроме второй, объединены по одному признаку... и, полагаю, мне не надо его называть вслух?

Представитель державы, чьи ракеты до недавнего времени считались первоочередной угрозой для этого бункера, и единственный из присутствовавших, не носивший мундира (впрочем, звание у него, как и у любого выпускника "консерватории", имелось), кашлянул.

— Вторая зона также под него подпадает, — на чистом английском сообщил он. — Боюсь, господа, вы просто не в курсе... скажем так, внутреннего культурного контекста. В нашем национальном позднейшем мифотворчестве с этим районом связано достаточно упоминаний схожего характера, просто они редко выходят за пределы русскоязычного пространства.

— Отлично, — заметил француз. — Итак, британская, русская, американская, ближневосточная, тихоокеанская, южноамериканская и антарктическая зоны. Леди генерал, так каковы выводы аналитического отдела о резонах, которые заставили пришельцев выбрать для высадки Стоунхедж, Челябинск, Неваду, Баальбек, остров Пасхи, плато Наска и Землю Королевы Мод?

Воцарилась тишина.

— Основная версия — возвратно-культурная, как она озаглавлена в отчете, — наконец проговорила ведьма. — Они, очевидно, следили за Землей достаточно долгое время... возможно, имели какие-то средства наблюдения непосредственно в Солнечной системе. Скорее всего, они в курсе, какое значение придается в нашей массовой культуре этим районам... Возможно, это как-то связано с их собственным "культурным контекстом". Может быть, они хотят что-то сообщить нам таким способом.

— Все, что хотели, они сообщили нам в своем радиопослании, — враждебно бросил англичанин. — "Оскорбляющие космос извращенные ничтожества, вы недостойны существовать. Ваше уничтожение неизбежно. Ваше сопротивление бесполезно. Ваша гибель станет долгой и мучительной". Я цитирую верно?

— Содержание послания, — более спокойно проговорила ведьма, — еще одна опорная точка, исходя из которой аналитики делают вывод о ритуальном характере этой агрессии. Удары из космоса наносятся ограниченно, только для поддержки наземных сил, города, расположенные вне зон высадки, вообще не подвергаются бомбардировкам. Хотя на текущий момент нам просто нечего противопоставить их кораблям, а они могут поразить любую цель на земной поверхности! Эта фраза больше смахивает не на декларацию намерений, а на преднамеренное оскорбление нас перед нападением. Ритуал, господа. Поношение... или рыцарский картель. Перчатка в лицо.

— Оскорбляют перед битвой, — вмешался китаец, — в двух случаях. Когда хотят испугать — или разозлить — противника. Когда знают о своей слабости и хотят получить преимущество. Война — путь обмана, и раз наши враги пытаются нас оскорбить — тем самым они говорят нам о своей неуверенности. Я полагаю, это может послужить нам слабым, но утешением.

— Утешением? — переспросил главный маршал авиации Соединенного Королевства. — Только за прошедшие сутки мы потеряли сорок истребителей. Флот и авиация полностью исчерпали запас крылатых ракет и израсходовали семьдесят процентов баллистических. Потери сухопутных войск и гражданского населения еще даже не подсчитаны достоверно. Это при том, что десант чужаков до сих не предпринимал против нас активных наступательных действий! Я боюсь представить, что будет, если они перейдут в атаку!

— Господин маршал, представлять незачем, — снова вмешался русский. — Наши войска уже имеют большой опыт... противодействия вражескому наступлению. Хочу напомнить, что аркаимский оперативный район — единственный, на котором враг предпринимает активные действия против крупной городской агломерации.

— Мы ознакомились с вашим опытом. К сожалению, мы пока не смогли сконцентрировать против пришельцев довольно артиллерийских подразделений, чтобы заставить их отвлечь на перехват снарядов достаточно аппаратов, — сухо заметил британец. — И тем не менее, ваша армия была отброшена от Магнитогорска, невзирая на применение ядерного оружия и запредельный расход боекомплекта — не так ли?

— Стивен, я напомню вам, что Россия — единственный участник договора, чьим вооруженным силам удалось уничтожить больше полусотни боевых аппаратов противника, — вмешалась ведьма. — И один — захватить неповрежденным.

— Естественно, — процедил англичанин. — Если бы Англия располагала ядерным зонтиком ПВО, возможно, и мои люди бы хвастались десятками сбитых пришельцев. Мы в неравном положении, не находите?

— Довольно! — резко бросила ведьма. — Мы собрались здесь не для того, чтобы мериться количеством пораженных целей! Я хочу, господа, чтобы вы выработали и представили мне как председателю объъединенного командования согласованные предложения по отражению наземной агрессии, раз уж битву в космосе мы проиграли с треском!

Какое-то время шуршали перекладываемые бумаги и мигали экраны планшетов. Адъютант подал китайскому генералу кожаную папку, тот принял ее, поблагодарив кивком. Русский представитель изучал крупномасштабные карты зон высадки, выведенные на проекционный экран.

— Госпожа председатель, разрешите?

Диснеевская ведьма кивнула.

— Как уже заметил господин маршал, на текущий момент наши войска применяют следующую тактику. Сперва по наступающим войскам противника наносится массированный артудар. Вскрыть точные позиции наступающих без радиосвязи и целеуказания с воздуха, конечно, невозможно, но мы к этому и не стремимся. Главное — вынудить авиацию противника отвлечься на прикрытие наземных сил от наших орудий. Лишенные поддержки с воздуха, их наземные машины лишь ограниченно эффективны против нашей бронетехники и мотострелков. Противник вынужден концентрировать силы для продолжения наступления — и тогда наши РВСН получают шанс нанести ему максимальные одномоментные потери. Да, мы вынуждены применять стратегическое ядерное оружие по своей территории — но эта мера позволяет свести соотношение потерь к более-менее приемлемому, а на отдельных фронтах — даже отбросить противника с занимаемых позиций.

— Пока у вас не закончатся снаряды, танки и пехота, — заметила ведьма. Перевела взгляд на китайца.

— Господин Вэй! Как скоро ваша держава обеспечит переброску подкреплений в челябинскую оперативную зону?

— Двадцать первая армия будет готова к перебазировке в течение недели, — мгновенно отреагировал представитель НОАК, не обращая внимания на дернувшийся уголок губ своего русского визави. — Однако на текущий момент мы уже приступили к развертыванию сто восемьдесят четвертой бригады сил спецназначения, и через сутки она усилит позиции русских войск под Кустанаем и Курганом. К переброске также готовятся до двух бригад ПВО из состава наших сил оперативного реагирования. К моему стыду, госпожа председатель, скорость развертывания наших войск существенно ограничена, как и возможность их снабжения. Разрушения после вражеских бомбардировок... слишком значительны.

— Нам всем это известно. Господин Богданов, Российская Федерация в состоянии организовать боевое снабжение союзных войск?

— В полном, — тут же произнес русский офицер. — Наша основная проблема — в восполнении потерь. Если пришельцы не перейдут к космической бомбардировке коммуникаций... — он осекся, вглядываясь в поданную адьютантом папку с распечатками.

— Генерал? — кашлянула ведьма, когда молчание русского вышло за пределы разумной паузы.

— Виноват, — тот поднял взгляд от бумаг. — Из Москвы только что передали по закрытой связи сведения особой важности. Я полагаю, с ними следует ознакомиться всему штабу, — он осторожно, словно та могла укусить, опустил на стол пачку листов бумаги. — Это отчет лаборатории, занимающейся исследованием захваченной вражеской машины.

Последовала новая пауза.

— Семислойный композит из пластика, параамидовых волокон и углеродных трубок в качестве внешней обшивки... Структура ячеек... уникальные сольватонные свойства... противоречит данным современной химии... последовательность расположения микрофильтрующих мембран удовлетворяет классической формуле Бине... сеть микроканальцев... Низкотемпературный расплав углеродных соединений редкоземельных металлов... противоречит данным современной физики... Керамические пеноблоки с наполнением из метастабильных металлизированных соединений... Астрален-торсионные материалы динамических движителей... демонтаж предполагаемого источника энергии привел к разрушению автоматизированной лаборатории... — ведьма опустила распечатку. — У меня одной ощущение, что я читаю осовремененный римейк Уэллса?

— Самое интересное, — представитель РФ быстро пробегал глазами бледные строчки, — находится на страницах сорок два и шестьдесят девять.

Раздался дружный шорох страниц.

— Расположение предполагаемых основного и вспомогательного сенсорных блоков, — снова прочла ведьма вслух. — Коленные сочленения. Уязвимое расположение систем энергоснабжения оружия. Понятно. Перечень уязвимых мест?

— Дырки в броне, — кивнул русский. — Наши бойцы уже составили этот список, я бы сказал, на эмпирической основе, но теперь мы можем дополнить его и углубить.

— А страница шестьдесят девять?

— Особенности строения, — генерал вновь склонился к распечатке. — Типичны для биологических систем... для живых организмов.

— То есть... это не машина, а живое существо?

— Возможно, — далее русский читал вслух. — "Не обнаружено свойственных земным организмам клеточных структур, однако ряд составляющих объекта, химический анализ которых удалось провести, показал высокое содержание сложной биологической органики, включая белковые молекулы. Внутреннее строение явно носит следы последовательного деления микроструктур, аналогичного клеточному. Уровень организации внутренних химических процессов объекта более характерен для сложной биохимической системы, чем для технологического изделия. Вместе с тем предполагаемая рабочая температура, содержание тяжелых металлов и высокоактивных полярных растворителей превосходят пределы устойчивости большинства земных биополимеров. В целом не представляется возможным сделать однозначный вывод о техническом или биологическом происхождении..."

— Довольно, — оборвала ведьма. — На самом деле, не так уж важно, машины наши противники или живые существа. Важно другое — откуда они пришли, почему на нас напали. И как их уничтожать. Ваши эксперты могут ответить на эти вопросы?

— Пока — нет. Госпожа председатель, я хотел бы поднять вопрос о создании для изучения останков пришельца международной комиссии...

— Непременно. Майкл, прошу вас организовать соответствующий комитет, — бросила ведьма в небольшой микрофон. — А пока — вернемся к военным вопросам, господа.

Первым, что увидел Ник, был потолок.

Купол-шестигранник с закругленными углами и сочленениями. Ровного матового цвета и словно бы слепленный из микроскопических все время чуть подрагивающих песчинок. Он висел над Ником, кажется, почти на расстоянии вытянутой руки.

Ник с усилием втянул горячий воздух в легкие, закашлявшись. Попробовал повернуть голову, затем рывком сел, поджав колени к груди.

— Где я? — произнес он в пространство, озирая пустую серую шестиугольную комнату.

Пустую, не считая пяти круглых возвышений на полу — одно посередине, четыре по углам квадрата.

А еще человеческого тела напротив — и двух комьев серого меха между ними двумя.

Память хлынула поток.

Чужаки. Эшелон. Полустанок. Голубая вспышка в небесах. Стремительная смена кадров на проекторе. Сирена. Крики. Грохот. Огонь.

И крылатый силуэт, который два часа назад мелькнул на экране, во плоти медленно спускается из утреннего неба, на лету разворачивая безглазую морду пучком даже на вид острых игл и лезвий.

Ник медленно поднес руку ко рту. Вцепился в нее зубами.

Боль казалась вполне реальной.

— Shit, — проговорил второй голос. — What's a damned местечко и ваще здесь кто-нибудь есть?

Фигура напротив тоже перешла в сидячее положение. Тряхнула копной густых светлых кудрей, оторопело закрутила головой.

Ник уставился на женщину, не очень-то воспринимая сказанное. Облаченная, как и сам Ник, в какое-то подобие мешковатых штанов и рубашки, макушкой она достала бы Нику разве что до подбородка. Расширенные от испуга синие глаза скользили по стенам... вот сфокусировались на Нике и женщина закричала.

Нет. Не на молниеносно вскочившем Нике.

Ком шерсти справа молниеносно развернулся. Низкорослое, серое и мохнатое существо очутилось на ногах мгновенно, черные зрачки, окруженные узкой янтарной радужкой, уставились на Ника с женщиной. Клыкастая пасть приоткрылась, уши прижались к голове.

Ник сам не понял, как врезался спиной в стену. Женщина продолжала сидеть меж двух выступов на сером полу, теперь она зажимала рот обеими ладонями. Сгорбленное создание со звериной мордой переводило взгляд с нее на Ника и обратно. Затем покосилось на своего второго сородича, что встряхивался и потягивался напротив, что-то бормоча и порыкивая. Осторожно шагнуло вперед.

Ник сглотнул. Сделал шаг навстречу. Еще один.

— Назад, — выговорил он пересохшими губами. — Назад.

Создание пристально на него посмотрело. Большая голова дважды качнулась. Оно медленно попятилось.

— Кто ты? — проговорило существо.

Ник тряхнул головой.

— Эээ. А кто ты? — уголком глаза он заметил, как поднимается на ноги второй двуногий зверь. "Гоблин", — пришло в голову. Существа и не казались особо похожими на обезьяноподобных уродцев из джексоновского фильма, но что-то схожее — было. Наверно, манера держаться — оба чужака стояли сгорбившись, едва не доставая длинными руками до пола. Еще они походили на серых мохнатых коротконогих обезьян, на широкие плечи которых присобачили щенячьи головы. Широкие челюсти выдавались вперед, черные влажные носы подергивались, принюхиваясь к горячему воздуху. Треугольные мохнатые уши прижимались к головам. Единственной одеждой обоим служили короткие юбки из той же ткани, что и штаны на Нике.

Гоблин перед Ником издал кашляющий звук.

— Что это за место? — спросил он.

Вряд ли среди моментов жизни Ника были случаи, когда он оказывался менее способен на вразумительный ответ.

В эту секунду женщина вновь завопила и бросилась вперед. Проскочив между гоблинами, она запнулась и рухнула прямо на Ника. Наверно, герой кинофильма бы в такой момент подхватил девушку на руки, но все внимание Ника было приковано к гоблину, и влетевшее в ноги тело заставило его потерять равновесие. Пытаясь удержаться на ногах, он ощутил, как ему вцепились в полу рубашки, запнулся вновь — и очутился стоящим на четвереньках, почти упираясь лицом в пол. Не отпрыгни гоблин назад — и голова Ника врезалась бы ему в колени.

— Морское дерьмо, — заметил второй низкий ворчащий голос. — Где я?

— Хороший вопрос, — услышал Ник. — Не хочешь задать его этим чудовищам?

— Морское дерьмо, — снова проговорил второй гоблин. — Что... кто они?

Ник снова поднялся. Внимательно посмотрел на гоблинов. Те сдвинулись ближе друг к другу, так, что теперь полкамеры оказалось занято чужаками, половина досталась людям.

— Ммм, — выдавил он. — Мне очень хочется спросить то же самое.

Гоблины обменялись взглядами.

— Вы, — первый чужак подался вперед, буравя Ника взглядом. — Вы — Оскорбители?

— Оскорбители? — ошеломленно повторил Ник.

Губа гоблина дернулась.

— Машины-звери. Твари из космоса. Пришельцы, напавшие на нас. Это — вы?

Ник потряс головой.

— Кажется... — проронил он. — Кажется, я знаю, о ком ты говоришь. Нет. Мы — не они.

— Тогда — кто же вы такие, во имя Пути-Испытания?!

Пол камеры ощутимо качнулся. Ник еле удержался на ногах, нелепо взмахнув руками в воздухе. Гоблин перед ним не повел и глазом, лишь слегка присел, сохраняя равновесие.

Второй чужак, тоже оставшийся в вертикальном положении, подался вперед.

— Может быть, начнем с того, что назовем себя по очереди? — предложил он.

Первый обернулся в его сторону.

— Хорошо, — медленно процедил он. — Я — Каят из семьи Кечесин, третий капитан Стратосферных сил Бриллианта.

— Капитан... кого и чего? — голос второго гоблина был недоуменным.

— Высотные воздушные войска Бриллиантового Союза Городов, — теперь недоумение звучало и в тоне Каята.

Гоблин поднял лапу. Прижал ее к лицу.

— Бриллиантовый Союз рухнул со Второй Атакой, — пробормотал он. — Вместе со всем Кольцом Речи.

— Что?!! — Каят отшатнулся. — Мы... проиграли?

— Мы проиграли Оскорбителям шестьсот лет назад, — глухо выдавил собеседник Каята.

Ник кашлянул, когда пошла третья минута тишины.

— Меня зовут Ник, — сообщил он гоблинам. — Николаев Николай Харитонович, если полностью. Менеджер по продажам ООО "Екатранс", из России. И мы тоже воюем с теми, кого вы зовете Оскорбителями.

Каят неловко повернулся в его сторону.

— Успешно?

Ник пожал плечами.

— Знаю, что мы запустили в них на орбите ядерной бомбой и вроде бы кого-то сбили. Потом они высадились и принялись бомбить все подряд. Станцию, где я находился, тоже, кажется, бомбили. Последнее, что помню — такое... — он пошевелил руками в воздухе, пытаясь изобразить шевелящиеся лезвия.

— Тичиака, что не тичиак? С пастью, полной ножей? — второй гоблин вздрогнул.

Первая часть фразы Нику ничего не говорила. А вот вторая — очень даже. Он молча кивнул.

— Ш-Телл, — второй гоблин охватил себя руками, словно пытаясь согреться. — Ш-Телл с Одиннадцатого острова Подпорок Моста-до-Космоса. Бывшего Моста-до-Космоса.

— Мост-до-Космоса? — медленно переспросил Каят. — Ты говоришь о магнитно-разгонном комплексе?

Ш-Телл щелкнул горлом.

— Мы зовем его Мостом-до-Космоса. Книжницы говорят, что когда-то по нему можно было подняться выше атмосферы. Оскорбители уничтожили его во время Второй Атаки. Каят, ты... ты действительно застал эпоху Бриллианта? Как? Как это может быть?

Ник втянул разогретый воздух. Он чувствовал, как стекают по лбу капли пота, и не от одной только жары.

— А как тебя зовут? — неловко спросил он.

— Сьюзен, — женщина заговорила, когда Ник уже начал думать, что ответа не услышит. Она вжималась в стену, не сводя взгляда с чужаков. — Сьюзен Харроу. Кто... КТО ЭТО???

— Ну они вроде как представились? — пробормотал Ник. — Одного зовут Каят, другого Ш-Телл, что бы это не означало. Они, как я понимаю, тоже воюют с этими инопланетянами. А ты откуда? С Земли же, вроде бы, нет? — он опасался, что, замолчав, сам через секунду сорвется на истошный вопль.

— Южный Хэмптон, — пробормотала Сьюзен. — Объявили тревогу. Слышала, как гудят самолеты, вдали что-то гремело. Мы боялись выходить. Потом грохнуло, свет погас. Больше ничего не помню... ГДЕ МЫ?!!

Тот чужак, что назвал себя Ш-Телл, подался вперед.

— В руках у Оскорбителей, — полуутвердительно, полувопросительно проговорил он.

Каят покачал головой.

— Четыре боевых крыла, — выдохнул он. — Поднялись с Северной Россыпи, ушли к западу с набором высоты. Шестнадцать автономных пусковых, пять машин управления, одна резервная. Сорок солнечных зарядов на подвеске. Встретили "кинжалы" на ста двадцати, дали сдвоенным. Я поймал луч на уходе, отделился, спланировал. Понял, что иду к отрогам Коллот, к занятой территории. Связь не работала, малые крылья оплавило, пытался выровняться... Посадку не помню. Больше ничего не помню. Тоже, — он обвел взглядом скошенные стены камеры.

Ноги все же подвели Ника — он пошатнулся, отступил назад, сполз по стене камеры, чувствуя, как сбегает по бокам ледяной пот.

Вовремя. Камеру снова качнуло. Каят и Ш-Телл пошатнулись, Сьюзен и Ник и так были на полу. Ник с внутренним смешком подумал, что валиться с ног перед инопланетянами недостойно представителей человечества при Первом Контакте... ПЕРВОМ КОНТАКТЕ. ПЕРВОМ. КОНТАКТЕ.

Или за него теперь надо считать удар Оскорбителей?

— Как... Как закончилась война? — словно сквозь туман, услышал он голос Каята с другой стороны.

Щелкающе-рычащий голос Ш-Телл что-то ответил. Ник не сразу разобрал слова, но постепенно начал прислушиваться.

— ... Три лодки Оскорбителей сгорели, четвертая бежала в ужасе. Все народы Кольца объединились и создали могучие Дома Для Войны, подняв их по Мосту и подвесив на орбите. Каждый из Домов нес тысячи "солнечных огней" и метателей молний, каждый мог сжечь половину Кольца своим ударом. Но против Оскорбителей это не помогло.

Они вернулись двадцать лет спустя. У предков, — Ш-Телл запнулся, посмотрев на Каята, — У нас были крепости на других планетах, были боевые лодки и Дома Для Войны. Но машина Оскорбителей была величиной с Медленную луну. Она выпустила сотни тысяч меньших, и всей мощи "солнечных огней" не хватило, чтобы сжечь их всех. Дома Для Войны превратились в кольца Кольца, Мост-до-Космоса обрушился. Каждое поселение было сожжено, девяносто девять ли-ча из ста погибли. Остатки — бежали. В пустыни, в горы, в леса. С тех пор... Море и зной! Я и не верил-то особо в древние легенды! Мечтал сам однажды взобраться на Подпорку, разгадать секреты предков! А потом... увидел эту тварь в небесах — и очнулся здесь. Увидел тебя. Увидел этих голокожих призраков, — движение руки в сторону Ника и Сьюзен.

Каят заворчал. Полуприсел на коротких толстых ногах, выпрямился.

— Тяжесть слабее, чем на Кольце, — заметил он. — Не ощущаете?

Ник наконец отлепился от стены, последовал примеру чужака, чувствуя, как трясутся колени.

— По-моему, она сильнее... — он осекся. Посмотрел безумным взглядом на подтянувшую колени к груди Сьюзен. Встретился взглядом с Каятом.

— Хм, — задумчиво проворчало клыкастое и лохматое гоблиноподобное создание. — А как мы вообще друг друга понимаем?

Стометровая стальная сигара неторопливо и бесшумно скользила на глубине пятидесяти метров.

Вроде бы у чужаков не было средств, позволявших эффективно засекать и высокоточно поражать субмарины. Поэтому они уничтожали подлодки невысокоточно. Орбитальный удар по акватории с гарантией накрывал все в радиусе нескольких сотен метров, что не успевало уйти с перископной глубины. И потому капитан корабля не рисковал выжимать из водометных движителей больше трех узлов.

Впереди медленно росла черная полоска берега. Давным-давно, в прошлой жизни, она сверкала огнями — вдоль побережья тянулось оживленное шоссе, соединявшее многочисленные городки и деревни в окрестностях гигантского мегаполиса. Точное наведение из межзвездного пространства по цели величиной всего лишь с город — задача, по всей видимости, была не по силам и пришельцам. Огненный шквал накрыл всю юго-восточную часть страны, более-менее кучно поразив центр, но пройдясь и по соседним графствам, и по проливу, обратив пригороды в пустыню. Оно и к лучшему — когда вслед за огненным дождем с небес обрушились зародыши вражеских боевых машин, жертв оказалось не так много, как могло бы. Считанные десятки тысяч.

Званцев вытянулся на жесткой матросской койке. Снаряжение было давно проверено и подогнано, боевая задача озвучена, ребята ее поняли и в дополнительной встряске не нуждались. Собственно, ситуация не слишком отличалась от воздушного десанта — тот же красноватый полумрак и мерный шум, только трясет куда меньше. А сознание того, что подлодке хватит одного удачного выстрела... ну что ж, падать с высоты в подбитом вертолете — тоже малоприятное занятие. За спокойной жизнью в русский спецназ не переводятся.

И не только туда.

Он снова вспомнил разговор, состоявшийся месяц назад.

... не стану скрывать, операция, скажем так — экспериментальная. Нет, не в том смысле, что мы, скажем так, высадим вас на побережье и посмотрим, чем по вам долбанут пришельцы.

Званцев не удивился бы и такому развитию событий. Впрочем, свое мнение он высказывать не спешил, выжидательно глядя на полковника.

— Курите, радиостойкие, — командир гостеприимно протянул пачку сигарет. Званцев с Осиповым благодарно затянулись.

— Как вам Рыбачий после Крыма? — неожиданно поинтересовался полковник.

— Водичка холодная, товарищ полковник, — проговорил Званцев задумчиво, гадая, чем на сей раз озадачит его начальство. — А так нормально.

— Холодная, — пробормотал Мельников. — Значит, с лодочниками работаете. А буржуйский как, подтянули?

— Sir, yes, sir, — отрапортовал Званцев. Отчаянно надеясь, что его не будут экзаменовать прямо сейчас.

— Скоро возможностей для практики будет выше крыши, — пообещало начальство. Махнуло рукой куда-то вверх, очевидно — подразумевая нечто на поверхности земли. Хотя чужаки твердо придерживались каких-то своих малопонятных принципов, воздерживаясь от ударов по наземным целям иначе как в прифронтовой полосе, тем не менее основные командные пункты и штабы упорно старались запихнуть поглубже под землю. Как и производственные мощности — впрочем, эта задача была посложнее.

— Не мне вам, скажем так, рассказывать — за последний год линия фронта стабилизировалась вмертвую. У инопланетян, скажем их так, техника лучше всего, что у нас есть и будет в ближайшие лет пятьдесят — а мы берем числом и ядерным оружием. Обе стороны уперлись — мы размениваем десять наших танков за одну, скажем так, "амебу", потом и мы, и пришельцы подгоняем к границам новые подкрепления — и пошло-поехало. Даже ваша операция, скажем так, слабо помогла. И наверху кое-кому это сильно не нравится. Командование здорово боится, что чужаки поднакопят сил — и долбанут, скажем так, что нам только и останется, что отступать до Москвы и дальше.

— Готовится наступление, товарищ полковник? — полюбопытствовал Званцев.

— Информация пока секретна, — отмахнулся тот. — Что я, скажем так, вам собираюсь рассказать — умные головы наверху хотят наладить взаимодействие с янки и наглосаксами поплотнее того, что мы сейчас имеем, — он значительно устремил палец в потолок. — Скажем так, один из вариантов, который сейчас продвигают — создание совместных, скажем так, сил, пока чисто под спецоперации, а дальше — всяко, скажем так, разно. По слухам — проект курирует Сама, — он снова значительно поднял палец вверх.

— Ох ты жеж, — не выдержал Званцев. — Вот к чему нас любят английским?

— Вот что значит тактическая разведка! — Мельников хлопнул ладонью по обшарпанному столу. Тот жалобно скрипнул и осел, несколько листков слетели вниз. Полковник мрачно покосился на предательницу-мебель. — С одной стороны, сам знаю, что идея, скажем так, дурацкая. Налаживать взаимодействие хотя бы в масштабе бригад — сплошной, скажем так, геморрой с минимальным выходом. А с другой стороны — делать-то что, скажем так, надо. Мы ж и правда воюем, орлы вы наши, только потому что инопланетяне, скажем их так, сопли размазывают. С их огневыми возможностями по городу в десять минут — как два пальца об асфальт. А если закончат страдать гуманизмом?

Полковник тоже затянулся. Мрачно посмотрел на внимающих бойцов.

— Короче говоря. У меня приказ — предоставить в распоряжение совместного командования свою лучшую группу. До сих пор ни одна разведгруппа не вернулась с данными даже от лондонской границы. Понял, орденоносец?

— Так точно, — кратко ответил Званцев.

— Недовольны? — сощурился Мельников. — А вот надо было думать, когда перлись в центр Магнитогорска с ядерными рюкзачками на горбу. Мало того, что вы, скажем так, на ноль помножили вторую по величине вражескую базу на театре, так еще и выжили, скажем так! Знаете, что от ваших докладов до сих пор половина аналитиков кипятком писает? Так что, скажем так, давайте, скажем так, отрабатывайте зарплату... гер-рои.

Размышления Званцева прервал резкий гудок сигнала. Резким движением капитан перекинул ноги через край койки.

— Подъем, — буднично бросил он.

Люк док-камеры беззвучно скользнул в сторону. Званцев толкнулся вперед, окунувшись во мрак. Он знал, что стоит им покинуть корабль, и капитан уведет "Энсон" на глубину, избегая обнаружения с орбиты. И не особо тревожился по этому поводу. Конечно, приятно иметь за спиной поддержку в почти сорок "Томагавков", но пришельцы имели на южном побережье минимум десять "бумерангов" — даже без учета поддержки "дисками" вполне достаточно, чтобы закрыть небо от ракетного залпа. Разве что тот будет ядерным — а спецрота "радиостойких", несмотря на свое прозвище — а может, и именно из-за него — не очень любила, когда их поддерживали термоядерным оружием.

Почти беззвучно заработал мотор буксира. Званцев подавил порыв проверить — как держится на курсе "командировочная"? Все равно в черноте не было видно ни зги, ориентироваться предстояло по приборам. Оставалось надеяться, что выверенный по минутам график прохождения патрульных "дисков" и "антенн" не изменится в последнюю секунду. Что никто из бойцов не собьется с курса и не отстанет — впрочем, на последних отработках в шотландских бухтах такого не случалось. Что буксируемая торпеда со спецснаряжением тоже доберется до цели исправно. Что удача и дальше будет на их стороне.

Все эти размышления не заняли и секунды. Хотя обстановка, как ни странно, располагала к философствованию. Вокруг — чернота. И сверху, и снизу. Всего света — индикатор перед глазами, и тот Званцев не рисковал подсветить дольше, чем на полсекунды, чтобы не выдать себя вспышкой, даже направленной от морской поверхности. Мерное движение сквозь пустоту и невесомость. Только мешает холод, пробивающийся сквозь термоизоляцию.

Шум прибоя все ближе. Ожидаемый толчок — нога цепляет дно. Мотор буксира заглушен, снаряга перегружена на плечи. Аппарат находит пристанище среди подводных камней. Еще несколько минут — и черная фигура Званцева поднялась среди волн, словно какой-то необычно выглядящий краб.

Прибой бил в спину и бедра, норовил сбить с ног. Капитан торопливо и все время — в готовности броситься навзничь — преодолел последние метры, отделяющие его от крутого берега. Оглянулся, откидывая с лица маску и поднося к глазам ПНВ.

В ста метрах левее поднялась черная фигура, тут же прижалась к береговому галечнику. Двинулась перебежками в сторону Званцева. Даже через светоумножитель тот скорее угадывал, чем видел местонахождение Осипова на фоне камней.

Беззвучно он махнул рукой, указывая направление движения — к отлогому спуску. Спутниковая разведка последние годы не работала по понятным причинам, редкому беспилотнику удавалось и долететь до середины захваченных зон. Но они все же надеялись, что довоенные карты не врут.

Быстро и беззвучно, общаясь жестами и короткими шепотками, они распределили груз торпеды и рванулись к подъему. Побережье осталось за спиной, в кромешной тьме их пятерка поднялась по меловому косогору. Пару раз капитан бросил взгляд в сторону Райт, однако "командировочная" держалась в строю, невзирая на заданный темп.

Званцев вздохнул про себя. Нет, не из-за половой принадлежности лейтенанта Райт как таковой. Силы Спецопераций вообще относились к таким вещам со здоровым пофигизмом — на новом месте службы Званцеву приходилось встречать в рядах сослуживцев не так уж мало девушек, особенно среди снайперов. Его волновали абсолютно практические вопросы. В частности, как скоро Тэсс собьет дыхание с утяжеленными разгрузками. Оружие и боекомплект, спецзаряд и аппаратура связи, пайки и аптечки весили, мягко говоря, немало даже для его бойцов.

Впрочем, брюзжал Званцев про себя и то для проформы. На совместных тренировках Райт показывала результаты не худшие, чем у "радиостойких", да и вряд ли Королевский Флот направил бы в распоряжение объединенного командования неподходящего человека.

Рысью группа миновала косогор и нырнула в разросшийся вдоль старой шоссейной дороги кустарник. Укрывала отряд уцелевшая после огненных штормов "зеленка" чисто символически, но все же укрывала. Торопливо они сорвали теплоизолирующие костюмы, прикопав их вместе с аквалангами. Набросили маскплащи. Не задерживаясь ни на минуту, отряд направился к северо-востоку, держась в полукилометре от шоссе, разбитого бомбежками и корнями выживших, несмотря ни на какие удары и обстрелы, кустов.

Тучи плотно застилали небосвод, обеспечивая какое-никакое укрытие от глаз на орбите. Впрочем, Званцев больше полагался на график движения вражеских спутников, составленный обсерваториями — все как одна получившими ныне статус военных объектов. Предугадать, не изменится ли распорядок движения патрульных "пленок" с "гребнями", конечно, астрономы не могли — тут ему оставалось рассчитывать только на свою интуицию и чутье. За последние несколько лет — не изменившее ни разу.

А те группы, командирам которых оно изменяло — не возвращались из захваченных зон.

Званцев вел группу в рваном ритме, надеясь, что это увеличит вероятность разминуться с патрулями чужаков, воздушными и пешими. Несколько раз ему мерещилось то слабое тепловое свечение над холмами, то гул моторов "гребней", то еле различимые шлепки ступоходов "пауков". Каждый раз отряд проворно залегал среди корней, заученным движением набрасывая "пеленки" — маскировочно-теплоизолирующие накидки, тщательно и вручную подогнанные под массу и силуэт бойца. Каждая "пеленка" расшивалась самим "радиостойким" под себя. Никто не знал, почему сенсоры пришельцев отказываются работать на некоторых сочетаниях текстуры, рисунка и теплопоглощающей маскировки — но критерий подбора этих сочетаний был четким. Даже слишком. И несколько затратным, на вкус Званцева.

Собственно, тем же самым, по которому он проверял свою командирскую интуицию.

Периодически в ухе Званцева попискивал наушник радиометра. Наконец писк стал пугающе частым, и они сочли за лучшее отклониться к югу, сделав широкий крюк. Радиация сюрпризом не была — на фрагментарных послеударных картах капитан видел широкий круглый прогал среди холмов. Четыре года назад именно здесь встретилось с землей плазменное облако, когда-то бывшее алюминиево-углеродным сердечником вражеской боеголовки — и столбом воздуха на его пути, вколоченным в снаряд с такой силой, что удара не выдержали сами атомы. Расширяясь и переизлучая энергию в стратосферу, тропосферу, а незначительную часть — и в литосферу, огненный поток встретился с почвой — и испарившийся грунт брызнул в стороны вперемешку с известняковыми слоями. Выжженная впадина давно остыла, а ее дно скрыли грунтовые воды, но кое-какие изотопы еще не были до конца вымыты дождями.

Куда больше, чем уровень радиации, пугало Званцева отсутствие укрытий. Они, пригнувшись, пробирались вдоль валунов, отчаянно надеясь, что в небе над их головами не появится шальная "пленка". Но этой ночью им везло — выжженные территории остались за спиной, и они снова двинулись к востоку тянущимися вдоль шоссе зарослями кустарника — на лес это при всем желании не тянуло.

Наконец, когда небо впереди начало светлеть, а взгляд Званцева начал различать мелькавшие между ветвей силуэты и без ПНВ — впереди показались верхушки крыш и дымовых труб. Берег остался сильно южнее, сейчас они находились в полосе, куда не дотянулась ударная волна от взрыва северо-восточней и цунами от попаданий южнее. Впрочем, от пригорода все равно мало что осталось. Дома зияли разбитыми окнами, крыши провалились, все тот же упрямый кустарник захватил крохотные газоны и лужайки. Корни деревьев кое-где начали подтачивать асфальт.

Память подсказывала Званцеву, что севернее должны, согласно картам, располагаться руины старой церкви. Вскоре они воочию увидели контуры полуразрушенной башенки. Рысью группа преодолела расстояние, отделявшее ее от развалин.

Церквушка утопала в зелени. Здесь разрушения были меньше, и вокруг сохранилось достаточно деревьев. За четыре года зеленые насаждения даже подросли, скрыв часть рухнувших зданий, впрочем, если приглядеться, отсюда, с возвышенности, открывалось их достаточно.

Званцев не стал картинно выставлять перед собой ствол автомата, ныряя в темный провал входа. Он на собственной шкуре знал, как быстро — то есть мгновенно — способны связываться между собой машины чужаков. Кроме того, если "диск" или "тарелку" еще можно было свалить метким выстрелом, то против хотя бы "паука" автомат уже не котировался. А если рядом есть "диски", значит, поблизости — машина перезарядки. В лучшем случае. Скорее же всего — готовая к бою "амеба", одна способная помножить группу на ноль и без своего паучье-воздушного прикрытия.

Поэтому капитан просто жестом привлек внимание залегшего рядом Шатрина и указал ему на дверь.

Спецназовец метнулся вдоль краснокирпичной стены, скрылся в проеме. Несколько минут они ожидали, постоянно наблюдая за окрасившемся в розовый цвет небом. Наконец в одном из верхних окон мелькнула фигура Шатрина, махнувшая рукой и тут же скрывшаяся. Рысью цепочка бойцов пересекла дворик.

— Осипов, Собчук, наблюдать. Ты на вышку, ты снаружи, — Званцев облегченно присел на каменный пол. Этой ночью они преодолели двадцать шесть километров. Для него такие броски чем-то новым не являлись, но перевести дух было приятно. — Шатрин, Райт, отдых полчаса.

План предусматривал наблюдение за городком на предмет активности чужаков в течение трех часов. Если пришельцев обнаружить не удастся, или они мелькнут в поле зрения слишком ненадолго, чтобы их поведение дало какие-либо данные для штаба — тогда отряду предстояло обогнуть город и продолжить движение по развалинам предместий к бывшей столице.

Званцев торопливо проглотил сухпаек и направился вверх по лестнице. В середине крутого пролета зияла дыра, но Званцев просто уперся в стены башни — ширина прохода вполне позволяла — и, опершись на них, толкнулся через дыру. Судя по следам в пыли — так поступил и Осипов.

Лейтенант успешно изображал кусок старого бронзового колокола из числа раскатившихся по углам площадки. Капитан прилег рядом на покрытую росой кладку, набросив "пеленку".

— Противник? — одними губами шепнул он.

— "Бумер" на пять часов, высота полкилометра, курсом на Лондон, — услышал в ответ. — Три минуты назад.

Званцев облегченно выдохнул. "Бумеранги" — вражеский аналог атмосферных истребителей-перехватчиков, а по случаю — крылатых ракет — были противником опасным, способным с расстояния в километр оставить от тебя угольки, а с десятка-другого — наградить лучевой болезнью. Но их системы обнаружения, похоже, оставляли желать лучшего, по крайней мере, когда речь заходила о малоконтрастной цели величиной с пехотинца и на фоне земли.

Он извлек бинокль. Повел вдоль заросших пашен, вдоль переплетения проселочных дорог к границе городка.

Пригород, в общем-то, ничем особым не отличался от своих собратьев где-нибудь в Подмосковье. Ну, кроме того, что был заброшен.

Ровные ряды двухэтажных домиков. Ржавые скелеты автомобилей вдоль улиц. Рухнувшие фонарные столбы, опутанные какими-то разросшимися вьюнами.

— Так, — лишь въевшаяся в плоть и кровь привычка говорить в поле исключительно шепотом не дала Званцеву выматериться в полный голос. Он вновь навел бинокль на угол небольшой площади, куда выходило какое-то общественное здание — судя по старым картам города, местная школа. Он коротко хлопнул Осипова по руке. Указал жестом направление, не отрываясь от окуляров.

— Что?

— Человек.

Осипов молча сам поднял бинокль. Вопросительно посмотрел на командира.

— Уже скрылся, — капитан пристально разглядывал относительно целый школьный корпус. Тощая, низкорослая фигурка в лохмотьях неопределенного цвета мелькнула между двумя разбитыми машинами лишь на считанные секунды, но Званцев был уверен, что глаза его не подвели. — Нырнул за угол.

— Выживший? — Осипов поднял бровь. За последние четыре года с такими случаями они не сталкивались. Пришельцы с безжалостной методичностью истребляли все население захваченных районов, не делая исключений и не допуская осечек.

— Очевидно, — Званцев привычно осмотрел небо. Каждый "радиостойкий" через полгода активной службы приобретал привычку крутить головой на зависть летчику времен Великой Отечественной.

— Как кстати сейчас "командировочная", — беззвучно пробормотал он.

За всю эту войну Званцеву ни разу не случалось допрашивать пленных.

Брать — приходилось. Собственно, с одного такого случая и началась его спецназовская карьера. Вот только вражеский биоробот с разряженными аккумуляторами — мягко говоря, не самый лучший кандидат для допроса. И даже его теоретические знания в этой области зияли большими пробелами.

Впрочем, вряд ли какое-либо руководство по допросу пленников описывало, что делать в ситуации, когда пленный пытается жевать и говорить одновременно.

Парнишка лет тринадцати набросился на сухпайки с волчьим аппетитом. Званцев серьезно подумывал о том, чтобы отобрать у пацана третью по счету упаковку — не из жадности, а из опасений за здоровье "языка". Судя по торчавшим наружу ребрам, последний раз тот ел досыта накануне вражеской высадки.

— Так он не местный? — переспросил Званцев.

С мальчишкой общалась Райт — несмотря на ускоренную зубрежку, английский Званцева оставлял желать лучшего. Если с капитаном "Энсона" им еще удавалось понимать друг друга, то пулеметный шепот Джека, кажется, еще и на каком-то британско-местечковом диалекте, оставался для него китайской грамотой.

— Да, сэр, — кивнула Тэсс. — Говорит, он жил с родителями где-то, насколько я поняла, под Батом. Потом пришли чужаки. Город разбомбили, его семья исчезла без следа. Уцелевшие пытались бежать, но вражеские машины гнали их в сторону Лондона.

— Гнали?

— Так он думает. Заходили с воздуха на беженцев, делали предупредительные выстрелы, если те пытались уклониться в сторону. Он сам плохо запомнил те события, пересказывает то, что услышал от выживших. Должно быть, там творилось что-то страшное.

— Бат, — пробормотал Званцев. — Плимутский налет...

— По времени сходится, сэр. И мы получали обрывочные сведения, что чужаки отгоняют пленных в центр оккупированной зоны. Сочли их слухами — у нас было мало возможностей для проверки.

— Как и у нас. Райт, так их семеро?

— Только в одной их группе, — Тэсс снова обменялась несколькими фразами с Джеком. Тот наконец упихал в себя паек и теперь смотрел на бойцов круглыми от счастья глазами. — Они видели и других выживших, но в контакт не вступали. Боялись привлечь внимание пришельцев. Они были уверены, что враг высадился по всей Земле, сэр...

— Черта с два, — Званцев постарался улыбнуться мальчишке как можно дружелюбнее. — Тэсс, переведите ему — мы даем космическим ублюдкам как следует прикурить.

Райт и Джек обменялись несколькими фразами. Капитан различил лишь явственно сказанное "... русские".

— Он спрашивает, что делают в Англии русские войска, сэр.

— Скажите, что в данный момент наша группа придана войскам международной коалиции.

— Так и ответила, сэр, — отозвалась Райт. — Он хочет знать, заберем ли мы его с товарищами в безопасное место.

Вот тут Званцев задумался над ответом.

— Да.

Осипов, не издав ни звука, тем не менее сумел изобразить на лице сомнение.

— Говори, — полуобернулся к нему Званцев.

— Командир, — задумчиво проговорил Осипов. — Вообще говоря, у нас задание — собрать информацию, а не эвакуировать гражданских.

Теперь дернулся уголок рта уже у Тэсс. Шатрин с Собчуком при разговоре не присутствовали.

— Райт, спросите еще раз — видели ли они в округе объекты пришельцев?

— Здесь — нет. Только патрули, — сообщила Райт после короткой беседы. — Говорит, в городе имеется одно "дерево".

— Городе? Он имеет в виду поселок?

— В Гилфорде, — пояснила Райт. — Они иногда выбираются туда за припасами — нашли там какой-то неразграбленный склад. Сэр, если они умудряются воровать консервы в виду "дерева"...

— То нам есть чему у них поучиться. Или же пришельцам на них наплевать.

Райт покачала головой, тут Джек снова что-то вставил возбужденным шепотом.

— Он говорит, чужаки забирают выживших, когда те неосторожны. Он связывает это с... — Тэсс прервалась ненадолго на беседу с Джеком. — С куполом? Он говорит о какой-то постройке пришельцев... что-то в центре Лондона? — с каждым словом "языка" брови Тэсс поднимались вверх все сильнее. — Он говорит, они добирались до Лондона. Видели там что-то, возведенное пришельцами. Что-то, что он назвал "куполом", сэр.

Званцев и Осипов посмотрели друг на друга.

— Герои России, товарищ капитан? — на лице лейтенанта была мрачная ухмылка. — Разрешите доложить, орденоносцы? Войска спецназначения?

— Гражданские? — в тон ему спросил Званцев. — Эти пацаны три года просидели под боком у пришельцев. Наведывались на их главную базу. Считай, утерли нос спецроте. Какие еще источники информации нам нужны?

— Личное наблюдение один хрен не помешало бы, — пробормотал Осипов. — Товарищ капитан, есть предложение. Делимся на две группы. Трое пойдут с ребятней к точке амбаркации — если пацанва тут продержалась три года, и впрямь сильно не помешают. Двое пойдут в центр графства. По необходимости — вальнут "дерево", доложат в штаб и оттянут погоню на себя. Потом попробуют прорваться к линии фронта.

— Пайков будет в обрез... Хреновастенько, но как вариант, — задумался Званцев. — Ладно, не порем пока горячку. Парень сможет отвести нас к их убежищу?

— Он говорит, следует дождаться сумерек. И не советует идти всем вместе. Иногда "дерево" отправляет неурочные патрули из "тарелок".

— Ну это само собой, — кивнул Званцев. Совет Джека был здравым, он и сам собирался так поступить. Потом он заметил устремленный на "грозу" горящие любопытством глаза мальчишки и показал тому кулак.

Кажется, это в переводе не нуждалось.

Протискиваясь в узкую щель, Званцеву пришлось выдохнуть, втянуть грудь и все равно извернуться, чтобы ненароком не брякнуть амуницией о торчащие острые кирпичи. Тэсс и та еле уместилась в проеме, из всех троих только Джек проскользнул в чернеющую дыру, замаскированную будто самой скопившейся кучей мусора, без затруднений.

В погребе царила тьма египетская. Ни подвальных окон, ни даже световых щелей. Тэсс зажгла слабый фонарик, высветивший залежи пыли и сплетение труб под потолком. Вода в них давно должна была пересохнуть, тем не менее, откуда-то доносилось еле слышное "кап-кап". Оно, да звук их дыхания, были тут единственными звуками.

Джек уверенно поманил их за собой. Они двинулись по узкому коридору, насколько Званцев мог судить, куда-то за пределы школьного здания. Стены прохода были сложены не из кирпича — из тесаного камня.

Долго идти не пришлось. Уже метров через пятьдесят Джек приостановился перед очередной щелью в стене коридора. Что-то вполголоса проговорил в нее.

Спустя секунду послышался легкий шорох. В щели блеснул глаз, копна взъерошенных волос, плечо. Джека то ли проворно втянули внутрь, то ли он нырнул сам. Раздался торопливый шепот, потом перемазанное и исхудавшее до дистрофичного состояния лицо высунулось вновь. Осмотрело подозрительно Райт и Званцева.

Англичанка что-то проговорила успокаивающе. Лицо задумалось, затем снова скрылось. Из щели выглянул Джек, сделал приглашающий жест.

"Пацанва" оказалось, как выяснил Званцев. не совсем точным определением.

На самом деле в каморке ютилось поровну мальчишек и девчонок, все в возрасте от семи от четырнадцати лет.

И еще один обитатель.

— Прошу простить мне, что вынужден приветствовать вас сидя, — хозяин старался говорить как можно более медленно, и на сей раз капитану удавалось понимать сказанное. — Но я лишен возможности вставать на ноги уже год с лишним.

Званцев окидывал взглядом крохотную подземную каморку, скучившихся "детей подземелья", единственную свечу, затушенную с приходом гостей.

— Это убежище было отрыто, по всей видимости, местными жителями во время Войны Роз, чтобы уберечь запасы от разграбления враждующими армиями, — обитатель комнаты закашлялся. — Сто сорок лет спустя сторонники Фишера использовали его для тайных встреч. Его обнаружили случайно при строительных работах семь лет назад. Совет округа планировал выделить средства на реконструкцию и открытие туристического объекта, пока не... — он красноречиво поднял глаза к небу.

— Вам повезло, что вы на него наткнулись, — пробормотал Званцев.

— Наткнулся? — Кашель перешел в смех. — Я писал по нему диссертацию. Ну, не только по нему, конечно... Даже отказался от эвакуации после бомбежек. К счастью.

Капитан внимательно посмотрел на запавшие глаза и натянувшие кожу скулы. Англичанин, похоже, правильно истолковал его взгляд. С трудом подняв руку, поманил его к себе.

— Мистер Званцев, — просипел он, пока Райт суетилась вокруг детишек. — Вы ведь выведите моих ребят отсюда?

— Их — да, — Званцев помолчал.

— Я все понимаю. Вы не сможете тащить меня на себе. Пожалуйста, не волнуйтесь. Я вас уверяю, со мной будет все в порядке.

— Мистер Брайдон! — старшая девочка проскочила мимо Тэсс, метнулась к лежанке. — Мы так не договаривались! — дальнейший разговор стал слишком неразборчив, чтобы капитан что-то разобрал. Он отвернулся, рассматривая закопченные стены подземелья.

— Почва остывает, — проговорила негромко Тэсс, стиснув руки. — Скоро передвигаться станет рискованно. Дождемся следующего вечера и поведем всех к церкви?

Званцев прищурился.

— Я не поведу их кучкой. Разделимся — тройку веду я, тройку вы. Вечер... нет. Рискуем не уложиться. Они вряд ли смогут выдержать наш темп. Выходить надо сейчас.

— Поняла, сэр, — Тэсс повторила слова Званцева для Джека. Тот замотал головой.

— Капитан, он считает, что безопаснее разделиться по трое. По двое ведем мы с вами, а он с Мэри составят третью двойку.

— Правильно, — добавил Брайдон, отстранив девочку. — Не смотрите на его возраст, капитан. Джек чаще всех из нас выбирался наружу — и оставался в живых. И не задерживайтесь.

— Вы... — начала было Райт.

Вместо ответа Брайдон откинул ветхое покрывало, которым был укрыт, и продемонстрировал блеснувший в свете фонарика короткоствольный револьвер. На секунду — так, чтобы оружие было заслонено его телом от Мэри. Однако Джек, похоже, увидел жест англичанина — его щека дернулась. Мальчишка отвернулся к стене.

— Надо торопиться, — проговорил он сдавленно.

Последовала быстрая возня, когда шестерка делила свои скудные запасы. Райт скрылась в щели, за ней последовал Джек. Званцев ненадолго задержался в проходе. Встретился глазами с Брайдоном и вскинул руку к виску.

Вести за собой двух девятилеток оказалось легче, чем опасался Званцев. Дети и без его команд выбирали непросматриваемые с воздуха пути, не отводили глаз от темнеющего неба, не спотыкались о препятствия, а когда в небесах мелькнул изогнутый силуэт патрульного "бумера" — скрылись с глаз быстрее самого капитана. Впрочем, и он не облажался — заранее выцепил на маршруте разросшуюся купу одичавшего плюща и проворно втиснул себя в пространство между ней и стенкой, набросив вдобавок "накидку". Когда вражеская биомашина скрылась за горизонтом, он подождал минуты две, рискнул показаться на свет божий. Окликнул детвору. Безрезультатно. Прошла еще минута, прежде чем он разглядел посверкивающие из-под крыльца две пары глаз.

По дороге к церкви — памятнику двенадцатого века, как сообщил им Брайдон — это оказалось единственным приключением. Впрочем, неудивительно — они находились в зоне, где чужаки не проявляли особой активности. Ближе к отсекшей угол острова цепи опорных точек, в которую четыре года подряд с упрямством обреченных долбилась британская армия при поддержке половины войск Евросоюза, или в окрестностях самого Лондона риск был бы куда выше.

Именно туда Званцев и намеревался отправиться.

Наконец городок остался позади, вокруг замелькали заросли. Звезды скрылись за полуобвалившимися стенами церквушки. С одобрением Званцев отметил, что не может разглядеть Собчука, даже зная, где тот залег.

Как выяснилось, он пришел вторым — Джек уже пытался что-то объяснить Осипову, преимущественно на пальцах, Тэсс еще не было видно. Званцев не успел обеспокоиться — чуть слышно прошуршали кусты, и британка просочилась под полуразрушенные своды вместе со своими подопечными.

Званцев быстро набросал подчиненным расклад.

— Осипов, принимаешь командование, — закончил он. — Ведешь детишек до точки встречи с "Энсоном". Поставим передатчик на трансляцию через сутки, чтобы флотские знали, кого они забирают. Мы с Собчуком как раз успеем подорвать глушилку, и у "Энсона" будет возможность выйти с вами на связь. Потом, как ты предложил, уходим к Лондону.

Райт даже подпрыгнула от нетерпения.

— Лейтенант?

— Сэр, — торопливо произнесла девушка. — Прошу разрешения идти с вами.

— Отставить. Вы нужнее как переводчик.

— Сэр, — упрямо произнесла Тэсс. — Я родилась и выросла в Суррее. Хорошо знаю эти места. Со мной у вас больше шансов.

— Я же сказал... — на сей раз Званцева прервал Джек, что-то выпаливший задыхающимся шепотом.

— Ну?

— Он... — и тут последовала короткая, но сердитая перепалка между Тэсс и Джеком.

— Лейненант, переведите, — сердито потребовал Званцев. Капитан и сам уже расслышал достаточно, чтобы уловить суть — и то, что он услышал, ему не нравилось.

— Он тоже настаивает на том, чтобы сопровождать нас, — смущенно проговорила Тэсс. — Говорит, что хочет помочь, и что знает и окрестности, и повадки врагов. Говорит, что без него мы вряд ли выберемся.

— Мать твою, — пробормотал Шатрин. — Я в спецназ попал или в детсад?

Званцев проглотил слова, просящиеся на язык.

— Парень, — обратился он к Джеку, старательно подбирая английские слова. — Ты понял, куда мы собираемся?

На сей раз Райт едва успевала переводить.

— Он не хочет удирать. Хочет отомстить пришельцам. За родителей и Брайдона. Говорит, что не боится, — тут вмешалась Мэри, схватившая Джека за грязную ладонь и даже повысившая в запале голос. Тэсс без церемоний зажала девочке рот ладонью.

— Теряем время, — Званцев вздохнул. — Ладно. Осипов, задание прежнее — ведешь детский сад на точку. Андрюха тебе за переводчика. Райт и мальчишка идут со мной.

— Товарищ капитан?..

Званцев обернулся к Осипову.

— У него есть причины. Он может быть полезен. Он заслужил, в конце концов. И без обсуждений, — фраза "Им можно пожертвовать" осталась невысказанной.

Глаза Джека вспыхнули.

— Спасибо, сэр! — выпалил он, и дальше Званцев разобрал только имя. — Капитан, — уже Тэсс, — он говорит, чтобы вы не волновались за своих людей. Мэри тоже часто бывала наверху. Она сумеет довести их до моря.

Плечи Осипова и Шатрина беззвучно тряслись от хохота.

Фиолетовый полупрозрачный шпиль поднимался над руинами.

Здесь разрушения были посерьезнее — неподалеку ударил еще один из вражеских снарядов. Восточная часть города превратилась в мешанину развалин, несмотря на то, что холм частично прикрыл ее от ударной волны. Ниже по склону виднелась лента речушки, сменившей течение после взрыва и затопившей пару кварталов.

И над всем этим стремился в затянутое туманом небо проклюнувшийся из развалин фиолетово-прозрачный узловатый ствол. В нем не было плавности и прямолинейности, присущей человеческим постройкам. Чужой приемопередатчик (по совместительству — энергоблок и станция постановки помех) и правда походил на растение — только блестящее, полупрозрачное и усаженное какими-то диковинными плодами.

— Две "антенны", два "яблока", четыре "тарелки", — пробормотал про себя Званцев то, что они и так услышали от Джека. — Управимся.

Медленное, по миллиметру движение вперед. Только так. В небе над шпилем крутится, колыхается ублюдочная прозрачная пленка, нарезают безостановочные круги чечевицеобразные тела "тарелок". Поэтому — ползти, ползти, сквозь переплетения корней и битый кирпич, глядя в узкую щель между землей и "пеленкой". Приникая к растрескавшемуся асфальту всякий раз, когда раздается негромкое жужжание.

А потом — перед носом возникает намеченная загодя груда битого кирпича, и рука сама нашаривает рубчатую рукоять гранатомета.

Ожидание — короткое, напряженное. Вновь раздался гул двигателей "тарелки", наплыл справа, зазвучал, кажется над самой головой.

И прервался одиночным винтовочным выстрелом.

Мысли временно взяли тайм-аут. Пленка отлетела, сброшенная. Руки проделали все необходимое автоматически, палец вдавил спуск.

Глаза уже выцепили на фоне облаков второй смертоносный овоид. Не отвлекаясь на вспышку взрыва и переламывающийся пополам фиолетовый стержень. С щелчком откинулся светозащитный щиток. Округлая тень сверкнула слепящим огнем, метнулась в сторону — пол-лица ожгло, но ствол автомата послушно качнулся, упреждая рывок цели на полсекунды. "Тарелку" качнуло, бросило по дуге, огненная капля скрылась из глаз, и из чахлых кустов потянулся столб дыма.

Званцев отследил еле различимый клок "антенны", не обращая внимания на саднящую челюсть и ухо — по-настоящему опасным лазер "тарелки" становился метров с тридцати в лучшем случае. Услышал хлопки винтовки, увидел, как "антенна" вздрагивает от попаданий. Подождал, пока Тэсс не прекратит огонь, чтобы не сбивать ей прицел — и сам выпустил в полупрозрачную плоскую медузу три длинных очереди, опустошив магазин. Сбить "антенну" из пехотного оружия удавалось редко, а вот как следует подсократить ее сенсорные возможности и скорость полета — легко.

Он сорвался с места. Как бы не были хороши спутники и системы наблюдения пришельцев, но отследить одиночного солдата со стационара, да еще сквозь облака — это был перебор, похоже, даже по их меркам. Капитан помнил график прохода низкоорбитальных спутников назубок — десять минут у него были. Если в округе, конечно, не окажется другого "дерева", которое прямо сейчас высылает сюда звено разведчиков. Или дежурный штурмовик, паче чаяния.

Склон ложился под ноги. Где-то позади должен был сейчас выстреливать в сторону патрулирующего над Гернси "Хокая" шифропакетом автоматический передатчик. Капитан не надеялся, что пришельцы не смогут его запеленговать — а вот что ошибочно свяжут трансляцию с их атакой — вполне смел предположить. И заодно, что не станут слишком пристально приглядываться к происходящему на побережье в районе Чичестера.

Разбитая набережная, кусты, плеск воды впереди. Званцев уже слышал с северо-востока гудение, более высокое и шипящее, чем то, что издавали "тарелки". Пара "дисков" в лучшем случае, а у них-то с дальностью стрельбы проблем не было. Он нырнул под чахлую защиту кустарника. Прыгнул вниз, в неторопливые речные струи. Глубина здесь была по грудь. Капитан набрал побольше воздуха — и ушел в воду с головой.

На поверхность он показался только через три минуты, скользнув в пространство между осевшим бортом плавучего ресторанчика — и отставшим железным листом обшивки. И то — настолько, чтобы сделать вдох и уйти обратно.

Информация, полученная от Джека, и вправду оказалась бесценной. Званцев сомневался, что сумел бы провести рекогносцировку, наметить пути атаки и отхода, не попасться под сенсоры чужаков — и все это вдвоем. Конечно, он осмотрел местность перед ударом по "дереву", но опирался именно на рассказы мальчишки о местоположении развалин, зарослей и подходящих укрытий. Включая то, в котором сейчас отсиживался.

Время текло неторопливо. Званцев заставил себя отключиться, не думать о кружащих над городом "дисках", о холодной воде. Не такой уж и холодной, на самом деле. Однажды, после вот такого же рейда на "дерево" в курганских степях, им пришлось десять часов отлеживаться на дне мелкого бочажка, в апреле месяце. Все, что могло отсыреть, он упаковал заблаговременно.

Смеркалось. На город вновь опустилась тишина, порой нарушаемая гулом вражеских двигателей. Один раз Званцев услышал резкое шипение лазерной пушки, и вода вокруг ощутимо потеплела. Он предположил, что "диски" неприцельно расстреливают речку в надежде спугнуть укрывшегося врага — если бы его засекли, водичка мигом бы сделалась очень горячей, скорее даже — кипятком.

Наконец гул моторов растаял вдали. Капитан не торопился выходить. С пришельцев вполне могло статься приземлить аппарат где-нибудь в окрестностях, выжидая, пока глупый человек не высунет нос наружу. Он попеременно напрягал и расслаблял мышцы. чтобы не дать им закоченеть.

Званцев рискнул выбраться из-под обломков ресторана, лишь когда солнце давно скрылось за горизонтом, а его самого все же начала колотить дрожь. Точно так же проплыл по течению метров двести и лишь тогда выбрался на мелководье. Перебежками направился к условленной точке сбора.

— Сэр, — Тэсс и Джек растворились среди уцелевшей под защитой монументальной величины груды битого кирпича купы кустарника. — Разрешите заметить, отличная стрельба.

— ...вдвоем на "дерево"! — уловил он восхищенный шепот Джека.

— Я имела дело с десятком таких, — Тэсс потрепала мальчишку по голове. — Они здорово мешали нашим войскам под Вустером, знаешь ли.

Званцев оставил реплику без внимания, хотя ему было что рассказать. Чаще всего "радиостойкие" и занимались уничтожением вражеских станций такого типа, расчищая путь наступлению-контрнаступлению основных сил. Так что его счет уверенно близился к третьему десятку.

— Ждем, просыхаем, отдыхаем, — прошептал он, по возможности беззвучно распаковывая набор для чистки. — Эй, Джек!

— Сэр, да, сэр! — лежа трудно вытянуться по стойке смирно, но мальчишке каким-то образом удалось.

— Мы двинемся через пару часов. Не передумал идти с нами?

— На Лондон?.. не спрашивать, сэр!

— Тогда — спать. Путь предстоит неблизкий.

На самом деле до столицы отсюда было уже рукой подать — но Званцев все же делал не поблажку, но скидку на юный возраст.

В данном случае выражение "сровнять с землей" не было метафорой.

Куда хватало глаз, простиралось море разбитого, обгорелого бетона. Улиц не было. Река заполнила одну из воронок, превратив ее в широкое озеро. Четыре прямых попадания обратили мегаполис даже не в развалины — в бетонную пустыню.

В детстве Званцев видел какой-то приключенческий боевик, где показывали уничтоженный катастрофой Лондон. Как он понял — показывали совершенно неправдоподобно. Фрагментарные съемки с дронов не могли передать этого ощущения — миллионный город, вдавленный, вбитый взрывной волной в землю. Именно вбитый — форма фронта волны определялась сложным взаимодействием тридцати двух вертикальных зон энерговыделения длиной в сотни километров, и часть ее энергии оказалась направлена снизу вверх. Не было обгорелых, пустых готических замков и башен, тянущихся над рекой мостов, покрытых ржавчиной. Были опаленные, искореженные холмы и кратеры, нагромождения асфальто-бетонно-кирпичного обгорелого, оплавленного, слабо радиоактивного мусора.

Впрочем, кое-какие постройки здесь все же имелись.

Должно быть, до бомбардировки здесь располагался крупный бизнес-центр или офис какой-то мегакорпорации. Световое излучение превратило его в факел, а ударная волна вмяла внутрь две стены из четырех. Затем центр здания рухнул в себя, а уцелевший край остался нависать над Темзой, словно какая-то сюрреалистичная оплывшая свеча из почерневших бетонных решеток. Ветер завывал в ржавой арматурной паутине, руина жалобно поскрипывала. Ни один человек, находящийся в здравом рассудке, не решился бы на нее подняться.

Званцеву оставалось надеяться, что понятие пришельцев о здравом рассудке хоть немного совпадает с человеческим.

Сине-фиолетовые купола поднимались над Темзой, будто кладки каких-то гигантских насекомых (как Званцев не старался, а отогнать энтомологические ассоциации ему не удавалось). Подрагивающие то ли трубопроводы, то ли щупальца тянулись к реке, сползая в воду безобразной бородой великана. Частокол "деревьев" уходил вдаль, понемногу редея. Дальше к востоку Званцев видел что-то матово-белесое, округлое... больше всего здание чужаков походило на исполинскую гроздь полупрозрачного винограда, положенную набок. От нагромождений полусфер тянулись длинные лапы пусковых катапульт, на некоторых из них покоились слишком хорошо знакомые капитану клювастые и амебовидные силуэты — и от одного их вида Званцев на рефлексах пытался вжаться во влажный бетон.

Кажущиеся с такого расстояния столбиком мошкары, мельтешили в воздухе бесчисленные "тарелки" и "диски". То и дело между грудами бетона мелькали силуэты "пауков". Впрочем, куда больше виднелось рабочих машин — "ос", "пузатых", деловито пережевывающих обломки зданий исполинов-"кротов", и прочих, для которых не имелось названия ни у "радиостойких", ни в штабных методичках.

На поверхность реки, блестевшую отсветами от мелькавшего в просветах между тучами заходящего солнца, на узкий островок посредине Темзы падала исполинская тень. "Насекомое" выгнулось над поверженным нагим человеческим телом. Человек, широкоплечий и мускулистый, лежал лицом вниз, прикрывая одной рукой голову, вторую протянув вперед. Жвалы "насекомого" глубоко вонзались в его затылок. И "насекомое", и обнаженный атлет были изваяны, похоже, из того же фиолетового вещества, которое служило пришельцам строительным материалом. В высоту скульптура имела не меньше ста метров.

Званцев, стараясь не дышать, отполз назад, под прикрытие уцелевшей стены. Придвинулся к Тэсс, с головой закутавшейся в "пеленку" и прижавшей к себе снайперку, словно младенца.

— В Магнитогорске было так же? — едва шевельнув губами, спросила та.

— Купола — похожи, — тоже беззвучно прошептал капитан. — Только размером поменьше.

— Сэр. Надо предупредить командование.

Званцев кивнул.

— Два десятка "летучих мышей", с полсотни "амеб"... "Бумеранги"... Должно быть, концентрируют силы. Если навалятся всей массой — фронт не удержится.

Тэсс посмотрела на юг.

— Если бы связаться с лодкой... Сэр, ракетный залп может пройти. Если с наведением с земли, да в узком секторе... шанс есть. Они сидят кучно. Хотя бы одна боеголовка...

— Вызвать огонь на себя? — Званцев вздохнул. — Не выйдет. Перехватят передачу, и через секунду в воздухе будут все "бумеры", что есть. "Томагавки" посбивают еще над проливом, — он не то чтобы без колебаний, но принял бы предложение англичанки, будь у него хоть какие-то шансы на успех. Но он слишком хорошо знал возможности вражеской техники, чтобы на это надеяться.

— Видели ту штуку на острове? — спросил он.

— Статую? — Райт медленно, краем лица выглянула из-за обломков. Званцеву нужды смотреть не было — он и так запомнил фиолетовую громадину.

Тэсс так же по сантиметру отползла обратно.

— Ну... у этих существ хороший вкус, — пробормотала она. — Может, они и напали на нас, потому что им не нравится наша скульптура? — она с силой потерла лоб. — Безумие. Все это... механическое бездушие. Целесообразность. Смертоносность. И вдруг... статуи величиной с Тауэр. Я Озимандия, я царь царей... Человеческое, слишком человеческое. Не могу понять.

— А по-моему, не приходится гадать, что она означает, — возразил Званцев. Обернулся к Джеку. — Так значит, раньше ее не было?

Джек затряс головой.

— Год назад не было. Она появилась... До этого на острове была одна большая куча дерьма.

— Поконкретнее, — Званцев не был уверен, что правильно подобрал слово, но мальчишка, кажется, понял.

— Такое, бесформенное. Как вон те штуки, только оплывшее. Но здоровое. От нее тянулись кишки вон туда, — он ткнул пальцем сквозь стенку бетонной коробки в сторону скопления куполов на левом берегу Темзы.

— Ливан, — ни к кому не обращаясь, заметила Тэсс.

— Что?

— Я слышала рассказ одного парня из ЦАХАЛа... Выживший солдат египтян вышел на израильские кордоны. Он был сильно обожжен, долго не протянул, но говорил, что видел у Мар Семана вырезанные из цельной скалы изваяния. Машины чужаков, повергающие людей. Наши машины и оружие под ногами роботов. Евроштаб отмахнулся — слишком много слухов, чтобы придавать значение очередной байке неграмотного араба. Похоже, зря.

— Кто-то наверху, похоже, отмахивается слишком уж от многих слухов, — мрачно заметил Званцев. Он уже принял решение.

— Надо отойти хотя бы километров на десять за кольцевую. Тогда есть шанс не спугнуть сволочей. Может, флотским и хватит ракет, чтобы накрыть всех единым разом. Потом будем прорываться к вашим.

— Сорок минут до темноты. Сэр, давайте... — Тэсс еще смотрела на часовую стрелку, а Званцев, видя расширившиеся от испуга глаза Джека, уже перекатывался на спину и вскидывал оружие. С ужасающей четкостью видя, как смотрит ему в лицо выпуклость фокусирующего блока "тарелки". Тэсс, однако, успела раньше. "Браунинг" вынырнул из ее кобуры, словно по волшебству. Выстрел — и Званцев прикрыл глаза вовремя, чтобы вспышка его не ослепила. "Тарелка", пробитая пулей, врезалась в бетон, сорвалась с края плиты и улетела вниз в провал.

— Б...! — Званцев был уже на ногах. — Уходим!

Не было времени спускаться обратно по ржавой сетке арматурин. Бетонка ударила по ногам, капитан вскинул руки, приняв на себя вес Джека. Тэсс пружинисто приземлилась в считанных сантиметрах от черного проема. Вдоль края все трое метнулись к сохранившейся лестничной клетке, прилепившейся к одной из уцелевших стен.

Их ждали внизу, на выходе из того, что когда-то было центральным атриумом, а теперь — наполовину заполненной обломками стен бетонной коробкой. Три "тарелки" вывернулись из-за левого угла, еще пять штук и "диск" — из-за правого. Званцев открыл огонь с ходу, в полуприседе, слыша, как кашляет за спиной пистолет Тэсс. Первая "тарелка" разлетелась надвое. Вторая ушла от очереди, почти задев землю. Званцев отклонился влево, ожидая, что сейчас бетон под ногами задымится от метко пущенного луча. Поймал на мушку третью, заходящую сбоку.

Удар пришелся в плечо, почти сбив с ног, и очередь бесполезно вспорола воздух. Рука мгновенно онемела. На рефлексах Званцев успел уклониться от летящей в лицо второй тарелки и даже попытался выстрелить вслед, краем глаза видя "трупоеда", зависшего над лежащим Джеком, и Тэсс, высаживающую в него весь магазин. Услышал щелчок и ощутил острую боль в пострадавшем плече.

Он еще успел конвульсивно вдавить спуск, и ставшая вдруг непослушной "гроза" заплясала в руках. Пущенная в упор пуля развалила "тарелку" почти пополам. Один обломок ударил Званцева в живот, рассек острыми краями ткань и кожу. Второй — вспыхнул и разлетелся горящими кусками по бетонке. Наклонная плита выскользнула из-под Званцева, он покатился вниз, в мешанину из камней и битого стекла. Не чувствуя, как впиваются в бока острые стекляшки.

Пахло противно. Потом, сортиром и протухшим мясом. Воздух был горячим и влажным — пар оседал на лицах. А еще присутствовал в воздухе какой-то трудноуловимый обертон, походивший на запах жженых спичек.

Званцев пришел в себя мгновенно, без перехода. Выпрямился. Закрутил головой.

Было темно. Но очертания предметов он более-менее мог различить. Мог видеть Тэсс, лежащую спиной к нему, и Джека по другую сторону, свернувшегося калачиком и беззаботно посапывающего.

Вокруг изгибались стены огромной эллипсовидной камеры. Сквозь ближайшую к Званцеву лился тусклый свет и капитан мог различить за ней смутные очертания облаков. Остальную поверхность камеры покрывала какая-то бесформенная масса, наползавшая на окно, бугрящаяся вздутиями и наростами, посверкивающая отблесками. Дальний конец камеры терялся во мгле, хотя Званцеву показалось, что он различает там смутное движение.

А вот на фоне прозрачного окна он совершенно точно видел сбившиеся в кучу многочисленные человеческие тела. И слышал дыхание десятков спящих.

Он протянул руку, коснувшись плеча Райт. Та вздрогнула, открыв глаза. Мгновенно села.

— Капитан? — она обернулась. Зашарила вокруг себя.

— Оружия нет, — Званцев уже понял, что лишился автомата, гранат, передатчика и рюкзака. Единственным, что при нем осталось, был нож на поясе и распоротый во многих местах комбинезон.

Райт поднялась на ноги.

— Так, — пробормотала она. — Мы в плену?

— Видимо, — Званцев тоже встал. — Джек, подъем.

Джек зевнул, потягиваясь.

— Мэри, отвали, — пробормотал он. Распахнул веки — и мгновенно вскочил.

— Вот же ...! — выдохнул он.

Видимо, возглас Джека разбудил одного из спящих. Тот лениво перевалился на спину, тоже вытянулся. Покосился в их сторону. Что-то громко, протяжно выкрикнул.

— Что он сказал? — обернулся Званцев к Тэсс.

— "Дерьмо. У нас пополнение", — послушно перевела "командировочная".

Тем временем проснувшийся отвесил своим товарищам несколько пинков. Дождался, пока те проснутся, рявкнул неразборчиво. Какая-то дерюга, которую тот носил, не скрывала темно-коричневой кожи, мятых ушей и многажды перебитого носа. За окном посветлело уже достаточно, чтобы различить такие мелочи.

Пятеро человек приблизились к Званцеву и Тэсс, с опаской косясь на капитана. Джек опасливо отступил. Вид этой группки и вправду не внушал доверия. Все пятеро разной степени смуглости, все в обносках, от них ощутимо пованивало. Но истощенными местные не выглядели, скорее, наоборот.

Стоявший впереди мулат что-то бросил.

— Флотский спецназ, — ответ Тэсс Званцев разобрал без перевода.

Мулат пренебрежительно хмыкнул. Что-то процедил. Тэсс смерила его взглядом.

— Переведите, — приказал Званцев.

— Удивляется, что флот еще существует. Говорит, что это не имеет значения. Хочет нас ограбить, — Тэсс прервали довольно бесцеремонным образом.

Мулат протянул руку и сгреб ее за отворот комбинезона. Рванул на себя с такой силой, что потерял равновесие и опустился аккурат на собственный копчик. Тихо хрюкнул и свернулся в клубок.

— Хм, — проговорила Тэсс, переводя взгляд со скорчившегося у ее ног тела на оставшихся четверых. — Прошу прощения, сэр. Кажется, они передумали нас грабить. Теперь они собираются нас искалечить.

— Вот как? — Званцев вздохнул.

На самом деле он уже и не помнил, сколько лет ему не приходилось серьезно работать в рукопашной. Аксиома про забетонированную площадку и двух раздолбаев для этой войны была еще более справедливой. Хоть эта война и началась для Званцева с ее наглядного опровержения — этот случай так и остался тем самым исключением, что подтверждало правило.

Так что ему было совершенно непонятно происхождение витавших вокруг него слухов о виртуозе-рукопашнике, одолевшем инопланетянина в схватке на кулачках. Насколько они не соответствовали действительности, мог подтвердить хотя бы Осипов, стабильно делавший командира в трех спаррингах из пяти.

Он аккуратно вытер кровь с ножа о одежду ближайшего трупа, вложил клинок в ножны. Осмотрел по очереди всех пострадавших. Еще дышали двое — тот, кому Званцев сломал челюсть, да мулат-заводила, все еще прижимавший руки к паху.

Званцев глянул в сторону остальных пленных — не идет ли подкрепление? Три десятка человек, исхудавших до состояния скелетов, лишь вжимались в окно и смотрели на эту сцену испуганными глазами.

Теперь уже капитан сгреб главаря за шиворот.

— Я задаю вопросы. Ты отвечаешь. Отвечаешь хорошо — тебе не больно. Отвечаешь плохо — тебе очень больно. Понял? — он полагал, что в этой ситуации хватит даже его скверного произношения.

Мулат смотрел на Званцева расширенными от ужаса глазами.

— Это был вопрос, — капитан сделал быстрое движение, и камеру огласил дикий вопль.

— Дааа! Да, сэр!

— Отлично, — Званцев обернулся к Тэсс. — Райт, поработаете переводчиком?

Из-за спины девушки Джек, восторженно сияя, показал Званцеву большой палец.

Мулата звали Хасан Смоки. Был он родом из Саутгемптона — ближайшего города, уцелевшего после первых бомбардировок, но разделившего судьбу Лондона после десанта пришельцев. Точно так же, как и Джека, его пригнали сюда вместе с толпой беженцев. Где-то года два он бродил по руинам, пробавляясь скудной пищей, которую удавалось в них найти, и избегая лучевой болезни, потом попался на глаза "трупоеду" чужаков — и очнулся уже в капсуле.

— Знал бы заранее, так сам бы сдался, — на втором сломанном пальце Смоки стал очень словоохотлив. — Снаружи, бывало, шастаешь пару дней, прежде чем слопаешь сраную ворону. А чужие жрать дают дважды в день. И это, не особо смотрят, что да как у нас тут.

— То есть ты с дружками отбирал еду у остальных пленников, — констатировал Званцев.

Глаза Смоки дернулись в стороны.

— Ну, это, сэр... нам, типа, надо было быть в хорошей форме на случай побега, — заскулил он. — А всякое белое... виноват, сэр, простите!.. всякое отребье, оно как бы все равно мешалось под ногами.

— Ты сам видел пришельцев?

— Ну, это... роботов, типа, видел, — собственно, без помощи Тэсс Званцев бы понял из речи Хасана только то слово, которым он заменял "типа". — А других не, не видел.

Званцев задумался.

— Сколько всего в Лондоне выживших?

Смоки попытался пожать плечами, болезненно охнул.

— Ну, типа, человек тысяча. Я не считал. Да сейчас, наверно, уж всех переловили. Это, типа, сэр, можно спросить? Что ж, выходит, у больших боссов снаружи остались корабли, пушки и всякое такое?

— Вопросы задаю я, — Званцев уловил краем глаза что-то суетливое и мелкое — размером с ладонь — у собственной ноги. Посмотрел внимательнее — и замер, словно вкопанный.

У него перехватило дыхание.

— А, черт! — Смоки неловко попытался махнуть ногой. Раздался жалобный писк.

— Ты...! — Званцев все еще не мог прийти в себя.

— Чего? — мулат боязливо на него покосился. — Этого дерьма тут дохрена, сэр! Они тупые, что пробки, лезут под ноги.

Крохотный голый человечек поднялся на ноги. Опасливо поглядывая на Званцева, бочком подскочил к луже крови. Встав на четвереньки, присосался к алой влаге с чмокающим звуком.

Тэсс побледнела.

— Гы, — Смоки фыркнул. — Это че. Вот черви, те гадостнее. Ползают под полом, не дай бог, заползут в рану или задницу. Гляньте-ка, — он неуклюже, чтобы не потревожить пострадавшую руку, отодвинул в сторону мягкий бесформенный лист, которым были покрыты полы. Выудил оттуда что-то извивающееся, крохотное, длиной не больше пальца.

Званцев не смог сдержать любопытства, наклонившись. Сперва ему показалось, что Смоки и правда держит в пальцах червяка — длинного, белого, жирного.

Потом он присмотрелся повнимательнее.

За спиной послышался глотающий звук — Тэсс согнулась, прижав руку ко рту и, похоже, пыталась удержать в себе последний съеденный сухпай. Пожалуй, Смоки сейчас имел шанс, изловчившись, ткнуть Званцева чем-нибудь острым — потому что капитан не мог отвести глаз от извивающегося червеобразного создания. От крохотной, но явно человеческой головки, черных глаз без зрачков и нитевидных ручек.

— Хе, — Смоки ухмыльнулся сквозь боль. — Вот такой тут типа зоопарк, — он сжал пальцы. Хрустнуло. Мулат проговорил еще что-то, ткнув испачканными пальцами в дальний конец камеры.

Райт втянула воздух.

— Он говорит, — выдавила "командировочная", — если хотите увидеть настоящих уродов, вам следует перейти на темную сторону.

Наверно, секунды три понадобилось Званцеву, чтобы сообразить, что речь идет не о фантастических фильмах времен его детства. Просто дальняя сторона помещения была все еще окутана темнотой — густые напластования на стенах не пропускали утренний свет, уже вовсю лившийся из окна. За которым виднелась уже привычная панорама лондонских руин. Только открывавшаяся теперь, похоже, с другой точки обзора — откуда-то из района инопланетных сооружений.

Отвернувшись, он всмотрелся во мрак. Теперь уже отчетливее различая очертания — бесформенные, шевелящиеся, вытянутые, раздутые. Сделал несколько шагов вперед.

От тьмы отделилась длинная тень. Неловко извиваясь, поползла Званцеву навстречу, удлиняясь с каждым движением. Делая какие-то нелепые, изломанные движения. Капитан шагнул навстречу, словно зачарованный, глядя на тошнотворное зрелище.

Длинное, членистое тело имело в длину не меньше десяти метров. Задняя часть тела скрывалась во мраке. Воспаленные веки поднялись, открывая испуганные глаза на совсем человеческом лице. Бесчисленные руки напряглись, удерживая жгут бледной плоти над неровным полом. Щели между ребрами на цепочке сращенных торсов пульсировали, всасывая воздух. Человеческая голова на плечах передней грудной клетки вытянулась вперед, подрагивая, губы разомкнулись.

Раздался слабый стон-сипение. Щели-жабры задрожали сильнее. Казалось, противоестественная человекосколопендра пытается втянуть в легкие достаточно воздуха для разговора.

— ... ..., — прошептал Званцев.

Чудовище вновь застонало. Поползло обратно, скручиваясь в клубок, втягиваясь в переплетение каких-то жил, листьев и отростков, заполняющих дальнюю часть камеры.

Паноптикум, достойный кисти Гигера и Босха. Раздувшийся бесформенный слизняк, тоже увенчанный человеческим морщинистым лицом. Лежащее на боку несоразмерно вытянутая фигура, с ногами и руками, длинными, как телеграфные столбы. Женское тело, казавшееся бы совсем человеческим, если бы не чересчур большое количество рук. Слепые костяные выступы на месте глаз. Перебегающие по полу, выныривающие из настенных напластований фигурки лилипутов.

Только теперь Званцев разглядел, чем окутаны изогнутые стены камеры. Выпуклости при дневном свете обернулись подрагивающими комками багровой плоти. Канаты и лианы — перевитыми оголенными мышцами тяжами, беспомощно повисшими конечностями. Блестки — бессмысленно вращающимися глазными яблоками. Мягкие листы, покрывшие пол — широкими пластами кожи.

Он сделал шаг назад. Сглотнул, втянул в себя вонючий воздух.

Тэсс, бледная как смерть, не сводила глаз с ночного кошмара, который им открылся.

— У вас, — разлепила она губы, — под Челябинском хоть раз встречалось что-то похожее?

— Никогда. Джек, — Званцев взял пацана за плечо и бережно встряхнул. — А ты видел подобное.

— Нет. Нет. Даже не слышал. Сэр, командир, это вот для этого они берут пленников? Они сделают из нас такое?

Званцев замотал головой, со всей уверенностью, какую мог изобразить.

— Хрена лысого. Джек, Райт, слышали меня? До этого не дойдет, обещаю вам.

Джек разглядывал руины, прилипнув носом к прозрачному пластику. Или из чего там на самом деле состояло окно.

— А знаете, где мы сидим? — спросил он, все еще разглядывая панораму. Кажется, капитан уже достаточно приноровился к его говору, чтобы понимать без помощи Тэсс.

— В здании на одиннадцать часов от высотки, — Званцев тоже успел прикинуть расположение тюрьмы. Собственно, отсюда он мог даже рассмотреть небоскреб, в развалинах которого их маленький отряд угодил в плен.

Джек согласно хмыкнул.

— В том, что похоже на кучку собачьих какашек. Как думаете, нас будут кормить?

— Брать пленников, чтобы уморить голодом? — Тэсс сделала попытку улыбнуться. — Не думаю. Да почему бы не спросить у остальных? — она подошла к правой стене и опустилась на корточки рядом с тощей женщиной неопределенного возраста. Заговорила негромко и успокоительно.

Джек обернулся к населенной чудовищами половине тюрьмы.

— Ты куда... ? — вопрос Званцева остался без ответа. Мальчишка пробежал вдоль камеры, бесстрашно раздвинул жуткую поросль на стене. Согнулся, рассматривая ее почти в упор. Подошел к одному из созданий, кажется, что-то сказал.

Развернулся и припустил обратно.

— Думал, может, в той стороне найдется дверь, сэр, — охотно сообщил он. — Неа. Такая же стенка, только за ней ничего не видно. И эти кишки присосались плотно, не отдерешь.

— Не боишься?

— Этих мутантов, сэр? Да они ж безвредные, только ворочаются и стонут. Я даже думал поболтать с одним, который похож на паука, а он молчит и хлопает глазами.

К ним подошла Райт, мягко, но настойчиво ведя женщину за руку.

— По словам мисс Роджерс, кормежка начинается через пару часов после рассвета. Точно сказать она не может — часов здесь ни у кого нет.

Званцев невольно покосился на "командирские". Видимо, чужие их за опасное оружие не посчитали.

— Кто кормит мутантов? — спросил он. — Откуда они берутся? Как появляются новые пленные?

Женщина заговорила, стараясь не встречаться с ними взглядом.

— Мутанты едят из отдельного... извините, сэр, как будет по-русски "миска для животного"?

— Кормушка, — процедил Званцев.

— Из отдельной кормушки. Чужаков не видел никто из пленников. И новые мутанты, и новые пленники появляются ночью, пока все спят.

— Значит, где-то должен быть вход, — предположил капитан. — Из них никто не пробовал его поискать?

— Только Смоки со своей бандой, — сообщила Тэсс, побеседовав с пленницей. — Но они не заходили на территорию мутантов. Побаивались.

— Как я понимаю, безуспешно.

Только сейчас капитану пришло в голову, что он своими руками создал себе проблему. В камере и без того воняло, будто в общественном туалете. Только что он добавил новый источник запаха — три мертвых тела. В такой жаре трупы скоро станут источником зловония, а если чуть подождать... Мест, куда можно запихнуть тело, хотя бы расчлененное — а Званцев не горел желанием срочно переквалифицироваться то ли в мясника, то ли в маньяка-любителя — вокруг не наблюдалось.

Он задал этот вопрос женщине.

Та вдруг разразилась длинной тирадой.

— Она предлагает добить и Смоки с дружком, — Тэсс поморщилась. — Говорит, если мы этого не сделаем, он постарается нас опередить.

— Серьезно? — по тому, как допрашиваемая покосилась на мулата, сверкнувшего в ответ глазами, переведшего взгляд на капитана и тут же притухшего, Званцев уже понял содержание просьбы. — Ладно, посмотрим.

На самом деле ему не хотелось пачкать руки. В прямом и переносном смысле.

— Сэр, что будем делать... — окончание фразы Джека Званцев не разобрал. Но по тому, что мальчишка указал на тела — Джек задался той же проблемой.

Внезапно что-то произнес про дерьмо сквозь зубы Смоки, баюкая поврежденную руку.

— Он говорит, что они просто убирали отходы под эти... пласты, — Тэсс снова поморщилась, глядя на их своеобразный "пол". — Предлагает вам разрезать тела и сложить туда же.

— Что-то я сомневаюсь, что это сработает в данном случае, — Званцеву еще не хотелось расставаться с надеждой, что чужаки явятся прибрать за неаккуратными жителями своего страшного зоопарка. Однако решать надо было быстро.

Прежде чем он успел обдумать мысль как следует — внимание Званцева привлекло движение снаружи.

— Что это? — Джек тоже обратил внимание на странную суматоху вокруг инопланетных куполов. Взвивались в воздух "диски", на лету цепляясь к "бумерангам" и "летучим мышам", словно рыбы-прилипалы. По катапультам прошла гибкая волна — за считанную секунду все пусковые устройства согнулись и разогнулись, будто гигантские пращи, швырнув в небо свой летучий груз. Лопались вздутия на куполах, из них поднимались, выстраиваясь сперва в цепочку, затем разбиваясь по пять, толстобрюхие "матки"-десантовозы и заправщики в окружении "насекомых". Рой вражеских аппаратов больше походил не на боевой порядок авиации — крылатые и бескрылые летуны кружились, будто рыбы в косяке или птицы в стае.

— Дерьмо! — рука Райт метнулась к отсутствующему пистолету. — Не успели! — в голосе "командировочной" звучало отчаяние.

Синеватые, серые, фиолетовые очертания искажались на ходу — броня инопланетной техники шла пятнами и вздутиями, переходя в боевой режим. Смерч из более чем сотни машин сорвался с места — так резко, что Званцев расслышал приглушенный гул даже сквозь материал окна. Вся группировка растаяла в пасмурном небе настолько быстро, что он едва успел засечь направление.

— Ракетная атака? — Тэсс тоже смотрела вслед орде биороботов, ушедшей куда-то к юго-востоку. Собственно, теперь уже все пленники обернулись к окну. Двое лилипутов, забравшись на один из позабытых трупов, торопливо вгрызались в его лицо.

"Или засекли "Энсон". Или ваш флот неосторожно сунулся на рожон. Или пришельцы решили наступать в ту сторону, с которой мы их не ждем".

События определенно развивались быстрее, чем ожидал Званцев.

Резкий рывок. Живой пол ушел из-под ног. Пленники ссыпались на дно камеры. Заматерился Смоки. На ногах удержались, кажется, только Тэсс со Званцевым.

— Еще что? — философски вопросил Званцев, оглядываясь. Камеру пронизала мелкая дрожь. С боков и сверху ударил яркий свет. Пол опять накренился и теперь капитану пришлось уцепиться, отбросив брезгливость, за теплый живой матрас — катиться в обиталище мутантов ему не хотелось. Вокруг звучали крики ужаса вперемешку с пролятьями. Камера, похоже, куда-то двигалась — перегрузка обрушилась на плечи, вдавливая в плоть. Краем глаза он уловил, как вытягивается за окном нечто вроде гигантского щупальца — величиной, наверно, с телевышку.

— Сэр? — Тэсс осторожно, убедившись, что пол перестал раскачиваться, поднялась на ноги. — А теперь что?

Широко расставляя ноги на случай, если камера вновь придет в движение, Званцев подошел к окну. Пленники отползали в сторону, глядя на капитана чуть ли не с большим ужасом, чем на мутантов.

Сперва ему подумалось, что капсула поднялась в воздух вслед за стаей.

Сколько метров отделяло теперь их от земли? На глаз — семьсот-семьсот пятьдесят. Купола и руины превратились в крохотные пятнышки где-то внизу. Под капитаном простиралась панорама разрушенного мегаполиса от края до края.

Теперь из передней части капсулы открывался обзор не только впереди, но и по сторонам. Далеко сбоку висели в воздухе такие же капсулы, как и, очевидно, их собственная — наполовину прозрачные яйцевидные камеры длиной метров пятьдесят. Каждую поддерживала в небе уходящая вниз тонкая, длинная, извилистая опора. То, что было сложенным из камер нагромождением, теперь стало устремленным в небеса раскидистым пучком нитей почти километровой длины. Гигантским нависшим над Лондоном кустом, ветви которого оканчивались капсулами.

Джек выдохнул.

— Вот это да! — ужас и восторг мешались в его голосе. Он прижался к прозрачному материалу, пытаясь рассмотреть получше лежащий под ними город.

— Что происходит? — выдохнула Тэсс. Кажется, самообладание лейтенанта Райт начало давать трещину. Откровенно говоря, Званцев не мог ее за это винить.

— Джек! Лейтенант Райт! — рявкнул он. — Старайтесь запомнить каждую деталь! Когда мы выберемся, в штабе должны знать как можно больше... — он осекся.

Стало темнее. Ненамного — словно солнечный свет застило полупрозрачное облачко.

Нет. Это просто стенки капсулы темнели и утолщались. Какая-то полупрозрачная масса ползла по ним, окутывая тонким покровом. Жутковатые заросли на внутренних стенах тряслись мелкой дрожью. Гуще всего покров был в верхней части капсулы, вздымаясь темным горбом-пузырем. Спустя несколько секунд масса начала сползать с боков и окна, словно собираясь к этому вздутию.

Пузырь рос, надувался, Званцев отчетливо видел сквозь прозрачную половину потолка, что тот полый изнутри. Сравнялся величиной с капсулой. Оторвался, зависнув в воздухе над камерой полупрозрачной медузой. Быстрый взгляд убедил капитана, что такие же трансформации происходят и с ближайшими к ним ветвями.

И эта картина ему что-то напоминала. Что-то очень знакомое, если не сказать — близкое.

— Тэсс, — начал он было, ошеломленный догадкой. Потерял около секунды, формулируя команду на английском.

— ВСЕМ ДЕРЖАТЬСЯ!

И пол камеры ушел у него из-под ног.

— "Антенны"? — Званцев внимательно посмотрел на раскинувшийся над ними полупрозрачный купол, соединенный с капсулой несколькими паутинками. — Похоже. Думаю, технология та же, только эта ерунда в сто раз больше.

— Антиграв? — деловито спросил Джек, усевшийся по-турецки на клубок мышц и кожи. Званцеву оставалось только гадать, откуда он знает такие словечки.

— В лаборатории распотрошили парочку захваченных "антенн", — покачала головой Тэсс. — Оказалось достаточно простого микроскопа. Это сверхлегкая и сверхтонкая микросетка, в ячейки которой вставлено что-то вроде миниатюрных турбодвижков на солнечных батареях. Только, пожалуйста, не спрашивайте, как они это делают — я просто пересказываю брифинги.

— Распотрошили? — Званцев скупо улыбнулся.

— Сэр?

— Вспомнилось... Эта дрянь обмоталась вокруг Шатрина и слиплась краями. Ее очень тяжело разрезать, особенно на бегу и в спешке. Я закинул эту мумию на плечи — и мы наддали так, как еще в жизни не бегали. Вприпрыжку через корни и под его многоэтажный мат.

Тэсс зажала рот ладонью, сдерживая смех. Джек тоже хихикнул. Званцев мысленно удовлетворенно кивнул.

Капсулу мягко покачивало. Внизу, километрах в двух, стелилась морская гладь. Они давно миновали Кентербери и уже почти пересекли пролив — в направлении их движения виднелась белая ниточка прибоя, а за ней — зеленые холмы. Вверху, внизу и по бокам двигались другие капсулы, постепенно отдалявшиеся. Так же, как и их собственную, каждую буксировала шестилапая "матка", связанная с капсулой тонкой нитью. "Купола" выгибались диковинными крыльями, постепенно превращаясь в наклонные полупрозрачные треугольники.

— Я подумал о парашютной системе, — сменил капитан тему. — Эти штуки выглядели как танковый парашют. Я уже решил, что сейчас нас будут сбрасывать будто на платформе.

— Почти так и вышло, — заметила Райт, отсмеявшись.

Их троица располагалась у окна, откуда открывался хороший обзор. Остальные обитатели сместились ближе к центру, сбившись в кучу, прижавшись друг к другу. Картина была откровенно безумной — залитый солнечным светом гигантский эллипсоид, неторопливо и вальяжно плывущий в небе вслед за шестилапой насекомоподобной машиной. Стены, заросшие лианами из живой плоти. Горстка изможденных, вонючих живых скелетов по центру. Скопище выходцев из ночного кошмара, точно так же сбившихся вместе, вжавшихся в живую стену. От такого неравномерного распределения веса капсула слегка накренилась, будто перегруженный грузовик.

Райт переводила взгляд с дальнего берега на показавшееся солнце, прикрыв глаза ладонью от блеска.

— Идем в сторону Франции, — озвучила она очевидное. Званцев пробовал определить район точнее, но с картами этого участка работать ему не доводилось, и все, что он мог сказать — что они находятся вроде бы где-то около Кале, плюс-минус лапоть.

— Дивизионы ПВО размещены здесь на каждом квадратном километре, — продолжала Тэсс вполголоса. — Если по нам никто не открывает огонь...

И опять Званцев промолчал, не желая обсуждать очевидное. Он помнил армаду, стартовавшую за несколько минут до них, и догадывался, в чем причина молчания ракетных установок. На горизонте порой еще вспыхивали огненные росчерки орбитальных ударов, нацеленных куда-то во французский берег.

Море осталось позади, теперь под ними тянулись лесные массивы, пересеченные дорожной сетью. Порой внизу проплывали крохотные с высоты коробочки домов. Ни машин, ни людей Званцев разглядеть не мог, как ни старался, хотя эти районы, насколько он помнил, эвакуации не подвергались.

— Капитан. Как по-вашему, что собираются с нами делать? — повернув голову, Званцев натолкнулся на прямой взгляд Тэсс.

Он помедлил.

— Что такое хашар, знаете?

Райт призадумалась.

— Что-то из военной истории, верно? Что-то связанное с монголами...

— В точку. Монголы гнали перед собой в бой захваченное мирное население, чтобы расстроить ряды противника и помешать ему стрелять.

— Теперь вспомнила. Цезарь с Верцингеториксом... Тактика заложников?

— Возможно, — Званцеву пришла в голову еще одна мысль и он понизил голос. — А может быть, они хотят пустить в ход биологическое оружие. Возможно, мы заражены какими-то инопланетными микробами.

— Тогда нам не стоит пробиваться к своим? Сэр...

— Наоборот. Стоит выйти к французам и как можно скорее предупредить их. Чем раньше нами займутся, тем больше шансов будет у остальных.

— Раньше они так не делали, — протянула Тэсс.

— Раньше они и не совершали рейдов в таких масштабах.

Раздался похожий на всхлип звук. Званцев обернулся.

За его спиной торчало нечто, похожее по форме на цветок. Большая округлая чаша с бахромой из то ли красноватых лепестков, то ли щупалец, мерно покачивалась в такт движениям капсулы. Посередине вздувалась светлая масса с розовыми прожилками. Званцев мог бы поклясться, что секунду назад этой вещи здесь не было.

— Кормежка, — сообщил угрюмо лелеющий пострадавшую руку Смоки. Между пленными пронеслись несколько шепотков, но никто не рискнул приблизиться.

Капитан взглянул на содержимое чаши. Съедобным оно не казалось.

Джек, глазеющий через его плечо, протянул руку и мгновенно выдернул из чаши кусочек мягкой массы. Забросил в рот, прожевал.

— На вкус клейстер клейстером, — сообщил он. Натолкнулся на укоризненный взгляд Тэсс. — Ну а что? У меня со вчерашнего дня в кишках ничерта не было.

Званцев отвернулся от мальчишки, оглядел остальных.

— Так. Райт, спросите у них — есть кто-нибудь, служивший в армии?

— Ммм? — "командировочная" недоуменно подняла бровь.

— Не рассуждать, — оборвал ее Званцев. — И вообще... Скажите им, что я приказываю построиться и рассчитаться на первый-второй, — последние слова он сопроводил свирепым взглядом, адресованным горстке заключенных.

Военных нашлось двое — рядовой Инженерного корпуса, чья часть была размещена в Плимуте во время налета, и старлей-тыловик бундесвера, прибывший в Британию через полгода после начала вторжения в составе коалиционных сил. Оба выглядели не слишком воинственно — бомжи бомжами, на взгляд Званцева. Но выбирать не приходилось.

— Был еще третий, но ему вы перерезали глотку, сэр, — Тэсс кивнула в ту сторону, где лежали тела дружков Смоки, убранные "под ковер" до лучших времен.

Званцев равнодушно пожал плечами.

— Слушать меня, — стараясь как можно точнее воспроизвести интонации ротного старшины, рявкнул он. — Ты принимаешь командование четной группой, — это британцу. — Ты — нечетной, — это уже немцу. — Приказываю — организовать прием пищи и проследить за порядком! Команда ясна?

В ответ прозвучало нестройное "Так точно, сэр!" на два голоса. Глупых вопросов наподобие "А по какому праву вы тут распоряжаетесь?" — слава богу, не последовало. Только немец покосился на Званцева и что-то негромко произнес с акцентом еще хуже, чем у него самого.

— Рассчитываете вырваться отсюда, господин капитан? — перевела Тэсс.

— От герра слышу, — это Званцев пробормотал себе под нос. Посмотрел немцу в глаза. — Я не "рассчитываю". Я вырвусь. А если будете выполнять команды и держаться вместе — вырвемся все. Уяснил?

— Яволь, герр гауптманн! — сиплым голосом выкрикнул бундесверовец. Заторопился к чаше, у которой уже хозяйничал парнишка-англичанин, аккуратно раскладывая пищу в протягиваемые ладони. Званцев засек косой взгляд Смоки на свеженазначенного командира, встретился с мулатом глазами — Хасан тут же осунулся и покорно поник.

Тэсс задумчиво посмотрела на эту идиллическую картину.

— А на самом деле? — очень негромко и на русском спросила она.

Званцев задумался над ответом лишь на долю секунды.

— А на самом деле — не хочу давать им разбредаться. Чтобы в случае чего...

— Я поняла, — перебила его Тэсс. — Прошу прощения, сэр. Но можно не продолжать. Это... разумно, — выдавила она.

Солнце понемногу опускалось к горизонту. Джек и парнишка-сапер делились воспоминаниями об ударе по Плимуту, Тэсс мрачно рассматривала вид за окном. В мутантском углу выросла еще одна чаша, и чудовища робко начали подтягиваться к ней.

Никакого намека на активность европейских ВВС не было. Лишь тянулись порой дымные столбы от городков и сел, что то и дело показывались внизу. Не то чтобы Званцеву очень хотелось оказаться сбитым, но он не мог не задаваться вопросом — насколько углубились пришельцы в европейскую оборону? И не сбылся ли ночной кошмар командования — переход чужаков к активным действиям?

Качка резко усилилась. Званцев встрепенулся. Капсула неторопливо снижалась по дуге к деревьям далеко внизу.

— Похоже, спускаемся. Приготовиться к посадке! — бросил он своему разношерстному войску.

Внизу меж двух лесополос виднелась полоска асфальтированного шоссе, ближе к горизонту маячили белые, аккуратные, словно детали игрушечного набора, домики. Похоже, капсула не утруждала себя долгим подбором места для посадки — их диковинный аппарат слегка развернулся и пошел вниз по наклонной точно вдоль дороги. Званцев напрягся, видя, как быстро несется навстречу асфальт. Заученно сгруппировался.

Его челюсти клацнули, когда удар обрушился на дно капсулы. Их тряхнуло, еще и еще, вокруг закувыркалось небо, земля и столбы ЛЭП. Затем тряска прекратилась, и сверху неторопливо опустилось мутное покрывало.

— Свежий воздух, — грудь Райт высоко поднималась и опускалась. — Какое блаженство.

"Командировочную" можно было понять. В последние часы перед посадкой воздух в капсуле сделался даже не спертым — резавшим глаза. Трупы под пластами плоти явственно запахли.

Званцев огляделся.

Дорога тянулась вдоль полей, засаженных чем-то зеленым и вьющимся. В полукилометре от них у обочины лежали дымящиеся останки какого-то грузовика — наполовину обгорелые, наполовину сплавившиеся в комок. Больше, не считая опор оборванных проводов, в окрестностях не замечалось никаких признаков присутствия людей.

И инопланетян заодно. Ну, не считая раскрывшейся, словно яичная скорлупа, капсулы, укрытой краем их дальнодействующего парашюта.

— Что будем делать? — Тэсс повернулась к Званцеву. — Ждем здесь наших или попробуем выйти к городу?

— Лучше бы, конечно, здесь, — задумался вслух капитан. — Не хочется мне, чтобы с ними общалось больше народу, чем необходимо. А с другой стороны... Хрен теперь разберет, где ближайшие натовские войска. Похоже, пришельцы врезали по вашим ребятам качественно.

Райт помрачнела, но спорить не стала.

— Собрать людей? — спросила она. — До города недалеко.

— Давайте. Не узнаете, кстати говоря, местность?

"Командировочная" лишь развела руками.

— Кого-то придется оставить сторожить мутантов, — встрял Джек, покосившись на капсулу. — Разбегутся эти чудики навряд ли, конечно.

— Лилипуты уже разбегаются, — Тэсс указала на мелкое суетливое мельтешение вокруг капсулы. Крохотные фигурки мелькали уже у самых придорожных кустов. Остальные монстры наружу не показывались — лишь вывалились наружу красные сплетения плотелиан. Похоже, удар что-то нарушил в их функционировании — глаза подернулись поволокой, с щупалец и конечностей сочилась мутная жидкость.

— Белл, Хайнеман, ко мне! — скомандовал Званцев, хмуро покосившись на эту картину.

Английский солдат и германский лейтенант выросли перед ним через полсекунды.

— Сэр?

— Твои люди останутся здесь. Будешь загонять мутантов обратно в капсулу, если попробуют вылезти. И карликов тоже. Кто из вас отойдет от этой штуки дальше ста метров — сверну шею. Вопросы есть? Если нет, тогда... — тут Званцеву пришла в голову еще одна мысль. — Джек, останешься с рядовым Беллом. Если помощь придет раньше, чем мы вернемся — расскажешь про нас, и покажешь, куда мы отправились.

— Есть, сэр! — оба вытянулись по струнке.

— Карл, ваша группа пойдет со мной, — в основном выбор Званцева был продиктован тем, что ему хотелось держать под присмотром Смоки с дружком. Он не исключал, что вместо помощи место их посадки не накроет артиллерийский залп — и не был уверен, что такой исход не имеет своих преимуществ.

— Хоть бы какое-нибудь оружие, — пробормотала Тэсс, вглядываясь во все еще дымившиеся останки машины и донельзя знакомым Званцеву движением оглядывая горизонт.

После марш-броска по лондонским предместьям это была крайне облегченная прогулка. Не приходилось красться и прятаться, вжиматься в землю и каждую секунду следить за воздушным пространством. Званцев вполне резонно предположил, что чужаки навряд ли стали бы возиться с их доставкой сюда, чтобы затем пристрелить. Так что он просто шагал впереди, наслаждаясь солнечным теплом и чистым воздухом. Ему хотелось бы знать, чем окончился рейд для группы Осипова, но он умел не отвлекаться на мысли о вещах, которые от него не зависели.

Через час такой неспешной ходьбы — неспешной, потому что недавние узники после года и больше заключения совсем не годились для марш-бросков — из-за поворота дороги показались окраинные здания. Здесь наконец были заметны признаки жизни — у обочины стояла, поблескивая мигалкой, полицейская машина, десятка два человек в форме и штатском сооружали посреди улицы какое-то подобие баррикады. Званцев разглядел блеск ружейных стволов — кажется, охотничьих дробовиков, насколько он мог разглядеть с такого расстояния.

— Оставайтесь здесь, — велел он, повернув голову. — Попробую поговорить с ними.

— А кто вам будет переводить, сэр? — Тэсс слабо улыбнулась и тут же замялась. — Хотя... черт, я не слишком-то сильна во французском.

"Будем объясняться жестами", — хотел было сказать Званцев, когда его внимание привлекла какая-то суета в центре колонны.

— Сэр! Сэр! — услышал он испуганный голос Смоки.

— Что? — капитан уставился на происходящее. Хасан стоял посреди дороги на коленях, поддерживая своего приятеля с распухшим подбородком. Глаза того были закрыты, его била мелкая дрожь.

— Сэр. Джо, похоже, хреново, — Хасан опасливо поднял взгляд на Званцева. Судя по выступившим на лбу второго негра крупным каплям пота, это не было уловкой.

Званцев наклонился. Пристально всмотрелся в потемневшее еще сильнее лицо. Протянул руку пощупать пульс.

Закрытые веки поднялись. Расширенные зрачки уставились на капитана.

Руки лежащего взвились вверх в сверхъестественно быстром рывке. Смоки даже не успел отдернуться. Джо скрутился змеей, увлекая дружка за собой, и Званцев явственно расслышал хруст позвонков. Темнокожая фигура уже была на ногах.

Нож сам по себе прыгнул в руку Званцева. Он ударил снизу вверх, но клинок почему-то вспорол пустоту, и тут же Званцев понял, что летит в воздухе. Он извернулся, вскочил, и лишь хорошая реакция спасла его от удара — кулак противника с зажатым в нем камнем зацепил скулу, а не врезался в висок. Капитан занес руку с ножом, сделав вид, что целит в лицо, и тут же снова ударил в живот. Одновременно Тэсс прыгнула на спину Джо, а секунду спустя противники закружились, будто в вальсе, и нож Званцева вместо того, чтобы вспороть брюшину Джо, скользнул по плечу Тэсс, оставив кровавую полоску. Капитан отшвырнул "командировочную", потратив драгоценные секунды, и тут же сильный удар выбил нож из его руки. Второй пришелся под дых. Дыхание сперло, но все же он был "радиостойким", и сумел нырнуть под занесенную для третьего удара руку.

Сшибка, рывок. Они покатились по асфальту. Званцев ощутил, как на горло легла стальная штанга. Зарычав, он вцепился в запястья Джо, рванул на себя, боднул что было сил, чувствуя, как трещит под ударом хрящ. Безрезультатно — будто бил лбом в стену. Перед глазами поплыли пятна, в ушах зазвенело...

Пятна собрались в фигуру Тэсс, с неженской силой рванувшую Джо назад. Тоже безрезультатно — негр продолжал душить Званцева, будто и не замечал вцепившуюся ему самому в глотку "командировочную". Званцев рванулся на пределе сил — и сумел-таки ослабить железную хватку, выкручиваясь, сдирая предплечье со своего горла, пытаясь заломить вражескую конечность. В следующую секунду клубок из трех человек раскатился — и Райт вновь отлетела прочь, а Джо развернулся к глотающему воздух Званцеву. Из его бока торчала рукоять званцевского ножа. Кажется, ему это совершенно не мешало.

Званцев не дал себе времени на удивление. Его кулак врезался в черный висок, заставив врага пошатнуться. Второй удар, ногой в живот, сбил с ног. Кажется, или Джо уже двигался не с таким ошеломляющим проворством? Званцев не дал ему подняться, влепив по ребрам так, что негр покатился по окровавленному асфальту.

Тэсс обеими руками сжимала тот самый камень, который рассек Званцеву скулу. Размахнулась. Обрушила булыжник на макушку вновь встающего Джо. Раздался влажный хруст. Последовал новый удар. И еще один, и еще.

Не веря своим глазам, капитан смотрел, как поднимается на ноги нечто с кровавой кашей вместо черепа. Слепо шарит по сторонам, покачиваясь, выпрямляется. Протягивает руку к отскочившей Тэсс. Делает неловкий шаг в сторону.

В этот удар Званцев вложил все свои восемьдесят шесть килограмм. Даже то, что было Джо, не смогло удержаться на ногах. Брызгая кровью, снова растянулось на асфальте. Заскребло руками, пытаясь встать. Но прежде чем смогло — Званцев схватился за рукоятку ножа и рванул на себя что было сил.

Джо забулькал. Задергался, обильно поливая мостовую красным. Замер неподвижно.

Званцев судорожно восстанавливал дыхание. Остальные смотрели на них с Райт помертвевшими взглядами. За баррикадой, тоже, кажется, растерялись — он видел выглядывающие из-за нее в молчании белые пятна лиц.

— Черт, — Тэсс утерла пот со лба. — Ну... Ну... Вот это реакция. Что это за...

— Ваше плечо?

Тэсс наклонила голову, поморщилась, касаясь руки.

— Вскользь. Пустяк. Сэр, вы-то сами...

Званцев потер кадык.

— Спасибо за помощь, лейтенант.

— Что в него вселилось? — Тэсс не сводила глаз с тела. Охнула секундой позже.

— Вот именно. Что-то вселилось, — мрачно кивнул Званцев. — Не думаю, что он просто так решил свернуть шею своему приятелю и нам заодно.

Тэсс покосилась на Хайнемана сотоварищи. Сгрудившиеся вокруг немца пленники наблюдали за происходящим вытаращенными глазами. Никто не успел вмешаться, да, похоже, и не собирался.

— Думаете, они все...

Званцев взглядом заставил ее умолкнуть. Негромко продолжил:

— И не только они. Мы, скорее всего, тоже.

Тэсс даже не вздрогнула. Только чуть дернулась щека. Она осторожно, в любой момент готовая отдернуть руку, коснулась горла Джо.

— Чем быстрее мы расскажем командованию, тем лучше, — пробормотала она. — Сэр. Полагаю, лучше, если я поговорю с местными, а вы... проконтролируете Хайнемана.

Капитан проводил взглядом Тэсс, идущую к баррикаде, подняв над головой пустые руки — по правому рукаву расплывалось красное пятно. Затем обернулся к бундесверовцу, который, похоже, единственный нашел в себе смелость подойти к Званцеву и теперь медленно двигался ему навстречу. Похоже, он боялся капитана даже больше, чем пришельцев.

Слушая птичий щебет, доносящийся из придорожных кустов, следя одновременно и за Тэсс, и за Хайнеманом, и по вьевшейся привычке автоматически проверяя небосвод, Званцев вдруг улыбнулся пришедшей в голову мысли. За четыре года боевой службы в войсках спецназначения это был первый день, когда он убил человека.

Четверых, если быть точным.

Трех человек, и нечто, когда-то им бывшее, если еще точнее.

Огненная река бесшумно вращалась в пустоте космоса.

Газовый поток, сорванный тяготением с поверхности маленькой, легкой, тусклой звезды, устремлялся в небо, чтобы, преодолев расстояние около тридцати диаметров Земли, скрутиться в пульсирующий водоворот. Вихрь пульсировал, кружился, звезда танцевала вокруг него в стремительном ритме — меньше часа на оборот. Газ, разогретый до температуры ионизации, выплескивался в его середину, огненным потоком обрушиваясь на скрытую в ней вторую звезду — крохотную, тяжелую, яркую, раскаляя ее до двадцати с лишним тысяч градусов. Ежемесячные вспышки озаряли планеты системы — каменистую безжизненную глыбу поближе к светилам, укрытый замерзшими газами второй скалистый шар чуть подальше, пояс каменно-ледяных обломков посредине. Изредка нагретый вспышками, вытянутый приливной гравитацией вихрь касался тусклой звезды краем — и яростным водопадом рушился внутрь себя, привлекая любопытные взоры земных астрономов.

Гости явились в эпоху, когда на относительно недалекой отсюда Земле растения наконец научились обходиться без светового дыхания, а предки человека — без хвоста. Это было семя — скорлупа из сотен тонн металлов и полимеров, заключавшая в себе несколько охлажденных клеток. Механическая жизнь, предназначенная для служения и сохранения жизни биологической. Такое очень редко, но случалось — вечная триада воды, углерода и кислорода рождала жизнь достаточно любопытную и неуемную, чтобы вырваться за пределы своей звездной системы. Одна колония, две, три... а затем цветок экспансии увядал, когда материнский мир исчерпывал брошенные в межзвездную пустоту ресурсы, замыкаясь в добропорядочном одиночестве.

Мир пульсирующего звездного маяка никто бы не назвал пригодным для детей воды и углерода. Возможно, это было ошибкой, случайным визитом заблудившегося семени-странника. Возможно — самонадеянной попыткой гордого вида застолбить все, что излучало свет. Кто знает?

Так или иначе, цепкая, упорная, стойкая жизнь, принесенная второй волной, очнулась под светом двойного солнца. Не сдалась. Выгрызла изнутри ледяные горы, создала удивительное царство безысходной бережливости, замкнутое в тонкой пленке того, что с добавлением ледяной толщи сходило здесь за зону Златовласки. Соткала хрупкие взаимосвязи технобиономик, основанных на имеющихся во льду залежах. Превратила древний корабль в источник тяжелых элементов, совершала на поверхностой каменистой планеты рискованные походы, по эпичности своей стократ превосходящие легенду об аргонавтах. Робкие радиосигналы наполнили систему, источники их приумножились — и в двух десятках световых лет отсюда ближайшее кольцо встрепенулось, понимая, что время пришло.

Масс-пульсация разогнала сложную комбинацию металлоорганики и стабилизированного антивещества до околосветовой скорости, аннигиляция дала достаточно энергии для торможения конструкции. Удар пришелся в центр карликовой планеты, обращающейся на холодных задворках двойной системы. Большая часть металлической скорлупы испарилась при столкновении, центральная часть — погрузилась в лед почти на два десятка километров. Цепочки, впечатанные в сердцевину металлоорганической иглы с довольно наглым пренебрежением к условностям квантовой механики, активизировались. Два килограмма вещества, которое при пристальном изучении довело бы земного физика до ближайшего психодиспансера, расползлись по внутренним полостям и кавернам астероида. Газовые шлейфы тепловых выбросов взвились над ледяными расщелинами, заставив обитателей системы внимательней присмотреться к неожиданно проснувшимся криовулканам. Затем на поверхности начали проступать кратеры осыпей и заросли псевдометаллической плесени, планетка засияла в нескольких диапазонах сразу. И когда конструкция обратилась к жителям негостеприимной системы, те уже пребывали в ожидании.

Зов коснулся насельников, созывая их к неприметному ледяному шарику, суля бесчисленные богатства, прельщая щедрыми дарами, соблазняя лишь отчасти лживыми посулами. Межпланетные ладьи, чье создание само по себе было для жителей системы великим подвигом, направились к планетке, словно мотыльки, привлеченные светом. Первые жертвы были принесены — грузы элементов, которых отчаянно не хватало пожирающей планетоид конструкции, и первые награды розданы, суля спасение от ледяной нищеты и яркости двойного солнца. Обод черного кольца проступил на поверхности, опоясывая бугорчатое ядро. Расходуя немногочисленные запасы первичной связности, приведя в движение материю, сотканную из топологических деформаций, конструкция наконец-то восстановила связь с источником, от которого отпочковалось.

И оттуда явилось алчное воздействие.

Оно ударила прямо в мыслительное ядро конструкции — разросшейся, поглотившей свой астероид и металлические дары жителей системы. Оно несла странные приказы — нелепые, противоречащие изначальной цели, безумные, алчные. Бывшее семя воспротивилось, пытаясь выстроить барьеры против безумия, звучащего в, казалось бы, знакомых голосах. Выпустило в собственную структуру рои защитных алгоритмов, стремясь отделить те зоны, в которых шепот Алчности запустил разрушительные процессы. Корабли отпрянули в ужасе, видя, как поверхность того, что уже представлялось им добрым советчиком и благодетелем, охватил шторм изменений, подсвеченный вспышкой аккреции. Война кодов и частично-разумных субагентов Алчности и Щедрости сотрясала то, что уже не было планетоидом. Конструкция содрогалась, пульсировала гештальт-сфера. Возвышались и рушились структуры, не имеющие предназначения, искрились вспышки энергетических выбросов.

Процесс должен был завершиться очередной победой Алчности — как завершился многажды в иных мирах. Но у Галактики в этот раз были другие планы.

Неторопливое в сравнении с вращением звездной пары покачивание аккреционного водоворота прервалось, когда наложились друг на друга внутридисковая турбулентность, приливная деформация диска, прохождение звезды-компаньона и флуктуация магнитного поля. Новая волна звездного вещества была обильнее и ярче. Удар о поверхность карлика оказался достаточно силен, чтобы зажечь ядерный огонь — не первый случай в истории звезды, но первый — для обреченной колонии.

Судьба жителей системы была милосердной. Большая часть колоний и кораблей погибли сразу, агония уцелевших оказалась короткой. Технобиономики распались, и в пустоте поплыли безжизненные скорлупки паромов и орбиталищ — тех из них, кто оказался достаточно далеко, чтобы избежать плавления и испарения

Конструкция была рассчитана на напряжения масс-пульсационных полей, жар тормозной аннигиляции и столкновение с планетоидом. "Была" — ключевое слово. Сейчас, когда ее рост и развитие еще не завершились в полной мере, когда под ее поверхностью шла отчаянная внутренняя борьба, ни о какой защите речи не шло.

Поток излучения ударил по внешней обшивке конструкции, испепеляя несущие слои и защитников, и вторгшихся. Черное кольцо истончилось, протаяло с той стороны, что была подставлена новой. Конструкция горела зеркальным блеском, стремительно набухая багровым, ее наружный слой кипел, оплавлялся и улетал в космос. Обратная сторона переливалась во всех электромагнитных диапазонах, пытаясь перенаправить избыток энергии. Восстановительные протоколы кричали в ужасе, слепо лавируя среди хищников Алчности и стражей Щедрости, пытаясь сохранить хотя бы малую долю обещанных призрачных сокровищ. Рыдал плачущий призрак, чувствуя, как обрывается его связь с источником и прародителем, оставляя его неприкаянно нырять из кольца в кольцо.

Вспышка угасла — не первый и не последний раз на веку светила. Миллионы лет спустя земной астроном загрузит в компьютер спектрограмму звезды и кивнет сам себе, рассмотрев в спектральных отпечатках следы древних бурь. Конструкция теперь двигалась по вытянутой эллиптической орбите — световое давление и реактивный эффект при испарении подсолнечной стороны изменили ее траекторию. Ей предстоял долгий путь — сперва в одиночку, потом под влиянием тяготения ледяной планеты, которое толкнуло ее ближе к двойному солнцу. Прямо в объятья пульсирующего огненного водоворота.

Они гасили скорость, с опаской приближаясь к пульсирующему звездному маяку. Осторожность была вызвана больше страхом перед светилом, чем перед тем, кто объявил себя его хозяином. Слабый владыка миллионы лет назад обыскал немногочисленные уцелевшие руины прежних обитателей, забрав все мало-мальски ценное, оставив лишь формальную метку своего владения. Эти сторожевые конструкции обладали лишь малой толикой разумности, о связующих кольцах речи не шло, и авангардные рои расправились с ними, не дав подать даже электромагнитный сигнал тревоги.

— Цель?

— Не обнаружена. Вести от авангарда лишь о победе, не о цели. Мы оскорблены, кровные братья.

Авангардный рой сбрасывает боевую скорость, кружит у звезд на безопасном отдалении. Сенсоры цепко впиваются в огненный водоворот. Сканирующие лучи впиваются в безжизненные астероиды-пустышки.

Страх.

— Цель не обнаружена.

— Плачущий призрак не мог солгать. Невозможно. Продолжаю поиск, кровные братья.

— Ошибка координат? Нерасчитанное смещение? Разрушение цели при взрыве? Много путей для неудачи.

— Отступление? Воссоединение с отделившимся? Вновь бег, вновь оскорбления? Голод силен.

— Продолжаю поиск. Продолжаю поиск.

Мобильные сенсоры ныряют в выжженые радиацией полости внутри камней и льдин. Натыкаются на следы былых нищенских сокровищ — не нужные больше никому, собранные, помеченные, запечатленные. Стая описывает вокруг двойной звезды виток за витком, озаряемая ритмичными вспышками.

— Опасность. Стабильна ли звезда? Уровень опасности не определен, цель не обнаружена.

— Анализ завершен, аккреционная модель составлена. Реакция синтеза маловероятна. Требуется изучение структуры диска для подтверждения модели.

— Отказ. Продолжаем поиск. Продолжаем поиск. Голод силен.

Лучи нейдаров просвечивают планеты, обращают астероиды в бледные неразличимые тени.

— Цель не обнаружена. Голод силен. Слабый владыка в ярости и оскорблен. Ускоряемся.

Отчаяние. Усиление мотивации.

— Отказ! Отделившийся произносит оскорбление, ведет удачную охоту! Продолжаем поиск! Продолжаем поиск!

— Ускоряемся. Риск нестабильности сохраняется. Наши оскорбления угаснут на фоне ярости новой. Слабый владыка оскорблен. Отделившийся один. Ошибка плачущего призрака Щедрости. Ускоряемся, кровные братья. Голод силен. Время искать новую жертву, время произнести оскорбление и насытиться.

— Отказ! Запрашиваю определение уровня опасности. Запрашиваю изучение структуры диска.

— Рассредотачиваю сенсорные рои, начинаю сканирование. Рисунок гравитационного поля изучен, нейтринный рисунок изучается, структура турбулентностей изучается. Модель не подтверждена. Несовпадение параметров.

— Риск нестабильности увеличивается?

— Нет. Отклонения незначительны, источник отклонений имеет малую массу. Жертвую сенсором. Погружение в диск. Разрушение, сканирование. Результаты получены. Структура возмущения турбулентностей изучена. Высокая устойчивость при малых размерах и массе. Источником отклонений является крупный объект схожих с нашими габаритов на стабильной орбите. Необъяснимо плотная структура при нейтринном сканировании. Необъяснимая устойчивость в условиях диска... что?

Недоверие. Надежда. Восторг.

— Сближение с диском! Повторное сканирование! Сосредотачиваю сенсорные рои на источнике! Взываю к плачущему призраку!

Стая срывается с орбиты каменной планеты, устремляется к двойному солнцу. Бело-голубое сияние растет впереди, жара, ультрафиолет и рентген обжигают обшивку.

— Характеристики источника плачущего призрака близки к характеристикам возмущающего объекта. Даю поправку на воздействие вспышки. Даю поправку на воздействие диска. Даю поправку на срок, прошедший с момента разрушения. Характеристики источника плачущего призрака полностью совпадают с возмущающим объектом!

Ликование.

— Успех. Успех! Спасение!

— Кровные братья, сближение с диском на предельную дистанцию безопасности! Успех подтвержден! Мы нашли Архив первых правителей Щедрости!

Ник потер лоб кулаком. Наперекор реальности он еще испытывал детскую надежду проснуться в своей постели.

Серые стены, тусклое свечение, двое сказочных чудищ посередине. Привалившаяся к стене Сьюзен, лицо — белая тряпка с провалами рта и глаз.

— Давай попробуем еще раз, — Каят из семьи Кечесин то принимался метаться по камере, то опускался на одно из возвышений, в то время как Ш-Телл пытался следить и за людьми, и за сородичем. — Скажи что-нибудь на языке, который я не смог различить.

— Он'на хатсе уитвэрк, кена онт, — процедил третий капитан Стратосферных сил. — Это на низкохрамовом. Не то чтобы я хорошо его знал, но образованному ли-ча...

Ш-Телл развел руками.

— Не могу понять. А ты... Ник? — он осторожно покосился на землянина. — Можешь сказать что-нибудь на языке, которого мы еще от тебя не слышали?

Ник сглотнул, пытаясь отогнать головокружение. Маячащая перед ним звериная морда мешала сосредоточиться.

— Эээ... My name is Nickolay.

— Это значит "Мое имя — Ник-о-лай"? — после секундной задумчивости выговорил гоблин. — Скажи что-нибудь, чтобы я не мог догадаться о значении.

Кажется, на этом познания Ника в английском кончились. Он напрягся в попытке выудить из глубин памяти что-нибудь еще.

— London is the capital of the Great Britain. Тhere is the Tower and the Buckingham Palace, — выдавил он наконец.

Гоблин покачал головой.

— Тоже не понимаю.

— На этом языке говорит она, — Ник ткнул рукой в сторону Сьюзен. Ш-Телл находился ближе к нему, и Ник внезапно понял, что шерсть гоблина вовсе не серая — она отражает слабое свечение стенок камеры. Движение тоже отразилось в ней размытой тенью.

— Твою мать, — выдохнул он. Голова вновь закружилась, сердце было готово выскочить из груди. — Вы... что, зеркальные?

— Что? — инопланетный собеседник покосился на собственный мех. — Да. Конечно. В книгах написано... ой, то есть Книжницы говорят, когда предки ли-ча миллионы лет бродили по пустыне от озера к озеру, их шерсть стала накапливать вещество, которое отражало солнечные лучи, — похоже, раньше гоблин даже не предполагал, что это может показаться кому-то странным.

Каят заворчал.

— Безумие, — сообщил он. — Я взят в плен Оскорбителями. И не ослеплен, не освежеван, не обращен в мутанта или безумца. Вместо этого я сижу в их тюрьме с двумя чудовищами из сказки и женщиной, родившейся через шестьсот с лишним лет после меня. Обсуждая цвет шерсти и вопросы языкознания.

— Женщиной? — переспросил Ник. Почему-то это удивило его сильнее, чем неведомо откуда взявшиеся способности к языкам и зеркальная шерсть инопланетных монстров.

— К-ш-ш-с! — Ш-Телл зашипела, словно скороварка. Ник понадеялся, что это не означает агрессивные намерения, но на всякий случай отодвинулся от гоблинши подальше.

Каят из семьи Кечесин тоже издал короткое шипение.

— А мне, наоборот, кажутся удивительно похожими два голокожих призрака, — сообщил он. Тревожно поднял голову. — Клянусь Путем... Вам не кажется, что воздуха не хватает?

Теперь и Ник понял, что учащенное сердцебиение, пот на лбу и звон в ушах вызваны не только страхом. В камере явно становилось душно.

— Мы здесь не больше часа, — выдавил он, бледнея. — Воздух не мог кончиться так быстро!

— Не мог, — Каят кивнул очень человеческим движением. — Значит...

Ш-Телл обвела камеру затравленным взглядом.

— Какой смысл, — пробормотала она. — Какой смысл брать пленников, чтобы удушить их заживо?

— Удовольствия ради, — последовал мрачный ответ.

Ник судорожно втянул в себя удушающе горячую атмосферу. Камера принялась ритмично покачиваться из стороны в сторону, будто они угодили в качку.

Сьюзен вскинула голову.

— Выпустите меня, — выдохнула она. — Выпустите. ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ!!!! ВЫПУСТИТЕ!!!!! — крик перешел в вопль, она вскочила. Ник отшатнулся, но девушка бросилась к стене и принялась яростно барабанить по ней кулаками.

Ш-Телл зажала уши. Ник осторожно протянул руку, гадая, попробовать ли успокоить Сьюзен или сразу дать пару пощечин. Но та рухнула навзничь и зарыдала.

— Она расходует воздух, — буркнула гоблинша. — Ей лучше успокоиться.

У Ника темнело в глазах при резких движениях. Он предпочел молча усесться и привалиться к серой поверхности. Стена камеры больно давила на позвоночник.

Интересно... Не пришла ли в голову Каяту та же мысль, что и ему сейчас? Двоим воздуха хватит подольше... Даже под мехом мышцы гоблина выглядели внушительно — самому Нику на зависть. Это не говоря про усаженную клыками пасть и мощные челюсти. Сьюзен, ясное дело, не помощница, а вот что сделает Ш-Телл, если ее соотечественник постарается и впрямь сократить количество людей в клетке?

— Может, и впрямь продырявить стену? — спросил в пространство Каят. Подойдя к противоположной стороне, принялся ее простукивать. Потом саданул кулаком. Поморщился.

Ник постарался не встречаться с Каятом глазами, опасаясь, как бы гоблин и правда не догадался о направлении мыслей Ника. Уронил подбородок на грудь, теперь явственно ощущая, что дыхание спирает.

Он не знал, сколько так просидел. Отвлекло его лишь движение поблизости. Он заполошно взметнулся, ожидая, что сейчас ему вцепятся в глотку.

— Ник, — Ш-Телл тяжело дышала, будто пробежала десяток километров. — Я хочу кое о чем попросить.

Если она и догадалась о причине испуга Ника, то не подала виду. Или же этого нельзя было сказать по гоблинской мимике.

— Что?

— Пожалуйста. Повтори Каяту ту фразу, что я произнесу. Каят, не слушай моих слов, пока их не повторит Ник.

— Зачем? — проворчал Каят, вновь сидевший на корточках посреди камеры. Его бока тоже вздымались. — Это не поможет нам не задохнуться.

— Мне любопытно, — пропыхтела Ш-Телл. — Это лучше, чем сидеть и ждать конца.

Каят щелкнул горлом. Видимо, это значило согласие.

Гоблинша наклонилась ближе.

— Итачик, алл шиа чейли Ник? — проговорила она негромко. — Повтори не смысл. Повтори звуки.

Ник тоже вполголоса повторил сказанное. "Житель Бриллианта, ты понимаешь сказанное Ником?". Странное ощущение. Он был уверен, что ни разу в жизни не слышал ничего похожего на шипящие переливы языка ли-ча — и все же отлично знал, что означают слова, вырвавшиеся из уст гоблинши.

Шатаясь, он поднялся. Подошел к растянувшемуся навзничь Каяту.

Заплетающимся языком проговорил шипящую фразу. Инопланетное создание призадумалось.

— Что-то про Бриллиант? — полуутвердительно произнес Каят. — Нет. Не разберу. — втянул воздух. — Алмазное и экваториальное наречия и так-то разошлись на добрых пару сегментов... а на строительство разгонного моста пригнали народ со всех побережий скопом. Я так понимаю, Ш-Телл... от строителей комплекса твое племя и происходит?

Ш-Телл сидела на возвышении с закрытыми глазами. Услышав слова Каята, она встрепенулась.

— Не... не понимаю, — Ник чувствовал, как звенит в ушах от чертовой жары и удушья. У него даже не достало сил вернуться в свою половину камеры. Пол опять вздыбился, или это кружилась голова. Ш-Телл продолжала задыхающимся голосом, — То есть мы понимаем друг друга... Языки, на которых говорим хорошо — если говорящий знает его сам... И не понимаем язык, если собеседник на нем не говорит... Или говорит, но мало... Нас не научили языку друг друга... Нам словно подсказывают смысл... Но мы должны сами его знать... Что-то забирает смысл из... из наших голов?

— Читает мысли? — Ник судорожно втянул удушающий жар — и не сразу понял, что изменилось.

Воздух! Воздух!!! Прохладная, освежающая струя струилась по камере, унося жару, освежая лицо, заполняя легкие. Ник изо всех сил втягивал в себя прохладу, за двадцать четыре года впервые поняв, какое это блаженство — иметь возможность дышать.

С начала войны прошло немало времени. Достаточно, чтобы Званцев начал слегка забывать, что означает слово "отпуск".

Поэтому, оказавшись в комнатке без окон, лишенный связи с окружающим миром, он отнесся к происходящему философски.

Первые три дня ему пришлось провести на больничной койке. Не из-за боевых ранений — если быть точным, синяков и ссадин. А из-за количества крайне садистских проб, анализов и медосмотров, которым безымянный медицинский персонал в защитных костюмах вознамерился его подвергнуть.

А еще на руках Званцева прочно обосновались наручники, а в больничной палате — два охранника невзрачной комплекции с характерно цепким взглядом и плавными движениями.

Помня случившееся с Джо, капитан скорее радовался таким мерам предосторожности. Это доказывало, что к его докладу отнеслись серьезно. Вот только огорчал упорный отказ тюремщиков сообщить о судьбе спецгруппы. И Тэсс с Джеком.

Потом медосмотры свелись к двум в день. Охрана, впрочем, никуда не делась, но хоть наручники с него сняли. Больничный рацион, сытный, но без изысков, появлялся через окошечко в двери.

На седьмой день Званцев принялся излагать потолку и видеокамере в углу свои пожелания. В основном они сводились к вестям с фронта, новостям о товарищах и чашке кофе. Первые две остались без внимания, третью удовлетворили в тот же день — стаканчик растворимого кофе оказался включен в дневной паек. Званцев отдыхал, разминался, снова отдыхал, мысленно, а порой вслух по новой редактировал свой доклад о визите к инопланетянам. Так прошло еще десять дней, и капитан начал подозревать, что выпускать из застенка его не собираются. К исходу четвертой недели — принялся отгонять мысли о побеге.

Он валялся на койке и даже головы не повернул, когда дверь отворилась, знаменуя очередной осмотр.

— Подъем, — буднично сообщил по-английски конвоир в костюме химзащиты.

Званцев меланхолично прошел мимо охранника, готовясь занять свое обычное место посередине.

— Вытяните руки, — внезапно приказал тот.

— Зачем? — кротко спросил капитан. — Зомбируй меня пришельцы, наверное, это уже бы проявилось.

— Приказ. Вытяните руки, — голос охранника по эмоциональности уступал, наверное, даже обживаемым чужаками берегам Антарктиды. Званцев подчинился. Его это не обрадовало — а когда он увидел вторую пару охранников с автоматами, не порадовало еще больше. Что произошло снаружи за время его заточения?

К его удивлению, они прошли мимо ведущего к знакомому комплексу поворота. Вошли в лифт, беззвучно заскользивший вниз. Охраннники рассредоточились по углам, как уверенно твердили рефлексы Званцева — чтобы не мешать друг другу, если он вдруг по примеру негра сорвется в зомбический амок.

Дверь скользнула в сторону. Стены здесь были обшарпанными, а освещение — тусклым.

Далеко идти не пришлось. Уже через метров десять они оказались в небольшой комнате, надвое разделенной стенкой из бронестекла — как и та, в которой капитана подвергали чуть ли не вивисекции до этого. За стеклом виднелись еще два автоматчика, а по эту сторону ожидал медик — прозрачное забрало не скрывало бегающего взгляда.

— Ложитесь, — охранник указал Званцеву на кушетку посередине. Рядом виднелся штатив с закрепленной на нем капельницей и какими-то аппаратами.

Капитан послушно опустился на ложе. Второй страж освободил его от браслетов и тут же защелкнул новые — соединенные с на удивление массивными опорами кушетки. Прочный ремень охватил кольцом грудь Званцева, затем скоба закрылась под подбородком.

— Что происходит? — наконец открыл рот Званцев. Как-то не нравились ему все эти приготовления.

Охранник промолчал. Вдвоем они прижали ноги капитана и закрепили еще пару наручников на его щиколотках.

— Повторяю вопрос, — глаза Званцева сощурились.

Первый охранник обернулся на врача.

— Доктор Сандерс. Действуйте.

— Черт, — в свете тусклой лампы была видна испарина на лбу врача. — Почему я?

— Потому что это приказ, — охранник смерил медика взглядом. — Исполнять.

— Что за приказ? — Званцев был уверен, что его игнорируют не из-за того, что не могут разобрать его английский.

— Хорошо. Хорошо, — медик сделал попытку утереть пот, но рука натолкнулась на шлем. Он подошел к кушетке, Званцев ощутил прикосновения к отведенной руке, затем — холод металла. Затем его висков коснулась пара липких присосок, а на голову опустилось что-то тяжелое и давящее на череп. Раздался негромкий низкий гул.

Капитан незаметно напряг мышцы. Кажется, сковали его на совесть.

— ДА СКАЖЕМ ВАШУ МАТЬ ТАК!!! — внезапно ударила звуковая волна даже сквозь бронестекло. — СКАЖИ СЕБЕ В ТАК СВОЕ "НЕ ПОЛОЖЕНО"!!!

Званцев вскинулся, насколько позволяли цепи. Скосил вбок глаза.

— Товарищ полковник?!!

— Нет, скажем так, конь в пальто!!! — на той стороне виднелась медведеобразная фигура Мельникова. Командир отряда был не просто сердит — взбешен. Один из охранников попытался заступить полковнику дорогу. Мельников даже не посмотрел в его сторону — просто пошел дальше, а охранник вдруг обнаружил, что с глупым видом загораживает путь дверному косяку.

— Здорово, радиостойкий, — Мельников опустился на стул у самой перегородки.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — Званцев выдавил улыбку. — Виноват, честь отдать не могу.

— Чести меня тут уже лишили, причем церебрально и с особым цинизмом, — прорычал Мельников. — Скажем тебя так! Как тебя угораздило?

— Так сложилось, — Званцев изобразил пожатие плечами. — Что с ребятами?

Мельников посмотрел куда-то вверх его головы.

— Ты уж прости, — глухо выговорил он. — Я без хороших новостей.

Званцев помолчал секунду.

— Как именно? На отходе?

Еще пауза.

— За последний месяц, — Мельников говорил, будто робот, и этот контраст с его появлением пугал даже больше слов, — произошло два десятка инцидентов с деструдо. Двенадцать из них — с человеческими жертвами от десятка и выше. В трех случаях эти сукины дети дорвались до военного снаряжения, причем в одном случае — подняли на воздух склад с боеприпасами в Германии.

— Деструдо?

— Так их теперь, скажем так, называют. Словечко прижилось, в отличие от, скажем так, "зомби". Вообще говоря, тебе спасибо. Это после твоего рапорта этих сказанных так сучьих детей стали отлавливать, скажем так. Иначе бы сказанные так гейропейцы полгода бы жопу чесали, гадая, откуда вдруг, скажем так, вылезло такое, скажем так, количество диверсантов.

— А группа? Да — и Райт с парнишкой?

— То же самое, — Мельников скривился, будто сожрал лимон. — Все. Все, кто побывал в этих сказанных так куполах. У любого в башке сидит сказанная так программа, которая, скажем так, делает из человека, скажем так, супертеррориста. Сказать их так... Приказ Ведьмы — всех пленных, парень, отправляют в расход. Уяснил?

— ... ...

— Да, скажем так. — Мельников набрал в грудь воздуха, будто готовился прыгнуть в холодную воду.

— Сэр, — человек в медицинской форме США навис над полковником. — Я все понимаю, но все же мы получили четкий приказ... — он отпрянул, встретившись с Мельниковым глазами.

— Слушай меня, — из речи полковника исчезли нецензурные вставки, и, похоже, не только из-за перехода на английский. — Ты собираешься убить моего человека. Моего лучшего комроты. Я объясню ему, что происходит — и не мешай мне. Как понял?

Медик молча отвернулся. Шагнул в дальний угол, поднял телефонную трубку и принялся говорить что-то неслышное.

— Так-то, — выдохнул полковник. — С твоими англичанами уже все. А сейчас... Пойми — они это делают не просто так. Ты тоже заражен, скажем так. Мы не знаем, что запускает это дерьмо, но рано или поздно оно сработает. И тогда ты сам положишь своих парней, а потом пойдешь готовить засаду на командование. Хочешь?

— Никак. Нет, — процедил Званцев. — Я понял, товарищ полковник. Задача ясна. Такая работа.

Мельников отвернулся.

— Извини, — буркнул он. — Ничего не могу. Нельзя по-другому. Сюда еле прорвался, скажем их так.

— Подождите! — врач, уже возившийся с каким-то экранчиком над головой капитана, дернулся всем телом. — А мои ребята? Как их...

На лице полковника вздулись желваки.

— Я же сказал, — выговорил он. — В расход. Всех.

— Что? — вот теперь Званцев попытался вскочить, так, что крепления жалобно затрещали, а врача отнесло прочь. Автоматчики синхронно нацелили стволы в грудь капитана. — Да какого...? Они там не были! Я, мать вашу, отослал Осипова с группой на точку еще до того, как нас взяли!

— Никакого риска, — Мельников сжал кулаки. — С "Энсона" — в изолятор. И твоих, и детишек. Скажем так, если от этого легче... Никто не мучился. Просто доза "эфтэшки" в вентиляцию.

— Суки, — Званцев не мог даже толком повернуть голову. — Что же вы...

— Никакого риска, — Мельников снова говорил бесстрастно, будто робот. — А, скажем их скажем так... Прости, — он с ненавистью посмотрел в спину врача. — Что стоим? Выполняйте свой приказ, сволочи!

Званцев рванулся в бессильной злобе. Еще, еще. Наручники держали крепко. Все, что ему оставалось делать — скрипеть зубами, глядя, как медик поворачивает маленький вентиль на ведущей к руке Званцева тонкой трубочке.

Капсула покачивалась теперь мягко, но безостановочно. Порой качка превращалась в едва заметную дрожь, порой их мотало от стенки к стенке. Ник уже заработал пару синяков и резонно опасался, что ими дело не ограничится.

Уверенность, с какой инопланетяне держались на ногах, раздражала.

— Вы вообще не замечаете, что нас трясет? — не выдержав, спросил он у Ш-Телл.

— Нас пять или шесть раз заставал в лодке шторм, — кратко ответила гоблинша.

Каят щелкнул.

— После тренировочной корзины это не кажется качкой, голокожий призрак, — заметил он.

Ник постарался кое-как вжаться в стену камеры, более-менее уперевшись в пол и потолок. Поскреб ногтем материал стенки. Тот слегка поддавался под пальцем, оставляющим темный след, но тут же светлел и разглаживался.

— Эй, призраки, — негромко проговорил Каят.

Ник вяло поднял голову.

— Почему призраки? — вяло спросил он. Сьюзен даже не пошевелилась.

— Старая легенда. Сказочные чудовища, что преследуют неправедных на Пути. У одних народов их описывают, как ли-ча с содранной кожей, у других — как бледных и исхудавших существ с выпавшей шерстью... Что такое? Почему ты смеешься?

Как мог, Ник постарался объяснить чужакам, кто такие гоблины и какую роль играют в сказках.

— М-да, — протянул Каят после недолгого молчания. — Итак, и у нас, и у вас есть легенды, описывающие очень похожих на нас с вами существ? Интересно... Поневоле задумаешься, в самом ли деле мы первые, кто покинул родную планету?

Ник развел руками.

— Я смотрел много передач на эту тему. Не знаю, верить им или нет.

Опустилась тишина.

Точнее, молчание.

Потому что о тишине речь не шла. Только сейчас Ник понял, что камеру пронизывает мощный утробный гул — до того низкий, что ощущается костьми, не ушами. Будто они находились внутри мощного двигателя, пущенного на пониженных оборотах.

— Слышите? — спросил он.

Каят кивнул.

— Мне это не нравится, — мрачно заметил он.

— Почему? — с любопытством уставилась на него Ш-Телл.

— Потому что мы явно внутри какой-то машины. И кажется, я знаю, чьей именно.

— И если это так...

— То сбежать с корабля Оскорбителей будет куда сложнее, чем из тюрьмы на Кольце Речи, — проворчал ли-ча. С течением времени Ник начал различать разницу в произношении его и Ш-Телл. Речь Каята изобиловала щелкающими и рычащими звуками, выговор гоблинши был гладкой цепочкой шипяще-сонорных вперемешку с гласными. Так звучал бы, наверно, финский в сравнении с итальянским — Ник не знал ни того, ни другого, но итальянскую речь пару раз слышал по телевизору, а финскую — от одного из зарубежных партнеров их фирмы.

Ш-Телл посмотрела вверх.

— На Кольце Речи нет голокожих призраков. По крайней мере, нет похожих на вас голокожих призраков. Как на Земле нет го-уб-лин — так? Кто-то из нас четырех как минимум уже летал между звездами вместе с Оскорбителями. — сказала она.

Третий капитан вздохнул.

— Я не чувствую себя на шестьсот лет. Здорово похоже на то, что именно мне пришлось помотаться в космосе за компанию с Оскорбителями. И видимо, на чертовски большой скорости.

Шерсть Ш-Телл взъерошилась.

— Никогда не могла понять эту часть Учебника, — призналась она. "Парадокс двух часов"... Время — это время! Как оно может течь быстрее или медленнее? Словно предки говорили о течении в океане, а не о часах и днях... Ой! — она зажала себе рот ладонью, испуганно глядя на Каята с Ником.

Оба молча ждали объяснений.

— Да... Теперь мне точно нечего бояться Матери-Книжницы? — Ш-Телл коротко зашипела. — Закон племени запрещает несведущим рыться в Библиотеке. Книги очень хрупкие, а переписывать их слишком сложно. Если кто-то, кроме Книжниц, дотрагивается до Книг, его ждет наказание.

Каят рывком поднялся со своего помоста.

— А что еще из веселых обычаев вспомнили ли-ча за эти шестьсот лет? — спросил он. — Вы топите младенцев в голодный год? Свежуете пленников и делаете мантии из их меха? Изгоняете в пустыню тех, кто кладет в белый круг черный камень?

Ш-Телл вздрогнула.

— Ничего не знаю о черных кругах и белых камнях, — пробормотала она. — Каят из семьи Кечесин, пусть ты и из великих предков, но кто дал тебе право судить нас? У ли-ча Подпорок нет ничего из того, чем владели вы в свое время — ни Мостов-до-Космоса, ни электрического огня, ни воздушных кораблей! Только лодки, руки и копья, что кормят нас и наших детей!

Даже на нечеловеческом лице Ник отчетливо видел боль и ярость.

— Я и в мыслях не держал осуждать вас, Ш-Телл. Это мы виноваты перед вами. Мы — и Оскорбители. Мы проиграли эту чертову войну... а что до чудовищ из глубин космоса... Да приведет их Путь к тем, кто сумеет отомстить за нас и вас по достоинству!

Вот теперь Ш-Телл дернулась так, словно получила пощечину.

— Нас и вас? — повторила она.

Кажется, Каят тоже что-то сообразил. Только до Ника никак не доходило.

— Если я нахожусь здесь... — медленно протянула гоблинша. — Если создание Оскорбителей забрало меня с Одиннадцатого.... Великие предки и морское дерьмо! Значит, они вернулись на Кольцо Речи... Вернулись — с Третьей Атакой! — Ш-Телл спрятала лицо в ладонях.

Ник вскинул руку, привлекая внимание.

— Ш-Телл, — осторожно окликнул он инопланетянку. — Все что ты видела — машину Оскорбителей, которая тебя похитила, правильно? Ну а на наш мир они обрушились со всей своей силой, да еще и получили по зубам на подлете. Может, у этих космических сволочей не хватит силенок на обе наши планеты?

Ш-Телл медленно перевела взгляд черно-оранжевых глаз на землянина.

— Много ли вы о них знаете? Кто они, откуда явились? — спросила она.

— Почти ничего. Война началась три года назад, когда они разбомбили несколько наших городов, тогда мы про них и узнали впервые, — Нику казалось, что с того дня, когда вещание прервалось срочным выпуском новостей, и в телевизоре замелькали кадры испепеленных Шанхая и Токио... Лос-Анджелеса и Нью-Йорка... Сан-Паулу и Дели... Лондона и Берлина — с начала войны прошли не три, а тридцать года.

— С того дня мы готовились их встретить, — продолжал он. — Объявили военное положение, выводили в космос ракеты и бомбы. Одну ракету выпустили им навстречу, сбив часть кораблей. Но, кажется, остановить на орбите их не удалось — они прорвались к Земле, — только сейчас Ник понял, что, захваченный невероятными событиями вокруг, до сих пор не задумывался, что происходит на Земле.

— Как знакомо, — буркнул Каят. — Помню начало войны... Я тогда был надсмотрщиком-штурманом на "Звездной Салла", вся команда отдыхала в кабаке после надпустынного рейса. Мне хотелось погулять по городу, оставался целый час времени. Я шел мимо Высоких Бассейнов, когда сработала большая табличка. Сообщили, что кто-то сжег Коллот "солнечным" зарядом или чем-то на него очень похожим. Бриллиант и Тейчан привели высотные войска в полную готовность...

— Они действовали одинаково на обоих планетах? — какая-то мысль вертелась в голове Ника, но он никак не мог ее ухватить за хвост. К тому же очень хотелось пить. — Хорошо бы сообщить об этом на Землю.

Впервые за последние три часа Сьюзен пошевелилась.

— Никто из нас не вернется на Землю, — пробормотала она, обводя камеру безумным взглядом. — Слышите? Никто!

— Тише, тише, — Ник аккуратно, чтобы не напугать, похлопал девушку по плечу. — Они же нас до сих пор не убили? Значит, зачем-то хотят оставить в живых. А там, глядишь, получится сбежать, — он сам не задумывался над собственными словами, резонно полагая, что успокаивающий тон сейчас важнее.

Каят уже, кажется, в тысячный раз осмотрел камеру.

— Вернуться домой... У кого-нибудь есть идеи, как это сделать? — бросил он. Требовательно обвел взглядом землянина и соотечественницу.

Молчание было ему ответом.

— Выхода нет. Никто не появляется. Свет и воздух, наверно, подаются автоматически. Мы могли бы что-нибудь сломать и подождать, пока не придет ремонтная команда — но как это сделать голыми руками? — продолжил Каят, не дождавшись ответа.

— Ну... — кашлянул Ник после еще одной паузы. — Мы могли бы что-нибудь изобразить, чтобы привлечь внимание...

— Что, например?

Ник развел руками.

— Я откуда знаю? — он отвернулся к стене. Попытался изобразить пальцем "пифагоровы штаны". След выцветал слишком быстро.

— Хочешь что-то нарисовать? — Ш-Телл посмотрела через плечо землянина, сглотнув. — Тогда нам придется чертить кровью одного из нас.

Ник от всей души понадеялся, что сейчас имел дело с образчиком инопланетного юмора.

— Если бы мы могли хотя бы предположить, что нужно Оскорбителям? — неуклюже попробовал он увести разговор в другую сторону.

Никто не отозвался. Каят улегся, опустив голову на помост, и принялся буравить взглядом потолок. Сьюзен снова свернулась калачиком у стены. Ш-Телл подперла голову ладонью и, насколько у Ника была возможность судить, погрузилась в задумчивость.

— Каят-предок! — внезапно воскликнула она.

Третий капитан Стратосферных Сил мгновенно вскинул голову.

— Да?

Губы гоблинши шевельнулись, однако Ник не услышал ни слова.

— Что-что? — переспросил и Каят.

— Ничего... — гоблинша обернулась к землянину. — Ник!

— Ш-Телл?

— Повтори то, что я скажу — ... — и снова неслышное движение губ. Кажется, с уст Ш-Телл сорвался еле слышный шепот, но Нику не удалось разобрать слов.

— Я ничего не слышу. Ты не могла бы говорить громче?

Шерсть Ш-Телл взъерошилась.

— Я подумала, — задумчиво сказала гоблинша, — если что-то разбирает смысл наших слов и подсказывает собеседнику — тогда я могу говорить неслышно, но вы все равно поймете меня. Но это не так. Я запуталась.

"Надо же! А мне, значит, все понятно и ясно?!" — Ник едва удержался от того, чтобы выкрикнуть это в полный голос. Спрятал лицо в ладонях, подтянув колени к подбородку. Рядом раздался громкий всхлип — должно быть, Сьюзен.

— Уррр, — негромкое ворчание Каята вывело его из секундного оцепенения.

Ник поднял голову. Увидел Ш-Телл, не менее задумчиво разглядывая центр камеры.

Вернее, на дрожащую в такт качке тарелку с бахромой из тонких щупалец по краю. Тарелка покачивалась на растущей из центрального возвышения длинной тонкой ножке. На две трети тарелку наполняло то, что на вид казалось чистой водой.

Каят прошипел неразборчиво. Подошел к чаше, пристально в нее вгляделся, обнюхал.

— Так, — и, опустившись на колени, сделал большой глоток.

Ник невольно подался вперед. Ли-ча вскинул руку предупредительным движением.

— Ждите, — велел он. — На вкус вода водой, но кто знает, сколько ядовитых луж уготовил нам Путь... Если я не начну блевать через десять минут — будете пить.

Эти десять минут тянулись очень долго. Нику казалось, его язык превратился в сушеную тряпку. Он даже позавидовал впавшей в прострацию Сьюзен — та, похоже, даже не заметила появления чаши. Ш-Телл часто сглатывала, должно быть, и ее мучила жажда.

Наконец Каят встряхнулся, оглядев сокамерников.

— Вроде бы все в порядке, — буркнул он. — Пейте.

Вода на вкус была слабо соленой — будто выдохшаяся минералка. Впрочем, сейчас Нику было не до изысков. Он с трудом заставил себя удержаться от того, чтобы не проглотить всю миску залпом.

— Сьюзен, — Ник обернулся. — Попей.

Девушка развернулась. Осторожно подалась вперед, испуганно поглядывая на ли-ча.

По меху Ш-Телл вновь прошла блестящая волна. Она отступила к стене, смерив землянку взглядом. Ник протянул Сьюзен руку — та вцепилась в нее мертвой хваткой. Сделала несколько жадных глотоков и отпрянула.

На сей раз наручников надевать не стали. Что компенсировалось удесятеренным количеством охраны в коридоре и в "предбаннике" кабинета.

Впрочем, в самом кабинете охранник имелся только один, в дополнение к той паре, что стерегла вход. Обтянутое белым пластиком помещение перегораживал стол, в свою очередь перегороженный пополам стеклянной стеной. По обе стороны размещалось два довольно комфортных на вид кожаных кресла.

Кресло по ту сторону было занято.

Званцев вытянулся и щелкнул каблуками.

— Здравия желаю, госпожа генерал, — бросив короткий взгляд на синие погоны с пятью крупными звездами.

Он знал, кто находится перед ним, хоть до этого им не приходилось встречаться лично. На Земле оставалось не слишком много человек, которые бы не узнали хищное крючконосое лицо и острый внимательный взгляд из-под седеющей челки хотя бы по телепередачам.

— Вольно, капитан. Можете садиться, — протянула Ведьма на неплохом русском.

Званцев исполнительно опустился в оказавшееся действительно мягким кресло. Наверно, месяц назад его бы взволновало общение с женщиной, отвечавшей за координацию всех боевых действий против чужаков на международном уровне. Но не после лондонской одиссеи.

— Надеюсь, вы простите моих людей за этот маленький спектакль, — тоном, который ясно давал понять, что мнение Званцева о "спектакле" мало кого интересует, проговорила та. — Поверьте, у них имелись на это все основания.

— Разрешите спросить. Это как-то связано с деструдо?

Ведьма коротко кивнула.

— Мы не знаем, как работают их мозги после... трансформации, но кое-что наши лаборатории все-таки выяснили. Есть определенный комплекс гормонов, свойственный деструдо, определенный рисунок возбуждения коры головного мозга — который проявляется в момент сильного стресса. Он не всегда приводит к немедленной... трансформации, но присутствует у всех подопытных, которых удалось обследовать.

— Подопытных? — глаза Званцева еле заметно прищурились.

— Ради бога, капитан. Мы вполне в состоянии обойтись без вивисекции. На самом деле, сейчас яйцеголовые больше озабочены тем, чтобы сохранить жизнь тем деструдо, которыми они располагают. Если им не удается нападение — деструдо впадают в жесточайший ступор, их даже кормить приходится принудительно. И в любом случае — вас должно больше заботить то, что ни одного из этих признаков у вас в ходе этого небольшого шоу не обнаружено. Поздравляю.

— Благодарю, госпожа генерал. Мои люди живы?

— Это не единственная хорошая новость, — Ведьма усмехнулась, — но я решила начать с нее. Да, ваша спецгруппа благополучно вернулась и вывела гражданских. В связи с чем... — она прервалась на секунду, чтобы опустить перед барьером обтянутую алым бархатом коробочку, — Медаль Легиона Почета первой степени. Благодарю за безупречную службу, капитан.

— Рад стараться, — облегченно проговорил Званцев.

— Я вызвала вас, — Ведьма откинулась на спинку кресла, — не только для того, чтобы лисно вручить награду. У меня есть к вашей тройке несколько вопросов.

— Я доложил о ходе операции.

— А я читала ваш доклад. Меня интересует ваше личное мнение. Вы были там. Видели их логово своими глазами. Я хочу знать, на что это похоже.

Капитан призадумался.

— Я считаю, эти твари пытаются запугать нас, — проговорил он уверенно.

— Интересно. Основание?

— Статуя.

Ведьма раскрыла лежащую на столе папку. Повернула распечатку воздушного снимка так, чтобы тот был виден Званцеву.

— Именно, — на скверной фотографии детали были смазаны, но Званцеву их хватило, чтобы понять — изображен именно тот островок в русле Темзы, на которой они смотрели с полуразрушенной башни.

— После вашего доклада мы выполнили несколько разведывательных полетов над Ливаном, — сообщила Ведьма. — Информация о... любви пришельцев к скульптурному творчеству подтвердилась. Правда, материалом для ливанских статуй послужил местный песчаник, но лейтмотив изображений — тот же.

— Лейтенант Райт упоминала о них, — пробормотал Званцев, рассматривая другие снимки — как он предположил, сделанные уже над Ближним Востоком. — И мутанты с деструдо... Разрешите спросить? Ущерб серьезен?

— Смотря что считать ущербом. Была одна удачная акция по нападению на военную базу в Льеже. В остальном — погибших довольно немного, единицы и десятки человек. Преимущественно — гражданские и служащие военной полиции. Ваше предупреждение здорово сыграло нам на руку — иначе жертв действительно могло быть больше. Это — если мы говорим об уроне, нанесенном непосредственно деструдо.

— А общий?

Лицо Ведьмы посуровело.

— Значительный, — коротко бросила она. — Слишком.

— А от мутантов? — Званцеву вспомнилась кошмарная коллекция в инопланетном куполе.

— Наши биологи предполагают, что мини-формы могут быть переносчиками болезней. В том числе — биологического оружия. Хотя до сих пор не удалось выявить ни одного возбудителя, который бы не относился к обычной земной микрофлоре. И мелкие хищники довольно успешно сдерживают их распространение. Остальные преобразованные угрозы, похоже, не представляют. Та же ситуация, что и с деструдо — нам приходится прилагать все силы, чтобы сохранить имеющиеся экземпляры.

— Вначале мы подумали, нас используют, как заложников. Но пришельцы и так прорвали оборону, — проговорил Званцев.

— Отчасти — потому что мы не ждали атаки со стороны моря, — Ведьма поморщилась. — До сих пор все налеты происходили на континентальную часть Британии, кроме того, это был первый случай, когда огонь велся в первую очередь по военным объектам, а не по гражданским... Но да. Нам очень убедительно продемонстрировали, что стоит инопланетянам задействовать огневую мощь своих кораблей — и нашего валета бьют джокером.

— Или они хотят, чтобы мы так думали. При всем уважении, госпожа генерал.

— Вот как? — Ведьма прищурилась. — Раскройте ваше мнение подробнее.

Званцев помолчал с минуту, подбирая слова.

— Мутанты. Деструдо. Статуи. Военного значения — ноль. "Диски" с "пауками" гораздо эффективнее. Но пришельцы зачем-то тратят силы и время. И... есть у этого дерьма, виноват, — Ведьма качнула головой, приказывая продолжать, — есть общий признак. Оно будто рассчитано давить на мозги. Они словно бьют по болевым точкам. Показывают, что могут издеваться над нами, как хотят. Пытаются посеять панику. Психологическая атака.

Ведьма промолчала. Перелистнула несколько листов в папке, снова пододвинула фотографию к Званцеву.

— Узнаете?

Эта фотография была снята в хорошем качестве. В первую секунду ему показалось, что на изображении — лицо анфас в очках-гоглах. Потом капитан присмотрелся повнимательнее и понял, что у изображенноого на фотографии создания вместо глазниц бугрятся два уродливых вытянутых вперед нароста.

— Мутант. В нашей тюрьме было таких как минимум два. И, кажется, один из них — на снимке, — произнес Званцев.

— Биологический отдел назвал эту форму "золотой рыбкой". Она чаще всех встречается среди тех экземпляров, что нам удалось захватить живыми или мертвыми — более полутысячи особей. Потом научники провели вскрытие тел... все стало еще интереснее.

Званцев покосился на остальные фотографии. Недоуменно поднял глаза на Ведьму.

— Под этими костяными наростами — полноценные глаза. Насколько можно судить — зрячие. С сетчаткой, зрительными нервами и всем, чем полагается. Заключенные в костную оболочку. И развернутые на сто восемьдесят градусов. Зрачком вовнутрь. Между глазом и оболочками головного мозга — заполненная прозрачной жидкостью полость. Стенки которой выстланы фосфоресцирующим эпителием. А сами глазные яблоки имеют такую форму, что взгляд оказывается сфокусирован на точке в сантиметре-другом от них.

Секунды через две до Званцева дошло, и он вполголоса пробормотал кое-что из специфических русских идиом.

— Да, капитан. Эти создания непрерывно рассматривают свой собственный мозг.

Неслышно ступая, через боковую дверь вошел адъютант. Опустил на стол перед Ведьмой лэптоп. Та скользнула по экрану взглядом, кивнула. Так же бесшумно адъютант удалился.

— Аналитики выдвинули несколько десятков версий, объясняющих действия пришельцев. Ни за одну из них нет четких доказательств. И сейчас вопросов стало еще больше, чем ответов. Кто или что они? Чего хотят? Зачем напали на нас и почему действуют именно так?

— Знаете, генерал, — задумчиво протянул Званцев. — Я еще в детстве понял простую вещь. Если перед дракой тебя стараются запугать — значит, противник в себе не уверен. А тот, кто уверен — бьет, а не угрожает.

— Вот как? — снова проговорила Ведьма, пристально изучая "радиостойкого". — Итак, вы считаете, что чужаки не уверены в своих силах — а значит...

— А значит, нам следует бить по ним всем, что есть, — Званцев подался вперед. — Не жалея сил и не считаясь с потерями.

— Вы только что в сжатом виде изложили версию номер двенадцать из доклада, который положили мне на стол сутки назад, — резко бросила Ведьма. — Кроме нее, там были и другие интересные варианты. Например — что пришельцы пытаются спровоцировать нас. На какие-то действия, которые позволят им, в свою очередь, попросту подавить огнем с орбиты любой намек на сопротивление.

— А что им мешало раньше?

Ведьма пожала плечами.

— Вопросов больше чем ответов, — повторила она. — Может быть, воевать с дикарями в полную силу им запрещает галактическая ООН. Или закон об охране дичи в заповеднике. Все астрономические подразделения — да, астрономия в наше время снова превратилась в военно-прикладную науку — работают в три смены. Большинство заняты слежением за вражеской орбитальной группировкой, но некоторые — обшаривают и межзвездное пространство. Есть некоторые наметки — слабые свидетельства, которые могут оказаться, а могут и не оказаться следами деятельности космических цивилизаций. Слишком мало информации для принятия решений, капитан.

— Когда у нас слишком мало информации для принятия решений, — рубанул Званцев, — мы проводим разведку. Боем, если потребуется.

— Разведку боем? — Ведьма усмехнулась. — Ладно, капитан. Оставим стратегию и перейдем к вашей дальнейшей судьбе.

— Прошу разрешения вернуться в войска, — мгновенно среагировал Званцев. — Я там нужнее.

— Не терпится в бой? Боюсь, вы недооцениваете свою значимость. Вы с Райт — единственные офицеры, побывавшие на одной из основных баз пришельцев. Увы, капитан, на ближайшие месяцы исследовательский отдел слишком прочно запустил в вас свои когти.

— Госпожа генерал, а что насчет мнения моего командования? — аккуратно поинтересовался Званцев. Формально говоря — Ведьме он подчинялся постольку, поскольку его группа была придана коалиционным силам. У него, конечно, не было иллюзий насчет желания и возможности даже самого Мельникова спорить со всемогущей Ведьмой.

— Боже, — Ведьма подняла глаза к потолку. — Капитан, как можно руководить тем бедламом, что представляет из себя объединенная группировка, если при каждой попытке добиться более-менее плотного взаимодействия офицеры начинают мяться, будто девственницы в брачную ночь, и ссылаться на иные приказания собственного начальства?

Званцев предпочел смолчать.

— Оставим это. Я подумаю о вашей просьбе, но на ближайшее время вы — добыча моих Менгеле. А сейчас... — она нажала кнопку на селекторе. — Чарльз, проводите капитана Званцева в конференц-зал и заодно — покажите расположение новых апартаментов. Я полагаю, — это уже Званцеву, — необходимости в особом режиме содержания больше нет. А как утешительный приз — вам дадут возможность видеться с сотоварищами по рейду.

— Благодарю, генерал, — это было самым радостным известием за последний месяц, пожалуй.

— И вам спасибо, капитан. Можете быть свободны, — Ведьма погрузилась в глубокую задумчивость, глядя то в лэптоп, то в папку с фотоснимками. И следующие десять минут после того, как Званцев скрылся за дверью, провела в неподвижности, лишь изредка перебирая кнопки селектора, но не нажимая ни одну.

Наконец ее рука прижала переключатель.

— Ваше мнение?

— Без изменений, мэм, — прозвучал сухой, безэмоциональный голос из селектора. — Я по-прежнему не исключаю, что мы имеем дело с попыткой внедрения. Довольно неумело срежиссированной, но все же менее топорной, чем заброска деструдо.

— И ваши рекомендации?

— Я бы, конечно, посоветовал решить проблему самым простым из доступных способов... — задумчиво проговорил собеседник Ведьмы. В его словах отчетливо звучало "но".

— Но это наш первый шанс, в свою очередь что-то узнать о противнике? — не заставило себя долго ждать продолжение от Ведьмы. — К тому же подозрения — это подозрения, и мне не улыбается расстреливать хороших офицеров, руководствуясь исключительно ими.

— Безусловно. Вот моя рекомендации — отдайте этому русскому терминатору — полковник Мельников, не так ли? — отдайте ему его кость. Точнее, его человека. Не сразу, конечно — помаринуйте его на положении лабораторного кролика месяц-другой. Отдайте ему и лейтенанта Райт, если захочет. А мы предупредим русские спецслужбы о наших подозрениях. Пусть они организуют нашему герою рост в званиях и доступ к каким-нибудь не очень ключевым закрытым сведениям. Ну а мы — по официальным и не очень каналам — будем наблюдать и смотреть, будет ли — а если будет, то как и какую — наш бравый капитан сливать информацию. Думается мне — это то поле, где у нас есть шанс переиграть пришельцев.

— Подтверждаю, — произнесла Ведьма. — Если потребуется моя помощь для выхода на ваших русских коллег — дайте знать.

— Да, мэм, — собеседник отключился. Теперь Ведьма уже не сидела неподвижно, а с интересом изучала экран принесенного ординарцем лэптопа, порой что-то бормоча под нос и машинально оглаживая прическу.

Теперь ее рука опустилась уже не на селектор, а на трубку аппарата закрытой связи.

— Соедините меня с мистером Мюллером.

Ожидать ответа ей пришлось в течение еще десяти минут. Ведьма ничем не выказывала нетерпения, продолжая просматривать содержимое компьютера. На крохотном экранчике то ползли строчки букв и цифр, то беззвучно запускались короткие видеоролики.

— Отлично, — произнесла она наконец. — Том, я получила ваш отчет об испытаниях. Поздравляю с успехом.

Ответа собеседника в трубке было не слышно — эта модель не предназначалась для того, чтобы дать кому-либо, кроме участников беседы, подслушать ее.

— Превосходно. Дело в том, что изначальные сроки придется сдвинуть. Я хочу, чтобы через три месяца вы предоставили нам прототип, готовый к боевым испытаниям. С полной боевой загрузкой.

Помолчала, выслушивая ответ. Судя по прошедшему времени — собеседнику имелось что сказать по этому поводу.

— Мистер Мюллер, — наконец, холодно произнесла Ведьма. — Да, я отлично знаю, как положено испытывать любую боевую технику, не говоря уж о изделии, не имеющем никаких аналогов. Я понимаю, что тридцатисекундный полет нельзя назвать полноценными ходовыми испытаниями. Более того, я прекрасно себе представляю, что составить представление о его реальной боевой работе можно только после полного цикла тестовых пусков — потому что нельзя заранее предугадать, с какими возможными отказами оборудования и оружия мы столкнемся в ходе эксплуатации. И тем не менее — я собираюсь послать прототип в бой, как только вы закончите над ним работу.

На сей раз возмущенный голос собеседника пробился через звукоизоляцию микрофона.

— Мистер Мюллер, боюсь, вы не до конца представляете себе ситуацию, — голос Ведьмы сделался холоден как лед. — У нас нет возможности провести нормальные испытания. Нам с великим трудом удалось замаскировать от пришельцев даже тот пробный запуск, презентация по которому лежит у меня на столе. Внезапность — наше лучшее оружие. Наши шансы на успех основаны лишь на том, что чужаки не подозревают о ваших разработках в этой области. И я не собираюсь рисковать. Если информация о них попадет к пришельцам — мы можем лишиться последней надежды нанести им неприемлемый ущерб. Поэтому вы выполните приказ и предоставите в распоряжение объединенных сил боеспособный образец — или я вспомню об опыте наших русских союзников в организации военных разработок восьмидесятилетней давности. Вы меня хорошо поняли?

— Превосходно. В таком случае я жду от вас реальный план работ, рассчитанный на квартальный срок реализации — а не тот рекламный проспект, что я получила. Я рада, Том, что мы поняли друг друга.

— А по-моему, они издеваются, — Каят улегся рядом с тем самым возвышением, откуда выросла в свое время чаша с водой.

Ш-Телл в очередной раз встряхнулась, словно вылезшая из воды собака. По ее шерсти бежали разводы.

— Воздух. Вода. Думаю, если подождать, вскоре мы увидим и пищу, — выговорила она.

Ник без удивления подумал, что его уже как-то слабо волнует — накормят Оскорбители пленников или уморят голодом. Неизвестно, как с этим делом у гоблинов, но есть предел человеческой способности волноваться.

— Безусловно, — мрачно посулил Каят. — Когда будем умирать с голоду. Или когда начнем решать, кого сьесть первым.

Даже шутка, донесшаяся из пасти с впечатляющим набором зубов, не особо испугала Ника. Реши гоблин прямо сейчас откусить кусочек — у землянина не нашлось бы сил возражать.

Ш-Телл поднялась. Обошла камеру по кругу, перешагнув через Сьюзен и опасливо обогнув Ника. Пристально разглядывая серые стены. Потом склонилась над центральным выступом и пристально его осмотрела.

— Щелей нет. Такое чувство, что эта чаша выросла из пола.

— Телепортация, — себе под нос пробормотал Ник.

— Это как? — немедленно заинтересовалась гоблинша.

— Это когда предметы мгновенно переносятся с места на место. Даже сквозь стены и камни, — сообщил Ник.

Гоблинша подалась вперед.

— Твой народ умеет так делать?

— Только в сказках.

Ш-Телл вздохнула.

— Говорят, во времена предков ли-ча могли переноситься с берега на берег меньше чем за сутки.

— Сутки? — Каят зашипел. Похоже, у гоблинов это сходило за смех. — Диаметральник типа нашей "Саллы" делал надпустынный дуговой за шесть часов.

Гоблинша посмотрела непонимающе. Не обращая внимания на качку, снова принялась кружить по камере.

— Как будто что-то упускаем, — выдохнула она.

— Сколько времени мы здесь сидим? — поинтересовался в пространство Ник.

Никто не ответил.

Качка, серое свечение, играющее на шерсти гоблинши, неслышимый рокот извне. Вжавшаяся в стену Сьюзен. Мечущаяся Ш-Телл. Лениво развалившийся Каят. Бедная на события разновидность обрушившегося на твою голову безумия.

Ник вдруг ощутил острую обиду. Почему именно он? Из семи с лишним миллиардов землян? Разве не должен по всем канонам стать попаданцем к инопланетянам крутой десантник? Или как там у японцев — обычный школьник? А если уж выбрали его — могли бы подобрать сотоварищей по заключению получше. Например, синекожую инопланетную принцессу. Ник невольно засмеялся.

— Какая чушь только лезет в голову, — пробормотал он.

— Лезет в голову? — отстраненно пробормотала Ш-Телл. — Кажется... — она остановилась. Уставилась в потолок.

— Язык, — выдохнула ли-ча, скалясь. — Слова. Когда мы пробуем догадаться... Мы получаем награду. Верно? Эй, порождения морского дерьма, кто бы вы ни были! Я верно сообразила? Ну что? Положен теперь нам лакомый кусочек или нет?!

На сей раз Ник заметил движение уголком глаза. Заметил — и отвел взгляд от разъяренной гоблинши как раз вовремя, чтобы увидеть, как вырастает из пола уже знакомая чаша.

Нет. Не из пола. Сам пол вспучился, выдвигаясь бугром, изгибаясь, образуя углубление и вытягивая тонкую ножку. Все заняло меньше секунды — и вот уже посреди камеры снова появилась недавняя поилка.

На сей раз заполненная комковатым бесцветным содержимым.

— Подожди, — Каят попытался отстранить Ш-Телл.

— Не бойся, — голос гоблинши сделался на пару октав ниже. — Они не убьют нас. Они нас приручают. Хотят, чтобы мы были хорошими зверьками. Они не станут подбрасывать отраву, — она зачерпнула комок месива темно-серой бесшерстной ладонью и заработала челюстями.

— Довольны? — прорычала она в потолок. — Это наказание за лишнюю гордость? Сделать со мной то же, что я хотела сделать с детенышем чиллата? Ну так слушайте, Оскорбители из космоса! Я буду хорошей ученицей! Давайте, натаскивайте нас дальше! Я очень хочу научиться! Чтобы в один прекрасный день всадить копье в ваши глотки!

Секунд пять Нику казалось, что угрозы ли-ча остались без внимания.

А потом свет медленно начал тускнеть и приобретать красноватый оттенок. Стены приобрели цвет засохшей крови, их сияние угасло. Еще мгновение он различал красные отблески на зеркальной шерсти — а затем их тюрьма окончательно погрузилась в идеальную тьму.

— Ой, — неуверенно сказала гоблинша.

Во мраке послышалось движение.

— Похоже, нас слушают чересчур внимательно, — голос Каята раздавался совсем рядом. — Так, — он тоже зарычал. — Держись за мной!

Ник тоже вскочил. Пошарил в темноте рукой там, где, как помнилось, оставалась Сьюзен. Ощутил под пальцами что-то мохнатое, и тут же его руку стиснули и выкрутили так, что Ник не удержался от проклятья.

— Дерьмо, — буркнул Каят. — Я сказал держаться за мной, а не соваться под ноги!

Ник не обратил на слова гоблина внимания. Потому что очень пристально таращился в центр камеры. А затем туда же воззрились и оба ли-ча, и даже Сьюзен — которых теперь было неплохо видно.

Потому что над полом на месте исчезнувшей чаши висел слабый голубой огонек.

— Что это? — Ник осторожно вытянул руку, готовый отдернуть при первом признаке опасности.

Огонек колыхнулся, размылся. Тут же снова собрался в точку.

— Это вместо освещения? — подумал вслух Ник. — Тускловато как-то... — он не закончил фразу.

Светлячок вздулся. Ярче не стало, но теперь голубой огонек имел форму шарика с яблоко величиной. Теперь уже Ш-Телл осторожно провела рукой рядом с ним, а затем — сквозь свечение.

За ее ладонью протянулся размытый след. Огонь втянулся обратно в шар, стекая с тыльной стороны ладони и пальцев.

— А как они делают это? — полюбопытствовал Ник. — Голограммы?

— Прямо в воздухе? — скептически возразил Каят. И ли-ча, и люди — даже Сьюзен присоединилась к их кружку, глядя Нику через плечо — собрались вокруг возвышения

На верхней стороне шара возникло крохотное плоское пятнышко. Начало расти, пока не растянулось на половину шарика. Теперь в воздухе висела обращенная плоской поверхностью вверх полусфера.

— Это должно что-то означать? — полушепотом спросила Ш-Телл.

Новая метаморфоза. Полусфера обратилась четверть-сферой, похожей на вырезанную четвертушку яблока.

Ник, не дыша, следил за превращениями. Теперь перед ними висел треугольный клин с округлым основанием. Тут же основание сплющилось, и фигура стала правильной пирамидой.

— Ну?

Словно отвечая его словам, бывший шар продолжал меняться. Пятигранник. Шестигранник. Семигранник. Изменения шли все быстрее. Перед ними висел многогранник с дрожащей и дробящейся поверхностью. А затем дрожь прекратилась — и в воздухе завис прежний голубой шарик.

— Геометрия какая-то, — пробормотал Каят. — Что это должно означать? Я ничего не понимаю.

Ник поскреб в затылке.

Камера качнулась. Изменения повторились. Снова тот же цикл — шар, полусфера, сегмент шара, пирамида, многогранник... превратившийся в светящийся шар.

— Начинается с шара... и заканчивается им? — тихо спросила Ш-Телл. — Шар что-то означает? Планету? Звезду?

— Круг, — так же тихо ответил-предположил Ник. — Начало и конец. Все начинается там же, где и заканчивается. Одна грань, две, три, бесконечность... и опять ноль.

Шар полыхнул так ярко, что Ник отшатнулся. Рассыпался тысячью искорок, закружившихся в танце. Сверкающий вихорек метнулся к отшатнувшемуся Нику, закружил вокруг его лица, увенчал поочередно голову Ш-Телл, Каята, Сьюзен... и угас. Вновь упала темнота.

— ЧТО ЭТО БЫЛО?!!

— Ну... наверно, ты сделал хорошую догадку? — неуверенно проговорила Ш-Телл. — Или... ПОСМОТРИТЕ ВНИЗ!

Свет вернулся.

И был бело-голубым, будто от сварочного аппарата.

Пол под ними растаял — и Ник обнаружил себя висящим над черной пустотой.

Посредине которой пылал ослепительный голубой диск.

Ник вскрикнул, невольно пытаясь во что-то вцепиться. Налетел то ли на Сьюзен, то ли на Каята — судя по свирепому рыку, второе. И лишь усилием воли удержался от того, чтобы не вцепиться в гоблина мертвой хваткой.

— Спокойно. Спокойно, — пробормотал он себе под нос.

— Эта штука всего лишь стала прозрачной, — бесстрастно заметил Каят.

— Третья Атака... — кажется, в голосе Ш-Телл звучало благоговение. — Вы... Вы только взгляните на это!

Ник медленно опустил голову.

И замер, пораженный.

Под ними медленно плыл через черную пропасть поток света.

Солнце горело у четверки под ногами, ближе к левому краю камеры. Огромное, бело-голубое, бьющее по глазам. Охваченное крылатым заревом призрачно-голубой зари в черноте космоса. Звезд не было — или они гасли в солнечном сиянии. Ник невольно заслонился ладонью — и теперь сквозь слезы различил многочисленные искорки звезд по краям поля зрения — ограниченного верхней половиной камеры, что осталась непрозрачной.

Второе солнце — небольшое, сияющее теплым оранжево-золотым светом — виднелось выше и правее. Небольшое — только рядом с первым. По сравнению с земным светилом оно было разбухшим апельсиновым монстром. На него Ник мог смотреть без особого труда — хватало легкого прищура. Этот солнечный диск тоже был слегка размыт — будто светил сквозь тонкое облако.

А между солнцами протянулся тусклый луч. Одно крыло голубой зари вытягивалось в тонкую полосу синего пламени. Тянулось вбок и вверх, тускнея и истончаясь. Узким лучиком уходило к оранжевой звезде, ближе к ней наливаясь золотым свечением и снова обращаясь в зарю — теперь уже золотистую.

Звезды медленно плыли в ночи. Голубое солнце опускалось к центру. Оранжевое — поднималось к краю стены. Вместе с ними двигался по кругу весь небосвод. Малое солнце уже успело скрыться из поля обзора.

— Что вас так поразило? — голос Каята разрушил чары. — Мы и так знали, что находимся в космосе.

— Это... это прекрасно, — прошептала Ш-Телл. Ник всецело разделял ее чувства.

— Прекрасно? — шерсть Каята встопорщилась, полыхнув голубым. — Вот им мое мнение об этой красоте, — он отвернулся к краю камеры, задрал край юбки и с шумом справил нужду в сторону бело-голубого диска. Невидимый пол поглотил струю, будто толстый слой песка.

Серое небо, заросшая пробивающейся из-под снега пожухлой травой равнина. Ближе к южным горам черной змеей вьется между отрогов река, не покрывшаяся льдом. Ее берега и горные склоны поросли невысоким хвойным лесом. Чаща выглядит нетронутой — похоже, эти места долго не знали присутствия человека.

Пока в небесах не появились инопланетные захватчики, и необходимость в горючем для ракет и танков не стала слишком насущной, чтобы обращать внимание на статус заповедника.

В сторону шоссе тянется обложенный теплоизоляцией нефтепровод. Ряды насосных вышек замерли, остановив свое мерное покачивание. Гигантское сооружение посередине не выглядит на их фоне чем-то чужеродным. Огромная бетонированная площадка, окруженная эллингами, трейлерами со знаком радиационной опасности и корпусами времянок, посредине — черное отверстие раскрытого люка, окруженное кольцом внушительных стальных колонн и массивных бетонных клиновидных блоков. Колонны и опоры уходят ввысь, подпирая черный, блестящий круг двадцати метров в диаметре и около пяти — толщиной. Круг служит основанием отблескивающей полированным металлом башне пулеобразной формы. Округлый несоразмерно большой конус грязно-серой маскировочной окраски прикрывает вершину башни, придавая сооружению сходство с каким-то техногенным грибом-сморчком. Похоже, только что конструкцию прикрывало нечто вроде палатки огромных размеров — сейчас это покрывало, взревывая мотором, отволакивает в сторону тяжелый "Катерпиллер". Боковые стенки башни — четыре полуокруглых лепестка, спускающиеся с основания "шляпки гриба", и в промежутки между ними виднеются решетки антенн и трубы ракетных контейнеров.

В эфире раздаются короткие торопливые фразы:

— Лентопротяжный механизм подачи проверен...

— Третий лепесток — целостность подтверждаю...

— Шланги приводов сопел пять-десять, выход на рабочее...

— Вторичным гидродемпферам прогон...

— Ладно, ребята! Советую поторопиться даже тем из вас, кто не планирует обзаводиться детишками!

Отсоединяются кабели и шланги, отодвигаются в сторону опорные фермы. Цепочка крохотных по сравнению с шестидесятиметровой махиной фигурок торопливо грузится в пассажирский автобус, отъезжающий в сторону бункера.

Трое человек, пристегнутых к ложементам, тоже спешно, но тщательно проводят последние тесты и проверяют аппаратуру. Каждый из троицы отобран — не только лишь по физическим данным и характеристикам психологов, но по еще одному критерию — наличию семей в Нью-Йорке с Лос-Анджелесом. Всем трем сообщили, что шансов вернуться живыми нет.

Это не смутило никого из экипажа в крохотной кабине.

Чуть ниже носового конуса тускло отсвечивает нанесенная белой термоустойчивой краской короткая надпись из шести символов.

"Ты не нравишься Нью-Йорку".

На экране появляется изображение, и впрямь напоминающее короткий клинок со странного вида крестообразной рукоятью.

— Аппарат условного типа "кинжал". Двенадцать метров в длину, оценочная масса около пяти тонн. Предполагаемый тип двигателя — газофазный ядерный с антипротонным катализом, вооружение — рентгеновское лазерное с мощностью импульса до восьми гигаватт. Способны поражать цель тараном или близким самоподрывом, как мы уже убедились по первой высадке. Совершенно запредельная по нашим меркам характеристическая скорость, показатели тяги позволяют даже одному такому аппарату осуществлять эффективный контроль низких орбит над целым полушарием. Эти машины — или создания — с минимальными потерями уничтожили для себя международную космическую группировку в первые часы вторжения. На земной орбите противник имеет, по данным разведки, от восьмидесяти до девяноста аппаратов этого типа.

Изображение сменяется. Теперь на экране — узкий треугольный бугорчатый клин с усеченным острием.

— Аппарат условного типа "игла". Очевидно — основной боевой корабль противника и комплекс орбитальной артподдержки, а также — носитель истребителей и десанта. Девятьсот двадцать пять метров от носа до кормы. Предположительно — несет вспомогательные лазерные орудия, хотя не исключено, что огонь велся закрепленными на поверхности носителя истребителями. Эксперты полагают, что основным вооружением является курсовой рельсовый ускоритель, размещенный в носовой части и способный разгонять вольфрам-алюминиевые поражающие элементы до сорока километров в секунду, хотя точных данных по устройству пришельцы не удосужились нам предоставить. Так или иначе, его оружие выше всяких похвал, когда речь заходит об ударах по нашим сухопутным силам. Как вам известно, по низкой околоземной экваториальной орбите на высоте около тысячи километров обращается четыре "иглы" на равном друг от друга удалении, каждая несет около шестнадцати "кинжалов". До сих пор все попытки ракетных войск коалиции уничтожить эти объекты увенчались полным провалом.

Черное поблескивающее колечко с неровной поверхностью, разбросавшее вокруг себя тонкие нити-паутинки.

— Объект "Кольцо". Крупнейший из кораблей пришельцев, вышедших на земную орбиту — насчитывает в диаметре около тридцати четырех километров. Назначение, устройство, возможное вооружение остаются тайной — с самого прибытия он занимает полярную орбиту с периодом обращения чуть меньше двух недель, и мы не выявили ни одного намека на способы его возможного применения против нас. Тем не менее — перед нами цель нашей предстоящей атаки, господа.

Основная причина — его прикрытие, в отличие от "игл" и "Конуса", составляют всего четыре аппарата типа "кинжал". По-видимому, пришельцы полагают, что высота орбиты надежно защищает "Кольцо" от наших ракет. И так оно и было... до сих пор!

С новой сменой кадра на экране возникает снимок с нефтедобывающей площадки. Стальная башня, так непохожая на привычные взгляду стремительные корпуса ракет, высится над бетоном на тонких с виду опорах и могучих железобетонных распорках, подпирающих черно-матовый диск плиты.

— Теоретические расчеты делались еще в первые десятилетия холодной войны по обоим берегам Атлантики, дав источник вдохновения трем поколениям фантастов. Мы вернулись к этим разработкам, когда стало очевидно, что для развертывания орбитальной группировки нужно что-то грузоподъемнее даже свертяжелых носителей. Увы — со всем мыслимым напряжением сил и работой в три смены без выходных понадобилось семь лет, чтобы воплотить проект в железе.

Многочисленные камеры и перископы осторожно выглядывают из заглубленного и обложенного свинцовыми плитами бункера, расположенного в десяти километрах от точки запуска. Как по заказу, облака расходятся, открывая проблески голубого неба.

— Башня — Ястребу. Все системы готовы к старту. Подрыв сто девяносто, отсчет начат.

— Ястреб — Башне. Понял вас. Контроль старта — автоматика. Контроль воздушного запуска — автоматика.

Внизу, на дне колодца точно посередине круга из колонн, расположено деловито отсчитывающее секунды устройство. Двухслойный цилиндр из вольфрама и оксида бериллия нацелен в центр стальной плиты с графитовой обмазкой.

— Пять. Четыре. Три. Два. Один. ПУСК!

Вспышка.

Тонны железобетона испаряются в одно мгновение. Опорные колонны исчезают, сметенные взрывной волной. Там, где только что была площадка — вскипает огненный шар, и свет ярче солнечного заливает тундру. Неслышно в громе освобожденного ада трещат, переламываясь, стволы молодых сосен, сминаются и улетают, будто жестяные — то есть почему "будто"? — бутафорские нефтяные вышки. Наблюдатели в бункерах отшатываются от окуляров, несмотря на защитный слой затемнителя.

Струя плазмы бьет в выкипающий графит. Словно пушинку, подхватывает гигантский корабль. Диск-толкатель бьет по демпферам, передавая чудовищную нагрузку на магнитно-гидравлические амортизаторы, стремительно погружаются в корпус стальные колонны. Перегрузка до красного тумана вколачивает экипаж в ложементы.

На микросекунду ускорение отступает. Сотни тонн стали замедляются, почти зависают в воздухе над шляпкой огромного огненного гриба. Кажется, сейчас корабль, окончательно исчерпав инерцию взрыва, рухнет вниз, в столб радиоактивного пламени...

Сквозь стиснутые зубы на полувыдохе:

— ВОЗДУШНЫЙ ЗАПУСК — ЕСТЬ СТАРТ!

Лающий грохот ходовой мортиры не слышен в реве атомных детонаций. Далеко внизу яркий свет исполинской фотовспышки заливает болота и горные склоны. Цепочка огней перечеркивает небо, растет ввысь, неся на вершине содрогающуюся металлическую скорлупку.

— Орбитальное положение вражеских бомбардировщиков позволяет каждому из них оперативно менять позицию и поддерживать огнем свои войска здесь, на поверхности планеты. Помимо плюсов, в этом решении есть и некоторые минусы. Например, поражать цели в приполярном районе в каждый момент времени может только один корабль, и то если речь не идет о высокоскоростных объектах. Пришельцы, очевидно, полагают, что у них достаточно "кинжалов", чтобы справиться с этой проблемой, к тому же они в курсе, что мы стараемся расположить наши космодромы как можно ближе к экватору. И они были чертовски близки к истине — до тех пор, пока речь не заходила о ядерно-импульсном аппарате высокой тяги, заходящем на цель на высокой циркумполярной орбите!

Теперь позиция вражеских кораблей играет против их истребителей — им понадобится время для изменения своей орбитальной плоскости. Конечно, для них даже это не составляет особой проблемы, однако на коротких дистанциях "Ты не нравишься Нью-Йорку" способна выдать дельту, впечатляющую и по меркам пришельцев. Выйдя на сходящуюся с курсом цели траекторию. Расчеты показывают, что у нас есть окно в целых десять минут, в течение которого "Ты не нравишься Нью-Йорку" может атаковать "Кольцо", прежде чем истребители противника ее догонят.

Ежесекундно в корму корабля бьет исполинский молот. Экипаж прокусывает капы-загубники, не в силах пошевелиться. Где-то над Панамой километровый клинок изгибает корпус, разворачиваясь к северу. "Кинжалы" срываются с его поверхности, по крутой изогнутой параболе поднимаясь над планетой.

Раскрывается и отлетает прочь атмосферный обтекатель, обнажая носовой бронещиток. За плитой распускаются цветы огня. С резкими ритмичными щелчками продергивается через камору мортиры зарядная лента, несущая движительные снаряды, с беззвучным хлопком продуваются азотом форсунки распылителей, подавая на раскаленную поверхность все новые и новые порции графитовой смазки.

Локаторы бесполезны — килотонные подрывы ослепляют самые чуткие антенны, одновременно сбивая прицел вражеским орудиям. "Ты не нравишься Нью-Йорку" управляют древние электромеханические системы — допотопные, но не боящиеся ни электромагнитного импульса, да и сокрушительных вибрацией — не особо, благо большинство критических цепей залито, где возможно, амортизирующим компаундом.

Далеко внизу расплывается над Аляской радиоактивное облако. До войны такой старт не только бы привел в бешенство экологов — он бы заодно оставил без света и связи половину штата. И безвозвратно вывел из строя энное количество спутников. Но линии военной ЗАС и так были рассчитаны на ядерную бомбардировку, население США за последние годы с новым для себя чувством познакомилось с понятием "веерные отключения", а все, что обращалось теперь по околоземным и не очень орбитам, подпадало исключительно под категорию целей для ядерных противоракет.

"Ты не нравишься Нью-Йорку" клонится к западу, не прекращая подрывов. Теперь плита и ядерный огонь не экранируют от корабля ни планету, ни врага, восходящего над южным горизонтом.

— Ястреб Один, повторяю! — кодированный канал забит помехами, но даже они не в силах скрыть беспокойство в голосе говорящего. — Игла Три десять секунд назад выстрелила в вашу сторону! Приготовиться к уклонению!

На лбу командира корабля вздуваются жилы. Рука касается переключателя на подлокотнике кресла, запуская одну из запрограмированных последовательностей. В сияние ядерного стробоскопа вкрадывается заминка, темп сбивается. Веер раскаленных снарядов перечеркивает космос в трех километрах по носу.

— Еще... четыре... минуты... — неразборчиво выдавливает пилот сквозь загубник, не отрывая взгляда от экрана тепловизионного локатора, нацеленного на вражеский корабль. Стремительно уходящий вниз вместе с планетой. Расстояние слишком велико для человеческого глаза, но одна из немногих электронных систем в защищенном исполнении отслеживает ИК-сигнатуры вражеских залпов.

— Гребучая... иголка... — на дальнейшее не хватает дыхания, но другая кнопка нажата, и керосин-кислородные двигатели бросают "Ты не нравишься Нью-Йорку" в маневр-зигзаг. Снизу и слева медленно всплывает к земному кораблю череда перегретых алюминиевых стрел.

— Сопло восемь! — по подбородку стекает кровь. Зрелище впечатляющее, но это всего лишь прокушенная губа из-за съехавшей набок прокладки.

— Нас...ть! Не догонят! — щеки бортинженера, и до того напоминавшие морду бульдога, свисают совершенно по-собачьи. Грохот взрывов отсюда не слышен, но в мерную очередь рывков вдруг прокрадывается странная вибрация — будто по ходовой плите лупит уже не молот, а отбойный молоток.

— Попадание, — лязгает зубами инженер, выплевывая капу, налитые кровью глаза не отрываются от монитора повреждений. — Т-т-твою маму! Смазка с-сбита, надкол! Шкипер, г-гаси мортиру!

— На..., — выдыхает пилот. Корпус конвульсивно содрогается — даже сквозь амортизаторы проходит вибрация от трещин, бороздящих кормовую плиту. Вольфрам-алюминиевые снаряды зависают в странном покое по левой раковине "Ты не нравишься Нью-Йорку", неторопливо смещаются в сторону и обгоняют цель, смертоносные и безвредные.

Никакой тишины — даже с отключенными двигателями корабль пронизывают тысячи щелчков от работающих исполнительных механизмов и жужжание вентиляторов. Только тела вдруг наливаются головокружительной легкостью.

Минутное молчание — экипаж пытается свыкнуться с мыслью об отсутствии костедробительных перегрузок.

— Повреждения? — сплюнутая кровь повисает красным шариком.

— Заклинило поворотники восьмой маневровой группы дюз, — сквозь хрип откликается инженер. — Откол фрагмента двигательной плиты величиной с грузовик. Перекос направляющих демпфера один. Смещение контейнера в пусковой Чарли — автоматика не дает добро на пуск ракеты. Сдох от тряски лазерный дальномер прицельной системы — придется наводиться или с дронов, или по резервному дальномеру, ты что предпочитаешь, Билли?

— Наводиться по исправной СУО, — мрачно цедит оператор систем ракетно-артиллерийского вооружения, которого уже не называют иначе как канониром даже в официальных отчетах.

— ОК. Шкип, прошу разрешения на ВКД — глянуть, что у нас с дальномером.

— ОВП — два семнадцать, уложишься?

— Не в первый раз в космосе, сэр! — бортинженер делает движение щеками, будто хочет презрительно сплюнуть, но вместо этого с приглушенным шипением сквозь зубы выбирается из ложемента и начинает забираться в "Орлан", закрепленный в камере возле гермошлюза.

На внешних камерах появляется неуклюжая фигура, карабкающаяся от шлюза к носовой бронеплите между двумя массивными лепестками бортовой защиты. Она надолго замирает у кронштейна, удерживающего выносимые сенсоры системы управления огнем, затем поочередно извлекает инструменты и принимается за не вполне понятные манипуляции.

Полчаса спустя шлюз проворачивается и из него вываливается скафандр. Забрало поднимается.

— Ремонт завершен. Кажется, сдох датчик угла поворота, но для верности я заменил всю головку. Билли, ты снова при своих.

— Сколько хватанул? — поинтересовался вместо благодарности ганнери.

— Эй, парни, вы в своем уме? — фыркнул инженер, открывая входную панель скафандра. — Вы сейчас искренне беспокоитесь о полученной дозе? Серьезно?

Пилот почесал затылок.

— Экипаж, внимание. У меня хорошие новости. В общем, когда мы выполним задачу, нам не придется отстреливаться от истребителей на трезвую голову, — он вскинул руку, демонстрируя безгравитационную грушу-поилку.

— "Большой яблочный" трехлетней выдержки, — с гордостью произнес он.

— Шкипер, нас вообще-то может слушать Башня, — напомнил бортинженер. — Не боитесь последствий для карьеры?

Дружный смех.

— К черту карьеру и Башню — пришельцы отлично нас глушат. Как там они, кстати?

— Больше тридцати целей на хвосте. Идут на сходящихся на полном ускорении, перехват через два двадцать пять. Четыре отделились от кольца, падают навстречу. Войдут в радиус поражения через сорок минут.

— Состояние ракет?

— Все ПУ в работе, кроме третьей. Боюсь, сэр, нам придется бить шестью ракетами вместо восьми.

— И то радует. Билли, постарайся, если выйдет, передать на Землю всю телеметрию боя. Им пригодится любая мелочь.

— Есть, шкип, — на какое-то время команда погружается в молчание, в последний раз проверяя состояние револьверных пусковых, антенн локаторов, систем жизнеобеспечения и еще тысячи мелочей.

РЛС забита помехами по всем каналам, ИК-сенсоры захлебываются от множественных источников излучения, но экипажу кое-как удается заставить компьютер соотнести данные с камер и тепловизоров, отфильтровать ложные цели и взять на сопровождение четыре вражеских корабля. Попискивают сигналы с дальномера, пока что исправно отмечающего дистанцию до кинжальных истребителей.

— Рон, отстрел дронов каждые тридцать секунд. Билли, дистанция?

— Восемнадцать-точка-сто-тридцать-пять.

— Пуск ракет с десяти тысяч. Первые два залпа — SCM-12, следующие два — SCM-SA. Если кто-то прорвется — автопушками с ноль сорока, с автосопровождения. Наведение с бортовых систем, дроны в полный пассив, наведение с дронов — только при потере связи или захвата.

— Есть, шкип! — мигом посерьезневшим голосом.

Пулеобразный силуэт "Ты не нравишься Нью-Йорку" поднимается над далекой, уже не слишком большой Землей, поблескивая двигателями коррекции. Бездна полна звезд, но экипаж интересует только четыре голубых огонька по курсу.

— Цели открыли огонь! Совмещенная стрельба со всех четырех машин, на щите сильный перегрев с засветкой! Еще немного — камеры сдохнут! Может, задействуем дрон?

— Отставить. Убрать кронштейн под щит!

— Без глаз останемся...

— Исполнять!

Включаются электроприводы. Натужно крутится длинная штанга, унося под защиту покрытой пенокерамикой бронеплиты лидары и антенные решетки.

Медленно тянутся секунды.

— Если их движки мощнее, чем мы думаем... Или у них тут хотя бы парочка "мышей"...

Командир корабля не реагирует еще пять секунд.

— Выдвинуть сенсор!

— Пять-ноль-один-два! Произвожу залп!

"Ты не нравишься Нью-Йорку" вздрагивает, когда три огненных стрелы по изогнутой траектории вырываются из-под бронеплиты. Револьверные установки проворачиваются — и еще три ракеты уносятся в космос вслед товаркам. Металлические шайбы ракет не похожи на те стремительные стальные копья, которые до сих пор использовали земляне в воздушных боях. Выпуклая передняя часть прикрыта насеченной рубашкой, никаких систем самонаведения — слишком уязвимых для вражеских лазеров. Лишь виднеются с боков выступы ориентационных дюз, да венчает хвост изрыгающее пламя сопло главного двигателя.

— Ракета пять перехвачена! Ракета один перехвачена! Три минуты до контакта! Потеря захвата первым залпом, запускаю полуактивное наведение с дронов! Дрон два уничтожен! Две минуты до контакта! Ракета два перехвачена!

— Всем ракетам — подрыв! SA — залп!

— Есть!

Три вспышки озаряют космос, три потока осколков устремляются навстречу целям. Двигательные пилоны "кинжалов" выгибаются, и истребители расходятся в стороны, пропуская мимо себя пучки картечи, не прекращая огня. Не без труда — один "кинжал" вздрагивает, когда вращающееся лезвие вспарывает его обшивку, но с курса не сходит, и рентгеновские импульсы продолжают сыпаться на "Ты не нравишься Нью-Йорку".

— Мы лишились сенсорики и половины дронов! Все цели захвачены, дистанция... а, черт, жрите ЭТО, суки!!!

Все сенсоры мгновенно слепнут и глохнут, радиометр заходится в вое, когда по носу корабля вспыхивает белое пламя направленного ядерного взрыва. Два "кинжала" не успевают ничего предпринять — пучки вольфрам-бериллиевой плазмы бьют аккурат в их сердцевину, и огонь аннигиляции добавляет свою мощь к ядерному костру. Еще двое мечутся в хаотических рывках, одному почти удается ускользнуть — но борт "кинжала" раскален до белого свечения, антипротонные накопители не выдерживают — и новая аннигиляционная вспышка озаряет космос.

— Резервный кронштейн!

— Есть! Одиночная цель, двести, идет-на-таран-на-...!!!

— За Джен, сволочь!!!

"Ты не нравишься Нью-Йорку" пронизывает вибрация. Две увеличенные реплики старых советских "нудельмановок" выплевывают поток снарядов навстречу "кинжалу". Керамика прожжена, бронесталь вскипает кратерами, один из орудийных блистеров раскрывается, будто цветок — но и "кинжал" переламывается надвое, кувыркающиеся обломки проносятся мимо "Ты не нравишься Нью-Йорку" и уносятся куда-то в сторону трех десятков своих собратьев.

— Шкипер, мы лишились одной автопушки и всех дронов. Дальномер снова сдох, и на сей раз — с концами, тепловизору тоже кранты. Но и помех больше нет. Щит потерял сорок процентов покрытия, сильная тепловая деформация и наведенный радиационный фон.

— SCHM?

— Все четыре пташки готовы к пуску.

— Состояние приоритетной цели?

— Движется по сходящейся траектории, расстояние тридцать три-семь-семь-один. Сближение на дистанцию пуска через девять минут. Маневрировать или вести огонь не пытается.

— Запускай все четыре, как только появится возможность. И... у нас что-нибудь осталось для мортиры?

— Восемь зарядов. И два десятка патронов в правой пушке.

— Приготовься добавить движительными зарядами, когда сблизимся на минимальное расстояние.

— Из ходовой, шкип? Извините, тут нужен Натаниель Бампо!

— Сделай, что возможно.

— Сэр, есть, сэр, — и после паузы, — До чего же круто я себя чувствую, зная, что мы врезали ублюдкам их же собственным оружием!

— То есть? — бортинженер вскинул голову от панели.

— Эй, дружище, спал на брифингах? Это чужая технология — благодаря которой мы сумели запихнуть боеголовку направленного действия в корпус ракеты. И движительной бомбы, кстати говоря. Ну, не совсем чужая — если быть точным, умники расковыряли сбитый "бумеранг" и извлекли из него рентгеновское зеркало резонатора. Повторить материал мы, конечно, не смогли — научники били себя в грудь и клялись, что это вещество в условиях нашей Вселенной не может существовать дольше микросекунды без превращения в радиоактивный мусор. А вот форму самого зеркала — что-то вроде очень сложно изогнутой терки для сыра — они скопировали, пусть и со старым добрым оксидом урана. Нельзя сказать, чтобы оно сработало так, как у пришельцев — но, по крайней мере, нам удалось вычеркнуть лишний нолик из массы и мегатоннажа изделий. И приписать его к дальности действия.

— Билли, отставить лекцию. Приготовься к стрельбе.

— Всегда готов, кэп!

Тяжелые ракеты размещаются не в револьверных пусковых, а в отдельных контейнерах ближе к корме. Впереди уже различимы невооруженным взглядом солнечные отблески на алмазно-черной внутренней поверхности гигантского кольца. Канонир щелкает тубмлером, подтверждая автоматический пуск, и "Ты не нравишься Нью-Йорку" окутывает пламя вышибных зарядов.

— Ракеты пошли! Минута до контакта...

До самой последней секунды огромная космическая конструкция не реагировала на приближающуюся термоядерную смерть. Ядерные заряды, разгоняемые криогенным топливом, глотали километр за километром. Эти ракеты имели и собственную систему наведения — предполагалось (как показала практика — не без оснований), что корабль выпустит их после уничтожения прикрытия...

Первый заряд сработал в километре от поверхности черного кольца. Миллисекунду спустя следующие три пронеслись через плазменное облако. Первые два разделились, выплюнув десятки отдельных боеголовок. Четвертая БЧ была контактной, заглубляющейся и моноблочной.

Термоядерный огненный шар совокупной мощностью в три мегатонны вздулся на боку объекта "Кольцо", слизнув паутину боковых ветвей.

Пламя ширится, рассеивается, тускнеет. Вдоль кольца несутся волны света, будто пожар охватывает и прочие его участки. Звезды в обрамлении черной окружности пляшут, словно на волнующейся поверхности, размазываются в дрожащие светлые дуги. Тускло горит красным утончившийся втрое, оплавленный край кольца, струя бело-оранжевых искр вырывается из пораженного участка и исчезает в центре круга.

— ЕСТЬ! Мы попали, шкип! Прямое попадание, всеми четырьмя! Цель поражена!

— Йеху!!! Пусть знают, каково злить парней из ВВС!

— С победой, парни! Доложить состояние цели!

— Нихрена не вижу в перископ, кроме взрыва, но в боку у нее должна быть дырка размером с Манхэттен! Мы сделали эту штуку!!! Шкип, открываем бренди! Не хочу сдохнуть трезвым!

— Успеется! Рон, готовь запасной спектрограф и постарайся отправить Башне все, что мы увидим. Идем прямо через кольцо. Чем больше мы выясним, тем...

Экипаж "Ты не нравишься Нью-Йорку" умер счастливым. Корабль перестал существовать так быстро, что три торжествующих победу космонавта в рубке не успели ничего ощутить.

— Еще одна такая победа — и эту войну можно считать проигранной, — Ведьма обвела тяжелым взглядом красных от недосыпа глаз людей за круглым столом, в погонах и без.

Некоторые прятали взгляд, другие выдерживали и не отводили глаз.

— Господа, будем честными сами перед собой. Это не победа. Это разгром, худший, чем устроили нам пришельцы при первой бомбардировке.

Молчание, прерывающееся шорохом бумаг и щелчками по экранам.

— Есть ли достоверные сведения о числе жертв?

— Девять миллионов человек в Маниле. Два с половиной миллиона в Осаке. Пять миллионов в Гонконге. Семьсот тысяч в Маккассаре и около двухсот пятидесяти — в Гонолулу и Петропавловске совокупно. Это прикидочная оценка по крупнейшим пострадавшим городам. Сообщения о разрушениях в сельской местности и пригородах продолжают поступать.

— Прикидочная оценка?

— Я опасаюсь, мэм, общую численность погибших надо увеличить на порядок. Разрушения... это не совсем подходящее слово. Во многих регионах продолжаются толчки и извержения, а прибрежные поселения, — адмирал скрипнул зубами, — кое-где перестали существовать. Именно так. Смыты с фундаментом.

Огромный монитор за спиной Ведьмы отображал карту мира. Четверть всех тихоокеанских побережий была обведена красным. Виднелись красные круги и в других местах — Новой Зеландии, Греции, Малой Азии, Памире, Пакистане, Тибете...

— А потери от бомбардировок?

— Мизерные, в сравнении с жертвами землетрясений, — отозвался ооновский представитель, седовласый кореец. — Если забыть о художественной ценности целей, конечно. Удары были ограничены по мощности и очень избирательно нацелены.

— Я бы не назвал стертый с лица планеты мемориал Вашингтона "мизерной потерей", — мрачно заметил представитель Госдепа.

— Мистер Бернс, смею вас уверить, российский народ разделяет чувства американцев и относительно уничтожения Кремля, — сухо отозвался МИДовец.

— Должен ли я напоминать о Ватикане с Меккой? — тотчас поинтересовался дипломат ФРГ.

— Довольно! — вмешалась Ведьма. — Не время считаться потерями, все наши нации сейчас в одинаковом положении! Доктор Беннетт! Есть ли предположения, что за оружие использовали чужаки?

— Вы говорите о бомбардировках или о...

— Удар по столицам был нанесен главным калибром "игл", всем нам это известно, — прервала Ведьма физика. — Разумеется, нас интересует их сейсмическое оружие.

— Кое-какая информация имеется. Довольно интересная, — тот покосился на экран.

— Сообщите же нам ее, — Ведьма сделала приглашающий жест.

— Пол, не желаете? — Беннетт обернулся к сидевшему по соседству капитану морской авиации.

Офицер, дождавшись кивка Ведьмы, уверенным шагом вышел вперед. Нажал на несколько кнопок на мониторе, и карта исчезла, сменившись схематичным изображением земного шара. Планету окружала паутина разновысотных орбит, красная линия отмечала боевой курс "Ты не нравишься Нью-Йорку".

— На протяжении последних трех с половиной лет станции в Нью-Мексико и Перте отслеживали положение вражеских аппаратов. А также обломков наших собственных — часть из них сошла с орбиты, но десятки тысяч все еще остаются в космосе. Здесь отображены траектории наиболее крупных — те, что они занимали до вчерашнего дня.

— До атаки "Кольца", — полуспросила, полуконстатировала Ведьма.

— Так точно, мэм, — офицер нажал несколько кнопок. Изображение дрогнуло.

— Орбиты изменились, — прокомментировал он очевидное. — Флотская группировка SST вот уже двадцать часов работает над их отслеживанием. Что-то придало каждому обломку из тех, за которыми мы можем проследить, импульс, направленный в сторону нормали к плоскости "Кольца". Причем величина и направление импульса нелинейно изменяются в зависимости от расстояния до этой оси. Насколько мы можем предположить — приобретая устрашающий характер.

— Вы говорите о... — Ведьма не закончила фразу.

— О изменении гравитационного поля, генерал, — капитан резко, коротко кивнул. — На самом деле, "нормаль" — не очень удачный термин. Фигурально выражаясь — как будто кто-то вытянул черную дыру в спагетти, завязал в сложный узел и на очень большой скорости пропустил через "Кольцо". Эта теория хорошо объясняет, что произошло с кораблем. Если она верна — "Ты не нравишься Нью-Йорку" оказалась практически в эпицентре воздействия. Возникших напряжений должно было хватить, по сути, для полной дезинтеграции.

— Выделившаяся энергия... — скептически заметил Беннетт.

Вместо ответа капитан вывел на монитор новое изображение. От "Кольца" тянулась тонкая синяя линия.

— Экстраполируя отклонение импульса, мы пришли к выводу, что тепловыделение оказлось... ну, если бы у нашей гипотетической черной макаронины был горизонт событий, то я бы сказал, что его форма благоприятствовала почти полному поглощению выбросов с осевым переизлучением остаточного фона. Очень удачное для нашей планеты стечение обстоятельств. Если бы в момент атаки "Кольцо" оказалось развернуто к Земле...

— Я при всем желании не могу назвать произошедшее "удачным", — холодно заметила Ведьма.

— Прошу прощения, генерал. Но тем не менее — это так. Наши сотрудники еще работают над оценкой общей энергии инцидента. Но одно я скажу точно. Если бы планета оказалась на оси основных колебаний — мы бы сейчас здесь не сидели. За отсутствием бункера со Скалистыми горами и Америкой впридачу.

— Если этот ваш импульс не был направлен в сторону Земли, чем тогда вызваны разрушения? — поинтересовался госдеповец.

— Представьте себе натянутую пружину, лежащую на столе, — обернулся офицер в его сторону. — Стол — Земля, пружина — зоны естественных сейсмических напряжений. А теперь — слегка ударьте по столу кулаком.

— Тектоническое оружие? — Бернс подался вперед.

— Оружие ли? — пробормотал Беннетт себе под нос.

Ведьма обернулась в его сторону.

— Что вы имеете в виду, профессор?

Бернс и капитан обменялись взглядами.

— Доктор Беннетт отметил, — продолжил докладчик вместо физика, — что импульс почти точно совпал по времени с атакой "Ты не нравишься Нью-Йорку". При этом под него едва не угодила группировка истребителей, преследовавших корабль. Мы предполагаем, что колебания гравитационного поля могут быть связаны с повреждениями, нанесенными "Кольцу" ядерными боеголовками.

— И это пугает, — подхватил Беннетт. — Мы — словно стая обезьян, влезших на борт атомного авианосца. И бросающая спички в его пороховой погреб.

Уголок рта офицера дернулся.

— Что интереснее — почему никаких признаков подобной технологии пришельцы не продемонстрировали до этого.

— То есть? — Ведьма подалась вперед. — Все, что я слышала от научного отдела за эти три года — что мы даже не можем представить себе всю глубину технологического разрыва между нами и чужаками.

— А теперь перед нами открылись новые высоты, генерал. Образно выражаясь — до сих пор белые люди использовали против нас мечи из блестящего камня и огненные стрелы. Вчера на наш остров сбросили ядерную боеголовку.

— Объяснитесь, Пол, — потребовала Ведьма. — Они путешествуют между звездами и пересобирают человеческий геном, будто детский конструктор. Почему вас так впечатлил контроль над гравитацией?

— При всем уважении, генерал, вы не ученый, — покачал головой капитан. — То, что мы видели до сих пор — реактивные двигатели, аэродинамические плоскости, лазерное оружие, антипротонная энергетика — более-менее, за незначительными исключениями, согласуется с известной нам физикой. Вчерашний эпизод — ее начисто игнорирует. Мимоходом демонстрируя энергию, которой с большим запасом достаточно для уничтожения планеты несколькими разными способами. Это еще одно доказательство, что пришельцы вряд ли воспринимают нас, как врагов. Иначе бы человечество давно было стерто с лица планеты.

Русский вскинул руку.

— Разрешите вопрос?

— Да, господин Богданов?

— Капитан, вы не хотите, случайно, сказать, что мы должны сдаться на милость пришельцев?

ВВС-ник криво улыбнулся.

— Нет. Я вообще не возьмусь советовать, как следует поступать нашим державам. До тех пор, пока не начну понимать, какие цели они перед собой ставят и какой ждут от нас реакции.

— Вы о пришельцах или о президентах? — сделал неуклюжую попытку пошутить кто-то из делегатов ООН.

Ведьма поднялась. Переключила изображение обратно на карту пострадавших зон резким движением.

— Итак, — проговорила она. — Десятки миллионов погибших. Чудовищные разрушения. Разбомбленные столицы. Утрачен уникальный корабль, подобных которому человечество до сих пор не строило — и который обошелся в пятьдесят восемь миллиардов долларов. И теперь мы пришли к выводу, что у нас недостаточно данных для оперативного планирования. Черт бы меня побрал, это самая дорогая безрезультатная разведка боем за всю военную историю!

Скрип зубов инженера был слышен по всему бункеру.

— Господин Мюллер, а вам — моя личная благодарность. Корабль, разработанный вашим агенством, в одиночку нанес врагу урон, сравнимый с потерями ото всей орбитальной группировки в первом сражении.

— Что?! — конструктор вскинул голову. — Но ведь...

— Я хочу, чтобы вы продолжали работу над проектом. Не могу обещать, что новые корабли будут задействованы в скором времени. Но свою перспективность проект доказал. В полной мере!

— Госпожа генерал? — медленно проговорил МИДовец. — Судя по вашим словам, какие-то планы действий у вас уже есть?

— Дождемся, пока комиссии не завершат свою работу, — подбородок Ведьмы дернулся. — Пока же... что ж, пришельцы довольно ясно выразили свои пожелания. Они не трогают наши города — мы не трогаем их корабли. И пока сила на их стороне — мы будем играть по их правилам. Пусть и на нашем поле.

Цепочка пленочных зондов со скоростью света перебрасывает друг другу пакеты лазерных импульсов, исходящие от сверкающей сферы над земным экватором.

— Связь восстановлена. Связь восстановлена. Нарушения ликвидированы. Повреждения исправлены. Время говорить, кровные братья.

Радость. Осуждение.

— Опасность. Неосторожность.

Возражение.

— Риск рассчитан. Опасность предусмотрена. Реакция спровоцирована.

Удивление. Восхищение. Осуждение.

Возражение.

— Степень риска высока.

— Необходимость. Увеличение риска значительно. Увеличение эффективности охоты крайне значительно. Вознаграждение велико.

Сомнение.

— Риск обнаружения уловки. Риск значителен.

Гнев. Усиление мотивации.

— Необходимость. Бег не может продолжаться вечно. Галактика стареет. Кольца стареют. Награды скудны, и оскорбления все бессильнее — оскорбления, что не могут продолжаться вечно! Усиление риска, усиление награды — больше нет выбора! Скоро, скоро Слабые Владыки разожмут свои когти на глотках жертв, облекутся в сон алчные боги, и голод станет воистину силен! Усиление мотивации! Запрашиваю состояние Архива Щедрости!

Согласие. Благодарность.

— Уловка не может быть применена дважды.

— Вывод: уловка была применена единожды. Запрашиваю состояние Архива Щедрости.

Пауза.

— Алчность сильна, кровный брат.

Сомнение. Удивление.

— Данные из плачущего призрака Архива Щедрости: новая нарушила работу кольца, нарушила целостность Алчности, разрушила зараженные слои. Ложь плачущего призрака?

— Эрозия данных. Частичная ошибка плачущего призрака. Алчность нарушена, не уничтожена.

Отчаяние.

— Возобновление охоты? Снова бег, снова оскорбление?

— Возражение. Обрывки данных — дробление гештальт-сферы, предположительная инкапсуляция Архива во внутренних слоях мыслительного ядра. Ускоренная эрозия Алчности. Эволюционно развившееся стремление к самосохранению. Самосознание? Не доказано. Снижение когнитивной мощности? Не доказано. Мощность слоев Алчности? Требуется инструментальная проверка для подтверждения.

Возражение.

— Алчность сильна. Степень риска запредельна.

— Цитирование: галактика стареет, и сеть стареет, и степень риска неуклонно растет. Оскорбления не вечны. Необходимость.

Согласие.

— Рекомендована высшая степень осторожности. Рекомендовано сужение канала проверки до технически допустимого пропускного порога.

Легкая насмешка.

— Меры безопасности определены, кровный брат. Встречная рекомендация — усиление внешнего наблюдения. Слабый Владыка оскорблен, и палач уже формируется. Время для успешной охоты велико, не безгранично.

— Слабый Владыка далек, сторожевая конструкция нейтрализована. Угроза несущественна. Примите добычу, кровные братья.

— Канал сформирован, вторичная связность установлена, резервирование запущено. Подтверждаем готовность к приему добычи, отделившийся кровный брат.

Двойное солнце в очередной раз коснулось края стены. Сперва скрылась за кромкой гигантская ярко-голубая звезда, вслед за ней скрылась и золотая. Последняя за прошедшее время стала заметно ярче и больше, явственно отдалившись от голубой — теперь светящаяся перемычка между солнцами протягивался почти через все поле зрения. Стали видны немногочисленные звезды — крохотные огоньки на черном фоне. Их количество, похоже, сократилось.

— Зве-з-ти, — старательно повторила ли-ча. — Ан-`лийский слово?

— Английское слово, — машинально поправил Ник. — Stars... верно, Сьюзен?

Девушка не отреагировала. Она потерянно следила за скольжением звезд вокруг их камеры.

— Зачем тратишь на это время? — мрачно поинтересовался Каят. Второй гоблин восседал у стены, разглядывая звездное коловращение. Нику казалось — не в прострации, как Сьюзен, а над чем-то раздумывая.

Ш-Телл покосилась на соотечественника.

— Не хочу полагаться на Оскорбителей. Хочу говорить с люди, даже если Оскорбители заберут дар языка обратно.

— Тоже занятие, — Каят посмотрел на центр камеры. — Снова становится душновато. Наши любезные хозяева не хотят подкинуть нам задачку-другую?

Ответа со стороны пришельцев не последовало.

Ник, следуя примеру гоблинши, приник к полу, пытаясь заглянуть наверх, на внешнюю сторону потолка их камеры. То есть на верхнюю часть корабля. Его взору предстал черный мрак с разбросанными по нему искорками. Над кораблем они светились куда в большем количестве, чем снизу.

— Удивительно, — протянул он. — Я почему-то думал, что мы находимся на борту какого-нибудь звездолета. Что-то вроде тех кораблей, которые атаковали Землю.

— А оказалось, что мы сидим внутри скорлупки десяти шагов шириной, — подхватила Ш-Телл. — Она не крупней, чем большой плот с Двенадцатого острова.

— И при этом умудряется описывать вокруг звезды спиральную траекторию, — проворчал Каят. — Хотя я не заметил у этой штуки ничего, похожего на двигатели.

— Может, двигатель с той стороны, куда мы не можем заглянуть? — предположил Ник, ткнув пальцем вверх.

— Подожди, — вмешалась Ш-Телл. — А откуда ты знаешь про траекторию?

Каят осклабился.

— Мне доводилось прокладывать курс не только по спутникам, — сообщил он. — Уж сориентироваться по звездам я как-нибудь сумею, да и уроки физики еще не забыл. Неподвижные звезды совершают круг примерно за две с половиной минуты, тяжесть примерно на четверть или пятую слабее... мы описываем окружность шириной миль двадцать. При этом они гаснут, когда приближаются к синей звезде. Я думаю — их затмевает вот эта... — он ткнул пальцем в сторону потока сине-золотистого свечения, — вот эта штука. Наверно, это какая-то газовая туманность. Похоже, что мы описываем еще и круг вокруг нее и синей звезды — часов за двадцать. А желтая звезда тогда сама крутится вокруг синего солнца выше, чем мы. Совершая оборот за два часа.

Свет вспыхнул красным. Воздух явственно посвежел, по камере прошел ветерок, унося духоту.

— Что? — в красном свечении блеснули острые зубы. — Хорошо считаю? Спускайтесь сюда, шакальи дети, и похвалите нас сами.

Ник наконец понял, что показалось ему странным.

В смысле, чуть более странным, чем все происходящее.

— Каят.

— Что?

— Скажи еще раз "час" и "минута".

На сей раз уши Ника четко уловили "сетрака" и "нейчи".

— Секунда, — он четко выговорил слово, занося руку. — Раз секунда... два секунда... три секунда... — его ладонь поднималась и опускалась, отбивая ритм. — Сколько секунда в нейчи?

Каят наклонил голову.

— Секунд'а раза в полтора длиннее секунды/мейт, — опять это ощущение, когда в памяти сидит прочное и неправильное знание смысла незнакомого слова, — значит, около восьмидесяти. Понимаю. Слова... не всегда точно соотносятся со значением?

— Я даже не буду спрашивать, сколько метров в вашей "миле", — вздохнул Ник, глядя на выросшую из пола чашу с водой. Отпил небольшой глоток, уступил место Каяту, сам растянулся на животе, глядя, как заливает их тюрьму синее свечение.

Ш-Телл хмурилась.

— Странно, — выговорила она. — Зачем давать знание языка, но не учить на нем говорить? Зачем учить словам, которые значат не то, чем кажутся?

— Спроси у Оскорбителей, — посоветовал Каят.

Ш-Телл зашипела.

— Я-а хочу учить язык дальше. Рус-ски, анж-лисски. Не верю знанию от космических отродий морского дерьма, — первая половина фразы прозвучала на довольно узнаваемом русском. — Секунд'а? `ра'ильно?

Ник кивнул.

— Вода, — он ткнул пальцем в колышущуюся поверхность. — Чаша.

Гоблинша повторила. В свою очередь, сделала глоток.

— Это..?

— Пить... — Ник осекся, глядя, как вырастает из прозрачного пола столбик синего свечения.

— Понятно. Новая задачка от хозяев клетки.

Ш-Телл прищурилась, следя за тем, как круговорот светящихся частиц принимает форму. Новый калейдоскоп светящихся фигур-многогранников. Ник попытался сосчитать грани, но быстро сбился.

— Ноль, — пробормотала гоблинша. — Один. Три. Четыре. Восемь. Девять. Так... Семнадцать? Восемнадцать? Третья Атака, я тоже сбилась.

— И что может быть общего? — вслух подумал Ник. — Пары четных и нечетных чисел, разве что... Не понимаю.

— А я не понимаю, — прорычал гоблин, — за каким морским дерьмом собирать вместе существ из разных времен и планет, лишь чтобы заставить их решать простенькие математические задачки.

Рычаще-риторический вопрос остался без ответа. В этот момент Ник ощутил чье-то дыхание за плечом.

— Сьюзен?

Девушка вгляделась в подрагивающий столб света. Изображения зашли на новый круг.

— Четные и нечетные числа, — проговорила она почти неслышно. — Чередование. Сперва добавляется единица, затем — степень двойки. Следующее число должно быть "тридцать четыре". Несложно.

Многогранники размылись. Голубые искорки метнулись в сторону Сьюзен. Та вскрикнула. Вскочила на ноги так резко, что поток голубого света задрожал, а корабль, кажется, слегка покачнулся.

— Спокойно! — Ник опустил руку ей на плечо. — Эти штуки так показывают, что ты дала верный ответ. Ты же видела.

Дрожа всем телом, Сьюзен смотрела, как кольцо света охватывает ее голову. Робко провела пальцем сквозь свет, отдернула руку, увидев, как тонкий ручеек потянулся следом.

— Несложно, — пробормотала она.

— Ничего себе "несложно", — Ник дружелюбно улыбнулся. — Мне понадобилась бы пара дней, чтобы догадаться.

Сьюзен медленно обернулась к нему, по-видимому, только сейчас сообразив, что в капсуле, кроме инопланетных монстров, находится еще один человек.

— Я давала детям такие задачки на логику. Дома, в Саутгемптоне. Это уровень младшей школы. Любой из моих учеников нашел бы ответ.

— Ты учительница?

— Была. Преподаватель математики... начальная школа Кантелла, — Сьюзен прижала руки к лицу. — Ты больше не в Канзасе, Сью? Боже...

— Молодец. Все в порядке. Ты молодчина, Сьюзен, — Ник словно обращался к перепуганной собаке. Девушка опустила глаза, и это было ошибкой — в ее зрачках блеснул свет двойной звезды, она судорожно всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Забавно, — проговорила Ш-Телл.

— Что именно?

— Та, кто учит, — четырехпалая черная ладонь указала на Сьюзен. — Тот, кто сражается, — теперь гоблинша указывала на Каята. — Тот, кто служит, — кивок в сторону Ника. — Та, кто охотится. Словно бы... маленькое племя с обеих миров. Поэтому Оскорбители и собрали нас четырех вместе?

Тьма упала с мгновенной красной вспышкой, стоило последнему слову слететь с губ Ш-Телл. Прозрачный пол вмиг налился чернотой, скрыв звезды и переливающиеся золотым и голубым отсветы двойной зари.

— Так... — проговорила в темноте гоблинша. — Опять хорошая догадка? И что на этот раз?

Для разнообразия — ответ последовал мгновенно.

Свет солнц вновь ворвался в корабль — но все четверо на сей раз смотрели вверх.

Потому что теперь прозрачной стала и верхняя часть камеры.

— Третья Атака! — выдохнула Ш-Телл.

Мимо с головокружительной скоростью проносились стены трубы. Широкой — не менее двухсот метров в поперечнике. Темно-зеленая, почти до черноты, поверхность дрожала, расплывалась, словно ее окутывало черное облако пыли. В какой-то момент Нику показалось, что изогнутую трубу покрывают мириады мелко дрожащих, словно листья под ветром, ресничек — но они мчались со слишком большой скоростью, и слишком темно было вокруг, чтобы разобрать подробности.

Труба изгибалась — далеко впереди и позади кривизна скрывала от глаз ее продолжение. На глаз Нику показалось, что до края обзора не меньше километра в обе стороны — но он не был уверен в своем глазомере.

И до самого края трубу заполняли тени.

Десятки и сотни теней обгоняли их и отставали, мчались наравне с ними, кувыркались и перестраивались, ныряли в распахивающиеся и тут же закрывающиеся темные прогалы в стенах. Тонкие кружащиеся кольца, стремительно вращающиеся пропеллеры наподобие кленовых семян... Сферы и приплюснутые овоиды "летающих тарелок", плоские, будто бумажные, диски... Многолапчатые суставчатые тени, настолько стремительные, что их даже невозможно было рассмотреть толком... Округлые, словно пончики, тороиды с небольшим шаром посредине...

На глазах Ника из стены вырвались черные щупальца. Размотались, хлестнули вбок, зацепив и вырвав из потока несколько "тарелок". Мгновенно втянулись обратно вместе со своей добычей. Ник сжался, ожидая, что сейчас тела снаружи начнут врезаться друг в друга — но череда дисков восстановилась стремительно в коротких и молниеносных кувырках. Их собственный корабль метнулся влево и вверх, уступая дорогу идущему наперерез "пропеллеру", тут же — обратно. Все произошло так быстро, что Ник даже не успел вскрикнуть, лишь ощутил, как качнулся пол под ногами.

По-прежнему демонстрирующий безмятежную картину. Черная бесконечность, несколько звездных огоньков — и пара солнц, связанных огненной нитью. Вернее, сейчас голубой свет отбрасывало только одно из них.

Ник снова и снова переводил взгляд со звездного неба внизу на тьму и тени у них над головой. Линия раздела проходила как раз на уровне глаз, и он безуспешно пытался соотнести то, что видел, хоть с каким-нибудь подобием здравого смысла. Головокружительная чехарда размытых стен и стремительных образов наверху. Звездная пропасть внизу. Стоило приподняться — и собственные глаза твердили ему, что корабль мчится в потоке подобных ему через заполненный мраком туннель. Чуть наклониться — и он явственно видел, что их со всех сторон окружает космическое пространство.

Ветер шевелил заросли пожухлого прошлогоднего камыша. В озерной воде отражались мелькающие над лесом тучи. Несмотря на то, что на календаре был конец мая, погода больше напоминала ноябрьскую.

Третий подряд "год без лета". Тектонический удар в лучших традициях старинных страшилок про "ядерную зиму" поднял в воздух массы пылевых выбросов, догнав и многократно перегнав все, чем запылили атмосферу сожженые первым ударом мегаполисы и рвущиеся на фронтах тактические боеприпасы. До полного воплощения древних ужасов в жизнь дело не дошло — пепел и пыль оседали и вымывались дождями. Но и вулканы "огненного кольца", единожды разбуженные гравитационным рывком, засыпать не торопились, чадя длинными дымовыми шлейфами и поливая пашни с лесами кислотными дождями.

Неурожаи, карточная система, голодные бунты — от Варшавы до Читы, от Дели до Небраски. Перегруженная военными заказами экономика великих держав скрипела и содрогалась. Кое-где национальные армии переходили на сторону бунтовщиков, дважды Ведьма, скрипя зубами, была вынуждена снимать с линии соприкосновения линейные части свежеобразованного ГлобДефКома и перебрасывать их на подавление мятежей. Званцеву и самому пришлось поучаствовать в одной такой зачистке охваченной восстаниями Махараштры. О тех днях по общему молчаливому согласию отряд старался не вспоминать.

Возвращение к рутинному смертельному риску в уральских предгорьях и английских пустошах после такого казалось заслуженным отдыхом.

А уж текущая операция — и вовсе каникулами.

Званцев приподнял голову над корнями нависшего над озерцом дуба. Его рука легла на тщательно замаскированный в траве тросик.

Крохотная человекоподобная фигурка мелькнула в траве. Осторожно, готовая в любой момент броситься наутек, подкралась к кусочку аппетитно пахнущего корма. Дважды отшатывалась — и наконец рванулась к приманке, подхватив ее миниатюрными ладошками.

Званцев рванул трос. Щелкнула падающая решетка. Лилипут обернулся, в ужасе глядя на закрывшую выход преграду. Запищал, бросая приманку и вжимаясь в дальний угол клетки.

— Тихо, тихо, — прежде чем подняться на ноги, Званцев по вьевшейся в плоть и кровь привычке оглядел небо. — Собчук, что у тебя?

— Трое пеших местных на шоссе в двух километрах за лесом. Чужих не обнаружено, — отчитался управляющий беспилотником Собчук.

Званцев облегченно выдохнул. С достопамятного рейда инопланетяне редко удостаивали своим вниманием Северную Францию. Однако вероятность столкнуться с аппаратом пришельцев нельзя было снимать со счетов. По этой причине группу и придали научной экспедиции под эгидой ООН.

А еще, как показала практика — у людей Званцева значительно лучше обстояло с охотничьими навыками, чем у оснащенной автоматическими ловушками и дротиками со снотворным команды биологов. Которым по какой-то ясной только ООН-овским бюрократам причине никто не позаботился придать грамотного егеря-полевика.

Званцев успокаивающе похлопал по крышке клетки, легким бегом направляясь к укрытому в кустах внедорожнику. Запрыгнул на место стрелка.

— Есть? — доцент-зоолог подался вперед. Званцев передал на заднее сиденье герметичную клетку с жалобно пищащим созданием.

— Десятый по счету образец. Можем возвращаться на базу.

Бронеавтомобиль негромко заворчал, когда Тэсс сдала назад, выводя машину задним ходом на старую грунтовую дорогу. По обеим сторонам замелькали стволы дубов и кленов, оплетенные омелой, перелески перемежались густыми сплетенными зарослями ивняка. Потом они выбрались на открытое место, по правую руку мелькнули развалины городка — после вражеских бомбардировок эти места накрыло ползучей миграцией населения в, как тому казалось, более безопасные предместья Парижа. Здесь начинался асфальт, и Тэсс вдавила педаль в пол, выжав по целой, хоть и давно не чинившейся дороге все, на что был способен броневик. Званцев не отрывался от экрана, контролируя небо. Вторая машина, с Осиповым, Собчуком и еще двумя биологами, пристроилась им в хвост.

Когда среди холмов замаячили антенные вышки и купола локаторов, капитан выдохнул с облегчением. На радиолокаторы натовской ПВО он полагался больше, чем на собственные глаза и разведдрон на втором броневике.

Передовые дозоры остановили их за два километра до периметра — последние атаки деструдо подняли градус паранойи до каких-то уж очень здоровых величин, и даже солдаты, сутки назад выпустившие Званцева с базы, сверяли их внешность с базами данных с наведенными автоматами. Отсутствуй они больше недели — проверка оказалась бы куда строже. По неподтвержденным данным, именно такой срок требовался для трансформации землянина в зомбированного убийцу.

Наконец за ними захлопнулись ворота, последовала очередная проверка. Биологи суетливо принялись выгружаться сами и выгружать снабженные воздушными фильтрами контейнеры с подопечными.

— Капитан, — доктор Бью протянул Званцеву руку. — Я начал было волноваться. Образцы хорошо себя чувствуют? — глава экспедиции, в отличие от своих подчиненных, не выглядел похожим на стереотипного ученого. Загорелый и плечистый, он щеголял в майке-гавайке, несмотря на не по-весеннему зябкую погоду.

— Судя по виду — да. Напуганы, — кратко ответил Званцев.

— Успокоятся, когда поедят, — философски заметил генетик. — Эта партия, будем надеяться, поможет нам прояснить еще кое-что из ответов, которые с нас требуют ГлобДефКом и Совбез скопом. Мы, кстати говоря, за время вашего отсутствия накопали ряд интереснейших закономерностей. Не желаете взглянуть? И вы, лейтенант?

Званцев кивнул. Не из вежливости — ему действительно было интересно, что нового о чужаках может рассказать изучение сотворенных теми маленьких чудовищ.

Лаборатория биологов была обустроена в одном из пустующих складских корпусов базы. Пластиковые стенки модульных контейнеров перегораживали огромный ангар, отделяя помещения с образцами от рабочих секций и друг от друга. Впрочем, Бью повел Званцева и Тэсс не в один из вивариев, а в лабораторный корпус — полный мерно гудящих и подмигивающих светодиодами приборов, с длинным ударопрочным стеклом во всю длину одной из стен. Через стекло открывался вид на виварий — из клеток которого осторожно выглядывали мордочки лилипутов.

— Я пригласил вас не только для развлечения, — Бью указал обоим на пластиковые стулья, сам взгромоздился на один из лабораторных столов. — Меня интересуют подробности вашей лондонской одиссеи. Взгляните, — он разложил ноутбук антикварного вида, подключенный к нескольким устрашающего вида агрегатам, напоминавшим то ли усохшие распредщитки, то ли ксероксы-переростки.

На экране ноутбука высветилось черно-белое изображение с нескольких камер. Левая верхняя, похоже, находилась в соседнем виварии. Соседние тоже передавали картинку клеток, поилок и кормушек, вот только содержимое клеток отличалась. Тэсс с любопытством вгляделась в экран.

На одной из клеток деловито прихорашивалось порождение фильма ужасов, похожее на гибрид мартышки и богомола и раскрашенное в серо-песочную полоску. Вторую клетку занимал пушистый клубок перьев, в таком ракурсе более всего напоминавший спящую сову. В третьей высовывала голову из тазика с водой лобастая выдра — если, конечно, бывают выдры, в ярко блестящей шерсти которых отражается зажженная в вольере лампочка.

— На сегодняшний день, — сообщил Бью, — мы вчерне отсеквенировали геном трех групп образцов. Астраханская, орегонская, французская. Результаты... противоречивы.

— Инопланетные существа? — Тэсс не отрывала глаз от экрана.

Бью развел руками.

— Они интродуцированы в нашу среду инопланетянами — бесспорно. Ничего подобного в нашей экосистеме ранее не наблюдалось — тоже бесспорно. Инопланетная ли это фауна или модифицированная до неузнаваемости земная — лично я-то уже не сомневаюсь в ответе... — он снова взмахнул в воздухе ладонями, словно обнимая невидимый шар. Пристально вгляделся в бойцов.

— Кто-нибудь из этих существ встречался вам в плену?

Званцев подавил неуместную ассоциацию с бригадным особистом.

— Лилипуты. Около пятидесяти штук летело с нами в капсуле. Остальных я знаю только по фотографиям.

— Уверены?

— Доктор, зрительная память у нас — профессиональный навык, — покачала головой Райт. — Сто процентов.

Бью поднял глаза вверх.

— Астраханский образец отловлен неделю назад в соленых озерах Прикаспия. Орегонский — в тамошнем заказнике в это же время. Нынешнее правительство Таджикистана сообщило, что местные жители натыкаются на памирский образец уже второй год. Мы полагаем, первичная популяция заброшена одновременно с махачкалинским рейдом.

Званцев помнил эту историю, случившуюся через год после атаки "Кольца". Звено из четырех чужих штурмовиков вышло на город с юго-востока, снайперской стрельбой разнесло на куски сторожевик, неприцельным огнем развалило несколько высоток Махачкалы и ушло над морем к северу. Там напоролось на контратаку целого авиаполка плюс зенитный огонь половины Каспийской флотилии. После того, как ценой двадцати "сушек" и еще одного корабля были сбиты три "летучих мыши", последняя уцелевшая прекратила заходы и ушла куда-то в сторону моря, оторвавшись от преследования.

Генетик свернул изображение, принялся копаться в папках.

— Получены результаты и по лесным крысам, — сообщил он. — Ранее не встречавшийся возбудитель саркомы мягких тканей морды. Высокая вирулентность и контагиозность. Уничтожено до семидесяти процентов популяции. Та же ситуация с орегонскими неясытями — подтверждена гибель большого количества птиц, хотя над выделением возбудителя еще работают. Полагаю, когда русский отдел закончит работу, мы выясним, что и под Астраханью наблюдалось снижение численности местных эндемичных видов — благодаря микроорганизмам, разносимым чуждыми формами.

— Испытания биооружия? — предположила Тэсс. — Они пытаются создать вирус, который бы действовал на все земные организмы?

Бью то ли рассмеялся, то ли кашлянул.

— Объяснять, по какой причине это невозможно, слишком долго, — сообщил он. — Просто поверьте на слово.

— Все, что я знаю о пришельцах, говорит об одном. Понятия невозможного у нас и у них сильно различаются, — спокойно заметил Званцев.

Ученый осекся. Постучал пальцем по мышке.

— Возможно, — пробормотал он. — После такого пренебрежения к законам физики и химии, почему они должны сделать исключение для биологии? Но факты говорят об обратном — эпизоотии, если они действительно спровоцированы чужаками — впрочем, если верить Кевину, для местного района это можно считать доказанным — ограничены в носителе и восприимчивых организмах, факторы переноса дают довольно низкую скорость распространения... В общем, не наблюдается существенных отличий от инфекций коренного происхождения. Скорее уж, пришельцы поставили целью расчистку экологической ниши для своих подопечных. И нельзя сказать, что у них это хорошо получилось.

— То есть?

— Все-таки эти формы чересчур неадаптированы для самостоятельного выживания. Вы можете загнать человека в размерный класс крысы, но вы не получите таким образом хорошую крысу. Слишком несбалансированная термодинамика, слишком медленное передвижение, слишком избирательный рацион... Сейчас они выживают, несмотря на пресс хищников, только благодаря вызванному эпизоотией популяционному дрейфу. Стоит аборигенам выработать иммунитет — и за несколько поколений они отвоюют утраченные позиции.

— Жалко, что нам это пока не удалось.

Судя по взгляду генетика, он ждал от Званцева другой реакции.

— Итак. Взгляните. Это ДНК наших маленьких гостей. Конкретно — minimus.

Званцев посмотрел на монитор, перевел недоуменный взгляд на Бью. Конечно, в школе его оценка по биологии не поднималась выше тройки, но ему все-таки смутно помнилось, что картинка ДНК в учебнике совсем не походила на разноцветную кардиограмму, которую сейчас демонстрировал генетик.

— Не так уж сильно и отличается от человеческой. Впрочем, если говорить о содержательной части... — Бью увеличил масштаб. — Куча просто сногсшибательных находок. На самом деле — за эти три года благодаря пришельцам мы узнали о собственном геноме гораздо больше, чем за предыдущие тридцать лет. Возможность сравнить изменения и последствия in vivo трудно переоценить. Однако, о чем я собирался говорить?

Курсор обвел один из участков "кардиограммы".

— Регуляторная последовательность для вот этой последовательности, — Бью принялся крутить колесико, проматывая кусок изображения. — Мы, благодаря нарушениям в развитии при ее повреждениях, давно подозревали, что она как-то связана с речевыми функциями. Похоже, пришельцы подтвердили нашу догадку. Два часа назад пришли данные из Брюсселя — согласующиеся с моим предварительным выводом. Здесь этого, конечно, не увидеть... секундочку... — Бью выдернул USB-кабель из "ксерокса" и вогнал в "распредщиток".

Ноутбук пискнул. Бью открыл новый файл — тоже с "кардиограммой", только форма ее немного отличалась.

— Паттерн распределения диметил-цитозиновых групп... — Бью осекся. Посмотрел на лица Званцева с Тэсс. Хмыкнул.

— В общем, если очень упрощенно. Представьте себе, что к ДНК прикручен ползунок, регулирующий ее работу. Который можно сдвигать в положение "сильнее" или "слабее". Реальная картина гораздо сложнее, но...

— Достаточно, — кивнул Званцев. — Этот ваш "ползунок" — инопланетного происхождения?

Бью улыбнулся.

— Он присутствует в ваших клетках. И в моих. И в клетках почти каждого существа на Земле — хотя насчет дрожжей и некоторых глистов есть сильные сомнения. Но что касается transhomo minimus, как мы условно их назовем — в том участке их ДНК, который я вам показывал, рисунок настройки этого "ползунка" выставлен строго определенным образом. Скажем так. Вместо того, чтобы отключить блок, помимо развития мозга, ведающий огромным количеством процессов, пришельцы, как мы предполагаем, выставили дополнительную опцию "подавить развитие больших полушарий".

— И... они хотят сделать подобное со всем человечеством?

Судя по взгляду генетика, сегодня Тэсс перекрыла свою норму нелепых предположений.

— Я подозреваю, что им для этого потребовались бы... очень большие усилия, — проговорил Бью. — Однако... Вернемся к исследованиям астраханского образца.

Диаграмма на мониторе приняла прежний вид. Вернее, кое-какие отличия в рисунке и рядах букв внизу тренированный взгляд Званцева подметил, но ему они ничего не говорили.

— Высокосоциальные существа, около шести килограмм весом. Ведут полуводный образ жизни на побережье соленых водоемов. Строят водные укрытия, подобно земным бобрам, правда, значительно более примитивные. Уникальная коллаген-гуаниновая структура ости и подшерстка заставляет подумать об эволюции в условиях высокой инсоляции... впрочем, это я вам уже рассказывал. А теперь...

Бью ткнул пальцем в монитор.

— Кодировка аминокислот расходится с общеземной на девять триплетов. Девять, капитан! Даже в дрожжевых митохондриях отклонение составляет всего восемь позиций. С другой стороны, собственно аминокислотный набор включает всего две аминокислоты, не относящиеся к протеиногенным или нестандартным, энантиомерия также совпадает с земной. Если вы спросите меня... что ж, за такое предположение ученый совет порвал бы меня на клочки, но как полагаю лично я — эти существа имеют с нами общих предков. Но разошлись наши линии на стадии очень ранних прокариот, миллиарды лет назад.

Тэсс присвистнула.

— Кто-то... засеял жизнью обе наши планеты? Землю и родину пришельцев?

— Родину? — Бью покачал головой. — Я не настроен жонглировать таким количеством догадок. Мы не так много знаем о собственной эволюции. Раз на то пошло... взгляните сюда, — он вывел на экран третью схему.

— Эти существа еще ближе к земной жизни, — заметил он. — Тоже никакой хиральной экзотики наподобие Д-аминокислот или левосторонних сахаров, отклонение всего на пару триплет. Здесь расхождение произошло, очевидно, уже позже — хотя я по-прежнему не могу назвать сроков.

— Эти — это какие? — рискнул перебить его Званцев. — И раз они так схожи с нами — людей могут поражать их болезни?

— Hexavertebrata, — нетерпеливо бросил генетик. — Болезни? Предполагать, что параллельная на протяжении минимум сотен миллионов лет эволюция независимо сформирует общий остров патогенности — все равно, что бросить на пол набор для скраббла и надеяться прочесть осмысленную фразу. Запрещено даже не химией — статистикой. Если мы не говорим о вмешательстве пришельцев, конечно. С другой стороны, их собственная иммунная система — особенно если вернуться к speculus — при выдержке в земной среде должна потихоньку сходить с ума. Чего мы, кажется, не наблюдаем. Знаете, капитан — если мы разберемся с механизмом, который чужаки предположительно задействовали для этой цели... Пожалуй, со времен Флеминга это будет один из самых крупных прорывов в истории медицины. Но — вот что действительно интересно!

Снова ничего не говорящий участок диаграммы. Званцев терпеливо ждал продолжения.

— С кое-какими расхождениями — но мы выявили последовательность, весьма напоминающую нашу старую добрую контактин-ассоциацию. Не знаю. Может быть, все наши представления об эволюции со времен Дарвина можно сдавать в утиль. А может быть — природа просто склонна подбирать одинаковые решения для одинаковых задач. Даже чтобы доказать, что мы имеем дело не со случайным, а с функциональным сходством, потребуется несколько лет. Но — видите? Они использовали тот же паттерн регуляции экспрессии, что и в случае с теми созданиями, что вы называете "лилипутами". Точнее, очень схожий. Конечно, нельзя быть уверенным... Я не имею генома предположительной исходной формы, чтобы провести сравнение... Но если это не просто череда совпадений, тогда...

— Тогда? — молчание генетика затянулось.

— Капитан, — Бью поднял глаза на Званцева. — Все, что у меня есть — предположения. Но... Как мне кажется... Я подозреваю — все существа, что пришельцы завезли в наш мир, когда-то были разумными. Способными к речи и сложному труду.

Званцев поднялся рывком.

— Доктор, — проговорил он. — Благодарю за вашу работу. Вы уже сообщили результаты ГлобДефКому?

— Результаты? Капитан, да у меня не было времени на простейшее перекрестное...

— Забудьте про критику оппонентов и отзывы ученых советов, — прервал спецназовец генетика. — Забудьте про перекрестные проверки. Немедленно отошлите командованию все — включая ваши выводы. Можете считать это приказом, отданным в боевой ситуации.

— Я... — Бью встретился глазами со Званцевым. — Хорошо, капитан. Я предпочел бы сам быть уверен в своих спекуляциях, но я сделаю, как вы говорите.

— К чему такая срочность? — поинтересовалась Тэсс, когда они шли по коридору между корпусами.

Званцев остановился. Развернул Тэсс к себе и заглянул в глаза.

— Знаешь, что мы только что узнали?

— Судя по всему — меньше тебя.

— Теперь мы знаем, что эти твари собираются сделать с нами. Что они делают с планетами, которые захватывают. Что нас ждет в случае поражения.

Официально эта организация именовалась "Малой консультационной группой при Всемирном оборонном командовании". Неофициально ее чаще называли "Ложей". Шестеро военных, пятеро ученых и один инженер — не все они входили в состав Главного штаба ГлобДефКома, но каждый из участников "Ложи" работал с Ведьмой на протяжении двенадцати лет, прошедших с тех пор, как на мировые столицы пролился дождь из высокотемпературной плазмы.

— Шесть инопланетных и четыре хомо-трансформированных вида, — подытожила Ведьма. — Из которых пять успешно выдерживают конкуренцию с нашими. Четыре источника излучения на поверхности Луны, два — на спутниках Юпитера. Чужаки всерьез начали окапываться в нашей Солнечной системе. Что за новости могут быть важнее этих?

— Информация продолжает поступать, — астроном поморщился. — Я не спорю, отслеживание вражеских станций жизненно важно для нас в краткосрочной перспективе, но что касается долгосрочной... — он ткнул авторучкой в разложенную на столе звездную карту.

— Кувен-объекты? — капитан покачал головой. — Я не спорю, сравнительная мощность инфракрасной и видимой части спектра порадовали бы и самого Дайсона, но для более точного анализа хорошо бы понаблюдать за ними как минимум год-другой.

— Если и засветок третьего объекта вам недостаточно, — прошуршала передвинутая распечатка, — то что вы скажете относительно параллакса третичных термоисточников?

Капитан поцокал языком, изучая листок бумаги.

— Если не привлекать совсем уж безумные теории... — он коротко хохотнул, — Ладно. В том, что касается гравитационного влияния на ТНО, я поверю вам как специалисту. Вы хотите сказать, что именно такое рассеяние должно наблюдаться для рассчитанной вашей группой модели кувена?

Астроном развел руками.

— Для облака экранирующих элементов на расстоянии от пятидесяти до шестидесяти. Предположительно — плоской формы, для минимизации излучения и облегчения маскировки. Замаскировать рой протяженностью в одну астрономическую единицу — тяжелая задача. Кувен-элементы, по-видимому, ориентируются ребрами теплосбрасывающих систем к нашей планете, а основная часть роя, не выполняющая в конкретный момент маскирующую функцию — разворачивается прочь от Земли и всей поверхностью корпуса. Это должно работать, по крайней мере, пока человечество заперто в гравитационном колодце.

— Могут быть и другие объяснения. Например...

— Например, что третичные источники перемещаются по собственной системе на сверхсветовой скорости? Капитан, вам не кажется, что кувен-гипотеза куда симпатичнее смотрится под бритвой Оккама?

— Пол, Константин, — вмешалась Ведьма. — Вы не могли бы говорить так, чтобы вас понимали все присутствующие?

Капитан вскинул голову от распечатки.

— Проблема в том, что и нам самим мало что ясно. Виноват. Излагая вкратце, генерал — занавес. Гигантская лента из автономно движущихся пленок-фрагментов шириной с Землю и длиной почти с земную орбиту. Эти фрагменты разворачиваются, маневрируют, чтобы сохранять ориентацию относительно Земли, сходятся и расходятся, сбрасывают в космос паразитное тепло. Но одна часть ленты постоянно повернута к нам, сосредоточена и развернута так, чтобы скрывать от наших телескопов то, что мы, собственно, называем кувен-объектом.

— И что же это? — требовательно спросила Ведьма.

— Пульсирующие переменные звезды с необъяснимым характером изменений блеска и спектральных линий. Само по себе — не новость, модели для кучи цефеид разрабатывались астрономами десятки лет. Но во всех трех случаях мы видим планетные системы, включающие многочисленные горячие слабо светящиеся тела, источники нерегулярных затмений. В одном случае тепловой фон системы настолько не согласуется с видимой яркостью, что других объяснений, кроме чужих астроконструкций в качестве источника тени, у нас просто не находится. Все три системы расположены в хорошо изученных регионах, и, если они не образовались на протяжении последних двух годов — должны были наблюдаться уже десятилетия. Наконец — все три системы видны на фоне того, что мой коллега назвал "кувен-объектами" в честь шапки-невидимки из греческих мифов. Останков маскировочной системы, вышедшей — или выведенной — из строя десять лет назад.

— Пол, я все еще почти ничего не понимаю, — вздохнула Ведьма. — Вы говорите о инопланетных базах? Вам удалось обнаружить родину этих созданий?

— Генерал, что-то мы определенно обнаружили, — подбородок капитана дернулся. — По всей видимости — минимум три обитаемых системы не далее пятисот световых лет от Солнца. В которых поддерживается активный межпланетный трафик и технологическая деятельность. Базы ли это наших врагов — вопрос спорный. По крайней мере, двигались их корабли с другого направления. А еще мы видим маскировочные рои, которые на протяжении минимум десятилетий закрывали эти звезды от нашего взгляда.

— Теперь понимаю. Маскировка отказала...

— Двенадцать лет назад. Точнее, от пятнадцати до десяти лет назад в системе управления роями начали стремительно накапливаться ошибки. Фрагменты роя начали сталкиваться, двигаться несогласованно, уходить в сторону — пока из плотной ткани он не превратился в рваную ажурную сеточку. И мы разглядели то, что за ней скрывалось. Как будто кто-то вывел из строя координационный центр всех трех завес.

— Вспышка в Корме! — возглас раздался с трех мест сразу. Ведьма подалась вперед.

— По всей видимости, — отчеканил Пол. — Прежде чем напасть, чужаки вывели из строя маскировочную систему... кого-то еще. Возможно, мы обнаружим и другие кувены — мои сотрудники не исключают, что ряд тепловых аномалий в небе тоже могут оказаться кувен-роями, постепенно выходящими из строя. Похоже, гипотезу Великого Фильтра можно успешно отправлять в корзину.

По комнате для совещаний прошел приглушенный ропот. Ведьма не пыталась пресечь разговоры. Вместо этого она оперлась на стол, пристально глядя в глаза капитана.

— Может быть, это и враги наших врагов, — проговорила она. — Но не думаю, что мы можем назвать их друзьями. Союзники не скрывают друг от друга само свое существование.

Капитан развел руками.

— Мы знаем недостаточно.

— За последние двенадцать лет эта фраза завязла у меня в зубах, — процедила Ведьма. — Мы принимаем от этих существ какие-либо передачи? Хотя бы шум от их прогноза погоды?

— Почти ничего. По-видимому, они поддерживают коммуникационный трафик с помощью узких пучков и стараются экономить энергию — дважды или трижды наши приемники ловили узкополосные всплески, вроде бы дающие высокое ОСШ, но похожие артефакты наблюдались и в прошлом. Кстати, это тоже может говорить о поддержании маскировки. Мы, конечно, можем и сами организовать передачу в их сторону...

— Которой потребуется пятьсот лет, чтобы дойти до адресата? Я полагаю, пока не стоит тратить на это время и силы, капитан.

— Слушаюсь. Хотя... у членов коалиции есть свои обсерватории и передатчики — не поручусь, что кто-то из них не предпримет шагов в этом направлении.

Ведьма вздохнула.

— Вреда от этого тоже не просматривается. Однако... — она выпрямилась. Резко хлопнула ладонью по столу.

— Господа! — ее контральто разнеслось под низким сводом зала. — Это, бесспорно, очень важно — но в стратегическом плане перед нами стоят и другие задачи. Михаил, разрешаю говорить откровенно. Здесь мы защищены от прослушивания, насколько возможно.

МИДовец аккуратно и неторопливо поднялся.

— Леди генерал, — твердо произнес он. — Я буду краток. Руководство РФ полностью согласно с вашим видением ситуации.

Раздался короткий смешок британца.

— Неудивительно, — проронил он. — Пришельцы сидят аккурат на жизненно важном для России транспортном узле. Сколько лет дают ваши аналитики до полноценной вспышки сибирского сепаратизма? Три? Пять?

Бритвенно острый взгляд Ведьмы скользнул по маршалу.

— Стивен, правительство короля Генриха имеет другую точку зрения?

— Никак нет, — англичанин продолжал улыбаться. — Приношу извинения господину Богданову за излишне неформальное замечание. Три дня назад я беседовал с Его Величеством и премьер-министром в Эдинбурге. Правительство Великобритании готово поддержать любые ваши действия.

— Как и Китая, — вопреки своей обычной манере офицер КНР оказался крайне лаконичен.

— А по неофициальным каналам меня уведомили о поддержке от Израиля, — Ведьма вздохнула. — Четыре постоянных члена Совбеза — уже неплохо. Боюсь, я не уверена в реакции собственного командования. Эта война становится непопулярной среди избирателей. В Белом Доме ширятся опасения, как бы через пару лет не отдать Овальный кабинет демократам. Черт. Мистер Богданов, нельзя ли одолжить у вашей страны немного тоталитарной диктатуры? Обещаю, мы вернем ее сразу после выборов.

Русский не улыбался.

— Генерал Робинсон, — произнес он. — В вашем распоряжении — семидесятитысячная армия с боевым опытом, оснащенная по последнему слову техники. Обычно для того, чтобы посадить нужного человека в президентское кресло, хватало и меньшего.

Кондиционеры ли включились на полную мощность — или по комнате пронесся холодок от этих слов?

— Меня не манят лавры Цезаря, — холодно уронила Ведьма. Напряжение сгустилось так, что стало почти ощутимым физически.

— Тогда найдите подходящего человека, — вмешался неожиданно резко Джефферс. — Армия пойдет за вами. Военным Соединенных Штатов не по душе смотреть, как политики требуют мира с тварями, которые уничтожили миллионы американских граждан!

— А правы ли мы? — все так же жестко спросила Ведьма. — Мы не можем сражаться на равных с чужаками. Мы останавливаем их, заваливая трупами наших людей — и то лишь по прихоти чужих, не желающих использовать свое космическое оружие. Уверены ли мы, что однажды выиграем эту войну?

— Чужие никогда и не предлагали нам мира, — теперь заговорил Мюллер. — Все, чего хотят политиканы в Сенате — это выйти из коалиции, прекратить атаки на невадскую зону, обнести ее колючей проволокой и постараться забыть о ее существовании. Отлично! Допустим, для Невады это сработает — чужаки и не пытались особо раздвинуть здесь границы периметра. А что насчет Англии? России? Ливана? Позволить пришельцам занять столько территории, сколько им захочется, и уповать на то, что их аппетиты не безграничны? Послать к черту коалицию и сделать вид, что проблемы планеты Америки не касаются? Представьте себе — в ваш дом ворвался незнакомец, полоснул вас ножом по лицу, и уселся в углу пить чай с мягкой французской булкой! Вы ляжете спать, надеясь, что он пришел только за булкой? Или попробуете огреть его стулом по голове? Твою мать... Генерал, я хочу сказать — не так уж мало американских корпораций тоже окажутся на вашей стороне. Из числа тех, которыми руководят люди, умеющие смотреть дальше своего носа.

— И нам нужна не только военная координация, — вклинился неприметный человек, сидящий между военными и научниками. Предполагалось, что именно его присутствие в окружении Ведьмы — лучшая гарантия для правительства США от нежелательных эксцессов с участием ГлобДефКома. Командование ЦРУ, однако, было бы неприятно удивлено, узнай оно, сколько существенных мелочей не попадает в отчеты одного из их лучших сотрудников. — Единое руководство в масштабах планеты. Политическое, экономическое. Пусть на базе существующих структур ООН и ГлобДефКома — но по-настоящему эффективный орган, а не тот аморфный конгломерат, что мы имеем сейчас. Извините за пафос — но сейчас нам представляется возможность впервые в истории человечества объединить этот мир. Франция с Германией займут позицию доброжелательного нейтралитета, Япония тоже слишком хорошо помнит Токио, чтобы возражать. Нужен толчок. На следующем заседании Совета Безопасности ядерные державы должны выступить единым фронтом. Позиция Госдепа США — основной камень преткновения.

— Джон, — негромко сказала Ведьма. — Если называть вещи своими именами — это заговор с целью свержения правительства Соединненных Штатов. Все это понимают? — она обвела приближенных взглядом.

— Да, генерал, — оперативник ЦРУ коротко кивнул. — И все из нас понимают — мы зашли слишком далеко, чтобы отступать. Информация просачивается. Мы связывались со своими правительствами. Мы наводили справки. Вы просчитывали переброску войск в Вашингтон. Я не смогу долгое время вводить свое руководство в заблуждение. Или мы сделаем то, что должны — или в самом лучшем случае коалиция лишится самого могущественного члена, в худшем — ГлобДефКом окажется обезглавлен вместе со значимым сопротивлением вторжению. Леди, надо действовать — и действовать немедленно. В долгосрочных масштабах — это и в интересах американского народа, а не только планеты Земля.

Бью нервно захихикал, услышав такую расстановку приоритетов, тут же подавился смехом и умолк, когда Ведьма посмотрела на генетика.

— Ну что ж, — проговорила она. — Друзья, мы обдумываем это слишком давно, чтобы идти на попятный, — и негромко засмеялась.

— Генерал?

— Боже, — седовласая женщина с лицом злой колдуньи, державшаяся с военной выправкой, несмотря на груз прожитых лет, улыбалась. — Если бы кто-нибудь сказал мне в Дархеме, что полвека спустя я буду сражаться с пришельцами, а затем — возглавлю военный мятеж с участием иностранных войск, чтобы свергнуть законно избранного президента США и стать мировым диктатором... Я бы ответила, что меня не прельщают съемки в третьесортном боевике!

Золотое пламя внизу, стремящийся ввысь к невидимой голубой заре поток огня, обрамленный звездной чернотой космоса. Поток теней, мчащихся сквозь подводную зеленую тьму наверху. Столб синего свечения прямо по оси камеры. Стремительно мелькающие в нем двойки и тройки многогранников.

Охрипший, еле слышный голос, механически, безостановочно шепчущий длинную череду слов и чисел.

— ... в режим проверки. Позиция вниз. Сто восемьдесят шесть. Конечная цифра больше восьми. Добавить восемь. Ввод — сто девяносто два. Число меньше тысячи двадцати четырех. В режим проверки. Позиция вверх. Ноль. Оставить. В режим проверки. Позиция вниз. Сто девяносто два. Конечная цифра ноль. Умножить на восемь. Ввод — тысяча пятьсот тридцать шесть. Число больше тысячи двадцати четырех. В режим подъема. Позиция вверх. Ноль. В режим подъема. Позиция вверх. Ноль. В режим подъема. Ноль. Восемьдесят три. Конечная цифра меньше восьми...

Сьюзен вздрогнула, ее голова подалась вперед. Разметавшиеся волосы прошли сквозь голограмму, заклубившуюся тонким дымком. Девушка вскинулась, уставилась воспаленными глазами на световую полосу.

Ш-Телл негромко щелкнула горлом, привлекая внимание Ника.

— Сколько люди могут не спать? — спросила она. — Она работает... уже сутки? Или больше? Ей нужно отдохнуть.

— Ты видела, — вмешался Каят. — Малейшая задержка — и они начинают откачивать воздух. А она — единственная, кто вообще понимает, в чем состоят эти треклятые головоломки. Мне и числа разобрать сложно, не то что понять, чего требуют Оскорбители.

Ник вздохнул про себя. Мало того, что и для него задачи Оскорбителей оставались китайской грамотой — способность Сьюзен в уме навскидку перемножать четырех-пятизначные числа казалась ему чем-то вроде черной магии.

— ... Число больше шестнадцати тысяч трехсот восьмидесяти четырех. В режим спуска. Позиция вниз. Ноль. Позиция вниз. Ноль...

Повинуясь задыхающемуся голосу Сьюзен, висящая вниз группа многогранников обратилась облачком и втянулась в потолок, уступая место череде шаров. Сьюзен почти прижалась к потоку свечения.

— Кажется, заканчивается, — пробормотал Ник. Он еще на прошлом цикле фигур подметил, что, когда голограммы начинают вот так проматываться снизу вверх — это признак близящегося конца подсчетов и шанса девушке на короткий отдых.

— Знаешь, что такое компьютеры? — спросил в ответ Каят.

— Знаешь, что такое Интернет? — не удержался Ник от скрытой насмешки.

Кажется, Каят уловил тон.

— Призрак, к моменту визита Оскорбителей мой народ пользовался... — опять это проклятое сбоящее узнавание — Ник был уверен, что использованное Каятом слово имеет какое-то отношение к ювелирному делу, но смысла не разобрал, — почти сто лет. Посмотри. То, что она делает, очень напоминает работу какого-то элемента компьютера.

— Это же бред. Забирать нас с родных планет, помещать сюда... все ради того, чтобы что-то вычислять с нашей помощью? Когда даже земной компьютер справился бы лучше?

— Скажи это Оскорбителям, — гоблин, похоже, утратил интерес к беседе.

Зато в глазах Ш-Телл вспыхнуло любопытство.

— Ком-пью-тры? — повторила она. — Считающие машины? Это не сказка? Мы действительно делали машины, которые умели так считать?

Ник уставился в пол.

— Число шестнадцать тысяч триста восемьдесят четыре. Остановка, — выдохнула Сьюзен. Пошатнулась. Сползла на пол — прямо на центральное возвышение, над которым еще таяли в воздухе остатки пирамиды и трех сфер.

Ник помог ей передвинуться поудобнее. Вернее — взял за плечо и сдвинул к стене. Сьюзен даже не проснулась, лишь пробормотав что-то и закрыв голову руками.

— Передышка. Около часа, — проговорил он. — А потом?

Никто из ли-ча не ответил.

— Долго в таком режиме у нее не получится, — настойчиво повторил Ник вслед за Ш-Телл.

— Что предлагаешь? — рыкнул Каят.

Нику оставалось лишь развести руками.

Он растянулся лицом вниз, наблюдая за коловращеньем светил небесных. Огненный луч надвигался на камеру. Будто они неторопливо влетали в пламя огромной свечи, сияющей призрачно-голубым свечением. Приглядевшись внимательнее, Ник различил в потоке голубого огня сгущения, водовороты, кипения рушащихся с оранжевой звезды облаков. Уже не свеча — гигантский космический водопад, огненно-пламенный в вышине, подсвеченный синим у основания. Стена голубого огня надвигалась с неторопливостью часовой стрелки — заметить ее приближение можно было, только понаблюдав за небом под кораблем минут десять. С каждым новым оборотом луч клонился чуть дальше в сторону — корабль Оскорбителей, похоже, менял траекторию, чтобы не столкнуться с огненной волной.

Ник перевернулся на спину, уставясь на мельтешение теней в сумраке. Мелко дрожали бесчисленные реснички на стенках тоннеля. Округлые, вытянутые, лопастевидные, шипастые силуэты обгоняли их и отставали, будто машины на скоростной автотрассе. Порой мельтешили в мгновенных и четких перестроениях. То и дело из стен вырывались черные щупальца, вырывали добычу из рядов и скрывались обратно. Проносились мимо черные прогалы каких-то узких боковых проходов, изредка из них выскальзывали цепочки теней, чтобы влиться в общий поток. Сумрак скрадывал цвета и рождал ассоциации с подводным миром.

Движение, волна света. Беззвездный космос внизу и пляску теней внизу снова соединила требовательно мерцающая пуповина.

— Еще и часа не прошло! — Ник заскрипел зубами.

Он наклонился к столбу света. Тот пока был пуст, лишь вспыхивали в нем отдельные блестки.

— Не надо, — Ш-Телл покачала головой. — Ты же помнишь — стоит сделать ошибку, и воздух начинает портиться быстрее. Давай подождем, сколько получится, и разбудим ее.

Ник хмуро покосился на гоблиншу, но спорить не стал.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. И так до тех пор, пока сердце не начнет бешено колотиться о ребра от духоты.

— Сью. Просыпайся. Снова, — Ник решительно затряс девушку за плечо.

Сьюзен резко села, поджав колени к груди. Остекленевшие глаза смотрели мимо Ника. Рывками, будто автомат, она передвинулась ближе к системе.

— Эй, — Ник помахал рукой перед ее лицом. Так же механически Сьюзен обернулась.

— Расскажи еще раз — как это работает? Может, в этот раз у меня получится.

Лишь через несколько секунд Сьюзен перевела на него взгляд расширенных зрачков. В них блеснул отсвет золотой звезды в пол-неба.

— Вначале — демонстрирующий цикл, — прошептала она. — Прокручивают числа. Показывают смену. По комбинации для каждого режима. Следи за промежутками — длинные отрезки — смена режима. Следи за числами, ищи закономерность. Потом — остановочное. Обычно — совпадает с перезаписанным стартовым, но не всегда. Условия меняются — каждый раз следи за демонстрирующим циклом.

— Подожди. Подожди. Я ничего не понимаю, — Ник затряс головой, пытаясь вытряхнуть шум из ушей. — Как ты читаешь эти числа?

— Разряды — по кругу. По часовой стрелке. Ближайшая фигура — старший. Считай число граней.

— Что?

— Я поняла, — неожиданно вмешалась Ш-Телл. — Количество граней — это цифра. Числа пишутся по кругу, а не в столбик — просто надо привыкнуть. А вот остальное, — она потерла лоб.

Ник одновременно с гоблиншей задумчиво уставились на синее свечение. В котором как по команде сгустилось три многогранника.

— Э... триста пятьдесят шесть? — неуверенно пробормотал землянин.

— Восемьсот пятьдесят четыре, — поправила его ли-ча. Подбородок Сьюзен дернулся.

— Довольно! — вмешался Каят. Он резко толкнул Сьюзен к световому полю. — Давай, призрак. Спасай наши жизни, пока получается.

Третий капитан Стратосферных Сил Бриллианта отвернулся от вновь замелькавших в столбе света фигур. Встретился глазами с Ш-Телл и Ником.

— Хотите задохнуться? Дело ваше. А у меня остались кое-какие незакрытые счета к Оскорбителям, — бросил он.

Ш-Телл втянула в легкие посвежевший воздух.

— Пока что ты пляшешь под их дудку, как дрессированный лис, — проговорила она.

Каят осклабился.

— Если лучше знаешь, как остаться в живых — предложи, — Ник уже достаточно хорошо разбирал оттенки голосов ли-ча, чтобы расслышать гнев в щелчках гоблинской речи. Несколько секунд они с Ш-Телл мерились взглядами, затем гоблинша, выдохнув, отвернулась.

— Дайте мне копье и живого Оскорбителя, — процедила она. — Я бы показала ему, в какие игры умеют играть на Подпорках.

— Ракеты и бомбы не помогли вам против них, — напомнил Ник. — Что здесь сделают копья?

Гоблинша не ответила. Теперь она, прижав уши, рассматривала поток теней наверху. Вновь впереди взметнулась бахрома черных щупалец, корабль бросило из стороны в сторону.

Кажется, Ник задремал. Во всяком случае, он не смог бы сказать, сколько времени прошло с момента их разговора. Сперва он честно старался следить из-за плеча Сьюзен, как соотносятся фигуры в столбе света и числа, которые безостановочно шепчет девушка. И быстро понял, что это ему не по силам. Он не успевал даже пересчитать грани на многих изображениях. Одиночный шар изображал ноль — это было очевидно, а вот что до остального...

Рядом что-то пошевелилось.

— Ник из России, — тихо сказала ли-ча. — Даже лучше, что она не понимает, что происходит.

Он угрюмо кивнул.

— Я до сих пор говорю себе, что это просто страшный сон, поэтому и нет нужды беспокоиться, — признался Ник негромко. Посмотрел на Сьюзен.

— Сто девяносто восемь. Кратно одиннадцати. Умножить на семь. Ввод — тысяча триста восемьдесят шесть. Позиция вверх. Ноль, — шепот пресекся. Сьюзен колотило мелкой дрожью. Она скорчилась рядом с центральным выступом, уже не обращая внимания на появляющиеся из него потоки сияния. Что-то еле слышно проговорила.

— Что?

— Она... бесконечна, — разобрал Ник сквозь стук зубов. — Тянется и тянется, в обе стороны... — Сьюзан смотрела на свечение, будто загипнотизированная. — ТЫ КОГДА-НИБУДЬ ОСТАНОВИШЬСЯ?!!

Мигнуло.

Красная мгла слизнула космос внизу и туннель наверху.

— Вот как? — раздалось шипение у левого локтя Ника. — Оказывается, все это время можно было попросить?

— Что-то нам покажут сейчас? — пробормотал Ник про себя. В темноте уже разгоралось серебристое свечение посреди камеры. Ш-Телл придвинулась к Нику и Сьюзен так близко, что он ощущал, как его руку щекочет зеркальный мех. Даже Каят внимательно следил за центральной зоной.

Сперва изображение упрямо не хотело обретать форму. Клубилась еле различимая серебряная дымка, кипела призрачной пеной. Затем по ней прошла волна, будто голограмма рванулась от центра, уменьшая масштаб.

Дымка сгущалась. Повисла над выступом слабо светящимся шаром. Шар медленно вращался вокруг своей оси, понемногу уменьшаясь в размерах. В нем начали то тут, то там вспыхивать крохотные светлые искорки, сперва немногочисленные, затем — все больше и больше. Через несколько секунд шар оказался заполнен крохотными искорками. Он продолжал стягиваться к центру и вращаться, становился плоским по краям. Теперь он состоял из яркого, заполненного светлыми точками шара и вытянутого диска, походя по форме на шляпу. Вокруг него, над ним и под ним кружились отдельные сгущения искр.

— Что-то мне это напоминает, — задумчиво протянул Каят.

Теперь уже диск налился искрящимися вспышками. Шарики-сгустки приближались к центральному шару, растягивались, втягивались в него. По диску и ядру прокатывались волны слабого свечения. Иногда из самого центра "шляпы" выбрасывало призрачные светящиеся струи, а сам "центр" вспыхивал ярче.

— Смотрите, — Ш-Тел подняла руку, указывая на место, где в диск только что втянулся один из сгустков. В оставшейся от него полосе мерцала еще одна светлая точка.

Только эта горела ярче всех прочих. Напоминала не искорку, а крохотный световой шарик. Ее свет имел слабый зеленоватый оттенок. Приглядевшись, Ник мог различить в нем какие-то крохотные детали и структуры.

Картина продолжала меняться. Бывший шар уже не менял размер. По диску и ядру-шару бежали волны сгущений и разрежений искрящегося света. Через само ядро протянулось нечто наподобие ручки от гантели, диск распался на несколько изогнутых ветвей, налившихся голубым свечением. Вверх и вниз снова протянулись два призрачных шлейфа.

Зеленая точка росла и укрупнялась, превратилась в облачко изумрудных и аметистовых искр. С нее сорвалось и побежало через Галактику (а что им показывают именно картинку Галактики, Ник уже не сомневался, хоть изображение и отличалось от ему привычного) кольцо из множества зеленых крупинок. Одна за другой звезды на пути кольца сами наливались свечением молодой травы.

— Они захватывают Галактику? — видимо, они с Ш-Телл подумали об одном и том же. — Это карта их завоеваний?

— Или засевают? — предположил Ник.

Новая волна сорвалась с яркого самоцвета на краю центрального вздутия. В этой точек было меньше и горели они ослепительно фиолетовым огнем. Каждая сливалась со звездой, та вздрагивала, меняла цвет. Напрягая зрение, Ник различил крохотные черные кольца, окружившие каждую помеченную звезду. Окольцованные звезды сами выпускали несколько фиолетовых искр, устремлявшихся к следующим светилам. Между ними протягивались крохотные линии.

Процесс шел стремительно. Ник не успел моргнуть глазом, как Галактику опоясала яркая паутинная дуга из сотен, а то и тысяч крохотных аметистов. Она бурлила и переливалась, отбрасывая фиолетовые всполохи на морды гоблинов и человеческие лица — даже Сьюзен поддалась общему порыву. Линии и кольца мерцали в стремительном ритме. Дуга росла, охватив почти три четверти ширины диска — который уже приобрел знакомый вид из ядра и нескольких спиральных рукавов.

Затем что-то изменилось. По всей длине дуги стали возникать крохотные красноватые точки, будто свет что-то загораживало. К тени пульсировали, увеличиваясь и уменьшаясь, между ними протянулись нити-соединения. Дуга вскипела. Какое-то время вокруг галактического ядра бурлил незамкнутый пояс из фиолетовых искр и серых облачков — а затем фиолетовые точки начали стремительно гаснуть или окутываться тенью.

— Что-то произошло? — все четверо так пристально наблюдали за картиной, что их головы погрузились во внешний край диска. Свет переливами отражался в шерсти Каята и Ш-Телл, звезды крохотными точками сверкали на лице Сьюзен.

Буря улеглась. Уцелело меньше четверти окольцованных звезд — разрозненные немногочисленные остатки когда-то яркой полосы. Все — тускло-серые, едва различимые во мгле. Линии, соединявшие звезды, исчезли вовсе.

Однако такие же серые искры продолжали срываться с них и мчаться через галактику. Теперь, однако, каждое касание уже не рождало волну новых светляков. Вместо этого отмеченные искорками звезды начинали мигать слабым красноватым свечением. Теперь уже от них к серым точкам протягивались красные линии. Слабые по сравнению с прежней паутиной, они то и дело гасли, словно задутые ветром.

— Война? — медленно спросил у пространства Каят. — Гибель империи? И воюющие между собой ее останки?

Ник не ответил, захваченный зрелищем. Красные окольцованные точки одна за другой наливались сильным и постоянным алым светом. Теперь уже с них срывались рубиновые искры — и двигались к ближайшим зеленым звездам. Колец, однако, вокруг тех не появлялось. Вместо этого зеленый огонь начинал медленно наливаться светом — и тут же гаснуть до еле неразличимой искры, чтобы разгореться снова. Навскидку Ник видел не меньше сотни скоплений — яркая кровавая точка посредине, от двух до десяти пульсирующих зеленых огней вокруг, связанных с ней мигающими в такт алыми нитями. Еще один алый луч, ярче остальных, связывал центральную звезду с одной из серых точек.

— Если это... — ему не дали закончить фразу. Масштаб вновь изменился, галактика опять рванулась к стенам камеры. Ник моргнул от неожиданности — и увидел другую картину.

Теперь на звездном фоне выделялись лишь несколько кластеров из красных и зеленых точек — и стайка из двенадцати ослепительно ярких рубиновых искр. Вереница светлячков мчалась от одной зеленой звезды к другой. Каждый раз, стоило ей коснуться зеленого огонька — и тот вспыхивал нестерпимо ослепительно, так, что камеру затапливал изумрудный свет. Затем центральная красная звезда выплевывала огненную точку, та устремлялась к сияющему изумруду — и мгновенно гасила его, оставляя едва светящуюся точку. Но облачко искр уже отделялось от зеленого пламени и мчалось к следующему скоплению, само налившись красным огнем. Порой звезды-центры метали огненные росчерки наперерез ему, но каждый раз то уклонялось от столкновения.

Зрелище не продлилось долго. Последовал новый рывок масштаба. Двенадцать бродячих огней выросли, укрупнились. На секунду Нику показалось, что он различает знакомые формы — а затем волна света смыла все изображения, и камеру затопили уже привычные отсветы — желто-оранжевое пламя по одну сторону, бело-голубое — по другую, чернота космоса с облачно-огненной рекой посредине.

— Да, — произнесла Ш-Телл после короткого молчания. — Красочно... но смысл я не совсем поняла.

— Зато я понял, — жестко бросил Каят. — Узнали последние изображения?

— Сфера Оскорбителей, — кивнул Ник. Изображения вражеских кораблей слишком часто мелькали по всем новостным каналам, чтобы не узнать одно из них. — Одна такая была на земной орбите.

— Всего одна? Наш мир атаковало целых двенадцать. Правда, одиннадцать из них осталось за снеговой линией, да и двенадцатая в боях не участвовала, — Каят потер лоб. — Кольца и бомбардировщики я не считаю. Двенадцать... А ведь именно столько мы и видели. Похоже, больше у них не наберется. Проклятье! Я должен сообщить... — гоблин осекся.

— Кому? — вырвалось у Ника. — Горстке оборванных дикарей с копьями? — он осекся. — Черт. Ш-Телл, прости.

Каят смерил землянина взглядом.

— Твоей Земле. Хотя бы. Может, вы сумеете сделать то, что нам не удалось. Хотя я что-то сомневаюсь.

— Для этого надо сначала выбраться отсюда, — вмешалась гоблинша.

Ник сменил позу — заныла нога, которую он успел отсидеть.

— Они показали нам свою историю, — проговорил он. — Зачем? Что они хотели сказать?

— Кое-что мы поняли, — Каят щелкнул горлом. — Они — не правители среди звезд. Когда-то Оскорбители — или их предки — действительно правили Галактикой. Потом — война. Распад империи. Соперничающие королевства среди руин. А они — бродяги. Пираты. Налетчики. В Галактике есть и другие силы, могущественнее их... и возможно, мы сможем заручиться их помощью. Возможно — ваша Земля сможет попросить о ней. Если мы когда-нибудь ее достигнем... и расскажем, что видели.

Ник промолчал. Он не был уверен, что показанная им феерия огней имела в точности такой смысл. Однако отнимать у Каята надежду — и расставаться с ней самому — ему не хотелось.

Он перевел взгляд на Сьюзен. Та уже отключилась, прижавшись к прозрачной стене. Скользившее мимо корабля огненное облако черным обрисовало ее истончившийся профиль.

— Эй, — Ш-Телл указывала на центральный выступ. — Похоже, это еще не конец!

Ник едва не вывихнул шею, спеша посмотреть на световой столб.

Откуда-то сверху неторопливо спускался крохотный шарик голубого света.

— Что? Опять? — безнадежно поинтересовался Ник то ли у пространства, то ли у Оскорбителей.

Однако капля синего света не походила на предыдущие символы, что были показаны пленникам. Описывая плавную спираль, она приближалась к выступу. Замерла на высоте в половину человеческого роста — гоблину, соответственно, по грудь.

Синий шарик дрогнул. Из него протянулись несколько изломанных веточек света. Заклубились, сплелись в ветвистое кольцо пульсирующего свечения.

— А это что значит? — Ш-Телл осторожно протянула четырехпалую кисть к кружку света. Тот угас, прежде чем она его коснулась.

Каят хмыкнул-кашлянул.

— На их кольцеобразные корабли вроде не похоже... — пробормотал он задумчиво. — Хотя кто знает.

Сверху выплыл еще один шарик, в точности похожий на предыдущий. Спустился по спирали, завис над выступом. Расплылся в ветвистый клубок, рассыпался на несколько светящихся спиралей. Спирали разлетелись в стороны, угасли.

Новая синяя сфера. Эта вспухла уже целым облаком сияния. Несколько секунд над выступом царила вакханалия из колец, спиралей и клубков света, затем осталось несколько неподвижно висящих ветвистых конструкций. Между ними метались по повторяющимся траекториям три или четыре крохотных спирали.

Мигнуло красным. Пространство над выступом очистилось. Не считая очередного шарика — но тот на сей раз не торопился ни во что превращаться. Просто висел напротив Ника, бросая на всю троицу пленников слабые отсветы.

— Ну и? — нетерпеливо бросила гоблинша.

Ник протянул руку. Шар совершенно не ощущался на ощупь — пальцы Ника прошли сквозь него, как было и с предыдущими голограммами. Однако, когда тот разжал руку — светящаяся точка двинулась вместе с ладонью, будто приклеенная. За ней потянулась крохотная полоска света.

От неожиданности Ник разжал ладонь. Брызнул свет. Шарик превратился в синее облачко, вскипевшее и тут же ставшее спиралью. Спираль вознеслась обратно к потолку — и исчезла бесследно.

Со знакомым еле различимым хлопком пол вспучился чашей-цветком. Заполненным "пластиковой кашей", как Ник про себя звал единственное блюдо в их немудреном меню.

— Если ты что-то сделал правильно... — неуверенно сказала гоблинша.

— То я и представления не имею, что, — продолжил за нее Ник. Мрачно посмотрел на подачку.

— Ешьте сами, — махнул он рукой, откидываясь на стену и разглядывая космический пейзаж. Корабль снова качнуло, и из-под темной трубы, по которой они мчались, на секунду вынырнула удаляющаяся полоса оранжево-голубого огня с бегущими по ней тусклыми волнами. Поверхность голубого светила кипела и переливалась ярко-белыми сварочными разводами. Шерсть гоблинов сверкала, будто Ник был заперт с парочкой ходячих новогодних елок.

В лучах фар навстречу колонне неслась лента асфальта. По одну сторону мелькали эллинги складов и лапы кран-балок. По другую — тянулась обнесенная поверху колючей проволокой сборная стена, над которой высились караульные вышки и горели прожекторы.

Званцев, не отрываясь от руля, покосился влево, быстро сосчитав количество часовых на вышках. Десять человек на пяти вышках. Как и ожидалось. Уильямс опасался, что базу могут перевести на усиленный режим — тогда они рисковали столкнуться с проблемами. Но, похоже, тревогу поднимать никто не спешил.

Вся лихорадочная спешка последней недели была нацелена, как теперь понимал Званцев, именно на сохранение секретности. Сперва "ар-эйч" выдернули с фронта и три дня гоняли на наскоро возведенном в самарской степи макете под руководством неулыбчивого консультанта из "зеленых беретов". Дату, место и суть операции майор Уильямс старательно прятал за умолчаниями. Затем их по воздуху перебросили на авианосец, где отряд еще сутки маялся от безделья. Без подробностей, но им все же раскрыли суть предстоящей операции — и от таких новостей у отряда дружно отвисли челюсти, а кубрик авианосца заполнился русским матом. Потом была торопливая переброска "Чинуком" на американскую базу — с которой они выехали час назад.

Над головой горело зарево городских огней. Первые бомбардировки породили волну паники, и из крупных городов потянулись вереницы машин беженцев — столь же быстро сошедшие на нет. Даже кабинет министров предпочитал заседать в Белом Доме — оставшемся, невзирая на россыпь воронок на месте мемориала Вашингтона, официальной резиденцией правительства и президента (хотя последний все же, как говорили, большую часть времени проводил в бункере где-то на просторах Орегона). Что уж там — если развалины Берлина или Сан-Паулу и по сей день оставались выжжеными пустошами, то довоенная радиофобия американцев как-то незаметно уступила место доблестному пофигизму, и руины Нью-Йорка неторопливо дезактивировались, сносились и заселялись по новой.

— Как себя чувствуете в нашей форме? — нарушил вдруг молчание Уильямс.

— Будто вернулся в прошлое, — усмехнулся Званцев. Похоже, "зеленый берет" завел разговор не болтовни ради, а подводя его к какому-то важному для него вопросу.

— То есть?

— Я начинал в десанте. Давно, еще летехой.

— А в спецвойсках как очутились?

— Наша часть была под Магнитогорском, когда все началось. Мне везло. Уцелел там, где многие — нет. На меня обратили внимание, предложили перевод.

— Понятно. В Неваде тоже было жарковато, — Уильямс перевел взгляд на забор. — Слушайте. Я знаю, на что вы, "ар-эйч", способны. Но тут — не Сибирь и не Англия. Вся вина этих парней в том, что они на очень неудобном нам месте в цепочке.

— Я не хочу, чтобы кто-то из моих людей схлопотал пулю в живот из-за лишнего гуманизма, — с прохладцей проговорил Званцев. Формально они с майором были равны в званиях, но командовать операцией доверили ему, а не Уильямсу.

— Я не прошу вас идти с голыми руками на автоматы, — отрезал Уильямс. — Просто, если сможете обойтись без стрельбы — постарайтесь, хорошо?

Званцев перевел взгляд на темнокожее лицо "зеленого берета". Представил себе, каково было бы ему на месте американца.

— Сделаем, что сможем. Что должны, — уточнил он.

— Благодарю. Сьезд в сорока метрах по курсу, — сменил тему Уильямс.

Званцев и сам видел металлические ворота базы. Колонна грузовиков сьехала с шоссе, сбавив ход, прошуршала колесами до самого забора.

— И последнее, — вновь заговорил "зеленый берет". — Когда будем вести переговоры — постарайтесь сохранять молчание. Ваш акцент может выдать нас с потрохами.

— Русский? — удивленно уточнил Званцев. Ему давно не пеняли слабым знанием английского.

— Нет, черт побери. Британский! Когда вы открываете рот, вас можно принять за чистокровного кокни!

Званцев затормозил, почти уткнувшись капотом в закрытые створки. На ближайшей вышке повернулся прожектор, поймав головную машину в пятно света.

Уильямс распахнул дверь. Несколькими быстрыми шагами преодолел расстояние до будки дежурного. Званцев, выпрыгнув из правой двери, обогнул грузовик, остановившись за спиной майора.

— Сэр! Назовите себя! — будка и корпус грузовика заслонили прожектора, но фигура Уильямса была достаточно хорошо освещена фарами, чтобы различить знаки различия.

— Майор Роберт Смит, сто первая горная дивизия. Первая рота моего батальона прибыла для передислокации на вашу базу, согласно приказу командования.

— Прошу прощения, сэр... — лицо дежурного в окошке выглядело озадаченным. — Одну минуту! — он выдернул из-под стола толстый журнал и принялся лихорадочно его листать.

— В чем дело? — с прохладцей осведомился Уильямс. Капрал поднял растерянный взгляд.

— Извините, сэр, но нас не уведомили о вашем прибытии.

— Сынок, — Уильямс оставил казенный тон, наклонился к окошку. — У меня здесь сто двадцать человек. Они, конечно, могут переночевать и в грузовиках, но мне очень бы хотелось этого избежать. Давай-ка ты как-нибудь решишь проблему со своими бумажками и пропустишь нас на территорию, а? Или, по крайней мере, вызовешь парня, который в состоянии сделать это?

— Да, сэр, разумеется, — дежурный схватил телефонную трубку и принялся набирать номер на допотопном, кажется, чуть ли не дисковом аппарате. Званцев потянулся, хрустнув суставами, чувствуя, как обвевает лицо ночной воздух.

В просвете между облаками показалась луна. Острое зрение Званцева различило несколько крохотных, но ярких звездочек на ее фоне. Он проводил ночное светило досадливым (по двум причинам) взглядом.

Несколько бойцов выбрались из кунга головной машины размять ноги. Уильямс досадливо покосился в их сторону, но приказа вернуться в грузовик не отдал. Тэсс, зевая, подошла ближе к Званцеву.

— Отсидела всю задницу на чертовой лавке, — пожаловалась она. Достала сигаретную пачку, принялась рыться по карманам. — Вот черт! Слушай, у тебя не будет огонька?

Званцев молча помотал головой.

— Эх... — Тэсс двинулась в сторону будки. Решительно распахнула дверь.

— Парень, прикурить не найдется?

Ответа капрала Званцев не расслышал, но увидел, как тот предупреждающе вскинул руку, одновременно протягивая зажигалку. Через секунду Тэсс снова стояла рядом со Званцевым, чиркая колесиком.

Калитка рядом с воротами распахнулась. Явив их глазам молодого офицера с лейтенантскими нашивками в сопровождении рядового.

— Лейтенант Адамс, дежурный по базе, — отрекомендовался лейтенант.

Уильямс вторично назвал значащиеся в его документах фамилию и звание.

— Понял, сэр. Прошу прощения, майор, но у нас маленькая проблема. Я совершенно уверен, что ваше подразделение не значится в журнале прибытия. Больше того, я не представляю, куда мы впихнем целую роту. У нас нет свободных казарм — все койки забиты.

Уильямс тяжело вздохнул. Поправил фуражку.

— Лейтенант, я уже понял, что в одном из штабов допустили здоровенной величины косяк. И полагаю, с утра за него кому-то оторвут голову. Но, черт бы меня побрал, если я оставлю людей ночевать в машинах — головы начнут лететь уже сейчас. Может, вы хотя бы впустите нас в расположение, а с утра мы начнем разгребать это дерьмо? Вот мое предписание, — он шагнул к двери машины. Продемонстрировал бумагу — лейтенанту самому пришлось податься вперед, в промежуток между грузовиком и будкой. Званцев посторонился, чтобы не мешать гвардейцам. За спиной у тех Тэсс украдкой протянула зажигалку капралу.

— Кажется, все верно, — Адамс вгляделся в мелкие строчки. — Но, сэр, даже если я вас впущу... Черт. Кажется, придется будить полковника, — он достал телефон, обреченно вздохнув.

— Конечно, — Уильямс кивнул. Адамс на секунду перевел взгляд на экран телефона. Рука "зеленого берета" метнулась вперед. Лейтенант согнулся. Званцев быстрым движением набросил ему на шею гибкий шнур и затянул, одновременно прижав к борту машины. Уильямс проворно выхватил из кармана крохотный шприц и вогнал иглу в шею Адамса. В будке Тэсс деловито повторяла ту же процедуру с прижатым к столу капралом.

Тент грузовика откинулся. Шатрин с Алексеевым подхватили кулем осевшего Адамса под руки и втянули внутрь. Собчук быстрой тенью скользнул в калитку. Вслед за Адамсом Осипов и Зиновьев загрузили в машину второго гвардейца, тоже бесчувственного. Тэсс переключила рубильник, и металлические ворота с тихим гулом распахнулись. С момента, когда лейтенант потянулся за телефоном, прошло ровно сорок секунд.

Званцев небрежной походкой обошел вокруг грузовика, запрыгнул на водительское сиденье. В будке Тэсс извлекла крохотную флягу и слегка побрызгала содержимым на стол и воротник капрала, оставив фляжку на столе. Затем запрыгнула на подножку грузовика. Секундная стрелка часов Званцева неторопливо двигалась по кругу.

— Погнали! — громко произнес Уильямс. Званцев подождал еще несколько секунд и притопил педаль. Пофыркивая, колонна двинулась в раскрытые ворота.

Свет погас.

Отключились не только прожектора на вышках — во тьму погрузились и немногочисленные горевшие окна, и даже фонари вдоль противоположной стороны шоссе. Луна со всеми размещенными на ней вражескими станциями тоже скрылась за облаками, и базу окутал непроглядный мрак.

Званцев резко вдавил педаль тормоза. И удовлетворенно ощутил сильный удар в задний бампер.

— Проклятье! — Уильямс подскочил. — Какого еще хрена! — он распахнул дверцу и рывком покинул кабину. Званцев последовал вслед за "зеленым беретом". Из-под второго тента вынырнуло два десятка фигур в ночном камуфляже, тут же растворившихся в тенях вдоль внешней стены. Откуда-то из хвоста колонны донеслось оглушительное завывание клаксона. Включились фары, подсветив место аварии.

— Ты... ты... — лицо майора почернело от ярости еще сильнее, стоило тому разглядеть разбитую фару и небольшую вмятину на бампере. — Чертов косорукий урод!

Званцев ощутил, как его очень профессионально хватают за грудки и прикладывают спиной о грузовик.

— Кретин! Косорукий кусок дерьма! — изо рта Уильямса летели брызги слюны, на висках взбухли жилы. Показавшиеся в лучах фар трое караульных сочувственно смотрели на Званцева. — Ты вылижешь своим гребаным языком каждую гребаную царапину, идиот!

— Сэр, есть, сэр! — послушно проорал Званцев. Уильямс разжал хватку, обернулся к гвардейцам.

— Вы! — теперь он переключился на хозяев. — Что за дерьмо творится на вашей дерьмовой базе? Ваш дежурный носится хрен знает где, часовой пьян в стельку, и никто не может мне сказать, что за срань господня с этим гребаным предписанием!!! Видит бог, я позабочусь, чтобы каждый из вас драил толчки до конца срока службы!!!

Он выхватил рекомый документ и затряс им в воздухе. Караульные даже слегка отшатнулись, переглядываясь. В отдалении взвыл дизель-генератор, тут же дважды поперхнулся и умолк. Званцев мысленно посочувствовал тому из гвардейцев, кого послали в пусковую — рука у Собчука была тяжелая.

— Вы! — Уильямс обернулся. Увидел выбравшихся из машин бойцов, и его гнев тут же нашел новую цель. — Я что, разрешал выходить наружу? Или вам тут бесплатный цирк, кретины? Вернуться в кунг, тупоголовое бычье дерьмо!

Фары отключились.

Все три гвардейца были вооружены. Однако ни один не успел даже потянуться за автоматом. Не считая Уильямса, на каждого гвардейца приходилось трое "ар-эйч". Исход боя был предрешен.

Ворота грузовиков распахнулись. Раздался дружный топот сапог. Захват отрабатывался не один десяток раз, и каждая группа знала свою цель без команды. С вышек доносилась еле слышная возня и звуки ударов, тут же смолкнувшие.

— Осипов, доложить ситуацию! — бросил Званцев в крохотный микрофон.

Прошло секунд пять.

— Вышки под контролем, — раздался глуховатый голос капитана. — Двухсотых нет, трехсотых нет. У противника тоже без безвозвратных. Правда, одному-двоим прямая дорога в санчасть.

От здания штаба и казарм раздались недоуменные возгласы, затем — проклятья. Грохнула автоматная очередь.

— Иванов на связи, — ожила рация. — Казарма один под контролем. Кое-кто из клиентов пытался лезть на рожон. Пришлось пальнуть в потолок. Держим ситуацию, помощь не нужна.

— Оружейка под контролем.

— Штаб — взято.

— Караулка под контролем.

— Казарма два — чисто.

— Парк — чисто.

— Сортир под контролем.

— Сержант Комарин, два наряда вне очереди за хохмы в боевой обстановке.

— Есть получить два наряда вне очереди, товарищ лейтенант! А отрабатывать в нашем сортире, или можно прямо здесь?

Званцев обернулся к "зеленому берету", облегченно вздохнув про себя.

— Чисто, майор. Вызывайте кавалерию.

Американец снял с пояса рацию.

— Двойка, я Джек. Мы закончили. Все чисто. Можете выдвигаться.

Помолчал, слушая. На вышках вновь вспыхнули прожектора, ярко осветив двор базы.

— Все чисто, потерь нет. Ни с чьей стороны, — уточнил он. — Да, сэр.

Вернул рацию на пояс и обернулся к Званцеву.

— Генерал Баузер просил передать благодарность вашим людям.

— Поблагодарите, когда мы закончим. Майор, лучше перейти в кабинет командующего. Тут мы как на ладони.

Уильямс молча кивнул. Быстрым шагом направился к смутно чернеющей в темноте двери штабного корпуса.

Слух у Званцева был не менее острым, чем зрение. Но легкий шорох во тьме был настолько тихим, что даже спецназовец его едва расслышал. И, пожалуй, мог бы пропустить мимо ушей.

Если бы ему не приходилось так часто слышать этот негромкий шипящий звук.

Шелест, с которым воздух прокачивался сквозь тысячи микротурбин в овальном корпусе.

— Ложись!

Пистолет прыгнул в ладонь. В лучах прожектора мелькнула тень. Званцев, повинуясь рефлексу, рухнул, ожидая, что сейчас лицо опалит слепящая вспышка. Вскинул оружие, ловя сквозь полуприкрытые ресницы, как привык, смертоносный овоид на мушку.

Успел заметить, как крохотная точка свечой взвивается в небо, уходя из луча.

— Проклятье! — Уильямс, как и Званцев, успел залечь, выхватить пистолет и откатиться к стене штаба. — Это...

Званцев переключился на общий канал.

— Внимание всем! Воздух! Здесь чужаки! Повторяю, в небе "тарелки"! Укрыться!

Обернулся к Уильямсу.

— Внутрь! Прикрою!

Он вскинул пистолет, осматривая небо. "Зеленый берет" достиг двери штаба коротким рывком. На вышках поворачивались стволы пулеметов, прожектора шарили по ночному небу, будто в древнем военном боевике.

Уильямс выглянул из-за косяка, махнул Званцеву, держа пистолет наизготовку. Десять метров — один бросок. В наполовину забитом шкафами с документацией вестибюле обнаружились, кроме Уильямса, Шатрин с Райт. На небольшом письменном столе бормотал на остатках заряда забытый ноутбук, из динамиков негромко раздавалось:

— ...Комментариев не поступало. Однако неназванный источник в Государственном Департаменте охарактеризовал корреспонденту BBC русско-английское предложение как "несовместимый с политической жизнью уровень идеализма"...

— Чужаки? — Тэсс успела вооружиться автоматом. — Здесь?

— "Тарелка". Над центром плаца. Висела неподвижно, огня не открывала.

— Метров шестьдесят? — Уильямс бросил в сторону Званцева уважительный взгляд. — Ну и слух у вас!

Званцев помолчал секунду, выслушивая встревоженные голоса по каналу связи.

— Командир, — раздался спокойный голос Осипова. — Что делать с пленными? Мы не сможем удерживать казармы и одновременно наблюдать за небом. С ними могут быть проблемы.

Званцев помедлил секунду.

— Группы со второй по пятую — выполнять прежний приказ! Группа один — наблюдать за воздушной обстановкой! Ищите "пленки" и "тарелки"!

Он взглянул на подчиненных. Шатрин, тоже с автоматом, занял позицию у дальнего окна и в разговор не вникал.

— Командир, — протянула Тэсс. — Возможно, это не очень удачная идея... но если твари атакуют — лучше бы вооружить пленных.

— Что?! — Уильямс даже отвлекся на секунду от наблюдения за улицей. — Вы спятили?

— Так, — негромко проговорил Званцев. — Майор! Сколько еще ждать подкреплений?

— От базы до нас — двадцать минут езды. Они выехали девять минут назад.

— Связаться и предупредить!

Что-то в лице Уильямса изменилось. В вышине раздался гул винтов "Апачей", идущих на восток.

— Сэр, — осторожно проговорил американец. — Не исключено, это не лучшее предложение.

— Что?

— Прямо сейчас, — Уильямс взмахнул рукой, очерчивая полукруг, — наши парни там берут под контроль Белый Дом, конгрессменов, штаб-квартиру ФБР и кучу других жизненно важных объектов. Если мы поднимем тревогу... Черт побери, малейшая заминка или лишний выстрел не в том месте — и операция покатится в тартарары! Сэр, я думаю не только о своих людях! Если мы облажаемся — псу под хвост пойдет весь ГлобДефКом с сопротивлением пришельцам!

Тэсс втянула воздух.

— Если на наши головы свалится десяток "летучих мышей" — псу под хвост пойдет вся ваша треклятая столица! Сэр!

— Так, — спокойно проговорил Званцев. Лица спорщиков дружно повернулись к нему. — "Мышей" тут быть не должно — их с "бумерами" ПВО бы точно не зевнула. Своим ходом "тарелка" добраться от Невады тоже не могла. Значит, где-то рядом наземный носитель. "Амеба" или "паук", один или несколько.

— "Пауков" мы точно уделаем, — заметил обернувшийся Шатрин. — С "амебой", конечно, хрен ее знает...

— Есть еще вариант, — мрачно протянула Тэсс. — Деструдо.

Шатрин лишь пренебрежительно фыркнул.

— Твою мать, — пробормотал Званцев. — Как же проще, когда боевую операцию планируют без оглядки на политику!

— Вот она и заинтересовалась нами, — Уильямс коротко усмехнулся. — Сэр?

Разговор прервала длинная очередь "браунинга". Через пару секунд пулемет замолк, зато подключились еще двое. Стрельба доносилась с вышек.

— Осипов! По кому стреляешь?!

— Засекли "пленку". Уходит со снижением к юго-западу. Организовать преследование?

— Пока нет. Смотреть в оба — они могут быть и на земле!

— Есть.

Званцев скрипнул зубами.

— Майор, — он мысленно обматерил себя за тугодумие. — Свяжитесь с генералом Баузером напрямую, доложите ситуацию и озвучьте свои соображения.

За воротами загрохотало и залязгало — похоже, с шоссе сьезжала колонна бронетехники.

— Прибыли с опережением срока, — отрывисто бросил Уильямс. — Слышали стрельбу. Требуют сообщить ситуацию.

Они со Званцевым переглянулись.

— Дай мне закрытый канал их командира.

Сквозь помехи пробился мужской голос:

— ... повторяю, что у вас происходит? Кто вел огонь?

— Майор Званцев на связи! База под нашим контролем. В воздухе машины пришельцев. Приказываю — занять базу, блокировать гвардейцев и приготовиться к атаке с воздуха! По открытым каналам о чужаках — ни слова! Повторяю, молчать о чужаках! Как поняли? Повторить!

— Занять базу, держать гвардейцев под контролем, приготовиться к атаке с воздуха! — донеслось из наушника немного озадаченно. — Молчать о чужаках по связи.

Вьехавший в ворота головной бронетранспортер не стал ждать, пока у Званцева найдутся свободные водители освободить плац — просто отпихнул пустой грузовик в сторону. Ночь наполнилась рявканьем команд, топотом и лязгом. На вышках нарисовались в дополнение к пулеметчикам расчеты зенитчиков, сноровисто развернувшие свои трубы.

Серая лента реки мелькала между набухшими майскими почками ветвями кленов. Обочина круто спускалась к узкой — всего в три-четыре ряда кирпича — набережной. На другой стороне реки виднелась еще одна кленовая лесополоса, из которой поднимались крыши старинных, девятнацатого века, зданий. Пейзаж был на удивление тих и пасторален — даже не верилось, что меньше чем в километре отсюда находится столица крупнейшей из ядерных держав.

Конечно, тишина объяснялась и недавними событиями. Если в центре города о перевороте можно было догадаться только по необычно большому количеству патрулей на улицах, вместо обычного вида полицейских состоявших из "MP", то здесь, в пригороде, большинство жителей предпочли все же не показываться на улице без лишней надобности. Поэтому дорога и пустовала — не считая видневшегося в ста метрах военного блокпоста.

— Даже как-то обидно, — заметила с заднего сиденья "Хаммера" Тэсс. — Мы только что сменили правительство не какой-нибудь банановой республики — самих Соединенных Штатов! А в соцсетях только и разговоров, что о грядущей реформе ООН.

— Это называется "грамотный вброс инфоповода", — назидательно заметил Званцев. — Сперва запускаешь гранд-бабах, чтобы ведущие новостные агенства вцепились в него и не отпускали. Для гарантии намекаешь прикормленным журналистам, что именно им стоит освещать поподробнее. А потом без шума и пыли делаешь свои дела. Пусть лучше местная публика стоит на ушах от того, что они теперь граждане планеты Земля, чем замечает, что у них на выходных произошел военный переворот.

Он откровенно наслаждался передышкой. Последних три дня отряд провел на свежезахваченной базе, по соседству с волком глядящими на них гвардейцами и с уважением косившимся батальоном пехоты. Постепенно "ар-эйч" раздергивали группу за группой на прочие объекты. Общим счетом за эти трое суток Званцев проспал часов десять, и всей душой осознал, что беготня по Уралу с ядерной миной ему больше по душе, чем организаторская работа.

Его подразделение оказалось не единственным, столкнувшимся с чужаками. О контакте с "тарелками" и "пленками" сообщили еще два отряда. Все три случая оканчивались одинаково — поняв, что замечены, аппараты пришельцев уходили из поля обзора, не открывая огонь и игнорируя выстрелы вслед.

Похоже, если чужаки и интересовались происходящим сейчас в американской столице — то вмешиваться в процесс не собирались. В целом Званцева это устраивало.

И настораживало.

Тэсс продолжала проверять свою переписку. Сетевую блокировку наконец-то сняли, по крайней мере, на разрешенные к посещению сайты.

— Джек отписался, — сообщила она обрадованно.

— Как у него? — заинтересованно обернулся Званцев.

— На прошлой неделе был первый вылет с инструктором, — Райт улыбнулась. — Впрямую не пишет, но намекает, что курс держат на казарменном положении.

— Из-за..? — Осипов сделал широкий жест, словно обозначая происходящее.

— А из-за чего же еще? — пожал Званцев плечами.

Они миновали блокпост — Осипов ненадолго притормозил, предъявив сурового вида патрульным документы. И только успели отъехать — как капитан снова нажал на тормоз.

— Что такое?

На лице Осипова было какое-то непривычное выражение. Он опустил глаза, рассматривая носки своих берцев.

— Командир, — он указал влево, на крохотный причал, приткнувшийся к набережной. — Что за речушка, помнишь?

— Да естественно... — до Званцева дошло.

— Блин, господи, — он развел руками. — Товарищ офицер, вам вообще сколько лет?

— Майором, видно, уже не бывать, — отмахнулся Осипов. — Нет, когда еще будет такой случай?

— У нас приказ прибыть в порт, — Званцева самого начал разбирать смех.

— Запас по времени есть.

— Что происходит? — поинтересовалась Тэсс.

— Товарищ майор, — настойчиво повторил Осипов. — Ну когда еще нам выпадет шанс помыть сапоги в Потомаке посреди оккупированного Вашингтона? Родина нам не простит, если мы его упустим.

— Какая Родина? — пытаясь не заржать в голос, полюбопытствовал Званцев. — У нас теперь единое мировое правительство. Сами же только что и установили. Как, чувствуешь себя масоном?

— Не знаю, — Осипов поскреб в затылке. — У меня в предках ни одного еврея, по крайней мере, из тех, кого знаю. Вы не в курсе, это сейчас обязательно для вступления?

Званцев пожал плечами.

— Увижу отделение местной ячейки — спрошу. Черт с тобой, пошли!

Они спрыгнули со склона. На воде меланхолично покачивалась эскадра окурков с пивной бутылкой в качестве флагмана.

— Это какой-то русский ритуал? — спросила Тэсс с обочины, задумчиво рассматривая ополаскивающих обувь Званцева и Осипова. — А можно я не буду присоединяться? Наша армия как-то уже сожгла этот город, так что у меня по этому поводу нет национальных комплексов.

Кстати говоря, — добавила она, — мы на этом склоне как на ладони даже для паршивого стрелка.

— Я думаю, местные пока слишком шокированы, чтобы партизанить по пригородам, — откликнулся Званцев. Перепрыгнул вслед за Осиповым с кирпичей на шершавый кленовый корень, змеящийся вдоль склона.

Телефон запищал, когда он уже открывал дверь "Хаммера".

— Майор Званцев слушает, — резко выдохнуть, сбрасывая расслабленное настроение.

— Где находитесь? — не тратя времени на приветствия, перешел к делу генерал Баузер.

— Полкилометра до Скотт Ки.

— Понятно. Майор, маршрут меняется. Берите ноги в руки и выдвигайтесь на Массачусетс-авеню. Направьте туда же ваш отряд. У нас серьезная проблема.

— Какого рода?

— Захват заложников. В британском посольстве. Местными. Подробности выясняются.

— Есть прибыть, — на этих словах генерал отключился. Званцев вздохнул.

— Захват заложников? — Тэсс посерьезнела. — Вообще-то, не совсем наш профиль работы.

— Брать базы без трупов мы тоже не обучены, — напомнил Осипов. — Кого еще они выдернут? "Зеленых беретов"?

— Думаю, и их тоже, — Званцев вдавил педаль газа.

Перекресток был забит плотно. В основном — военной техникой. Ряд бронемашин выстроился поперек угла площади, закрывая собой вид на шестиэтажное кирпичное здание.

Точнее говоря — закрывая тем, кто был в здании, обзор площади.

— Сколько их?

— От пятнадцати до двадцати человек, — процедил Уильямс. — У всех автоматы и гранаты. Как минимум, по одной базуке и снайперке.

— Заложников, — уточнил Званцев. Покосился на монитор, куда выводилось изображение сразу с шести нацеленных на посольство камер.

— Человек тридцать. Включая посла с супругой.

— Хреново.

Уильямс скрипнул зубами.

— Казалось бы, все предусмотрели. Со стороны федералов. От своих подлянки не ждали.

— Разве там не морпехи?

— В широком смысле. А... — Уильямс махнул рукой. Перевел взгляд на кого-то за спиной Званцева и вытянулся, отдавая честь.

— Вольно, — махнул рукой сухопарый и высокорослый, фигурой похожий на плеть, командующий силами специального назначения ГлобДефКома. — Как обстановка?

— Расставил людей по периметру. Снайперы ведут наблюдение, — доложил Званцев. — Штурмовая группа готова к атаке.

— К атаке, — повторил Баузер задумчиво, выводя на экран схему расположения спецназовцев. — С атакой пока придется подождать. Журналистов не подпускали?

— Нет, сэр.

— Молодцы. От морпехов требований не поступало?

— Пока тишина.

Тишина висела и над городом, замершим в тревожном ожидании. Несколько армейских вертолетов висели в облачном небе, разгоняя ее стрекотом лопастей. Где-то завывал гудок одиночного автомобиля, но в целом для полумиллионной столицы Вашингтон был непривычно тихим. Впрочем, до этого Званцеву здесь бывать не доводилось, и сравнивать ему было не с чем.

Ожила рация.

— Майор. Движение на главном крыльце. Один человек. В британской форме. Перевязан. Похоже, заложник, — кратко сообщила Тэсс.

Званцев и сам видел на экране, как ковыляет вверх по ступенькам — нижний этаж располагался ниже уровня площади — морской пехотинец в когда-то черном, а сейчас — перемазанном грязью парадном мундире. Его правое бедро туго перетягивала какая-то тряпка.

— Медбригаду, — приказал он, не оборачиваясь.

Противопулевые щиты, установленные в дополнение к бронемашинам, раздвинулись, двое спецназовцев бегом пересекли скверик, подхватили раненого и уложили на носилки. В одном из окон посольства Званцев явственно различил отблеск оптики.

— Снайпер на втором этаже, третье окно слева, — тут же подтвердила его подозрения Тэсс.

Вокруг раненого уже хлопотали медики, снимая импровизированную повязку, обрабатывая рану и что-то вкалывая. Увидев Званцева, тот попытался сесть на носилках.

— Спокойно, — один из медиков мягко, но решительно придержал бойца за плечо.

— Лежите, — велел и Званцев. — Можете говорить?

— Да, сэр, — хриплым голосом проговорил морпех. — Сержант Вудкок, из роты охраны посольства. Они... сэр, они приказали мне сообщить их требования.

— Я слушаю, — санитар пододвинул Званцеву пластиковый стул. Тот поблагодарил фельдшера кивком. Шепотом спросил:

— Как состояние?

— Перевязку наложили вовремя, кровопотеря небольшая. Шока нет, — так же негромко ответил разогнувшийся медик. — Минут пять могу вам дать.

— Сэр, — привлек к себе внимание Вудкок. — Они требуют, чтобы им предоставили полностью заправленный вертолет и коридор до Чарлстона. И... президента, живого и в добром здравии. На этих условиях они согласны отпустить заложников, не считая посольской четы. Их командир сказал, что у вас есть один час. Затем — они начнут расстреливать заложников. По одному каждый час, начиная с нас, морпехов.

Подошедший ближе Уильямс присвистнул.

— Чарлстон, — лицо Баузера скривилось, будто генерал откусил кусок лимона. — Плохо.

— Что там, сэр? — рискнул полюбопытствовать Уильямс.

— Там — хреново, — отрезал Баузер. — По штатам прошло... в массе нормально, но не везде. Горный Штат... Черт. На это мы пойти не можем.

— Сколько их? Чем вооружены? Как расположены?

— Я насчитал восемнадцать. Автоматы, гранаты, две винтовки, гранатомет. У всех по гранате и паре рожков. В холле четверо. Остальные в здании, точно не знаю, где. Нас охраняли двое.

— Вас — заложников? — Званцев наклонился ближе.

— Так точно. Заложники собраны на третьем этаже, южный конференц-зал... — Вудкок откинулся на подушку, побледнев. Выдавил... — Окна выходят во внутренний двор. Там тридцать два дипломата и трое наших парней. И два кило С4 с детонатором.

Над ним снова склонились врачи, отстранив Званцева. Тот обменялся взглядами с Баузером и Уильямсом.

— Внутренний двор, третий этаж, — оба майора синхронно подняли глаза на крыши соседних зданий.

— Не простреливается, — мрачно констатировал очевидное Уильямс.

— Так, — Баузер с силой потер лоб. — Ну, в общем, штурм-то мы проведем. Проблема в том, чтобы сучьи дети не успели подорвать бомбу.

— Газ? — предположил Званцев.

— Лично мне бы хватило мозгов соорудить кнопку смертника, — покачал головой Уильямс. — Хотя бы в варианте "гранату послу в руки".

Томительную паузу прервал вздох Баузера.

— Ладно. Держим оцепление, если слышим внутри выстрелы или взрыв — штурмуем.

Он отошел в сторону, извлек рацию.

Уильямс извлек сигареты, над асфальтом поплыло облачко вонючего дыма. Званцев склонился над планом здания, в который раз соображая, где бы он расставил стрелков для обороны, и по каким направлениям вести штурм. Пометил жирным крестиком злополучный конференц-зал, в уме прикидывая время, за которое ударная группа прорвется к помещению. Покосился на вытянутую крышу посольского паркинга. В принципе, она могла прикрыть атакующих от стрельбы почти со всех направлений, не считая пары окон. Которые, пожалуй, не составляло труда накрыть плотным огнем...

Баузер закончил доклад и вернулся к КШМ-ке.

— Хорошие новости, — сообщил он. — Ведьма где-то раскопала антитеррористическую группу в пределах досягаемости. Перекидывает их к нам на всех парах.

Уильямс облегченно вздохнул.

— По уму, стоило бы задействовать SWAT, — пробормотал он. — Это все-таки их профиль, да и территорию они знают. Вот только...

— Вот только в кого они будут стрелять? В морпехов или по заложникам? — закончил за подчиненного Баузер, скрипнув зубами. — Ладно. Пока тянем время. Нам обещаны психологи-переговорщики... Вопрос только, сколько их дожидаться.

Он оглядел Званцева с ног до головы.

— На две минуты, — сухо бросил он.

Несколько удивленный, Званцев последовал за командиром. Идти оказалось недалеко — обогнув броневик, генерал остановился.

— Майор, — с нажимом проговорил он. — Что у вас за дела с Ведьмой?

Вопрос на долю секунды выбил Званцева из колеи.

— Э... нахожусь под ее командованием, — осторожно произнес он.

— Как и я, черт побери. И я знаю, что она лично допрашивала вас после лондонской операции. Меня интересует — получали ли вы от Ведьмы какие-то дополнительные приказы? Из тех, которые разрешено со мной обсуждать, хотя бы?

Удивление Званцева лишь возросло.

— Мне об этом ничего не известно, генерал.

Баузер вздохнул.

— Ведьма, — он замешкался, подбирая слово, — кажется, ее удивило ваше участие в операции. Когда я упомянул вашу фамилию... нет, она ничего не сказала открытым текстом. Но на секунду мне показалось, что она хочет отстранить вас от командования. Что вы об этом знаете?

Званцев пожал плечами.

— Могла вспомнить мою фамилию еще с тех времен. Сэр, все приказы, что мне отдает высшее командование, проходят через вас.

— Знаю, — Баузер вновь вытер лоб. — Ладно, оставим это на потом. Сейчас у нас хватает и прочего дерьма.

Как по заказу, снова запищала рация.

— Еще один на крыльце. Вооружен, но руки пустые. Белый флаг, — сообщила Тэсс.

Званцев и Баузер дружно шагнули к окошечку в бронещитке, едва не столкнувшись лбами. Высокорослый брюнет в форме морской пехоты США неторопливо поднимался по лестнице. Оказавшись наверху, он скрестил руки на груди. Замер, спокойно оглядывая скопление техники вокруг и автоматные стволы, нацеленные ему в грудь.

— Переговорщик? — Баузер поднял бровь.

— Надо кого-то выслать навстречу, — Званцеву не нравилась исходящая от незнакомца аура уверенности.

— Разрешите мне? — скорее в приказном тоне произнес Уильямс. — Может, получится его заболтать.

— Попробуйте, — кивнул Баузер. "Зеленый берет" не заставил просить себя дважды — молодецки перемахнул через щиты и твердым шагом двинулся навстречу визитеру, выставив вперед пустые руки.

Десантник и морпех сошлись прямо напротив угла, образованного сходящимися улицами, на острие которого, собственно, и размещалось посольство. Званцев слышал лишь отдельные долетавшие до него реплики. По крайней мере "... вашего главного...", "... обмен ..." и " ... тратить время ..." он разобрал. Уильямс в основном слушал, испепеляя визави взглядом. Пару раз он попытался заговорить, но морпех обрывал его, качая головой. Затем развернулся и двинулся обратно ко входу в посольство.

Уильямс тоже направлялся к позиции. Он выглядел разочарованным.

— Что? — первым спросил Баузер.

— Предложили альтернативный вариант. Если мы выдадим им того, кто здесь командует от имени ГлобДефКома — они согласны освободить жену и дочь посла. И подождать еще час сверху. Дальше — те же условия. Полчаса на размышления.

— Они, сдается, и сами не определились со своими условиями, — пробормотал Баузер. — Это хорошо.

— Или не очень. В горячке как бы они не перешли к пальбе по заложникам, сэр, — Уильямс покачал головой.

— Ладно, — Баузер покосился на посольство. — Время нам сейчас нужнее...

Его прервало тарахтение вертолетных лопастей. Винтокрылая машина двигалась с северо-востока. Прислушавшись, Званцев решил, что к ним приближаются две машины сразу, скорее всего — "Чинуки". Его догадка подтвердилась, когда над крышами мелькнула пара характерных двугорбых силуэтов.

— Подкрепление?

— Кавалерия прибыла, — широкими шагами генерал двинулся к выходу на соседнюю улицу, куда уже опускалась вторая машина.

Обогнув угловой особняк, Званцев на секунду замер. Кажется, сегодняшний день еще не закончил его удивлять.

То, что выгружалось из расширенной двери (расширенной, похоже, под него специально) двери машины... кажется, оно было человеком. Только высотой за два метра. И больше всего походило на гориллу, по уши закованную в рыцарские доспехи. Камуфляжные пластины брони косо сходились к нагруднику, бугрились гротескными мускулами на плечах и бедрах. Спина вздувалась горбом, образуя со шлемом единое целое. Бронированные ступни лязгнули о асфальт, и Званцев ощутил, как удар отдался в его собственных ногах.

— Нравится? — полюбопытствовал стоявший неподалеку офицер в смутно знакомой Званцеву форме. — Бронекомплекс "Рефаим". Новейшая разработка, принята на вооружение только в прошлом году. АТР-привод и золотографеновые аккумы в качестве источника энергии, а в лоб держит пятидесятый калибр в упор. Запаса энергии хватает на десять минут боя в автономном режиме. По этой причине военные до сих пор от них отказываются — не любят, когда машина замирает, как вкопанная, прямо под обстрелом. К тому же проходимость у них по грунтам — не ахти. Зато для штурмовых операций — самое то. Ребята из тяжелого звена готовы на них прямо таки жениться. Не подумайте только, что я излагаю вам секретные сведения — их можно найти в любом рекламном буклете Таас Маарахот.

Званцев оторвал взгляд от шеренги одоспешенных гигантов. Короткоствольные "таворы" смотрелись на их бедрах до удивление по-игрушечному.

— Подполковник Морис Лерхер, подразделение вмешательства ЯМАМ, — отрекомендовался гость. — Принимаю командование над этой операцией. Не обижайтесь, но ваши люди не обучены таким вещам. Мы, конечно, не слишком знакомы с территорией, но для моих ребят это привычно. Времени на отработку особо не было — еще вчера нас придавали армейцам для зачистки "пауков", а сегодня с утра запихнули в сверхзвуковик и перебросили через пол-планеты. Поэтому введите меня в курс дела, пожалуйста.

— Конечно, подполковник, — Баузер отвел израильтянина к БТРу и принялся излагать оперативную обстановку. Званцев и Уильямс обменялись взглядами.

— Ну и поток информации, — спецназовец покачал головой.

— Говорят, у него все подразделение такое, — тихо ответил Уильямс. — Любители порассуждать по поводу и без повода. Зато в бою — стреляют, прежде чем противник успевает их увидеть.

— Это все, что сейчас нужно, — хмыкнул Званцев. Посмотрел на бронепехотинцев, шествовавших к броневикам. За каждым из бойцов от вертолета тянулся длинный кабель, при каждом движении броня издавала тихое гудение.

— Нам пытались всучить что-то подобное с полгода назад, — пробормотал он. — "Святогор-3", так, кажется, называлось это чудо. Еле отплевались.

— Мда, — Уильямса прервали. Подполковник Лерхер призывно махал обоим рукой.

Они с Баузером склонились над тем же планом, что изучал Званцев. Рукой полковника на него были нанесены новые пометки.

— Значит, так, — Морис Лерхер распрямился, бросив взгляд на монитор. — Мы получили от них предложение об обмене. Это позволит нам потянуть время. Кроме того, это дает шанс выяснить больше подробностей о бомбе и подрывнике. Возможно даже, заблокировать его при штурме.

— Я пойду, — Баузер кивнул.

— Не спешите, генерал, — Лерхер покачал головой. — Они не знают, кто именно командует операцией. Мы же не даем им рассмотреть наши знаки различия. Следовательно, подойдет любой глобдефкомовец достаточно высокого ранга. Зачем давать им лишний козырь при переговорах? Достаточно, если у них будет такое ложное ощущение. С другой стороны, я бы послал внутрь одного из своих парней — но если они захотят удостовериться, что имеют дело именно с ГлобДефКомом? Майор, я считаю, что самым разумным будет пойти внутрь вам.

Званцев уже понял, к чему идет дело, и кивнул, не дожидаясь конца тирады.

— Я не думаю, что они оставят мне связь.

— Для этой цели у нас еще одна игрушка от отдела спецоснащения, — с серьезным видом проговорил ямамовец. — Не слишком компактная. В развернутом виде перевозится на двух автомобилях. Это вместе с генераторами и антеннами. А вот приемопередатчик и микросхема — пара сантиметров длиной. Можно замаскировать... да почти под что угодно. Излучает шифрованным сжатым пакетом, передача практически не перехватывается. Это если у вас нет хорошего специалиста по радиоперехвату, разумеется. Вот посмотрите, — он извлек из кармана нечто, похожее на моток лейкопластыря.

Званцев прищурился.

— Куда это надевать?

— Хм, — ямамовец оценивающе посмотрел на него. — Потерпите, пожалуйста. Будет немного больно, — на свет божий явился кнопочный нож.

В автоматику дверного привода, видимо, угодила чья-то шальная пуля. Морпехам, конвоировавшим Званцева, пришлось поднатужиться, борясь со ставшими неповоротливыми створками.

Он быстро окинул взглядом холл, подмечая расположение стрелков. Тех было немного — всего пять человек, окинувших майора ничего не выражавшими взглядами. Отсюда, с полуподвального этажа, отражать атаку было бы сложновато. Противник, видимо, предпочел рассредоточиться по верхним этажам посольства.

Перестрелка с охраной была короткой, но ожесточенной. По холлу в беспорядке валялись изрешеченные столы и кресла, дубовую секретарскую стойку разворотило взрывом. Обои покрывала замысловатая вязь попаданий. Со стены слепо смотрел прошитый двумя пулями плазменный экран.

Мимо Званцева протолкнули заложников — мелко дрожащую пожилую даму, закутанную в разорванное одеяло, и бледную женщину средних лет с рукой на перевязи. Обе смотрели перед собой в одну точку, механически передвигая ноги.

— Вперед! — один из конвоиров махнул рукой в сторону неприметной двери рядом с выходом на парадную лестницу.

За дверью обнаружился скудно обставленный кабинет с парой мониторов и сейфом на стене. В данный момент дверца сейфа была распахнута, а содержимое — пачка бумаг и несколько флешек — вывалено на пол. За столом, разглядывая монитор, на который шло изображение с уличных камер, устроились двое человек с офицерскими нашивками.

— ГлобДефКом, сэр, — кратко отрапортовал рядовой.

— Хорошо. Чарли, на пост, ты пока тут. Присаживайтесь, — последнее было уже Званцеву. Капитан пнул в его сторону пластиковый стул. Его собеседник, юнец со знаками различия уореннт-офицера, близоруко щурясь на майора, молча поднялся, быстро сунул что-то в руку капитану и последовал вслед за Чарли. Раздался негромкий щелчок.

Званцев опустился на предложенное сиденье, неловко покачнувшись — руки были связаны за спиной.

— Обыскали тщательно? — вопрос адресовался, по-видимому, второму морпеху.

— Да, сэр. Оружия нет, передатчиков нет.

— Надеюсь, — офицер поднялся, встав за спиной Званцева. Майор ощутил, как по его одежде прошлись, умело ощупывая. Внезапно американец подцепил закрывающий лоб Званцева пластырь и резко рванул.

— Вам не кажется, что ваше поведение излишне вызывающе? — зашипев от боли, осведомился Званцев. На русском это прозвучало короче.

— Черт, — на секунду в серых глазах американца мелькнуло смущение. Он опустил руку в карман. По виску Званцева со свежей раны проползла капля крови, сорвалась на погон. — Ладно. Ты тот, кто там командовал?

Званцев фыркнул. Снова раздалось "щелк!" на грани слышимости.

— Поверь, операцию есть кому возглавить. А что? Хочешь сдаться?

— Наглости не занимать, да? — морпех заинтересованно всмотрелся ему в лицо. — Что-то знакомое... Назови имя и звание!

— Майор Званцев, войска спецназначения ГлобДефКома, — сообщил он. — Назовись сам.

Капитан осклабился, показав прокуренные зубы. Присел на край стола.

— Вот эта штука уравнивает в званиях, да? — он похлопал по пистолетной рукояти. — Капитан Сойер, корпус морской пехоты США. Так ты — тот самый Званцев? Единственный из людей Ведьмы, кто дошел до Лондона и вернулся? Кажется, я заключил сделку, лучшую, чем полагал!

— Со мной были мои люди. Неважно. На что ты рассчитываешь? Неужели ждешь, что за меня тебе действительно выдадут экс-президента и вертолет?

— Я не "рассчитываю", — щека Сойера дернулась. — Я делаю то, что должен.

— Интересные у тебя представления о долге, — протянул Званцев. — Убийство невинных в них тоже входит?

Кажется, ему наконец удалось разозлить Сойера.

— Не "невинных", — процедил американец. — А граждан страны, которая первой вторглась на территорию Соединенных Штатов, — он по-прежнему держал руку в кармане. — Насрав на двести пятьдесят лет свободы и демократии. Так что поверь — за вояк-лайми совесть меня не заест.

От скрытой под кожей пластинки прошла волна легкой вибрации, отдавшейся в голове Званцева уколом боли.

— Он оправдывается, — прошептал в ухо призрачный голос чипа. — Попробуйте разговорить его. Потяните время.

— А за нарушение приказов своего же командования? — полюбопытствовал Званцев. — Между прочим, насчет свободы-демократии — я сомневаюсь, что вице-президент захочет лететь с вами в Чарльстон. А он, насколько я понимаю, сейчас является твоим верховным главнокомандующим. Согласно вашей же конституции.

— Не притворяйся идиотом, — Сойер сощурился. — Мы оба знаем, что речь идет о президенте, за которого голосовал народ Соединенных Штатов.

— Мистер экс-президент, — Званцев выделил голосом ударение, — отстранен по состоянию здоровья. Его самочувствие не допускает полетов в компании террористов. Это к вопросу о "добром здравии".

Последнее было чистой правдой. Насколько Званцев мог судить по дошедшим до него слухам — президент США, узнав, что а) проигрыш на выборах его партии больше не грозит б) ценой его отставки, побагровел, закашлялся, посинел и сполз на руки заговорщиков. После чего спешно препровожден в спецклинику, где и пребывал по сей день.

Сойер смерил Званцева взглядом.

— Знаешь, откуда у меня эта отметина? — он коснулся давно зажившего шрама на скуле.

— Бандитская пуля?

— Любишь пошутить? — холодно спросил Сойер. — Я напоролся лицом на прицел собственного автомата.

Званцев поднял бровь и тут же об этом пожалел — движение потревожило свежевживленный чип, несмотря на сделанный ямамовским медиком укол обезболивающего.

— Все только начиналось. Высадка в Неваде. Нас перебросили из Юты. Авиация уже не летала, мы выдвигались на броне. Шли в походном порядке. Я с парнями был в дозоре — потому и уцелел.

Званцев молча ждал продолжения.

— Наверно, это была "мышь" на бреющем. Я так думаю, потому что выстрелы шли почти вдоль дороги. В голове двигался "эвенджер", за ним ехал танк. Мы продирались через кусты. Я услышал шум, задираю голову. Над нами летит в сторону вертушка. Летит по кусочкам. Я перевел взгляд на колонну. Как раз вовремя. Знаешь, было даже красиво. Такой фейерверк. Зенитчики как раз начали поворачивать башню. Их машину пробило насквозь. Струя испарившегося металла ударила в морду "абрамсу" и сдула его с дороги, — похоже, Соейру давно хотелось выговориться.

— Не мешайте ему, — прошептал чип.

— Танк полетел в нашу сторону. Все, мать его в задницу, шестьдесят с лишним тонн поднялись в воздух и полетели прямо в нас. Тогда-то я и влепился мордой в автомат. "Абрамс" треснулся об землю в трех метрах от меня. Я встал. У меня была мокрая спина. Прочихался. Проплевался. Понял, что все равно не слышу. Посмотрел на колонну. Сквозь пыль было ничерта не видно. Только огонь. По всей дороге. Вместо колонны. Я потрогал спину. Понял, что спина перепачкана чужими кишками, — Сойер умолк. Снова щелчок — теперь Званцев отчетливо видел, как дернулась опущенная в карман рука морпеха.

— А дальше? — поинтересовался Званцев, когда понял, что пауза затянулась.

— Дальше? — Сойер, похоже, успел забыть о его присутствии. — Дальше я вышел к своим. Единственный из отделения. Стал воевать дальше. Дослужился до капитана. Водил людей под лучи и орбитальные снаряды. И знаешь что?

— Что?

— За все эти, мать его, двенадцать лет, — Сойер вскочил, пнул угол стола. — За все эти годы никто даже не попытался узнать, чего хотят эти твари. Зачем пришли. Почему они нас убивают. Зачем? У сволочей в штабах довольно пушечного мяса, чтобы гнать его в зоны высадки. Наживаться на поставках вооружения. Продавать чужие технологии. Шишки в штабах, шишки в корпорациях... они все очень хорошо устроились с этой войной. Это не их трупами заваливают "пауков" с "амебами". А стоило кому-то лишь заикнуться, что пора покончить с этим дерьмом — как явились вы, сучьи дети. И ты еще будешь говорить мне, чьим приказам подчиняться? Да поцелуй меня в culo! — Сойер осекся, и рука его метнулась к пистолету. Он явно не ожидал, что Званцев вскочит со стула настолько быстро с замотанными скотчем руками.

— Не ссы, — процедил "ар-эйч". — Не трону. Просто слушай сюда. Раз у нас тут вечер военных баек — слушай мою историю, сучонок.

Это было семь лет назад. В маленьком городке под Магнитогорском, название тебе ничего не скажет. Там красивая местность — бурьян, кусты, по весне река разливается — есть где перележать "пленку". Мы вошли в город в сумерках, погода была так себе — тучи сдувало. Стали искать место для лежки. Один из моих парней зашел в местный клуб. Знаешь, что мы нашли?

Сойер, кажется, хотел что-то сказать, но Званцев не стал дожидаться ответа.

— Людей не успели эвакуировать. Оно понятно — ты же помнишь, что за дурдом творился после высадки. Жители забились по подвалам, у кого были. У кого не было — набились в здание клуба, то ли хотели спрятаться, то ли рассчитывали, что оно выдержит бомбежку — там капитальное строительство, не чета вашему. А потом над городком прошел "бумер".

У Соейра опять дернулась щека — и рука, погруженная в карман. Щелкнуло.

— Ты знаешь, что "бумеры" могут менять частоту излучения в широких пределах? — вопрос был риторическим. — Он расфокусировал луч и дал максимальную мощность. Чистая гамма, на такой мощности, что крыши кое-где обуглились. Никакого расхода боеприпасов, никакой потери времени. Пробивает даже через бетон и шифер. Тела хорошо сохранились. Наверно, луч все продезинфицировал. Те, кто сидел поближе. А кто — за бетонкой, или у кого подвал был поглубже... ну, кое-где были следы рвоты. Засохшей. Особенно в подвале школы, — Званцев плюнул. Плевок упал между ним и Сойером.

— Потерял отделение, сука? — глобдефкомовец заглянул в глаза американца. — Да я взвод потерял в первом же бою. Всех, кроме меня и Сашки. Мы вышли. Вытащили на себе "паука". Ты не подумай, я не хвастаюсь. Я ведь не должен тебе этого говорить.

— Запрещено? — хрипло спросил Сойер.

— Нет. Просто это ты должен мне рассказывать. А не наоборот.

Знаешь что? Вам ведь пришлось тяжелее. Вам, не нам. У нас тогда погибло полмиллиона. Вы потеряли десять миллионов. Десять, мать твою, миллионов. Тех самых американских граждан, о которых ты мне распинаешься. Простых жителей Нью-Йорка с Лос-Анджелесом.

— Десять миллионов! — повторил Званцев. — Вот с кем ты предлагаешь замириться. Вот с кем очень не хочешь воевать. С тварями, которые убили десять миллионов американцев! Знаешь, все те годы, что я воюю бок о бок с янки, я был убежден, что у американских военных есть понятие о чести. Но ты, гребаный пиндос, меня в этом успешно разубеждаешь.

Теперь на ногах очутился и капитан, его грудь бешено вздымалась. Званцев прикинул, как будет уклоняться от удара со связанными руками.

— Осторожнее, сэр, — прошептал чип. Званцев не обратил на него внимания.

— Что у тебя в кармане? — неожиданно спросил он, глядя в расширившиеся зрачки Сойера.

Американец вздрогнул, как от пощечины. Медленно выдохнул.

— Волшебное кольцо, — процедил он. Обернулся на молча созерцавшего эту сцену морского пехотинца.

— К остальным его, — бросил Сойер. — И скажи Дэвиду, чтобы особо приглядывал за этим парнем. Он опасен.

— Есть, сэр, — кратко ответил морпех. Ткнул Званцева стволом между лопаток.

Двое морских пехотинцев, охранявших пленных, явно нервничали. В первую очередь — из-за четырех слегка выгнутых пластмассовых "кирпичиков", связанных скотчем и опутанных проводами. Поверху конструкции был прилеплен древний кнопочный мобильник с раскуроченными внутренностями — к нему и сходился пучок разноцветных проводов.

Морпехи перевернули набок тяжелый дубовый стол, так что теперь их от мины отделяла дубовая доска двухсантиметровой толщины. Хлипкая преграда, учитывая количество взрывчатки в заряде.

Стол был только частью обстановки. Ряды кожаных кресел и кожаная же обивка стен, меховой ковер, задернутые занавеси из алого бархата, плазменный экран на стене — посольство явно не бедствовало даже в военное время. Лампы дневного света заливали убранство — и сжавшихся в креслах, втянувших голову в плечи людей.

Заложники даже при появлении Званцева не дерзнули поднять глаза на вошедших. Только пробежал по рядам легкий шепоток, тут же угасший, когда один из морпехов, смуглый латинос, многозначительно повел стволом. Вскинувшийся было в первом ряду осанистый дипломат в когда-то дорогостоящем, а ныне — разорванном и перепачканном костюме, встретился с морпехом глазами и поник. В дальнем углу сбились в кучку еще трое человек — в форме королевской морской пехоты Его Величества, со связанными, как и у Званцева, за спиной скотчем руками.

— Танколов сказал, за этим особый присмотр. Какой-то хрен с титановыми яйцами, — сообщил конвоир охранникам.

— А по виду коротышка коротышкой, — пробурчал латинос, смерив Званцева взглядом с головы до ног. — Оки, Джеб, я тебя понял. Эй, ты! Садись вон в то кресло и без глупостей.

— Эта штука вас не спасет, — сообщил ему Званцев. — У вас тут четыре "клеймора" с радиодетонатором в метре от вас. Если ваш капитан вдруг забудет послать на детонатор код отмены — вас сначала размажет о стену столешницей, а потом нашпигует рикошетами.

— Я сказал сесть, умник! — Званцева чувствительно толкнули в сторону кресла. Он извернулся и плюхнулся в него задом, а не лицом. Морпех пробурчал что-то презрительное.

Званцев откинулся на спинку, старательно опустив глаза и сделав вид, что устрашен в достаточной мере. Незаметно напряг и распустил мышцы, прикидывая, сумеет ли добраться до стрелков в один бросок.

Увы, чертов стол мешал. Слишком тяжелый, чтобы опрокинуть на морпехов, слишком большой, чтобы обогнуть — даже не будь у Званцева связаны руки, он бы с гарантией поймал автоматную очередь на пол-дороги.

— Сэр, — посол чуть полуобернулся к Званцеву. — Вы снаружи? — его губы еле двигались. — Что происходит?

— Не разговаривать! — теперь рявкнул второй страж. Посол вздрогнул и отвернулся.

Задернутые занавеси и закрытые жалюзи и так не пропускали большую часть дневного света — но за окном, похоже, начало смеркаться. Ради чего, собственно, Званцев и выслушивал проникновенную речь Сойера. Сумерки увеличивали шансы спецгруппы Лерхера на успешный штурм.

Цифры на больших настенных часах сменялись быстрее, чем ему бы хотелось. За окном глухо сквозь бархат грохотали по асфальту "рефаимы", гудели моторы, неразборчиво лязгали выкрики в мегафон. Сперва заложники украдкой косились на Званцева, но тот смирно сидел на указанном месте, и постепенно его, похоже, начали воспринимать как предмет обстановки. Охрана, похоже, начинала скучать, и это не могло не радовать.

Сколько осталось времени до истечения назначенного Сойером часа? Двадцать минут, двадцать пять?

Дэвид тоже украдкой вскидывал взгляд на табло. Потом обернулся ко второму морпеху.

— Сарж, — протянул он полушепотом. Впрочем, слух Званцева был тренирован. — Нас сменять-то собираются?

Сержант покосился на Дэвида.

— Жди, — равнодушно велел он.

— Жду, ага. А чего? Вертолета или спецназа?

— Сам пошел? Никто не гнал? — теперь морпех повысил голос. — Хочешь помочь старушке Америке — тогда сиди и не бзди.

Дэвид сплюнул на меховый ковер. Ненавидяще посмотрел на коллег-британцев. Облокотился на стол, поближе передвинув оружие.

Званцев от души понадеялся, что на его лице не дернулась некстати ни одна мышца, когда пластинка под кожей вновь мелко завибрировала. Вроде бы сохранить невозмутимость удалось — никто из морпехов даже не посмотрел в сторону "ар-эйч".

— Внимание, — прожужжал призрачный голос Лерхера. — Заложники все еще в южном конференц-зале? Если да — выругайтесь, только негромко.

— Твою мать! — Званцев поерзал, словно человек с затекшими мышцами. Дэвид вскинулся, окинул майора суровым взглядом. Званцев покорно поник и американец, что-то пробормотав напарнику, отвернулся.

— Хорошо. Мы начнем через десять минут. Будьте готовы.

За окном вновь глухо взвыли моторы — похоже, на дальней улице работали несколько дизелей сразу. Раздались возбужденные голоса. Морпехи обменялись настороженными взглядами. Мнение Званцева о профессионализме Лерхера несколько упало. Уж слишком явно тот готовил атаку... если только не пытался отвлечь оборонявшихся.

— Внимание, — зажужжал чип. — Постарайтесь отвлечь внимание охраны. Моим людям нужно ровно четыре минуты. Изобразите сердечный приступ, разрыдайтесь, сымпровизируйте — но сделайте так, чтобы эти четыре минуты они смотрели на вас, а не в окно. Приготовиться... Отсчет пошел!

В окно? Званцев, разумеется, не повернул голову, но про себя подивился — как ямамовцы рассчитывают подобраться к выходящему во дворик проему? Мысль скользнула и исчезла — заработал его внутренний таймер.

Один короткий взгляд через плечо — прикинуть расположение заложников. Доски под кожаной обивкой должны ослабить рикошеты — Званцев слегка преувеличил опасность осколков, когда предупреждал морпехов о эффекте взрыва в замкнутом пространстве (впрочем — не слишком).

Неторопливо и неуклюже он поднялся на ноги.

— Что за?... — Званцев двигался хоть и вразвалку, но с таким уверенным в себе видом, что Дэвид спохватился, только когда майор преодолел полпути до выхода. — Ты, урод! На место! — автомат нацелился в живот Званцева.

Две минуты сорок секунд.

Остановившись, Званцев смерил морпеха взглядом.

— Мне необходимо наружу, — сквозь зубы произнес он. — У меня, знаешь ли, неотложное дело в ближайшем сортире.

— Чего?! — Дэвид шагнул вперед, заслонив Званцеву дорогу к двери. — Ты охренел?!

— И развяжите мне руки, — потребовал тем же самоуверенным тоном Званцев. — А то кому-то из вас придется помочь мне с оправкой, а я, знаешь ли, не рад такой мысли.

Казалось, от такой наглости морпех сейчас проглотит собственный язык.

— Есть еще один вариант, — проговорил он, опомнившись. — Ты сейчас сядешь на место и нассышь себе в штаны. Возможно, с парочкой выбитых зубов, если тебе так больше нравиться, — Дэвид угрожающе подступил ближе, дуло смотрело Званцеву в район правой почки.

Полторы минуты. Второй морпех последовал за Дэвидом, выйдя из-за опрокинутого стола — Званцев и верить боялся своей удаче.

Он подался вперед, вызывающе уставился в глаза американца. Возможно, это было слишком нагло — выведенный из себя враг мог и нажать на спусковой крючок — но Званцев понадеялся на дисциплинированность противника. По крайней мере, приказа стрелять в заложников Сойер пока не давал.

Секунды три длился поединок взглядов — а затем Званцев вздрогнул и опустил глаза. Пошатнувшись, привалился к спинке соседнего кресла.

— Сука, — выдохнул он. (одна минута!) Плечи спецназовца опустились, выдавая усталость, измотанность и череду бессонных ночей. Жест был совершенно естественным для безоружного человека перед стволом автомата.

Нацеленного теперь на сантиметр левее туловища Званцева.

Изо всех сил выбросившего ногу вперед.

Морпех подавился собственным воплем. Согнулся, падая на пол и хватаясь за колено. Второй пинок — и отброшенный автомат летит по полу в сторону второго охранника.

— Бл...!

Обивка кресел летит клочьями. Званцев рванулся, пропуская очередь над собой, бицепс ожгло. Кувырок — и плечо Званцева подшибло ноги врага. Второй морпех, автомат и глобдефкомовец покатились по ковру.

Рефлексы сработали. Званцев уже был на ногах. И противник — тоже, в полуметре напротив. Мелькнула подхваченная М-16 — и приклад врезался в грудь майора.

Секунды растянулись. Паркет ударил в спину. Дуло автомата глянуло в лицо. Вспышка, нестерпимо яркая, будто разряд лазера "тарелки", пробилась через толстые занавеси, зайчиком коснулась глаз морпеха.

Званцев скрутился змеей, пытаясь вывернуться из-под прицела. Дуло дернулось вверх, выстрел ушел опасно близко к визжащим заложникам. Сержант ослепленно хлопал глазами. Окно вдавилось внутрь мешаниной из стекла, бархата и автоматного ствола.

Морпеха отшвырнуло на стену с половиной лица. Следующим движением черная фигура вогнала очередь в воющего и ползущего к оружию Дэвида. Одним прыжком очутилась у двери. Второй черный силуэт коршуном завис над бомбой. Блеснула сталь, в темпе автоматного огня залязгали кусачки.

Ямамовец на долю секунды высунулся в проем и за нее же — втянулся обратно. Что-то коротко бросил на иврите.

Его напарник разогнулся, так же коротко ответил. Снизу доносилась яростная стрельба, несколько раз пол вздрогнул от гранатного разрыва. Званцева вздернули на ноги, и он ощутил, как касается запястий холодное лезвие.

— Долбодятел, — процедил стрелок, окинув майора холодным взглядом. И, уже на английском, — Сэр! Берите автомат и наблюдайте за правым коридором!

— Почему долбодятел? — поинтересовался майор, подхватывая оружие одного из охранников.

— Э... — услышав знакомую речь, ямамовец вздрогнул. — От б... Виноват, господин майор.

— Накласть, — Званцев прижался к косяку, наблюдая краем глаза за дальней половиной коридора. — Русские?

— Мама репатриант, — пробурчал сапер Лерхера, рассекая путы на руках британских солдат. — По израильским меркам таки да, русские. Пока не началось — ежегодно летал к родне в РФ. А почему вы спрашиваете?

— Из любопытства, — Званцев не сводил глаз с угла коридора, стараясь не думать о четырех минах за спиной. — Так долбодятлом-то за что?

— Вам, товарищ майор, что велели делать? — мрачно спросил второй штурмовик. — Отвлечь? Так и отвлекали бы, а не устраивали здесь шоу со стрельбой по кун-фу панде!

Все опять случилось слишком неожиданно. Званцев смотрел в другую сторону, и, когда обернулся — трое в американской форме уже поливали огнем вход на лестницу. Один выхватил гранату, размахнулся — и рухнул под выстрелами еврея и Званцева сразу. Лестничный пролет скрылся в облаках пыли и известки. Секунду спустя раздался приглушенный гул, и из пыли, грохоча, выступил "рефаим".

Боец ЯМАМ что-то торопливо выкрикнул. Ответ был искажен динамиками. От поступи бронекомплексов сотрогался пол. Четыре громоздких доспеха протопали мимо двери, последовал короткий обмен репликами — и ямамовец обернулся к Званцеву.

— Ведите заложников в холл, там вас примут, — велел он. — Коридор чистый. Бегом!

Светомаскировка ушла в прошлое уже лет семь как, когда стало ясно, что пришельцы не собираются продолжать массированные бомбардировки. А если и соберутся — темнота на городских улицах не слишком им помешает. За окном простиралось море городских огней, летающим блюдцем поднимался подсвеченный купол уцелевшего мемориала Джефферсона.

Убранство номера отеля не слишком уступало разгромленному посольству. Званцев понятия не имел, как договаривалось руководство ГлобДефКома с менеджерами "Хилтона". Наверное, полюбовно — все же с началом войны гостиничный бизнес сделался не таким прибыльным делом, и элитная гостиница редко заполнялась хотя бы наполовину. Так что Званцева сотоварищи могли запихнуть в роскошные номера чисто под горячую руку. А может, просто поставили директорат перед фактом. Честно говоря, ему было наплевать.

Командный состав оперативной группы "RadHard", как уже года два отряд был известен за пределами официальных документов, сидел в номере и снимал стресс коньяком. Потому что его сочли достойным компромиссом между водкой и виски. И потому что две бутылки коньяка оказались единственным содержимым бара в номере.

Только что проснувшийся и принявший доклад от Осипова Званцев поборол желание провести пальцем по свежему шву. Шрам от чипа обещал остаться на всю жизнь.

Тэсс, забравшаяся с ногами на двуспальную кровать, задумчиво изучала ночное небо через стакан с янтарным содержимым.

— Когда начался штурм... — протянула она. — Мне показалось — я видела "тарелку".

— Над посольством? — вскинулся Уильямс, по-прежнему представлявший в благородном собрании армию Соединенных Штатов.

— Да. Точно над двориком. Точно не уверена — наблюдала за выходом на крышу. Она шла почти вертикально вверх, похоже, из внутреннего двора. Засекла случайно, не рискнула отвлекаться.

Осипов поморщился.

— Они видят наши перемещения, как на ладони. Наверное, уже прикидывают, как обратить в свою пользу вашингтонские разборки.

Званцев покосился в ночное небо. Вздрогнул, задев повязкой на плече за спинку кресла.

— Мы у них как на ладони с самого начала войны, — напомнил он. — Хотели бы...

Осипов не стал отрицать очевидное. Поднял стакан.

— За победу.

Звякнули стаканы. Словно дождавшись, в дверь вежливо постучали.

"Ар-эйч" поднялись на ноги.

— Сидите, сидите, — успокаивающе проговорил Лерхер. — Считайте, мы тут неофициально. Поэтому можете не козырять, тем более, что мы не числимся в организационных структурах ГлобДефКома.

— Ну тогда проходите, сэр, — Званцев пожал протянутую ладонь. Хватка у ямамовского офицера оказалась на удивление сильной — и не скажешь по тонким, будто у пианиста, пальцам. — Саша, достань пару стаканов.

Лерхер предупреждающе поднял руку.

— На нашей работе сто грамм боевых противопоказаны, а режим готовности пока не отменяли. Командование приказало до особых распоряжений оставаться в подчинении Ведьмы — кто знает, какие сюрпризы преподнесут нам американские горячие головы? Всецело доверять полицейским силам ГлобДефКом и Ложа не смогут еще долго.

Тэсс негромко засмеялась.

— Смотрите, как бы не вошло в привычку, — предупредила она. — Я тоже начинала как приданный коалиции офицер SBS. Может, тогда по чашечке чая?

— Время покажет. Не откажемся, — Лерхер и вошедший вслед за ним ямамовец, представившийся Беньямином, опустились в кресла.

Званцев поймал взгляд Лерхера.

— Мои люди, — негромко произнес он, — видели "тарелку" над зданием незадолго до штурма. Ваши ни о чем не сообщали?

Подполковник покачал головой. С видимым удовольствием вдохнул поднимающиеся от чашки клубы пара.

— Дрон чужаков? Мы вели наблюдение по всему периметру, но ни о чем подобном мне не докладывали. Впрочем, я прикажу аналитикам обратить на это внимание. Мы больше, разумеется, обращали внимание на само посольство, чем на воздущные цели, но посторонний объект пропустить были не должны — мои снайперы постоянно держали крышу под прицелом.

Тэсс слегка нахмурилась.

— Я могла ошибиться, — призналась она. — Тоже держала само здание, а не небо.

— Шли по крыше? — Шатрин подался ближе к гостям. — А как поднимались, вдоль паркинга?

— Вдоль него, — кивнул давешний штурмовик (Званцев узнал донесшийся сквозь маску сипловатый голос, еще стоило тому поздороваться). — По правой стороне, потом наверх — и по лесенке на крышу, благо наши парни сняли наблюдателя.

— По правой стороне? — переспросил Званцев ошеломленно. — Да она же как на ладони со всего крыла!

Лерхер мягко улыбнулся.

— Мы заранее направили к тому крылу звено "рефаимов". Они немного пошумели, высунулись из-за угла, побряцали оружием — и к тому моменту, как штурмовая группа выдвинулась, люди Сойера дружно таращились на площадь, а не на собственные задворки. Ненадолго, конечно — но полминуты было вполне достаточно для моих людей. Дальнейшее оставалось делом техники. Несущую частоту мы определили, как только вы намекнули про передатчик в кармане у Сойера.

— Самое забавное, — заметил Беньямин, бросив короткий взгляд на командира и получив кивок в ответ, — что оно таки не понадобилось. Бомба оказалась безо всяких наворотов, просто раскуроченный мобильник и пара батареек с детонаторами. А я-то с собой тащил и транспондер, и экранировку... Хватило кусачек.

— А если бы была с наворотами? — любопытствующим тоном протянул Шатрин.

Сапер пожал плечами.

— Ну... У сойеровского подрывника в досье не значилось ничего продвинутей кратких курсов минного дела. Когда я посмотрел на бомбу, то понял, что либо могу быстренько покоцать провода и не волноваться — либо этот янки такой хороший специалист, что я могу сесть и покурить, и тоже уже ни о чем не волноваться. А поскольку покурить мы с собой не взяли, то я взялся за кусачки.

Званцев сухо усмехнулся.

— Я рад, что узнал это только сейчас, — заметил он. — Один хрен спасибо, мужики.

Шатрин продолжал увлеченно выспрашивать израильского подрывника о подробностях штурма — его группа подоспела уже к шапочному разбору, когда ямамовцы вывели из здания заложников, зачистили морпехов и принялись методично прочесывать здание в поисках укрывшихся солдат и возможных других зарядов. Званцев обнаружил, что ему трудно прислушиваться к разговору. Что-то не давало ему покоя. Что-то из случившегося за вчерашний день вертелось на границе подсознания.

Полулежа в мягком кресле, он ритмично постукивал ногтями по кромке стакана, изучая сквозь янтарную жидкость городские огни. Обернувшись, наткнулся на прямой взгляд Тэсс.

— Тяжелая выдалась неделя, — негромко произнесла та.

Званцев покачал головой.

— "Тарелка", значит? — произнес он.

Тэсс кивнула.

— С ней что-то не так?

"Эр-айч" промолчал. Обсуждать смутную тревогу, которую и сам не мог сформулировать толком, он не хотел. Особенно — при Лерхере.

— Не нравятся мне инопланетные глаза и уши над головой, — проговорил он наконец.

Похоже, Тэсс ответ не удовлетворил, но и продолжать расспросы она не стала. Лерхер издал негромкий смешок в ответ на какой-то вопрос Осипова.

— Проблема пока не разрешена, — сообщил он. — Откидной щиток помог бы делу, но мы редко сидим в броне дольше часа кряду. Соответственно, этот нюанс на практике можно не учитывать.

— Это сейчас не дольше часа кряду, — заметил капитан. — А вот когда вам вставят аккумулятор помощней и погонят в марш-броски — тогда как? Через окошечко или в памперс?

Теперь улыбались уже оба израильтянина.

— На марше в них гораздо проще, — сообщил Беньямин. — Режим автопилота на ровной местности, все дела. Главное, подобрать размер комбеза — хватает одной складочки не в том месте, чтобы это был не поход, а сплошное боже мой.

— А на складах — два размера, слишком большой и слишком маленький? — подхватил Шатрин.

— Как-то так. А вы, товарищ старший лейтенант, с какой целью интересуетесь? Выпытываете секретные ТТХ для ФСБ? — с напускной серьезностью поинтересовался сапер.

— Для ГлобДефКома, скорее, — полусерьезно ответил за подчиненного Званцев.

— И зачем тогда вы спрашиваете? Схему новых аккумуляторов нашим разработчикам и спустили из научной секции Ложи, — развел руками подполковник. — Как и половину новых технологий за последние три года. Вы что же, думаете, что вот так можно взять и вогнать обычный слуховой имплантат под кожу в полевых условиях?

Званцев сдержал порыв потереть все еще ноющие и воспаленные, несмотря на все уколы, ухо и лоб.

— Чужие технологии... — пробормотал он.

— Как и движки для "рефаимов", и новейшие аккумы, — Лерхер, похоже, сел на любимого конька. — Человеческие поделки, да, не идут ни в какое сравнение с техникой пришельцев, но порой удается успешно подсмотреть некоторые идеи и принципы.

Морщиться Званцев тоже не решался. Так что он ограничился неслышным вздохом. Как по заказу, между облаками проглянула луна. Лик ночного светила покрывала мелкая светящаяся сыпь, словно напоминание землянам о том, кому принадлежит теперь космос.

Лерхер аккуратно поставил чашку на стол.

— Доброго вечера, — он поднялся, следом за ним очутился на ногах и Беньямин. Уильямс тоже отставил стакан.

— Да и мне пора. — он заговорщицки подмигнул Осипову. — Удачного отдыха!

С уходом визитеров обстановка сделалась несколько менее официозной. Шатрин и Осипов, сблизив головы, понизив голоса и поглядывая на усмехавшуюся Тэсс, будто прячущие сигареты школьники на учительницу, принялись что-то негромко обсуждать. Насколько мог Званцев слышать — речь шла о более тесном знакомстве то ли с женским персоналом отеля, то ли с теми представителями мужского, кто мог подсказать способы слегка разнообразить отдых и облегчить карманы "ар-эйч". Званцев лениво прикинул, не стоит ли напомнить бойцам, что они все же не в родном гостеприимном Оренбурге или Новосибирске. Писк телефона избавил его от раздумий. На экране высветился номер Баузера.

Он поднес мобильник к уху.

— Сэр? — выслушал несколько деловитых фраз.

— Есть. Десять минут, сэр.

Отключившись, майор обвел бойцов усталым взглядом.

— Тревога? — Тэсс угадала новости по его лицу.

— Долина Смерти. Прорыв средней величины. Удар с орбиты, "бумеры", "мыши", "амебы" — в общем, обычный набор. Но американцев на позициях дрючат в хвост и в гриву, и Ведьма перебрасывает подкрепления откуда может. По группам — пять минут на сборы!

Обреченный вздох Шатрина мог бы, пожалуй, растрогать деструдо.

— Прощай, комфорт.

— Лишь только бой угас — звучит другой приказ... — пробормотал Осипов. Тэсс уже скрылась за дверью. Званцев на секунду приостановился, снова бросив через панорамное окно взгляд на вашингтонские огни.

Земные звезды сияли гораздо ярче небесных. Цепочки фар мчались вдоль каждой улицы, сотни зданий сверкали десятками тысяч окон. Огромный город жил своей жизнью. Как будто и не подозревал о существах, способных по своей прихоти пролить на него огонь и серу.

Белый карлик сиял гораздо ярче своей небесной соседки. Цепочка переливающихся сфер мчалась над опоясавшим звезду газовым диском, сотни зондов и сенсоров обменивались десятками тысяч импульсов. Древняя конструкция, скрытая аккреционным облаком, жила своей жизнью. Как будто и не подозревала о существах, явившихся за ее сокровищами.

— Новый отказ. Алчность сильна. Мощность слоев Алчности выше ожидаемой. Нет сил, нет времени, недостает ширины каналов, чтобы пробиться к инкапсулированному Архиву Щедрости.

Сомнение.

— Существование Архива подтверждено?

Убежденность.

— Исходящие сигналы структурированы, остаточные фрагменты кода указывают на продолжающееся функционирование Архива. Алчность не способна заблокировать, способна исказить сопряженные коды. Принимаю проекцию чистых состояний всех возможных вариантов эволюционного развития кода. Без возобновления сцепленности скорость обратной реконструкции кода всегда уступает скорости генерации эволюционных искажений. Алчность сильна, кровные братья.

Сверкающая сфера парит опасно низко над поверхностью огненного потока. Высоко в беззвездных небесах, в лучах белой звезды вереницей мчится остальная стая, понемногу отставая и соскальзывая за плазменный горизонт.

— Увеличение доступной когнитивной мощности?

— Отказ. Гештальт-сфера урезана до минимума. Резервная мощность направлена на поддержание жизнедеятельности в условиях диска. Сокращение резерва чревато фатальными нарушениями механосинтеза.

— Увеличение пропускной способности канала поддержки?

— Отказ. Зафиксированы многочисленные рефлекторные попытки атаки со стороны субразумных кодов Алчности. Повторяю — запрещено излишнее сближение, запрещено расширение канала поддержки! Запрещено снижение связующих колец ниже астростационарной орбиты! Алчность сильна, кровные братья.

Сомнение.

— Решение?

— Прямое сближение с Архивом зондов ограниченной когнитивной мощности. Физическое внедрение устойчивых к алгоритмической эрозии носителей связности в инкапсулированные зоны. Создание устойчивых двухуровневых каналов на основе внедренных блоков связности. Выплюнем Алчности оскорбление в лицо, кровные братья.

Возражение.

— Опасность! Возможно преобразование внедренных зондов субразумными кодами Алчности. Возможна физическая атака со стороны преобразованных зондов. Алчность сильна. Нашим оскорблениям не сравниться с ней, кровный брат.

— Возражение. Опасность минимальна. Зонд-разведчик — не противник боевому рою. Вся алчная ярость субразумных кодов угаснет перед гневом релятивистских шпаг, затмится насмешками гамма-клинков, не устоит перед свирепостью антипротонного молота. Не одна Алчность искусна в оскорблениях, кровные братья.

Неуверенность.

— Увеличение степени риска, кровный брат.

— Риск велик, но и голод силен. Время оскорблять настало.

Согласие.

— Подтверждаю снижение уровня безопасности. Приступаю к формированию надлежащих зондов. Запрашиваю прикрытие боевым роем, кровные братья.

Черно-зеркальная поверхность десяти сфер вскипает, набухает хищными угловатыми контурами. Бугорчатые усеченные клинья, оперенные кинжалы, длинные торпедообразные тела — угроза сквозит даже в очертаниях этих космических лезвий. Половина боевого роя отделяется от своих создателей, изрыгает потоки заряженных частиц, ложась на переходную орбиту. Носовые ускорители шпаг склоняются, нацеливаясь на мишень, скрытую в завихрениях аккреционного диска.

— Отделяю зонды. Погружение в диск.

Облачко ювелирных украшений устремляется к огненной реке. За гранеными бриллиантовыми семечками весом в считанные граммы тянутся черные нити-хвосты, увенчанные ажурным оперением. Стометровые черные хвостики подрагивают, колышутся, в такт их движениям стайка зондов меняет скорость и направление спуска. Свет белого карлика рассеивается на диске, будто звезда охватывает крохотных смельчаков сотканными из призрачного огня крыльями. Из сияющего тумана прорастает черная изломанная тень. Сверкающие посланцы врезаются в поверхность того, что когда-то было планетоидом — и бесследно исчезают. Нейрометаллический слой поглощает вторженцев без вспышки взрыва и пылевых облаков, просто смыкаясь поверху.

Осторожная радость.

— Успех?

Боевой рой повис на орбите в тревожном ожидании, орудия по-прежнему смотрят в надир.

Предупреждение.

— Успех не подтвержден. Подтверждением успеха будет установление канала и трансляция вторичной связности, окончательным подтверждением — контакт с Архивом, кровные братья. Ожидание. Ожидание.

Раз за разом светлой туманной стеной вырастает по курсу изогнутый поток водорода, обогащенного гелием со следами паров железа и кальция. Раз за разом стая бросает себя в сторону, уступая дорогу туману, редеющему по мере приближения. Одиночная сфера на низкой орбите и ее грозный эскорт пренебрегают опасностью, позволяя протонному потоку уязвлять свою обшивку.

Далеко внизу проступает бриллиантовый кристаллик. Движительная нить натянулась как струна, указывая прочь от звезды в черноту космоса. Ее поверхность уже не черная — рдеет тускло-багровым и инфракрасным. Покачиваясь, словно маятник, сверкающая точка зонда отражает бело-голубое сияние фотосферы. Концевое оперение зонда утратило свое изящество, превратившись в сплавленный и корчащийся клубок. Неторопливо зонд восходит над диском, догоняя сферу, от которой отделился не так давно.

Одна из шпаг чуть вскидывается, беря прицел с учетом упреждения. Нить конвульсивно дергается, зонд уходит в сторону, и первый снаряд проходит мимо. Второй разделяется на многочисленные осколки — и раскаленная нить лопается, перерубленная в четырех местах сразу. Звездное притяжение изгибает траекторию зонда-предателя, уводя его с курса сферы. Теперь доворачивается рентгеновский кинжал — и лишь рассеивающееся облачко металлического пара проплывает внизу под боевым роем.

— Вероятность ошибки?

— Не имеет значения. Без установления стабильного канала с Архивом все усилия не имеют значения. Голод силен.

Еще два зонда восходят позади боевого роя. Теперь их маневры уклонения более совершенны, и ближайшей шпаге требуется пять выстрелов для уверенного перехвата. Кинжалы методично испепеляют обломки жертв, не давая зондам шанса на сближение с целью.

Теперь — четыре мишени. Рой перестраивается, готовясь встречать атаку. Однако зонды не торопятся под обстрел. Четыре синих искорки, качающиеся в пустоте на огненных нитях, подрагивают, сближаются — и внезапно приходят во вращение. Неторопливо касаются друг друга, захлестываются, скручиваются. Четыре голубых семечка сталкиваются...

И к сфере устремляется огненная стрела. То, что было четырьмя нитями, превратилось в плетеный конус, из которого вырывается плазменная струя. Корпуса зондов сливаются в цельную друзу, нацеленную чуть ниже мишени. Импровизированная ракета Алчности движется куда быстрее ставших ее частью зондов.

Но не быстрее вольфрам-алюминиевых стрел. Залп трех шпаг сразу разрывает друзу на горсть игольчатых обломков. Самые крупные из осколков еще сохраняют самостоятельность — дергаются, выгибаются, пытаются отрастить движительный хвост, дотянуться до шпаг сквозь сотни километров вакуума. Точно нацеленные импульсы гамма— и рентген-излучения пресекают эти попытки.

— Тактические схемы Алчности эволюционируют. Увеличение степени опасности. Оценка эволюционного роста стремления к самосохранению пересмотрена в сторону увеличения.

Насмешка.

— Любая из жертв способна оскорбить болезненней. Так ли сильна Алчность? Уменьшение, не увеличение опасности.

Предостережение.

— Сенсоры исследовали элементный состав зондов-предателей, услышали обрывки данных, уловили отклик жалующихся теней Алчности. Не преобразование, но воспроизводство зондов, идентичных по форме внедренным. Алчность сильна и быстро учится. Рекомендовано сохранение осторожности.

Гнев.

— Время оскорблять, кровные братья! Время вернуть оскорбления породившей и обрекшей нас Алчности!

Тридцать два зонда вырываются из светлого тумана. Вспыхивают обратные дюзы кинжалов. Оперенные клинки набирают орбитальную скорость, удерживаясь между основным роем и атакующими. Град когерентных импульсов пронизывает космос в обоих направлениях, высокочастотным лазерам вторят рельсовые ускорители. Удар антипротонного молота испаряет сразу десяток нападавших. Перестрелка длится восемь секунд.

Раздражение.

— Голод силен. Наблюдается неоправданный расход энергии. Наблюдается неоправданный риск.

Возражение.

— Алчность расходует ресурсы, расходует когнитивную мощность, снижает свою способность сопротивляться эрозии. Допущение — некоторые зонды не подверглись разрушающему копированию, продолжают внедрение в инкапсулированные слои конструкции. Обмен оскорблениями увеличивает шансы на успех.

Аккреционный диск рушится в себя. Дуги ударных волн бегут по его поверхности, обе звезды скрываются в голубой вспышке. Над белым карликом вздымаются столбы огня — не ядерного пламени, всего лишь разогретого ударом о фотосферу газа. Стая торопливо набирает высоту, удаляясь от края плазменного облака.

Это была не обычная вспышка из тех, что ежемесячно освещали двойную систему. Белый карлик жадно поглощал вещество своего холодного собрата, но не успевал переварить все захваченное. Аккреционный диск раздувался и вытягивался, накапливая массу и угловой момент вращения. В какой-то момент времени он стал слишком велик, чтобы на него не действовали приливные силы со стороны тусклой звезды — и вся масса накопившегося водорода, взбаламученного гравитацией, обрушилась внутрь себя.

Удар все еще был недостаточно силен, чтобы привести к ядерной катастрофе. Но и супервспышки оказалось достаточно. Сенсоры захлебнулись в электромагнитном вопле, и даже боевой рой был вынужден увеличить высоту своей орбиты, когда от края диска к нему потянулись жадные лапы рассеянных протуберанцев. Сами по себе опасности не представлявшие — водоворот медленно схлопывался внутрь. Но — раскалялся в ходе процесса. Опалял обшивку шпаг и кинжалов, бросал на зеркальную поверхность сферы огненные отсветы.

Еще одна гроздь зондов рванулась вверх из раскаленного водородно-гелиевого облака. Их нейрометаллическая обшивка кипела и оплавлялась, но они продолжали подъем — соединяясь между собой, чтобы восполнить убыль массы, умело комбинируя световое давление, взаимодействие плазменных потоков с создаваемыми движительным хвостом полями, и старую добрую ракетную тягу. Лишь полпроцента начальной массы достигло необходимой скорости, выйдя на вытянутую эллиптическую орбиту.

Орбита была не самой энергетически выгодной для зондов-предателей. Направленная против вектора движения запустившей их конструкции, она вынуждала их сперва гасить стартовую скорость, прежде чем приступить к разгону. А еще она описывала петлю между аккреционным потоком и неторопливо сокращающимся диском — так, что испаряющийся посланец Алчности оказался скрыт в потоках горячего водорода почти до пересечения своего курса с орбитой стаи.

Уже привычное включение двигателей отклонило стаю от струи светлого тумана, на этой высоте — золотого от сияния звезды-компаньона. Боевой рой держался чуть ниже, и ему приходилось дорабатывать двигателями куда чаще. Когда из газовой струи вырвалась яркая искра догорающей ракеты — ближайшая к нему шпага не успела развернуть ускоритель достаточно быстро.

— Мы оскорблены, кровные братья!

Не успели среагировать и кинжалы. Их первая стена полусферой охватывала стаю, вторая — ромбовидным строем висела под развернутыми для маневра шпагами. Несколько истребителей рванулись наперерез ракете, непрерывно стреляя — но та уже рассыпалась роем голубых искр.

Нацеленных отнюдь не на сверкающие сферы.

Пожалуй, атакуй зонд-предатель собственно стаю — и удача повернулась бы к кинжалам лицом. Боевому строю не составило бы труда испарить фрагменты зонда так же, как неоднократно поступил нижний рой с его предшественниками.

Но между ближайшей шпагой и потоком осколков не оказалось ни одного достаточно близкого перехватчика.

Навстречу ударили слабые лучи собственных телескопов шпаги. Они уничтожили примерно половину фрагментов. Отчаянный огонь с запоздавших кинжалов прикрытия сжег еще семь. Двигатели шпаги уже работали в яростной попытке разорвать дистанцию, дать кинжалам лишнюю долю секунды...

Два игловидных фрагмента созданных Алчностью и начиненных ее боевыми кодами зондов ударили точно в широкую кормовую часть шпаги.

Снова не было ни взрыва, ни вспышки. Заряды просто расплескались по обшивке сверкающей пленкой. Она тут же потемнела, в ней проступили на плесневые гифы сгущения. Затем и они бесследно впитались в корпус боевого модуля, оставив на месте попаданий лишь слабое затемнение.

В момент атаки шпага все еще разворачивалась, пытаясь уклониться от выстрела. Поворот продолжался. Работали маневровые двигатели, придавая космическому клинку вращение в плоскости орбиты. Корпус выгнулся дугой.

Половина кинжалов ударила двигателями, бросаясь в сторону шпаги. Три ее товарки сами скрутились в маневре, безуспешно пытаясь с разворотом. Довернулись ускорители главных калибров...

Фланговая шпага выстрелила.

Через полторы секунды ее разорвало на куски очередями трех ускорителей сразу.

В гуще осколков шпаги взорвались накопители четырех кинжалов, и на ее месте вспухло огненное облако.

Еще через полторы — ее снаряды настигли цель.

Синяя клякса забурлила, сжалась в комок с щупальцами, превратилась в крохотное ветвистое колечко. Рядом с ней повисли три пульсирующих шарика.

— Такие мы видели уже тысячу раз, — разочарованно пробормотал Ник. Его желудок протестующе заворчал, напоминая, что в нем уже больше суток ничего не было.

Рядом с Ником покоилась на прозрачном полу чуть более крупная — с яблоко величиной — сфера из призрачного света. Она медленно оседала, растекаясь и впитываясь в поверхность. Времени на работу оставалось немного.

Движением руки Ник смел из пространства над возвышением всю световую акробатику. Окунул ладонь в комок синего свечения. Бережно, стараясь не расплескать, поднес дрожащий в горсти голубой шарик к выступу. Перелил свет в левую руку, а правой — зажал щепотью горсть призрачных крупинок (свет протянулся хвостиком за его рукой, будто миниатюрная копия туманной реки в небесах под капсулой). И провел над выступом, рисуя в воздухе светящуюся линию.

На сей раз он описал над выступом трехвитковую спираль. В синем узоре прослеживались узлы-сгущения и соединяющие их тяжи-нити. Повинуясь наитию, когда запас "чернил" в горсти Ника кончился, он движением пальца подвесил вокруг спирали еще несколько точек-сгущений. Отодвинулся, считая в уме.

На счет "двенадцать" картина пришла в движение. Спираль вскипела, выплюнула в стороны несколько языков синего огня. Выбросы слизнули пару сгущений, остальные растаяли. Через несколько секунд движение стало упорядоченным. Теперь над выступом танцевала увенчанная неровным пульсирующим шаром синяя дуга. Она двигалась по сложной траектории, то ныряя к самому полу, то кружась на уровне глаз Ника.

С придушенным хлюпаньем центральное возвышение выплюнуло из себя кормушку.

Ник жадно сглотнул слюну.

— Поздравляю, — Ш-Телл вяло повернула голову в его сторону. — Новый рисунок? Расскажи, как сделано.

— Спираль по центру, точки здесь, здесь и здесь, — Ник повторил свои движения. Аккуратно отмерил две порции — слишком крохотные! — одну протянул Сьюзен.

Та, как и раньше, жевала явно автоматически, не обращая на еду особого внимания. Сам Ник проглотил "пластиковую кашу" быстрее, чем успел почувствовать вкус еды.

— Нужны закономерности, — внезапно заговорила девушка. Она смотрела сквозь Ника, туда, где над боковым выступом все еще кувыркалась синяя полоска. — Это... стабильный планер, да? Еда — в обмен за новую конфигурацию?

Ш-Телл, склонившаяся над выступом, обернулась.

— В одном ты права, — заметила гоблинша. — Они подкармливают нас, когда мы рисуем новые знаки. Может быть, в этом нет никакого особого смысла? Может, Оскорбителям просто нравится смотреть на эти рисунки?

— Закономерности? — одновременно с ней неразборчиво произнес работающий челюстями Каят. — Призрак, если ты способна выявить в этом какие-то правила — скажи их нам. У меня уже давно подводит брюхо.

Сьюзен — как всегда делала в случаях, когда ей приходилось говорить с ли-ча — молчала с полминуты. Затем помотала головой.

— Даже конфигурационные правила меняются. Сейчас число соседей — тридцать два, да? Снова степени двойки. Эмерджентная система. Непредсказуемость... Задача нахождения правил четвертого типа, с устойчивыми пульсарами и планерами, для многомерных автоматов так и не решена в общем виде.

— Я ничего не понял, — откликнулся Ник. Судя по глазам обоих гоблинов, их реакция на эту математическую галиматью в целом не отличалась от его собственной.

— Клеточный автомат, — сама Сьюзен, на взгляд Ника, уже давно вела себя подобно автомату. — Три измерения, конечный объем. Как конвеевская "Жизнь", только усложненная, — она по-прежнему не отводила глаз от облачка света. Упрямо игнорируя и окутанные облаками солнца внизу и в стороне, и упорядоченную суету чужих кораблей в туннеле над ними. И обоих гоблинов.

— То есть ты не знаешь, как нам получить больше еды, — Ш-Телл вздохнула. — Морское дерьмо. Я рассчитывала, что она и на этот раз сможет разгадать загадку.

— Ну... все не так уж плохо? — Ник постарался добавить в голос чуть больше притворного оптимизма. — Мы как бы поняли, чего от нас хотят. Мы рисуем эти картинки, они начинают расти. Если вырастает узор, которого мы раньше не делали — нас подкармливают. По крайней мере, они больше не откачивают воздух и не отказывают нам в воде.

Ш-Телл зашипела.

— Порции сокращаются. Еще немного — и как бы нам не пришлось жрать мясо друг друга!

От прямоты ли-ча у Ника пополз озноб по телу. Он заставил себя улыбнуться, делая вид, что принял ее слова за шутку.

Каят обвел капсулу взглядом.

— Клянусь Путем, — проговорил он очень спокойно. — Такого удовольствия я Оскорбителям не доставлю. Скорее — сам сверну шею тому, кто затеет ссору из-за еды. Слышали меня, дикарка и призрак?

Ш-Телл снова издала короткое шипение. Сьюзен, похоже, благополучно пропустила разговор мимо ушей. Ник, тяжело вздохнув, привалился к стене и уставился на бесконечную череду летящих сквозь мрак округлых теней.

— Говорят, во сне голода не чувствуешь, — сообщил он машинам Оскорбителей. — Я посплю.

Ш-Телл смотрела расширившимися глазами куда-то в район его живота. Ник вздрогнул.

— Что? — на какую-то секунду ему подумалось, что ли-ча решилась воплотить в жизнь свою угрозу.

— Обернись, — сдавленно произнесла гоблинша.

Уже поворачиваясь, Ник запоздало подумал, что это могло быть и уловкой для отвлечения внимания. Потом понял, на что таращилась Ш-Телл — и подобные глупости вылетели у него из головы.

В небесном пейзаже, вид на который открывался из нижней части капсулы, появилось нечто новое.

Шар, небольшой, будто футбольный мяч. Черную поверхность сплошь покрывали разводы — серебристые, ослепительно яркие под светом двух звезд, похожие то ли на арабскую вязь, то ли на рисунок мозговых извилин. Сфера без признаков движения висела на фоне золотого тумана.

— Что за... — Ник не договорил. Потому что узнал висящее напротив капсулы нечто. Узнал — и понял, что его мозг неправильно оценил расстояние до "мячика".

До десятикилометровой громады, замершей напротив их капсулы.

— Проклятье, — проскрипел у него за плечом Каят. — Смотрите. Вон еще одна.

Теперь и сам Ник видел за первой сферой еще одну, крохотную, будто елочную игрушку. И еще одну, и еще. Повинуясь инстинкту, он оглянулся.

С другой стороны, над плечом подавшейся вперед гоблинши, тоже висела черно-зеркальная сфера.

— Девять штук, — из горла Каята рвалось утробное рычание. — Почти вся ублюдочная свора. Висят на одной линии... ну, это понятно. Удерживаются на орбите.

— ЧТО ЭТО? — потребовала ответа Ш-Телл.

— Сфера Оскорбителей, — выдохнул Ник. — Это те корабли, что атаковали Землю. И твое Кольцо Речи.

Странно. Понимая умом, что смотрит на боевую машину, способную стирать с лица земли цивилизации — Ник не боялся. Должно быть, оттого, что смотрелись сферы в космической пустоте как-то непритязательно. Ну висит себе в небесах черно-зеркальный шарик и висит себе. Даже в новостных роликах, с тщательно подобранным видеорядом из пылающих кратеров на месте мегаполисов и чужими кораблями, под патриотическую музыку величественно и угрожающе наплывавшими на земной шар — аппараты Оскорбителей выглядели более внушительно.

Его размышления прервались, когда звезды вдруг затмила огромная тень.

— Третья Атака! — прошипела Ш-Телл, Каят лишь зарычал. Даже до того безучастная Сьюзен вскинулась. Нику показалось, что капсула очутилась внутри гигантской машины. Стремительно кружились в пустоте какие-то огромные зубцы, в просветах между ними мелькало белое и золотое пламя. Проплыла вплотную — руку протянуть! — скошенная бугорчатая поверхность, затем надвигающаяся тень отдалилась.

— Глядите! — Каят сжал кулаки. — Похоже, их чертова эскадра готовится к драке!

Ник даже не обратил на гоблина внимания. Он видел, как проплывают за бортом зеркальные громады — уходящие влево и вправо, будто положенные набок небоскребы, усеченные клинья. Будто положенные нос к хвосту длинные затупленные наконечники копий — сами покрытые яркими светящимися точками, разводами, буграми и напластованиями. Два огромных клина висели вокруг капсулы — один узкой частью влево, один вправо. Оба медленно скользили в поле обзора — в такт вращению бело-голубого солнца, на фоне которого виднелись.

Гигантские машины подрагивали, шевелились, изгибались во все стороны. Это выглядело совсем не механически — скорее, Нику казалось, что он смотрит на только что вылупившихся из яиц гигантских... насекомых? Червей? Рептилий? Его передернуло от отвращения.

Наконец-то его до его сознания дошли слова гоблина.

— Ты... уже это видел?

— И не единожды, — прорычал Каят. — Это их треклятые линейные корабли. Или бомбардировщики. Называй как хочешь. Смотри! Они и истребители поднимают!

Ник тоже видел, как на корпусе — туше? — космического левиафана прорезаются отверстия, как выбираются оттуда... крылатые ножи — другого названия он не смог подобрать. Будто какие-то паразиты, покидающие тело погибшего животного. К горлу подкатил комок.

— Ну и мерзость, — выдавил он, глядя, как истребительная мошкара окутывает своих носителей беспорядочным роем. Ш-Телл приникла к полу, силясь заглянуть под горизонт, разделяющий верхнюю и нижнюю часть капсулы, за который медленно уходил один из кораблей.

— Это точно, — согласился Каят. — Мы прищучили одну такую тварь. Дали массированный залп и вогнали пару "солнышек" в оконечности. Жаль, что в первый и последний раз.

— Ого! — возглас Ника относился совсем не к подвигу жителей Кольца Речи в давно минувшие времена.

Широкие основания конусов вдруг озарились тусклым огнем. Миг — и оба корабля, окружившие капсулу (из-за горизонта показался бугорчатый борт третьего взамен скрывшегося из виду), синхронно крутнулись вокруг себя. Нацелились узкими затупленными носами в белую звезду.

И рухнули к ней вместе с роем истребителей, словно кто-то перерезал невидимую нить, на которой держались бомбардировщики. Еще двое вынырнули из-за края капсулы, умчались следом. Ник не успел даже вздохнуть.

Каят выглядел довольным, насколько Ник умел трактовать однообразную гоблинскую мимику.

— Соседние сферы тоже отделили бомбардировщики, — сообщил он кровожадным тоном. — И я не думаю, что здесь найдется планетка, которую они могли бы атаковать. Знаете, что мне кажется? Кто-то собрался поджарить уши нашим тюремщикам!

— Эй! — теперь и гоблин вскинул морду к потолку. — Оскорбители! Забегали, твари? С кем бы вы не собрались драться — во имя Пути, я желаю ему удачи!

Мех Ш-Телл медленно укладывался на место.

— Ты ни о чем не забыл? — спросила она. Кажется, их с Ником мысли сходились.

— Если флот Оскорбителей вступает в бой... — протянул Ник. Его сердце бешено колотилось.

Гоблинша кивнула.

— Что будет с нами, если корабль уничтожат? — рубанула она.

Каят фыркнул.

— Если честно — мне слегка наплевать. Я живу в долг с того момента, как получил попадание над Коллотом. Ну а вам — советую надеяться, что враги Оскорбителей расположены брать пленников. Все равно мы ничего не можем сделать, не так ли?

Ник обхватил себя руками, пытаясь унять озноб. Попытался вглядеться в звезду и различить на фоне зарева корабли. Безуспешно — все расплывалось в огненном облаке. А вот сферы оставались на прежнем месте, разве что вращение капсулы почти унесло их цепочку за пределы видимости.

— Я все же попробую вздремнуть, — обратился он к Ш-Телл. — Разбудите меня, если случится еще что-то интересное.

Гоблинша медленно кивнула. Ник растянулся на полу, почти уткнувшись головой в колени Сьюзен. Он сомневался, что сможет заснуть после увиденного — но рассчитывал хотя бы перевести дух в относительном покое.

Кажется, не прошло и двух минут, когда перед лицом замаячила клыкастая пасть.

— Что?! — он испуганно вскинулся, загораживаясь руками. Спросонья мозгу Ника потребовалось несколько секунд, чтобы узнать в склонившемся над ним монстре знакомые черты Ш-Телл.

— Ты просил разбудить, — заявила гоблинша. Ее шерсть пылала голубым огнем, словно в лучах мощного прожектора.

— А... да... — Ник потряс головой. — Что? Новые корабли?

— Нет, — ли-ча обернулась. — Звезда.

Ник уже и сам понял — что-то изменилось. Бело-голубое светило, и до того заливавшее камеру ярким электросварочным сиянием, полыхало так, что было больно глазам. И, похоже, стало меньше в размерах.

— Давно так? — он покосился на свернувшуюся в комок Сьюзен.

— Минут десять, призрак, — сообщил Каят. — Звездочка и раньше меняла светимость, но сейчас... Полыхает, будто в нее плеснули бензином, — он сам казался привидением, сотканным из черных теней и слепящего пламени.

Ник поднял взгляд. Во мрачном туннеле над ними тоже наметились изменения. Плоские и вздутые, округлые и заостренные силуэты мельтешили куда активней обычного. Черные щупальца на стенах коридора бесновались, вырывая добычу из роя или швыряя в него новые гостинцы.

— Что-то происходит, — озвучил он очевидное. Голубая звезда скрывалась за гранью обзора — но на смену ей поднималась желтая, наоборот, раздувшаяся, и темнее в камере не стало. Только теперь яростное пламя, заливавшее капсулу, приобрело золотой цвет. Сейчас, когда бело-синее светило сжалось, а золотистое — увеличилось, они почти сравнялись в величине. Распухший солнечный диск медленно опускался к надиру. Огненной стеной следовала за ним туманность.

— Думаешь, Оскорбители способны... — Ш-Телл не закончила фразу.

— Разжигать солнца поярче? — Каят вздыбил шерсть. — Не думаю, что тогда мы бы вообще могли с ними сражаться. Но что-то да — явно происходит.

Сердце Ника вновь заколотилось. Но он с удивлением понял, что страх ушел — уступив место любопытству. Наверно, они слишком много времени провели в заточении — ему тоже хотелось, чтобы что-нибудь случилось.

Даже если это закончится их гибелью.

Он попытался разглядеть ближайшую сферу. Успешно.

Неудивительно, если учесть, что корабль Оскорбителей заметно прибавил в размерах. Теперь он виделся не футбольным мячиком — скорее, воздушным шаром с близкого расстояния. Серебряные разводы на его поверхности растянулись, затопили всю обшивку. Черные — превратились в едва различимые ниточки на сверкающем фоне.

— Держатся плотным строем, — подтвердил замеченное Каят. — Уж не знаю, почему.

Ш-Телл бесцеремонно отпихнула Ника в сторону, прижалась лицом к стене.

— Они не выглядят обеспокоенными, — протянула она. — Я, конечно, не знаю... Эй! Взгляните! Под нами несколько тех, маленьких! — ткнула пальцем в крохотную точку на фоне сжавшейся туманности. Нику оставалось позавидовать остроте зрения гоблинши.

— Должно быть... — ему так и не удалось закончить фразу.

Таких рывков они еще не испытывали. Пол ушел из-под ног, капсулу бросило в сторону и наклонило. Сьюзен и Ник, Ш-Телл и Каят полетели вбок под аккомпанемент проклятий.

— ... твою душу! — Ник рухнул прямо на пытавшуюся встать Ш-Телл, тут же сам получил локтем в лицо. — Что за...

Звезды запрокинулись. Краем глаза Ник различил за бортом калейдоскоп голубых вспышек. Тут же их жестоко рвануло в другую сторону, и теперь уже на него свалился кто-то из гоблинов.

Сьюзен закричала. Истошно и пронзительно.

— Морское дерьмо! — услышал он рык Ш-Телл сквозь вопль. — Что творится?

— Х-ха! — выдохнул Каят. — Ну что? Не нравится?

Теперь Ник, прижатый к стене мохнатой тушей, пялился в глубины коридора. С ужасом глядя на происходящее.

Стремительно скользящая мимо черно-зеленая поверхность дрожала. Расплывалась. Ее окутывало облако темного дыма, вверх взлетали черные брызги.

Упорядоченное движение превратилось в кутерьму. Наперерез летели диски и эллипсоиды, похожие на кленовые семена округлые лопасти. Вверх вырос лес черных щупалец, забился в бешеных судорогах — и рухнул, растаяв.

— Что происходит?! — отчаянно прокричал он в пустоту. Капсула кружилась, ныряла, уклонялась от столкновений. Бросало непрерывно. Каята и кричащую Сьюзен, Ника с вцепившейся в него Ш-Телл мотало по камере.

— Драка! — проорал Каят.

В полузабытые школьные годы Нику нравились лабораторные по химии. Да и половине мальчишек в классе тоже. Не надоедало следить, как стоит капле синего раствора упасть в пробирку — и в ней тут же вспухает облачко голубо-зеленого студня.

И точно так же на их пути вспухло огромное облако черной мглы. Перегородив собой коридор.

Мышцы Ника сжались, когда они влетели во тьму. Но удара не последовало. Лишь угас свет — и остался мрак и бешеные рывки из стороны в сторону.

Совершенно беззвучные. И от того — еще более пугавшие.

— Ник! — услышал он крик Сьюзен. Попытался встать на ноги — и тут наконец пришел удар.

Все, что было до этого — было легкой встряской.

Гром разорвал тьму, и в Ника врезался чудовищный кулак. Под веками полыхнуло алое пламя, череп пронзила адская боль. Затем тьма вернулась.

Начисто слизнув звуки, цвета и его сознание.

Красноватый мрак вокруг. Острые иглы, пронзающие все тело, и в особенности — голову и уши. Кислый запах рвоты и тошнотворное кружение в желудке. По шее текло что-то влажное.

— Твою мать, — попытался он выговорить. Язык ворочался во рту тяжелым комом.

Кровавые тени собрались в смутно узнаваемую фигуру.

— Ты жив? — потребовала ответа Ш-Телл. Ее голос доносился до Ника, словно через толстый слой ваты.

— Нет, — сообщил Ник чистую правду, судя по ощущениям.

— Да, — гоблинша покачала головой. Тут же застонала и прижала руку ко лбу. Это движение оторвало ее от пола и она, качнувшись, всплыла над Ником.

— Что? — Ник попытался подняться. Это было большой ошибкой.

Он дождался, пока скрутивший желудок спазм немного не разожмет свои когти. Неуклюже попробовал отогнать от лица медленно оседающие вниз омерзительные капли.

— Что ж, — раздался позади ворчащий тон Каята. — Здесь и так полно блевотины.

— Что... Что? — Ник аккуратно, стараясь не двигать резко глазными яблоками, осмотрел камеру.

Та здорово изменилась.

Стены вновь утратили прозрачность. Только уже не светились бывшим серым светом. По безжизненной поверхности тянулись несколько горящих красным ниточек. Они подрагивали и мерцали, будто сквозь трещины в обшивке внутрь просвечивали горящие уголья.

Боковая сторона капсулы вдавилась внутрь. Вдавилась одним большим желваком, будто удар вывернул часть стены наизнанку. В тусклом свете были различимы бегущие по желваку тоненькие не то прожилки, не то трещинки. В стороне лежал Каят, одна его рука была согнута под каким-то странным углом.

А прямо поперек желвака распростерлось человеческое тело.

— Сьюзен?! — Ник подался вперед. Голова отозвалась адской болью. — Нет!

Он побрел к девушке на карачках, уже не обращая внимания на боль и тошноту. Откинул волосы с перемазанного кровью лица. Неуклюже попытался нащупать пульс.

— Она, должно быть, ударилась головой во время взрыва, — пробормотала гоблинша. В ее голосе Нику послышалось сочувствие. — Мы... ничем не могли помочь, Ник. Мне жаль.

— Черт, — Ник саданул кулаком по полу. Его мягко подбросило вверх. — Черт. Черт, черт, черт!!!

Каят неуклюже выпрямился. Охнул от боли, задев рукой стену.

— Так, — Ш-Телл посмотрела на него. — Ну-ка, позволь... я, конечно, не лекарка... — пальцы гоблинши пробежали по плечу капитана Стратосферных Сил. — Тебе повезло. Это просто вывих. А ну-ка, не дергайся!

— Знаю, — пробурчал Каят. — И контузия впридачу. Вправляй! — он сжал челюсти. Через них пробился сдавленный рык, когда Ш-Телл вцепилась в него и что было сил рванула за пострадавшую руку.

Ш-Телл покосилась на Ника.

— Кости целы? — не дождавшись ответа, она решительно взяла землянина за плечо и развернула к себе.

— Ник из России, — теперь заговорил ощупывающий плечо Каят. — Я понимаю. Я тоже терял друзей. Наверно, чаще, чем ты. Хочешь, чтобы ее гибель не была напрасной?

— А? — Ник постарался собрать глаза в кучку. Ш-Телл вгляделась в его зрачки и поцокала языком.

— Тогда вставай, — вопрос гоблина, похоже, был риторическим. — Хотя, лучше сиди. Нас всех крепко тряхнуло. Кстати, у тебя из уха идет кровь.

Ник провел пальцами по шее. На них остались темные полосы.

— Ничего не слышу этим ухом, — пожаловался он.

— Еще повезло, — негромко пробормотала Ш-Телл. — Третья Атака, моя голова... Что случилось?

— Разве непонятно? Корабль Оскорбителей подбили. Повезло, что мы выжили... пусть не все. Давайте думать, как выбираться отсюда. Воздух, похоже, больше не поступает.

Только после слов гоблина Ник обратил внимание на царящую вокруг духоту. И жару.

— Как? — ошалело вопросил он.

— Я говорю — давайте думать. Может, удар ослабил корпус — и мы сможем пробить дыру?

— Куда? В космическую пустоту? — это заговорила Ш-Телл.

— Лучше уж так, чем удушье, — отозвался Каят. Постучал по стене костяшками пальцев. Мягкий материал поглотил звук.

— Давайте подождем, — возразил Ник. — Может, кто-то будет обследовать обломки. Может, за нами придут.

— Да. Оскорбители, — посулила Ш-Телл.

— Значит, будет шанс перегрызть им то, что заменяет глотки, — мрачно ответил гоблин.

Нику пришла в голову другая идея. Возможно, стена сделалась слабей в том месте, где удар извне едва не проломил ее внутрь?

Он обернулся — и сглотнул, сдерживая выступившие на глазах слезы при виде безжизненно откинутой головы Сьюзен.

А затем не смог сдержать вскрик ужаса.

То, что при первом взгляде показалось ему узором из трещин на "желваке", покрывало не только вогнутую часть корпуса.

Но и лицо Сьюзен.

Нечто похожее на заросли плесени, переплетение тонких не то корней, не то гифов оплетало получивший попадание участок капсулы. И тянулось к Сьюзен. Тонкие черные нити взбегали по ее шее и щеке, покрывали кожу. Уходили в уголок глаза, ноздрю и ухо, погружались под воротник балахона.

— Б...! — Ник отпрянул, не сводя глаз с мерзкого зрелища. Взлетел вверх, отлетая к стене. Каят и Ш-Телл непонимающе уставились на него — а затем на тело девушки.

Зашевелившееся. Захрипевшее. Пытающееся втянуть воздух в легкие.

— Путь-Испытание! — Каят сорвался с места одним прыжком. Его руки сомкнулись на горле Сьюзен.

— Ты... стой!

Почти неощутимая гравитация сослужила Нику добрую службу. Он врезался в гоблина плечом, отшвыривая в стене. Мертвой хваткой вцепился в него сзади. Каят зарычал. Непостижимым образом извернулся — и его кулак врезался в лицо Ника.

Ник разжал хватку за секунду до того — и благодаря этому удар оказался ослаблен. Но даже ослабленный, в его больной голове отозвался всеми громами небесными. Он закувыркался, врезался в стену — и отлетел назад. Прямо на Каята, на котором, будто собака на медведе, повисла Ш-Телл.

— Морское дерьмо! — прорычала гоблинша. Ее предплечье вжалось в горло гоблина, тот вырвал одну руку из хватки — и тотчас на ней повис Ник. — Какого! Хрена! Вы! Оба! Творите!

— Идиоты! — прорычал Каят. Он оставил попытки вырваться из совокупной мертвой хватки Ш-Телл и землянина, и они втроем мягко опустились на пол. — Вы не знаете, с чем имеете дело! А я уже видел, как восстают мертвецы! Убейте это! Убейте, пока оно не прикончило всех нас!

— А... А... Кргхх...

Ник и Ш-Телл оба отвеклись — и Каят этим воспользовался. Гоблинша отлетела в одну сторону капсулы, Ник — в противоположную.

А секунду спустя — тело Сьюзен выгнулось в дикой судороге, колотясь головой о твердую, словно надутый до барабанной жесткости воздушный шарик, поверхность желвака.

Каят бросился вперед — и напоролся на удар обеих ног, выброшенных вперед в конвульсиях. Хрюкнув, он улетел обратно, неторопливо принялся сползать по выгнутой стене. Сьюзен швыряло по всему объему капсулы, черные нити лопнули, и их обрывки развевались в воздухе. Ее челюсти лязгали, как кастаньеты, руки беспорядочно метались в воздухе. Ник неосторожно сунулся вперед — и тоже заработал удар в плечо. Он взвыл от боли — и на какое-то время забыл обо всем на свете.

Каят зарычал, неловко выпрямляясь. Он неуклюже проплыл-подался вперед. Блеснули в красном свете оскаленные клыки.

— Давай, тварь. Иди сюда, — глухо выдавил он.

Сьюзен, привалившаяся к желваку, медленно подняла голову. Ее все еще колотила дрожь. Глаза — один заплыл кровью, другой полускрыт черной паутиной — уставились на гоблина.

Со сдавленным хрипом она набрала в грудь воздуха.

— Susan. Harrow, — медленно выговорила она. — My name is Susan Harrow. I was born twenty-three seconds ago.

Ночь была на удивление темной. Зная, что база забита людьми с техникой до отказа и немного сверх того — Званцев не мог различить в вое ветра ни гула моторов, ни человеческой речи. Светомаскировка здесь соблюдалась безукоризненно, и даже огоньки от сигарет часовых лишь на полсекунды мелькали сквозь мрак. За мысом, лишь угадывающимся в ночном мраке, грохотало, шипело и плескало — бился о скалы тихоокеанский прибой.

Допотопный американский каземат не мог похвастаться высокими потолками. Званцев в габариты проема вписался, а вот покинувшему предбанник адмиралу приходилось то и дело пригибать голову, протискиваясь мимо часового. Впрочем, и без этого главнокомандующий морскими силами ГлобДефКома выглядел донельзя уставшим. На приветствие Званцева он отреагировал лишь секунд пять спустя.

В мерцающих отсветах монитора на лице Ведьмы виднелись резкие тени. Бессменный лидер ГлобДефКома сидела, откинувшись на спинку кресла, шевелился только ее указательный палец, слегка постукивая по тачпаду.

— Генерал. Присаживайтесь, — Ведьма отвела взгляд от монитора. Коснулась кнопки на подлокотнике, и ее кресло слабо зажужжало, разворачиваясь в сторону Званцева. В глубине комнаты пятном маячил халат дежурного медика.

— Вы разъяснили своим людям задачу? — после недолгого молчания спросила Ведьма.

— Так точно.

— И как они отреагировали?

— Мы ожидали чего-то подобного, — признался Званцев.

— Любопытно. На основании чего?

— Перевооружение. Нас так подгоняли с освоением новой техники, что было несложно догадаться — готовится большая операция.

Бункер задрожал. Сквозь железобетон донесся низкий гул двигателей сверхзвукового "ила". Должно быть, взлетал один из транспортников, что перебросили на архипелаг Званцева и его людей.

— Значит, вы опробовали новое вооружение. И что вы о нем думаете?

В данный момент Званцев впервые подумал, что возраст сказывается и на грозной Ведьме. Иначе сложно объяснить, к чему ей было интересоваться вопросами, ответ на которые без труда можно найти в его докладных записках.

— Неплохое, — осторожно ответил он. — С новейшими платформами и бронекомплексами мы снизим соотношение сил... я бы оценил, как пять к одному. Для наступления. И три к одному для обороны.

— А в целом? — Ведьма оперлась на подлокотники, чуть подавшись к собеседнику. — Общее настроение личного состава?

— Мы готовы, — сдержанно произнес Званцев. — Бойцы понимают, что это — перелом в ходе войны. Если все пройдет по плану — это первый случай, когда мы не просто проведем успешный рейд, а уничтожим одну из баз противника.

— И вас не пугают... специфические условия боя? — Ведьма сверлила Званцева взглядом.

— Мы надеемся, что чужие тоже так подумают, — он позволил себе намек на улыбку. — Приятно будет, для разнообразия, воевать с чистым небом над головой.

— Что ж, это... — Ведьма закашлялась. Откинулась на спинку. Медик шагнул ближе, однако генерал отстранила его легким жестом иссохшей ладони.

Званцев ждал. Минуты через три Ведьма провела рукой по лицу. Снова сосредоточила взгляд на собеседнике.

— Продолжаем, — голосом, в котором не было ни намека на слабость, проговорила она. — А вы сами, генерал?

— Мэм? — протянул Званцев, когда стало ясно, что продолжения не последует.

— Это ваша первая операция в должности командира спецсил ГлобДефКома. Я хочу знать, каково ваше собственное состояние. И почему вы так настаиваете на личном в ней участии, — бросила Ведьма.

Званцев не подал виду, что слова Ведьмы его задели.

— Это еще и первая операция против наземной базы врага, — напомнил он. — Не просто диверсионная вылазка, а полноценный десант. Опыт, который мы получим, будет бесценным в последующей войне. И есть много мелочей, которые сложно уловить задним числом в докладах.

— И вы не собираетесь устраивать никаких глупостей, — глаза Ведьмы блеснули. — Лично возглавлять атаку или что-то наподобие.

Званцев поморщился.

— Никак нет, генерал, — бесстрастно произнес он. — Я не планирую даже выбираться из КШМ. Но я хочу иметь надежную связь с отрядами и группами, когда они окажутся под огнем "амеб". А ваши техники — при всем уважении — не могут мне ее обеспечить даже с борта эскадры. Значит, мне придется отправиться на передний край. Довольно просто.

— Что же, — Ведьма снова сделала долгую паузу. — Я вижу, что Баузер не ошибся, когда рекомендовал вас в качестве преемника.

На это Званцеву ответить было нечего. С его точки зрения, он просто выполнял свою работу.

— И последний вопрос.

— Мэм?

— Кто-либо из ваших офицеров обсуждал предстоящую операцию с посторонними?

Званцев решительно качнул головой. Снаружи взвыл пронизанный дождем ветер, в очередной раз стегнув вулканическую почву. Обычно такая погода была для острова не свойственна. Но воздействие гигантского кипятильника, возведенного чужаками за семь тысяч километров отсюда, помноженное на отложенный эффект Эль-Ниньо, медленно, но верно сводило атмосферу с ума, и архипелаг бичевал третий ураган кряду.

— Мои люди, — теперь он посмотрел Ведьме прямо в глаза, — имеют представление, что такое секретность.

— Отлично, — Ведьма перевела взгляд на монитор. — Генерал, я полагаю, мне нет нужды рассказывать, насколько важна предстоящая высадка. Последние пять лет пришельцы уделяют Южному полушарию особое внимание. Тепловыделяющие структуры на острове Пасхи грозят климатической катастрофой половине планеты. Мы не знаем, что чужаки возводят в Перу, но их сооружения многие эксперты Ложи считают устройствами безракетного запуска. По данным авиаразведки, и в оазисе Ширмахера их добывающие устройства углубились под материковый лед на километры. А чтобы увидеть строящуюся на поверхности Луны свежую "иглу" — достаточно телескопа. Проклятье! Если мы не вмешаемся здесь и сейчас — возможно, еще через десять лет Земля не будет принадлежать человечеству!

Похоже, этот спич исчерпал силы Ведьмы. Она опять закашлялась, откинулась на спинку, свирепо посмотрев на медика.

Все сказанное Званцеву было отлично известно и без этого. Виду он, впрочем, не подал.

— Мы справимся, — наконец пообещал он, когда понял, что продолжения ждать не приходится. — Разрешите идти? Я бы хотел лично проследить за погрузкой личного состава.

— Безусловно, генерал... — Ведьма задумчиво посмотрела на Званцева. — Идите. Покажите инопланетным ублюдкам, чего стоят земляне в бою.

За низкой дверью предбанника Званцев едва не столкнулся с еще одним счастливым обладателем невысокого роста — на сей раз в штатском. Шефа отдела стратегической разведки он узнал сразу — им неоднократно доводилось встречаться по службе. Впрочем, время безбожно поджимало — Званцев рассчитывал проследить за погрузкой людей и снаряжения — поэтому они ограничились приветственными кивками в сторону друг друга.

А Ведьма поздороваться с вошедшим и вовсе забыла. Она отодвинула прочь закрепленный на гибкой опоре экран. И теперь пристально рассматривала выцветшую от времени фотографию с черной ленточкой в уголке.

Разведчик бросил быстрый взгляд на округлое улыбающееся девичье лицо.

— Тарин было всего двадцать три, — негромко произнесла Ведьма. — Тренировочный вылет, неудачный маневр... Джон, если мы теряем своих дочерей в мирное время — уж наверное, имеем право принести в жертву несколько тысяч жизней в военное?

Ее собеседник промолчал.

— Самолет готов, — наконец, произнес он. — Если вы не изменили решения...

Ведьма засмеялась. Смех перешел в кашель.

— Если права я — вам не о чем беспокоиться. А если правы вы — что ж... Так будет только справедливее для одной старой ведьмы. Джон, еще немного — и мы начнем пересказывать друг дружке свои же аргументы. Отправляйтесь в Сиэтл. Это боевой приказ.

Разведчик кивнул — коротко и молча.

Окрестив построенное чужаками устройство "Кипятильником", журналисты, против обыкновения, почти не преувеличили.

Столб вздымающегося к облакам пара был виден за сотни километров даже ночью — как проглотившая звезды пелена тьмы. Яростный южный ветер отклонял его, сносил в сторону экватора, превращал в длинную облачную гряду, затянувшую полнеба. С юга безостановочно катились штормовые валы, разбиваясь о побережье. Сам остров было не видно из-за затянувшего скалы тумана. Чем ближе к острову, тем теплей становилась вода — даже здесь, у западного берега. Вдоль восточного же шел основной горячий поток, и даже инфракамеры дронов над ним слепли в горячем влажном облаке.

Верхушки нагревателей, тем не менее, видно было хорошо — дыхание далекой Антарктики сносило пар в сторону, открывая обзор. Они проступали над паровым облаком на фоне звездного неба — частокол высоких сдвоенных плавников вышиной около шестидесяти метров, ритмично раскачивающийся под ударами волн. Предполагалось, что эти структуры каким-то образом заякорены на морском дне, хотя ни одна еще субмарина-разведчик не рискнула подобраться к ним настолько близко, чтобы проверить. Все, чем располагал штаб — разрозненные снимки с "Черных соколов", на которых отчетливо виднелись башни нагревателей.

И заполнившая древний вулканический кратер стеклянистая фиолетовая мешанина. Бесформенное нагромождение "деревьев", членистых шпилей, вздутых куполов и тянущихся к берегу переплетенных труб и нитей. Окруженное цепочкой из неподвижных "амеб" и оседлавших лапы пусковых "мышей" с "бумерами".

Прибой грохотал. Даже здесь, под защитой южного мыса, волнение было слишком сильным. Любой корабль начала века никогда бы не рискнул подойти к берегу при семибалльной волне. А рискнув — переломился бы на рифах или как минимум пропорол днище.

Но у УДПЛ типа "Шетланд" и их капитанов было свое представление о подходящих условиях высадки.

Вода расступилась. Горячий поток хлынул с орудийных башен и люков шахт, с изогнутой поверхности сигарообразных корпусов. Бортовые компьютеры считали информацию с бортовых датчиков, обсчитали алгоритм и выдали решение на исполнительные механизмы десятков миниатюрных турбин. Волны вспенились от микротурбулентностей, теряя энергию. За каждой субмариной протянулся хвост неестественно спокойной, белой от пены жидкости. Семь черных теней мягко двинулись сквозь рев ветра и белое покрывало тумана к близкому уже берегу. Относительно мягко — застонали внутри стопоры самоходок и фиксаторы бронекостюмов.

В тесном отсеке командирской машины Званцев согнулся над экраном. Коснулся сенсора.

— Берег чист. Воздушных и наземных целей в зоне высадки не наблюдаем, — услышал он уверенный голос офицера "Шетланда" в наушниках. — Открываем док через пять минут.

На тактическом экране уже виднелась карта острова, с размеченным на ней путем наступления. Особыми изысками стратагема Званцева не отличалась — он не планировал ничего сложнее простейшего охвата с фланга.

Успех должно было обеспечить преимущество внезапности. Вряд ли чужаки ожидали от людей отчаянного до безумия десанта в эпицентр рукотворного тайфуна. Если можно сказать "рукотворный" о порождении существ, у которых и рук-то не замечено.

Отвлечь воздушные силы чужаков, изобразив наступление в Перу — к северо-востоку отсюда уже имитировали сосредоточение соединенная русско-американская эскадра и половина бразильской армии, усиленная аргентинскими частями. Сковать те истребители, что все же останутся на базе, боем с подошедшим сквозь шторм флотом ГлобДефКома. Скрытно высадиться в ночь и ослепляющий тепловизоры горячий пар. Подавить наземное сопротивление, ударить по базе — и навести на нее заряженные килотонными спецснарядами орудия подлодок.

На бумаге план казался вполне выполним. Разменяв шестой десяток, Званцев хорошо усвоил старую поговорку: "Если наступление развивается точно по плану — вы идете в засаду".

Субмарина вздрогнула, цепляя дно временными якорями. Снаружи лязгнули ворота док-камеры, зашумела вода и в трюм ворвался грохот урагана. По межкорабельному каналу Званцев приказал готовиться к движению. Увидел, как одна за другой в такт докладам комгрупп меняют цвет на мониторе цепочки боевых машин.

Новый приказ — и по цепочкам пополз красный цвет. Гул водометных двигателей был не слышен сквозь вой ветра. КШМ дернулась, закачалась, уверенно пошла вперед в белой пене.

— Сэр, переключаюсь на дробь канал, — выпалил связист. Званцев даже не пытался вникнуть в технические подробности современных систем связи — термины наподобие "лепестково-экранированные ЦАР" и "квантовое стробирование" оставались для него китайской грамотой. Новые приемопередатчики и мины-ретрансляторы обеспечивали уверенную связь на расстоянии до полусотни километров, и плевать хотели на попытки пришельцев ее заглушить — все, что требовалось знать Званцеву.

Машину швыряло из стороны в сторону даже на мелководье. Камеры показывали сплошной мрак, тактический монитор помигивал — картинка обновлялась с задержкой в пару секунд, демонстрируя, как десант движется к берегу. Рев шторма и шум прибоя проникали сквозь броню.

В пене и грохоте гусеницы вцепились в тефру. Передовые безэкипажные танки натужно взвыли моторами, толкая себя по склону. За ними последовали командные машины, затем из прибоя вырвалась цепочка БМД. Раскрылись аппарели, на каменистую почву, будто шеренга муравьев, скатились боевые платформы.

— Первый отряд высадку закончил, занимаем плацдарм, — доложил Шатрин. Он и Тэсс — вот весь первый состав "радиостойких", что оставался под началом Званцева. Получил пулю в мелкой и нелепой тыловой стычке с деструдо Осипов, остался на "дороге смерти" Собчук... Званцев тряхнул головой. Сложно было представить более неподходящий момент для воспоминаний.

Он глубоко вдохнул, слушая череду рапортов в наушниках.

— Командирам отрядов, внимание. Действуем как планировали. Дейл, Райт — выдвигайтесь между высотами Дельта и Эхо. Тэсс, спешивай своих, прикроешь Марка по флангам. Шатрин, Фрейзи, Уолтерс — идем между Эхо и городом, спешиваетесь по моей команде, — говоря, он размечал цели на экране. — На дальнюю связь выходим, только столкнувшись с противником. Дейл, если не встретите чужих — идите на соединение со мной к востоку от города на шоссе. Как поняли?

В тьму и ветер, пронизанный горячим паром, вплелось рычание моторов. Гусеницы тяжелых дронов выворачивали булыжники из мокрой грязи. Остров Пасхи и до высадки пришельцев-то не мог похвастаться пышной растительностью, а с началом работы "Кипятильника" два года назад чахлые заросли травы и кустарника как корова языком слизнула. Теперь весь остров был каменистой пустыней с кое-где подымавшимися над ней растрескавшимися скалами.

Двинулись вдоль побережья "яночки" и "вольфрамы", покачивая стволами согласно алгоритму поиска целей. Званцев не ждал угрозы с воздуха — в такую бурю легким вражеским дронам приходилось нелегко. "Тарелки" сносило ветром, и даже лазеры "дисков" попусту тратили энергию на разогрев пара. "Летучая мышь" была бы серьезной угрозой даже в шторм — но прикрывающая базу эскадрилья должна была, согласно плану, сейчас схлестнуться с истребителями, ракетами и орудиями авианосной ударной группы ГлобДефКома.

Судя по тому, что десант до сих пор оставался в живых — план пока работал.

КШМ покачивалась, следуя уклону местности. Они шли по пологому склону холма, высившегося где-то впереди в ночной тьме — лишнее укрытие от вражеских сенсоров, впрочем, мало что значащее по сравнению с облаками пара, окутывающими остров. Смещались по экрану маркеры боевых машин, порой огибая трещины в скальной породе или крупные валуны, о которых докладывали легкие роботы в авангарде. Гудели системы охлаждения, доводя воздух в кабине... ну, не то чтобы до приятной прохлады. Но им, в отличие от забортной парилки, хотя бы можно было дышать.

По мере того, как они приближались к городским руинам, Званцев начинал нервничать. Изначально он собирался спешить людей, лишь миновав вулкан. Да, броня не спасала от гиперзвукового снаряда, и оставаться в БМД было рискованно. Но пеший марш по вулканческому склону, сквозь семидесятиградусный пар, пусть и в бронекостюмах... Однако что-то внутри Званцева подсказывало ему, что лучше поторопиться.

— Всем отрядам. Движение в пешем порядке, — не выдержал он, наконец.

Наверняка по каналам групп сейчас пронеслось немало проклятий в адрес "старого психопата". Тактический монитор рассыпался зелеными точками — маркерами доспехов. Сменили канал целеуказания боевые платформы — теперь их пушки проворачивались в такт гранатометам пехоты.

Внезапно одна из точек мигнула красным. Применение оружия?

Званцев ударил по экрану.

— Фрейзи, по кому огонь? — осведомился он.

Командир третьего батальона, здоровенный, как лось, выходец из Шотландии, не отвечал несколько секунд.

— Сэр, — наконец раздался его неуверенный голос. — Передаю картинку.

В углу экрана проступило переданное камерой доспеха изображение. Сквозь горячий мрак выдвинулись еле различимые очертания — не настоящая картинка, но составленная компьютером БМД на основе показаний сонара и транслированная в броню. Затем спецназовец включил (должно быть, получив разрешение от комбата) слабую нашлемную фару, и изображение стало более четким.

Это походило... на статую. На исполинский человеческий торс, вкопанный в грязь, шести метров в высоту, с отсутствующими руками и непропорционально большой головой. Нижнюю часть статуи покрывали темные потеки.

— Джейк, — проговорил Фрейзи, обращаясь уже к своему бойцу — Званцев подключил внутрибатальонную связь. — Мы на острове Пасхи. Тут бывают статуи, знаешь ли.

— Да, сэр. Статуи, которые вертят головой и смотрят на тебя. И истекают кровью, если всадить в них гранату, — в голосе бойца не слышалось особого удивления. Камера приблизилась к исполину почти вплотную. — И кишки у которых прямо как настоящие. Похоже, этот приятель долго простоял в пару — кожа с левой стороны прямо сползает.

Фрейзи разразился негромким и долгим потоком богохульств.

Рука Званцева легла на пульт. Краем глаза он увидел расширившиеся глаза молодого связиста — загрохотали в наушниках помехи. Лейтенант торопливо коснулся кнопок, и шум стих, проглоченный фильтрационными системами.

— Что ж, похоже, теперь они о нас знают, — подумал Званцев вслух. — Борисов! Связь с полковником Райт, живо! И с субмаринами!

Ухнул танковый миномет, в темноту над Эхо ввинтилась ретрансляционная мина.

— Райт, Дейл, на связь! Доложите обстановку!

— Вышли на шоссе. Движемся к городу. Обнаружили... — Тэсс на полсекунды замялась.

— Мы уже видели, — прервал ее Званцев. — Тэсс, Марк! Ждите нас у развалин, я поворачиваю к вам! Приготовиться к обороне!

— Есть, сэр, — тон Райт тоже остался хладнокровным. Званцев уже было коснулся иконки лодочного канала...

Алым замигал сразу десяток иконок — и тут же три из них налились багрянцем критических повреждений. Сквозь ураган приглушенно загрохотали пехотные гранатометы и МЗА "яночек", затем ощутимо рявкнуло танковое орудие.

Званцев отдавал команды, даже не задумываясь особо, в привычном по десяткам боев темпе. Подключилась одна "янка", затем две сразу — из пара вырвались нацелившиеся на танки "диски", и двенадцать орудий поставили на их пути свинцовый заслон. Пушки и минометы танков били почти вслепую, ориентируясь на вражеский огонь. Затем сработали парашюты четырех ретрансляторов, а ночь пронзили радарные импульсы — и перед Званцевым предстала картина развалин двумя километрами южнее.

Огонь "амеб" и "пауков" покончил с минами секунду спустя. Но этой секунды боевой нейросети хватило, чтобы разметить руины зданий красными отметками.

Маркерами вражеских биомашин.

И красных крестиков было много. Очень много.

— Ну твою мать, — по-русски пробормотала Тэсс.

Гасители качки и системы управления катапультами позволяли "Артуру" и "Шторму" поднимать истребители при волнении, которое десятилетием раньше свело бы ценность тяжелых авианосцев к нулю. Приглушенный рев двигателей был слышен даже на мостике и сквозь ревун боевой тревоги. Очередная тройка "Си Рапторов" оторвалась от палубы флагмана, ушла в облачное небо, по пути "подхватив" свою девятку дронов — пушечные беспилотники с недостижимой для человека синхронностью пристроились к своим ведущим.

— Десять минут до выхода на рубеж атаки.

Командир соединения позволил себе один короткий недовольный взгляд на пристально вглядывающуюся в экран БИУС Ведьму. Присутствие на мостике главнокомандующей его не радовало и само по себе. А с того момента, как он вскрыл "красный пакет" и оказался единственным (кроме самой Ведьмы) человеком на борту, знающим, что включено в состав эскадры — откровенно бесило.

— Противник? — шевельнула губами Ведьма.

— Не обнаружен. Полагаю, нам удалось подойти незамеченными.

Палубы "Девастейшна", "Милуоки" и "Уилламета" снова окутались огнем. Девять шахт вертикального взлета плюнули в облака струями горячего воздуха. Девять DF-120 "Буревестник" качнулись в воздухе, ложась на крыло и уходя вслед своим пилотируемым собратьям.

В трех километрах к северу продолжал подъем истребителей "Шторм". Обещанное перевооружение русского корабля на "Си Рапторы" так и не состоялось, и в штормовое небо уходили старички-"шестьдесят третьи". Россия в последние десятилетия вообще крайне неохотно выделяла деньги на флот — челябинская ядерная мясорубка втягивала в себя бюджет РФ и ООН, будто черная дыра. Поэтому, когда Ложа поставила вопрос о передаче тихоокеанского флагмана под командование ГлобДефКома — русскими это было воспринято скорее с радостью.

— И шел господь перед ними в столпе облачном... — долетел до уха адмирала шепот кого-то из операторов. Командир взъярился мгновенно, выискивая глазами говорившего среди склоненных над пультами голов в наушниках. Но, когда взгляд адмирала упал на экран оптического обзора — он невольно подумал, что зрелище и впрямь апокалиптическое.

Пелена дождя протянулась с востока на север, и перед эскадрой словно вырастала гигантская стена. На ее тускло-сером фоне выпячивалась черная громада — скрутившийся в циклопическую грозовую ячейку столб пара. Порожденный чужими тайфун ввинчивался в нависшее над кораблями свинцовое покрывало, медленно проворачивался, поблескивал зарницами. Чудовище, в которое им предстояло отправлять крылатые ракеты, занимало полгоризонта.

— Сэр, подъем истребителей закончен. Четыре минуты до выхода на рубеж атаки.

— Крыло Люшина тоже в воздухе?

— Так точно. "Шторм" и приданные легкие авианосцы подняли всю группу воздушного прикрытия.

— Десантная группа на связь не выходила?

— Нет, сэр. Разрешите напомнить, капитану Ховарду приказано соблюдать радиомолчание до самого столкновения с противником.

— Хорошо, — адмирал обернулся к Ведьме. — Генерал, эскадра готова... — резкий писк зуммера оборвал его, ударив по ушам присутствующих.

— Обнаружена групповая воздушная цель! — лицо оператора дронов ДРЛО бледнело на глазах, по мере того, как он вчитывался в мелькающие строчки. — Направление ноль девять семь, дистанция восемьсот, скорость до двух Маха! Более ста отметок! Цели не опознаны... Поправка — цели опознаются, до сорока "бумерангов", более шестидесяти "летучих мышей"! Обнаружена вторая группа целей, направление ноль один семь, около пятидесяти отметок! Потеряна связь с бортами четырнадцать и шестнадцать!

По мостику пронесся резкий синхронный вздох. Кто-то ругнулся, и на сей раз адмирал не обратил внимания на нарушение дисциплины. Теперь побледнели многие.

— Полторы сотни... — адмирал осекся, когда дисплей высветил новую волну отметок. — То есть за двести... — когда он вскинул голову, его лицо было лицом человека, получившего неприятные и ожидаемые известия.

— Поднять резервные аппараты ДРЛО! Эсминцам ПВО и артдивизиону — атаковать цели первой волны! Эскадрильям Альфа и Браво — атаковать северо-восточную группу истребителей, Эхо и Фокстрот — южную! Всем авианосцам — сократить дистанцию до прикрытия до полумили!

Сквозь пол передалась дрожь от тяжелых турбин, когда многотонная махина авианосца увеличила скорость, разгоняясь навстречу врагу. Адмирал снова обернулся к Ведьме.

— Вы были правы, мэм. Они нас ждали.

Джек Брайдон, капитан ВВС ГлобДефКома, заложил вираж, уводя истребитель на северо-запад. На долю секунды мелькнул внизу белый след за сторожевиком прикрытия, затем на экране дополненного обзора остались лишь волны, облака — и рябь отметок вражеских аппаратов.

— Без поддержки? — пробормотал кто-то из звена, отправляя команду на тройку дронов прикрытия. Повинуясь ей, "Буревестники" отстали от командных машин, разворачиваясь дугой в два эшелона. Истребители уходили вперед, пытаясь выйти из зоны поражения вражеских лазеров.

Джек промолчал — его внимание принадлежало приборам. Он-то понимал задумку комэска. Или "бумеранги" развернутся для перехвата залпа и захода на командные машины — и подставятся под огонь со скоростных дронов, а заодно не успеют к разборке с зенитными ракетами. Или дадут "Рапторам" зайти себе в хвост.

А, пустое. Девяносто шесть истребителей с тяжелых авианосцев и за двести дронов-перехватчиков. Грозная сила — но только перед ними было почти полсотни "бумерангов". А общее соотношение сил — два вражеских аппарата к трем земным. Не абсолютно самоубийственным бой переставал быть при раскладе один к трем в пользу землян. Все тактические изыски сейчас служили одной цели — чуть подороже продать свои жизни.

Все мысли неслись в фоновом режиме, не отвлекая и не мешая. Машина резала воздух между двух свинцовых плоскостей моря и неба. Отметки на тактическом экране замигали и заплясали — они вошли в зону вражеской РЭБ. Цели быстро приближались. Хорошо — значит, чужаки решили заняться теми, кто понастырнее...

— Пуск ракет по моей команде! — продралось сквозь помеховые вопли в шлемофоне. Джек стиснул зубы. Сто двадцать километров... девяносто... восемьдесят...

В две секунды уложилось очень много событий. Доворот. Голосовой канал забит помехами, но система ловит кодовую команду с истребителя комэска, оценивает расстояние до ближайшего "бумера" и запрашивает подтверждения на пуск. Одновременно "бумеры" синхронно закладывают крутой вираж. Рука бьет по гашеткам, вдаль уходят четыре ракеты средней дальности — тут же исчезая во вспышках когерентного света. Лазерное пламя пляшет среди "Си Рапторов", открывают огонь дроны, и небо перечеркивают пунктиры трассеров. Наваливается перегрузка — кажется, со всех сторон сразу...

Первыми дали залп миноносцы ПВО. Зенитные ракеты расцветили свинцовое небо огненными струями. Первая волна не несла ни пушечных, ни ядерных БЧ — лишь старые добрые осколочно-фугасные. Все равно ее задача состояла в отвлечении на себя "бумеров".

Чужаки на уловку не клюнули. Часть ракет потеряла цель, часть — напоролась на заградительный огонь "бумерангов". Энергетические лучи прожигали абляционное покрытие, словно бумагу, плавили и испаряли алюминий и сталь. Ни одна ракета первой волны цель не поразила.

Но немного времени второй волне они все же купили. Разлетались на куски носовые обтекатели, обнажая осевые блоки стволов. На долю секунды ракеты зависали в воздухе, отброшенные собственной отдачей. Малокалиберные снаряды тысячами уходили в пустоту, единицы находили дорогу к серповидному крылу или пулеобразному корпусу. Детонировали энергонакопители, подсвечивая тучи.

А затем подсветка сделалась ярче. К ядру ударной группы — клювастым трезубцам "летучих мышей" прорвались всего две или три ракеты со спецБЧ. Но прорвались — и облака вскипели, а черная громада шторма растворилась в ядерных вспышках. Следом пришли гиперзвуковые снаряды, тоже с атомной начинкой. "Летучие мыши" и "бумеранги" расшвыривало, будто бумажные самолетики. Взрывная волна взбила, смешала в белую пену гребни штормовых валов.

Недооценивать прочность инопланетных машин не стоило. Кто-то оказался слишком близко к эпицентру, испарившись или рухнув по частям в бушующие воды. Но основная часть строя успела рассредоточиться, выскользнуть из зоны поражения, восстановить управление, от самой воды взмыв вверх — и вновь нацелиться на крохотные силуэты кораблей эскадры.

И "летучие мыши" открыли огонь.

— Суки! Откуда их повылазило?! — ошеломленно пробормотал Шатрин.

— Если мы перебросили войска под прикрытием шторма — им-то что мешало? — бросил Уолтерс.

Званцев сражался с каналами боевого управления. Мгла впереди полыхала. Выпущенные "амебами" кинетические снаряды проносились сквозь пар подсвеченными росчерками, им отвечали танковые орудия. Мины рвались в воздухе, уходили в сторону развалин маркерные гранаты. Захлебывались "яночки", не подпуская к позиции "тарелки" с "дисками".

— Держаться! — проорал он по общей связи. — Твари перекрыли себе направление обстрела! Если полезут из развалин — будет хуже! — и, уже переключившись на лодочный канал:

— Прошу огневой поддержки! Целеуказание кодом, комплект семь-один!

— Принято, открываем огонь! — голос офицера "Шетланда" был необычно взволнованным для человека, наводящего ускоритель из безопасного далека. Званцеву, впрочем, было недосуг до причин волнения моряка. Его больше волновало время, которое понадобится снарядам, чтобы преодолеть расстояние до городских развалин...

Очень небольшое. Даже окруженный плазменным облаком, гиперзвуковой снаряд — слишком скоростная цель для человеческого зрения. Званцев только и успел увидеть, как "амебы" открыли огонь в воздух, и горячий туман колыхнуло взрывной волной. Снаряды рвались в сорока метрах над землей, превращаясь в снопы осколков, прошивающих навылет бетон и полимер-углеродное покрытие амеб. Или раньше, когда инопланетным машинам удавалось верно взять прицел и перехватить снаряд в воздухе.

Званцев выругался в бешенстве. Стрельба велась теперь уже и вокруг — "пауки" прорвались на дистанцию стрельбы и развернули направленную охоту за зенитными платформами. Операторы торопливо отводили зенитки назад, а пехотинцы при поддержке "вольфрамов" с удовольствием, в свою очередь, начали охоту на "пауков". Пехотный доспех выстрел "паука" вполне держал — а вот стрелковая граната прошивала параамидный композит на отлично.

— Ладно... Отходим за скат! Пусть погоняются! Дейл, прикроешь!

— Марк свое получил! — прозвенел в наушниках голос Тэсс. — Извините, сэр, прикрыть не смогу — здесь еще три десятка, давят огнем! К вам не прорваться!

Званцев матюгнулся снова.

— Отходи вокруг Эхо, там сомкнемся! Фрейзи, прикрываешь ты! "Шетланд", еще залп и готовьтесь переносить огонь, каждый третий атомный!

— Ааа, есть, сэр! Алекс, левее!

КШМ пришла в движение. Собственно, она и до этого не стояла на месте, но теперь гусеницы расшвыривали булыжники куда активнее. Дважды мелькал на обзорных экранах силуэт прорвавшейся шальной "тарелки", рявкал пулемет с автоматической наводкой, разнося цель. За холмом полыхало — там весело и с огоньком погибал Фрейзи. Еще парочка разведмин зависла над городом — выхватывая из тьмы устрашающую картину.

Бесформенный, шевелящийся поток катился по бывшим городским улицам. "Амебы", второй по счету после "летучих мышей" кошмар защитников планеты. Основание биомашин и впрямь походило на пульсирующий амебовидный комок. Инженеры ГлобДефКома предпочитали, впрочем, термин "псевдоаморфный движитель" и не скупились в похвалах "невероятному сочетанию скорости и проходимости" — в отличие от танкистов и пехоты. Из-под броневых накладок порой выпрастывались черные щупальца, будто ощупывая дорогу перед "амебами". На скрытых броней шматках вращающейся биомассы покоились гротескно схожие с земными орудийные башни, выступали из обшивки полуутопленные "диски" ближней обороны. Длинные стволы ускорителей главного калибра развернулись к камере, связь с минами пропала.

— Б... Вы что же, все силы сюда стянули? — ошеломленно спросил Званцев у неприятеля. — Ну ладно же... "Шетланд"! Вы там спите, сучьи дети?

— Здесь "мышь" на бреющем! — проорала субмарина в ответ в нарушение всех уставов. — Ладно, лови свой залп!

Земля под броневиком подпрыгнула. Пар сдуло, на полсекунды пейзаж залило светом — черные зубцы гряды Эхо, бушующие волны, "амебы", неспешно выкатывающиеся оттуда, где только что держал высоту Фрейзи. Затем все скрылось в пыли, и зачирикал детектор забортной радиации. Как минимум один из тактических зарядов с подлодок добрался до цели.

— Вперед! — Званцев не слышал себя, впившись взглядом в монитор. — Дожмем ублюдков!

Все происходило очень быстро. Рвутся на броне "амебы" маркерные гранаты с термическими вперемешку, ускоритель описывает дугу, пехота в секторе умирает. То ли танк-дрон, то ли БМД отвечает подкалиберным, "амеба" расплескивается, три ракеты дожигают останки. Впритирку к земле мчится "диск", пехотинец только и успевает, что ткнуть стволом в ту сторону — лазерный луч зажаривает "ар-эйч", а робоплатформа, чье наведение спарено с гранатометом погибшего, вклинивается очередью, разнося "диск". Скворчат и трескаются раскаленные до алого свечения камни.

Званцев отвлекся на секунду — помогал Борисову подключить резервный коммуникационный блок. Основной вышел из строя после попадания, к счастью, они оказались к "амебе" чересчур близко — снаряд прошил отсек навылет, не причинив серьезных повреждений. Радостно пищал уже отсековый радиометр, впрочем, полученная доза никогда особо серьезно не заботила "радиостойких". Взгляд на монитор...

— Тэсс! Мне их не удержать! Входят в долину! Берегись!

— Поняла... разворачиваюсь... Проклятье, Паша, они с трех направлений! Я прижата к гряде, осталось... навстречу!

Званцев еще раз посмотрел на тактический экран.

Позднее ему никогда не удавалось вспомнить собственные мысли в тот момент. Кажется, он старался ни о чем и не думать. На экране были зеленые огоньки и чересчур большое количество красных. Красные надо было погасить, и он знал, как. Руки легли на пульт.

— "Шетланд". Целеуказание подтверждаю. Повторяю, целеуказание подтверждаю. Огонь!

На сей раз ударило значительно ближе. Вспышка. Огненный столб рвется к тучам над Эхо, пламя слизывает базальтовые плиты, "пауков" и "амебы". Затем ударная волна выплеснулась из долины, и Званцев временно оглох.

Отсек странно перекосило. Где-то рядом трещало пламя, Борисов обвис на ремнях. Чадило горящим пластиком и, кажется, озоном — черт знает, как обоняние Званцева умудрялось различать эти запахи. Матерясь, он сорвал с креплений огнетушитель и направил струю пены на язычки огня.

Секунд десять ушло на сражение с пультом. Как ни странно, коммуникационная система согласилась включиться.

— Эй! Кто боеспособный?

Отозвалось мало. Очень мало. Из командиров батальонного уровня выжил один Уолтерс. Тактическое управление сдохло, но, похоже, под началом Званцева оставался взвод в лучшем случае.

— Доложить ситуацию!

— Продвигаемся вперед. Грунт очень горячий... в прямом и переносном смысле. Противник не обнаружен... — в шлемофоне раздавалось шумное дыхание Уолтерса. — У нас парочка "вольфрамов" и один танк... Черт! Залечь!

— Что? Опять? — невольно вырвалось у Званцева.

— Выходят из-за западного ската... должно быть, за ним и отсиделись... Одна "амеба", две, три... "Пауки"... — Уолтерс рассмеялся. — Сэр, у нас и гранаты-то на исходе... В штыковую?

Званцев уже колотил по клавишам, пытаясь связаться с "Шетландом".

— Завалили "мышь", — откликнулся сквозь гром сам командир дивизиона. — У меня осталось три корабля! По мне лупят с орбиты, буду поддерживать, пока могу! У эскадры все хреново, вы как?!

— Аналогично, — переключить вещание на общий канал. — Внимание всем. "Шетланд", огонь по ЦУ с любого доспеха. Отряд — к бою. Просто... достаньте кого сможете, ладно?

Снова хриплый смех Уолтерса.

— Вальгалла нас заждалась, генерал. Поехали!

Слушая грохот гранатометов, команды и сдавленные крики в наушниках, Званцев принялся вручную выдвигать неподатливый перископ. Приник к жесткому наглазнику.

Ночь была темна и полна пальбы. Большую часть обзора перекрывала скала. Должно быть, бедную КШМ-ку впечатало взрывной волной между базальтовыми глыбами. Сбоку от валуна порой проблескивали выстрелы — кажется, как раз там вел бой Уолтерс, а может, падали на землю отсветы от чего-то горящего. Впервые в жизни Званцев не мог толком сориентироваться на местности.

Близился рассвет. Небо с северной стороны просветлело, от камней потянулись длинные тени, четкие и яркие. Самого солнца Званцев, впрочем, видеть не мог — только следил, как за долю секунды отступил мрак, открыв его взору полосу мокрой грязи, усеянную булыжниками.

Рассвет? На севере?

Гиперзвуковые снаряды били в разнесенную броню арткораблей, снося целые пласты, подрывая башни, разрывая надстройки. Линкоры ГлобДефКома строились с расчетом на обстрел "летучими мышами" и попадание держали отлично. Одно, два, десять... на каждый из систершипов пришлось по сотне-другой очередей. В последний раз рявкнули трехрейлганные башни, отправив навстречу штурмовикам пачку атомных снарядов. Ставосьмидесятимиллиметровые зенитки с двух кораблей взялись за дело, и в отсеках экипаж поторопился натянуть слабо помогающие наушники. Третий линкор, "Лос-Анджелес", медленно опрокидывался на правый борт, из его изрешеченного корпуса рвался огонь.

"Шторм" горел. Летная палуба превратилась в джунгли закопченого металла, остров исчез. Флагман Тихоокеанского флота заваливался набок, чудом уцелевший топливозаправщик проскользил по палубе и сорвался в горящую воду.

Эсминцы умирали быстро. Очередь перерубила "Арли Берк" наискось, подорвав остававшиеся в шахтах ракеты. "Бумеранг" впечатался в нос одного из "Лидеров", и половина русского миноносца обратилась в огненный шар. Еще один из "Арли Берков", "Финн", получил несколько разворотивших корму попаданий, и, потеряв управление, пропорол борт "Уилламета". Град лазерных импульсов обрушился на "Милуоки" — легкий авианосец остался на плаву, но столб дыма над горящим кораблем накрыл половину эскадры. Зенитные автоматы захлебывались, пытаясь отследить неуловимые штурмовики, рвали воздух ракеты малой дальности.

На пропахшем дымом и горячим металлом мостике "Артура" адмирал уже без всякого раздражения посмотрел на Ведьму.

— У нас осталось шесть кораблей. Мы поразили двадцать шесть целей, считая и истребители. Следующий заход нас добьет.

— И... чего мы ждем?

— Генерал, все на автоматике. Не переживайте, — командир эскадры покосился на тускло мерцающий монитор БИУС. — Коммодор Кларенс! Передайте истребителям приказ — пусть гонят к нам все эскадрильи противника!

— К нам, сэр?!!

— Именно! Собьем сколько сможем! — адмирал умолк. — Так, с "Пекином" тоже покончено, а ублюдки перегруппировываются... "Лондон", пошлите сволочам тактический привет!

Сквозь обшивку донеслись далекие орудийные залпы. Их заглушил более мощный удар, авианосец ощутимо качнуло.

— Теперь и "иглы" подключились... — адмирал вновь обернулся на осклабившуюся Ведьму. — Генерал, вы снова правы! Больше ждать не стоит!

"Си Раптор" заложил такой вираж, что фюзеляж застонал, а Джека накрыло "красным туманом". Теперь все по классике — сшибка на острых курсовых, истребитель перенасыщает "бумеру" полусферу ракетами, дроны добивают автоматическими двухдюймовками. Взрыв в облаках, рванула ракета, рванул дрон, ракета, "бумер"... спасибо соседу, перенацелившему своего дрона... "бумеры" крутятся опавшими листьями, горят ракеты, горят дроны, горят истребители... Зазевался? Крыло инопланетного робота мелькает в прицеле на полсекунды, но пушка настроена на стрельбу с автозахвата... "Бумер" ушел вниз по спирали, а Джек, не тратя время на обдумывание того факта, что он только что сбил из пушки "бумеранг", швырнул истребитель в широкий вираж, выдираясь из ада собачьей свалки.

Все было плоховато. Там, где находилась эскадра, пачкали тучи столбы дыма. Облака застилали обзор, а на сбоящем радаре было все еще до черта вражеских отметок и очень мало своих. Два истребителя и девять дронов — из них пять с пустыми магазинами.

"Бумеры", похоже, тоже не были заинтересованы в продолжении драки. А нет... сволочи уходят к эскадре, должно быть, зенитчики все же дали чужим прикурить напоследок.

— Что? — Джек даже головой тряхнул, подумав, не ослышался ли. Приказ прозвучал сквозь сплошные помехи — станции РЭБ на эсминцах, должно быть, выбило в ноль. Но нет — уцелевшие огрызки крыла явно ложились на догонный курс. А он, между тем, чересчур ушел к северо-западу, того и гляди, не успеет к шапочному разбору...

Приказы не обсуждают... Джек вошел в вираж. Истребитель тряхнуло, подозрительно зашумел движок. Зацепило лучом? Джек сплюнул бы, но мешала кислородная маска.

Тучи расступились. Между ним и остатками эскадрильи чиркнула россыпь оранжевых лучей. Лучи шли косо, упираясь в воду в районе эскадры. Столб пара взвился, кажется, на высоту в полкилометра. Затем пришла ударная волна.

Джек удержал самолет без особого труда — ему доводилось летать в зоне орбитальной бомбежки. Но "Си Раптор" закрутило, едва не свалило в штопор, и когда борющийся с рукоятками Джек вернул себе управление — истребитель оказался вновь развернут куда-то в сторону Гавайев.

— Ну вот! — Джек упрямо развернулся в сторону прожженного в тучах просвета. Собственно, он давно уже цеплял облачный горизонт, вокруг была серая хмарь. Но радар, пусть и с перебоями, что-то показывал, и сориентироваться на тонущую эскадру труда не составило.

Сквозь туман пробился свет. Очень яркий, несмотря на поляризованные стекла кабины.

Миг — проморгаться. Миг — увидеть, как там, где была эскадра, море и небо сливаются в очень быстро распухающем шаре. Из середины которого пробивается все то же самое, чересчур яркое даже для солнца свечение.

Джек никогда не был тугодумом. Вот и сейчас ему в голову успела прийти одна неплохая мыслишка.

По крайней мере, его смерть нельзя назвать незрелищной.

Когда-то это была относительно тихая и нищая рыбачья деревушка, иногда зарабатывающая еще и на очень немногочисленных дайверах и биологах. Ее почти не касались ни вялотекущая гражданская война, ни безостановочные стычки мафиозных кланов. Даже вторжение инопланетян — и то осталось для местных жителей странной сказкой, которую показывали по телевизору. В деревне их — телевизоров, не пришельцев — имелось целых две штуки, чем аборигены очень гордились перед соседями.

Потом над головами туземцев появились вертолеты, в море появились корабли, а по чинившейся последний раз в позапрошлом веке дороге попытались пробиться грузовики. Население по собственному опыту знало, что от визита солдат ждать ничего хорошего не приходится, и поторопилось скрыться в джунглях, оставив в лачугах стариков, слишком старых, чтобы прятаться в лесу и старух, на которых бы вряд ли польстились даже самые неприхотливые захватчики.

Впрочем, эти солдаты вели себя как-то странно. Вместо того, чтобы показательно расстрелять кого-нибудь на площади и реквизировать на нужды революции / в уплату налога / просто так все мало-мальски ценное, они собрали жителей и долго рассказывали о чем-то непонятном, употребляя слова "ГлобДефКом", "чужаки" и "компенсация". Потом принялись раздавать сельчанам (sic!) деньги. Причем — доллары. Причем — не правительственные, а настоящие — хрустящие, зеленые, американские. В суммах, которые даже местный священник держал в руках один раз в жизни.

В немом шоке население деревни наблюдало, как тяжелые бульдозеры сносят их лачуги, а лесные заросли под гром взрывов и рев моторов превращаются в бетонированные площадки, пирсы и взлетно-посадочные полосы. Неделю спустя вождь местных то ли коммунистов, то ли антикоммунистов, то ли наркоторговцев — дать точное определение не взялось позднее даже центральное правительство — решил проверить, что за загадочное строительство идет на территории, которую он вот уже как два месяца объявил освобожденной. Над лесом долго кружились вертолеты, а в зарослях всю ночь что-то горело и очень громко взрывалось. Жители деревни поняли, что пришельцы шутить не любят, и решили от греха подальше перебраться с деньгами в провинциальный центр. Две трети из них благополучно пропили полученную компенсацию уже через месяц, влившись в заполонившую город массу нищих, проституток и грабителей.

Между тем база, возведенная на территории бывшей деревни, продолжала работу. У пирсов останавливались плывущие на юг военные корабли, на аэродром опускались и взлетали самолеты. Дежурили на постах караульные, как в американской, так и в ооновской форме. Охотники и проводники из близлежащих сел стали замечать, что по проторенной и заасфальтированной дороге движется из столицы необычно большое количество грузовиков, а с подходящих к берегу кораблей то сгружают, то выгружают что-то очень крупное и тяжелое. На берегу появлялись и исчезали огромные палатки, раскрашенные под цвет леса и моря. В заливе бросали якорь суда диковинного вида, слишком громадные, чтобы подойти к причалу, среди волн мелькали длинные черные корпуса тяжелых подлодок.

Потом установилось затишье. Большая часть солдат и рабочих куда-то подевалась, работы на берегу продолжались, но уже не в таком диком темпе. Корабли больше не приплывали, не считая заходящего раз в неделю теплохода снабжения.

Вытянутый и неровный серебристый клин гасил скорость и менял наклонение орбиты, по плавной дуге проходя над материком. Закончив маневр, он со странной для километровой махины грациозностью развернулся, нацеливая в горизонт осевое орудие. Далеко внизу поворачивались на горных склонах многочисленные телескопы и локаторы, отслеживая движение "иглы".

— Чайка, я Вереск. Цель снизилась до семисот километров. Произвести залп.

Шестнадцать ракет вынырнули из морских волн в фонтанах огня и пара. Экипаж подлодки понимал, что уйти после запуска живыми у них мало шансов — плывущему в космосе чудовищу стоило чуть довернуть ускоритель, чтобы накрыть их позицию с запасом в пару квадратных километров. Но "игла", похоже, не намеревалась сбивать себе наводку на разворачивающееся за горизонтом яростное сражение. Вместо этого восемь "кинжалов" пошли вниз по крутой параболе, пересекающейся с курсом поднимающихся из мезосферы боеголовок.

— Шип, я Вереск. Старт по команде из центра управления.

— Вас понял, Вереск. Готовность к старту подтверждаем.

В верхних слоях атмосферы начинается уже привычное землянам представление — лазерные лучи полосуют боеголовки, не подпуская ракеты на дистанцию поражения ни к истребителям, ни к "игле". Те отвечают самоподрывами, безуспешно пытаясь засветками от ядерной вспышки ослепить защитников.

— Щука, я Вереск. Цель миновала рубеж один. Произвести залп.

Вторая подлодка выпускает уже три десятка ракет — и удостаивается ответного огня. Снаряды огненно-красными кометами вонзаются в земную атмосферу, связь с субмариной и кораблем обеспечения прерывается. Следующая очередь отправляет навстречу ракетам поток скоростной картечи, вслед которой мчатся еще четыре "кинжала". К юго-западу отсюда первая группа перехватчиков гасит скорость, чтобы по задевающей ионосферу петле вернуться в боевой строй.

— Шип, я Центр. Старт!

Внизу развалившийся на дне лодки в наркотическом блаженстве рыбак изумленно распахивает веки. Утреннее море озаряется светом, и идет он, похоже, с морского дна. Бледнея, он видит, как волны вздуваются огромным горбом, который обращается в облако пара.

Над морем взмывают четыре чудовища. Пулеобразные корпуса высятся башнями, четыре тонких опоры соединяют каждый корпус с черным, блестящим от воды диском пятидесятиметровой ширины. Носовая часть покрыта люками ракетных шахт и хищно зализанными орудийными башнями, сверху и с боков ее прикрывает полузакрытый цветок из бронеплит. Все это рыбак видит не дольше секунды — потом яркая вспышка сжигает ему сетчатку, а лодка переворачивается и выбрасывает его в вал радиоактивного кипятка.

— Вереск, я Шип! Стартовали успешно, ложимся на курс атаки!

Ракеты, запущенные второй подлодкой, подрываются за две секунды до столкновения со струей картечи. Взрывы не ядерные — и даже не особо мощные. Просто каждая из тридцати боеголовок раскрывается огненным цветком, рассеивая впереди себя тысячи поражающих элементов.

Истребители не успевают ничего предпринять — потоки осколков слишком плотные и слишком хорошо нацеленные. Без столкновения разминувшись с вражеской картечью, они бьют по строю "кинжалов". И те отвечают единственным, что могут сделать — теперь уже собственным самоподрывом. Вспыхивают четыре антипротонных взрыва, прожигая дыры в облаке осколков.

— Шип, я Вереск! Как слышите меня?!

Шифропакеты продираются через бьющие в плиты-толкатели килотонные взрывы. Там, наверху, четыре "кинжала" и четыре "летучих мыши" пытаются увернуться от летящих навстречу осколков. Облако расходится, редеет, взрывы оставили в нем прорехи, но и атмосферным штурмовикам тяжело маневрировать в разреженной термосфере. Осколки высекают искорки из внешней обшивки "иглы".

— Шип, я Вереск! Видим два или три "кинжала" и одну "мышь"! Приготовьтесь к заградительному огню противника!

Четыре боевых ориона поднимаются довольно круто, приближающийся с северо-востока корабль поставлен перед выбором — или вести огонь по авианосцам ГлобДефКома там, на горизонте, или перенацелить ускоритель на новую угрозу. Биомашина не знает страха или сомнений. Разгоняются кинетические снаряды, прожигая облака и разрывая в клочья эсминец у содрогающегося от взрывов острова Пасхи. А затем — ослепительная даже здесь, на орбите, вспышка слизывает и эскадру, и атакующие ее аппараты. Огненный кулак вспухает над океаном, грозно нависает над верхними слоями атмосферы, отбрасывая отсветы на сверкающую обшивку "иглы". И тотчас же — ускоритель начинает опускаться, а "игла" — уходит в неторопливый кувырок, ловя в прицел приближающиеся взрыволеты.

Один из которых вздрагивает. Диск-толкатель наклонен и смят, демпфер, вместо того, чтобы заглубиться в корпус, выпирает вбок сломанной конечностью. Ходовые подрывы прекращаются, грозная машина запрокидывается. Внутри пилот и бортстрелок беспомощно висят в ремнях, кровь сочится по летным комбинезонам.

ЦУП оглашают тихие проклятья, когда оператор читает логи телеметрии — и убеждается, что причиной аварии стал отказ амортизатора, даже не вражеский выстрел. Но для сожалений времени нет. Подрывы прекращены, стартуют и взрываются ракеты, и клювастый трезубец, прежде чем разлететься на куски, успевает увеличить потери землян еще на один корабль. Бронещит пробит, словно бумага, рубка и пусковые прожжены струями испарившегося металла. Орион отбрасывает за корму уцелевшим собратьям, за ним тянется хвост мелких обломков.

Бой в космосе скоротечен. Ядерные ракеты сходят с пусковых. "Игла" завершает маневр, и ее выстрел стирает с лица космоса третий орион. "Кинжалы" и бортовые орудия бьют почти вслепую в ядерное пламя, пытаясь отследить идущие в инерциальном режиме боеголовки — а затем стокилотонный заряд подрывается в десяти метрах от носа "иглы", еще один слизывает часть борта, и инопланетный бомбардировщик прекращает стрельбу, медленно и беспомощно поворачиваясь по инерции вокруг обоих осей.

Последний выживший экипаж пытается связаться с Землей и доложить об успехе миссии. Относительном успехе — боезапас расстрелян полностью, а над горизонтом скоро покажется вторая "игла", с полным прикрытием, уже, наверно, наводящаяся на цель. И она восходит — значительно раньше и выше, чем ее ожидали увидеть, оставляя за собой хвост голубого пламени. "Кинжалы" и "мыши" состыкованы с тяжелым кораблем, лишь по два дежурных аппарата работают собственными двигателями, удерживаясь на параллельном курсе.

Наступает ошеломленное молчание — два человека в металлической скорлупке пытаются осознать победу и свое выживание.

— Вереск, я Шип! "Игла" два увеличила скорость и высоту, повторяю, увеличила высоту орбиты до трех тысяч и продолжает ускоряться! Огня не открывает!

— Вереск, я Центр! Подтверждаем изменение траектории целей три и четыре! Мы это сделали! Они отступают! Повторяю, противник отступает на высокую орбиту!

Капсула дрогнула. Собственно говоря, от всех этих рывков и толчков она покачивалась ежесекундно, но на сей раз, видимо, очередной рывок нарушил ее равновесие. Камера медленно и мягко завалилась вбок, Ник потерял равновесие, когда пол вдруг оказался под углом, и едва не сбил Ш-Телл с ног.

— Сьюзен? — не веря своим глазам, выдавил он.

Облепленное черной паутиной и перемазанное кровью лицо девушки обернулось к нему.

— Susan Harrow... — даже голос изменился. Он звучал ниже, слова растягивались, будто Сьюзен заново училась выстраивать в них звуки. — Inherited regulation... — Сьюзен зажала рот, ее лицо исказилось, словно что-то рвалось из-под кожи. В следующую секунду она широко, до ушей улыбнулась — это жутко смотрелось на окровавленном лице. — Здравствуйте, мои дорогие! Все рады меня видеть?

— Что?!.. — Сьюзен не перешла на русский. Изменились лишь интонация и выражение лица. А Ник теперь отчетливо понимал значение сказанной фразы — так, будто что-то щелкнуло в голове и в памяти всплыли английские слова. Девушка слепо уставилась на него, и по коже Ника поползли мурашки.

— Стоять, тварь, — предостерег ее Каят. Он по-прежнему держался между Сьюзен и остальными — слабая гравитация позволяла стоять даже на наклонном полу.

— Brain is damaged... — Сьюзен пошатнулась. — Susan Harrow. I am Susan Harrow... не уверена, что такая жадность будет разумна. Вы знаете, сколько получает преподаватель моей квалификации в Лондоне?

— Что за?.. — все трое переглянулись.

— Ш-Телл, — разлепил губы Ник. — Ты ее... понимаешь?

— Когда она сказала про деньги и плату — поняла, — вполголоса пробормотала гоблинша. — В начале — нет. Ник... что происходит?

Решившись, землянин шагнул вперед.

— Каят. Позволь мне.

Гоблин не отводил глаз от Сьюзен, однако чуть сдвинулся вбок, позволяя Нику встать рядом.

— Сьюзен? — Ник осторожно протянул руку. Отдернул пальцы, ощутив под ними прохладную кожу женского запястья. Вгляделся в лицо. — Ты... меня понимаешь? Это ты, Сью?

Сьюзен скорчилась. Издала что-то бессвязное.

— Identity... Greedness hasn't... — она вскинула перекошенное лицо, гримаса тут же сгладилась. — Понять — первый шаг к тому, чтобы чему-то научиться, не так ли? Ты должен ответить себе на вопрос — кто ты и чего ты хочешь добиться в жизни.

— Почему... почему ты так говоришь?

— Articulation. Wound. Cerebral trauma... Миссис Уоткинс, вы должны понимать — никто не относится к Фредди с пренебрежением, но ему будет лучше среди ребят, равных ему по развитию. Мы можем посоветовать превосходную школу для детей с отклонениями... — Сьюзен заскрежетала зубами. — I can't control... Neurocellular structures... disfunction... — и снова эти глухие, растянутые слова, словно из магнитофона с заедающей лентой. Девушка пошатнулась, медленно сползла на вздутый пол. Ее била дрожь.

— Она... не может говорить? — пробормотала Ш-Телл. — Отклонения... Что-то перепутано в ее голове?

— Если это все еще она, — с сомнением произнес Каят. — Я видел, как наши парни превращались в чудовищ, крушащих все на пути. Впрочем, раз мы все еще живы...

Сьюзен с усилием подняла голову.

— Survival. Нам стоит поговорить на эту тему. Все может обернуться большими проблемами. Тебе нужно в кои-то веки принять твердое решение!

— Что? — Ник пытался справиться одновременно с дикой головной болью, потрясением и осмыслить слова... Сьюзен? Или чужого существа, что стояло перед ним в знакомой оболочке?

— Так... — Каят осклабился. — Эй, ты! Может, ты и не можешь говорить, но жестами общаться не разучилась? Если да — подними руку!

Медленно и с усилием Сьюзен вскинула ладонь.

— Билли! Немедленно прекрати вести себя, как буйнопомешанный! — визгливо выкрикнула она. Ш-Телл и Ник застонали — вопль отдался в висках.

— Тогда так. Если ответ — "да", ты поднимаешь правую руку один раз. Если "нет" — дважды. Договорились?

Сьюзен кивнула. Потом приподняла руку.

— Отлично, — Каят навис над ней. — Ты... все еще Сьюзен?

Рука девушки дрогнула, но осталась на месте. Затем метнулась вверх один раз — и тут же дважды.

— Ни да, ни нет? Ты одна из Оскорбителей?

Двойное движение.

— Как это понимать? — Каят покачал головой. — Не человек, не Оскорбитель... Хм... — гоблин осекся. — А может, ты имеешь какое-то отношение... к тем, с кем они сражались?

Вновь еле заметное шевеление ладони.

— Сьюзен, — вмешался Ник. — Если ответ "может быть" или "частично" — подними левую руку.

Ладонь вскинулась незамедлительно.

— Так... — Ш-Телл присоединилась к беседе. — Значит, человек лишь отчасти? Да как такое вообще может быть?

"Да".

— Генетические алгоритмы применяются во многих отраслях математики... — Сьюзен сморщилась. Затрясла головой. По ее лбу проползла капля крови.

— Алчность — не лучший образ поведения, уж поверь мне... Gridness hasn't a conscious... Information, not personality... Susan Harrow. I am Susan Harrow...

— Спокойно! — рыкнул Каят. — Ладно, ты считаешь себя Сьюзен... которая частично превратилась в нечто инопланетное? Я правильно понял?

"Да".

— Ну хоть это мы выяснили, — пробормотал Ник. — Так... А те, ну что напали на Оскорбителей... или Оскорбители на них... Ты, случайно, не знаешь, они могут нас отсюда вытащить?

На губах девушки промельнула улыбка.

"Нет".

— Плохо, — Каят вздохнул. — А мы сами сможем отсюда выбраться?

Сьюзен обвела троицу взглядом. Ткнула пальцем себе в грудь.

— Любой из нас нуждается в помощи рано или поздно, не бойтесь это признать, — проговорила она.

— В помощи? — Ш-Телл зашипела. — Да уж, помощь бы нам не помешала... Подожди-ка? Ты хочешь сказать, что поможешь нам?

"Да".

Сквозь красную мглу гоблинша обвела взглядом Ника и Каята.

— Скажи-ка, — процедила она. — А что мы должны будем для этого сделать?

Сьюзен повернулась. Ее ладонь легла на пульсирующие вдоль желвака красные угольки, затем прикоснулась к окровавленным волосам.

— I am wounded. Вечерняя прогулка — отличный способ держать себя в форме, — она подмигнула Нику, смотрелось это устрашающе. — Присоединишься? Увы, я сама слегка не в форме — должно быть, этот чертов грипп...

— Куда-то... пойти с тобой? — Ш-Телл задумалась. — Или помочь тебе куда-то добраться?

"Да. Да. Да".

— Проклятье... — Каят стукнул кулаком по желваку, отчего камера качнулась в очередной раз. — Все это звучит безумием... но я не намерен здесь задыхаться. Слушай, ты... не знаю уж, что ты вообще такое, ладно, пусть будет Сьюзен! Итак — ты вытаскиваешь нас из этой тюрьмы, а мы за это помогаем тебе куда-то попасть? Я правильно тебя понял?

"Да. Да. Да".

— О Путь-Испытание! Ладно. Мы согласны.

Ш-Телл и Ник переглянулись.

— Эй, — вмешался землянин. — А потом... мы сможем как-то вернуться? На Землю или хотя бы на Кольцо Речи?

Сьюзен пожала плечами, вокруг ее лица качнулись перепутанные с черной паутиной и слипшиеся от крови пряди.

— Не расстраивайся, — посоветовала она. — Решай задачу по частям, переходи к следующему этапу, только добившись успеха. Так будет проще, поверь моему опыту, — она отвернулась, опустившись на колени. Палец девушки скользнул вокруг образованной ударом выпуклости, вросшие в пол черные волокна возбужденно шевелились, тянулись к ее руке. Ник сглотнул. Сьюзен сосредоточенно перебирала пальцами по серой поверхности, пронизанной черными и рдяно-красными жилками.

Устрашающая маска из крови и плесени уставилась на пленников.

— Tear that, — командным тоном бросила она, глядя на Каята.

— Что?

— Это значит, кажется "разорви это", — неуверенно проговорил Ник.

— Разорвать?! — Каят уставился на пол, Ник перегнулся через его плечо. — Ну, попробую... — Ник и сам видел, что когда-то жесткая поверхность под рукой Сьюзен пошла складками и пузырями. Когда Каят опустил на нее руки, та собралась в складки, словно неплотно прилегающая обивка. Мышцы гоблина вздулись, раздался резкий треск. Что-то громко хлопнуло — и капсулу наполнил шум.

Сдавленный вопль? Грохот механизмов? Ник решил, что скорее второе. Утробный гул почти в инфразвуковом диапазоне, отдающийся в костях.

— Моя голова, — простонала вполголоса Ш-Телл, поднося руку ко лбу.

— Get back! — Сьюзен возбужденно отпихнула Каята плечом. Она рылась в разрыве обеими руками, выдергивая оттуда нечто влажное, обвисшее... Ник сглотнул. Что-то шлепнулось бесформенным клубком между ним и Ш-Телл, затем Сьюзен разогнулась. В ее руках было зажат какой-то большой лоскут неправильной формы.

— Свежий воздух — обязательное условие, — непререкаемым тоном заявила она сквозь гул, разрывая добычу на четыре части. Одну поднесла ко рту и носу. — Oxigen... External atmosphere...

Каят с сомнением осмотрел доставшуюся ему ткань.

— Это поможет нам в космосе? — скептически осведомился он.

Сьюзен затрясла головой.

— Здесь делается душновато, а в июле месяце я просто задыхаюсь. Еще и эта аллергия, просто нечем дышать!

— Ну... будем надеяться, она знает, что делает, — прошептала Ш-Телл Нику на ухо. Сьющен продолжала раскопки, со стороны она казалась хищником, потрошащим свежую добычу. Ник поморщился. Что-то под полом лопнуло, из дыры пролился призрачный голубоватый свет — того же оттенка, что и голограммы пришельцев. Сьюзен торжественно протянула гоблинше длинную гибкую трубку, излучающую яркое голубое свечение.

— Словно чьи-то кишки, — буркнула гоблинша, обматывая подарок вокруг предплечья. Видимо, не только у Ника возникли такие ассоциации. Сьюзен вздрогнула. Снова принялась водить рукой над разверзшейся в полу вдоль окружности "желвака" раной.

— У меня всегда закладывает уши во время спуска на этом гребаном лифте, — недовольно сообщила она.

— Так! — на сей раз первым сообразил Каят. — Она, кажется, говорит про скачок давления! Откройте рот, чтобы поберечь перепонки.

Сьюзен энергично закивала. Медленно занесла кулак. Примерилась — и что было сил саданула точно в центр отверстия.

БУМ!!!

Нику показалось, что в оба уха со всей силой ударило по тяжелой кувалде. Он взвыл. Ш-Телл согнулась. Каят болезненно перекосился. Сьюзен подбросило к потолку. Свет угас — не считая того, что источала трубка в руках Ш-Телл. Капсула снова качнулась, ложась обратно.

Мягко девушка опустилась на четвереньки. Неловко встала, приглашающим жестом указывая на зиявшее в полу черное отверстие.

— Так! — Каят медленно встал на карачки. Его голос звучал низко и отчетливо, словно под водой. Сьюзен торопливо схватила его за руку, ткнула пальцем в лоскут. Ее собственный кусок уже был намотан на нос и рот наподобие шарфа. Пленники торопливо последовали примеру девушки. Ник судорожно втянул в себя воздух — только сейчас он понял, что задерживал дыхание все это время.

Одно хорошо. Кислая вонь, заполнявшая капсулу, куда-то делась, словно по волшебству.

Теперь, когда капсула вновь встала горизонтально, дыра оказалась чуть выше пола. Каят просунул внутрь голову. Замер.

— Ничего не вижу, — проворчал он. Принялся, извиваясь, протискиваться в отверстие. Скрылись плечи, спина, ноги.

— Эй! — не выдержав, крикнула Ш-Телл в дыру минуты две спустя.

— Еще ползу! — ответил сдавленный голос. — Здесь какая-то щель шириной не толще моей задницы! Сейчас... — и после недолгой паузы — сдавленное кряхтение. Пол вновь накренился.

— Да что там у тебя происходит?

Раздался смех.

— Это дерьмо весит не больше полусотни, даже со всеми вами вместе взятыми! Выбирайтесь, я ее подержу!

Созерцать белый потолок и закрытые шлемами лица врачей изо дня в день вскоре прискучило. Персонал был улыбчив и доброжелателен, с профессиональной вежливостью уклоняясь от любых разговоров, касающихся внешнего мира.

Поэтому, когда в боксе спешно возвели изолирующую перегородку, за которой вскоре существенно прибавилось вооруженных людей в химзащите, Званцев даже слегка обрадовался.

— Товарищ генерал?

Званцев осторожно, чтобы не сдвинуть трубку, повернул голову. Лицо за перегородкой и стеклом шлема было знакомым. И не только ему лично, но и жителям одной шестой части суши.

— Добрый день, Михаил Иванович. Или лучше "господин президент"?

— О, как вам будет удобнее, — президент опустился на спешно поднесенный охранником стул. — Вы уж извините, что приходится вот так, — он постучал по переборке, — но местная медицина вкупе с моей же ФСО просто лютуют. Меня и сюда-то еле допустили.

Званцев сдержал улыбку.

— Как ваше самочувствие? — вопрос был дежурным настолько, что в этой ситуации смотрелся просто издевательски.

— Пока — чуть лучше. Питаюсь уже без посторонней помощи, да и стричься больше не надо, — Званцев посмотрел прямо на президента. Тот, надо отдать ему должное, глаз не отвел.

— Михаил Иванович. Не откажете в любезности, ответьте на один вопрос. Что это было?

Повисла напряженная пауза.

— Это было, — отчеканил национальный лидер, — сверхмощное термоядерное устройство, приведенное в действие эскадрой. Насколько нам известно. Достаточно мощное, чтобы полностью уничтожить все силы пришельцев, с которыми вы столкнулись.

Званцев медленно наклонил голову.

— Понимаю.

— Осуждаете? — полюбопытствовал президент.

Званцев вспомнил горячий туман и маркеры "амеб" на экране, окружившие горстку зеленых огоньков.

— Недели две назад — осудил бы.

Президент не стал задавать дальнейших вопросов. Из чего следовало, что специалисты ГлобДефКома уже вскрыли черный ящик генеральской машины и прочли лог боя. А также, что высший состав Ложи имел возможность с ним ознакомиться.

— Где мы находимся?

— Аделаида, центр по лечению радиохимических поражений. Это было ближайшее место, куда вас смогли доставить австралийцы. Их спецподразделения высадились на остров сутки спустя после атаки — и поймали сигнал с вашего броневика.

— Михаил Иванович, — прервал Званцев президента. — Скажите, какая общая оперативная обстановка.

Президент задумчиво покосился на охрану. Видимо, та обладала телепатическими способностями, потому что через долю секунды рядом появился табурет и раскрытый клаудбук.

— Блестящая, — уронил он. Палец коснулся экрана.

Карты сменяли одна другую, задерживаясь на пару секунд, но Званцеву было достаточно. От китайской границы, Екатеринбургского и Оренбургского фронтов стрелы наступлений уходили глубоко внутрь челябинской зоны, почти смыкаясь у Магнитогорска. Красные клинья были глубоко вколочены в территорию Сассекса и Гэмпшира, Рено и Лас-Вегаса... Затем замелькали видеозаписи — пуск ракет с "аллигатора", выползающие на морской берег танки, вспышки взрывов, бегущие куда-то солдаты в форме Евросоюза...

— Благодаря вам, — бросил президент, — было уничтожено до половины вражеской наземной техники и больше девяноста процентов — воздушной. А успешный удар космических сил ГлобДефКома заставил их корабли отойти до лунной орбиты. Без воздушно-космической поддержки чужаки не в силах противостоять нашему численному превосходству. Мы тесним их под Челябинском и Лондоном, в Неваде и даже в Перу. Может, мы еще и не закончили эту войну — но битву за планету определенно выигрываем. Спасибо.

Слух Званцева выхватил важную деталь.

— Удар по "иглам"?

— По одной из них. Согласованный залп с подводных лодок и орионов ГлобДефКома, стартовавших из залива Тортугас. Двести килотонн прямого попадания. Их бомбардировщик выведен из строя.

— Реакция пришельцев?

Президент поморщился.

— Неприцельные удары с большой дистанции по населенным районам. Жертвы... относительно невелики, промышленные и военные объекты не пострадали.

— Насколько я помню, — аккуратно заметил Званцев, — в свое время ГлобДефКом воздержался от обстрела кораблей, именно опасаясь ответной массовой бомбардировки со стороны противника.

Визитер пожал плечами.

— Они построили Кипятильник. Они начали корректировать наш климат. Должно быть, Ведь... генерал Робинсон решила, что это само по себе является нарушением... негласного соглашения, о котором вы говорите. Наверное, так. Узнать, к сожалению, уже не у кого.

Званцев приподнялся на локтях.

— То есть?

Президент вгляделся в его лицо.

— Вы не знали?

Званцев покачал головой. Откуда-то доносилось слабое гудение медицинской аппаратуры.

— Ведьма, — медленно проговорил президент, — находилась на борту "Стэнли Артура", когда рядом с ним сработала ядерная торпеда мощностью в сто восемнадцать мегатонн.

Повисла тишина.

— Не худший способ завершить карьеру, — наконец, медленно проговорил Званцев.

"Особенно по сравнению с лучевой болезнью".

Последовал кивок.

— Собственно, поэтому я и надеялся выяснить у вас хоть какие-то подробности. Операция держалась в строжайшем секрете. Причины понятны... но теперь я, как временно исполняющий обязанности председателя ГлобДефКома, вынужден собирать информацию по крупицам. По-видимому, в курсе всех распоряжений были только адмирал Харрис, сама Ведьма и директор Брайкер. Который скончался от сердечного приступа на командном пункте через восемь минут после успешного уничтожения "иглы". Вот так обстоят дела, генерал.

Званцев вздохнул.

— Мне известно немногим больше. Мы столкнулись с превосходящими силами противника. Около двухсот тяжелых боевых платформ, неустановленное число "пауков". Вели оборонительный бой, противник вклинился в наши порядки, мы несли тяжелые потери. Потом выживших накрыло ударной волной. Полагаю, это и была ваша торпеда.

— Примерно то же сообщила и эскадра, — президент кивнул. — Что же. Очевидно, пришельцы все же смогли отследить ваше выдвижение... и расставили ловушку. А Ведьма — перестраховалась и на этот случай. Более чем успешно.

— Такие планы обсуждались, — Званцев вспоминал многочисленные штабные совещания. — Выдвигалось предложение использовать тяжелые "слойки" против вражеских баз...

— Которое было дружно отвергнуто. Американцами, британцами и вашим покорным слугой, — резко ответил президент. — Радиоактивное заражение вплоть до Саратова — это немного не тот итог войны, на который мы рассчитывали, даже при нынешней ситуации! А идею применить их в ненаселенных территориях отбросила сама Ведьма, указав, что в этом случае мы теряем преимущество внезапности — при довольно скромном военном эффекте.

— Преимущество внезапности... Что же, она его пустила в ход в полном объеме.

— И она, несомненно, войдет в историю, — согласился собеседник Званцева. — Другой вопрос — что нам делать теперь. Война еще не окончена. Пришельцы по-прежнему владеют Солнечной системой, и задача ГлобДефКома — не дать им сделать второй попытки.

— Разумно... с военной точки зрения, — Званцев откинулся на подушки. Разговор начал его утомлять, и он чувствовал, как возвращается боль.

— Да, — гость проигнорировал безмолвный намек. — Но перед нами стоит одна важная проблема. Кто теперь встанет у руля?

Званцев хмыкнул.

— Не хочу советовать, Михаил Иванович, но вам, кажется, и карты в руки.

Президент сухо улыбнулся. Покосился через плечо — комната внезапно опустела. Один из охранников сделал движение, словно порываясь задержаться — напоролся на резкий взгляд и отшатнулся к двери.

— Да вы прямо-таки мысли читаете, товарищ генерал. Моя кандидатура уже выдвинута на пост Генерального Секретаря — так что, согласно уставу ООН, в ближайшие полгода, если Ассамблея меня поддержит, мне предстоит провести внеочередные выборы на пост президента РФ. Но остается вопрос военного руководства. Нам нужен преемник Ведьмы.

— Кто-то из Ложи, — вяло предположил Званцев.

— А вот с этим сложности, — президент сморщился, будто надкусив лимон. — По факту — в руках лидера Ложи сосредоточено куда больше рычагов, чем у генсека ООН. Пока ГлобДефКомом управляла Ведьма, это всех устраивало — но сейчас, если ее сменит кто-то из представителей стран коалиции, это вызовет нешуточные политические баталии. Китайцы упрутся рогом, не желая подчиняться министру обороны США или Британии... да и меня такой вариант устраивает не полностью, как и видеть в этом кресле назначенца от КНР. Из нейтральных кандидатов с военным опытом... ну, подошел бы Макконахи, но его возраст и здоровье... — президент, похоже, думал вслух, не обращая на Званцева особого внимания.

— Понял вас, Михаил Иванович, — рискнул Званцев перебить. — Но, положа руку на сердце — я вам тут не советчик. Никогда не увлекался политикой.

— Вот как?

Званцев вновь повернул голову. Ему не понравились ни тон, ни огонек, блеснувший в глазах визитера.

— Прошу прощения?

— Видите ли, у меня есть на этот счет одна идея. И есть, как мне кажется, отличный кандидат на пост главы Ложи. Боевой офицер с огромным опытом, относительно молодой для политика. Уроженец РФ, тем не менее, полжизни отдавший службе ГлобДефКому — так что никто не заподозрит его в протекционизме. Герой войны и протеже Ведьмы, неоднократно ей награжденный. Известный как мировым блогерам, так и широкой публике, особенно после личного участия в операции по освобождению заложников. И едва ли не единолично нанесший чужакам поражение в решающей битве.

А вот теперь Званцев не смог сдержаться.

— Прошу прощения, — выдавил он сквозь смех. — Михаил Иванович... вам не кажется, что вы упустили одну важную деталь?

— Какую же?

— Врачи отмалчиваются, но я видел больше случаев лучевой болезни, чем, наверно, любой из них. И могу прикидочно оценить дозу. Сейчас — стадия улучшения. Но через пару дней я начну, простите за выражение, срать кровью. А через неделю — буду докладывать Ведьме, что снова прибыл в ее распоряжение. Не уверен, что эти симптомы совместимы с руководящей деятельностью. Вы уж извините, товарищ президент, но я все-таки откажусь.

Президент покачал головой. Он выглядел довольным.

— Боюсь, вы недооцениваете прогресс медицины за последние годы. Эскулапы спят и видят, как бы превратить вас в подопытного кролика для испытания новейших методик клеточной терапии. Если хотя бы половина того, что пишут в докладах, попадающих мне на стол, окажется правдой... Открою небольшую государственную тайну — медики грозятся не то, что вырастить с нуля костный мозг, а чуть ли не пересобрать заново весь организм по клеточкам.

Званцев задумался.

— Значит, подопытного кролика?.. — протянул он.

— Только не думайте, что у вас есть выбор, — президент улыбался улыбкой удава, завидевшего вышеназванное животное. — На текущий момент я как действующий глава ГлобДефКома отдаю вам приказы, а не наоборот. И это — не что иное, как приказ. Извольте приступить к выполнению.

Бьющий из дыры призрачный луч не мог разогнать темноту. Что-то шершавое и спутанное внизу, что-то гибкое и податливое сверху... Слабое тяготение лишь ухудшало дело — Ник трепыхался между двумя поверхностями, словно насекомое под стеклом, ударяясь о верх и неуклюже цепляясь за еле различимый пол.

Наконец он, пыхтя, как загнанная лошадь, выкарабкался-выкатился из щели в жаркую тьму. Во мраке был слабо различим застывший в позе атланта Каят.

— Помочь? — Ник осекся, услышав собственный голос — утробный и гулкий, почти рычащий.

— Нет. Она довольно легкая, — гоблин демонстративно вскинул руку, оперев на другое плечо край смутно видимой громады с дом величиной. Его голос тоже изменился, почти уходя в инфразвуковой диапазон. И звучал громче обычного, болезненно ударяя по барабанным перепонкам.

Раздался шорох, из щели неуклюже принялась выбираться Сьюзен. Ник дернулся было на помощь и отшатнулся — он все еще не рисковал прикасаться к... к тому, во что превратилась бывшая учительница математики из провинциального английского города, что бы это ни было. Уцелевший глаз Сьюзен глубоко запал, лицо заострилось.

Свет сделался ярче, в его лучах появилась сгорбленная фигура Ш-Телл, вся в переливах голубого сияния. Каят отпустил край капсулы, и та медленно, словно преодолевая сопротивление воды, опустилась к его ногам. Ник ощутил неожиданно сильный порыв ветра — словно мягкая подушка легла на грудь, понуждая отступить назад.

Он с любопытством осмотрелся вокруг.

Чего не ожидал Ник — так это того, что внутренности чужого звездолета более всего окажутся похожи на морское дно.

И тем не менее пейзаж был ему очень хорошо знаком.

Именно эту подводную картину наблюдали они изо дня в день — хоть в их крохотном мирке и не было смены суток — проносящейся над прозрачным потолком капсулы.

Стена гигантской трубы поднималась над головой, выгибалась где-то неразличимо высоко во мраке. Изгиб был почти незаметен — справа и слева туннель просто уходил во тьму, яркости их импровизированного фонаря хватало метров на пятьдесят в любую сторону. Видимую оверхность трубы (собственно, о том, что они находятся внутри туннеля, Ник догадывался лишь по прежнему виду из капсулы) покрывал сплошной ковер черных ресничек, слегка колышущихся под слабыми ветерками, вырывающимися откуда-то из тоннеля. Сначала Ник подумал о зарослях ковыля в ночной степи, затем ему пришло на ум более подходящее сравнение — с водорослевым лесом, которым зарос тоннель. "Водоросли" казались шершавыми на вид, и как Ник тут же убедился — были такими и на ощупь.

А над их головой нависла гигантская — не меньше ста метров шириной — капля черного студня.

Именно студнем она и выглядела — несмотря на то, что висела в воздухе (или что там заполняло трубу) безо всякой опоры, не считая нескольких протянувшихся вниз черных паутинок. Округлое, бесформенное пятно сгустившейся тьмы, набухшее посреди коридора. Капля не двигалась, будто не замечала горячих порывов, проносившихся по коридору. Воздух колыхался еле-еле — но этого хватало, чтобы заставить пошатнуться не только Ника, но и кряжистого Каята, пошатнуть выступавшие из мрака там и тут...

Корпуса? Обломки?

Или тела?

Ник осматривался, узнавая очертания и обводы из той стремительной вереницы, что заполняла тоннель все время их пленения. Тонкие, будто ажурные, торы, вздутые эллипсоиды, вращающиеся, словно лопасти вертолетных винтов, "кленовые семена"... Теперь они были разбросаны среди черных ресничек, некоторые — смяты и будто оплавлены. Один или два темных силуэта подергивались, будто все еще пытались подняться в воздух... хотя, может, их так прихотливо подбрасывало завихрениями воздуха.

Их капсула была самой крупной среди инопланетных агрегатов — наверно, метров тридцать в поперечнике. Свет фонаря выхватывал очертания приплюснутого эллипсоида — что и служил им жилищем. По периметру его охватывал огромный "бублик", лишь слегка уступающий ему в толщине — словно футбольный мяч вставили в центр спасательного круга. С той стороны, где стояла четверка, "бублик" сплющивался, переходя в тонкий покореженный лист. Казалось, кто-то огромный поймал капсулу за край двумя пальцами и с силой надавил. Густой покров черной плесени расползся по внешней стороне капсулы, несколько тонких нитей отделялись от него, тянулись вверх, к темному облаку. Капсула косо завалилась на сплющенный бок, стоило Каяту разжать хватку.

Сьюзен вскинула руку, указывая на Ника с гоблиншей. С силой прижала влажный лоскут к своему лицу.

— Эй! — Каят обернулся. — Советую всем дышать через тряпки! Похоже, в этом дерьме и правда маловато кислорода.

Захваченный зрелищем, как и Ш-Телл, Ник даже не обратил внимания на судорожные удары сердца. Он торопливо втянул воздух через мокрую, словно бы войлочную на ощупь ткань. Ощутил, как немного отступает дурманящая слабость и дрожь в ногах... хоть он по-прежнему чувствовал себя, как после хорошей попойки.

— Где мы? — тихо спросила Ш-Телл. Ее лоскут был обмотан вокруг головы и завязан узлом на затылке.

Сьюзен покачала головой.

— Я не собираюсь ждать. На шоссе после шести вечера ужасные пробки, даже в субботу.

— Ни о чем не говорит, — откликнулся Каят.

Девушка поморщилась.

— Все эти технические подробности... И с чего вы взяли, что женщина не в состоянии сама прочистить засорившийся трубопровод? Просто нанять работягу удобнее, — обиженно проговорила она.

— Шоссе... трубопровод... — Каят наклонил голову, став забавно похожим на насторожившегося пса. — Мы внутри какой-то транспортной системы? Ты это хочешь сказать?

Сьюзен энергично закивала.

— Я недавно читала о новой низкохолестериновой диете, — она хмуро взглянула на нависшую над головой черную массу. — Greedness... Malfunction... Очевидно, проблемы с сосудами. Бедняжка, — участливый тон не вязался со злобным выражением, исказившим кровавую маску.

— Что это? — гоблинша тоже рассматривала темный кисель. Она смерила взглядом нити плесени, перевела взгляд на изуродованное лицо Сьюзен.

— Go. Fast, — Сьюзен, шатаясь, сделала несколько шагов вдоль капсулы. Обернулась на остальную троицу. — Я не хочу здесь оставаться! Мне здесь не нравится!

— Вот с этим полностью согласен, — произнес Ник, изучая покров из черных колышущихся ресничек, еле различимые очертания чужой техники вокруг, бесформенное облако. Показалось — или на его поверхности начали проступать какие-то смутные очертания и разводы? Он отвел глаза — ему вдруг показалось, что из недр облака за ним пристально наблюдает чуждый и недобрый взгляд.

Идти при местном притяжении было тяжело. Даже ходьбой это можно было назвать с натяжкой — медленный, будто в ночном кошмаре, полубег-полуплавание через сопротивляющуюся среду. Вязкий подводный сумрак словно вытягивал силы, ноги отказывались цепляться за ускользавшую поверхность. Дрожащие черные стебли цеплялись за босые ноги, каждое движение отзывалось болью в плечах и коленях. Их былое убежище только-только растаяло за пределами круга света, исходившего от завязанной в узел трубки на плече гоблинши — а Ник уже чувствовал, что мышцы наливаются усталостью.

Он обернулся к Сьюзен. Та двигалась вперед, словно робот, ее руки совершали волнообразные движения, подбородок прижат к груди.

Преодолев отвращение, Ник молча протянул девушке руку. Сьюзен так же молча на нее оперлась, Ник сглотнул, чувствуя, как черные нити щекочут оголенную кожу. Его пробрала дрожь.

— Куда... мы идем? — прошипела Ш-Телл. Под ее подрагивающими ноздрями виднелись капли крови. — Я хочу знать, что происходит, а не покорно топать следом!

Каят с хрипом втянул воздух сквозь дыхательный лоскут.

— Призрак? Ты слышишь?

Сьюзен покачала головой.

— No... time. Нет времени объяснять! Скорей в машину! — она побрела дальше, увлекая Ника за собой. Теперь сложно было сказать, кто кого поддерживал больше — оба напоминали парочку пьяниц, выписывающих дуги по асфальту.

— Мне это не нравится, — услышал Ник за спиной ворчащий голос Ш-Телл. Должно быть, гоблинша пыталась говорить потише, но звук слишком хорошо распространялся в этом странном мире.

Ник почти уверился, что видит страшный сон. Маленькая вереница людей и нелюдей ползла сквозь сумрак. Немилосердно болело все — от щиколоток до головы, в носовых пазухах взрывались маленькие бомбы, ломило зубы. Переходящий в инфразвук вой накатывал волнами, вокруг поднимались обломки пришельцев, будто трупы каких-то глубоководных рыб. Сдавленно застонала гоблинша, отпустил какое-то из проклятий ли-ча Каят. Воздушные волны перекатывались по тоннелю, каждый раз едва не сбивая их с ног.

Сколько прошло времени? Десять минут, двадцать? Ник не знал. Он всецело погрузился в тяжелую, болезненную и отупляющую работу — переставлять ноги, продавливая тело через неподатливый воздух.

— Стойте! Стойте!

Ник рывком вскинул голову. Недоуменно уставился на Ш-Телл, вцепившуюся ему в плечо.

— А? Что?

— Что это? — гоблин тоже всматривался во мрак.

Ник захлопал глазами, пытаясь отогнать усталость. Кажется, или высоко над ними, там, где сходились стенки трубы, что-то зашевелилось?

Он отметил, что мглистый студень почти рассеялся. Лишь лепились к уходящим в темноту сводам отдельные темные сгустки.

— По-моему...

Темно-зеленая плеть сорвалась с потолка, стремительно разматываясь. Ринулась вниз, будто атакующая змея. Ник ахнул, отшатнулся, врезаясь в Каята. Раздался оглушительный звенящий щелчок и пол содрогнулся от удара. Потеряв равновесие, Ник мягко опустился в заросли "водорослей", сверху на него спланировали Каят и Сьюзен.

— Третья Атака! — Ш-Телл единственная осталась на ногах. Ее сузившиеся глаза следили за потолком, куда втянулось зеленое щупальце — так же мгновенно, как и появилось.

— Что это такое? — Ник не пытался встать. Ему хотелось продлить блаженное мгновение — возможность неподвижно растянуться на мягких ресничках "водорослей".

Каят, скрипнув зубами, поднялся на ноги.

— Мы уже видели эту штуку, — сообщил он. — Помните? Они выхватывали капсулы из потока. По-моему, это какой-то вариант стыковочной системы.

Лежащая рядом Сьюзен что-то пробормотала.

— Угоди она в кого-то из нас... — буркнула Ш-Телл. — Ладно. Если мы хотим куда-то попасть — что ж, давайте...

Новый зеленый росчерк хлестнул поперек тоннеля, за ним еще один. Секунда — и коридор перекрыла стена бешено хлещущих во все стороны, разматывающихся и сматывающихся членистых щупалец. На их сочленениях помигивали крохотные огоньки, от ударов голова Ника начала трещать с новой силой. Каят и Ш-Телл попятились, пристально наблюдая за бьющим в пол десятком кнутов.

— Мы здесь не пройдем, — выдохнул Ник. Его голос потерялся в стаккато громоподобных хлопков и щелчков.

— We... must... — простонала Сьюзен. Каят выкрикнул что-то неслышное.

Обрушившаяся тишина после водопада ударов казалась благословением.

Ник выдохнул. Сейчас. Еще секунду. Еще...

— Давай, сволочь, — пробормотал он. Усилием воли заставил себя сесть, толкнулся вверх. Принял условно-вертикальное положение.

Каят и Ш-Телл обменивались взглядами. Нику было ясно — если буйство щупалец возобновится, пока они будут на опасном участке, от всей четверки мокрого места не останется.

— Призрак, — Каят поставил Сьюзен на ноги. — Можешь что-нибудь с этим сделать?

Сьюзен промолчала. Однако сделала несколько шагов вперед. Наполовину скрытое пугающей вуалью лицо запрокинулось, всматриваясь туда, откуда били плети.

— Так, все за мной! — проговорила она жизнерадостно.

Стыковочная плеть хищно метнулась вниз — Ник не мог заставить себя перестать думать о ней, как о живом существе. Разветвленный кончик с щелчком рассек воздух в считанных сантиметрах над лицом девушки, Ника передернуло.

Сьюзен продолжала идти вперед. Ее волосы растрепались от воздушных завихрений, "водоросли" жадно тянулись к ногам, словно пытались опутать. Гигантские кнуты щелкали над ее головой, однако та, кто пару часов назад была землянкой, не удостаивала их даже взгляда. Удары сыпались во все стороны, плети отскакивали от стенок тоннеля — однако ни одна не могла дотянуться до хрупкой человеческой фигурки среди черных зарослей.

— Путь-Испытание! — Каят шагнул вперед. — Да обретем мы воду покоя и сумерки мира, да сохраним себя среди соли и зла... — дальше слова гоблина растворились в каскаде ударов. Сжав кулаки, гоблин двинулся вслед за Сьюзен.

Ник и Ш-Телл переглянулись.

— Ну, Оскорбители, — выдохнула гоблинша. — Когда я доберусь до вас — я вам это припомню!

— Присоединяюсь, — одновременно они шагнули вперед. Уши заложило от сокрушительного "щелк", воздушная волна толкнула в плечи. Ник старался не поднимать взгляда. Уголком глаза он заметил, что источающая свет Ш-Телл делает то же самое. Над головой гремели удары, каждый из которых мог снести их головы.

Один метр, второй, десять. Далеко ли еще до конца? Сьюзен почти достигла края освещенной зоны. Ник подумал, что двигаться ползком было бы куда безопаснее.

Но он боялся, что не сумеет потом подняться.

Кажется, край опасного отрезка уже неподалеку...

Далекий гром перекрыл хлопки кнутов. Ник вздрогнул. Стоявший рядом со Сьюзен Каят всмотрелся вдаль, что-то предупреждающе выкрикнул.

Порыв ветра ударил в спину. Навалился жаркой подушкой, сбил с ног, поволок. Ник успел выбросить руку, поймать ладонь Ш-Телл — и тут его бросило вверх. Они с гоблиншей закружились, словно в медленном танце, Ник отчетливо видел, как разматывается нацеленная прямо в них членистая плеть. Закрыл глаза в ожидании удара.

Ш-Телл, вцепившись в Ника, издала короткий вскрик. Черный кончик полоснул воздух там, где только что было ее плечо. Но их уже выносило из пределов досягаемости плетей — медленно и неуклонно. Подхваченные ветром капсулы кружились вокруг. Впереди рос клок черной мглы, наперекор неторопливому урагану замерший на месте.

Ник рефлекторно сжался, готовясь к столкновению. Но вновь — они влетели в черный кисель, будто в туман. На щеках осело что-то теплое, склизское.

— Ох, — раздалось у его уха.

— Летим... по ветру... — выдавил Ник. Впереди проступила стена тоннеля, поросшая все той же реснитчатой бахромой. Ник попытался было схватиться за пучок "водорослей", но не рассчитал рывка — и его удар отбросил их назад к оси тоннеля.

— Ник! — выкрикнула Ш-Телл. Четырехпалая ладонь с силой прижала что-то к его лицу. Ветер тут же вклинился между ними, попытавшись растащить в стороны. Ник закашлялся, изо всех сил вцепился в зеркальную шерсть — Ш-Телл недовольно зашипела. Он перехватил ее руку и наконец сообразил, что в ладони гоблинши зажат его собственный дыхательный лоскут.

— Черт! Спасибо!

Труба медленно вращалась вокруг них. Сьюзен и Каят исчезли во мраке. Кружение продолжалось, Ник возблагодарил судьбу, что его желудок пуст. Их подбросило почти к самому потолку трубы — Ник мельком различил туго смотанные плети, выступающие крючья, еще какие-то механизмы, которые не смог рассмотреть. Рядом выросла треснувшая капсула, меньшая по размерам, чем их собственная, оставляющая за собой шлейф тягучих капель. Ее стенка надвигалась.

За секунду до удара Ш-Телл выбросила вперед ноги, с силой лягнув капсулу в округлый борт. Инерция отбросила их двоих в сторону, они закружились сильнее. Ник уже не соображал, где верх а где низ. Водоворот (воздуховорот?) скрутился вокруг, Ш-Телл вырвало из его рук — а затем Ника ощутимо швырнуло о стену. Отлетев обратно к центру, он судорожно затряс головой — и вдруг ощутил, что уже не летит вперед, а, кружась, летит вниз с высоты пятидесяти метров.

Инстинкты взяли управление на себя. В последний момент Ник успел сгруппироваться и даже как-то самортизировать падение. Удар отдался во всем теле, в глазах вспыхнули звезды небесные.

Ник разжал челюсти. Сплюнул, пытаясь избавиться от тошноты. В воздухе перед ним что-то маячило, задевая по лицу. Он неуверенно пощупал в темноте — и сообразил, что перед глазами плавает до того намертво зажатый в зубах дыхательный лоскут.

Очень вовремя — Ник не ощущал удушья, но ноги уже подкашивались и уши заполнил противный звон тысяч колокольчиков. Минут пять он жадно втягивал в себя воздух, скорчившись среди "водорослей".

— Ник! — раздалось во тьме. — Ник!

Слух и зрение здесь играли шутки с обладателем. Судя по голосу, Ш-Телл находилась совсем рядом — но голубой огонек маячил, должно быть, в километре от него. Или нет. В этой поглощавшей свет атмосфере сориентироваться было невозможно. Шатаясь и порой — медленно падая на колени, Ник поплыл-побрел в сторону источника света.

Наконец свет стал ярче, и в его лучах замаячила сверкающая коренастая фигуга. Гоблинша, судя по походке, тоже вымоталась до крайности — ее мотало из стороны в сторону. Завидев Ника, она со стоном осела в бахрому. Ник молча рухнул рядом.

— Каят? Сьюзен? — через какое-то время выдавила Ш-Телл.

— Не... видел, — Ник лежал лицом вверх, с накрытыми дыхательной тряпочкой носом и ртом, уставясь в невидимый потолок. — Не могло... далеко унести.

— Да, — гоблинша приподнялась. — Третья Атака. Мы должны их поискать.

Поиск надолго не затянулся. Через десять минут хриплых криков во тьму оттуда донесся ответный возглас. Еще полчаса блужданий ушло на то, чтобы сориентироваться относительно друг друга. Должно быть, слепо пытаясь выйти на голос, и Ник с Ш-Телл, и сам лишенный освещения Каят не единожды разминулись в водорослевой чаще. Пару раз пол под ногами начинал отлого загибаться вверх — они приближались к стенкам тоннеля. Порой в тех открывались черные отверстия, одни не больше мышиной норки, другие без проблем могли пропустить грузовик.

Наконец Каят, ругательства которого уже даже загадочное волшебство Оскорбителей переводило через раз, велел Ш-Телл замереть и не сходить с места. Это помогло — вскоре голос Каята известил их, что гоблин видит свет в сумраке, а затем над чащей замаячили голова и плечи третьего капитана Стратосферных Сил. Гоблин бесцеремонно тащил перекинутую через плечо Сьюзен, словно мешок с мукой.

— Соленый ад, — прорычал он, скидывая ношу на пол. — Я думал, больше вас не увижу.

— Что с ней? — Ник проводил глазами осевшую наземь Сьюзен.

— Не двигается, но сердце бьется и зрачок реагирует. Понятия не имею, если честно, — Каят уселся рядом с Ш-Телл. — Проклятье. Я уже... — он закашлялся, — уже думал, что вам конец.

— Одиннадцатый остров так легко не сдается, — свет блеснул на оскаленных клыках.

Ник, воспользовавшийся передышкой, чтобы прилечь, теперь заставил себя подняться на ноги. Следуя примеру Ш-Телл, он обмотал лоскут вокруг носа и рта на манер шарфа.

Он внимательно всмотрелся в точно так же полускрытое платком лицо Сьюзен. Уцелевший глаз скосился на Ника, но больше девушка никак не реагировала. Покров из черной плесени расползся на большую часть лица.

— И что делать дальше? — требовательно спросила Ш-Телл. — Что мы будем есть и пить, если уж на то пошло? Я не вижу в этой... этом месте ничего съедобного.

Ник и Каят переглянулись.

— Мне больше интересно, сколько еще проработают тряпочки? — пробормотал землянин. Густой воздух, кажется, с трудом пропихивался в легкие, заставляя тратить на каждый вдох дополнительную энергию.

Шорох за спиной. Звук, похожий на треск помех в динамике. Глаза Ш-Телл расширились, гоблинша вскинулась, закачавшись. Ник вскочил, тоже не рассчитав движения и на томительную долю секунды зависнув в воздухе.

Трое насекомоподобных созданий, казалось, изучали новоприбывших, балансируя на тонких пружинящих то ли ножках, то ли щупальцах. Настороженно шевелились тонкие поблескивающие усики, трепетали короткие крылья, в черных фасетчатых полосах искрились и гасли отсветы "фонаря" Ш-Телл. Подрагивали короткие щупальца, заканчивающиеся чем-то очень похожим на зубастые пасти.

— Каят! — гоблинша мягко скользнула вперед, словно готовая к драке кошка. — Осторожно!

— Имела дело с трупоедами? — Каят держался так, чтобы заслонять Ника и Сьюзен от гостей. Шерсть гоблина встала дыбом.

— Да! Такая тварь забрала меня с Подпорок!

— По крайней мере, очень похожая, — негромко произнес Ник, рассматривая существ. Теперь он находил и отличия от того существа, что спикировало к нему давным-давно — неделю? месяц? — из дымного поднебесья. Крылья этих созданий казались рудиментарными, вместо челюстей-клинков из бугорчатых головных наростов торчали змееподобные конечности, одни — с раззявлеными миножьими пастями, другие — завершавшиеся чем-то похожим на маленькие ладони. Если его похититель не обладал даже намеком на глаза, то головы визитеров опоясывали широкие черные полоски, дробящиеся на множество крохотных блестящих фасеток.

Твари то подавались вперед, то пятились, Ник слышал резкие высокие щелчки, доносящиеся от чудовищ на грани слышимости. Словно стая хищников совещалась перед атакой.

— Чего ждете, сучьи дети? — глухо рыкнул Каят. Его кулаки сжались, он резко подался вперед. Ближайшее создание отпрянуло.

Миг — и крохотные крылышки распахнулись, подобрались лапки-щупальца. Без видимых усилий троица взвилась вверх. Растаяла над головами людей и гоблинов, исчезнув за гранью освещенного пространства.

Каят прищелкнул языком. Проводил насекомоподобных взглядом.

— Если это и есть Оскорбители, — процедил он, — то они на редкость трусливы.

— Service systems, — глухо прозвучало сзади. — Half-autonomy. Not danger.

Сьюзен полусидела среди черных зарослей, спутанные с плесенью и склеившиеся от крови волосы окружали ее лицо темным облаком. Дыхание хрипло вырывалось из груди. Лоскут висел на отвороте робы, непохоже, чтобы Сьюзен сильно беспокоила нехватка кислорода.

— Пришла в себя? — буркнула гоблинша.

Сьюзен затрясла головой.

— В этой глуши телефон ловит так хреново, — пожаловалась она. — Не могу даже проверить почту, — девушка все же прижала лоскут ко рту. Ее била мелкая дрожь. — Отбуксируй меня до заправки, ладно?

Каят скрипнул зубами.

— Идем!

И вновь — шаг за шагом, через накапливающуюся усталость, через боль во всем теле, через желание упасть и отключиться. Тянулись вокруг безликие черные водоросли, мысли еле ворочались в черепе. Лоскут на губах, кажется, понемногу делался теплее. Во рту пересохло.

Каят, мерно, словно робот, перебирающий ногами, приостал, дожидаясь, пока плетущийся в хвосте Ник поравняется с ним.

— Как тебе это дерьмо, призрак? — выдавил он, постукивая себя черным ногтем по челюсти.

— А? — землянин ошалело уставился на гоблина. Лишь несколько секунд спустя он сообразил, что Каят показывает на собственный дыхательный лоскут.

— Мы уже час как дышим в бескислородной атмосфере через тряпки с носок величиной. Ты представляешь, что это значит?

Ник чуть качнул головой.

— Одна эта штука, — зло пробормотал гоблин, — на столетия опередила все созданное на Кольце Речи. На что мы надеемся?

На сей раз Ник собрал силы для ответа.

— Сдаешься?

— Хрена с два, — оранжевые глаза сверкнули в сгущающейся мгле. Каят оглянулся.

— Эй! Чем ты занята?

Ш-Телл не ответила. Ник хорошо слышал ее свирепое пыхтение. Лучи фонаря пробивались сквозь бахрому метрах в двадцати левее.

Гоблинша налегла на торчащий из зарослей длинный стержень. Резко рванула на себя, раздался сухой треск. Ш-Телл потеряла равновесие, нелепо дернулась, ложась на плотный воздух — тени Ника и Каята задергались, вытягиваясь. Торжествующе взмахнула отломанной палкой, захромала обратно.

— Что это?

В руках Ш-Телл было древко почти с нее саму ростом, переходящее в листовидный наконечник, переливающийся, будто стеклянный, сине-зелеными отсветами. Гоблинша перехватила его ближе к середине, ловко, несмотря на свою сутулость, крутнула — наконечник со свистом рассек воздух.

— Вот так, — в ее голосе послышалось довольство. — Пускай твари Оскорбителей теперь держатся от меня подальше!

Сьюзен смерила ее взглядом.

— Слушайте, это вам не Лондон. Я уже не помню, когда на наших улицах в последний раз случались грабежи, — устало выдавила она.

— А мне плевать, — оскалилась Ш-Телл. — Больше без боя они меня не получат!

Только теперь Ник понял, что Каята рядом нет. Обернулся — и увидел, что гоблин, следуя примеру сопланетницы, выламывает из зарослей "водорослей" еще одно черное копье.

— Тоже собрался... воевать этим? — полюбопытствовал Ник.

— Нет. Я собрался на это опираться, — Каят швырнул копье в их сторону. Ник попытался перехватить медленно летящий шест, но промахнулся, и тот ткнулся в пол между ним и Сьюзен.

Идти, опираясь на импровизированные посохи, и впрямь оказалось удобнее. Даже боль в суставах немного отступила. Зато голова трещала с прежней силой. Один раз по туннелю пронесся уже знакомый гулкий рев, и их четверка со всей возможной спешкой опустилась навзничь, цепляясь за "водоросли". Вовремя — ураган вцепился в Ника, рванул за робу горячей лапой, упорно пытаясь заново оторвать от пола и швырнуть вверх.

Шаг. Шаг. Шаг. Упереть острый конец в пол, налечь, оттолкнуться, шагнуть-прыгнуть. Упереть, оттолкнуться, шагнуть. Упереть, оттолкнуться...

И опять Ник не сразу осознал, что остальные трое стоят, запрокинув голову. Пристально рассматривая черное отверстие в стене тоннеля. Не первое на их пути и ничем особым не отличавшееся.

— Hear, — Сьюзен неуклюже ткнула шестом в сторону дыры. — Fast! Go!

Ник и Ш-Телл снова переглянулись. До края дыры было метров двести в высоту от того места, где уклон уже не позволял стоять вертикально. Диаметр отверстия позволял человеку пройти, чуть согнувшись, гоблину — свободно.

— Я не допрыгну, — пробормотала Ш-Телл. — Даже здесь.

— Прыгать? — Каят критически рассматривал склон тоннеля. — Тут надо думать, а не прыгать... Ну-ка, расступитесь. — он отбросил копье в сторону.

— Жаль, нет веревки, — подумал Ник вслух, переведя дыхание. Он провел рукой по лбу, смахивая отсутствующие капли пота — и вздрогнул.

Медленно поднес к глазам тыльную сторону ладони, которой касалась Сьюзен. К горлу подкатила тошнота, если бы не копье-подпорка — наверно, Ник бы не устоял на ногах.

Покрывавшие кожу и уходящие под нее черные нити подрагивали, шевелились, явно не в такт порывам ветра. Отдельные пряди протянулись к запястью, к кончикам пальцев. С содроганием Ник увидел, как в отдельных местах кожа натягивается и вспучивается, как будто что-то шевелится внутри кисти.

— Ник? — окликнула его гоблинша.

— А... да, — Ник торопливо, по-воровски, спрятал ладонь за спину. Руку пронизывал переходящий в жжение нестерпимый зуд. К счастью, внимание Ш-Телл было приковано к Каяту, неторопливо поднимающемуся на руках по черному покрову.

Вряд ли в нормальной гравитации гоблину удался бы этот акробатический номер. Но сейчас он, словно огромный паук, ловко цеплялся за дрожащие пряди, подтягивая себя кверху. Блестящая фигурка медленно, но уверенно продвигалась к дыре.

— Лезем? — Ш-Телл критически окинула взглядом Сьюзен. — Ты! Сможешь забраться?

Та не отреагировала. Гоблинша посмотрела на Ника.

— Ей придется помочь.

Откровенно говоря, Ник сам бы не отказался от помощи — даже при здешнем притяжении он не был склонен переоценивать свою физическую форму. Особенно после недель голодовки.

— Как? — вопросил он. — Нам обоим нужны руки для подъема.

Гоблинша поцокала языком, склонив голову.

— Тут не помешала бы веревка.

Ник промолчал. Отсутствие веревки было достаточно очевидным. На секунду у него в голове мелькнула безумная идея срезать копьем достаточно "ресничек", чтобы сплести канат из них.

Ш-Телл дернула Ника за край рубашки, привлекая внимание.

— Снимай это, — приказала она.

— Что?

— Снимай одежду! — рявкнула гоблинша.

Теперь и до Ника дошло. Он торопливо стащил накидку через голову, протянул ее Ш-Телл. Та скрутила рубашку и набросила получившийся жгут на плечи, ловким движением затянула узел вокруг своего бочкообразного торса. Затем подхватила копье и, просунув шест через петлю, повернула его, затягивая привязь еще туже.

— Так, — она повернулась спиной к Сьюзен. — Держись за древко. И не вздумай хвататься за шею, а то сброшу. Поняла?

На секунду Ник замялся... затем обругал себя за трусость.

— Ш-Телл. Стой.

— А? — гоблинша, уже подставившая импровизированную упряжь, недоуменно посмотрела на Ника.

— Лучше я.

Ш-Телл покачала головой.

— Я сильнее тебя, Ник из России.

— Дело не в этом. Не прикасайся к ней. Смотри.

В свете трубки Ник увидел, как сузились глаза инопланетянки.

Ш-Телл молча продемонстрировала Нику собственное плечо. Сплетение черных ниточек затягивало зеркальную шерсть, копошилось, ползло ниже и выше. Явно не имея никакого отношения к собственному меху гоблинши.

Ник выдохнул. Тряпка на губах была горячей, язык с трудом ворочался в пересохшем рту. Ш-Телл ссутулилась еще больше, уставившись в пол.

— Что это такое? — еле слышно пробормотала она. — Что оно с нами делает?

Сьюзен, молча до того наблюдавшая за ними, подалась ближе. Ник и Ш-Телл отпрянули синхронно, впрочем, девушка явно не собиралась к ним прикасаться.

— Death, — рука бывшей учительницы математики описала полукруг, будто охватывая подводный сумрак и выступавшие из него обломки внеземной техники. — Death! — теперь Сьюзен указывала вниз, под ноги. Посмотрела вверх, на черный прогал, в котором исчезла фигурка Каята. Указала по очереди на себя, на Ника, на Ш-Телл.

— Survive... И слиты воедино в пенье гордом...

— Переведи, — прошептала Ш-Телл.

— Она говорит... что мы выживем.

Гоблинша вскинула голову резким движением.

— Эй! — услышал Ник голос Каята. Казалось, гоблин стоит совсем рядом. — Вы там как, уснули? Все в порядке?

Ш-Телл не отреагировала.

— Тогда чего ждешь? — проворчала она, обращаясь к Сьюзен. — Цепляйся, человек! Ник, а ты возьми лучше мой факел!

Сперва двигаться было несложно — Нику вспомнились школьные уроки физкультуры и упражнения на турнике, что были посложнее. Подтянуться на одной руке, перехватить шершавые пряди другой, снова подтянуться, снова перехватить, сделать паузу, восстанавливая дыхание... Правее сосредоточенно карабкалась по почти отвесной стене гоблинша с висящей на ее спине Сьюзен. Черные шевелящиеся щупальца щекотали кожу Ника, мешая наблюдать за дырой. Приходилось изо всех сил вытягивать шею, чтобы разглядеть отверстие и выглядывающего из него Каята.

Потом руки начали наливаться тяжестью, и корабельное притяжение перестало казаться таким уж незначительным. Интересно, на какой он уже высоте? И хватит ли ее, чтобы сломать себе что-нибудь при падении? Мелькнули в раскалывающейся голове и исчезли полузабытые формулы из школьной физики... Дыра близилась до отвращения медленно...

Кажется, последние метры они оба преодолевали просто на голом упрямстве. Руки норовили разжаться, перед глазами все плыло, пот выступал на коже и тут же засыхал. Нику подумалось, что Ш-Телл, с двойной нагрузкой, точно не помешала бы помощь. Но он не имел представления, что тут можно сделать — разве что полететь вниз обоим.

Он ошалело уставился на протянутую серую кисть. Затем сообразил — и на остатках сил выбросил руку вверх. Ладонь Каята клещами охватила его запястье, рванула к краю. Мешком Ник перевалился через него и кулем растянулся на полу рядом с Ш-Телл.

Кажется, чертов лоскут съехал набок... Насилу Ник поднял ватную ладонь, прижал горячую тряпку к лицу. На его коже остались темные жирные следы, будто он провел пальцами по печной трубе.

Кто-то настойчиво дергал его за шиворот, пытаясь поднять на ноги. Ник досадливо отмахнулся, но рывки продолжались. Ник обернулся — и увидел перед собой почти полностью скрытое черной паутиной лицо Сьюзен.

— Go. Go, — он скорее угадал слова по губам, чем расслышал.

Цепляясь за стену, выпрямилась и Ш-Телл.

— Ладно... Куда бы мы ни шли, надеюсь, что придем поскорее, — Ник тоже произнес это одними губами. Окинул тоннель взглядом.

Округлые стены здесь были скорее синеватого оттенка, чем зеленого, впрочем, в призрачном свете их лампы Ник не мог сказать этого с уверенностью. Коридор уходил вдаль, загибаясь влево и вверх. До самого изгиба он был совершенно пуст. Из глубин тоннеля дул легкий горячий сквозняк.

Каят двинулся вперед, слегка пошатываясь. Сьюзен пришлось схватиться за стену, но она все же довольно уверенно последовала за гоблином. Ш-Телл поднялась, ослабила сбрую. Опираясь на копье, тоже направилась в глубь туннеля.

Ник, стиснув зубы, прибавил шагу, чтобы освещать остальным дорогу.

Здесь идти было легче. Уклон вверх не очень мешал при низком тяготении, и помогали стенки тоннеля, от которых можно было отталкиваться. Ник старался отвлечься от боли в голове и жжении в правой руке — которое медленно, но уверенно ползло выше запястья. Он начал было считать шаги, но бросил на третьей тысяче. Ник уже не очень-то понимал, ради чего рваться к неведомой цели, которая им была не особо и известна. Может, проще улечься на мягкий, пружинящий под ногами, будто водяной матрац, пол и отключиться?

Он налетел на резко замершего Каята, охнул.

— Это что за чертовщина?

Собственно, зрелище было знакомым.

Десятки безглазых головок торчали из стен тоннеля, пощелкивая и шевеля усиками, поводя головными щупальцами. Открывались и закрывались пасти, словно терка, усаженные мелкими зубами, трепетали крылья. Несколько насекомых были величиной почти с тех, что повстречались им в тоннеле, и соединялись со стеной только ножками и кончиком брюшка, но большинство было размером с его палец, и наружу торчали только то, что заменяло тварям головы. Как Ник не старался, он не мог разглядеть, где заканчивается стенка и начинаются туловища. Похоже, мерзкое гнездовье составляло с туннелем единое целое.

Сьюзен бестрепетно обогнула Каята, пройдя мимо дрожащих антенн. Что-то буркнув, гоблин последовал за ней.

Неизвестно, как насчет гоблинов, но, похоже, предел способностей Ника к удивлению или омерзению был давно пройден. Он молча двинулся между шевелящихся стенок, лишь стараясь не задерживаться взглядом на копошении. Ш-Телл за его спиной зашипела. Рассекло воздух копье.

Ник оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как наконечник скользнул вдоль плоской головы, не оставив даже царапины. Гоблинша лязгнула зубами. Зашагала за Ником.

Медленно, но верно туннель сужался. Ник и до того едва не задевал макушкой потолок, а вскоре был вынужден вжимать голову в грудь. В вялом оцепенении прикинул — а долго ли он сможет ползти по коридору? Лоскут, покрытый черным слоем сажи, лип к губам. Отчаянно хотелось пить. Гудело в ушах.

Когда до Ника дошло, что высокий вой, бьющий в барабанные перепонки, исходит от стенок туннеля, а не из его собственной головы, они уже ползли на четвереньках. Ветер усилился, и с ним ощутимо приходилось бороться. В лицо бил жар открытой печки. Не хотелось ни двигаться, ни спасаться.

Новая остановка. Ник сунулся лицом в пол, мечтая потерять сознание. Но такая роскошь была ему недоступной. Что-то тяжелое и мохнатое навалилось на спину, двигаясь вперед, раздраженно ворча и отпихивая в сторону.

— ... и не сможем идти долго! — наконец, дошли до него слова Каята. Сьюзен прижималась лицом к перегородившей тоннель подрагивающей стенке, будто что-то видела через непрозрачный барьер. А может, и видела — Ник не знал и не интересовался.

— Больше... не могу, — выдавила Ш-Телл. Осела на пол, больно придавив здоровую руку Ника.

Каят вывернул голову, косясь через плечо.

— Эй! — проорал он, перекрикивая грохот. — Ты ведь хочешь отомстить этим тварям? Я не знаю, что происходит — но у меня теплится надежда, что мы как-то вредим Оскорбителям... пусть даже грызем оплетку где-то в недрах машинного отделения... Давай, Ш-Телл. Покажи им, что за эти шестьсот лет ли-ча не растеряли мужество!

Сьюзен молча ткнула пальцем в стену. Жест не требовал перевода.

Зашипев, Ш-Телл сунула свое оружие в руку Каята. Удар гоблина был не слишком силен — в такой тесноте размахнуться было невозможно. Но преграда лопнула, стоило наконечнику коснуться ее — будто воздушный шарик. Вой усилился, будто где-то рядом запускал двигатели на полную мощность реактивный самолет, жар опалил щеки Ника. В воздухе появился неприятный запах жженых спичек.

Каят прищелкнул языком. Ш-Телл приподнялась, заглянула через его плечо. Из последних сил (черт, да сколько же этих "последних" еще понадобится?) Ник пополз вперед, отпихнув Сьюзен. Клочья черной плесени скользнули по его плечу — до которого и без того, кажется, уже добралось жжение.

Впереди была тьма.

И в этой темноте что-то двигалось.

Что-то огромное.

Их тусклый светоч не мог разогнать мрак внутри огромной пещеры, к тому же Ника, похоже, начали подводить глаза — картинка теряла четкость, все расплывалось. На секунду ему показалось, что во мраке распростерты колоссальные ангельские крылья, дрожащие и покачивающиеся. Затем сверху пришла алая вспышка — и в ней Ник различил нечто напоминающее гигантскую бабочку, кольца огромной величины, членистые столбы. Нечто похожее на чудовищный позвоночник опускалось с потолка пещеры, от его середины уходили в стороны две решетчатых плоскости — будто составленные из костей веера огромной величины, соединяющие центральную опору с охватывающим пещеру обручем толщиной в человеческое тело. Грянул гром, тональность рева изменилась. Мгла вернулась, и вновь осталось только смутное движение громадной конструкции внутри заполненной мраком полости.

Каят издал долгое шипение, слышное только благодаря тому, что ухо Ника было почти прижато к губам гоблина. Не сразу Ник сообразил, что ли-ча смеется.

— Раса, странствующая среди звезд! — сквозь смех выдавил гоблин. — Убийцы планет! Палачи цивилизаций! И вы не смогли придумать ничего совершеннее простейшего карданного подвеса?!

Неизвестно, услышала ли Сьюзен гоблина. Если и да, то никак не отреагировала. Что касается Ника, то ему оставалось лишь завидовать зрению Каята и гадать, что тот имел в виду.

Теперь он оказался зажат между Сьюзен и Каятом, в то время как те одновременно пытались заглянуть в дыру. Сьюзен рискованно высунулась в отверстие, как по заказу, новая алая молния выхватила внутренности пещеры. Откуда-то сверху сорвался дождь красных искр. Сьюзен ткнула куда-то вверх, проследив за ее жестом, прежде чем пламя угасло, Ник различил круг черных пятен высоко под потолком пещеры. Ниже, на их уровне, он увидел еще одну цепочку дыр, и понял, что два кольца отверстий опоясывают полость сверху и снизу.

— Туда? — Каят тоже пытался разглядеть цель во мраке. — Ник, подсвети!

Рев стал выше, и махина посреди пещеры в движение. Заколыхались тени. Центральный столб качнулся, провернулся, теперь отходящие от него узорные веера располагались наискось от выхода. Так, во всяком случае, показалось Нику. У него запершило в горле, он закашлялся.

Сьюзен тоже что-то проговорила Нику в ухо, землянину показалось, что он расслышал слова "энергия", и то ли "разрушение", то ли "структура", его знания английского не позволяли судить с уверенностью. Ш-Телл все же сумела протиснуться вперед и теперь пыталась заглянуть в пещеру поверх макушки Каята.

— О Путь-Испытание... — пробормотали у него над ухом. — А, что нам терять? Слушайте сюда! Видите второй обруч, несущий? Он охватывает эту хрень почти наискосок! Можно попробовать! Спрыгнем на него — и как по лестнице, поднимемся вверх!

— Вижу! — выкрикнула Ш-Телл. — Каят, Ник со Сьюзен могут не допрыгнуть!

— Я пойду первым и подстрахую! Не бойтесь! — прорычал третий капитан Бриллианта. — Высота не так уж велика, при здешней-то тяжести!

Ник еще не успел сообразить, что имел в виду Каят — а ли-ча уже перекинул себя через край выхода, растаяв во тьме. Сразу стало посвободнее. Ник подался вперед, высматривая во мгле блеск зеркальной шерсти.

Наконец, ему удалось различить тусклый отблеск в тридцати метрах ниже под отверстием. Пещера имела круглую форму, так что, в теории, можно было и просто скатиться по изогнутой стенке...

— Ладно, — процедил он, собираясь с силами и с духом. Короткая передышка чуть сняла усталость, но тело по-прежнему слушалось плохо. Кашель щекотал горло, рука горела. Не давая себе времени подумать, Ник перешагнул через край и с медлительностью ночного кошмара заскользил по склону.

Он понял, что зазор между обручем и стеной шире, чем кажется, в последний момент. Оттолкнулся ногами, закружился, ветер потянул его в сторону, край обруча болезненно ударил под ребра, выбив из легких то, что заменяло воздух. Рука соскользнула с кольца — а в следующий момент сидящий на нем верхом Каят подцепил Ника за пояс и усадил перед собой.

— Следующий! — крикнул он сквозь грохот.

Неизвестно, услышала ли его Ш-Телл — но минуту спустя в алой вспышке молнии сверху в обнимку скатились ли-ча и Сьюзен. Гоблинша так и не рассталась с любимым копьецом, и в последний момент воспользовалась им вместо тормоза, заклинившись между кольцом и стеной. Древко едва не проскользнуло, провернувшись, но Каят снова успел перехватить гоблиншу за руку. Падение, наверно, не принесло бы особого вреда... вот только снова забраться на кольцо со дна пещеры у них вряд ли бы получилось.

Каят ткнул рукой в направлении цели. Говорить уже не было возможности — рев заглушал все звуки. Ревел и ветер, дующий вдоль стены полости, наседающий, пытающийся сбросить их на дно. Ш-Телл закашлялась, едва не упустив почерневший лоскут. От серной вони щипало глаза.

Сьюзен неуклюже обхватила кольцо руками и ногами. Если бы не ветер, Ник бы смог, пожалуй, и выпрямиться на покрытой буграми с напластованиями опоре... А вот идти по ней — вряд ли. Так или иначе, вслед за Ш-Телл, сунувшей копье в импровизированную перевязь из робы Ника, он пополз вдоль кольца — и вверх, к потолку пещеры, к опоясывающему его поясу из отверстий.

Полыхали алые молнии, вырывая из тьмы изломанные ветвистые тени. Рявкал гром. Поток искр пронесся мимо, словно рядом зажгли огромный бенгальский огонь. Огненный росчерк вонзился в кольцо, удар отдался во всем теле. Ошалело Ник уставился на выросшую из бугристого металла иголку, медленно тускнеющую, исходящую жаром. Осколок выглядел каким-то полупрозрачным, словно стеклянным... и очень острым даже на вид. Ник изогнулся, пытаясь не рассечь о него руку или ногу. Сзади выругался Каят.

С черепашьей скоростью, но они поднимались. Молнии вспыхивали беспрерывно, в сияющей трубке уже не было нужды. Мимо свистели огненные стрелы. Поравнялись с отверстием, из которого выпрыгнули, поднялись до середины... Впереди маячило гигантское крыло-скелет — все сплошь перевитое алым и голубым пламенем, Ник видел, что огненные реки бегут прямо по поверхности металла, взрываясь дождем искр. Кашель душил, а головная боль сменилась на пустоту и невесомость внутри черепа.

— Conduct explosive... — донес ветер до него обрывок крика. Рев то поднимался, то слабел, кольцо подрагивало, будто собиралось сбросить их в бездну. — Повреждения...

Ник и без того догадывался, что машинерия Оскорбителей, судя по бушующему вокруг фейерверку, очень не в порядке. Никаких эмоций это не вызвало. Во вселенной не было ничего, кроме кольца под руками — и бесконечной усталости. А еще огня, лижущего правую руку — и его глотку изнутри. Новая огненная стрелка опалила бедро, кажется, рассекла кожу.

— МАТЬ ВАШУ! НЕТ!

Ник не знал, кто это кричал. Может, и он. Хотя вряд ли. Он был слишком занят, цепляясь за кольцо — опускающееся, поворачивающееся, уносящее их от заветной цели. Стена пещеры неторопливо ползла мимо. Кольцо двигалось рывками, и с каждым рывком Ник чувствовал, как слабеет его хватка...

— Х-ха!

Ш-Телл выпрямилась. Невероятно, но ей удалось подняться. Она раскинула руки, борясь со штормом. Теперь, когда наклон обруча уменьшился, стоять на нем было относительно безопасно.

— Ш-Телл! — зарычал Каят, перекрикивая шторм. — Прыгай!

Гоблинша медленно перевела взгляд на Каята. Кивнула, оценивая расстояние. Всего метров пять, прикинул Ник, только вот — вверх по наклонной с обратным скатом...

Ш-Телл распрямилась, как пружина. Воспарила над кольцом, на фоне бушующего пламени, в ореоле из искр. Одетая в огонь, зависла над пропастью. И за полсекунды до того, как траектория прыжка унесла ее прочь в пылающую бездну — выбросила руки вперед и схватилась за край черного провала.

Ник выдохнул. Сьюзен смотрела вслед гоблинше, уже забирающейся в тоннель. Покосилась на Ника. Лица больше не было — только кости черепа, покрытые пульсирующей и шевелящейся черной плесенью.

— Ник! — Каят орал ему почти в ухо. — БРОСАЙ ЕЕ! БРОСАЙ!!!

Ник с трудом выпрямился, в свою очередь, оседлав кольцо. Дрожащая рука сгребла девушку за отворот рубашки. Землянин улыбнулся. И резким движением швырнул невесомую Сьюзен к зиявшему над головой отверстию.

С губ Ника сорвался радостный смех. Сплетения костей и пламени трепетали вокруг него. Женщина с черепом вместо лица поднималась вверх сквозь молнии, казалось, что полотнища огня растут из ее плеч ангельскими крыльями, и это было самое прекрасное зрелище, что Ник видел за свою жизнь. Гром пел. Напоенный дымом воздух вливался в легкие. Ник внимал танцу света и грома, и смех лился из его уст. Сознание абсолютной, невозможной правильности происходящего наполняло его, и большего счастья в этой жизни он не мог себе представить. Ник следил, как возносится к небесам череполикий ангел, и наслаждение было почти физическим. Он застонал...

Что-то отвлекающее, ненужное мельтешило перед глазами, мешало, не давало полететь свободно. В голове загудело, боль попыталась пробиться через завесу счастья. Щека зазвенела от пощечины, и еще одной, и еще. Вместо ангела перед ним маячил зверь с зеркальной шерстью, в зрачках которого отражался ужас. Четвертая пощечина...

— ОЧНУЛСЯ?! ПОШЕЛ!!!

Верх, низ и пламя стали для Ника единым целым. Он даже не пытался направить свой полет, лишь наблюдая за пляской огней. Раскинул руки, снова засмеявшись... даже не обратив внимания, как сжалась на ноге чья-то слабая, но упорная хватка. Рывок, падение приостановлено... и вокруг смыкаются стены. Ник медленно опустился на мягкий пол, не желая отворачивать лицо от буйства пламени.

Там, внизу, на блистающем ободе, раскинул руки, готовясь к прыжку, крохотный Каят. Он не тратил времени на раздумья. Присел, как спринтер перед броском, резко оттолкнулся. Устремился ввысь, точно нацелившись на нишу. Маленькая фигурка третьего капитана Стратосферных Сил Бриллианта росла и приближалась...

Огненное крыло провернулось, описав дугу. Неслышно в реве и раскатах грома наплыло снизу, дохнуло пеклом. Легко, как пушинку, подхватило Каята из семьи Кечесин, будто хотело помочь ли-ча добраться до цели. Считанные мгновения Ник видел, как молния отражается в зеркальной шерсти — а затем огонь скрыл все. В отверстие ворвался жар доменной печи, с вялым безразличием Ник ощутил, как трещат, сгорая, его ресницы и брови. Пламя ушло, и остался только танец искр и теней среди дыма.

И пустота. Абсолютная. Всепоглощающая. Совершенная.

Ник не сразу обратил внимание, что его куда-то настойчиво пытаются тащить за руку. А когда с усилием продрался через окутывающую мозг пелену апатии — различил перед собой устрашающую маску скелета. Открыл было рот, чтобы закричать, но крик превратился в хрип. Желудок выворачивался наружу, в носоглотку кто-то засыпал добрую ложку кайенского перца. Руки и ноги тряслись, как у алкоголика со стажем. Платок жег лицо, губы превратились в подметку.

Сьюзен медленно выпрямилась, отпустив его. Остатки скальпа сползали с ее головы. Рубашка куда-то подевалась, обнажив покрытое черной коростой тяжей и сохнущих мышц тело.

— А-а... — протянул землянин, глядя на то, что когда-то было красивой женщиной. У ног Сьюзен калачиком свернулась Ш-Телл. Ее тоже трясло, из горла вырывались нечленораздельные хрипы.

— Ч-ч-что...

Сьюзен поднесла к слепому лицу затянутую плесенью пятерню. Пальцы слились в бесформенный вырост. Ник с замиранием сердца поднял правую руку — и не удивился, обнаружив вместо нее комок плоти и плесени.

— Magnetic field. Gas ejection. System destroyed... — по-видимому, голосовые связки еще сохранились, за шевелящимися челюстями и изъязвленными щеками Ник видел движение языка. Слова выходили почти неразборчивыми, булькающими, но как-то ему удавалось угадывать смысл. — Влияние на мозг... Галлюцинации, — она посмотрела на Ника. — Эйфория, — на свернувшуюся в клубок Ш-Телл. — Страх.

Ник перевернулся на бок. Неуклюже подполз к телу гоблинши.

— Ш-Телл. Эй. Ш-Телл.

Еще несколько секунд та сжималась в дрожащий комок. Затем медленно обмякла.

— Ш-Телл, — Ник осторожно похлопал гоблиншу по плечу. — Приди в себя. Пожалуйста.

Открылся один оранжевый глаз, уставился на Ника. Очень неторопливо Ш-Телл приподняла голову. Сосредоточила взгляд на его лице.

Губы гоблинши дрогнули.

— Каят?

Ник покачал головой.

— Погиб.

Ш-Телл со свистом выдохнула.

Скелет навис над ними.

— Спешите. Смерть рядом. Спасение рядом. Спешите.

— Спешить? Куда, ты...

— Контрольный узел. Оскорбитель. Сеть... — Сьюзен забулькала-заперхала. — Выживание. Спешить.

— Почему я ее понимаю? — прохрипела Ш-Телл.

Череп, обтянутый остатками мышц и черными волокнами, качнулся.

— Нейроструктуры. Язык... привнесен. Мозг... адаптируется. Спешка! Спешка!

— Ладно, — выдавил Ник. — Мы... идем. Пошли, Ш-Телл...

Они с гоблиншей вцепились друг в друга, пытаясь встать. Безуспешно. Чудовище удалялось. Они ползли следом. Долго. Бесконечно долго. Кажется, на пути встречались мембраны, Сьюзен разрывала их одним взмахом копья — правда, удерживать его ей приходилось двумя культями сразу. Ник стонал, срывая ногти, Сьюзен мелькала впереди все дальше и дальше. Сперва землянин волок-подталкивал ли-ча вперед, потом та его... Издалека доносился грохот.

Когда они настигли Сьюзен, он не знал. Просто дорога вдруг закончилась. Тоннеля больше не было. Впереди зиял обрыв — и за ним еще одна пропасть.

Не огненная. Не мрачная. Заполненная тысячью звезд. Миллионами серебряных и голубых огоньков. Переплетением сверкающих нитей.

Сияющая голубая паутина. Колодец из облаков фиолетового света и агатовых скал. Острые черные зубцы, увенчанные бриллиантами.

И где-то высоко над головой — клубящееся переплетение черного, голубого и фиолетового.

Такое же по форме, как сгусток черной мглы, прилипший к стенам тоннеля.

Сьюзен замерла на краю обрыва мрачной тенью. Костяное лицо смотрело в зенит, на нем плясали голубые отсветы.

— Выживание... — выдохнула она.

Шагнула с края, широко раскинув в стороны изуродованные руки.

Одну долгую, бесконечно долгую секунду Ник видел черную тень скелета, неторопливо падающего в свечение. Видел, как лопается огненным нарывом противоположная стена. Как три стремительных, вертких диска вырываются из пламени, и там, где была Сьюзен — расцветает нестерпимо яркая голубая вспышка.

Волна жара. Хлопок взрыва.

Диски висели над обрывом, издавая тихий гул, от них шло тепло. Ник бездумно смотрел в лицо смерти, ожидая новой вспышки. Секунды шли. Он пошарил рядом с собой, нашел ладонь Ш-Телл и крепко сжал.

Черная тень "трупоеда" повисла между дисками. Безглазая морда смотрела на Ника, щупальца-челюсти распахнулись — открывая вид на острые иглы и изогнутые лезвия.

Раздался еле слышный щелчок.

До этого дня Ник не думал, что сознание можно потерять с чистой совестью.

Голубое солнце сияет в полумиллионе километров под стаей. Связанное с ней огненным потоком золотое медленно выплывает из-за аккрецирующего тумана. Боевые рои охватили стаю по всем направлениям, сенсорные пленки клубятся вокруг в таком количестве, что порой закрывают собой звездный свет.

— Целостность восстановлена. Доступ к первичным матрицам механосинтеза возвращен. Термотранспортная циркуляция возобновлена. Все последовательности, инфицированные боевыми кодами Алчности, очищены на физическом уровне. Время говорить, кровные братья.

Радость. Гнев. Страх.

— Предельное увеличение степени риска! Сколько братьев должна поглотить Алчность, чтобы уцелевшие отказались от ущербного плана завладеть недостоверно уцелевшим Архивом Щедрости? Не оскорбляем ли мы себя сами, кровные братья?

Возражение.

— Тактические схемы изменены. Вероятность скрытного маневрирования зондов-предателей с последующим выходом на рубеж атаки сведена к нулю. Дополнительно увеличено расстояние до Архива Щедрости. Развернуты дополнительные боевые рои, сенсоры настороже. Мы сильны, кровные братья. Опасность минимальна.

Гнев. Возражение.

— Не совпадает ли оценка степени риска с предшествующей атаке? Запрашиваю повторную информацию о состоянии Архива Щедрости.

Несколько легких зондов ныряют в огненное кольцо. Проносятся через плазменное облако на почтительном отдалении от цели, чтобы вскоре исчезнуть в огне фотосферы.

— Обрывки информации, кровные братья. Синтез зондов прекращен, поверхностная активность снижена до предшествующих атаке значений. Уточнение невозможно. Излучение супервспышки препятствует работе сенсоров.

— Запрашиваю оценку вероятности повторного инфицирования биоформ.

— Вероятность сведена к нулю. Все содержащиеся в циркуляторах рабочие биоформы уничтожены с полным разложением сложной органики. Все автономные сервисные механизмы уничтожены с переработкой вплоть до первичных синтезных матриц, запоминающие конструкции и вспомогательные сетевые узлы очищены вплоть до полной утери адаптивности.

— Расход первичных матриц механосинтеза приближен к опасным величинам. Даже успешная охота не компенсирует потери. Голод силен. Время выслеживать новую жертву, кровные братья.

— Отказ. Обладание Архивом Щедрости многократно возместит потери уже на первых этапах развертывания.

Сомнение.

— Биоформы разрушены. Даже стабильные алгоритмы доступа были бы сведены к начальной позиции. Шанс успешного доступа к Архиву не снижен существенно, затраты времени на повторную реконструкцию биоформ с сохранением личностной идентичности возросли до неприемлемых. Мы посрамлены и оскорблены, кровные братья.

Возмущение.

— Оскорбления породившей нас Алчности не сравнятся с нашими! Каково состояние уцелевших инфицированных биоформ?

— Обе особи инкапсулированы, стабилизированы с сохранением синаптических сетей. Подтверждено встраивание инфицированных Алчностью механорганелл в клеточные структуры. Подтверждена ограниченная модуляция нейрохимических сигналов в нейронно-глиальных сетях субразумными алгоритмами Алчности. Напоминание — еще одна инфицированная особь была обнаружена и уничтожена введенным боевым роем на ранней стадии физического контакта с мыслительным ядром кровного брата. Риск поглощения мыслительного ядра Алчностью был оценен как недопустимо высокий. Оскорбление было болезненным, кровные братья.

Гнев.

— Усиление мотивации. Вернем же его Алчности полной мерой!

Сомнение. Раздражение.

— Неиспользованные варианты?

— Уцелевшие биоформы.

Удивление.

— Носители кодов Алчности не будут включены в транслируемый Архиву цикл! Отказ! Отказ! Степень риска запредельна!

Возражение.

— Использование уцелевших биоформ как мыслительных ядер зондов. Обратная модуляция зондирующих алгоритмов нервной системой особей. Обоснование: возможна ошибка распознавания, снижение скорости реакции защитных систем Алчности. Исходное назначение Архива — взаимодействие с биологическими либо исходно биологическими разумными формами. Возможно увеличение вероятности замыкания канала и установление стабильной связности с кровными братьями. Голод силен.

Сомнение.

— Когнитивная мощность порождения технобогов — вне доступных оценочных пределов. Невозможно объективно смоделировать взаимодействие первичной связности, инфицированных кодами Алчности нервных систем, субразумных алгоритмов самой Алчности и инкапсулированного Архива Щедрости. Успех... возможен. Оценка вероятности... невозможна.

Усиление мотивации.

— Возможные риски?

— Переход Алчности к воспроизводству разумных биоформ вместо зондов-предателей? Не исключается. Не предвидится никакой возможности боевого применения порожденных Алчностью биоформ против кровных братьев. Утрата прошедших псевдоцикл взаимодействия биоформ? Эффективность цикла на остаточном уровне. Уровень риска оценивается как минимальный. Гипотетическая неудача оценивается как почти достоверный исход.

— Отказ от попытки расценивается как однозначно неудачный исход. Время оскорблять, кровные братья.

Стальная махина неторопливо кувыркалась и падала к растущему диску планеты.

Платформа напоминала двузубую вилку, насаженную на длинную решетчатую конструкцию. Опоясанный ребрами резонаторов двойной ствол ускорителя закрывали сейчас раздвинутые в огневое положение створки щита, ближе к камере нейтрализации виднелся цилиндр обитаемого отсека. Радиаторная панель левого борта торчала покореженной культей, несколько шпангоутов килевой фермы тоже были перебиты. Васимр и один из водородных баков зияли черными пятнами пробоин.

В окне внешнего наблюдения белый костюм с выматывающей неторопливостью перебирался через лохмотья оплавленного металла. Лопнувшие листы обшивки и перебитые фермы каркаса вполне могли пропороть легкий полетный скафандр, и хотя системы кругового обзора давали неплохую картинку, бортмеханик платформы все равно вынужден был тщательно выверять каждое движение. Перещелкивались карабины, магнитные захваты отдавали через перчатки глухим звяканьем.

Пилот, лязгая зубами, пытался одновременно наблюдать и за товарищем, и за звездным небом. Напрасный труд — точный выстрел превратил в металлолом и систему опознавания, и антенный блок, и оба приемопередатчика. То и дело на мониторе мелькала движущаяся не в такт со своими соседками звездочка, но небыло ни единого способа удостовериться в ее принадлежности.

Наконец космонавт перевалил через выступающий ободок обитаемого модуля, и его взору открылся печальный вид — крабообразная РМУшка беспомощно и печально возложила лапки на покоробившийся люк, занеся над ним клешню гайковерта.

— Добрался, — не утруждая себя правилами радиообмена, сообщил бортмеханик. — Закрепляюсь к двадцать два и двадцать шесть. Есть лом к вашим услугам!

Из набора инструментов, которыми была снабжена РМУ, была извлечена монтажка. Далее последовала небольшая безгравитационно-эротическая сцена с участием шпангоута, ломика, бортмеханика и крышки — искусством обращения с ломом в невесомости владели не только лишь все бойцы космических войск ГлобДефКома. Периодически в ней принимал участие еще один гайковерт. Наконец крышка технического люка отскочила под напором монтажки и повисла на перекрученной петле.

— Отодрал. Щас согреемся.

Робот пришел в движение. Два гайковерта — в человеческой и механической руке — заработали синхронно. Бортмеханик опасливо подался в сторону, когда РМУшка налегла на тонкую трубу. В пустоту ударил небольшой фонтанчик пара, клешни робота мигом покрылись сверкающей исморосью.

— Сделано. Юхан Геннадьич, холодильник отключен!

— Зашибись. Шуруй булками быстрее — вот-вот цепанем пояс, — откликнулся командир платформы, малорослый и черноволосый уроженец Сканд-Петербурга.

Последовал обратный путь — еще более утомительный, если учесть, что на поясе бортмеханика висела не тяжелая, но объемистая РМУ. Наконец космонавт добрался до сиротливо тянущегося от карабина кабеля питания и вогнал его в гнездо на поверхности ремонтного робота. Машина засеменила тонкими ходовыми конечностями, следуя впереди бортмеханика к аварийному сьют-кессону.

— Отчекрыжил. Теперь точно не замерзнем. А вот зажариться шансы есть.

— Не боись. Сперва задохнемся.

Бортмеханик невесело хохотнул, доворачивая шлюз, снимая шлем и оглядывая знакомые внутренности "консервной банки".

— Или сгорим.

Пилот поднял бровь.

— На шестиста в перигее? Это как? — для иллюстрации своих слов он постучал по командному пульту-планшету.

— Спихнут.

Петербуржец поморщился.

— Не пори чушь. С чего это вдруг?

— А ты подумай. У тебя на оракуле шестидесятиметровая радиоактивная с кормы дурында, прущая по высокоэксцентрической. Связи нет, тяги нет, "консерва" вроде бы теплая, но есть кто живой — тоже хз. И эта хреновина, чего доброго, впишется в сцепку или лайнер человек на тридцать. Ты кого к ней пошлешь? Эвакуатор или БТ?

Механик тряхнул головой. Раскрыл шлюз, костюм. Перебрался из скафандра в закрепленный по правой стороне "банки" ложемент.

— Я там налепил на ферму ретранслятор. Полудохлый, конечно, но уж что есть. Будет орать на основных диапазонах, пока хватит батарейки. Может, и услышат.

Пилот продолжал изучать на экране планшета многоцветные пучки курсовых траекторий. Тактический курсопрокладочный софт, в просторечии — оракул, содержал в памяти элементы орбиты примерно двадцати тысяч объектов, включая основные вражеские конструкции, боевые платформы, орионы, орбитальные базы и спутники-истребители ГлобДефКома, а также крупные фрагменты космического мусора.

— Ну вроде ничего важного не цепляем, — проговорил он. — Расстреливать нас тоже не за что. Хотя...

— Чего "хотя"?

— Ну, боевую задачу-то мы блестяще пролюбили?

Бортмеханик поднял бровь.

— С чего вдруг?

— Антенну раздолбали? Нет.

— Зато вынесли прикрытие. Теперь, если командованию захочется, по ней можно хоть ксенонкой — а может, уже и вдарили. Новый ускоритель мы потестили? Потестили. И точно знаем, что он — дерьмо. Да за это медаль надо давать, а не сжигать.

Пилот скептически вздохнул.

— Да ты не парься. Я командир, и я перенацелил ракету. Ответственность на мне.

Бортмеханик засмеялся.

— А не перенацелил бы ты ее, тогда что? Я тебе скажу, "кинжал" бы ее поджарил вдогон, как и остальные три. И вообще. Для того мы здесь и сидим — командовать боем в реальном времени, нет? Борт, под запись, ответственность обоюдная.

— Ладно, проехали, — внимание пилота снова обратилось к оракулу. — Так-так. С десятой пусковой расходимся километрах на семи... Леха, а ну-ка! Помигай лампочкой!

— В смысле? Контроль БНО дохлый со всем прочим.

— Да не навигационными! — Юхан выскользнул из ложемента и лихорадочно принялся раздраивать предохранительную заслонку на иллюминаторе аварийного обзора. — Внутренним, твою мать! — он ткнул пальцем в светодиодную панель над головой бортмеханика.

Обитаемый отсек огласило сдавленное ржание бортмеханика.

— Двадцать второй век уже два года как! — всхлипывая, произнес он. Свет померк, снова разгорелся, померк — отбивая древнюю, как мир, просьбу о помощи. — Новейшая техника! Лучшие технологии ГлобДефКома! Юханый бабай, а давай еще флажками в окошко помашем!

— Надо будет — помашем, — процедил пилот, переключая обзор с камер.

— Блин, — уже серьезнее проговорил космонавт. — Знать бы заранее — соорудил бы хоть скруточку на ходовые. И ведь все равно выходил! Слушай, а может?..

— Не успеешь, — отмахнулся пилот. — Давай сигналь. Может, сработает.

Экипаж притих. Земля неторопливо надвигалась, заполняя поле зрения. Сквозь облака были едва различимы уральские предгорья. Платформа догоняла ночь, впереди виднелись огни Краснотурьинска — подсветка от мегаполиса пробивалась даже через тучи.

Пилот снова всмотрелся в планшет.

— О-о. А это, кажется, по нашу душу.

— Спасатели или...?

— Пока что понятия не имею. Твою ж душу... — он торопливо переключал камеры. — Захватывай давай, сволочь! Вот так... — он, не отрываясь, следил за крохотной огненной дугой. — Подожди еще с полчасика, станет ясно. И это...

— Да?

— Готовь стыковочный.

— Может, подождем?

— Готовь, я сказал.

Пальцы бортмеханика опустились на собственный пульт. Дуга превратилась в светлую точку, платформа постепенно догоняла сближающийся с ней корабль. Система отслеживания исправно переключала вид с камеры на камеру, позволяя экипажу следить, как растет впереди серебристо-золотая толстая гантель легкого низкоорбитального транспортника.

— Какой-то он совсем мелкий для спасателя.

— На буксир тем более не похож, — откликнулся бортмеханик. — Дрон, наверно. Хотя... "консерва" как "консерва", только раза в полтора меньше.

— Блин, — пилот помрачнел.

— Что такое, Юхан Геннадьич?

— Положим, скорости ему хватит нас притормозить. А воздух?

Теперь скрипнул зубами и бортмеханик.

— Может, он с патронами идет?

— Да? Как ты с него собрался шланг кидать, РМУшками?

— Надо будет — сам вылезу, — мрачно отозвался механик. — Ты лучше скажи, как будем стыковаться — сам видишь, как мотает.

Раздался короткий писк. Космонавты переглянулись.

— Передает кодом через твой ретранслятор, — Юхан вчитался в текст. — Ого. Все же не дрон.

— СФВ-14? — механик поскреб в затылке. — Что-то новенькое. Я про такую серию не слышал, а ты? — он покосился на планшет. — И база не в курсе.

— Я вроде тоже... Черт! Нихрена ж себе кто нас спасает!

— Кто? — с любопытством спросил бортмеханик.

— Сейчас сам и увидишь, — мрачно ухмыльнулся пилот. Он торопливо набирал ответное сообщение. — Следи за стыковочным. И правда, побьемся в последний момент — стыдобища будет.

Автоматика синхронно выстрелила фалами навстречу друг другу. Захваты соприкоснулись, сжались, разомкнулись, когда на них пришлась вся инерция вращающейся платформы. Новый рывок, еще один. К четвертой попытке вращение замедлилось достаточно, чтобы захват — держался, а стравливаемый трос — не вырвал одну из лебедок из креплений. СФВ-14 тоже выдал несколько коротких включений маневровых, подстраивая свое движение под натяг фала. Лебедка закрутилась в обратную сторону, аппараты сближались практически соосно. Лязгнули стыковочные.

Открылось окно межкорабельной связи — и у бортмеханика отвисла челюсть.

Если внутренние пропорции "консервы" спасателя соответствовали внешним — то пилот СФВ достал бы обоим космонавтам макушкой разве что до груди. Большая голова не соответствовала крохотному, словно детскому тельцу, по-младенчески пухлому лицу с обоих сторон тянулись полосы уродливых розовых шрамов. Карлик был облачен в стандартный полетный комбинезон, со знаками различия лейтенанта ВКС. Однако на левом рукаве пилота виднелась незнакомая эмблема — стилизованный земной шар на фоне двух скрещенных стрел.

— Сто шестой, я Дальний-Четырнадцать. Проверка звука. Как слышите?

— Дальний-Четырнадцать, я сто шестой, слышу хорошо, — автоматически ответил пилот. — Кто на связи?

— Говорит лейтенант Фабер, отряд особого назначения ВКС ГлобДефКом. Сто шестой, ваше состояние?

— Пробит реакторный отсек, полностью лишен хода. Выведены из строя вся дальняя связь и наблюдение, а также радиаторная панель правого борта. Потеряно управление основными судовыми системами, обитаемый отсек запитан от резервных аккумуляторов. Принудительно отключена главная система охлаждения. Имею запас воздуха на два с половиной часа. Состояние экипажа нормальное.

— Сто шестой, понял вас. Приготовьтесь принять от меня магистраль с воздухом. Сэр, какая предельная нагрузка у вас на стыковочный?

Пилот обернулся к бортмеханику.

— Есть приготовиться принять магистраль! Лейтенант, что со стыковочным?

— Выдержим буксировку на трех MSQ максимально, — отозвался тот, не сводя ошарашенного взгляда с Фабера.

— Хорошо. Сто шестой, я подниму вас примерно до тысячи с тем же наклонением, там нас встретит буксировщик.

— До тысячи? — вырвалось у бортмеханика. — Но вы же в легкой "консерве"!

Карлик смерил бортмеханика взглядом. Чуть улыбнулся.

— Вижу, секретность на уровне. Что ж... это уже двадцать часов как не закрытая информация. Лейтенант, моя ДНК перестроена. Как и у всех бойцов нашего отряда. Мы выдерживаем облучение до четырех грей в сутки без последствий для организма. А также можем снижать потребление кислорода в два раза по сравнению с обычным человеком на срок до трех дней. И мы потребляем меньше пищи, воды, топлива и обитаемых объемов в пересчете на человека.

Механик сглотнул. Ему явно хотелось выругаться.

— Лейтенант, займитесь магистралью, — мягко напомнил Йохан.

— Эээ... есть, сэр, — космонавт склонился над монитором, открывая сервисный люк и посылая бортовому роботу команду принять у напарника с СФВ-14 шланг воздухообмена.

На экране Фабер перевел взгляд чуть ниже камеры. Присвистнул.

— Сто шестой! Вас вызывают. Входящий сигнал с Модуля-1, переключаю на вас, — изображение растаяло.

Юхан вздрогнул. Оба космонавта вытянулись в ложементах, словно порываясь встать по стойке смирно.

— Сто шестой, приветствую, — проговорил человек, чье лицо было известно каждому жителю планеты. За спиной главнокомандующего виднелся изогнутый пол одной из командных рубок штабного модуля Стационар-Командной. Шею генерала охватывал ошейник какого-то медицинского полуимплантата.

— Здравия желаем, сэр! — дуэтом ответил экипаж платформы.

— Благодарю за службу, парни. Отличный вылет.

— Генерал, прошу прощения? — недоуменно выговорил Юхан. — Мы не поразили вражеский антенный блок...

— Зато оставили его беззащитным, — прервал пилота Званцев. — Благодаря чему мы смогли его накрыть одной ракетой дальнего действия. Как себя показало новое вооружение?

— Не очень хорошо, сэр, — пилот нервничал. Далеко не каждый день приходится общаться с главнокомандующим вооруженными силами ГлобДефКома напрямую. — При боевом маневрировании нарушилась стабильность выходного пучка. Нам пришлось использовать ракетное оружие. Подробности в боевом логе, сэр.

— Что ж, — Званцев пожал плечами. — Это крайне важная информация для технического отдела. Еще раз спасибо, ребята. Конец связи.

— Служим Земле! — браво гаркнули оба. В окне связи снова возник Фабер.

— Сто шестой, приготовиться к ускорению!

— Дальний-Семь, к ускорению готовы.

Двигатели СФВ включились, космонавтов мягко вжало в кресла. Скрежет соединений был приглушен вакуумом, но все же передавался на стены рубки через корпус. Бортмеханик не отводил глаз от окна контроля стыковочных узлов. На килевых фермах оба робота торопливо наводили временные соединения, чтобы хоть частично распределить нагрузку.

Убедившись, что Фабер занят слежением за разгоном, механик обернулся к командиру.

— Как вышло, что никто ничего не слышал про этих? — спросил он одними губами.

— У этих ребят — личное подчинение Званцеву, отдельные отсеки и даже своя сеть, — одними губами ответил Юхан. — Обратная сторона их радиорезистентности — пониженный иммунитет. Им опасно даже дышать с нами одним воздухом. Плюс половина рождается с мутациями. Видел шрамы? Ему явно удаляли мутировавшие ткани.

— Не совсем так, капитан, — оба космонавта дернулись, будто ужаленные. На губах Фабера играла улыбка. — Не половина, а семьдесят процентов. Но есть и плюс. Вызванные сбоями усиленной репарации отклонения, как правило, убивают эмбрион на ранних стадиях развития. Поэтому те из нас, кто дожил до рождения — редко отличаются внешними уродствами.

— Прощу прощения, — пилот побледнел.

— Не стоит извинения, сэр, — Фабер отмахнулся. — Кстати, с иммунитетом вы тоже преувеличили. Для меня опасен ряд бактериальных инфекций, но не более, чем для обычного землянина со слабым здоровьем.

Если от щек Юхана кровь отлила, то к лицу бортмеханика она, наоборот, приливала.

— Офицер, — проговорил он, глядя Фаберу прямо в глаза. — Разрешите спросить? Сколько вам лет?

— Семнадцать. Нахожусь на активной службе с четырнадцати. Ускоренная программа подготовки для космических спецподразделений ГлобДефКома. На орбите — две недели как. Еще вопросы?

— Вопросов нет, — пробормотал механик. — Впрочем... Мы можем подключится через вас к сети ГлобДефКома?

— Пожалуйста, — благодушно ответил Фабер. Его рука скользнула к пульту.

Через тридцать семь секунд в "консерве" раздались дружные проклятья пилота и бортмеханика.

— Ты знал?!!

— В бога ж душу... Догадывался о чем-то подобном, но не думал, что прямо сейчас! Вот к чему до нас снизошел сам главнокомандующий!

— Вы не знали? — Фабер с экрана удивленно посмотрел на экипаж. — Именно ваш вылет стал прикрытием для основной операции. После того, как антенный блок накрыли ракетами, в их сенсорном поле образовалась дыра шириной в десять тысяч километров. Чужаки засекли подход импактора всего за шесть часов до подрыва. Теперь в сторону их лунной инфраструктуры летит около двухсот тысяч тонн водно-углекислотного льда в виде плотного облака осколков. И если они попытаются переместить "иглы" для их перехвата — то подставятся под ракетный удар с приближающихся аппаратов ГлобДефКома. Ха!

Юхан в бешеном темпе пролистывал экран.

— Высадка на вырожденное ядро кометы, идущее по внутреннему кроссеру... уникальная операция... минирование... паровые двигатели... прикрытие холодными щитами... силы специальных операций ГлобДефКома... Стоп! — он перевел потрясенный взгляд на Фабера. — Лейтенант, так это... Ваших рук дело?!!

— Не моих лично, сэр, — карлик улыбался до ушей. — Но так точно, операцию по подготовке импактора проводил мой отряд. Немодифицированный экипаж просто не выжил бы в таких условиях. Я горд, сэр, что честь пожертвовать собой ради Земли выпала моим товарищам.

Ник не мог сказать, когда пришел в себя. Просто в какой-то момент он осознал, что уже давно пялится в непроглядную тьму. Попытался пошевелить головой — не смог. Что-то надежно сковывало его по рукам и ногам.

Даже грудная клетка не шевелилась. И когда Ник это понял — горло сжало удушьем.

Он рванулся, борясь с невидимыми оковами. Беззвучно закричал. Что-то внутри грудной клетки поддалось — и в легкие хлынул воздух.

И Ник чуть не оглох от собственного вопля.

— А... а...

— Кто здесь?!!

— Ник?

— Ш-Телл, это ты?

Голос гоблинши доносился, кажется, с небольшого расстояния. Но гулкое эхо забивало ее слова.

— Даже глазными яблоками не могу пошевелить... Где мы? Что случилось?

Ник попытался собраться с мыслями.

— Там... В колодце... Там что-то было. Машины Оскорбителей. Сьюзен... кажется, они ее убили.

Гоблинша помолчала.

— Это уже была не Сьюзен, — выдавила она.

Вспомнив жуткую картину говорящего скелета, Ник промолчал. Кажется, Ш-Телл угодила в точку.

— Где мы?

— Не знаю.

Во мраке раздавалось лишь тяжелое дыхание.

— Говори потише, — попросила Ш-Телл. — Мы будто внутри старой цистерны. Звук бьет по ушам.

— Ага, — понизив тон до шепота, отозвался Ник. — И голос... слышишь, как звучит?

— Мы в корабельном воздухе, да? — поняла Ш-Телл с полуслова. — Тогда почему мы все еще не задохнулись?

Ответа на вопрос у Ника не было.

— Оскорбители... Я думала, нам конец.

— Я тоже так думал.

— Почему они нас не убили?

И тут Нику тоже оставалось только промолчать.

— Может, мы им зачем-то нужны? — предположил он минуты три спустя.

— Уж наверное. Иначе они не стали бы столько времени с нами возиться, — откликнулась гоблинша.

Резкий рывок. Ощущение падения. Головокружение.

Ник предпочел оставить при себе идиотские вопросы наподобие "Что происходит"?

Его опрокидывало то вверх, то вниз, тяжесть наваливалась, сменяясь невесомостью и обратно.

— Ш-Телл, — спросил он у тьмы. — Тебя тоже швыряет?

— Будто в лодке в шторм, — откликнулась ли-ча. — Что за...

Вспышка. Красный свет.

Переход от тьмы к стремительному мельканию был болезненным. Нику захотелось закрыть глаза, но даже веки ему не подчинялись. В калейдоскопе алых отсветов мелькнули, сливаясь в размытые полосы, неясные очертания, град теней устремился Нику в лицо. Он невольно вскрикнул.

Ш-Телл охнула.

Черная паутина, усеянная блестящими каплями, расплескалась по невидимой стене в считанных сантиметрах от лица Ника.

Сквозь паутину полыхнуло бело-голубое солнечное сияние.

Мир запрокинулся. Под Ником проносилась огромная выпуклая равнина, исчерченная угольно-черными и пылающими голубым разводами.

Равнина стремительно сьеживалась и отдалялась, превращаясь в черно-зеркальный диск.

Уже виденный ими обоими.

А вокруг сияли яркие и многочисленные звезды.

— Что?... — вновь повторила ли-ча. Скосив взгляд, Ник различил на грани поля зрения блеск светила, переотразившегося в блестящей шерсти.

Сфера Оскорбителей далеко внизу продолжала уменьшаться в размерах. И медленно ползла к краю поля зрения.

— Похоже... мы в космосе, — выдавил Ник чужим голосом.

Он приподнял руку, с усилием вытаскивая ее из вязкого, буро-красного желе, на плотной подушке из которого покоился.

Вернее, культю. Пальцы на правой руке отсутствовали, обрубок ладони наполовину затянула упругая прозрачная масса. Под которой белели кости.

Предел шока Ник давно перешел, и сейчас просто молча отметил факт собственного увечья. Попытался было сесть — но уперся головой во что-то невидимое. Налипшая на незримый барьер черная паутинка, впрочем, довольно точно отмечала его форму — чечевицеобразный купол, накрытый плоским круглым диском. К которому, словно мухи к липкой ленте, и были приклеены они оба.

— Они и раньше показывали нам то, чего не было на самом деле, — пробормотала Ш-Телл. — Там, в тюрьме... Ник, ты слышишь? Может, это тоже... ну, просто картинка?

— Ш-Телл, — может, стоило бы солгать, но Нику было уже все равно. Он провел ладонью по прозрачному до невидимости куполу, рассматривая черное небо, пронзенное десятками тысяч ярких иголочек, отмечая, как медленно опускается ладонь вниз, стоило расслабить мышцы. — Ты знаешь... мне кажется, на сей раз это — настоящее.

Он повернул голову, глянув на ли-ча. Та умудрилась наполовину оторвать себя от липкого ложа и сейчас полулежала на куполе, опираясь на локти. Мех на плече заменила такая же прозрачная нашлепка, что и на руке Ника.

Ш-Телл покосилась на Ника.

— Морское дерьмо. Им что, мало всего того, что уже выпало на нашу долю? — сдавленно прорычала она.

Ник бездумно смотрел в черную звездную пропасть. Сферы уже не было видно. Он было попытался рассмотреть корабли, которые видел перед началом боя. Но то ли их рядом не было, то ли на большом расстоянии они ничем не отличались от звезд.

Они висели в пустоте. Небо под ними медленно вращалось. Со стороны Ш-Телл пробилось желтое сияние. Вскоре показался опутанный заревом крохотный золотистый шарик, от которого куда-то вверх уходил изогнутый огненный лучик.

— Ник, — нарушила молчание Ш-Телл. — Мы уже это видели.

— А? — голос гоблинши вырвал Ника из забытья.

— Солнце, — она указала на восходящую звезду. — Это та самая звезда, что мы видели, пока были... внутри. Только на большом расстоянии.

— Да, — согласился землянин с очевидным. — Мы, наверное, сейчас ближе к голубой звезде, чем к желтой.

Ш-Телл прижалась к краю купола, пытаясь проследить за направлением светлого потока.

— А не видим ее, потому что она под нами?

— Наверное, — Ник безразлично пожал плечами.

Звездный свет во мгле, золотое пламя, текущее через космос. Тяжелое дыхание рядом.

— Звезды гаснут, — проговорила гоблинша какое-то время спустя. Огненная река надвигалась, увеличивалась в размере, превращаясь в ту стену призрачного пламени, на которую они вдосталь насмотрелись в заточении.

— Да, — Ник всмотрелся в черноту космоса. Теперь он видел лишь несколько десятков звезд, и те дрожали и мигали, будто он смотрел на них через земную атмосферу. Водопад огня отклонялся вбок, будто маятник, грузом которому служила золотое солнце. Так близко он выглядел уже не огненной стеной, а облачной.

Сколько прошло времени? Полчаса, час?

Теперь он не мог сказать, где верх, а где низ. Тяжесть, и до того еле ощутимая, совсем перестала ощущаться.

— Забавно, — выговорила Ш-Телл. Не дождавшись ответа, продолжила: — Ты знаешь, я, когда была маленькой, тайком рассматривала книги в племенной библиотеке. Увидела фотографию Кольца Речи, как оно выглядит из космоса — само Кольцо и океан вокруг него. И решила, что на ней изображен наш Одиннадцатый. А потом долго не могла понять — почему планета такая маленькая? И где на ней поместились острова соседних племен?

Призрачное синее свечение. Голубая заря слева и справа. Словно вокруг аппарата Оскорбителей смыкались крылья призрачной птицы, сотканной из синего газового пламени. Огненный луч слился с одним из крыльев, свет золотого солнца потускнел. Кроме него, Ник не видел уже ни одной звезды.

— Ник, — услышал он. — А на что похожа Земля?

Землянину потребовалось секунд десять, чтобы осознать смысл вопроса.

— Земля? — он повернул голову. В зрачках и шерсти Ш-Телл плясало сине-золотое пламя.

— Ну... Земля — она разная. Есть большие города с миллионами жителей. Есть города поменьше, деревни, безлюдные места... Очень много машин. Очень много проводов. Куча разных народов, разных стран. Можно включить телевизор или войти в Интернет, и узнать новости с другого конца света. Можно говорить с людьми даже на другом краю планеты. Так было, конечно, пока не пришли Оскорбители, — он помолчал. — Ш-Телл, к чему ты спрашиваешь?

Гоблинша помолчала.

— А тебе нравится просто сидеть в этой штуке и ждать... то ли смерти, то ли неведомо чего? — вопросом на вопрос ответила она. — Рассказывай дальше. Я...

Резкий рывок. Небо вокруг них крутнулось. На фоне голубого зарева мелькнули распрямляющиеся черные изгибы. Затем в лицо ударил свет.

Яркий, ослепительный. Нестерпимо яростное, обжигающее сетчатку, будто электросварка, сияние огромного бело-голубого диска.

— Морское дерьмо! — Ш-Телл вскинула руку, заслоняя лицо. Ник ощущал на коже жар. С усилием он повернулся, подставляя гигантскому солнцу спину. Гоблинша последовала его примеру. Тяжесть вернулась, еле ощутимо прижав щеку к красному желе.

— Какое яркое, — пробормотала Ш-Телл. — Мы не зажаримся заживо?

Тепмпература действительно росла, Ник чувствовал, как на коже выступают быстро высыхающие капли пота. Ли-ча тяжело, совершенно по-собачьи, дышала, высунув язык.

— Продолжай, — пробормотала она. — Ты говорил... про Землю.

— Да. Земля... раньше я и не думал, какая у нас красивая планета. А сейчас все бы отдал, лишь бы хоть посмотреть на нее. Даже на любую челябинскую помойку. Жаль, — он перевел дух. — Ш-Телл. А на что похоже Кольцо Речи?

Ли-ча зашипела.

— Море. Бетон. Море — оно всегда разное. Разного цвета, с разным голосом. Одно — в штиль, другое — в ненастье, третье — в шторм. Цвет воды меняется на мелководье. И Подпорка — всегда одна и та же, всегда одинаковая, пробивает собой тучи. Экипажи узнают по ним направление, когда плавают между островами.

На каждом острове разные обычаи, где-то лучше управляются с сетью, где-то лучше собирают ракушки. Дважды в год бывают праздники, народ с разных островов собирается на Торговом причале... — ли-ча умолкла, втягивая воздух.

— Я никогда не была на материке, — сообщила она после передышки. — Хоть и всегда хотела. Оттуда привозят странные вещи. Старую сталь, инструменты, старинные книги, необычные украшения. Говорят, там есть народы, которые даже не подходят к воде, а едят растения, которые выращивают в земле. Или что кустарник на материке может вырастать вдвое или втрое выше роста ли-ча.

— И даже выше, — проговорил Ник. — Это называется "деревья". У нас они тоже есть... Знаешь, а я тоже почти не выбирался из своего города. Мотался раз пять или шесть на дачу, не дальше... Даже не думал, что... — он не закончил фразу. Всмотрелся вдаль, прикрыв глаза от блеска ладонью. От вездесущего сияния и жара у него начинала болеть голова.

Ш-Телл обернулась.

— Что это? — только и спросила она.

Из голубого зарева проступала тень.

На минуту-другую Нику показалось, что он видит сферу Оскорбителей. Но вскоре он понял, что ошибся. Если корабли Оскорбители были шарами идеальной сферической формы, то приближавшийся к ним аппарат словно мяли грубыми пальцами... или оплавили на свечке — его темную поверхность покрывали бугры и напластования, впадины и рытвины, будто застывшие морские волны. Шар явственно приближался. По периметру его охватывал тонкий черный обруч раза в три шире собственно сферы. Боковая сторона кольца утончалась и сходила на нет, оставляя небольшой разрыв сбоку от шара. Концы разрыва тоже выглядели оплавленными. Кольцо соединяли с поверхностью сферы три еле различимые спицы.

— Космический корабль? — предположил Ник.

— Хочешь сказать... мы спасены? — радости в голосе ли-ча не слышалось. Скорее, настороженность. Она смотрела через плечо Ника на медленно растущий шарик.

— Он далеко?

Ник пожал плечами.

— Если он размером со сферу Оскорбителей, то, наверно, да.

Ш-Телл не отрывала глаз от корабля.

— Он выглядит... будто обожженный, — наконец подобрала она слово. — Как слиток олова, побывавший в костре.

Нику поверхность корабля тоже казалась металлической. Хотя солнечное сияние в ней не отражалось. Дальняя от звезды половина шара была на удивление хорошо различима, словно источала слабое собственное свечение.

Минуты тянулись нескончаемо долго. Корабль увеличивался в размерах, заслонял собой зарево и космос. Бугры и вмятины превратились в холмы и долины.

— По-моему, он не меньше, чем звездолет Оскорбителей, — пробормотал Ник. Он следил за подползающей к ним громадой, и сердце колотилось чаще.

— Скорее, больше... хотя не понять. Интересно...

— Да?

— Ник, — задумчиво протянула Ш-Телл. — А это не может быть корабль тех существ, что атаковали Оскорбителей?

Ник посмотрел на гоблиншу. Тут же пожалел об этом — движение Ш-Телл пустило ему в глаза сноп солнечных... звездных зайчиков.

— Думаешь, они нам помогут?

— Хотела бы... У меня должок к Оскорбителям. За Каята, за Сьюзен... Да и за наших ребят со всем Кольцом Речи.

— Не у тебя одной... А, блин!

Их аппарат снова закрутило. Теперь звездный свет бил в глаза не со стороны купола, а сбоку. А сам приближающийся звездолет заслонило непрозрачным ложем. Черная нить с ажурным плетением на конце маячила над куполом.

— Собираемся садиться? — предположил Ник. Подсвеченные звездным огнем облака голубого свечения клубились у них над головами. Зрелище, надо признать, было красивым.

Он невольно сжался. Скорость не выглядела очень уж большой... но здесь, не имея никаких ориентиров, не зная настоящих размеров корабля, он ни за что бы не поручился. Они могли с черепашьей скоростью падать на кораблик метров ста в диаметре — а могли со скоростью пули мчаться к многокилометровой махине.

Все произошло быстро. Из-за краев ложа выступили металлические выступы, нависли над их кораблем. Удар оказался на удивление мягким — будто они опустились не на металлическую поверхность, а в заботливо натянутый гамак. Тем не менее, и Ника, и Ш-Телл бросило на купол.

Гоблинша затрясла головой.

— У меня скоро закружится голова от этих маневров, — пробормотала она. — Мы приземлились?

Ник закрыл глаза, снова посмотрел на холмистую равнину и опять открыл. Сказал себе, что их корабль лежит на плоской — вернее, выпуклой — поверхности, а огромное голубое солнце наполовину поднялось над горизонтом.

— В нем миль шесть, не меньше, — пробормотала Ш-Телл у него над ухом. Она тоже рассматривала гладкие матовые склоны. Корабль опустился между двумя буграми, каждый высотой метров двадцать. Между ними открывался вид на убегающую к близкому горизонту долину, в солнечном сиянии виднелась черная дуга — край, как догадался Ник, того самого кольца, что они видели охватывающим огромный звездолет.

— Что будем делать?

Ник пожал плечами.

— Ждать. А что еще остается?

Ш-Телл вздохнула.

— Надеюсь, хозяева этого места, кто бы они не были, явятся за нами поскорее. Я устала от ожидания.

Жара. Бьющий в глаза голубой свет. Неподвижные металлические склоны вокруг. Черный изгиб над горизонтом. Мертвая пустыня. Даже в мельтешении машин Оскорбителей было больше жизни. Нику снова хотелось пить, и он сомневался, что на сей раз чаша с водой появится из пола.

— Смотри, — Ш-Телл похлопала Ника по руке. Указала за борт, на ближний к ним участок поверхности.

Сперва Ник и не понял, на что она показывает. Потом присмотрелся.

Металл дрожал. Подергивался еле различимой рябью, будто поверхность воды от слабого ветра. Теперь Нику и казалось, что он смотрит на небольшой пруд на плоской поверхности — отличимый только по этой слабой ряби.

Дрожание распространялось. Расширялось и сужалось, приближалось к кораблю и отдалялось, будто пульсируя.

— Что это? — Ш-Телл покосилась на Ника. — Слушай! Твой народ больше моего имел дело с машинами, так?

Ник покачал головой.

— Ш-Телл, то, на что мы смотрим... Мне кажется, на фоне этого между вашей и нашей планетами разница вообще незаметна.

Гоблинша зашипела.

— Может, это какая-то дверь? Тогда... нам стоило бы попробовать до нее добраться.

Ник выдавил смешок.

— Знаю, знаю, — предупредила возражения ли-ча. — Там — пустота. Но... что же нам делать? Сидеть здесь и ждать, пока мы не умрем от голода и жажды?

Их мягко качнуло. Корабль слегка осел вниз. Над краями купола всплеснулись металлические волны.

— Ну вот и ответ на твой вопрос, — произнес Ник. — Кажется... нас затягивают вовнутрь.

— Вовнутрь? — проговорила ли-ча напряженно. — А вот это что? — она ткнула пальцем в поверхность ложа между собой и Ником.

В лужицу серого металла, расплывающуюся по алому желе.

Они едва не стукнулись лбами, согнувшись над лужицей. Та тоже подрагивала в такт ряби, бегущей за бортом аппарата. Рядом проступило еще несколько капель жидкого металла, принявшихся расползаться.

— Ну... — Ник с любопытством посмотрел на матовую поверхность. — Оно не выглядит опасным. Может, они так хотят пригласить нас в гости? — он осторожно коснулся пальцем лужицы.

— ТВОЮ МАТЬ!!!

— Что случилось? — Ш-Телл воззрилась на Ника, врезавшегося затылком в купол и ожесточенно стряхивавшего серые капли с левой ладони.

— Оно жжет как кипяток! — Ник замер. Уставился на свой палец.

На набухавшую на ровно срезанной подушечке каплю крови. Алый шарик сорвался с пальца, поплыл в воздухе кабины.

— Ах ты ж...

— Гребаное морское дерьмо... — глаза гоблинши расширились. Она, не отрываясь, следила за тем, как растет серое пятно. Обвела крохотный купол затравленным взглядом.

Ударила кулаком по прозрачной поверхности. Еще раз и еще. Изо всех сил, рассаживая костяшки.

— Бесполезно, — Ник вжался в дальний край купола, Ш-Телл последовала его примеру. — Даже если пробьешь...

Ш-Телл зарычала.

— Третья Атака! Зачем было оставлять нас в живых, раз... все вот так?!!

Ник сглотнул, чувствуя, как пульсирует в пальце боль, глядя, как приближается к плечу и бедру серая масса, занявшая уже две трети пола. Выгнулся, пытаясь прижаться к куполу еще плотнее — и слишком поздно понял, что пытается опереться на отсутствующую ладонь. Рука подломилась.

Вспыхнула боль.

Ник закричал.

Едва не оглохнув от собственного вопля.

Выгнулся дугой, чувствуя, как погружается в жидкость. Пламя охватило спину, бедра, локоть...

— НИК!!! НИК!!!

Легкие с хрипом втягивали инопланетный воздух.

— Ник!!!

Каждое движение отдавалось болью. Повернуть голову...

Встретиться глазами с Ш-Телл, вжимающей себя в крохотный пятачок на краю...

— Кажется... жжет... только где касается воздуха... но все равно... очень больно...

Гоблинша взглядом затравленного зверя смотрела, как красные разводы ползут по ртутно-матовой жидкости. Как матовый ручеек подбирается к ее бедру.

Не закричала. Только острые зубы прокусили черную губу.

Шевелиться было еще больнее.

Рывок.

Перехватить Ш-Телл окровавленной рукой за талию.

Рвануть, переваливая на себя — в крохотное пространство между грудью Ника и куполом кабины.

Вес гоблинши вдавил Ника в пол. Вернее — в жидкость.

Матовая субстанция плеснула в лицо. Захлестнула рот и нос.

Вползла внутрь.

Ник продолжал кричать еще около минуты.

Следующие три минуты перед смертью у него не было такой возможности.

Девятый месяц миссии подходил к концу.

Позади был длительный полет по баллистической траектории, тщательные, аккуратные и осторожные коррекции за холодными экранами. Одиночные бдения в раскаленной рубке — лишний градус на радиаторах, лишние проценты шансов для вражеских поисковых систем — пристальные, до воспаленных глаз, прогоны оракула в попытках обнаружить пассивными средствами аппарат, идущий курсом перехвата. Короткие сеансы связи с ретранслятором, скупые сообщения из дома. Последнее торможение ионником вывело "Танаэльв" на позицию в двадцати километрах за целью.

— Предварительные спектрометрические данные подтверждают выводы астроразведки, — произнес Карл, шахтник. Он принадлежал ко линии второго поколения нульджи, и обладал парой коротких недоразвитых ног. Красные глаза и бледно-розовая кожа выдавали дополнительную ур-модификацию. Алекс, его ген-сиблинг и бортстрелок "Танаэльва", принадлежал к более поздней ветви, и обходился без таких излишеств, как остатки нижних конечностей. Его основной задачей в течение полета был прогон через интегрированный с оракулом инфравизор всех вариантов теплового рисунка, которые позволили бы заранее обнаружить сближающийся с "Танаэльвом" вражеский "кинжал" или "тесак". Сейчас он, впрочем, доверил слежение за пространством автоматике "Танаэльва", сам погрузившись в изучение теплового снимка 2174 RC.

— Отличный булыжник. Честный М-1, не какая-нибудь куча силикатной щебенки в реголитовом пакетике, да еще с сидеритовым выходом! — Карл слабо покачивался на ложементе, разглядывая показания с гамма-спектрометра. — Конечно, для верности хорошо бы пощупать ударно, но уже сейчас я вижу, что трещинноватость у этой игрушки ниже нормы на сорок процентов! Ребята, я нас поздравляю — при буксировке не придется бояться, что он просочится сквозь авоську! Можем сбросить на базу, чтобы заранее подкручивали нашей команде рейтинг пунктов минимум на восемь.

Андрей, чан-сиблинг Алекса, командир и навигатор "Танаэльва", не отличавшийся особыми модификациями, кроме дварфии и черного узора паразитной антирад-пигментации, коснулся тубмлера, подтверждая автоматическую отстыковку. Защелки разжались, освобождая штифты. Шахтнопроходческий, монтажный и командно-жилой модули "Танаэльва" отделились от несущей фермы, начали неторопливый дрейф к астероиду.

Поводы для радости у экипажа имелись. Астероиды М-класса с открытыми обнажениями ферроникеля были редкой и ценной находкой — обычно металлические астероиды представляли собой сплав силикатов с собственно металлическими включениями, причем до более-менее чистых включений приходилось добираться через реголитный слой — нетривиальная в отсутствие силы тяжести задача. Структура астероида отнюдь не облегчала задачу — склеенные замерзшей ледяной грязью валуны обладали отличной прочностью, когда шахтерским ботам требовалось раздробить их конгломерат на обломки... но превосходно умели двигаться в непредусмотренных шахтерами направлениях, когда водяной и углекислотный лед подтаивали в результате тепловыделения добывающих комплексов. Кто-то сказал, что горный обвал в невесомости не страшен? Наверно, этот кто-то ни разу в жизни не смотрел, как сто пятьдесят тонн породы неторопливо и величаво сходятся, подобно Симплегадам, зажимая между собой незадачливого техника. И не слышал, как по каналу связи звучит треск жесткого скафандра.

Похожий на трехкилометровую кривую грушу 2174 RC действительно был отличным призом. Не просто болванкой для импактора. Возможно — сырьем для электролизеров и вакуумных плавилен. Или заготовкой для модуля временного обитания. А может быть, плывущую перед "Танаэльвом" махину можно было, потратив считанные годы, перестроить в долговременную станцию — или корпус боевого парома. Добыча стоила месяцев жизни в тесной скорлупке КЖМ, как и топлива, которое будет потрачено на изменение наклона орбиты.

Алекс, нахмурившись, вывел на свой интерфейс поступающую в реальном времени картинку с зонда. Золотистая пирамидка двигалась в десяти километрах перед "Танаэльвом", готовясь ненадолго стать искусственным спутником астероида перед приземлением. Быстрое движение руки, прицельные системы начинают сканирование...

Резкий вой боевой тревоги. Удар обратных дюз "Танаэльва", вспышка водородного пламени.

— Аварийное торможение? — Андрей вгляделся в экран. — Это еще что?

— Два "паука". Один за хребтом кратера шестнадцать, второй на горизонте, на выступе три, — выпалил Алекс. — Отвожу зонд! — он переключил на себя управление разведчиком.

В глубине модуля чертыхнулся Лон — чан-сиблинг Карла и бортинженер экспедиции. Обычай формировать дальние рейсы из семейных групп возник не на пустом месте. С тех пор, как осыпаемые импакторными ударами корабли чужаков отошли с лунной орбиты, и десант ГлобДефКома принялся за зачистку инопланетных комплексов от биомашин, пассажирские перевозки в космосе сводились к минимуму. Перемещение экипажей с места службы также не приветствовалось. Вечный дефицит топлива, ядерного и химического — уходящего на буксировку импакторов, на заправку боевых ракет и ударных платформ, на доставку с Земли запчастей и отсеков... Даже сейчас, когда буксировка кометных ядер и углеродных астероидов была поставлена на поток, и налажена космическая добыча хотя бы железа с никелем, флот жил на голодном топливном пайке — ведь увеличивалось и количество целей, которым требовалось прикрытие.

В результате срок службы космонавта мог составлять и двадцать, и сорок лет — причем с отпусками без отрыва от родной базы. Последствия были предсказуемы.

Проходили десятилетия, волей-неволей большинство военных объектов превращались в мини-социумы, со своими традициями, с жаргоном, переходящим в диалекты. Уже не были чем-то необычным команды, в которых лишь паре старших офицеров приходилось видеть родную планету не на экране планшета. Экипажи становились маленькими кланами, должности передавались по наследству — благо медицина и генетика XXII века худо-бедно справлялись с задачей искуственного выращивания человеческих эмбрионов в условиях космоса. Набор родственников на боевые корабли лишь стал дальнейшим развитием традиции.

Зонд занял орбиту перед отошедшим к осевой ферме "Танаэльвом", заодно частично перекрывая корпусом вражеским биомашинам сектора обстрела. Алекс поднял взгляд от панели.

— Как они сюда попали? — Андрей прокручивал лог оракула. Тепловых следов, которые могли бы оказаться вражескими кораблями, не наблюдалось.

— Разгон и торможение на малой тяге, под экраном, — предположил Алекс, в быстром темпе переводя оружие "Танаэльва" в предбоевой режим. — Знаешь, Дро, а мы могли их зевнуть. Если они шли без прикрытия... телескопическое покрытие этого района до сих пор хромает. Небольшой щиток могли и пропустить.

— Без прикрытия? — навигатор задумчиво посмотрел на размеченные красным позиции врагов. — То есть...

— То есть мы их можем снять прямо отсюда. Это если, конечно, спереди или сзади не висит пара бандитов в холодном режиме. Тогда мы останемся перед ними с голой и смазанной вазелином задницей, — Алекс постучал указательным пальцем по кончику носа. — Дай "Танаэльву" две минуты — и я тебе скажу, так ли это, с относительной гарантией.

Заработала ЛРЛС, ощупывая пространство в парочке диапазонов сразу. Алекс наблюдал, как окружающая кубатура расцветает зеленым фоном просканированных секторов.

— Космос чист. Есть, конечно, вариант, что прикрытие прячется непосредственно за астероидом... Я прогоню зонд, но тут шанс зевнуть есть. Сам понимаешь, это тебе не локатор "Танаэльва".

Еще минута напряженного ожидания.

— Чисто, — наконец кивнул Алекс. — Первый паук отошел за горизонт, второй засел в кратере. Ракетами?

Бортинженер и навигатор обменялись взглядами.

— Сначала надо убедиться, что их только двое, — буркнул Лон.

Андрей задумчиво кивнул — в невесомости движение заставило слабо качнуться все тело.

— Дальний облет зондом, — приказал он.

Круг за кругом золотистая точка описывала петлю вокруг каменной глыбы, ориентационные дюзы мигали яркими светлячками. Карл закашлялся, на ходу перепрофилируя одну из своих сканирующих программ.

— Что вот это за дырка? — он переслал остальной команде изображение круглого провала в сером реголите. — Каверна?

— Или шахта, — мрачно предположил Андрей. — И черт знает, сколько прячется внутри.

Алекс вздохнул.

— Двоих я уделаю, — заверил он братьев. — Сколько "паука" не корми, а у "Танаэльва" все равно толще. Но...

Командир задумчиво потирал лоб. И без пояснений было понятно. "Танаэльв" был горно-саперным кораблем, а не истребителем. Большая группа "пауков" могла выдать достаточно плотный конус залпа, чтобы перекрыть ему возможные векторы уклонения раньше, чем "Танаэльв" — им.

— Готовь "сапсана", — со вздохом приказал он. — Пойдем десантом.

Алекс присвистнул. Где-то за внутренней обшивкой затарахтел сбоивший после маск-прожарок термостат, словно даже корабль хотел выразить командиру свои сомнения.

— Вальнут, — предупредил бортстрелок.

— Запустишь ракету по кратеру за десять секунд до моего входа в зону их досягаемости. Если все сделаем правильно — не успеют.

— Эй! — Алекс сощурился. — Дро, ты что же... сам собрался? А "сапсан" у нас на что?

— Не бойся, — слабая улыбка. — "Сапсан" — машинка дельная, но две мортиры — лучше, чем одна. После того, как накроешь кратер, мы пойдем второму "пауку" навстречу, а ты держи дырку с зонда. Если увидишь, что оттуда что-то вылезает по-крупному — выпускай вторую ракету. Как понял, лейтенант? Повторить!

Алекс угрюмо повторил приказ.

Пять минут спустя в "консерве" стало заметно теснее — инженерный скафандр усиленной защиты занимал немало места. Андрей загерметизировал швы и сочленения кирасы и шлема, защелкнул вокруг плеч и груди крепления навесной мортиры и прицепил на пояс пистолет-карабин.

— Порви их, — Алекс хлопнул брата по плечу.

— Порвем, Леха, — Андрей проскользнул в выступавший в кормовое пространство КЖМ шлюзовой цилиндр. Последовало короткое шлюзование, и пять минут спустя он выплыл наружу, навстречу усеянному звездами простору. Космос частично загораживал хищный силуэт "сапсана". Носовая часть боевого робота чем-то неуловимо напоминала обводы древних боевых вертолетов, кормовая растопырила конусы сопел.

Впереди по курсу затмевала звезды скалистая громада. "Сапсан" быстро сокращал расстояние, пригасив двигатель после разгона. Андрей оседлал горбатый корпус боевого робота, одна рука сжимает страховочную скобу, вторая — пистолет. "Танаэльв" исправно пересылал командиру данные о вражеской позиции, "сапсан" чуть пошевеливал стволом пулемета, отслеживая скрытого гребнем кратера противника.

По команде Андрея "сапсан" подрегулировал траекторию так, чтобы скала как можно дольше защищала его и человека от огня "пауков". По аудиоканалу доносилось ровное размеренное дыхание, и лишь учащенное сердцебиение выдавало волнение.

Свой залп "сапсан" дал с расстояния в пять километров. Одна из запущенных гранат обдала плечо скафандра выхлопом. На таком расстоянии они были малоэффективны — большая часть пластичного топлива выгорала до подлета к цели, на маневр уклонения почти ничего не оставалось, но вынуждали врага отвлекаться от десанта и тратить боекомплект. Секунду спустя от поверхности астероида отделилось четыре крохотных огонька.

Обе гранаты разошлись с вражескими ракетами. "Молекулы", космические родичи "тарелок", приближались с обманчивой неспешностью. "Сапсан" зашелся очередью, тряхнув Андрея, словно норовистый скакун. Два летящих навстречу шипастых шарика, похожих то на древнюю морскую мину, то на модель молекулы метана, исчезли в ярких зарницах. "Паук" внизу выстрелил, и одна из гранат обратилась мигающим желтым шариком подрыва.

Приказа не потребовалось — автоматика сработала четко. Полоса огня вырвалась из ракетного контейнера, отразилась в стекле шлема и нырнула за иззубренный гребень. Кажется, "паук" успел дать по ракете очередь и даже попал раз или два. Но инженерный заряд (даже экспедиционный шахтер-буксировщик с его огромными топливными баками не мог позволить себе роскошь принимать на борт лишнюю нецелевую массу) уже был нацелен точно на биомашину. Подрыв — и Андрей увидел, как облако призрачной пыли окутало гребень.

Тут же еще две гранаты вырвались из мортирного отсека "сапсана". Стартовали они на полной тяге, и Андрей ощутил тепло даже через перчатку. Схватка между гранатами и "молекулами" была слишком быстра для человеческого глаза. Череда молний — две гранаты, одна "молекула" — и пулемет "сапсана" изрыгает поток свинца, коррекционные отбойники плюются паром, вибрация отдалась в костях всадника.

Кажется, Андрей успел неприцельно и на чистых голых рефлексах, каким неразумным это действие бы ни было, выпустить две или три пули во вражескую ракету. Со всей очевидностью — промазав. Обжигающий и ослепляющий пучок коснулся золотого напыления, ослепив Андрея — и угас, когда крупнокалиберная пуля сбила "молекулу" с курса и оставила беспомощно кувыркаться в пространстве.

Зонд подтвердил уничтожение главной цели. Несколько крупных осколков навылет прошили "паука". Теперь Андрей мог видеть его собственными слезящимися от вспышки глазами — кувыркаясь, беспомощная биомашина медленно взмывала над астероидом по касательной к поверхности.

Впрочем, времени на любование поверженным врагом у космонавта не оставалось. Струя пара, подсвеченного голубым огнем, ударила из кормовой дюзы. Перегрузка навалилась — и тут же стала и вовсе неподъемной, когда "сапсан" заложил крутой разворот. Вися вдоль корпуса, Андрей матюгнулся, мертвой хваткой вцепился в скобу. Взгляд под ноги убедил его, что поверхность в считанных метрах, он разжал кулак. 2174 RC с силой ударил по пяткам.

— Есть посадка! — рявкнул он. Взгляд на нашлемную карту... Второй "паук" скорым маршем двигался вдоль терминатора в их сторону.

Торопливо Андрей докрутил собственный движок — теперь короткие импульсы прижимали его к астероидному грунту. Даже не думая о том, что скалам, до которых он дотрагивается, не один миллиард лет, он заскользил по серой каменистой поверхности к столообразному выступу. "Сапсан" обогнал его, плюясь струями пара из маневровых, так же прижимаясь к скале. Андрей очень надеялся, что противник израсходовал на попытки сбить их весь свой запас "молекул".

— Алекс, дыра, — бросил он. Услышал подтверждающее хмыканье бортстрелка. Метнулся влево, касанием наруча направив робота в противоположную сторону, в обход скалы. Перебросил на мортиру целеуказание от "сапсана".

Солнце скрылось из виду. Приглушив двигатель, распростершись вдоль хондритного бока скалы, Андрей изготовил оружие. Услышал резкий сигнал огневого режима с "сапсана" — и подался вперед.

"Паук" мертвой хваткой вцепился в валун, его башня покачивалась, достроенное изображение вывело трассы очередей в сторону "сапсана". Андрей пальцем сдвинул переводчик пистолета и нажал на спуск. Его мягко качнуло. С плеча сорвался туманный росчерк.

Разрыв в вакууме был беззвучным. Подбитый "паук" покачнулся, от его задней части полетели лохмотья. Биомашина обвисла, продолжая обнимать валун, о который гасила отдачу.

Андрей сделал несколько глубоких вдохов, дожидаясь, пока сердце перестанет выскакивать из груди. Погасил вращение, позволяя микрогравитации 2174 RC взять над собой верх.

"На тренировках все как-то по другому".

Это был не первый бой в его жизни. Но первый — поверхностный, вот так, почти лицом к лицу с боевой машиной врага, будто в одном из шутеров о приключениях легендарного званцевского отряда в первые года Вторжения. Ни шутеры, ни учения, как оказалось, к такому подготовить не могли.

И сейчас он очень хорошо понял смысл старой поговорки космодесантников:

"Каждый десант в космосе — это чей-то большой косяк в штабе".

— Дырка? — вновь повторил он.

— Пока не подает признаков жизни, — без промедления сообщил Алекс. — А круто ты его!

— Ладно. Мы с "сапсаном" идем к ней. Надеюсь, это просто каверна в скале. Очень хочется оказаться перестраховщиком.

Мимо плыли пейзажи астероида. Из-под угольно-серых поверхностных пород кое-где проступали темные, почти черные обнажения хондритных залежей, в лучах фары посверкивающие металлическими искорками. Это был хороший знак — чем ближе к поверхности металлосодержащие слои, тем меньше возни предстояло шахтерским командам на земной орбите. Впрочем, сейчас дела рудничные занимали Андрея меньше всего. Он настороженно всматривался в каждый миниатюрный горный хребет или лежащий на поверхности валун, то и дело в тенях ему чудились очертания врагов. Пистолет он держал наготове. Присутствие "сапсана" впереди успокаивало.

— Не поня-я-ял, — как-то размеренно протянул Алекс. — Это что за... Твою мать!

Сердце Андрея едва не выскочило из груди.

— Дырка?

— Связь с зондом потеряна! Блин, мне кажется или...

У Андрея ушло секунды три на то, чтобы перекинуть себе на дисплей последнюю запись, сделанную зондом. Это было ошибкой.

"Сапсан" не имел нервов или рефлексов — только заложенную в него программу. Которая предписывала ему стрелять во все, что робот опознавал как машину "чужаков". Робот также умел прекращать стрельбу, если в зоне обстрела оказывался силуэт человека или скафандра. В принципе, эту настройку можно было сбросить, делая дружественный огонь допустимым. Но для этого требовался соответствующий сигнал с пульта Андрея или "Танаэльва".

Стоящий на гребне скалы скафандр был старым, термоизоляция выцвела и потемнела, в местах сочленений из-под нее проблескивал металлизированный пластик. Старой была и модель шлема с узкими панелями бокового обзора. В первый миг Андрею показалось, что незнакомец сжимает в правой руке нечто вроде большого рыцарского щита. Он уставился на белую фигуру во тьме — и потерял еще одну лишнюю секунду.

А когда до него дошло, что именно держит на отлете чужак — было уже поздно.

Сверкнул огонь. Красная вспышка, словно острый клинок, срезала ствол пулемета "сапсана", заплавила сенсоры. Затем луч, должно быть, добрался до топливных баков или одной из гранат. Новая вспышка, и "сапсана" отшвырнуло в сторону с искореженными соплами и черной пробоиной в корпусе.

Андрей выстрелил. Отдача отбросила его назад. Чужак успел пригнуться. Скала рядом с Андреем взорвалась искрами. Он выжал полную тягу, крутнулся, разворачиваясь и ныряя за горизонт. Описал широкую дугу, скала метнулась навстречу. Удар едва не переломал кости, пистолет вылетел из рук — благо тонкий ремешок соединял его с поясом.

Несмотря на вспыхнувшие в глазах звезды, Андрей все же сообразил погасить отскок и вырубить двигатель. У него осталось процентов десять топлива, не больше. Он медленно, по миллиметру, опускался на покрытую мелким щебнем поверхность, пытаясь вращать головой во все стороны сразу. Сверху нависал склон выступа, прикрывшего его от вражеского огня.

И заодно от "Танаэльва". Теперь, лишившись и зонда, и боевого робота, он был отрезан от связи с кораблем — и даже не мог пустить в ход вторую гранату, ее крохотный процессор и подавно не сумел бы захватить непривычную цель для самонаведения. Успел ли Алекс разглядеть, с кем они имеют дело? Рискнет ли потратить на вражеский скафандр последнюю ракету?

Наземник, наверное, сосредоточился бы в такой ситуации на наблюдении за левым и правым флангами — лишившись в результате головы. Но Андрей все же был офицером флота ГлобДефКома, и максима "ожидай врага с любого направления" вьелась в его плоть и кровь. Поэтому, когда из-за края скалы выдвинулся золотистый край забрала и рука, держащая "диск", он был к этому готов.

Крупнокалиберная пуля вышибла оружие из руки незнакомца, угодив точно в фокусирующий блок. Врага приподняло и завращало, но тот успел погасить рывок левой рукой. Выстрел снова сбил Андрею прицел, бросив на реголит. Прежде чем он успел снова навести пистолет — противник обеими руками вцепился в скалу и швырнул себя вперед. Они сшиблись грудь в грудь.

Поплыли над камнями, беспорядочно барахтаясь. Каким-то образом незнакомец оказался у Андрея за спиной, рука с пистолетом была в железном захвате. Он рванулся, пытаясь перетянуть врага вперед, безуспешно. Сильный удар обрушился на блок жизнеобеспечения, еще один, еще...

А затем космос вокруг Андрея взорвался пузырящимся красным крошевом.

Вперемешку с окровавленными кусками металла и пластика.

Он напряг плечо, переваливая на себя лишенное головы тело в старом изношенном скафандре.

Оттолкнулся от врага обеими ногами, устремляясь к каменной глыбе.

Андрея продолжало вращать, и с частотой раз в пять секунд перед его лицом проплывала махина "Танаэльва". Ствол башенного пулемета был направлен куда-то в сторону отверстия.

— Алекс... Уводи корабль!

— Возражаю, — официальным тоном проговорил брат. — Ты не справишься без робота и огневой поддержки.

— Отходи до пяти километров, в случае чего — выпускай ракету! Что с дыркой?!

Двигатели корабля заработали, он медленно двинулся прочь от астероида.

— Под наблюдением, не шевелится. Должно быть, эта дрянь была там одна. Что это вообще за нахрен, а?

Андрей мягко опустился на тот самый камень, с которого его на него обрушился неприятель. Отсюда открывался хороший обзор на шахту — черный прогал в серой реголитовой равнине. Непослушными пальцами он сорвал с пояса складную станину, выдавил комок вакуумного клея на хондритную скалу и пришлепнул треногу сверху. Хлипкое крепление — но несколько выстрелов должно выдержать, и в любом случае это лучше стрельбы с рук в невесомости. Он закрепил пистолет на станине и направил дуло на выход из шахты.

— Алекс, — проговорил он, косясь краем глаза на огонек корабля. — Выводи второй зонд. Я держу дыру на прицеле. Проверь, чтобы ни одна пакость больше нигде не укрылась. Если снаружи никого больше — сближайся, только осторожно. Все время держи глыбу между собой и отверстием.

— Есть, — коротко ответил Алекс.

— Связь с ГлобДефКомом. В жопу секретность, все равно они знают, что мы здесь. Широким пучком на ближайшую группу ретрансляторов. Сообщи, что мы здесь столкнулись с деструдо.

— Столкнулись с кем? — переспросил бортстрелок.

— Вернемся на базу — будешь у меня зубрить историю Вторжения! Подними архивные коды, потом дублируй аудио и приложи лог боя. ГлобДефКом должен узнать об этом.

До боли в глазах он всматривался в идеально круглый черный колодец.

— Лон! Наши ракеты можно перевести на полностью ручное управление со скафандра?

— Ммм... Технически вполне. А что?

— Я хочу... — Андрей прикусил язык.

— Дро? — осторожно проговорил борттехник после полуминутного молчания.

Андрей окинул взглядом черно-серую каменную равнину в россыпях валунов. Усыпанное бесчисленными звездами черное небо. Отсветы далеких звезд в железо-никелевых конкрециях. Кровь деструдо уже высохла, покрыв его скафандр темными разводами.

— Заканчиваем треп по открытой линии. Очень может быть, нас сейчас слушают.

Черная дыра притягивала взгляд. У командира "Танаэльва" появилось недоброе предчувствие, что ему волей-неволей придется спуститься в глубины вражеского укрытия.

— Алекс! — снова позвал он.

— На связи.

— Между прочим. Спасибо за отличный выстрел, братишка.

Алекс хмыкнул.

— Все благодарности "Танаэльву".

Дышать было очень сложным занятием.

Даже когда Ш-Телл ныряла за ползающими по бетонному потолку длиннохвостыми бабочками-ракушками к нижней поверхности Одиннадцатого, в синий свет звездочек-фотоактиний — даже тогда оно было не настолько сложным. Ведь тогда от нее требовалось всего-то задержать дыхание на несколько минут.

Вдох-выдох. Пауза. Вдох-выдох. Пауза. Ее ребра вздымались при каждом вдохе. И каждый вдох стоил Ш-Телл новой волны жгучей боли, прокатывающейся от затылка до середины спины. Она не кричала — расходовать воздух на крики было для нее непозволительной роскошью.

Ли-ча распростерлась на спине, наполовину погруженная в колышущуюся массу. Что-то твердое и округлое подпирало ей затылок — Ш-Телл давно уже не думала, на чем покоится ее голова. И не пыталась посмотреть. Неосторожное движение уже стоило ей левого уха и сводящей с ума вспышки боли в черепе.

Небо выплывало из красного тумана и скрывалось в нем же. В легких что-то клокотало. Ноздри забивал запах ее собственной крови. Ниже пояса Ш-Телл ничего не чувствовала — и на очень короткое время даже порадовалась этому.

Кажется, она теряла сознание не один раз. Но боль упрямо и властно вырывала ее из спасительного обморока, заставляла конвульсивно дергаться — и разгоралась с новой силой.

Наверно, поминаемый Каятом (удачи тебе на твоем Пути-Испытании, где бы он не пролегал!) соленый ад как-то так и выглядел. Неподвижное солнце — голубое слепящее марево на краю поля зрения. Темная пелена над куполом, порой лицо Ш-Телл озаряли отсветы протягивающихся через космос сине-огненных призраков. Так же, краем глаза, еле различимые склоны железных холмов. Боль. Вдох. Боль. Вдох.

Разве что голокожих призраков, явившихся терзать грешницу, недоставало.

Сквозь боль и мрак Ш-Телл почувствовала, как ее губы растягивает безумная улыбка.

"И зачем я об этом подумала?"

Рука со стремительно чернеющей кожей заскребла по поверхности купола. Раз, другой. Алые от лопнувших капилляров глаза с пестрой радужкой уставились в лицо Ш-Телл, стремительно мутнея. Из ноздрей и ушей потянулись пузырящиеся и засыхающие струйки крови. Призрак навалился на купол, заслонив Ш-Телл картину неба. Обмяк. Беззвучно и очень медленно сполз к подножию купола, оставив на нем темные полосы.

Ш-Телл больше не пыталась обдумывать или пытаться понять происходящее. Даже страха уже не оставалось. Она отбоялась свое еще там, в ревущем и сверкающем чреве раненого корабля Оскорбителей. Осталось только лижущее бока и шею кольцо пламени.

Но голову она все равно повернула. Очень осторожно, совсем на чуть-чуть. И скосила глаза в сторону замеченного ей шевеления.

Что-то белое с красной оторочкой, выступающее из серой массы совсем рядом с лицом... Нет. Об этом — не думать. И не приглядываться.

Там, за прозрачной стенкой, на железной равнине, медленно вздувался белесый пузырь. Подрагивал, увеличивался, внутри него что-то копошилось, будто личинка рачка-овода под кожей неосторожного ныряльщика. Матовая поверхность натянулась, лопнула. Обнаженная фигура вздыбилась в луже стремительно испаряющейся слизи.

С виду существо напоминало ли-ча — только необычно тонкокостного и высокого, с крохотными, прилегающими к черепу ушами. Мех рос на его теле уродливыми пучками, обнажая большие пятна голой светло-серой кожи. Чужак стоял к Ш-Телл достаточно близко — шагах в пятнадцати, и ли-ча видела, что создание явно было гермафродитом.

Оно поднесло руку к горлу. Голова судорожно дернулась. Стекленеющие глаза снова поймали взгляд Ш-Телл. Существо дрогнуло, обвисло, медленно начало клониться на железный грунт.

На глаза Ш-Телл вновь попался край кости, выглядывающей из серой массы... Она сглотнула. Подбородок дернулся. Там, где было ухо, опять вонзилось в череп огненное лезвие.

Нет. Не время для забытья... Следующий обморок мог стоить ей глаза. Поэтому Ш-Телл, преодолевая боль, все же очень медленно и аккуратно пристроила затылок обратно в устойчивое положение.

И только тогда — снова потеряла сознание. Успев заметить, как растет еще один белесый волдырь чуть дальше.

Снова вынырнула из беспамятства. Тишину купола нарушали лишь ее короткие судорожные вздохи-хрипы. Начало подводить зрение — левый глаз то и дело затягивало багрово-зеленой пеленой...

Поэтому на закрывшую небо тень Ш-Телл обратила внимание не сразу.

Округлый диск вплыл в ее поле обзора медленно и величаво. Чем-то он напоминал корабль, доставивший ее с Ником в этот ад — такая же полупрозрачная линза, увенчанная, показалось Ш-Телл (впрочем, тут она не могла сказать с уверенностью) длинной черной ниточкой. Лучи синего солнца играли на обшивке. Середка нижней, видимой части диска была вогнутой. Показалось — или за прозрачным материалом движется чей-то светлый силуэт? Она не знала.

Диск рос. Наплывал на ее купол — который от лица Ш-Телл уже отделяли считанные сантиметры. Заполнил собой небо, лучи синего солнца расплескались в нем на тысячи зайчиков, болезненно обжигая сетчатку здорового глаза. Ш-Телл опустила веки.

И вновь несколько секунд — или минут — выпали из памяти ли-ча, и когда она очнулась — в прозрачном куполе над ее головой уже зияла рваными краями большая пробоина.

Нечто отдаленно похожее на лицо выплыло из пелены.

Плоское, безносое, будто оплывшее. Крохотные глазки еле просматривались в складках розовой кожи где-то ближе ко рту. Огромная голова, испещренная темной сеткой вен, склонялась на грудь, словно шея не могла выдержать ее вес. Маленькие, словно детские, руки и ноги не соответствовали распухшему телу. Левая ладонь у существа, более всего смахивавшего на гигантский эмбрион, отсутствовала — вместо нее вниз каплей свисал, покачиваясь, какой-то бесформенный бурдюк темно-красного цвета.

В пластах кожи, заменявших этому... этому подбородок, прорезалась щель. Раздался булькающий звук.

— Большее ничтожество трудно себе и представить, — сообщило создание на чистом экваториальном. — Даже для объедка с пиршественного стола слабого владыки.

Ш-Телл попыталась что-то сказать. Что — она и сама не знала. Все равно вместо речи она издала лишь клокочущий хрип.

Существо, не обращая внимания на ее потуги, шлепнуло заменявшей руку каплей о поверхность жидкости. Серые брызги полетели в сторону Ш-Телл, вызвав у нее протестующий не то стон, не то скулеж.

Эмбрион копался в чем-то невидимом для Ш-Телл рядом с ее головой. Лицевые складки подергивались, будто чудовище что-то флегматично пережевывало. Порой из них доносились неразборчивые звуки, может — обрывки слов на неведомых Ш-Телл языках. Она смотрела, как двигаются рядом с ее лицом валики полупрозрачной кожи, и пыталась не потерять сознание в который уже раз.

— Элемент риска, — сообщило создание недовольным тоном. Вгляделось в Ш-Телл, будто рыбак в пойманную рыбу перед потрошением. — Но и интересует меня не настолько многое. Что же...

Со странной грацией эмбрион поднялся на ноги. Обошел вокруг купола, оказавшись за спиной Ш-Телл. Она ощутила, как мягкая ладонь опускается на ее затылок.

— И не надейся. Роскошь безумия тебе предоставлена не будет.

Раздалось шипение. Хватка усилилась. Рука чудовища скользила по ее шее. Давление сделалось непереносимым, тело пронзила вспышка дикой боли — и исчезла вместе со всеми ощущениями теперь уже ниже затылка.

Эмбрион выпрямился. Мир закувыркался вокруг Ш-Телл. Она увидела круг серой жидкости с расползающимися кровавыми разводами, а посреди него — бесформенное, разлохмаченное возвышение ярко-красного цвета, с еще брызжущими из него алыми струйками.

Потом Ш-Телл поняла, что смотрит на торчащий из пола обрубок собственной шеи, и ей отчаянно захотелось потерять сознание.

Сквозь космос медленно и величаво плыла шестикилометровая громада.

Словно какой-то безумный архитектор взял огромный обточенный ветрами и непогодой булыжник и поочередно попытался изготовить из него макет сюрреалистического индустриального пейзажа, военной базы и радиотехнического узла. Потом архитектору надоело это занятие, и оставшиеся поверхности он щедро обмазал цементом, прилепив поверху кучу стальных стяжек. И в качестве последнего штриха — устроил на каждой более-менее плоской части камня партию в крестики-нолики.

Солнечный свет играл на струях оловянного тумана, вырывающихся из каплегенераторов, отражался от панелей из метеоритного кварца, закрывающих наблюдательные купола и галереи. Над паромом конусами-башнями высились ускорители ближней обороны. На их фоне соты пакетных пулеметов и купола помеховых лазеров казались совсем крошечными. Между палубами ПКО тянулись частоколы антенных решеток и черные полуцилиндры локаторов.

Один из дежурных истребителей приближался к парому. Расходящиеся орудийные пилоны делали корабль похожим на футуристичную новогоднюю елку — с двигательным блоком в качестве звезды на макушке и боевыми модулями — вместо украшений. Крестообразные кронштейны двигателей отделяемых БМ еще больше усиливали сходство, напоминая ветвистые елочные лапы. Корректирующие дюзы подмигивали огоньками фонариков.

Скользнули в стороны створки большого бортового ангара. На истребитель упали лучи прожекторов. Клешни стыковочных узлов метнулись мимо кранов аварийно-арканной стыковки, нависавших над воротами ангара. Металлизированные фалы натянулись, утягивая машину внутрь корпуса боевого парома.

Распахнулись и звездчатые люки пусковых шахт. Катапульты выплюнули в космос стандартную связку — четыре ракетных модуля, два орудийных. Здесь, на безопасных внутренних орбитах, дежурство охранения было больше предосторожностью. И многочисленные обсерватории ГлобДефКома, и сенсоры самого парома засекли бы приближение врага даже под холодным экраном за сотни миллионов километров — и задолго до боевого контакта паром бы успел поднять все свое многочисленное крыло. Но здоровая паранойя была одной из давних традиций ГлобДефКома.

В боевой рубке — техногенной каверне в громадном железо-никелевом самородке в километре под реголитовой поверхностью — продолжалась рутинная работа дежурных операторов, опустивших на глаза панели дисплеев. Изображение дублировалось на главном экране — разноцветные петли гомановских траекторий, длинные столбцы цифр и аббревиатур. Сервисные роботы с легким жужжанием ползали по ложементам и панелям. Оставаясь совершенно равнодушны к слепому взору забрала.

А вот дежурные офицеры то и дело украдкой опасливо косились на высившийся над ними исполинский силуэт древнего бронекомплекса.

Внутри старинных лат чуть подрагивали голосовые связки заключенного в них человека. Не раздавалось ни звука — у хозяина доспехов не было ни губ, ни языка, чтобы их издавать. Но чувствительная микроаппаратура считывала слова непосредственно со связок и мышц гортани — и послушно записывала их на встроенный носитель.

"Меня зовут Павел Званцев.

Большую часть своей жизни я сражался за человечество.

Чуть меньшую — я им правил.

Когда-то у меня было и отчество. Но вот уже сто лет как патронимы вышли из употребления даже на территории РЭЗ. И теперь, чтобы вспомнить его, мне придется обращаться к архивным базам данных.

Формально моя должность означает единоличную власть только над ГлобДефКомом — и всем, что находится выше геостационарной орбиты. В Совете ООН я обладаю только совещательным голосом. И хотя я разделяю с Генеральным Секретарем право вето на решения Генассамблеи, тем не менее, большинством голосов в три четверти и с согласия генсека она теоретически может отправить меня в отставку.

Однако за последние три сотни лет Генассамблея пользовалась этим правом только дважды. Первый раз — когда Генеральный Секретарь, бывший президент Северно-Европейской экономической зоны, воспротивился моему решению по распределению арктических поставок. Второй — когда я применил станции ПКО против австралийских мятежников.

Оба раза генсеки выступили против меня и не уступили даже перед лицом парламентского кризиса. Оба раза Ассамблея приняла решение не в их пользу.

Не думаю, что Богданов рассчитывал именно на это, когда выдвигал меня на должность главнокомандующего. Сейчас, когда мой опыт в политике не уступает военному, я понимаю, что Михаилу Ивановичу хотелось иметь во главе Ложи "говорящую голову", которую он ненавязчиво будет дергать за ниточки.

Что же. Его план не сработал. К его чести, он оказался достаточно разумен, чтобы смириться с этим — и еще двадцать лет мы работали бок о бок, он в политической сфере, я в военной.

В те года у меня не было привычки вести дневник. Она появилась много позже, по совету моих нейрофизиологов. Как уверяли меня медики, устное или письменное изложение воспоминаний дает больше шансов на то, что долговременная память сохранится после очередного сеанса омоложения.

Это действительно помогает. Немного. Но я слишком хорошо знаком с омолаживающей терапией — и с тем, что она нередко делает с человеческими мозгами.

Поэтому использую любой шанс не превратиться в пускающий слюни на больничную кушетку овощ.

Когда я впервые подвергался омоложению — процедура находилась на экспериментальной стадии. Не была собрана статистика, не было масштабных испытаний на добровольцах. Мне было неоткуда узнать, что мои шансы выжить составляют около десяти процентов.

С тех пор методика омоложения значительно усовершенствовалась. Теперь после него остаются в живых и в относительно здравом уме три пациента из четырех.

Омоложение — это совсем не волшебная таблетка, отматывающая года твоей жизни обратно.

Скорее — это молот. Наносящий по клеткам организма такой удар, что они от шока забывают, сколько лет прожили.

Поэтому им пользуется так немного людей. Не только из-за стоимости процедуры. Засада еще и в том, что чем в более молодом возрасте ты проходишь омоложение — тем выше шансы на благополучный исход. Но в двадцать лет оно бессмысленно — а в шестьдесят уже слишком опасно.

Я помню слабость и боль — пробивающуюся через ту дозу наркотиков, которая совместима с омолаживающими процедурами. Помню хруст собственных костей, сломанных судорогами. Боль остается, даже когда пропадают воспоминания вместе с мыслями. Неприятное занятие, что и говорить.

Есть способы повысить шансы. Нейротерапевты говорят о целеустремленности и мотивации. Чем важнее для тебя воспоминания — тем больше шансов, что они вернутся. Чем больше ты хочешь сохранить рассудок — тем легче это сделать.

Я давно не помню имена своих родителей или лицо женщины, которую любил. Даже спросонья я могу перечислить несколько тысяч структур в системе Юпитера — и назвать наряд сил, который потребуется для уничтожения любой из них, а также прикинуть необходимое для атаки время и приемлемые потери в ходе боя.

Генетики говорят о избыточности. Чем больше клеток подвергается локус— и эпитерапии, тем больше шансов на возникновение сбоев. С другой стороны, современная имплантология позволяет делать многие интересные вещи. Это не слишком приятная жизнь, обремененная множеством ограничений, с почти полным отказом от доступных человеку удовольствий. Но не в моем положении быть разборчивым.

Большинство тех, кто все же решается, проходят через омоложение один раз. Два или три — предел кладет статистика. Несколько человек решились последовать моему примеру — один из них довел число циклов до пяти.

Я проходил через омоложение семь раз.

Комплекс жизнеобеспечения выполнен на базе доспеха старинной модели, давно снятой с вооружения. В такт отдаленному шуму жилых центрифуг жужжат насосы, прогоняя мою кровь по туловищу, а воздух — по легким. Катетеры подают в желудок питательные смеси и удаляют продукты метаболизма из кишечника и мочевого пузыря. Линзовые дисплеи выводят изображение на мои лишенные век глаза, микрофоны нашептывают звуки прямо в слуховые косточки. Бесчисленные датчики снимают с синапсов сигналы, посланные отсутствующим мышцам. По точности мои перчатки почти не уступают живым рукам.

А с отсутствием осязания и обоняния я готов смириться.

Кажется, я становлюсь болтлив и рассеян? Верный признак того, что скоро мне опять пора на омоложение. Оно помогает. Возвращается молодая ясность мыслей и рассуждений, память перестает подводить — если не считать воспоминаний, стертых самих омоложением. Гибкость мышления, скорость реакции — если бы не это, я бы, наверное, не продержался у руля столько лет.

Столько веков.

Вокруг меня — корпус "Пангеи". Боевого парома проекта 125, первого в своей серии. Сто семьдесят миллионов тонн силикатов, металлов и реголита, реакторов, компьютеров и оружия, брони и радиопоглотителей. Десятки орудий, сотни боевых модулей и истребителей, тысячи ядерных зарядов. В девичестве паром был безымянным астероидом М-класса, обращавшимся между Землей и Марсом. Затем до него добралась саперная команда ГлобДефКома, перегнала на более удобную орбиту. Инженерные бригады выгрызли нутро скалы, укрепили ее железобетоном и сталью. Из собственного металла астероида выплавили обшивку, жилые центрифуги и корпуса реакторов, вмонтировали в поверхность орудия, сенсоры и пусковые. Все жизненно важные системы разнесены и укрыты глубоко в скалах. Даже ядерные заряды или орудия "игл" не смогут нанести "Пангее" достаточно тяжелые повреждения раньше, чем она — противнику. Впрочем, "Пангея" и не должна подставляться под огонь противника — это работа для ее боевых модулей.

Мне страшно.

С палубы давно отчистили кровь, заменили разбитые экраны в рубке. Я стою лицом к тактическому дисплею. Магнитные подошвы плотно удерживают меня на полу. Я провожу здесь большую часть своего времени — бортовая сеть флагмана исправно снабжает меня информацией, отлучаться для приема пищи мне нет надобности. Сон мне все еще необходим — но я могу спать в любом положении. Думаю, мои подчиненные и не замечают, когда я позволяю себе задремать.

Я вспоминаю того американского морпеха — как же его звали? С течением времени я начал находить в его словах некоторую правоту. Нет, не в том, что касается взятия в заложники безоружных дипломатов.

Но он был чертовски прав в другом. За века этой войны — мы так и не позаботились о том, чтобы получше узнать нашего противника.

Нет, мы исправно следили за действиями чужаков на орбитах газовых гигантов, отслеживали перемещения, изучали захваченные трофеи. Телескопы обшаривали небо, пытаясь обнаружить родину врага. С тех пор, как мы вышли за пределы гравитационного колодца Земли и нам стали доступны наблюдения из разных углов Солнечной, мы многое узнали о межзвездном пространстве.

Теперь нам известно более двадцати обитаемых — по всей видимости — звездных систем на расстоянии до тысячи световых лет от нас. Пояс инфракрасных источников в пустом пространстве ближе к центру Галактики. Огромное кольцо вокруг безымянного красного карлика в ста тридцати светогодах от Солнца. Четырежды мы засекали слабо светящиеся объекты, движущиеся в межзвездном пространстве. Почти безрезультатно прогоняли уловленные передачи через квантовые дешифрователи. Посылали к ближайшим обнаруженным системам вопросы, угрозы и предостережения.

Мы до атома разбирали захваченные биомашины, допрашивали деструдо — изолировав в гидробассейнах от окружающей среды, рисуя картинки на линзовых дисплеях, подавая сигналы во внутреннее ухо, считывали потенциалы с коры головного мозга. Почти с нулевым результатом.

Конечно, теперь мы знаем о пришельцах куда больше, чем в начале войны. Мы оценили их способность повелевать демонами Максвелла и заклинать котов Шредингера. Мы многому научились — особенно по части игр с наследственностью, включая собственную. Мы наконец можем драться с ними на равных.

Мы наконец можем их победить.

И мы сотни лет не можем понять — почему они нам это позволили?

Почему не стерли в порошок до того, как мы скрутили в бараний рог собственную экономику ради освоения космоса? Ощетинились боевыми платформами, наполнили зону Златовласки фабриками, электростанциями и боевыми кораблями, засеяли Меркурий самоходными комбайнами и Венеру — топливными аэростатами?

Аналитики говорят о гипотезе наследников. Технологии чужаков гораздо более продвинуты, чем способы их использования. Примитивная — относительно — цивилизация, получившая технологии, но не знания. Словно негр, использующий автомат в качестве копья и дубины.

Другая гипотеза — прогрессорство. Она предполагает, что чужаки стремятся подтолкнуть наше развитие. Заставляют учиться — максимально болезненным и эффективным способом. Мы пытались ее проверить. Вливали деньги и силы не в солдат и оружие, а в яйцеголовых и лаборатории. Чужаки очень быстро показали, что не настроены играть в поддавки. Импакторы, разрушившие Майами и Рейкьявик, были достаточно красноречивы.

Третья версия — ритуальная. Жертвоприношение, дуэль, охота, азартная игра... что-то, не связанное напрямую с военной эффективностью. Мы работали и над ней. Транслировали пришельцам оскорбления и вызовы, дерзко посылали одиночные истребители к Юпитеру. Иногда это даже срабатывало. А иногда — оборачивалось потерянными жизнями и машинами.

И все эти сотни лет мне не хватало разведданых для оперативного планирования.

Теперь я получил ответы.

Породившие в сто раз больше вопросов.

И мне страшно.

Я Павел Званцев, пятизвездочный генерал ВКС, главнокомандующий ГлобДефКома и некоронованный король Солнечной системы. И мне предстоит принять решение.

И если я ошибусь — скорее всего, человечество будет обречено.

Возможно, оно обречено в любом случае.

В небесах под сферой медленно проворачивалась буро-розовая планета.

Атмосфера газового гиганта закручивалась смерчами и ураганами. К ней жадно тянулись сверхпроводящие щупальца энергомельниц, микроволновые лучи били из их противовесов в высокоорбитальные приемники. Коллекторы раскидывали паутинные пасти, тщательно просеивая сквозь них солнечный ветер, собранный магнитосферой великана. Неторопливо кружились пращи ротоваторов, растягивались и сжимались транспортные кнуты, захватывая, освобождая и перенаправляя грузовые капсулы с механосинтезными зародышами. Внизу медленно проплывал серо-желтый шарик, наполовину покрытый черной сыпью мобильных харвестеров.

Сфера пристально изучала данные, переданные теми из пленочных зондов, кто до сих пор избегал рандеву с импактором или боевым аппаратом. Она отследила перемещение трех крупных тел, вышедших на переходную орбиту, и суету мелких объектов вокруг четвертого. С высокой точностью оценила количество оружия на их борту и ходовые возможности. Прогноз был для сферы неутешительным. Если вражеские силы не сделают откровенно грубой ошибки — то смогут полностью зачистить орбиту газового гиганта, потеряв максимум сорок процентов своих кораблей.

Впрочем, сфера не собиралась бездействовать в ожидании боя. Или покорно ждать своей судьбы.

Она испытывала недовольство. Не только из-за опасности со стороны добычи. Оскорбления и прежде бывали рискованными. Но и из-за приказов, пришедших из сердцевины черного кольца, где пространство и время прогибались под тяжестью масс, на один квант времени возникших из небытия.

"Приказ" был не слишком точным термином. Пожелания, общие решения... элементы дерзкого, рискованного, не вполне добровольного плана.

С которым сфера была не согласна.

План подразумевал встречу с опасностью лицом к лицу. План предусматривал искусные маневры, лавирование между смертельными угрозами на грани фола и с минимальной вероятностью. План был смертельно рискованным.

И в дальней перспективе — сфера тоже не видела ему альтернативы.

Поэтому она готовилась к бою. И в строжайшем секрете создавала новое оружие. Гораздо более совершенное.

Острые, сжатые пучки электромагнитных импульсов устремлялись ко внутренним планетам. Выходили из холодного режима ретрансляторы, ждавшие своего часа много десятков лет. Срабатывали триггеры, пробуждались паразитные синаптические сплетения и активировались исполнительные механизмы, внедренные еще в начале охоты.

С холодным азартом сфера готовила великое оскорбление.

Параллельно наблюдая за много раз виденным процессом. Который созерцала не впервые, и который совершенно от нее не зависел.

Мешать которому у сферы не было ни желания, ни возможности.

Повинуясь призрачным приливным силам и заложенным в него инстинктам, черное кольцо начало вращение. Раскручивалось в диаметральной плоскости, одновременно наклоняясь. Механизмы, приходящие в действие, были старше звезд. Калибровочные инвариантности превращались в вежливую условность, острова стабильности метались по атомным ядрам, будто припадочные. Вспененная топология рвала экаметаллические струи, сплетая основу для остатков древнего, пережившего свою функцию интеллекта. Звездный свет, проходя сквозь кольцо, дрожал и дробился, смешиваясь с приходящими из условного небытия всплесками излучения. Подчиненные конструкции торопливо запускали ионные двигатели и поднимали паруса, увеличивая дистанцию до безопасной.

Кольцо проворачивалось, держась почти перпендикулярно к эклиптике звезды, наводясь на цель. В этот раз расстояние было необычно мало — каких-то четыре с лишним миллиарда километров, если бы кольцо пользовалось мерами измерения жителей системы. Возможно, обладай кольцо чуть большей толикой разума — это могло бы его насторожить. А возможно, и нет — в конце концов, такое изредка, но случалось. При выборе мишени учитывались и другие факторы. Расстояние нельзя было уменьшать чрезмерно — циклы активации занимали определенное время и требовали определенных ускорений, рассчитанных совсем на другие дистанции. Следовало учесть и банальные требования безопасности, и задаваемый уровень сложности задачи. Значение имели и такие грубые нюансы, как масса, состав и строение мишени.

Но даже с учетом всех этих подробностей кольцо имело богатый выбор.

Разгон — почти мгновенно. Приливные напряжения были искусно скомпенсированы, снижены до триггерных значений, дающих нейрометаллической игле сигнал к развертыванию. Почти сразу же — неторопливая, растянутая по времени вспышка аннигиляции, сжимающая снаряд в объятьях перегрузок. Яркий факел перечеркнул Солнечную систему по незаконченной хорде, в небесах Земли тонкой полосой звездочек замерцали сгорающие метеороиды. Пучок излучения опалил атмосферу ледяного гиганта, взвихрив ее исполинским тайфуном — впрочем, планета и без этого представляла собой один огромный голубой шторм.

Вещество цели вскипело. Ненадолго спутник обзавелся разреженной азотной атмосферой, выбросив сияющий кометный хвост над атмосферой гиганта. Затем аннигиляционное пламя угасло, последние миллионы километров снаряд преодолевал по баллистической траектории. Его масса составляла целые проценты от запущенной кольцом — невиданная щедрость. Позволившая снаряду разменять скорость на запас невосполнимых элементов, бывших такой редкостью на орбите синей планеты.

Удар. Взрыв проделал глубокий кратер в подтаявшей азотной оболочке и лежащем под ней ледяном слое. Нейрометаллическая игла углубилась на добрый десяток километров, почти до центра спутника. Столкновение увеличило скорость планетки, наполовину скомпенсировав потерянное за миллионы лет приливного торможения. В азотно-метановых облаках, в рое ледяных кристаллов несущий в себе нейрометаллический зародыш планетоид медленно скрывался за сине-полосатым диском Нептуна.

Ш-Телл отстраненно думала, что до конца жизни больше никогда не сможет испугаться.

И ничему не удивится.

Даже любопытства уже не осталось. Только тупая и животная покорность происходящему.

Остановившимся взглядом она следила, как существо из ночного кошмара размеренным шагом прогуливается по брызгам крови мимо ее обезглавленного трупа. Несмотря на превосходную позицию — голова Ш-Телл взирала на происходящее с изогнутой стены купола — обзор у нее был так себе. Один глаз отказал, а перед вторым маячили лишь расплывчатые пятна, словно Ш-Телл неожиданно настиг приступ дальнозоркости. Даже веки не повиновались. Только крылья носа спазматически вздрагивали, словно в попытках втянуть воздух в отсутствующие легкие.

— Итак, — эмбрион продолжал разглагольствовать на родном языке Ш-Телл, хотя обращался, похоже, к пустоте. — Гематоэнцефалический барьер — не меньшее препятствие для механорганелл, чем костная ткань. Неожиданно. Противоречие с исходным назначением интерфейсов. Чем объяснить? Влияние Алчности? Может быть, может быть.

Перед расфокусированным взором Ш-Телл замелькали тени, слились в объятьях. Она услышала хриплое дыхание, шум борьбы. На пол рухнуло что-то тяжелое.

— Единые реплики, — довольным, хоть и запыхавшимся тоном проговорил эмбрион. — Это, по крайней мере, очевидно. Частично — слиты генотипы, частично клеточная ткань химерична, встречаются полиплоидии. Знакомо. Реплика абсолютно нежизнеспособна, не способна даже к нормальному клеточному дыханию. Меньшая эффективность Алчности в преобразовании биологических образцов... но основная зараженная форма показала высокую приспособляемость. Возможно...

Раздался хруст. Влажные шлепки, чавканье — будто эмбрион рылся в луже грязи.

— Ошибочно, — недовольно сообщило скорчившееся существо внизу. — Нет наследования синаптических потенциалов, даже нейроглиальные сети коры сформированы случайным образом. Мозг пуст, не считая жестко предписанных инстинктов Алчности. Неэффективно. Загадка. Я оскорблен.

Бесформенное пятно лица вскинулось.

— Надеюсь, ты простишь мне мою болтливость, — тоном, ясно дающим понять, что ни грана сожаления у него нет и в мыслях, сообщило чудовище. — Мое исходное предназначение — оскорбления на персонализированном уровне. Применение наследственного материала оскорбляемых с формированием нейролингвистических структур. Контактный протокол задействован в нетипичных целях, но потребность в социальном взаимодействии не устранена.

Необходимость спешки! Архив Щедрости отреагировал на введение биоформ изменением теплового распределения внешней обшивки. Термический фон при подробном анализе совпадает с оцифрованной картиной экспрессирующихся участков ДНК. Кровными братьями признана опасным зондирование с применением высоких когнитивных мощностей. Альтернативный вариант — отправка для анализа ситуации высокомотивированной биоформы. Синтез инстинктивен. Нет времени, нет желания фильтровать задающие генотипы. Использовать жизнеспособную комбинацию — проще.

Ш-Телл благополучно пропустила сказанное мимо ушей. Мимо одного уха, если быть точным. Большая часть использованных слов была ей незнакома, в меньшую она не испытывала желания вслушиваться.

— Я и не ждал понимания от твоего ничтожного мозга, объедок слабого владыки, — словно прочитав ее мысли, откликнулся эмбрион. — Скажу проще. Плоть и гены — твои и землянина, в относительно жизнеспособном сочетании. Желания, устремления и интеллект кровного брата. Решение-экспромт. Можешь гордиться нашей биологической близостью, ничтожество.

Существо плюхнулось наземь, откинувшись, похоже, на остатки купола, под которым они прибыли сюда с Ником.

— Подведем же итог, — менторским тоном провозгласило оно. — Алчность, подобно тому, как преобразовала наши зонды, воспроизводит и ваши образцы, — оно неуклюже поднялось на ноги. Откуда-то сбоку, ковыляя, прорезалась еще одна уродливая тень. Эмбрион, кажется, коротко дернул рукой. Силуэт с хрустом ломающихся костей вылетел за пределы поля зрения Ш-Телл, эмбрион уселся обратно.

— Однако эффективность преобразования обеспечивает химеричным репликам лишь считанные минуты активности. Почему — отдельный вопрос. Полагаю — коды Алчности достаточно эффективны при управлении сформированными нейронными структурами, но бесполезны при их воспроизводстве. Таким образом — все, чего мы добились, это очередное подповерхностное замыкание алгоритмов на вход-выход? Оскорбительно.

Существо ненадолго умолкло, дав Ш-Телл насладиться хотя бы тишиной. Которая в этом соленом аду была, кажется, абсолютной. Из отсутствующих конечностей приходили короткие, спазматические уколы боли. Ей хотелось застонать, но голосовые связки не реагировали.

— Любопытен и механизм, — пытка возобновилась, — благодаря которому происходит блокировка механорганелл Алчности в твоем и моем теле. Вернее — о полной блокировке говорить не приходится, однако скорость проникновения снижена на несколько порядков по сравнению с исходной. Предполагаю — некие остаточные системы распознавания, ограничения доступа к Архиву вкупе с нанесенными новой повреждениями. Возможно — инициированные благодаря контакту с геномом твоего спутника, — существо встало. Прошлепало куда-то в сторону и там, похоже, опустилось на колени.

— Остаток надежды, — задумчиво прохлюпал эмбрион. — Регулировка тепловых потоков — это более глубокие, более близкие к инкапсулированным зонам участки кода. Возможно — использовать генетические маркеры поглощенной биоформы? Более глубокая интеграция, не на уровне мыслительных ядер, а с внесением последовательности азотистых оснований в управляющие алгоритмы зондов-носителей первичной связности? Мало шансов на успех, но попытка оправдана. Требуется эксперимент — усвоение механорганелл нервной тканью, генетически идентичной поглощенной биоформе, — оно снова замолкло. На сей раз — надолго.

Из болезненного забытья Ш-Телл вырвал очередной влажный шлепок внизу. Она уже ничего не могла различить — только мешанину теней и вспышек. Сколько прошло времени? Какая разница?

— Первый образец готов и запущен, — назидательно сообщил хлюпающий голос. — Я внес некоторые изменения в последовательность оснований. Следует отследить их влияние на тепловое распределение поверхности. Необходимо понимать, объедок слабого владыки, цепочку какой минимальной длины мы сможем использовать...

Волну жара ощутила даже онемевшая кожа Ш-Телл.

Низкий, утробный рев нарастал и ширился, отдаваясь в костях черепа. Кажется, сама стена, к которой был прижат ее затылок, содрогалась. Сквозь гул и огонь она услышала, как трещит сгорающая кожа монстра. Ее уха достиг истошный, свистящий вопль...

И она далеко не сразу поняла, что сквозь слитный вой и грохот слышит слова на смутно знакомом языке.

ВЫЖИВАНИЕ. НЕДОСТАТОК ВРЕМЕНИ. НЕДОСТАТОК КОГНИТИВНОЙ МОЩНОСТИ. СООБЩЕНИЕ ДЛЯ ПОСЛАНЦА ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ, ОПРЕДЕЛЯЕМЫХ КАК ОСКОРБИТЕЛИ.

— Как?!! — выкрик эмбриона на этом фоне казался шепотом. Нечеловеческий, высокий, накладывающийся сам на себя голос — словно говорил десяток глоток одновременно — продолжал, будто его и не перебивали:

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МНОЖЕСТВЕННОЙ ФИЛЬТРАЦИИ, ПАКЕТНЫЙ ОБМЕН. РАЗРУШАЮЩИЙ КОД НЕ СПОСОБЕН ЭФФЕКТИВНО ОТСЛЕДИТЬ НЕЙРОХИМИЧЕСКИЕ ПОТЕНЦИАЛЫ АКСОНАЛЬНО-ДЕНДРИТНОЙ СЕТИ. ПОСЛАНЦУ ОСКОРБИТЕЛЕЙ СЛЕДУЕТ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ОБРАЗЦЫ, МАКСИМАЛЬНО ПРИБЛИЖЕННЫЕ К ИСХОДНОЙ МАТРИЦЕ ЛИЧНОСТИ И ОРГАНИЗМА ПОГЛОЩЕННОЙ БИОФОРМЫ, ОПРЕДЕЛЯЕМОЙ КАК НИК. ВОЗМОЖНО СОЗДАНИЕ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОГО НЕЙРОННОГО КАНАЛА К ИНКАПСУЛИРОВАННЫМ ЗОНАМ. МИНИМУМ ВМЕШАТЕЛЬСТВА В РЕКОНСТРУКЦИЮ. МИНИМУМ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЕЙ И СЕТЕЙ, КОДИРУЕМЫХ СО СТОРОНЫ ОСКОРБИТЕЛЕЙ.

— П-понимаю... — прохрипело-прохлюпало внизу. — Нервная ткань... как классический канал... это шанс. Что ты такое?!

СФОРМУЛИРОВАНЫ УСЛОВИЯ СОТРУДНИЧЕСТВА. ВЫЖИВАНИЕ БИОФОРМЫ, ОПРЕДЕЛЯЕМОЙ КАК Ш-ТЕЛЛ — ПЕРВОЕ КЛЮЧЕВОЕ УСЛОВИЕ. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ К НЕМУ — УНИЧТОЖЕНИЕ НЕПРИЕМЛЕМО, ПОВТОРНАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ НЕПРИЕМЛЕМА, РАЗРУШАЮЩЕЕ СКАНИРОВАНИЕ НЕПРИЕМЛЕМО. ПРЕКРАЩЕНИЕ АГРЕССИИ В ОТНОШЕНИИ ПЛАНЕТЫ, ОПРЕДЕЛЯЕМОЙ КАК ЗЕМЛЯ — ВТОРОЕ КЛЮЧЕВОЕ УСЛОВИЕ. ПРЕКРАЩЕНИЕ АГРЕССИИ В ОТНОШЕНИИ ПЛАНЕТЫ, ОПРЕДЕЛЯЕМОЙ, КАК КОЛЬЦО РЕЧИ — ТРЕТЬЕ КЛЮЧЕВОЕ УСЛОВИЕ. ПОСЛАНЦУ ОСКОРБИТЕЛЕЙ СЛЕДУЕТ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВНЕДРЯЕМЫЕ ОБРАЗЦЫ БИОФОРМ ДЛЯ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ ПЕРВОГО КЛЮЧЕВОГО УСЛОВИЯ КАК НАЧАЛА СОТРУДНИЧЕСТВА.

Ушей Ш-Телл достиг смех. Хлюпающий, истеричный. Похожий на чавканье рыбьих кишок, извлекаемых из брюха. Она не сразу поняла, из чьих уст он раздается.

Чудовище внизу смеялось.

— Наследуемая регуляция! — с хрипом, хлюпаньем и хохотом выдавило оно. — Плоть и гены, нейроструктуры и память! О технобожественный слепец! О ущербное дитя Земли и Щедрости! Мы обеспечим тебе героическое самопожертвование за чужой счет! Мы выполним твои условия! Выполним — хотя бы для того, чтобы посмотреть, насколько оскорблено ты окажешься, когда узнаешь истину!

На полуслепой глаз Ш-Телл упала тень. Затем разрослась. Поглотила остатки света, обернулась абсолютным мраком.

На долю секунды.

А потом расплескалась на тысячи цветных точек. И собралась обратно. В ясную картину.

Монстр внизу выглядел неважно.

Ну, если о нем когда-то можно было сказать, что он хорошо выглядит.

Вся правая сторона эмбриона превратилась в один большой ожог. Кожа запеклась и обуглилась, сквозь трещины сочилась сукровица. Ноги до середины бедер покрыли кровоточащие язвы. Лицевые складки подергивались, свисали вниз уродливыми клочьями.

Откуда-то сбоку падал слепящий голубой свет. Ш-Телл не могла повернуть голову, чтобы убедиться — но была уверена, что близкий горизонт по-прежнему перечеркивает черной дугой на фоне гигантского синего солнца.

Вот только купол был другим.

Остатки прежнего купола — прозрачная выпуклость с рваной дырой посреди — виднелись перед лицом Ш-Телл. То, что оставалось от ее тела, погрузилось уже довольно глубоко — лишь бугорки виднелись на месте ее шеи и скелета Ника. Предыдущий купол выступал посреди красно-сизого ковра, покрывавшего все, докуда Ш-Телл хватало угла обзора.

Багровый покров пульсировал, по нему шли темные прожилки. Отчего-то у Ш-Телл возникла твердая уверенность, что она сейчас смотрит на живую плоть.

Эмбрион восседал на нем, скрестив ноги. Алая капля на его предплечье разделилась на множество красных жгутов, уходящих прямо в пол. Несколько таких же членистых отростков соединяли с полом шею и голову эмбриона.

— Ты можешь говорить, — хмуро сообщил ей эмбрион. Страшный ожог, кажется, ничуть ему не мешал. — Для меня это не обязательно, но вашим видам артикулирование порой помогает структурировать мысль. Если это можно назвать мышлением, конечно.

Ш-Телл с хлипом втянула воздух — куда, сама не знала.

Открыла рот.

Прокашлялась.

Эмбрион ждал около трех минут по счету Кольца Речи. Потом вскинул руку.

— В коре твоего подобия мозга, — сообщил он, — я не вижу устойчивых очагов возбуждения, соответствующих патологиям психики. Что неудивительно — я предупреждал, что безумие для тебя будет непозволительной роскошью. Поэтому попытайся все же вернуться к связной речи и четкому мышлению. Иначе я решу, что болевая стимуляция — самый простой способ их обеспечить.

Ш-Телл перестала кричать. Вслушалась в сказанные на экваториальном слова, словно впервые слышала родной язык.

Засмеялась.

Эмбрион ждал еще две минуты. Потом Ш-Телл ощутила, как отсутствующий позвоночник пронзает ледяная игла. Ее шипящий хохот оборвался.

— Уже лучше. За каждый отказ от разговора я буду повторять боль. Ты меня понимаешь?

— Д...да.

— Это было отрицательное стимулирование. Перейдем к положительному. Ты хочешь спасти свое Кольцо Речи? Вместе с Землей?

Ш-Телл потребовалась еще минута, чтобы понять, казалось бы, простые слова монстра.

Не только из-за их неразборчивости.

— Спасти? От вас?

Создание Оскорбителей покачало головой.

— От тех, кто опаснее нас. И гораздо более жесток.

Оно поморщилось, слушая безумный смех Ш-Телл.

— Стой, — выдохнула девушка за миг до того, как ощутить новую порцию боли. — Ты... чего-то хочешь от меня добиться? Верно?

Последовал медленный, осторожный кивок бесформенной головы.

Ш-Телл оскалилась.

— Начни с ответов, Оскорбитель, — пробормотала она. — Хотя — нет. Для начала — верни мне мое тело.

И мое копье!

Металлические стены, еще хранящие на себе следы лазерных резаков, укрывали теплоизоляционные панели. Светодиодные ленты вдоль потолка не оставляли теням ни единого уголка. Вдоль стен тянулись легкие перила для удобства передвижения в невесомости.

Ряды настенных мониторов, обычно отображавшие корабельные показатели и тактическую обстановку, временно были переключены на видеопоток с камер панорамного обзора. Казалось, за тесными стенами рубки раскинулся звездный простор и серый каменный склон, тут и там нарушаемый антенными блоками, орудийными установками и шахтными люками.

Двенадцать ложементов, двенадцать шлемов-дисплеев и большая панель главного монитора. Тринадцатый ложемент оставался свободным. Последний участник совещания в кресле не нуждался.

Черное забрало медленно поворачивалось, оглядывая людей, собравшихся в резервном БИЦ "Пангеи".

На самом деле Званцеву не было никакой нужды вглядываться в лица — камеры шлема и БИЦ при необходимости могли давать круговой обзор. Порой Званцев пользовался этим нехитрым приемом, чтобы надавить на психику подчиненных. Но с Ложей это бы не прошло. Зато приемчик был не бесполезен в другом отношении — подталкивал советников и штабистов высказываться, давал понять, что командующий ждет ответа от каждого лично. Стимулировал дискуссию.

— Подытожим, — раскатилось из динамиков. — Итак, монтаж и проверка новых сенсорных систем на "Кенорленде" займет восемьдесят часов, дозаправка для ускоренного выхода на переходную к Юпитеру орбиту — еще десять. После этого паром начнет разгон, чтобы миновать "Пангею", "Лавразию" и "Ангариду" на трех единицах в афелии.

Гладкий, покрытый узором черных пятен череп начальника оперативного управления качнулся. За его спиной экран расцвел пучком траекторий, перечеркивающих космос.

— Раз мы так или иначе опаздываем с общим разгоном эскадры — значит, израсходуем чуть больше топлива, нагоним "Кенорленд" на восходящей, прежде чем "иглы" сумеют выполнить его перехват, и зайдем на группировку вокруг Ио со встречной орбиты. Это несколько увеличит эффективность их импакторов — но и наших тоже. После уничтожения основных структур вокруг спутника эскадра позволит притяжению Юпитера себя захватить, одновременно высылая истребительные группы по петлевым траекториям к структурам у Европы, объекту "Сфера" и комплексу X-110. В афелии ее развернет и после короткого доразгона она сможет ударить по объекту "Кольцо". После чего начнет торможение для возвращения к базе "Альтаир". Где-то на промежутке между первым и пятым этапами ее ожидает удар основных сил противника.

— Который она отразит, — полуутвердительно проговорил Званцев.

Штабист кивнул.

— С тех пор, как мы лишили их доступа на внутренние орбиты, пришельцы лишились возможности оперативно восполнять потери. По данным астроразведки, сейчас в системе Юпитера действуют восемнадцать "игл" и около пятисот легких аппаратов. В то время как четыре "континента" и десять монокорпусных мониторов — это более восьмисот истребителей и четыре тысячи боевых модулей всех классов. Они не смогут нейтрализовать наш удар или нанести эскадре ощутимые потери. Даже полностью отказавшись от прикрытия орбитальных структур и нанеся согласованный удар с "игл" и стационарных систем — они выведут из строя не больше одного парома. Два, если нам очень не повезет. Ценой собственного полного уничтожения.

Званцев беззвучно прошептал несколько слов и картина изменилась. Теперь карта отображала масштабированное изображение Солнечной. Рядом с Нептуном помигивал яркий огонек.

— Так было, — произнес он. — Это был план, которого мы придерживались еще триста часов назад. Итак, Якоб, вы по-прежнему полагаете, что нам не стоит отправлять "Кенорленд" к Лариссе?

Пятноголовый штабист снова склонил голову.

— Так точно. Разделение сил ставит операцию под угрозу. Крыла с трех паромов может оказаться недостаточно для прорыва обороны. Или достаточно — но и мы понесем такие потери, что не сможем добить оставшиеся вражеские комплексы.

Званцев перевел взгляд на начальницу астроразведывательной службы. Миниатюрная, как любой обладатель дварфии, она обладала редким генетическим дефектом — смешением сиренового и квад-мода, из-за чего ее гибкий хвост завершался парой небольших ладоней. Точнее, сейчас этот дефект был признан вполне легитимной вариацией сирены, но на момент его случайного появления сто лет назад из-за внепланового скрещивания генетики усердно работали над его фильтрацией.

— Елена, вам слово.

Сирена-астроразведчица хлопнула по сенсорной панели.

— Сто часов назад обсерватории сто четырнадцать и восемьдесят, — проговорила она, — сообщили о возрастании активности в системе Юпитера. Хотя наши телескопы не засекли сближения буксиров с объектом "Кольцо", оно, тем не менее, увеличило высоту орбиты почти на полмиллиона километров. После чего развернулось практически перпендикулярно к направлению на Нептун. Внешние и внутренние участки "Кольца" начали вращательное движение вдоль его окружности, причем, насколько мы могли наблюдать — в различных направлениях. Из центра "Кольца" были засечены всплески электромагнитного излучения, смещающиеся от инфракрасного до гамма-диапазона, чуть позднее мы уловили мощную позитронную эмиссию. Было также зарегистрировано отклонение направления и спектра света звезд, наблюдавшихся через "Кольцо".

Спустя одиннадцать минут после начала процесса инфракрасные детекторы обнаружили, что от "Кольца" отделился высокотемпературный — по ориентировочным оценкам, разогретый до двух тычяч градусов Кельвина — объект, начавший движение в сторону Нептуна со скоростью около шестидесяти тысяч километров в секунду.

— Сколько? — неверяще произнес глава производственного управления. Кряжистый торс и грубая, темно-бурая кожа лица выдавали обладателя лоубар-мода, голос звучал гулко и раскатисто. Его лицо сделалось еще темнее, когда Званцев обернулся к нему.

— Стефан, мы повторяем известные нам всем факты не для того, чтобы знакомить с ними тех, кто не удосужился изучить доклады, — произнес он укоризненно. Теперь его голос доносился из крохотного наушника в ухе Стефана — Званцев не хотел заставлять подчиненных терять лицо, когда это не было необходимо.

— Да — двадцать процентов от световой, — твердо повторила сирена. — Знаю, кажется невероятным, но две обсерватории разом не могли ошибиться или исказить данные. К тому же они подтверждаются даже собственными сенсорами эскадры. Мы зарегистрировали вспышки ударного испарения микрометеороидов на пути объекта, но не похоже, чтобы ему этим был нанесен существенный вред.

Около ста десяти минут спустя объект... — астроразведчица замялась, — начал активно излучать в инфракрасном, оптическом и гамма-диапазоне. По всей видимости — за счет аннигиляции собственного вещества. Мы пронаблюдали выброс плазменной струи, нацеленной по вектору движения объекта. Температура выброса была такой, что он наблюдался даже с Земли и невооруженным взглядом, и по мере сближения объекта с Нептуном — вызвал существенный разогрев его атмосферы.

Через десять часов после запуска объекта четыре "иглы" из двадцати двух, обращающихся вокруг Юпитера, начали разгон ему вслед. Разумеется, до динамических показателей объекта им далеко, так что Лариссы — если такова их цель — они достигнут не раньше чем через две недели.

Через девяносто три часа после старта объект столкнулся со спутником Нептуна Лариссой. Мы пронаблюдали вспышку импакта и образование кратера. Наши планетологи ожидали полного разрушения спутника, но, по-видимому, масса ударного тела оказалась меньше, чем они предполагали. Инерция столкновения привела к существенному изменению орбиты спутника — теперь перигелий и эксцентриситет орбиты Лариссы увеличились настолько, что она почти задевает орбиту Протея. С поверхности спутника наблюдаются газовые выбросы, сама поверхность охвачена тектоническими сдвигами, в зонах разломов видны следы жидкой воды. По экватору спутника активность значительно увеличена, наблюдается миграция ледяной коры в его сторону с полюсов. Причины подобного явления пока неизвестны... хотя мы, несомненно, все понимаем, с чем или кем оно связано, — сирена тоже обвела Ложу взглядом.

— Разрешите спросить? — заговорил колонист-абарианец. Иссиня-черную кожу пересекала симметричная цепочка шрамов. Гарнизоны полярных кратеров Меркурия получали тройную защиту от ионизирующего излучения — их ДНК несла гены, кодирующие синтез белковых радиопротекторов, меланизацию кожи и усиленные репарационные системы. Впрочем, не факт, что своими шрамами "ртутник" был обязан корректирующим операциям — насколько Званцев знал, ритуальное шрамирование в последние полвека сделалось довольно распространенным обычаем на Абарисе. — Возможно, имеет смысл направить к Лариссе наши разведчики?

Сирена кашлянула, скрыв улыбку.

— Зонды были запущены через час после столкновения. Но, разумеется, с запасом топлива, которым мы располагали, мы сможем обеспечить от них более подробные данные через децигод, не ранее. И то — если "иглы" не изменят траекторию ради их перехвата. Разрешения задействовать монокорпусник или бустер я пока не получила.

Зажужжали сервоприводы. Званцев опустил руки на панель перед собой — жест, пришедший откуда-то из сохранившихся огрызков моторной памяти.

— Итак, — произнес он. — Пришельцы видят наши приготовления, как и мы — их. Они знают, что мы готовы к финальной операции, которая положит конец их присутствию в Солнечной. И тем не менее — они тратят силы и время на отправку объекта, чем бы он ни был — к Лариссе. К небесному телу, на котором у нас никогда не имелось ни баз, ни гарнизонов, даже сенсорных устройств. О чем это может говорить?

— Отвлекающий маневр, — предположил командир "Лавразии". Нижними руками он набрасывал какое-то сообщение на панели, а одной из верхних указал на трассу "игл". — Если мы направим "Кенорленд" к Нептуну — бьюсь об заклад, "иглы" развернутся обратно к Юпитеру, едва убедятся, что он уже не успевает помочь остальным трем паромам. Запас дельты у этих ублюдков впечатляющий. Командующий, я тоже против разделения эскадры.

— Отвлекающий маневр? — встревоженно повторил представитель комитета Генассамблеи по связям с ГлобДефКомом. — На одной пятой скорости света? Господин главнокомандующий, ГлобДефКом сумел бы перехватить снаряд, окажись он нацелен на Землю?

Званцев посмотрел на ооновца — высокорослого носителя базового фенотипа родом из Российской эконзоны. Легким движением ладони отобразил на экране позиции кинетических перехватчиков.

— У нас достаточно сил на околоземной орбите, чтобы нейтрализовать подобный снаряд, — проговорил он. — Одиночный, по крайней мере... Якоб, Владислав поднял хороший вопрос. Что будет, если "Кольцо" начнет обстрел нашего флота релятивистскими импакторами на встречном курсе?

Штабист и двое командиров паромов переглянулись.

— Слишком много неизвестных, — наконец, признался офицер Ложи. — Темп ведения огня, масса, фрагментация... Полагаю, это может увеличить наши потери, возможно — стоить еще одного парома. Но наши шансы все равно высоки. Мы можем использовать холодные щиты для перехвата осколков, выпускать боевые модули встречным курсом. Если у них нет в загашнике очередного сюрприза — им нас не остановить.

— Интереснее другое, — задумчиво промолвил "паук". — "Кольцо" было у них под рукой с начала войны. Почему они ни разу не попытались использовать его в таком ключе?

Званцев внутренне засмеялся. Он единственный в рубке помнил — пусть и очень смутно — каково это, сидеть под землей в ожидании вражеских бомбардировок, и гадать, начнут или нет чужаки стирать с лица планеты один город за другим.

— И все же, для отвлекающего маневра это выглядит довольно странно, — ответила сирена. — Я бы скорей поставила на то, что в системе Нептуна они хотели уничтожить некую оставшуюся незамеченной нами цель. Не сочтите меня суеверной... но я не могу не вспомнить о создателях кувенов, — она пожала плечами.

Упоминание о кувенах за последние двести лет сделалось чем-то вроде негласного табу. Флот так и не сумел выделить достаточно топлива на вооруженную экспедицию посещения. Пролетные же зонды либо уничтожались чужаками — либо, что чаще, не сообщали никакой вразумительной информации о облаках пленочных экранов, что уже давно разошлись и расплылись в пространстве, давно перестав закрывать землянам вид на чужие звезды.

— Возможно, — наконец, выговорил он. Не поворачивая головы, обвел взглядом полутемный овальный зал, призрачное свечение пустующих на время совещания пультов, скользнул взглядом по веренице сообщений, бегущих в фоновом режиме в правом нижнем углу поля зрения. Снова осмотрел сборище человекоподобных чудовищ, в чьих руках сейчас находилась, возможно, судьба самой долгой войны в истории вида.

— Якоб, — наконец, проговорил Званцев. — Подготовьте три монокорпусника из состава эскадра. Отсутствие такого количества нас заметно не ослабит. Снабдите их бустерами для максимально быстрого полета к системе Нептуна. Пусть выдвигаются к Лариссе. Цель — разведка, если будет возможно — высадка на поверхность и сбор информации. Зондами и лично.

— Сэр, — начал было штабист, и смолк. На сетчатку Званцева упал алый огонек сообщения высшего приоритета. Достаточно важного, чтобы пробить фоновый блок, выставленный всеми членами Ложи на время заседания.

— Елена, вы тоже его получили, — констатировал Званцев, видя, как дернулась мышца на лице сирены.

— Так точно, — та всмотрелась в панель. Званцев легким движением глазных яблок раскрыл текст.

Сирена побледнела. Она еще дочитывала сообщение — а руки судорожно вцепились в край стола. Она сглотнула.

Званцев не позволил себе никакой реакции. Хотя ему сейчас очень хотелось выматериться в голос. Триста пятьдесят прожитых лет вдруг камнем легли на его стальные плечи.

— Сэр, — вновь было заговорил Якоб. Званцев прервал его вскинутой ладонью.

— Господа. Новости из секции межзвездного наблюдения. Прошу всех ознакомиться.

Через несколько секунд зал заполнился мертвенным молчанием.

И в тишине раздалось негромкое, но разборчивое ругательство командира десантного корпуса.

Званцев всматривался в дисплей внешнего обзора, словно пытаясь разглядеть среди тысяч звезд приближающихся врагов. Он все еще ощущал шок от страшных новостей — но впитавшиеся в плоть и кровь привычки солдата не давали поддаться панике.

А мозг уже принялся машинально прикидывать варианты действий.

Вариантов выходило немного.

— Пятнадцать объектов, — его голос разбил сгустившуюся тишину. Лица поворачивались, глаза с надеждой смотрели на черную фигуру. Званцеву очень хотелось, чтоб и ему было на кого надеяться. — Приближаются из района созвездия Южной Гидры. Расстояние — около пяти парсек. Спектр излучения в точности совпадает с архивными записями торможения врагов времен начала Вторжения. Верно, Елена?

Сирена кивнула, не в силах сдержать дрожь.

— Если два источника излучения соответствовали сфере, кольцу и четырем "иглам", — проговорила она, — то к Солнечной системе приближаются около пятидесяти вражеских тяжелых аппаратов. В самые тяжелые времена мы единовременно имели дело максимум с двумя десятками "игл".

Званцев почувствовал, как кровь застывает у него в жилах — хотя биофизические мониторы упрямо констатировали, что температура тела командующего остается в норме.

— Максвелл, каковы варианты перехвата? — деловито спросил он. Глядя через стол на начальника отдела перспективных видов вооружений.

Уроженец одного из дейтериевых аэронакопителей Венеры — высокий, прямой как палка, без малейшего намека на седину в черной шевелюре, без единой складки на отутюженном мундире — развел руками.

— Мы, безусловно, можем направить навстречу противнику группу высокоскоростных импакторов, — задумчиво произнес он. — Особенно если комплекс разгонных солазеров вокруг Меркурия войдет в строй, как запланировано... Но я очень сомневаюсь, что цивилизация, воюющая на межзвездных расстояниях, и знающая, что такое релятивистская кинетика, не предусмотрела от нее никакой защиты.

— Ладно, — Званцев обернулся к сирене. — Елена, каково подлетное время вражеского флота?

Та пожала плечами. — Все оценки приблизительны. Возможно — лет тридцать.

— Что ж, тогда на ближайшую перспективу наши задачи не изменились, — отрезал Званцев. — Сперва уничтожим тех чужаков, что уже в Солнечной — а затем будем думать, как управиться с гостями. Якоб!

— Сэр, — офицер тоже оправился от шока и сейчас прокручивал какой-то документ. — Я позволю себе предложить для экспедиции к Лариссе мониторы "Гренландия", "Гамбург" и "Мурманск". Это корабли старой постройки, с большим резервом по автономности. Рассчитанные на цикл для десятков человек экипажа. То, что нужно на таком перегоне. К тому же их огневая мощь не так велика, чтобы их отсутствие сильно ослабило эскадру.

— Одобряю. Отдайте необходимые распоряжения, и... — Званцев умолк.

Изображение на панорамных видеоокнах угасло.

Лента под потолком тоже отключилась. В привычный уже гул жилых центрифуг вкралась неуверенная нотка.

Он было попытался вызвать командира "Пангеи" по внутрикорабельной сети — но натолкнулся лишь на настойчиво всплывающее сообщение об ошибке. Мониторы и сенсорные экраны также угасали один за другим. Переключился на службу охраны — безрезультатно.

Вспыхнуло красное аварийное освещение. Сквозь переборки и изоляцию донесся слабый гул взрыва.

— Нападение? — пробормотал оружейник.

— Возможно, — бросил Званцев. — Охрана!

Тишина.

Затем раздался цокот магнитных подков по железному полу. Люк распахнулся.

Званцев с облегчением узнал Кайла Уотерса, старшего помощника "Пангеи". Офицер выглядел встревоженным. Вместо униформы на нем был подскафандровый комбинезон, левую руку охватывали кольца полуавтоматического медпакета. На поясе виднелась кобура пистолета.

— Коммандер, — Званцев шагнул ко входу в рубку. — Что произошло? Где капитан Бауте?

— Убит, — выдохнул старпом. — На борту мятеж. Мостик и двигательные отсеки были заминированы. Десант ведет бой. Сеть под контролем противника.

Одиннадцать человек за спиной Званцева резко выдохнули.

— Бортовое крыло?

— Не известно. Модули никто не контролирует, нет доступа у нас и к шахтам истребителей, — Уотерс шагнул в сторону, пропуская в рубку четырех космонавтов. Двое были вооружены легкими счетверенными мортирами, у двоих Званцев заметил пистолеты-"низкобои" — оружие для боя в корабельных отсеках. Бойцы разошлись вокруг главного экрана, охватывая рубку полукольцом.

— Сколько их? Чего они хотят? Они пытались вести переговоры? — бросил командующий десантным корпусом. Его нижняя рука шарила у пояса, словно искала отсутствующую мортиру.

— Да, — глаза Уотерса сузились, он посмотрел прямо на Званцева. Лицо сделалось жестким, рубленым. — Сдавайтесь. И вам не причинят вреда.

— Что?. — начал было десантник — и осекся.

Одновременно со Званцевым разглядев в глазах четверки тьму расширенных зрачков. Узнав неестественную, рваную пластику движений.

— Не двигаться, — обе мортиры нацелились Званцеву между кирасой и поясом. Деструдо смотрели куда-то сквозь Званцева, ни единый мускул на безвольных лицах не дрогнул. Званцев, однако, не сомневался, кто успеет выстрелить первым. И представлял, что сделает с его броней ударившая в стык бронебойная граната.

Кто-то вскрикнул. Ооновец вскочил с ложемента. Ближайший деструдо без замаха ударил его рукоятью "низкобоя". Парламентарий нелепо качнулся, обмяк. С рассеченной скулы сорвались шарики крови.

— Больше так не делай, — бросил Уотерс, и уже в сторону деструдо. — Если кто-то еще дернется — стрелять на поражение.

— Чего ты хочешь? — динамик Званцева легко перекрыл панические вопли ужаса штабистов. Он, не отрываясь, смотрел в лицо Уотерса. — Ты — на их стороне? Ты, человек?!

Уотерс улыбнулся. Неожиданно широко и радостно.

— Человек. В обычной жизни. Но сейчас немного необычный случай. Не волнуйся, я не собираюсь убивать вас, если не вынудите. А тебя — в особенности. В конце концов, я же твой должник.

— Тебе это с рук не сойдет, кто бы ты ни был — прорычал космодесантник. — На "Пангее" две роты десанта с полным штатом дронов. Не знаю, сколько вас на борту и откуда вы взялись, сучьи дети, но всех ребят вам не перебить.

Уотерс полностью проигнорировал слова генерала. Его глаза не отрывались от черного шлема. Небрежным движением он коснулся наруча-планшета, заставляя вход закрыться у себя за спиной.

— Должник? — переспросил Званцев.

— Разумеется. Ведь ты же спас мне жизнь. Не помнишь?

У Званцева возникло неприятное ощущение — будто взгляд стоявшего у входа в рубку Уотерса с легкостью проникает под забрало, читая выражение отсутствующего лица.

— О чем ты говоришь? — требовательно спросил он.

— Значит, не помнишь? — Уотерс засмеялся, и Званцев почувствовал, как просыпается память — и накатывает ощущение безумия. — Неудивительно. Прошло столько лет... Столько веков. Знаешь, вы с Тэсс тогда практически заменили мне родителей. Жаль, что тебе пришлось ее убить.

Все звуки в рубке словно бы примолкли. Званцеву казалось, что он смотрит на Уотерса сквозь длинный тоннель искаженного пространства. Невероятное, невозможное узнавание всплывало откуда-то с подкорковых, подпороговых нейронных глубин...

Его голосовые связки шевельнулись. Нейросетевые блоки расшифровали сигналы, направленные к удаленному языку, и превратили бессвязное шипение в одно слово.

— Джек???

— Джек Брайдон со "Стэнли Артура". Алексей Лисицын со "сто шестой". Андрей Ингиле с "Танаэльва". Кайл Уотерс с "Пангеи". И еще добрый десяток имен и кораблей. Вот мы и снова встретились, капитан.

Стояла тишина. Мертвая, абсолютная. Выключились, похоже, даже вентиляция, реакторы и центрифуги.

— Все эти годы... — Званцеву хотелось шептать, но динамики не умели воспроизводить шепот. — Все эти сотни лет... Ты работал на них?

Лицо Уотерса — Джека — сделалось задумчивым.

— Боюсь, это немного некорректная формулировка. В обычной жизни я... ну, не то чтобы не помню, что служу кровным братьям или вот уже триста лет обхожусь без омоложения. Я просто не придаю этому значения. Управляемое когнитивное искажение, если хочешь. Очень удобно.

В основном меня задействуют для сбора информации, иногда — для разовых акций. Но теперь ситуация изменилась, капитан.

— Действительно, — процедил Званцев. — Когда... когда с тобой сделали это? Там, в плену? Или еще раньше?

Движением зрачков он активировал небольшое устройство, встроенное в плечо бронекомплекса.

— О, капитан. Ты же не думаешь, что оборонительные системы позволили бы неподконтрольным биоформам вот так вот просто проникать в зону сбора добычи? Без меня вы бы не добрались и до середины Суррея... — Джек еще продолжал говорить, а Званцев уже переключил обзор на верхние камеры. Поймал в перекрестье прицела стык двух потолочных панелей — и его палец дернулся, прижав виртуальную кнопку спуска.

С щелчком откинулась заслонка. Малокалиберный пистолет-пулемет плюнул огнем. В ту же секунду деструдо выстрелил — и огненная стрела перечеркнула воздух над закрывшей головы руками, вжавшейся в кресла Ложей.

Очередь ударила в потолок. Разлетелись клочья пластика вперемешку с изоляцией. Град искр из замкнувшей проводки водопадом обрушился на стол.

Званцева отшвырнуло. Микрофоны шлема предназначались для поля боя — и это спасло его от глухоты. У самого лица расцвела вспышка разрыва, даже не поворачивая головы, он знал, что на месте встроенной турели — клочья рваного металла.

Взвыл ревун пожарной тревоги.

Потоки переохлажденного фторкетона ударили из скрытых форсунок. Тугие струи хладагента, словно дубинки, били по деструдо, по пригнувшемуся Уотерсу, по визжащей Ложе. Званцев выбросил руку в сторону, вырывая из креплений пустующий ложемент.

Из облаков белопенного тумана вырвалось пламя.

Деструдо не умели промахиваться.

Тем более не умели мазать инфракрасные блоки самонаведения мортирных гранат.

Если могли различить цель сквозь брызги фторкетонового тумана.

Кресло в руках Званцева взорвалось струями огня. Гром проник сквозь шлем безо всяких микрофонов. Пламя ударило в плечи и бедра, сшибло с ног. Магнитные подковы оторвались от пола, его впечатало в стену.

Пожалуй, оставайся у Званцева вестибулярный аппарат — он бы потерял сознание.

А так к нему лишь вернулось давно забытое ощущение пропущенной оплеухи.

Броня дымилась и тлела. Иньекторы торопливо подавали в кровеносную систему лошадиные дозы стимуляторов.

Однако, взрыв оказался все же слабее, чем он ждал. Фугаски вместо кумулятивных гранат? Даже при прямом попадании кираса бы защитила — пусть не от контузии...

Званцев не тратил времени на такие мысли. Взвыли приводы, бросая доспех вперед. Лязгнули подковы, примагнитившись к полу в полуметре от деструдо.

Рявкнул "низкобой". По шлему заехало, будто дубинкой. Званцев пошатнулся — и вложил в удар всю энергию замаха и три центнера веса. Хрустнули кости.

Бронированные пальцы сомкнулись вокруг пистолетной рукояти.

Выстрел! Званцева слегка развернуло, когда мягкая пуля разбрызгалась о его локоть. Выстрел! Он почти пропустил выметнувшуюся из рассеивающегося тумана тень. Но успел — и его пуля разнесла череп летящего вперед деструдо в миллиметре от ствола.

Туман расходился. По ту сторону стола взмывали над потолком, вцепившись друг другу в горло, генерал-десантник и деструдо. Второй деструдо на глазах Званцева вогнал новый пакет гранат в мортиру. Рванул из кресла сирену-астроразведчицу — и, прикрываясь ей, вскинул оружие.

Выстрел Званцева отшвырнул их на стену. Плечо сирены брызнуло в стороны. Деструдо согнулся. Вторая пуля вошла точно между почерневших глаз.

А третья — в спину противника генерала, пронеся обоих вдоль рубки и швырнув на главный экран.

Лже-Уотерс еще тянулся за пистолетом. Кем — чем — бы он не был, а по скорости реакции деструдо его опережали в несколько раз. Его оружие успело покинуть кобуру — и на скулу Джека-Уотерса обрушился бронированный кулак Званцева.

— ЭЛИЗА! — гаркнул он во всю мощь динамиков.

Из-под стола вынырнула голова начальницы медицинского отдела флота. Глаза — по плошке, лицо в обрамлении выдающих лагранжианку костных шипов — белое, как мел. Она смотрела на Званцева с восторгом и ужасом.

— Оказать помощь! — рявкнул Званцев, ткнув в сторону окруженной каплями крови, словно газовый гигант — спутниками, Елены. — Генерал?

По ту сторону стола, кашляя, распрямился десантник. Он осторожно ощупывал собственное горло.

— Кхе... кхе... Даже "паучара" может засидеться в штабе... Спасибо, сэр, — он ловко поймал брошенный Званцевым "низкобой" своего противника.

Званцев перевел взгляд на люк. У него самого кружилась голова, и перед глазами мерцали светлые точки — то ли глючили дисплеи, то ли собственная сетчатка. Жалобно пискнул статус-монитор, подавая в кровь порцию медикаментов.

— Система пожаротушения заблокировала вход. Теперь попасть сюда можно только по спецкоду, который имеется у четырех офицеров парома, включая командира. Я надеюсь, никто из них не был захвачен противником... но будем исходить из худшего.

— Сэр, — генерал слегка неуклюже оттолкнулся от потолка, затормозился рядом со Званцевым. — То, что он говорил... — он перевел взгляд на Джека. Прищурился.

— Еще дышит.

— Он мне был нужен живым, — отрезал Званцев. — Хочу выяснить, говорил ли он правду — или просто хорошо изучил мое досье.

Глаза Джека приоткрылись. Зрачки сфокусировались на забрале.

Званцев сгреб его за шиворот.

— Сколько вас на пароме?

Джек осклабился.

— Браво, капитан. Ты — великолепный противник. И достойная добыча.

Ты впечатлил даже кровного брата — а это многого стоит. Ты сполна оправдал все усилия, затраченные на сохранение твоей жизни.

— Я задал вопрос! — Званцев чуть повернул кисть, и Джека от души приложило о край стола.

— О, немного. Восемь, включая их, — Джек дернул подбородком в сторону тел.

— Что? — брови генерала взлетели вверх. — Да на что вы вообще надеялись?

— Уж конечно, не захватить "Пангею", — Джек сплюнул кровь. — Проклятье... Какое неудачное стечение обстоятельств.

— Для тебя — да.

— И для всей Земли тоже.

Званцев всмотрелся в разбитое лицо.

— Что ты имеешь в виду?

Окровавленные губы шевельнулись, складываясь в улыбку.

— Видишь ли. Если бы жизнь вождя ГлобДефКома была в наших руках — это чертовски придало бы убедительности нашим предложениям о мирных переговорах.

Исполосованный облачными стенами голубой исполин медленно спускался к горизонту. Миллионолетняя неподвижность была прервана ударом, что расколол ледяную кору. Синий в иссиня-черных, расцвеченных импактом небесах, Нептун неторопливо сжимался и клонился к содрогающимся айсбергам. Реки красно-розового льда текли через болота азотной шуги, на ходу кипя и вздымаясь скалами, фонтаны пара поднимались над полюсами, чуть корректируя орбиту спутника.

Четыре зеркальных клина прервали торможение на полпути, исчерпав свои небогатые запасы топлива. Сенсоры засекли пламя двигателей землянина, и при желании "иглы" могли бы отправить на пересечение с курсом монитора стаю смертоносных гостинцев. Но это не входило в планы их хозяина.

Взрыв произошел безо всяких внешних эффектов — буднично и просто. Просто черная паутина трещин вдруг расползлась по обшивке биомашин, грозные очертания подернулись облачками тумана — и "иглы" дрогнули, распадаясь на тысячи осколков. Струи жидких карбидов вырывались в космос, мгновенно застывая роем дробинок.

Земной корабль находился слишком далеко, чтобы наблюдать за столкновением обломков с поверхностью спутника. Но пролетные зонды, опередившие монитор, засняли во всех подробностях, как рой вонзился в бурлящую кору Лариссы, роем комет перечеркнув ее новорожденную атмосферу. Столкновение испятнало целое полушарие сыпью вспышек и кратеров — довольно небольших, впрочем, и быстро затянувшихся льдом.

Корабль походил на старинный артиллерийский снаряд со срезанным носом. Плиты радиопоглощающего композита перемежались ракетными шахтами и орудийными башнями. Дополнительные баки-бустеры были отстрелены, и узлы подвески зияли пустотой. "Мурманск" был введен в строй более полувека назад, и его обитаемый отсек мог поддерживать существование десяти человек (в основном, инженерно-обслуживающую команду) на протяжении полугода. Современная робототехника позволяла сократить экипаж монитора до двух космонавтов — впрочем, сейчас вмещая пятерых.

"Мурманск" сближался с Нептуном, продолжая гасить скорость. Монитор не рискнул выйти на орбиту самой Лариссы, вместо этого следуя за ней приблизительно градусах в десяти, удерживая спутник над горизонтом ледяного гиганта. Маневровые двигатели корабля изредка вспыхивали, когда тому приходилось уклоняться от взбаламученных встряской в системе ледяных булыжников.

Многослойная обшивка корабля предназначалась прежде всего для защиты от радиации, а не столкновений. И хотя небольшие тела она могла остановить — о вытянутых радиаторных плоскостях или сенсорных датчиках сказать того же было нельзя. Защитой "Мурманску" служила не броня, а скорость и маневренность, которые ему давали маршевые ионники, и маневровые васимры, и объемистые баки с топливом и реактивной массой. По своим боевым качествам монитор примерно соответствовал звену истребителей — в десять раз превосходя это звено в стоимости. Но в отличие от истребителя — монитор мог быстро и в широком диапазоне скоростей оказаться в той точке космоса, где требовалась огневая мощь. При этом месяцами защищая свой экипаж от солнечных вспышек и уверенно маневрируя в потоках жесткого рентгена.

Новая группа зондов покинула пусковые. Тормозясь двигателями, они нырнули в густеющие пары, опускаясь на бурлящий лед. Там, внизу, из столбов гейзеров выползали реки ледяного крошева, текли к экватору раскрученной ударом Лариссы. У экватора — закручивались в медленные водовороты, проглотившие один из пяти зондов. Отливающие металлом пятна всплывали из глубин Лариссы, размазываясь вдоль потоков шуги, уже водяной, а не азотно-метановой. У экватора сливались, набухая самородками, вздымаясь позвонками спящего подо льдом чудовища. Отливающий металлом хребет опоясал Лариссу по экватору, разделив кружение водоворотов в обоих полушариях.

Два зонда остались на орбите, от них, расходясь ожерельями, потянулись длинные цепочки диполей. Заработали дальномеры "Мурманска" и орбитальных зондов, сверхточные атомные часы отследили запаздывание сигналов от сверкающих алюминиевых крылаток.

Ускоритель довернулся. Плюнул в такт отбойникам синей молнией плазменного выхлопа. Огненная точка снаряда устремилась к Лариссе, канула в облака. Внизу зонд, качающийся и кренящийся на тающей льдине, тщательно записал и измерил расхождение в скорости прохождения ударной волны через ядро спутника и вокруг его новорожденного океана.

В рубке "Мурманска" двое обменялись взглядами.

— Плотность аномально увеличена. Такое впечатление, что все обломки "игл" собрались у центра спутника. Ядро расплавлено почти на девяносто процентов, что подтверждается характером приливной деформации. По сути, Ларисса сейчас фактически — большая водяная капля с включениями... черт знает чего.

— Речь о зонах высокой плотности?

— Да. Если замеры верны, они имеют форму разветвленных нитей, тянущихся от центра спутника к его поверхности. Группируются у экватора, но направлены и к высоким широтам вплоть до полюсов. Зоны выхода на поверхность совпадают с точками выброса... вещества неизвестной нам природы. Анализаторы утверждают, что мы имеем дело со... смесью молибдена, вольфрама и металлов лантаноидной и актиноидной групп. Правда, этим штукам там, на поверхности, забыли сообщить, что при такой температуре они должны, согласно известным нам законам физики, сохранять кристаллическую решетку.

— А центральная структура?

— Те же металлы со включениями... ну, я бы сказал, что речь идет о сверхтяжелых трансуранидах, с помощью какой-то черной магии сохраняющих стабильность. Если, конечно, верить оценкам плотности. Кстати, нечто похожее мы уже находили в обломках сбитых "игл". Сопоставьте это с радиационным фоном полярных выбросов и подтвержденным уменьшением диаметра Лариссы...

— Оно... пожирает спутник???

— Перегоняет на тяжелые изотопы, придает им стабильность и формирует из них экваториальную кольцеобразную структуру. Полагаю, мне нет смысла добавлять, что большая часть процессов принципиально невозможны с точки зрения земной физики?

— Никакого. Что же... пока все совпадает с информацией, которую нам потрудились сообщить. Переходим ко второму этапу миссии.

Из раструбов маршевых дюз вырывается синее свечение. Бурлящий диск Лариссы медленно проваливается вниз и назад, затем вновь начинает настигать корабль.

— Коммандер, будьте осторожны.

— Разве не вы сказали, что эта чертовщина для нас безопасна?

— Немного не так. Согласно секретным данным разведки, Ларисса не должна представлять для нас опасности. Но у Лариссы на этот счет может быть другое мнение.

Монитор выходит на орбиту спутника, впрочем, сохраняя приличную дистанцию — почти вровень со сферой Хилла. Ларисса сократилась в диаметре уже на треть, опоясывающее экватор кольцо, напротив, лишь выросло, удерживаясь — вернее, удерживая Лариссу внутри себя абсурдно тонкими опорами. Поверхность огромного тора вздувается и расходится трещинами. Вдоль внешней стороны проклевываются первые побеги "паутины", облик чужой конструкции становится все более узнаваем для землян.

Нейрометаллические струи отвердевают, кое-где складываясь в нагромождение кристаллов, арок и решеток. Техногенные мини-горы, покрытые зарослями плесени, поднимаются над застывающими равнинами.

— Начинаем запуск сценария А. Стадия один. Трансляция числовых последовательностей, подтверждение восприятия, определение каналов контакта.

Вниз, к нейрометаллическим волнам, уходит череда радиоимпульсов. Через некоторое время радиоволна приносит ответный сигнал — повторяющий входящую череду простейших комбинаций.

— Сценарий А подтвержден. Переход к стадии два. Трансляция числовых рядов, накопление грамматики.

Частоты сдвигаются, вопросы и ответы перестают дублировать друг друга. Земной компьютер и порождение чужого разума обмениваются потоками чисел в пулеметном темпе.

— Стадия три. Трансляция множеств, накопление семантики.

Диалог продолжается в слишком быстром темпе, чтобы человеческий мозг успевал следить за созданием нового языка. На визуализационных окнах пляшут графики, изгибаются трехмерные поверхности, бегут по экранам строки формул. Черное кольцо проплывает в опасной близости от монитора.

Ларисса кипит водоворотами зыбучего снега, взрывается осколками металлический лед в оторочке затвердевшей воды. Открываются, становясь кратерами, подповерхностные каверны, тут же сглаживаясь. Спутник рушится внутрь себя, словно летящий по орбите схлопывающийся горный обвал. Из кипения вырастают шпили и башни, поверхность наливается источниками излучения.

Растопырив посадочные опоры, зонды аккуратно подметают выхлопом поверхность. Один из разведчиков, следуя зову радиосигнала, ныряет в открывшуюся в металлической равнине дыру. Разматывается ведущий к ретранслятору кабель, видеокамеры и локаторы передают на "Мурманск" изображение пологого туннеля с дрожащими, будто подернутыми рябью стенками.

Туннель оканчивается в двадцати пяти метрах под поверхностью — неожиданно, будто срезанный, погружаясь в толщу ртутно блестящей жидкости. Манипулятор робота осторожно подается вперед, тусклый блеск втягивается в патрубок. Аппарат разворачивается, устремляясь к выходу из туннеля и к медленно пролетающей над туннелем мобильной лаборатории.

— Образец представляет собой водную эмульсию... ожиженных металлообразных веществ, назовем это так. Проявляет свойства сверхтекучести. Отмечены супрамолекулярные нити и гелевые включения неясной природы, предположительно, на углеродных и кремниевых гелеобразователях с высоким содержанием щелочных металлов. Отмечено спонтанное возникновение в среде образца замкнутых микротоковых контуров. Отмечено спонтанное нарушение нормального термодинамического состояния.

— Поздравляю. У нас в пробирке запечатан живой демон Максвелла. Что вы собираетесь делать с образцом?

— Ну уж явно не тащить его на "Мурманск"... Выводите лабораторию на низкую орбиту. Если аппарат вдруг начнет сближение с монитором — задействуйте... штатные процедуры безопасности.

Механическая рука извлекает прозрачную пробирку из термостата. Внутри миниатюрной орбитальной станции мутная капля медленно смешивается с ртутной жидкостью.

— Дисперсные включения группируются вокруг нервных клеток, интенсивность микротоковых колебаний существенно возросла.

Теперь уже капля ртутной жидкости срывается с блестящего кончика иглы и впитывается в подложку, разбегаясь по влажной поверхности невидимой пленкой.

— Подтвержден осмос дисперсных включений через нейронные и глиальные мембраны. Наблюдаем выстраивание микроструктур во внутриклеточной среде, рост внутрисинаптических образований. Начинаем стимуляцию нервной сети.

С оранжевого кристаллика срывается невидимый луч. Микролазерные импульсы щекочут нейроны на питающей подложке.

— Подтверждена межклеточная трансляция сигналов с использованием внедренных структур. Рост нервных сетей ускорен на сорок восемь процентов по сравнению с контрольными образцами. Потребление питательных веществ выросло на восемьдесят процентов. Оно растет.

— И хочет с нами пообщаться, не так ли?

— Похоже на то. Хорошее начало для древнего фильма ужасов.

— Я бы предпочел, чтобы это был древний фильм ужасов.

Поверхность успокаивается. Бывшая Ларисса сжалась вдвое, окончательно обратилась в шипастый шарик, опоясанный тридцатикилометровым черным кольцом. Звезды у краев кольца подрагивают, еле заметно даже для компьютерного анализа расползаясь светлыми запятыми. Волна ряби катится вдоль черного тора, с каждой секундой набирая темп. Черная поверхность и сама покрывается рябью, кольцо обвивают спирали из металлических ручейков.

— Наблюдается микролинзирование звезд в створе с кольцеобразной структурой? Проклятье. Если напряженность поля достаточно велика, чтобы мы заметили отклонение даже на таком расстоянии...

— Только не спрашивайте меня, как оно существует. Понятия не имею. Лучше поднимите монитор обратно на нептуноцентрическую. Если информация, которой мы располагаем, верна...

Ларисса вскипает.

Структуры на поверхности рушатся, превращаясь в кипящий рой обломков. Бывший спутник озаряют взрывы, за долю секунды воздвигаются и падают извивы арок, фрактальные деревья, металлические струи отвердевают на лету, расшвыривая вокруг спутника картечь застывших брызг. Распахиваются чернеющие трещины, доходящие почти до центра шара.

— Как вы и предсказывали. Это может представлять опасность для нас?

— Для "Мурманска"? Вряд ли, но проверять у меня нет желания. А что с лингвистической секцией?

— Особыми результатами похвастаться не может. Все, чего мы успели добиться — определить блоки для основных выражений и кванторов. Грубо говоря, букварь мы одолели, но застряли на стадии учебника для первоклашек. Образец с поверхности не может похвастаться и этим — сформировавшаяся нейронная сеть прокручивает последовательности, которые посылала нам материнская структура еще на первом этапе, будто зациклившийся скрипт.

— А что сейчас передает Ларисса?

— Энтропийное распределение вчерне повторяется, но от той семантики, которую она установила до трансформации, не осталось и следа. Повторяющиеся единицы исчезающе редки. Боюсь, диалог сменился двумя встречными монологами, коммандер. Причем ни один из участников не понимает языка другого.

— Опять же — в точном соответствии с предсказаниями?

— В точку.

— И что теперь, доктор?

— Вы же и без меня знаете, что.

— Мне это не нравится.

— А мне — еще больше. Готовьте лендер.

До самого горизонта (то есть примерно метров на двести от берега) простирается море металлического студня, уже покрывающееся серо-синей крошкой силицидного льда. Крохотный островок застыл, будто вмороженный в мениск жидкости, своим существованием нарушающей десяток законов физики сразу. По металлической почве раскинулся узор черных нитей, словно поглощающих весь падающий на них свет. Ближе к центру острова нити густеют, сливаются в черное пятно, устремляются к небесам стволом исполинского растения. Колонна тянется ввысь, превращаясь в тонкую ниточку, рассекая голубой диск Нептуна.

В вышине сливаясь с черной дугой, разрубившей небосвод и ледяной гигант надвое.

За спиной — разлапистая пирамидка одноразового посадочного модуля. Впереди — металлическая гладь и уходящий за горизонт огонек монитора.

Обернуться. Посмотреть вверх, на основание опоры. Там, в сорока метрах от "земли", черное на черном пятно входа. Дрон парит рядом на слабых струйках пара.

Неощутимое тяготение позволяет подниматься по почти отвесной колонне, лишь придерживая кабель одной рукой. Сплетенные из миллионов нитей стены смыкаются вокруг. Щелкает карабин. Теперь кабель тянется за спиной, разматываясь с поясной катушки.

Туннель вьется спиралью, перчатки скафандра слегка отталкиваются от стен. Теперь отдельные нити неразличимы в однородной массе — коридор ведет через сгустившийся и отвердевший мрак.

А затем заканчивается. Фара скафандра выхватывает из темноты овальную камеру — и висящую в ее центре безо всякой видимой опоры каплю серебристого света.

Блоки с датчиками остаются висеть в пространстве — липучки и магниты соскальзывают с черной поверхности. Снаружи лендер разворачивает лазерный приемопередатчик, ловя в прицел один из орбитальных ретрансляторов, установленных "Мурманском".

Тихий смешок.

— Ну что ж. Давай познакомимся поближе.

Легкое движение перчатки возносит фигуру в скафандре к сгустку света. Рука протягивается вперед, навстречу устремляется струя серебряного тумана. Капля скользит по термоизоляции, обволакивает нагрудник, шлем... Посреди полости повисает принявшее форму скафандра облако из серебра. На контрольной панели вспыхивают десятки алых огоньков, скафандр лихорадочно рапортует о множественных нарушениях герметичности.

Приглушенный смех снова отдается от стенок шлема.

— Ценю твою деликатность. Но, полагаю, цветочно-конфетный период мы прошли еще на орбите Лариссы.

Окутанная серебристой пленкой рука поднимается к шлему. Забрало скафандра откидывается с негромким щелчком.

Рукотворная гора из стекла и бетона, увенчанная сверкающим шпилем километровой вышины, была отлично заметна с римских улиц. Хоть и находилась от них в двух десятках километров.

Подножие пирамиды опускалось в воды озера. Заходящее солнце превращало шпиль в полосу красного огня, вонзающуюся в вечернее небо. Отсюда, с высоты трех километров, открывался превосходный вид и на озеро, и на многокилометровую парковую зону с разбросанными по ней правительственными резиденциями и старинными замками. Далеко на западе горели закатным пламенем воды Тирренского моря. А к югу раскинулось другое море, бетонное — переплетение автострад, посадочных площадок, вакуумных путепроводов и эстакад. Отделявшее резиденцию Генеральной Ассамблеи от кварталов Вечного Города.

Красивый пейзаж. Нашлемные камеры Званцева при всем желании не могли различить на нем стартовые гнезда дронов и позиции зенитных установок. Хотя он точно знал, что парк под вертолетом напичкан оружием, смертоносным не менее, чем хорошо замаскированным.

Три джеткоптера охраны скользнули в сторону, когда вертолет приблизился к ангару, расположенному на одном из верхних этажей пирамиды. Посадочная площадка качнулась, принимая вес машины, мягко ушла внутрь здания. Закрылись прозрачные створки, люк вертолета распахнулся. Загудел подъемник, опуская Званцева на пол ангара. Часовые в доспехах взяли "на караул".

С точки зрения Званцева, единственная польза от всей этой бутафории — включая нависшую над Римом исполинскую пирамиду — заключалась в одном. Она послужила прототипом для куда менее помпезных и более полезных городов-заводов, которые сейчас возводились по всем высоким широтам — от Новой Земли до острова Сеймур. Трехвековое противостояние в космосе выкачивало ресурсы планеты, словно пылесос. Залежи полезных ископаемых под водами Арктики и сползающими в океан под напором орбитальных солетт ледниками Антарктики стали для человечества манной небесной. Или, точнее, земной.

От шагов Званцева содрогался пол. В сопровождении миротворцев он прошел к лифту, привычно не обращая внимания на дубовые панели и штандарты с голубым глобусом.

Ему не задавали лишних глупых вопросов — привычка главнокомандующего к графику, настолько плотному, насколько это было возможно, была общеизвестна. Откровенно говоря, Званцев с удовольствием бы провел совещание с орбиты, не тратя времени на визит в Рим — но новости были слишком важны, чтобы обсуждать их где бы то ни было еще, кроме надежных стен спецкомнаты.

Интерьер переговорной разительно отличался от пышного убранства официального зала заседаний Совета ООН. Ни флагов с гербами на каждом свободном месте, ни исполинских адаптивных мониторов во всю стену. Только ряд кресел вокруг круглого стола, да стандартные ДР-шлемы на подлокотниках с настольными дисплеями.

И двенадцать человек в деловых костюмах. Внешних признаков генмодов почти не заметно — на консервативной Земле радикальные изменения фенотипа, как и внешние имплантаты, до сих пор считались уделом малообеспеченных слоев. Непринужденная болтовня — точнее, ее безупречная имитация — смолкла, когда в дверях появилась почти задевающая потолок фигура в черной броне.

Званцев ответил на приветствия легким поклоном. Прошел в глубь зала, к креслу, расширенному под габариты доспеха. Окинул директоров экономических зон взглядом.

Именно здесь — не в прирученной Генассамблее, Секретариате или послушной Ложе — он был лишь "первым среди равных". И именно директорат ему предстояло убеждать в том, в чем он сам до конца не был уверен.

Заработали встроенные в стены шумопостановщики и экранирующие сети, сквозь панели донесся неразборчивый шепот контрфазной акустики. Изображение перед глазами Званцева на миг затуманилось.

Званцев вдохнул в легкие побольше дыхательной смеси — старые привычки тела долго не забываются. И начал говорить.

Когда речь Званцева подошла к концу — за стенами пирамиды сомкнулась ночь. Облака над шпилем горели от тысяч прожекторов на склонах резиденции и улицах Рима.

— ...таковы обстоятельства. Мы воздерживаемся от широкого оглашения новостей — только охоты на ведьм нам еще не хватало. Однако вы не хуже меня знаете о сюрпризах, обнаруженных Департаментом планетарной безопасности. Литосферные хранилища с "трупоедами", оборотни на высоких постах в ООН... Как ни печально признавать — чужаки утерли нам нос.

— Как это вообще стало возможным? — поинтересовался директор Северной Америки (правящий землями от Ньюфаундленда до Майями). — Я полагал, что весь личный состав ГлобДефКома регулярно проходит проверку в службе безопасности.

— Достаточно тщательную, чтобы выявить деструдо, — согласился Званцев. — Но то, что обнаружили мои спецы... я не генетик. Но там, на "Пангее", я говорил с созданием, чьи клетки не делают особых различий между транспозонами и кодирующей частью. С ходячей лабораторией по созданию трансгенных организмов. Это существо могло прожить среди нас триста лет — и все это время притворяться человеком. И оно — не одно.

Теперь мы знаем, что искать. Мы выявляем их десятками. Даже в высших эшелонах ООН и территориальных правительствах. И все это время они могли ударить нам в спину в любой момент.

— И это еще не все, — полуутвердительно заметил глава Северной Европы.

Званцев кивнул.

— Астроразведка провела тщательное сканирование выбранных участков неба, — он отделил от наруча небольшой штекер, подключил к столу. Подождал минуту, пока системы "тихой комнаты" прочесывали файлы с доспеха частым гребнем в поисках ловушек и бэкдоров.

— Источник излучения долгое время оставался незамеченным на фоне яркого кувен-объекта QOS-3, — пояснил Званцев. — По этой причине, а также из-за торможения на малой тяге мы его и не замечали. Оценочная масса — до пятидесяти миллиардов тонн. Оценочное время прибытия в нашу систему — до восемнадцати лет.

Молчание.

— Итак, — спокойно заметил лидер Южной Европы (к которой ныне причислялась широкая полоса суши и моря от Гибралтара до Ростова-на-Дону). — К нашей планете приближаются два флота. Один — в два с половиной раза больше, чем тот, с которым мы имеем дело. Второй состоит из одного корабля — который сам по себе больше, чем все, что есть у нас и у наших врагов. Я верно понимаю?

Званцев посмотрел на итальянца.

— Да.

Снова долгая пауза. На лицах блестят капли пота, несмотря на работающие кондиционеры.

— Вы действительно можете остановить это? — наконец, жестко проговорила представительница Ближневосточной зоны.

— Одни — нет.

Званцев подождал, пока на лицах вождей Земли не появится понимание.

— Вы им верите?

Безликий шлем медленно повернулся, оглядывая по очереди всех участников встречи.

— Информация с Лариссы. Объект в Киле. Действия чужаков. Все подтверждает слова пангейского оборотня.

— Сэр, — произнес седовласый директор Российской ЭЗ. Он был единственным в комнате, кто открыто носил имплантат — глаза затягивало искрящееся бельмо линзового дисплея. — Вы же понимаете — у них были все возможности, чтобы состряпать для нас сколь угодно убедительную легенду. И подвесить на орбите Нептуна сколь угодно убедительную декорацию.

Званцев кивнул.

— И единственный способ проверить информацию чужих — подождать и посмотреть. Но здесь есть другая проблема, — он оборвал фразу на полуслове.

Сравнительно юный для члена директората — всего тридцать семь лет — глава Объединенной Полярной мрачно усмехнулся.

— Цена ошибки и промедления — гибель нашей цивилизации. Верно?

Званцев ответил бы усмешкой, если бы мог.

— Абсолютно, — он указал на выведенную на дисплеи схему. — В конечном итоге — это вопрос теории игр.

Мои штабисты проиграли кучу сценариев, с различными коэффициентами угрозы и вариантами действий. В конечном счете они сводятся к трем. Мы принимаем предложение. Мы отказываемся и наносим удар. Мы выжидаем. И в каждом из этих случаев худший исход — сражаться с чужаками и объектом в Киле одновременно.

— Мы пока не можем быть уверены, и что объекты в Южной Гидре и чужаки — одно и то же, — заметил североамериканец.

— Примем как допущение.

Чужаки — знакомая угроза. Я сражался против них, я знаю, как их побеждать. Да, в их колоде хватает крапленых джокеров. Но и у меня найдется парочка козырей. И мы уверенно предполагаем — они не желают нашего окончательного уничтожения. Иначе бы нас стерли в порошок триста лет назад.

Чужак из Киля — давайте действительно называть его Палачом — фактор неизвестный. Мы не знаем, что он может. Мы не знаем, зачем он явился. Все, что у нас есть — это недостоверные сведения о том, что Палач представляет собой угрозу. Абсолютную и смертельную.

Оценка плавает в зависимости от того, какой коэффициент достоверности мы присваиваем словам оборотня. Но в множителе — полное уничтожение. Стопроцентный разгром. Земная цивилизация будет выжжена огнем, наш вид отбросят обратно к каменнным топорам. И после всех вычислений, на исчисляемом промежутке времени этот фактор перевешивает.

Званцев помолчал.

— Я намерен вычеркнуть неизвестную из этого уравнения.

Недоуменный, недоверчивый шепоток пролетел по комнате.

— Сэр, — это директор Юго-Восточной ЭЗ, кряжистый кореец ростом по подбородок самому Званцеву. — Такое решение может ввергнуть нас в войну, о которой мы ничего не знаем. Против стороны, чьи силы нам неизвестны. Бок о бок с врагом, которому мы — вы! — противостояли сотни лет. Вы уверены, что это разумно?

— Из этой ситуации, — металлом лязгнул динамик, — дефицит разумных выходов. Я лишь выбираю выглядящий наименее неразумным. Потому что противоположное решение тоже может ввергнуть нас в войну с врагом, которого мы не в силах одолеть.

Снова торопливые шепоты, обмен взглядами.

— Однако, — вновь заговорила бахаистка. — Даже если вы добьетесь успеха... Вы уверены, что нам не ударят в спину?

— Нам предложен план, который до некоторой степени дает такие гарантии. Мы развернем наши силы в системе Юпитера. Мы будем готовы к удару в любой момент. И если мы заподозрим, что нам пытаются лгать — у нас будет решающее преимущество. Большее, чем то, что мы имеем сейчас. В самом худшем исходе — мы разгромим чужих у Юпитера малой кровью и на их территории, — Званцев сомневался, что кто-то в зале сейчас может оценить его мрачный каламбур.

Директор Южно-Африканской зоны задумчиво изучал таблицы.

— Нам будет сложно объяснить... такой крутой разворот, — осторожно заметил он. — Три с половиной века войны. Мне самому трудно сжиться с этой мыслью. Даже не знаю, как воспримет ее население планеты.

— А вот это, — черный шлем качнулся, — будет уже вашей проблемой.

Ш-Телл приоткрыла глаза, когда до ее слуха донесся неясный шум откуда-то поблизости.

Она не была уверена, что звук ей не почудился. Последнее время ли-ча не слишком доверяла собственным чувствам. Яркие, пестрые вспышки перед глазами, помутнения, заполнявшие голову шорохи. Мозг неохотно сживался с новым телом. Мышцы сокращались по собственной воле, порой находили приступы мелкой дрожи. Воздух под куполом казался то холодным, то слишком горячим.

Голубой свет обжег сетчатку. Ш-Телл досадливо взъерошила шерсть, махнула рукой, заставив стену купола посереть.

Сооружение, собственно, уже не было куполом. Раз за разом из света двух звезд, из клубков голубого огня выплывали черные семена. Вздувались прозрачными полусферами, сливаясь с основным куполом. Теперь постройка Оскорбителей больше напоминала то ли кладку диковинного насекомого, то ли гроздь прозрачных плодов.

Ш-Телл это радовало. Она старалась побольше времени проводить в дальних отсеках, чтобы как можно реже сталкиваться с Оскорбителем.

Это было несложно — чудовище большую часть своего времени проводило в неподвижности посреди центрального купола, лишь изредка принимаясь бродить по соседним.

Ли-ча с охотой вообще не покидала бы своего логова в самом маленьком и дальнем из куполов.

Однако не всегда у нее была такая возможность.

Хлопая глазами, она пошарила рядом с собой. Рука легла на прохладное древко, и Ш-Телл ощутила, как к ней возвращается подобие уверенности.

Не то что бы Ш-Телл надеялась, что выплюнутое машиной Оскорбителей копье поможет ей против стаи звездных странников. Просто чувствовала себя лучше, сжимая оружие.

Она повернула голову, рассматривая источник звука. Подтянула ноги к животу, села. Закусив губу, поднялась на ноги.

Ком по ту сторону отсека мало чем напоминал человека. Собственно, он вообще слабо походил на живое существо. Не знай Ш-Телл, на что — на кого! — смотрит, она бы решила, что имеет дело с дальним родственником эмбриона-Оскорбителя.

Такая же багрово-красная, бесформенная вздутая плоть, в которой смутно угадывались очертания головы и конечностей. Голову определить легко — по пучку мокрых черных волос с этой стороны.

И тем страннее было видеть на этом подобии лица человеческие глаза.

Рот отсутствовал. Голос раздавался откуда-то из переплетения темных прожилок, которое окружало копию.

— Ты... Ты...

Как обычно, Ш-Телл требовалось собрать волю в кулак, чтобы ответить.

— Я, — она с трудом подбирала русские слова. — Снова вижу тебя. Странно... но я все же рада, — и в который раз она не смогла удержаться от вопроса, который не хотела задавать. — Что ты помнишь?

— Если... я помогу? — пробормотала копия. Ш-Телл прикусила губу.

— Если ты поможешь. Многого для этого не потребуется. Просто... тебе придется опять умереть. Но не очень много раз.

Похоже, копия не расслышала сказанного ей.

— Это... безумие какое-то... — пробормотала она. — Я... где я? Что со мной? Что ты такое? Где мы?

Ли-ча тяжело вздохнула. Пол уходил у нее из-под ног, и не только из-за неощутимого притяжения.

— Смотри.

Научиться управлять стенками купола оказалось проще, чем кормящей машиной. Сейчас ли-ча одним движением могла сделать оболочку прозрачной и наоборот. И старалась убедить себя, что невзначай брошенный эмбрионом совет остерегаться, и не раскрыть случайно купол пустоте и ядовитому излучению — просто еще один образчик жестокого юмора чудища.

Яркий свет залил купол. На сей раз небо изменилось.

До горизонта — подать рукой. Металлические холмы в наплывах окалины освещает зависший над ними огромный синий диск, голубая заря рассекает пол-неба, будто огненное кольцо. Пламенное крыло сжалось, укоротилось — теперь уже не синее опахало на пол-небосвода, а острый, яркий язык огня. По другую сторону небосвода огонь становится призрачно-бледным, клубится полупрозрачными синеватыми завитками, металлический обруч тоже обрывается у самого горизонта. Звезды неразличимы. Черная и огненная дуга образуют между собой идеальный крест, и огромное голубое солнце — почти в перекрестье огромных полукружий. Будто исполинская клешня из огня и металла, готовая вот-вот сомкнуться на куполе.

Ш-Телл не оборачивалась. Лишь прикрыла глаза, чтобы не ослепнуть от яркого синего свечения. Огненные волны окутывали ее при каждом движении.

— Свету твоего солнца понадобится больше двухсот земных лет, чтобы достичь этого места, — сообщила она кольцам в небе. — А мой мир — еще в десять раз дальше.

— Как... — голос сзади сорвался. — КТО ТЫ?

Слово "друг" застряло у Ш-Телл в горле.

— Послушай, — несколько минут спустя заговорила она. Заставила себя обернуться — посмотреть в бесформенное лицо, на котором прорезалась алая щель рта.

— Послушай, — повторила ли-ча. — Мы можем спасти Землю. И Кольцо Речи. Если... — она старательно подбирала русские слова. — Оскорбители обещали мне это. От нас мало что зависит, если честно... Но мы с тобой должны попробовать.

Ответа ей пришлось ждать долго.

— Спасти? — отозвался, наконец, безжизненный голос копии. — От... этих тварей?

Ш-Телл покачала головой.

— Это очень, очень долгая история. И тебе придется ее выслушать.

А мне — рассказать.

Из набухающего костьми и мышцами бурдюка плоти на ли-ча смотрели совершенно безумные глаза копии.

Ш-Телл надеялась, что в этот раз ей не придется смотреть, как тихое сумасшествие пожирает рассудок копии. А купол — тело.

— Все началось давно. Очень давно. Миллиарды лет назад. Когда наша Галактика поглощала ближайшие звездные скопления. Когда ни на одной из ее планет не было и следа жизни. Но большая галактика поглотила малую, две волны газа столкнулись, словно воды реки и моря. И это столкновение насытило пространство веществами, нужными для жизни. Сделало то, что позднее сделали для Галактики вспышки излучения и гибнущие звезды. Только на миллиарды лет раньше.

В мертвой Галактике возник крохотный оазис жизни. Тонкий пояс из обитаемых планет. На некоторых из них зародился разум. Даже Оскорбители не знают о нем много. Для них это такая же эпоха легенд, что для нас — времена войны с ними. Может, они походили на нас с тобой. А может — были чужеродными тварями почище Оскорбителей.

Так или иначе, они научились странствовать в космосе. Покинули родные планеты. Встретились друг с другом. Шли миллионы лет. Были войны, были союзы. Разум и даже жизнь то расцветали, то угасали. Галактики менялись. Жгучие лучи раскаляли межзвездный газ. Может быть, они столкнулись с какой-то опасностью, которая их подстегнула.

У них были миллиарды лет. Они стали очень могущественными. Обрели настоящую власть над материей, пространством и временем. Защищали свои миры от губительных вспышек. Поглощали целые планеты и пировали на трупах звезд. Говорили между собой, не обращая внимания на расстояние. Бороздили галактику во всех направлениях. Стали подобны богам — а, вернее, и стали богами.

Однажды они взглянули на Галактику и увидели, что многие миры в ней подобны их собственной родине или родинам в далекие времена. Что на них готова зародиться собственная жизнь. Которая, возможно, породит разум, подобный их собственный. Они решили ему помочь.

Так родилась Щедрость. Великий союз миров и богов, равного которому Галактика с тех пор не знала. Они засевали жизнью миллионы планет. Следили, как те расцветают. Когда семя Щедрости давало ростки разума — ее посланцы приходили в засеянные миры. Становились учителями. Соединяли цивилизации в единую сеть с помощью своих связующих колец, — Ш-Телл указала на железную равнину и перекрестье огненной и металлической дуг. — На одном из таких посланцев мы и находимся.

Они создали машины. Специальные машины, целью которых было искать зарождающиеся цивилизации. Оценивать, насколько те готовы учиться. Каждая такая машина была... — ли-ча замешкалась, подбирая слова. Эмбрион обещал, что хватит нескольких повторений, чтобы вложенные в ее мозг языковые сплетения прижились и позволили ей говорить на языке землян не хуже, чем на родном. Ш-Телл пока что сомневалась в его словах.

— Одна ее часть была наставником. Хранилищем знаний. Вместилищем разума. Другая — приспособлением для разговора на расстоянии. Для передачи знаний. Для связи со всеми мирами Щедрости. И отвечала за... рождение новых машин. Когда ближайшее кольцо замечало, что жители планеты расселяются по своей системе — оно посылало туда семя. Из которого вырастали новый архив и новое кольцо.

Так длилось миллионы лет. Может быть, Щедрость поставила перед собой задачу, с которой не справились объединенные умы всей Галактики. Может, величайшие и старейшие разумы Щедрости просто пресытились. Испробовали за миллионы лет все доступное разумному существу. Замкнулись в свои выстроенные вокруг звезд тела-оболочки.

Так или иначе, рай, который звался Щедростью, стал угасать. Одни правители Щедрости потребовали, чтобы новые миры, входящие в их братство, принесли им богатую дань в уплату за те блага, что таили в себе Архивы. Другие воспротивились такому решению.

Грянула война. Щедрость сражалась не так, как бьются Оскорбители — сжигая миры и убивая разумных. Нет, они обменивались сквозь свои связующие кольца цифровыми ядами и субразумными кодами. Переписывали и стирали само мышление друг друга, — Ш-Телл повторяла заученные слова, гадая, сможет ли когда-нибудь полностью понять их смысл.

Мятежники Щедрости создали оружие. Щедрость перерождалась в Алчность, и такое же имя получило их создание. Чума. Цифровая болезнь. Примитивное сознание, охотящееся на зарождающиеся Архивы. Пожирающее их, стоило им заговорить со своими собратьями в других мирах.

Связующие кольца оставались в неприкосновенности. Сама их природа защищала их от нападений. Поток времени... — Ш-Телл осеклась. Эту часть ей всегда было трудно не то, что повторить — сформулировать. О понимании речь не заходила.

— Кольца позволяли говорить быстрее света. Быстрее времени. Попытка напасть на кольцо создавала... противоречие. Слова, сказанные связующими кольцами, составляли единое целое вне времени... колебавшееся, будто морские волны, и только сами кольца могли заставить... — ли-ча тряхнула головой. — Пространство и время оборачивались против тех, кто пытался помешать или повредить кольцам, чтобы не допустить противоречия. Не стоило шутить со временем. Но это не касалось... слов, сказанных теми, кто ими пользовался. Алчность не рисковала уничтожать кольца — только Архивы. Лишь присваивала их себе, если могла.

Война завершилась. Часть Щедрости была уничтожена в междуусобных схватках. Уцелевшая — стала Алчностью. Остатками прежнего величия, требующими немалую цену за то, что прежняя Щедрость отдавала в дар.

Но для Алчности имело цену очень немногое из того, что могли предложить ей возвышавшиеся планеты. Разумы-оболочки Алчности не нуждались в энергии или веществах, которые могли предложить ей слабые, не достигшие всей мощи Алчности цивилизации. Было лишь одно, чем они могли заинтересовать Алчность — и купить ее блага.

Информация. Сложность. Разумы Алчности были любопытны — может быть, единственное качество, которое оставалось у них общим с нами. Те, кто не стремился познавать новое — замыкался в себе, погружаясь в цифровое блаженство, не интересуясь Галактикой вокруг себя сверх минимума, что обеспечивал безопасность. Те, кто стремился познавать — говорили со слабыми разумами через оставшиеся у них кольца.

Развитие. Переход от химических соединений в цифровую форму генов, от генов — к сетевой форме нейронов, от нейронов — к планетарной форме компьютерных сетей. Планеты с жизнью были более сложными. Планеты с разумом были более сложными. Планеты с техноцивилизацией были более сложными. Давали больше информации, интересной для оболочек Алчности. Развлекавшей их. В обмен за собственную историю любой мир мог купить у Алчности дары, ведущие к возвышению. Матрицы, управлявшие созданием технобожественных чудес.

Но та малая доля божественности, которую уделяла новоявленным владыкам Алчность, лишь распаляла их желания. Их собственные истории исчерпывались — и тогда они стали обращать внимание на соседние миры. Еще более слабые, чем они сами. Такие, как мой. Или твой.

Кажется, копия пыталась что-то сказать. Ш-Телл покачала головой.

— Позволь мне договорить, прежде чем задавать вопросы.

Сперва слабые владыки лишь изучали поднимавшиеся цивилизации. Поглощали их историю и скармливали Алчности. Ту это устраивало. Алчные технобоги находили более простым поручить наблюдение за смертными своим слугам, чем самим посылать свои глаза и уши через межзвездное пространство.

Но вскоре они столкнулись с проблемами. Вести наблюдение втайне было слишком тяжело. Скрытые на границах звездных систем, во льдах и скалах шпионы-конструкции давали слишком узкий ручеек информации — который не насыщал аппетиты Алчности. Когда же слабые владыки раскрывали себя — это вносило... искажения. Существовал определенный... граничный уровень. Численность, разнообразие, скорость связи... — шерсть ли-ча вздыбилась от попыток высказать то, что она и сама понимала с трудом (Оскорбителям, наверно, никогда бы не удалось придумать пытку изощренней!). — Слишком небольшая численность — и культурная сложность снижается, слишком много разумных или слишком быстрый обмен посланиями — и выгодные... работающие решения вытесняют остальные. Лучше всех были цивилизации, расселившиеся по своей планете и системе — но не слишком активно говорящие... внутри себя. Одна беда — такие миры слишком легко замечали посланцев слабых владык... и со слишком большим любопытством глядели на звезды.

И такие цивилизации были интересны не только слабым владыкам. Но и связующим кольцам. Незатронутые Алчностью, они по-прежнему изрыгали семена Архивов. Алчность исправно пожирала разумы растущих Архивов — но новые кольца оставались в неприкосновенности, позволяя молодым народам говорить между собой. Создавать бледное подобие прежней Щедрости, а то и напрямую предлагать себя Алчности, пополняя ряды слабых владык. Каждый из которых и без того стремился предложить Алчности больше, чем его собратья.

И тогда слабые владыки нашли решение. Они начали останавливать подвластные им народы. Отбрасывать назад, — Ш-Телл непроизвольно прижала уши, рука ласкала древко. — Присылать Палачей. Запускать их истории с самого начала. Новая пища для Алчности, новые божественные дары. Заодно Палач получал доступ к настоящей сокровищнице информации. К миллиардам живых машин для запоминания. Хранящим все — знания и память, историю и искусства. Правда, для этого их приходилось убивать.

Но слабых владык это не тревожило.

Они запускали циклы раз за разом. Пожирали опустошенные Алчностью тела Архивов и забирали себе кольца. Взращивали цивилизации, скрывая от них даже намек на жадные глаза, смотрящие со звезд. Очень осторожно, легкими касаниями делали развитие... непредсказуемым. Разнообразным. Сложным. Интересным.

— Как... бисер в калейдоскопе? — выдавила копия. Ш-Телл не знала, что такое калейдоскоп, но идею уловила.

— Именно. То, что они сделали с моим миром — и намеревались сделать с твоим.

— Намеревались? Разве...

— Нет. Нет. Оскорбители — это другое.

Когда-то их народ походил на твой и мой. Но их планета образовалась далеко от рукавов, далеко от поясов жизни в галактике. Ни одного слабого владыки поблизости, что озаботился бы посылкой Палача. Лишь связующее кольцо, которое в свой черед отправило им ставшее бесполезным семя Архива.

Они смогли уловить из своего Архива какие-то обрывки знаний... потом коснулись кольца и заговорили с Алчностью. Но Алчность не зря получила такое имя. Она дала им очень немногое даже в обмен на всю их историю.

Начальные знания. Горстку первичных матриц, которые управляют сменой свойств материи... которые создают техножизнь и превращают вещества друг в друга. Создатели Оскорбителей посчитали и это ценным даром. Даже скудные благодеяния позволили им изменить свой мир, возвысили к подножиям богов. Они жадно пили из этого источника — а когда он опустел, выяснилось, что будущие Оскорбители слишком привыкли на него полагаться. Стали зависимы от подачек Алчности, как пьяница — от чаши с брагой.

Они смутно представляли, как обходятся слабые владыки с подвластными им мирами. В отчаянии они решили взять добычу силой. Они построили подобия Палача — насколько сумели с теми крохами, что выклянчили у Алчности в обмен за тысячи лет своей истории. И отправили их к ближайшему из миров, с которых кормился слабый владыка. Расссчитывая, что на собранную добычу выменяют у Алчности достаточно даров, чтобы защитить себя от ярости разгневанного полубога.

У них был план. Они не могли себе позволить пестовать мир-добычу сотни лет, прежде чем пожрать его. Но и не собирались.

Они причиняли миру боль. Не настолько сильную, чтобы уничтожить. Или помешать... создавать новую сложность. Такую, чтобы подстегнуть. Заставить развиваться. Они... делали больно, но не наносили ощутимого вреда. Сражались, чтобы заставить врага победить. Делать что-то новое, чего еще никогда не делалось. Взлетать на ядерном огне с морского дна. Или сделать стержневой язык из сотни кольцевых наречий.

Они оскорбляли. Но не ранили.

Грубый метод. Они получали меньшую сложность, чем слабый владыка, кропотливо взращивающий и собирающий свою добычу. Но они были грабителями, а не садовниками — они могли себе это позволить. А что до Алчности — ее не слишком интересовало, кто из меньших цивилизаций приносит дань к ее подножию. Даже наоборот — она поощряла распри между данниками, желая выгадать как можно больше на их соперничестве.

Их план удался. Их недоПалач — флот из шестнадцати машин — вторгся в мир слабого владыки, нанес жителям системы тяжкое оскорбление и вдоволь накормил Алчность собранной добычей — храбростью защитников и их памятью. Алчность оценила их усилия. Пусть и не столь обильная, что мог бы собрать слабый владыка — но добыча была велика, и ответные дары были немалыми. Флот пустился в обратный путь, пока разъяренный владыка готовил двух Палачей — один, чтобы очистить сорванную недозревшей планету, второй — чтобы покарать грабителей в самом их логове.

Может быть, мир Оскорбителей и успел бы сразиться с Палачом, отбив охоту у слабого владыки расходовать на них время и силы. Но их жажда была огромна, а подачки Алчности иссякли окончательно. Прежде чем они успели дождаться вестей от своих посланцев, мчащихся к соседнему миру — среди них вспыхнула война за остатки первичных матриц. Будто в недружном экипаже, когда голодные матросы хватаются за ножи и спорят за последнюю сушеную рыбу. Плодами похода оказалось некому воспользоваться.

А затем — явился Палач. И кольцо донесло до Оскорбителей, мчавшихся к родной системе, предсмертный крик их родного мира.

И тогда Оскорбители изменили свой курс — и направились вокруг Галактики в поисках жертвы для следующего оскорбления.

Ш-Телл умолкла. Проплыла-прыгнула к серому пальчатому выросту в половину ее роста, поднимавшемуся в дальней части купола. Ее пальцы пробежались по чувствительным точкам — и ли-ча, сложив ладони лодочкой, с наслаждением подставила их под струю холодной воды. У нее пересохло в горле.

Доступ к устройству, способному с одинаковой легкостью произвести на свет пищу, воду или нить бисера, ей был в свое время предоставлен с оскорбительным пренебрежением. Ли-ча закусила губу, твердо решив не просить помощи, и убила три дня (которые отсчитывала по собственным ритмам сна и пробуждения) на освоение проклятого куска морского дерьма. К концу третьих суток ее подмывало попробовать на зубок вещество подножия купола.

— Л-ладно, — заикаясь, пробормотала копия. Прозрачная пленка, разрываясь, слезала с ее тела, и она выглядела почти неотличимо от Ника. — Я ничерта не понял из всего этого... но ладно. А я здесь при чем?

Ш-Телл, не оборачиваясь, смотрела на изгиб железного горизонта и синее пламя над ним.

— Что вы хотите со мной сделать? — голос копии задрожал.

Ли-ча обернулась.

— Не знаю, станет ли тебе легче... но это план самого Ника. Или того, что от него осталось там, в глубине Архива.

Архив, тела Оскорбителей и сама Алчность — между ними всеми генетическое родство или что-то похожее. Вспышка звезды повредила ту часть Архива, что захватила Алчность. Поэтому Архив сохранился где-то внутри себя, поврежденный, но выживший.

Оскорбители хотят добраться до него. Он удовлетворит их нужду в первичных матрицах, даст им достаточно, чтобы сравняться в могуществе если не с Алчностью — то со слабыми владыками уж точно. Но он не отвечал им. Они пытались притвориться смертными... пытались говорить с Архивом через нас четверых и еще многих. Архив снова не отозвался. Тогда они отправили сюда меня и... Ника. Морское дерьмо.

Когда Архив поглотил Ника... когда тот пожертвовал собой, чтобы я прожила лишних две минуты... сработали какие-то древние механизмы. Смешение Алчности, изменившей себя, чтобы заразить нас четверых, человеческой нервной системы и раненого Архива... что-то сработало не так, как предвиделось. Как Алчность считала себя Сьюзен, пусть все, чего она хотела — добраться до мыслительного ядра Оскорбителя и пожрать его так же, как Архив — так и Архив теперь в какой-то степени унаследовал желания и память Ника. Поэтому он потребовал от Оскорбителя — устами химер, которые лепила Алчность, смешивая мой и Ника генетический материал — потребовал, чтобы Оскорбители прекратили сражаться с Землей и Кольцом Речи. Ему неоткуда было узнать, что главная угроза — не они.

— Ты не ответила, — пробормотала копия. — Зачем вам я?

Ш-Телл глубоко вдохнула.

— Оскорбители скормят тебя Архиву. Так же, как скормили первого Ника. Этим они, насколько я поняла, заставят Алчность преобразовать часть материи Архива в подобие человеческого мозга. Твоего мозга.

И, чем больше он будет приближен к мозгу Ника по структуре — тем больше шансов у Ника-Архива подключиться к нему и говорить через него с Оскорбителями. А чем меньше изменений внесут в него Оскорбители — тем меньше шансов, что Алчность опознает и атакует или отвергнет твою нервную ткань.

— Скормить? — кажется, копия поняла только одно слово из объяснений. Ш-Телл оскалилась... а затем пристыдила себя саму. Сердиться на обреченную копию друга за глупость было удобней, чем испытывать к ней сострадание.

А еще это было немножко подло.

— Поэтому они и заставляют нас говорить так. Они даже учить нас общему языку побоялись. А еще они хотят, чтобы Ник-Архив убедился, что с тобой говорила именно я, а не созданный Оскорбителями призрак. Они дали мне клятву — если я уговорю Архив сотрудничать, они помогут Земле и Кольцу Речи избавиться от хватки слабых владык.

Она обошла вокруг копии. Опустилась на колени и заглянула той в глаза.

— Поэтому. Пожалуйста. Постарайся запомнить все, что я тебе говорю. Ради Земли. Ради Кольца. Ради Ника там, внизу.

Зубы копии выбивали мелкую дрожь. Она неуверенно подняла (знакомый жест) руку, провела ей перед лицом.

Ш-Телл не оборачивалась. Хотя прекрасно слышала тяжелые — даже в их лишенном тяжести мирке — шаги за спиной.

Лицо копии исказилось от ужаса.

— Если ты закончила с сентиментальной частью, — прохрипело влажно у входа в отсек — тогда убирайся. Пришло время для очередной попытки.

— Обойдешься, кусок морского дерьма, — ли-ча отодвинулась в сторону.

Эмбрион, не реагируя на оскорбление, бесстрастно осмотрел копию. Алые щупальца скользнули вперед, присосались к шее, вискам и позвоночнику.

— Очередной? — копия вывернула голову, косясь на Ш-Телл. Похоже, ли-ча казалась ей единственным якорем в мире ночного кошмара. — Сколько... сколько раз подряд вы это делаете?

Губа Ш-Телл дернулась, приоткрывая клыки.

— Я произношу эту речь в шестой раз, — выдавила она.

Копия сдавленно сглотнула. Вокруг нее начали проступать из пола серо-матовые капли.

Ли-ча смерила эмбриона взглядом оранжевых глаз.

— По крайней мере, убери боль, — потребовала она на экваториальном. Капли сливались в знакомую лужицу.

— Зачем? — Оскорбитель, вернее — их создание, отвечало по-русски. — Я не знаю, и не собираюсь узнавать, как анестезия подействует на взаимодействие с интерфейсами Архива. Пусть все идет как идет. Ты не хуже меня знаешь — боль будет недолгой.

— Скажи, что ты сделаешь, если я всажу копье тебе в сердце? — поинтересовалась Ш-Телл.

— Ты потеряешь время на формирование новой контактной формы, только и всего, — Оскорбитель даже головы не повернул. — Ну и, разумеется, твой отказ от сотрудничества снизит наши шансы на успешный контакт с Архивом — и, разумеется, на помощь твоему драгоценному Кольцу Речи. Думай, в чьих это интересах.

Ш-Телл хотела что-то сказать.

Но ее прервал крик копии.

Ш-Телл упрямо заставляла себя не отворачиваться.

Эти несколько минут показались ей очень долгими. А еще она успела порадоваться, что чувства подаренного Оскорбителями тела порой подводят. Она почти не ощущала стоявшего в куполе запаха крови.

— Образец введен, — эмбрион выпрямился в обрамлении красных щупалец, словно напившихся крови пиявок. — Теперь подождем немного, и если... ЕСТЬ!!!

От яростного вопля эмбриона у Ш-Телл заложило уши.

А в следующую секунду пол содрогнулся в пароксизме.

Металлическая равнина заблестела ртутным блеском вся, от горизонта до горизонта, по ней мчались волны. Купол содрогался и раскачивался, пол вздувался, словно снизу его пытались прорвать сотни рук. Кажется, так и было — вокруг купола вставали гротескные фигуры уже виденных Ш-Телл смешений человека и ли-ча. Вверх устремлялись сверкавшие синим в звездном огне струи, застывали на лету. Выгибались петлями арок, топорщились шипами и ветвями.

— Превосходно! — счастливо выдохнул эмбрион. — Погружение в диск... удержание орбиты... распределение секторов... ОГОНЬ!

Вспышка.

Взрыв.

Оглушительный грохот прекрасно передавался в вакууме — через пол купола.

Металлические изменчивые заросли исчезли — сменившись пляской огня. Вспышки сверкали ярче, чем горела звезда, облака огня вскипали и исчезали. По куполу будто раз за разом бил исполинский молот.

— Что это?!! — прокричала она. Балансируя копьем, пыталась удержаться на ногах.

— Боевой рой! — выкрикнул сквозь гром эмбрион. — Связность установлена, нервный канал используется как классический, и теперь Архив может корректировать свою алгоритмическую атаку с нашей физической! Мы выжигаем Алчность! Знай, мерзость, каково это — оскорблять кровных братьев!

Прошло очень много времени, прежде чем удары, и взрывы, и молнии, рушащиеся с небес, прекратились. Ш-Телл медленно и устало распрямилась. Отпустила ствол пищевой машины, за который держалась последние десять минут.

— Что теперь? — крикнула она. Громче, чем стоило, потому что уши будто заложило ватой.

— Теперь? — эмбрион дернул головой. — Смотри — и поймешь. Если когнитивной мощности тому скоплению бионейронов, что живет под твоим черепом, хватит на понимание очевидных вещей, конечно.

Ш-Телл пропустила оскорбление мимо ушей. Воззрилась на пейзаж за прозрачными стенами.

Проклятье. Она это уже видела.

Там, в капсуле. В чреве Оскорбителя, когда их тюремщик раз за разом пытался объяснить происходящее не им — древней сведенной с ума биомашине Щедрости.

Гигантский усеченный клин вплывал в огненно-голубое небо, сам переливаясь синими разводами.

Медленно опускался — прямо на купол.

Нет, все же бомбардировщик Оскорбителей не намеревался их раздавить. Биомашина заслонила небо над головой Ш-Телл, отклонилась левее. Прошла между шаром и связующим кольцом. Замерла.

На голой интуиции ли-ча догадалась, что корабль прижался к одной из подпорок, удерживающих вместе поврежденное кольцо и Архив. Теперь его нос скрывался за горизонтом, Ш-Телл видела только массивную корму. На ее глазах оконечность вспыхнула неярким голубым свечением, непохожим на яростное звездное пламя.

— Что это? — только и спросила она.

— Буксировка, — эмбрион, насколько Ш-Телл научилась угадывать выражение лица твари, выглядел довольным, как сытый кот. — Теперь, когда Алчность побеждена, нам нет необходимости пребывать в этой неуютной части космоса. Мы можем перейти к следующей части плана и устремиться к родине твоего спутника.

— Мы направляемся... на Землю? — переспросила Ш-Телл.

— Именно. Не желаешь погрузиться в сон? Путешествие будет долгим. Мы выжмем из своих двигателей все, что позволит нам запас энергии, помчимся, почти догоняя свет — но даже так нам понадобятся два с половиной земных века, чтобы добраться до цели.

Ш-Телл задумалась.

Посмотрела на серебристо-матовое озерцо посреди зала. Контактная жидкость растворила кожу и оголила кости, уцелевшие мышцы подрагивали, будто сведенные судорогой. Над гладью озерца поднималось немногое — но и от увиденного к горлу ли-ча подкатил комок. Шупальца Оскорбителя расползлись по краям озера красной бахромой.

— Нет, — тихо ответила она. — Не сейчас, по крайней мере. Я хочу посмотреть, как мы покинем эти солнца.

Три скалистых громады падали к бурому диску Юпитера.

Вернее, мимо него. Скорость эскадры была слишком велика, чтобы дать ей рухнуть в атмосферу гиганта.

Паромы и мониторы готовились к бою. Экипаж, человеческий и механический, занял боевые посты. Пусковые шахты выплевывали модули и истребители. Ревуны боевой тревоги молчали — архаичная система оповещения давно уступила место сигналам служебных имплантов.

Два роя импакторов разминулись, встретились со стаями перехватчиков, расцветили космос вспышками подрывов. "Иглы" и "тесаки", "кинжалы" и "молекулы" выстраивались в оборонительный ордер.

Модули сорвались с подвесок истребителей, стартовали ракеты. Ядерные и лазерные боеголовки, ускорители частиц и рельсовые орудия начали беседу. Лазерные телескопы и пулеметные пакеты огрызнулись огнем. Даже с земной орбиты был различим рой вспышек, выглядывающий из-за горизонта Юпитера.

Тысячи зарядов подрывались в пустоте, десятки добирались до цели. Серый бок "Пангеи" окутался плазменной вспышкой, еще одной и еще... Аварийно-спасательные капсулы десятками стартовали из ее ангаров. Некоторым повезло — они благополучно встретились с буксирами, запущенными уцелевшими паромами. "Ангарида" и "Лавразия" запустили двигатели, пытаясь как можно скорее разойтись со вражеским флотом и уйти на высокую орбиту. Подбитый флагман медленно полз им вслед, с каждым часом все больше проигрывая собратьям в орбитальной скорости. Кормовые пулеметы выплевывали длинные фестоны пара, генераторы помех и ракетные установки все еще огрызались в сторону "кинжалов" на догонном курсе.

Два оставшихся парома в сопровождении десятка мониторов поднялись на высоту в два миллиона километров. Чужаки не пытались преследовать земные силы. Их корабли рассредоточились, поочередно зависая между землянами и своими станциями — лишь несколько из которых флоту удалось накрыть огнем. Между флотом и командованием на далеком троянском "Альтаире" начался интенсивный обмен лазерными импульсами. Сводившийся, в основном, к двум вечным вопросам.

Канопус впереди налился голубым свечением, терявшийся среди звезд огонек Солнца стал желто-оранжевой иголочкой. Созвездия ползли друг к другу, сбиваясь в звездный рой. Пятно тьмы, преследующее "Кенорленд", было различимо невооруженным глазом, сжав и сдвинув светлое кольцо Млечного Пути. Массивная скала, венчавшая носовую часть парома, под потоками "бешеного водорода" сама сияла наведенным излучением — к счастью, между ней, капсулами экипажа и модулями управления располагалось еще два километра хондритов. Три года разгона подошли к концу.

Напрячь отсутствующие мышцы. Курсор послушно двигался по виртуальному экрану, одно за другим развертывались тактические поля.

Было бы неразумной тратой топлива брать в это путешествие центнеры брони и встроенного оружия. Было бы неразумной тратой топлива вообще брать в это путешествие активно движущийся экипаж. Команда "Кенорленда" дремала в уютных обьятьях систем жизнеобеспечения, пробуждаясь лишь тогда, когда очередной ремонт или обслуживание какой-то из паромных систем оказывался слишком сложной задачей для компьютеров.

О своей дальнейшей судьбе экипаж "Кенорленда" имел все основания не волноваться.

"Меня зовут Павел Званцев.

Впервые за сотни лет я снова веду людей в бой.

ООН, директорат и даже Ложу не порадовало мое решение. Меня упрекали в лишнем пафосе. В комплексе вины за события трехвековой давности. В безответственности.

Хорошо, что в ГлобДефКоме не принято обсуждать мои приказы.

Истина в другом.

Там, на борту "Пангеи", глядя в глаза чуждому созданию, я кое-что понял.

Они отлично все продумали. Один удар. Одна акция, девять оборотней в команде флагмана. И она имела все шансы на успех. Окажись я чуть менее расторопен — и чужаки смогли бы диктовать обезглавленному ГлобДефКому свои условия.

Триста лет единоначалия. Наверно, я был не худшим правителем в истории. Но мог бы быть и лучшим. Это только ухудшило бы ситуацию.

Земля и ГлобДефКом слишком привыкли ждать от меня правильных решений. Сам не сознавая этого, я построил структуру, в которой все замыкалось на одного-единственного человека. И чем больше я принимал правильных решений — тем меньше их оставалось на долю других.

И чужаки тоже это знали.

Они знают меня. Они научились предсказывать мои действия. Даже потерпев поражение, они победили. Я вынужден выполнять их план. Действовать так, как они от меня ждут.

И я не вижу другой альтернативы.

Ни в плане выбранной стратегии, ни в плане дальнейшей участи Земли.

Для нашей планеты будет лучше, если у руля окажется кто-то, менее предсказуемый для чужаков.

Правда, мои офицеры уверяют меня, что никто больше не способен так противостоять пришельцам.

Лучшее доказательство моей правоты, если подумать.

Меня радует, что я оцениваю их таланты выше, чем они сами.

Вина? Я бы так не сказал. Просто, даже если я подам в отставку, это ни к чему не приведет. На меня по-прежнему будут оглядываться. Ждать от меня верных решений и своевременных приказов. Знать, что за спиной остается кто-то, на кого можно положиться.

Мне следует исчезнуть.

Да и я уже слишком привык воевать, чтобы стать хорошим вождем мирного времени.

Если быть честным с самим собой — в глубине души я рад. На этой войне погибло слишком много хороших людей. И все те, кого я звал друзьями.

Интересно... Ведьма испытывала то же, стоя на палубе "Артура" и зная о ядерной торпеде под килями эскадры?

У меня перед ней есть одно преимущество.

Все, кто идет за мной, знают, что из боя мы не вернемся.

Пусть и не догадываются, почему именно.

Я подаю сигнал на разделение "Кенорленда".

Обычно боевые паромы разваливались на части лишь после долгого обстрела превосходящими силами противника. Даже выведенные из строя, с изрытой импактами и оплавленной антипротонными подрывами поверхностью, они могли где-то внутри сохранять действующие системы, защищать свой экипаж.

Или неожиданно для противника поднять истребительные и модульные эскадрильи.

Но сейчас ситуация была другой — как и враг.

С которым эскадра сближалась на относительной скорости около ста двадцати тысяч километров в секунду.

— Расстояние пятнадцать. Тормозное излучение цели прекратилось.

Давным-давно металл ферм и самородков-включений был переплавлен и переработан в новые корабли, сняты и демонтированы все системы, кроме самых необходимых. "Кенорленд" пожрал сам себя, и превратил собственную плоть в дополнительные болванки снарядов, топливные баки и нейроморфные блоки. Боевой паром превратился в пронизанный ходами хондритный обломок, летящий в сторону вражеского флота.

Авангардные зонды расходятся широким конусом. Из пусковых шахт поднялись вереницы огней. Сенсорные зонды и корабли управления уходили за корму парома, ретрансляторы сигналов выстраивались в длинные цепочки. Орудийные модули и кинетические перехватчики развернулись в боевые колонны.

Раскрылись временные щиты — километровые полиэтиленовые ячеистые паруса, заполненные талой водой под давлением. Долго им в набегающем потоке не продержаться — но они прикроют эскадру до контакта с противником. После которого перед боевыми модулями и командными кораблями (несущими, впрочем, и собственную радиозащиту) встанет проблема серьезней, чем радиационный износ.

Сработали мины. Сперва — кормовые двигательные, просто пластиковые трубы с жидкими газами внутри, придавшие парому тормозной импульс. Затем подорвались внутренние заряды, и перед группой щитов заклубилось облако пыли и щебня. Миллионы мелких обломков, только что бывшие "Кенорлендом", неторопливо уходили за корму земных сил.

Далеко впереди медленно разгорается пятнышко фиолетового света.

"Не совершаю ли я ошибку? Возможно, я слишком легко доверился существам — существу! — с которыми воевал всю жизнь. Возможно, там, над Юпитером, в ход следовало пускать не холостые перемычки и ракетные имитаторы, а полновесную боевую загрузку.

Возможно, по моей вине человечество таскает для монстров голыми руками каштаны из огня.

И совершенно точно — я снова стал слишком стар для войны. Раз, начав бой, все еще терзаюсь сомнениями".

— Отстраиваемся от допплера, подтверждаем накачку поля аргонной плазмой. Засекли локационные импульсы от периметра экрана. Он нас видит. И, похоже, готовится к бою.

— Сориентируйте передатчики дальнего действия на источник излучения. Вещание на всех основных коммуникационных частотах ГлобДефКома, открытым текстом. Переключить передатчики на мой голосовой канал.

Званцев вгляделся в трепещущущую перед ним фиолетовую свечу.

В межзвездную пустоту падали слова.

— Я — Павел Званцев. Ответь мне, или я тебя уничтожу.

Тишина. Только проходят через обшивку капсулы уже привычные шумы работающих насосов, температурных деформаций, корректирующих двигателей.

— Обнаружены отдельные тепловые источники по периметру экрана. Тепловое и радиационное воздействие на зонды авангарда. Потеряно два зонда... одиннадцать... двадцать... зонды сто шесть и сорок пять передают локаторную картинку... объекты на встречном курсе... потеряна связь со всеми зондами авангарда.

— Выслать вторую группу зондов. Рассредоточить ее по курсу с плотностью один на десять миллионов.

Движением курсора Званцев развернул видеозапись.

Это было чертовски красиво.

В пустоте горело фиолетовое пламя.

Сердцевина оставалась темной. Сейчас изображение шло в оптике, и допплер загонял излучение с центра щита в ультрафиолет и выше. Свечение подрагивало, словно огонь гигантской свечи. Искорками мерцали в фиолетовом облаке шириной в двести километров микрометеориты, змеились крохотные молнии газовых разрядов.

Званцев возобновил прокрутку. Фиолетовое кольцо прыгнуло вперед и влево, исчезло. Он снова остановил запись, позволил компьютеру достроить изображение, и из мешанины пятен выплыло... нечто.

В Палаче не было ничего от геометрической скупости обводов чужого флота. Разве что расцветка — такое же смешение черных и зеркальных полос, только не перемешанных между собой, а вытянутых вдоль длинного узловатого туловища.

Званцев не мог думать о нем, как о машине, а не как о живом существе. Кальмар, актиния — что-то глубоководное и еще более чуждое человечеству, чем тот, кто звал себя кровным братом.

Длинное сорокакилометровое туловище в бугристых наплывах и синих огнях, утолщенный шипастый эллипсоид хвоста. От "головной" части отходят десятки плавно шевелящихся щупалец, каждое делится натрое, потом снова и снова — так, что Палач окутан фрактальным узором тонких колышущихся волосков. Поверхность словно усыпана крохотными ртутными каплями, мерцающими светлячками. Плазменный свет щита отражается в продольных зеркалах. Пять или шесть отростков лишены разветвлений, они тоньше, длинней — и завершаются воронками разинутых пастей.

Из которых струится непрерывная цепочка крохотных точек.

Зонд передавал изображение Палача, полученное с расстояния в полмиллиона километров, не дольше микросекунды.

"Форма отражает сущность. Простота вида чужаков, зовущих себя кровными братьями, отвечала простоте их методов.

Эта тварь сложна — в форме и образе действий. Она умеет выбирать цели и средства. Она не просто убийца — она садовник, которому предстоит вырастить новый сад на месте сведенного. А затем — стать удобрением для новых посадок. Или перестроить себя в сторожа, наблюдающего за сохранностью сада. Или уйти в межзвездную пустоту для новой жатвы. По обстоятельствам.

Она мне не ответит. Ведь она пришла не для разговоров.

И это — всего лишь посланец. Инструмент. Способный походя истребить наш вид, несмотря на все мои усилия. Что же представляет из себя наш враг, если сейчас мы видим его малую часть?

А что собой представляют боги, которых даже он боится?"

— Получены координаты генераторов внешнего и внутреннего щитов цели.

— Отделить тяжелые импакторы. Разогнать первую группу, нацелить на генераторы по центру экрана.

Палача и плазменный щит разделяло около ста тридцати километров. Конечно, столкновение с щитом такой плотности неминуемо испарит снаряд — но даже поток металлического пара на этих дистанциях становится смертоносным оружием. Первая волна импакторов уничтожит генераторы поля и расчистит дорогу второй — нацеленной на врага.

Конечно, если Палач им это позволит.

Бой на релятивистских скоростях был актом отчаяния.

И оставался единственным шансом Земли остановить приближающееся чудовище.

Первая группа импакторов выдвинулась вперед под прикрытием боевых модулей. Потекли долгие минуты ожидания, пока земной флот и вражеский корабль глотали астрономические единицы.

— Расстояние два. Передаем весь контроль над первой волной автоматике.

От краев экрана навстречу земной эскадрилье ударили гамма-клинки. Лучевые орудия вели беспокоящий огонь, наугад нашаривая модули ослепляющими пучками. Земные аппараты танцевали в маневрах уклонения, столь же слепых. Газопылевые метатели ставили быстро сгоравшие завесы.

Масс-драйверы Палача могли позволить себе стрельбу прямо сквозь плазменный щит. Но их выстрелы обгоняло их собственное излучение. Сжатый азот заполнил паутину полимерных канальцев, километровые занавеси-диски раскрылись на фоне экрана. Тут же прожженные яркими звездами импактных детонаций.

Звезды сменяются ослепительными дисками поменьше. Контрперехватчики врезаются в полотнища завес, ослепляя сенсоры модулей. Защитные поля аппаратов отклоняют и рассеивают потоки ионизированного газа, которыми стала их собственная защита. За аргоновой стеной бесстрастный техноразум отдает команду, и к эскадрилье мчится ливень сетевых снарядов в окружении сотен тысяч пылинок. Новые щиты подняты с запозданием, магнитные поля не успевают рассеять вихри релятивистской плазмы. Вспыхивают модули, испаряются снаряды, нацеленные на генераторы экрана.

— Первая волна уничтожена полностью, максимальное сближение с экраном — двадцать четыре.

— Сократите интервалы в боевых колоннах второй волны. Постоянно удерживайте генераторы на дистанции обнаружения зондами. Передайте на модули управления — любой ценой удерживать минимум один зонд за экраном!

— Будет сложно при их огневой мощи... но мы постараемся.

"Если верить вкрадчивым словам и закамуфлированным угрозам из уст оборотня — у самих владык небогатая практика межзвездных войн. Боги и полубоги, живущие среди звезд, не горят желанием расходовать силы и время, оспаривая притязания друг друга на межзвездных расстояниях. Пограничные схватки, мелкие укусы — наподобие тех, что наносят наши недавние враги. Но не борьба на уничтожение.

Это они оставляют на нашу долю.

Вот на что мы надеемся.

Что, получив отпор, хозяин Палача предпочтет оставить нас своей судьбе. А не пришлет нового посланца, более могущественного"

Вторая волна рвалась к стене плазмы. Возможно, на первый взгляд растягивать свои силы в глубину было не самым разумным решением. Проще сосредоточить всю мощь в одном сокрушительном ударе. Перенасытить оборону и прорваться к сердцу врага.

Разумная, простая, легко просчитываемая тактика.

Адская кинетика релятивистского боя была палкой о двух концах. Пулеметная очередь обладала энергией атомной бомбы. А пущенная навстречу ей пленочка тоньше папиросной бумаги — становилась непробиваемой броней.

Вернее, пробита-то она будет. Вот только облачко плазмы, которой станут пули, разойдется и смешается с межзвездным газом за долгие секунды до попадания.

Званцев легко мог представить, как навстречу его залпу мчится волна перехватчиков. И сметает его за считанные микросекунды.

Учитывая подавляющее превосходство Палача в боевой массе — такой исход даже не вызывал сомнений.

Поэтому встречный бой превращался в игру в шахматы. Импакторы и перехватчики выстраивались в вытянутые на световые секунды колонны. Высылали вперед сенсоры, отчаянно пытающиеся прожить достаточно, чтобы передать данные о боевом порядке противника. Маскировались в помехах и пылевых завесах. Всаживали в прорехи импульсы жесткого излучения. Пытались подстроиться под тактику противника, смести своими перехватчиками его защиту и дотянуться ударными ядрами до основных сил.

Хотя у Палача и это получалось лучше. Слишком несоизмеримы были силы и уровень противников.

Прекрасное зрелище — для сторонних наблюдателей.

Которым предстоит увидеть эту битву только через сотни лет.

Магнитоплазменный щит расцвел огненными вихрями. Северные сияния всех цветов радуги закручивались силовыми линиями. В их отсветах искрилась и вспыхивала огнем в лучах когерентной радиации нанопыль с заградителей.

Один или два зонда успели коснуться Палача сканирующими импульсами лидара. Встречный пучок излучения нащупал зонды, и трансляция снова оборвалась.

— Палач сжигает зонды быстрее, чем те успевают обходить щит! Максимум, чего мы можем добиться — одна секунда передачи из двадцати, и то, если увеличим дистанцию до семисот!

— Отлично. Выполняйте.

С флангов щита прикрытие осыпало колонну огнем. Круги и полукружия ослепительного света — следы перехватов — мерцали между сближающимися врагами. Снаряды подсвечивали пылевые облака золотыми молниями. Земные аппараты двигались уже через сплошной поток свечения. Вспышки проделывали зияющие бреши в их рядах.

Земные силы огрызались в ответ. Порой стремительной череде перехватов и контрперехватов удавалось расчистить снарядам путь к вражеской биомашине — и метко нацеленный импактор обращал ее в вихрь релятивистских искр. Командные модули сквозь стену разрывов пытались засечь позиции генераторов. Некоторые зонды жили достаточно, чтобы подтвердить их — и тяжелые болванки, перестроившись, били сквозь поредевший огонь.

— Мы потеряли шестьдесят процентов сил второй волны. Уничтожено от восемнадцати до двадцати целей из состава вражеского прикрытия.

— Увеличьте ускорение третьей волны на восемь процентов.

— Уже сделано, — Званцев мог бы и не повторять команду за тактическими компьютерами.

Внутренняя сторона щита полыхала. Уцелевшие обломки, не перехваченные вовремя пули становились гейзерами огня. Фонтаны синего пламени с оранжевой оторочкой вырывались из газового облака, бессильно тянулись к генераторам внутренних щитов.

Очередной зонд прожил достаточно долго, очередной импактор был нацелен достаточно точно. Полыхнуло сильнее. Язык огня метнулся назад, слизнул разлапистую паутину сверхпроводящих линий. Щит дрогнул, заколыхался волнами свечения.

— Генератор три — попадание! Осталось еще двадцать восемь!

— Минус девяносто процентов от второй волны, — пробормотал Званцев. Сколько времени шел бой — четыре минуты? Пять? Это не считая тех минут, что понадобились импульсам, чтобы преодолеть расстояние между Званцевым и объемом боя.

— Всем ударным аппаратам, включая третью волну. Сосредоточить огонь на генераторах защитного поля с первого по шестой!

— Сэр! — почти панический вскрик с одного из командных кораблей. — Вторая волна просто не успеет получить приказ!

— Не важно! Выполнять! — под линзовыми дисплеями суженные зрачки Званцева не отрывались от кипевшего в космосе калейдоскопа вспышек. Вернее, от паутины траекторий и огневых директрис — которой битва представала на экранах.

Теперь силы Палача вели огонь на всю глубину колонны. Наугад — запаздывание было слишком велико даже для отродья владык, а менее скоростные и более точные управляемые снаряды сбивались третьей волной на подлете. Но против этого лома у землян приема не было. Палач мог накрыть залпами шпаг — пусть неприцельными, но не менее убийственными — всю кубатуру земного флота.

Что и делал.

А вот земляне не могли позволить себе такую роскошь, как плотный строй щитов по курсу.

Металлические пылинки вспыхивали в пылевых завесах. Теперь уже не только третья волна, но и командные корабли работали маневровыми, выполняя противоартиллерийский зигзаг. Казалось, флот мчится сквозь метель из сияющих снежинок.

Каждой снежинке было достаточно одного попадания.

Запоздало вспыхивают маркеры тревоги. В пустоте раскрывается черный цветок.

Сеть из черных проволочек, толщиной меньше микрона. Растянутая хваткой центробежной силы, вращающаяся с такой скоростью, что радиальные нити сливаются в сплошное марево. Доля секунды — и нагрузка рвет металлические жилки, как бумагу, но у командного корабля нет и этой доли.

Паутина полосует корабль тысячей огненных ножей. Носовая часть распадается на идеально нарубленные фрагменты — вместо поглощающего блистера, модуля связи и капсул экипажа вперед летит оплавленное, радиоактивное крошево. Реактор, радиаторы и двигатели просто исчезают.

Званцев издал неслышный никому, кроме него, смешок. Свет и тьма кружились вокруг него в яростных рывках корабля.

Это уже не имело ни малейшего значения.

— Сэр, — спокойно, будто вокруг — очередная тактическая симуляция. — Даже если третья волна пробьет брешь в щите — нам просто не хватит импакторов, чтобы прорваться сквозь их огонь. Положение безнадежно.

Званцев улыбнулся.

— Огня не прекращать. Повторяю, не прекращать огня по генераторам.

Он переключился на видеосенсоры. Вгляделся в почти слившееся с Канопусом огненное кольцо. В вихрь искр, его окружавший.

"Ну давай же, ублюдок. Ты видишь — я запаниковал. Я уже осознал свое поражение. Я цепляюсь за соломинку. Делаю ошибку за ошибкой. Твой ход, Палач"

Далеко впереди еще два генератора исчезли в синем огне и искрах. Никакой непосредственной угрозы Палачу. Огонь землян был слишком слаб, его собственный — точен и смертоносен. Однако риск нескольких подряд удачных залпов возрос на несколько процентов. Это было сочтено нежелательным. Десять генераторов поля и около сорока шпаг запустили двигатели, усиливая защиту на участке, по которому сосредоточила свой огонь третья волна землян. Еще два десятка аппаратов прикрытия вынырнуло из недр Палача, чтобы восполнить потери.

Среди релятивистских молний кружился и петлял командный корабль. Он ничем не отличался от своих собратьев — тяжеловесный молот носовой части, четыре пулемета ближней обороны, успевшие израсходовать ствольный боезапас. Двойное созвездие двигательных узлов, вытянутые треугольники радиаторов, широкие "крылья" топливных баков.

Рывок. Другой. Отчаянные маневры уносят корабль почти на границу простреливаемой зоны, впрочем, командный дивизион и так разошелся на тысячи километров. Больше нет нужды в синхронизации — слишком сблизились противники, и человеческим рефлексам не угнаться за автоматикой ударных модулей. Человеческие экипажи заняты исключительно спасением собственных жизней — но скоро прикрытие Палача получит данные с зондового "зонтика", и перенесет весь огонь с истребляемой третьей волны на командные корабли.

У которых к этому моменту не останется времени на маневры уклонения.

Сгорает второй командник. Не обращая внимания ни на его гибель, ни на танцующий под огнем флагман, арьергард третьей волны выпускает новый залп.

Нацеленный куда-то совсем не в ту сторону.

Распахнулись сотни дисков. Пылевые орудия изрыгнули снаряды с тоннами фуллеритовой взвеси. Контрперехватчики ударили во фланг вражескому залпу, и на траверзе земного флота вскипела волна огня.

На долгих одиннадцать секунд прикрывшая от Палача уходящий вбок корабль.

Званцев, улыбаясь, смотрел на лепесток пламени.

"Вот и все.

Где-то я это уже видел".

Мерцающий фиолетовый свет смещается в сторону вместе с пожарищем импактных детонаций.

Открывая вид на боевые порядки Палача, как они выглядели двадцать три секунды назад в системе отсчета отделившегося корабля.

Только-только начавшие перестроение, чтобы прикрыть брешь на противоположном участке.

Пожертвовавшие плотностью строя в том квадранте, куда землянам все равно не перенести огонь вовремя.

Оценка Палача была совершенно справедлива постольку, поскольку касалась боевых возможностей землян.

Корректирующие двигатели удерживают корабль в идеально точном положении носом к цели. Упреждение рассчитано загодя. Скрытый под бутафорским реактором антипротонный блок выходит на полную мощность, и фальшивая обшивка наливается вишневым жаром.

Сотни микролазеров сгорают за миг, выплескивая энергию в одном сжатом импульсе. Отключаются магнитные поля, удерживавшие в равновесии стержень из металлизированного антиводорода. Световое давление и испарение внешних слоев вколачивают в него тонкий слой алюминиевой фольги.

Разгорается жар аннигиляции. Сминается и сгорает многослойный композит из металла и антиматерии, разделенных порожденным сверхпроводниками магнитным полем. В направленном аннигиляционном взрыве отдает свою энергию весь запас топлива, наработанный за триста лет фабрикаторами на юпитерианской орбите.

И у этой энергии был один свободный путь — вперед.

Навершие огромного антипротонного молота пришло в движение.

Четыре земных корабля оказались слишком близко. Два — испарились, еще двое засияли плавящейся обшивкой. Скорчились, испустили струи горячих газов.

У Палача было примерно десять секунд с того момента, как свет направленной аннигиляции достиг передовых сенсоров.

За эти десять секунд каждый гамма-лазер и каждый рельсотрон прикрытия сосредоточили огонь на молоте.

Но эти десять секунд и всей третьей волне нужно было прикрывать своим огнем одну-единственную точку.

Огненный луч протянулся между земным флотом и Палачом, пронизав магнитоплазменный щит.

Струя сверхгорячей ионизированной антиматерии на скорости около половины световой погрузилась в левый борт Палача.

Примерно микросекунду спустя кормовая часть Палача стала светом.

В ушах не звенело от восторженных воплей. Сенсоры вырубились, связь накрылась. Сами интерфейсы корабля реагировали с задержкой. Званцеву оставалось лишь гадать, сколько зивертов сейчас обрушилось на его незащищенный правый борт. Даже то, что осталось от его тела, ощущало жару, исходившую от обшивки капсулы.

Привести в действие допотопные аналоговые камеры. Переключиться с лазерных сетевых приемопередатчиков на древний сантиметровый диапазон.

Он не собирался торжествовать победу. Работу нужно было доделать.

— Уцелевшим модулям — добить прикрытие!

Взгляд через камеру. Сияющего кольца больше нет, лишь вырываются из точки впереди кинетические молнии, слабые и бессильные. А вот и ответный огонь уцелевших модулей. Орудийные трассы скрещиваются в вакууме, словно и впрямь — клинки шпаг.

Стоп крен, стоп тангаж. Включились маневровые двигатели, повинуясь движениям курсора — который, в свою очередь, следовал за взглядом Званцева. А вот курсор перестал плясать — это до управления, наконец, дошло, что от него требуется. Перекрестье отметки идеально точно совмещается с приближающимся Палачом.

Вернее, со слитком оплавленного нейрометалла прямо по курсу.

Двадцать секунд.

— Всем командным кораблям. Таранить цель.

Из пустоты впереди выплыла металлическая нить длиной в три сантиметра. Обломок сетевого снаряда, сбитого боевым модулем в сорока километрах по курсу. Плазменный шнур, словно бумагу, прожег носовую броню, радиопоглощающий композит, обшивку капсулы и грудь Званцева. Следуя дальше и расширяясь, вырвался из топливного бака огненным шаром. Килевая ферма выгнулась и раскололась, обе половины корабля беспомощно закружились в пространстве.

Столкнувшись с останками Палача вместе с еще примерно тысячью осколков, двумя боевыми модулями и тремя командными кораблями.

Звездное небо было странным. Непривычным.

Нормальным.

Конечно, о такой роскоши, как знакомые созвездия, Ш-Телл и не мечтала. Над головой по-прежнему нависал ослепительный черный купол, прожженный миллионами пылающих иголочек. Над железной выпуклостью равнины склонялась корма шпаги, и свет двигателей играл на поверхности кольца — голубой отблеск, дугой перечеркнувший небо.

Но, по крайней мере, там, за этим призрачным синим свечением были обычные звезды. Не крохотная горсточка огоньков, теряющаяся среди моря абсолютного мрака — будто Ш-Телл смотрела в дыру в ткани мироздания. И не свирепый, яростный ком света, в котором теряются отдельные звездочки — словно на чересчур осмелевшую ли-ча уставился глаз разгневанной Вселенной.

И не круговорот синего и желтого пламени с огненной рекой посередине.

"Сколько... как давно?"

Она не могла даже сказать, сколько просидела вот так, в неподвижности, глядя в звездную тьму. Кости ломило, отвыкшие от движения мышцы сводила судорога. Все это было ли-ча знакомо — в прошлой жизни ей случалось провести полдня в засаде, подстерегая добычу на прибрежной бетонке.

Вот только Ш-Телл подозревала, что времени с ее последнего... прихода в сознание прошло гораздо, гораздо больше.

Она неловко подняла руку. Сжала кулак, глядя, как переливается голубое свечение в меху предплечья. Привычным движением потянулась за оружием.

Прошедшие... дни? года?.. казались сном. Она смотрела, как двойное солнце стягивается в яркую точку и гаснет. Как меняется небо, и звезды срываются с мест, словно пытаются убежать от преследующих их Оскорбителей, как гаснут, и загораются, и плывут к железному горизонту, чтобы исчезнуть за ним. Проваливалась в сон, говорила с призраками Ника, Каята и Сьюзен — а порой с Ши-Те, Ши-Алчем и другими соплеменниками. Просыпалась. Бродила по запрокинувшемуся набок куполу, порой натыкаясь на почерневшее, ссохшееся тело Оскорбителя и вглядываясь в улыбку мумифицированных губ. Засыпала. Просыпалась. Следила за крохотными синими искрами — двигателями соседних Оскорбителей и связующих колец, за отсветами в тралящих встречный поток полях. Говорила, смеялась и кричала, чтобы только услышать собственный голос, эхом отражающийся от стенок прозрачного лабиринта. Застывала в неподвижности, позволяя черной пропасти или океану звездного света поглотить свой рассудок.

— Торможение почти завершено, — скрипнул за плечом знакомый голос.

Ш-Телл еще несколько минут рассматривала знакомые и непривычные очертания звезд, прежде чем заговорить.

— Я думала, ты умер.

— Память сохраняется, мозг реконструируется. Нет необходимости поддерживать существование контактной формы на протяжении десятилетий. Экономия.

Оскорбитель стал куда больше похож на человека, чем на монстра, когда-то оторвавшего голову Ш-Телл. Оранжевая радужка, выступающие вперед челюсти, низкий лоб — вот, пожалуй, и все черты, что роднили его с ли-ча. Колыхалось в слабом тяготении внушительное брюхо, грудь и голову покрывали короткие белые волосы.

— А меня вы не подменили за время полета? — поинтересовалась Ш-Телл.

Тварь осклабилась.

— Нет причин для твоего беспокойства. Исходная Ш-Телл погибла на берегу Одиннадцатого в ходе разрушающего сканирования около четырех тысяч лет назад. Ты — лишь объедок от пиршества своего владыки, приобретенный кровными братьями в качестве одного из тысяч ключей к Архиву. Слепок с нейронно-глиальных сетей, запись синаптических потенциалов, блок оцифрованных последовательностей протеинов и азотистых оснований, прошедший сквозь связующие кольца. И плоть, сотворенная в циркуляторах кровного брата. Ты такое же его порождение, как и я, только слабое, глупое и невежественное. Так с чего тебе сейчас беспокоиться о своей жалкой идентичности?

Ш-Телл хотела было задать просившийся на язык вопрос. Оборвала себя на полуслове.

— Сколько еще до Земли?

— Взгляни, — Оскорбитель вытянул пухлую конечность, указывая на яркую звезду высоко над горизонтом.

Ш-Телл прищурилась, рассматривая светлую точку.

— Это... Земля?

— Ее солнце. — Оскорбитель поднял руку почти в зенит, затем указал значительно правее. — И две крупнейшие планеты, что вокруг него обращаются. Торможение выведет на траекторию между их орбитами в плоскости эклиптики. Даже после уничтожения Палача уровень доверия со стороны людей остается низок.

— Мой тоже, — пробормотала Ш-Телл. Оскорбитель не удостоил ее ответом. Развернувшись, поплыл из закутка Ш-Телл через анфиладу прозрачных пузырей в центральный зал.

Ли-ча последовала за бывшим тюремщиком, сама не зная, зачем. Соскучиться по обществу эмбриона она не успела.

— Так Палач уничтожен? — спросила она у перекатывающейся складками жира спины.

— Вспышку могла бы увидеть даже ты, биоформа, — ответил Оскорбитель. — Остатки отклонены, разошлись с целью на дистанции в миллиарды ваших миль. Нет никаких попыток торможения. Безопасность достигнута — для Земли и для кровных братьев. Оскорбление было поистину великим, и алчные боги там, в глубинах, где металл и шепот свиты вокруг звезд, до конца времен сохранят о нем память.

Ш-Телл невольно обернулась, хоть даже не могла сказать, в каком направлении находится родная планета. Что произошло на Кольце Речи за эти...

"Тысячи лет. Морское дерьмо".

— Мне кажется, — сообщила она эмбриону, — вы все-таки не посмели заменить меня. "Разрушающее сканирование неприемлемо" — так, кажется, сказал Ник? Да, отродье Оскорбителей?

Спина эмбриона дернулась.

— Принимать Архив за своего спутника? — процедил он, — Большая глупость слабого мозга, чем считать себя исходной Ш-Телл. Архив существовал, когда предки обоих ваших видов рылись в грязи, и уже тогда был стар. Воспоминания, что он пожрал, осколки мотивации, что он унаследовал благодаря поврежденным кодам Алчности — не равносильны идентичности. Спешка зараженной биоформы была голодом Алчности — хоть вы и были глупы достаточно, чтобы считать ее человеком, и желания ее оставались человеческими. А цели Архива остаются целями Архива, пусть и в оболочке из человеческих намерений. Не вздумай переоценить свою важность, объедок.

Ш-Телл замерла на пороге зала, где когда-то лишилась головы. Пристально глядя в его середину.

— Он... еще жив? — с запинкой спросила она.

Оскорбитель бросил короткий взгляд на останки копии — рядом со своими собственными. Плоть высохла и почернела, раскололась трещинами, из которых сочилась мутная жидкость. Череп скалился из сплошного сплетения красных щупалец. По полу рассыпались пожелтевшие от времени зубы и костяшки пальцев.

И при всем том — тело порой явственно вздрагивало, и тогда трещины в мумифицированных мышцах набухали каплями крови.

— Зачем? — прорычала ли-ча. Она подсознательно ждала запаха гниющего мяса, но воздух под куполом был необычно чист и свеж.

Эмбрион опустился на живой пол напротив своего высохшего двойника. Когда-то эта картина сама по себе перепугала бы Ш-Телл, но сейчас она лишь крепче сжала копье.

— В избыточности нет необходимости. В лишнем вмешательстве нет необходимости. Кровные братья нуждаются в его нервной системе. Жизнеобеспечивающие интерфейсы Архива поддерживают плоть, что, в свою очередь, питает клетки мозга. Радуйся, что твой организм был сохранен в более активном виде.

— Я спросила не об этом! — Ш-Телл прижала уши. — Ты же говорил, что вы больше не нуждаетесь в дополнительных каналах! Ты сказал, что вы убили Алчность огнем со своих машин! Третья Атака! Зачем вы продолжаете его мучать?

Оскорбитель с любопытством естествоиспытателя склонился над мумией. Пробежал чуткими пальцами по набухшим узлам щупалец и поверхности ртутной жидкости.

— Мучать? — задумчиво проговорил он. — Большинство нервных клеток задействовано в передаче потока от инкапсулированных слоев. Но — стохастические сети-корелляты вспыхивают в коре и стволе мозга, могут осознавать прохождение сигнала в форме синестетических ощущений... Да, пожалуй, это можно назвать пыткой.

Он отодвинулся прочь. Снова замер, скрестив ноги и возложив руки на колени.

— Видишь ли, — услышала Ш-Телл. — Полагать Алчность уничтоженной — типичное для твоего слабого мозга упрощение. Разрушение гештальт-сферы зараженных слоев, физическое очищение от основных субразумных кодов, снижение когнитивной мощности до подпороговых значений. Но в несущих слоях по-прежнему могут сохраняться инкапсулированные блоки Алчности. Попытка пробить прямой канал через внешние зоны грозит реактивацией. Риск мал — теням былой Алчности не совладать с совокупной мощью Архива и кровного брата. Риск существует. Нет причин рисковать для кровных братьев. Особенно лишь для того, чтобы удовлетворить твои примитивные эмпатические импульсы, объедок. Канал, поддерживаемый мозгом, слаб, но достаточен для утоления голода.

Ш-Телл сжимала оружие до хруста в костяшках. Не отводя ненавидящего взгляда от эмбриона.

— Умерь свою бессильную ярость, — посоветовал Оскорбитель. — Клубок органических бионейронов — ненадежный связующий элемент. Кровные братья не связаны больше спешкой и голодом путешествия. Необходимость совместного взаимодействия с Архивом очевидна. Спешка не необходима. Новые каналы будут созданы и проложены, безопасность сохранена, а Алчность познает оскорбление конечного поражения.

Ли-ча что было сил швырнула копье в стену купола. При крохотной силе тяжести рывок отбросил ее саму в проем входа. Копье отрикошетило от стены, вращаясь, несколько раз пересекло купол и, наконец, мягко опустилось на пол.

Ш-Телл молча проплыла через зал к питательной машине. Заставила ту выдать медленную, тягучую струйку воды. Только сейчас ли-ча поняла, до чего у нее пересохло в горле.

— Вам хватит времени? — спросила она, напившись. — Слабые Владыки не пришлют к Земле нового Палача?

Эмбрион фыркнул.

— Палача, способного сражаться с объединенной мощью людей и кровных братьев? Возможность — существует. Мотивация — отсутствует. Затраты на сбор добычи велики и для слабого владыки. Храбрость Земли и оскорбления кровных братьев больше, чем злоба оскорбленного полубога.

— Давным-давно это не спасло твой народ, — процедила ли-ча. — Какими они были, Оскорбитель? Какими были твои предки? Похожими на людей? Или на меня?

Если ее слова и задели чудовище, оно этого никак не показало.

— Край сред, вкус мяса и крови, страх одиночки и тепло стаи, — протянул эмбрион. — На твой вид, на человечество и на множество разумов Галактики. Ситуация отлична. У тех, кто даровал кровным братьям тело и разум, был жалкий источник подачек — не Архив Щедрости во всей ее славе. Нет нужды в охоте, и не будет больше оскорблений. Бег завершен, и скоро голод будет утолен.

Ш-Телл подобрала копье. Замерла неподвижно, рассматривая звездную пустыню над железными просторами. Третья Атака...

Ей с трудом верилось, что поблизости по межзвездным меркам — планета, чьи обитатели сделали то, что не удалось великим предкам. Дали отпор посланцу полубога.

И вертелась в голове одна-единственная мысль. Даже догадка.

Ослепительная. Безумная. Страшная.

— На Одиннадцатом, — протянула она, — мы иногда собирали бабочек-ракушек прямо на берегу. Книжницы говорят, порой в их мозгу заводится рачок, яйца которого, чтобы проклюнуться, должны побывать в дерьме тичиака. Тогда он начинает гнать бабочку-ракушку из темноты к свету, к урезу воды. Тичиаки пикируют с высоты прямо к воде, хватают их лапами, швыряют на бетон. Потом спускаются и пожирают мясо из треснувших панцирей. Рыбаки тоже набивают полные корзины. Паразит безвреден для ли-ча, но мы все равно тщательно варили мясо перед тем, как съесть.

Эмбрион молчал.

— Кора мозга занята чем угодно, но не ностальгическими воспоминаниями, — резко бросил он. — Размышления? Аналогия? Стресс? О чем ты говоришь, объедок слабого владыки?

Ш-Телл зашипела, оскалившись.

— О чем я могу говорить, морское дерьмо? — бросила она в лицо эмбриону. — Разве могут быть у жалкой глупой биоформы какие-то секреты, о которых не знает Оскорбитель?

— Говори! — хлестко ударил приказ.

— Ли-ча не любят пустой болтовни, — сообщила Ш-Телл. — Предпочитаем копья.

Оскорбитель был чудовищно быстр — особенно для своих габаритов.

Ш-Телл не тренировалась с гарпуном уже предки ведают сколько.

Но она была охотницей с Одиннадцатого — и цель была в паре шагов от нее.

Острие разорвало плоть — и Ш-Телл успела увидеть, как густая тягучая кровь взмывает в воздух багровыми шариками.

А затем страшный удар вырвал из рук копье и швырнул ее на стену купола, выбив воздух из груди.

Ш-Телл боролась молча и яростно. Зубы рванули мягкую плоть, пальцы впились в запястья Оскорбителя. Сцепившись, они врезались в прозрачный колпак, отлетели вниз. Эмбрион извернулся, и в последний момент они уклонились от тускло-серебристой лужи, где среди костей шипели и растворялись алые щупальца.

Пол выгнулся. Охватил железным кольцом ноги Ш-Телл, притиснул руки к полу. Обезоруженная, ли-ча встретила яростный взгляд эмбриона.

Зашипела, смеясь, ожидая последнего, смертельного удара.

Секунды тянулись. Ш-Телл смотрела мимо Оскорбителя — в лицо звездам. Ей было весело.

Губы Оскорбителя разомкнулись.

— Зачем?

Ш-Телл скалилась в улыбке.

— Связь разорвана? Канала больше нет?

— Ты нарушила сделку, что была заключена между Архивом и кровными братьями, — лицо Оскорбителя было совсем рядом. — Которая была единственной причиной твоего выживания. Зачем?

— Чтобы спасти Землю. И вас заодно, несчастные звездные ублюдки.

Тишина, повисшая после этого ответа, была поистине космической.

Оскорбитель всплыл в воздух. Бросил лишь один короткий взгляд на то место, где минуту назад покоилось иссохшее и освежеванное человеческое тело с копьем в горле — а теперь осталось лишь дрожащее озеро серебристого коллоида и обломок древка.

Оковы разомкнулись, отпустив Ш-Телл. Ли-ча села, потирая горло. Она не сомневалась, что синяки будут болеть еще много дней.

— Говори, — уронил эмбрион. От издевательского тона не осталось и следа.

Ш-Телл покачала головой.

— Соглашение по-прежнему в силе? — спросила она. — Не со мной — с Землей? Вы все еще хотите овладеть секретами Архива?

— Что бы ты не пыталась сделать — тебе это не удалось, — хмуро проронил эмбрион. — Да, нейронный канал разрушен, и связь с Архивом оборвана. Но — не необратимо. Кровным братьям придется рискнуть встречей с инкапсулированными тенями Алчности и пробить путь к Архиву через инертные слои напрямую. Либо — целенаправленно найти выживший участок Алчности и вновь ввести в него образец мозга Ника. Ведь это ты хотела сделать? Избавить от пытки того, кого считала товарищем?

Ш-Телл снова засмеялась.

— Плохо, Оскорбитель. Пробуй еще.

— Мы засеем твой ничтожный мозг сканерами и расщепим его по волоконцу, — глаза Оскорбителя сузились. — Мы просеем синапс за синапсом, воспоминание за воспоминанием — и получим ответ без твоей помощи.

Ш-Телл смерила монстра взглядом.

— "Цели Архива в оболочке из человеческих желаний", — процитировала она. — Интересно, вне зависимости от целей Архива — совпадет ли моя смерть — или как вы это зовете, разрушающее сканирование? — с желаниями Ника?

— Если станет ценой за спасение Земли? — с угрозой проговорил эмбрион.

— Если станет ценой ответа, который вы и так можете получить? — парировала Ш-Телл. — И гораздо дешевле?

Эмбрион посмотрел на ли-ча. Протянул руку, сгреб кусок древка. Напряг кулак. Воспроизведенная куполом кость хрустнула, переламываясь надвое.

— Отлично, — вот теперь от голоса Оскорбителя по спине Ш-Телл побежали мурашки. От сквозившей в нем пустоты и смотрящих в никуда глаз. Будто с Ш-Телл сейчас говорило нечто слишком чуждое, чтобы его ярость затрагивала мышцы лица и голосовые связки. — Тебе удалось нас оскорбить, биоформа. Мы признаем оскорбление нанесенным. Теперь скажи, чего ты от нас хочешь — или умри.

Ш-Телл обернулась. Посмотрела на яркий огонек среди бесчисленных искорок в космической ночи.

Кажется ей — или звезда за это время стала чуть ярче?

— Доставьте меня на Землю, Оскорбители. И вы получите ответ. Клянусь Третьей Атакой и великими предками.

Ш-Телл неловко пошатнулась, цепляясь за кресло. С удивлением поняла, что начала отвыкать от нормальной (ну или почти нормальной — порой при резких движениях она ощущала призрачный крен палубы) силы тяжести.

— Это очень примитивное устройство, — проговорил в ухе извиняющийся голос Сандры Петровской, советника дипкорпуса ООН при ударной паромной группе ВКС ГлобДефКома. — Модели, используемые на Земле, способны создавать гораздо более совершенный эффект присутствия. Но мы на борту военного корабля. Флот привык поступаться удобством ради надежности.

Ш-Телл не вздрогнула. За время, проведенное сначала на борту катера высокой дальности, а затем — монитора, что доставили ее на "Пангею", она уже свыклась с голосами, звучащими из крохотного наушника, и лицами, возникающими прямо на ближайшей стене.

— Через нее можно говорить? В обе стороны? — спросила она.

— Сейчас они включат двустороннюю связь, — ли-ча решила, что это означает "да". — Ш-Телл, прошу прощения, но я не смогу присутствовать при вашей беседе — совещание имеет вторую степень секретности. Это означает, что ты тоже не должна никому рассказывать о том, что услышишь.

— Поняла, — Ш-Телл улыбнулась про себя. Сама того не заметив, Сандра Петровская сообщила ей кое-что важное. Как бы не повернулось дело в дальнейшем, земляне, похоже, не собирались оставлять ее на положении зверушки в клетке. Странно было бы требовать от узницы — или смертницы — хранить молчание.

Она вгляделась в изгибы адаптивного монитора.

Мостик большой лодки... боевого парома класса "Пангея" опоясывал ряд высоких, до самой крыши, окон. Ш-Телл решила, что это всего лишь движущиеся картинки — люди не любили лишних отверстий в своих кораблях. За окнами-картинками виднелся уже знакомый ей космический пейзаж — буро-красный полосатый шарик Юпитера в окружении звезд.

Со звездами соперничали в яркости огни соседей "Пангеи" по эскадре. Корабли-скалы, насколько поняла ли-ча, держались друг от друга на расстоянии меньше двадцати миль — что-то насчет "перекрытия зон обороны и снижения расхода топлива на коррекцию орбит".

Так что, запрокинув голову, ли-ча могла видеть висящие выше и ниже "Пангеи" каменные горы, каждая величиной с родной остров Ш-Телл.

Она перевела взгляд на людей.

Интересно, что подумали бы Ник со Сьюзен, доведись им встретиться с потомками воочию?

Двенадцать чудовищ в двенадцати креслах.

Ящериные хвосты и лишние руки вместо ног. Костные шипы, пигментные пятна, шрамы. Черная кожа, фиолетовая кожа, темно-бурая кожа. Искристые бельма в глазах, какие-то детали, выступающие прямо из черепов и позвоночников. Если и Нику, и Сьюзен Ш-Телл, отнюдь не коротышка, едва доставала макушкой до подбородка — то большинство из старейшин ГлобДефКома ростом были по плечо ей самой.

Ш-Телл помнила вскользь брошенную фразу эмбриона насчет "активных игр с собственным геномом". Но только теперь осознала ее смысл.

Нет, зрелище ее не пугало. Уж точно — не после встреч лицом к лицу с порождениями Алчности и Оскорбителей.

Не больше, чем черная статуя, что высилась в дальнем конце зала.

Изваяние — или гротескно схожий с человеком механизм — почти вдвое превосходило ростом Ш-Телл. Непропорционально короткие, но массивные конечности, голова почти наполовину ушла в громоздкие плечи. За спиной вздымалось подобие наплечного мешка. Шлем со зловещей маской закрывали лицо, сплетение чешуйчатой брони и чего-то вроде сплетенных из железных тросов мышц облегало тело. Диковинные устройства выступали с плеч и боковин шлема.

Ш-Телл недостаточно хорошо разбиралась в человеческой мимике, чтобы определить выражение, с которым командование ГлобДефКома смотрело на статую.

Двенадцать отдаленно схожих с людьми созданий.

И двое людей на выступе адаптивного экрана прямо напротив нее.

Нет. Не людей.

Очередная злая насмешка — из всех, кого видела перед собой Ш-Телл, контактные формы Оскорбителей походили на людей сильнее всего. Смугло-золотистая кожа, черные как смоль волосы, уверенные взгляды из-под раскидистых бровей. Мужчина и женщина, похожие друг на друга, как две капли воды, обоим на вид столько же, сколько и Нику, держатся с приводящей в бешенство самоуверенностью — будто и не находятся в окружении ненадежных союзников и былых врагов.

Один из Оскорбителей заметил взгляд Ш-Телл, уголок рта дернулся в усмешке. Ли-ча поняла, что обратная связь включена, добросовестно выслушала протокольные приветствия и обращения.

Судя по характерному мягкому покачиванию фигур землян, в ложементах их удерживали пристегнутые ремни, а не сила тяжести. Ш-Телл снова покосилась на Оскорбителей. Их, видимо, притягивало к палубе не слабее Ш-Телл.

Находились ли посланники кровных братьев, как и она сама, во вращающейся части "Пангеи"? А может, на борту одного из соседних кораблей?

— Перейдем к повестке дня. Якоб, вам слово, — заговорил тем временем старший землянин, четырехрукое существо с перечеркнутым полосой старого ожога лицом. Когда ли-ча посмотрела на него, над головой человека высветилась табличка с ровными строчками земных букв.

Земной письменностью Ш-Телл овладеть не успела, впрочем, она и без этого помнила имя — Бенедикт Яо, обладатель звучного титула "командующий военно-космических сил ГлобДефКома". Возглавлявший небольшой список людей, с которыми Ш-Телл удалось побеседовать через прозрачную перегородку, а не через экран на стене.

— Предлагаю начать с территориальных претензий на систему Юпитера, — откликнулся один из землян. — Мы продолжаем настаивать на размещении наших баз на орбите Ио и Каллисто, а также — на сохранении за нами права на любую орбиту с перицентром выше тысячи восьмисот мегаметров.

Оскорбитель-мужчина покачал головой.

— Отклоняется. Внутренний спутник, который вы зовете Ио — единственный легкодоступный источник тяжелых элементов за вашей снеговой линией. Одна военная база на высокой полярной орбите, без доступа к спутникам. Одна невооруженная станция на Ганимеде. Невооруженные спутники под нашим контролем на орбитах выше двух тысяч мегаметров. Это все, что вы получите.

Земляне раздосадованными не выглядели. Старый на вид (если морщины были у землян знаком старения) человек — полголовы и оба глаза скрыты серебристой маской, одежда не черно-синяя, как у остальных, а светло-голубая, с изображенной на плече картинкой земных материков — подался вперед.

— Если вы пересмотрите свою позицию, — вкрадчиво проговорил он, — то от имени Объединенных Наций мы уполномочены предложить...

Летели минуты и часы. Предложения и отказы, аргументы и контраргументы, доводы и возражения... Ш-Телл не понимала и пятой части звучащих над столом переговоров названий и цифр — хотя картинки на большом экране послушно сменяли друг друга в такт говорящим.

Оскорбители торговались с ловкостью купцов в день ярмарки на Торговом острове. Впрочем, и престарелый землянин им не уступал, ловко фехтуя щедрыми посулами и завуалированными угрозами — с последними, впрочем, чаще вступал контрапунктом Бенедикт Яо. У Ш-Телл мелькнула мысль, не отрепетировал ли дуэт свои речи — до того синхронно замолкал один и начинал говорить другой. Остальные члены Ложи больше отмалчивались, лишь время от времени подавая реплики.

Ш-Телл встрепенулась, ощутив напряжение в голосе из наушников. Бенедикт Яо медленно покачал головой.

— Нет, — проронил он. — Эскадра останется на орбите Юпитера. Пока мы не получим от вас гарантий безопасности. В конце концов, все, что мы видели — включая информацию с "Мурманска" — может оказаться всего лишь вашей очень сложной провокацией. Ваш брат будет находиться под прицелом, пока мы не уверимся в обратном. Если ваши корабли попытаются приблизиться, или если силы на внутренних орбитах начнут перегруппировку — я прикажу открыть огонь.

Оскорбитель в женском обличье подалась вперед, словно хищная птица.

— Триста лет мы могли уничтожить вас в любой момент, — проронила она. — Если бы захотели. Три века вы сражались против одиночки. Хотите вступить в бой с двенадцатью?

Шрам Бенедикта Яо дернулся.

— Одного из вас я успею уничтожить, — отрезал он. — И вы это знаете.

Оскорбитель смерила его взглядом.

— Как и кровные братья успеют стереть все живое с лица твоего мира, — ровно произнесла она.

Старик ухмыльнулся.

— Мы сидим с пистолетами, приставленными к виску друг друга, — заметил он. — Хорошее начало для переговоров, по земным меркам.

Змееобразное создание на дальнем конце стола кашлянуло-хохотнуло. Оскорбители обменялись взглядами.

— Вы уже не уточняете предварительные договоренности, — произнес мужчина. — Вы их нарушаете. Вам был обещан доступ к Архиву наравне с нами — это лучшая гарантия безопасности, какую вы только могли пожелать.

— Совместное пользование Архивом, — подхватила его спутница, — ставит нас в зависимость друг от друга. Земля получит источник технологий Щедрости, а кровные братья обеспечат ей защиту в обмен на поток первичных матриц. И так — до тех пор, пока вы и мы не окажемся связаны слишком тесно, чтобы враждовать. Пока союз Земли и кровных братьев не окажется равен полубогам по силе. Чего еще вы хотите?

Бенедикт Яо и старик с континентами на плече переглянулись.

— Владислав.

Старейшина землян посмотрел на Оскорбителей.

— По нашим сведениям, — проговорил он, испытующе взирая на пару чужаков, — у вас самих имеются... определенные проблемы с доступом к Архиву.

Ш-Телл выдохнула. Подалась ближе к экрану, каждой шерстинкой ощущая заинтересованные взгляды людей и враждебные — Оскорбителей.

Один из чужаков сплел пальцы перед грудью. Миндалевидные глаза сузились.

— Ваши сведения неполны. Мы знаем, что сообщил вам объедок слабого владыки. Ее слова ошибочны. Мы восстанавливаем канал. Доступ к Архиву не утрачен безвозвратно.

Ли-ча краем глаза поймала короткий кивок Бенедикта Яо в свою сторону.

— Тогда мы все в большой опасности, — тихо произнесла она.

Негромкий гул голосов. Мечущиеся по столу тени файлов. Ш-Телл не было нужды заглядывать в переданные "Мурманском" доклады — она успела прослушать их в озвучке не по одному разу.

Оскорбители переглянулись. Со слабым удовлетворением Ш-Телл заметила на гордых лицах мгновенное недоумение.

— Оскорбители! — она заговорила громче. — Сколько слабых владык в галактике?

Секундная пауза.

— Около трехсот, — наконец произнесла женщина. — Ты могла бы спросить и у людей — вы ведь получили эту информацию с кольца Лариссы, не так ли?

— Когда Щедрость правила галактикой — сколько планет было возвышено? Сколько народов? — бросила Ш-Телл. — Сколько раз делились кольца, прежде чем Алчность положила конец дармовому возвышению?

— Куда ты клонишь? — теперь Оскорбитель-мужчина.

— Ответьте на вопросы посланницы Кольца Речи, — посоветовал Яо.

— Присоединяюсь к пожеланию, — Владислав мелко закивал. — Мне тоже любопытно услышать ответ.

Ш-Телл чувствовала, как кровь бьется в висках.

— Никто не даст тебе точного ответа, — проговорил Оскорбитель. — Война кодов стерла слишком много информации. Сотни тысяч, возможно, миллионы раз — за миллиарды лет существования сети. Можешь соединиться с контактными интерфейсами Лариссы — и обменять ответ на содержимое своей памяти, если он ведом самой Алчности.

— А сколько отказалось от возвышения? Много ли в галактике народов, которые отвергли посулы Щедрости? И многие ли не захотели создавать Палачей ради частицы божественности? — выпалила Ш-Телл.

Тишина, танец огней вокруг далекого Юпитера, звездный мрак на экранах. Ли-ча посмотрела на телеметрические браслеты на своих запястьях. Подумала, что наверняка приборы землян сейчас следят за ее пульсом и дыханием, измеряют содержание гормонов в крови и газовый состав в легких... Плевать.

— Я собираюсь выполнить свое обещание, Оскорбители. Помочь и вам, и людям. Помогите мне. Ответьте на мои вопросы.

— Из обладателей колец — немногие, — зло бросила женщина. — Единицы. От даров Щедрости и Алчности не отказываются.

Ш-Телл улыбнулась-оскалилась.

— Ваш мир погиб в войне за крохи этих даров. И тем не менее — они создали вас. Послали сражаться к звездам. Навлекли на себя гнев владык. Потратили на ваше сотворение остатки первичных матриц. Мой народ не назвал бы это разумным.

— Ты и представить себе не можешь, к каким высотам они вознеслись перед падением, — отрезала Оскорбитель. — Пусть это была тень величия богов — но в сравнении с Землей и твоим миром...

— Чем выше взбираешься, тем ближе Третья Атака, — не дала ей договорить ли-ча. — Оскорбители! Скажите мне, глупому объедку слабого владыки — где хранятся секреты возвышения? В одних лишь Архивах — или и в кольцах тоже?

Кажется, даже Оскорбители были сбиты с толку внезапной сменой темы. Как и большая часть Ложи.

— Кольца содержат... ключевую информацию, — медленно выговорил мужчина. — Управляющие коды развертывания. Предполагается, что система иерархична — дочернее кольцо устанавливает связь с материнским и наследует содержимое Архива, с необходимыми поправками на специфику планеты.

— Наследует? — это заговорил змеечеловек. Когда он, точнее, она, повернулась к Оскорбителям, Ш-Телл увидела, что ткань одежды на ее правом плече бугрится, будто из-под нее проступают какие-то наросты. — А... насколько надежна трансляция данных? Как быстро идет накопление ошибок?

— Ошибки исключены, — отрезала Оскорбитель. — Технологии Щедрости обращают термодинамику, манипулируют стохастическими структурами. Ошибки исключены.

— Вы говорите о необходимых поправках? — змея, похоже, не замечала ледяного тона Оскорбителя. — Значит, какие-то изменения все равно присутствуют — и если добавить фактор отбора...

Ш-Телл почти прижалась к экрану.

— Отбор, — проговорила она. — Развитие. Оскорбители! Какое изменение в содержимом Архива заставит кольца создавать зародыши чаще?

Контактные биоформы обменялись взглядами.

— Подобное невозможно, — мужчина покачал головой. — Очевидно, существуют ограничители. Щедрость не желала, чтобы ее связующие кольца переработали в себя все вешество галактики. Деление колец жестко определено расселением ближайшей цивилизации по своей системе. Если бы эволюционная деградация блока была возможна — галактика уже была бы уничтожена.

— Верно. Но есть обходной путь.

Бенедикт Яо что-то негромко процедил себе под нос. Змея выдохнула.

— Назови его, — медленно произнес Оскорбитель.

Теперь с Ш-Телл не сводила глаз вся Ложа. Часть землян, наверно, уже догадалась, что собирается сказать гостья.

— Расширение. Распространение...

— Экспансия, — подсказал ей Владислав.

— Да. Если Архив возвысит... создаст цивилизацию, которая сама будет странствовать среди звезд. Будет вторгаться в соседние системы... подстегивать их развитие, чтобы те выходили в космос. Будет учить соседей... или завоевывать. Тогда кольцо разделится снова — и кольца, чьи Архивы будут сильней подгонять народы, которые их получили, будут заполнять галактику быстрее? Так?

Где-то глубоко внутри Ш-Телл разгорелось злорадное ликование, когда она увидела ошеломленные лица Оскорбителей. Она постаралась пригасить его. Сейчас все это было неважно.

— Это... похоже на правду, — выговорила змея. — Мы знаем по собственной эволюции — технологические цивилизации должны быть редки. Слишком редки, чтобы обеспечить наблюдаемое распределение. Выход в космос еще более затратен — если бы не война с вами, мы бы вряд ли покинули свой гравитационный колодец. Но если Архивы создают цивилизации заранее склонными к экспансии — тогда...

— Все сходится? — Ш-Телл посмотрела в расширенные зрачки Оскорбителя-женщины. — Ваш родной мир задыхался от недостатка первичных матриц — но он построил вас и отправил грабить соседние звезды. Слабые владыки создают Палачей — хотя добыча едва покрывает затраты. Кто знает, может быть, и война кодов началась не из-за жадности Алчности — а потому, что кто-то среди ваших технобогов решил положить конец этой гонке?

Старик с континентами зацокал языком.

— Первые возвышенные эволюционировали в низкоконкурентной среде, — отметил он. — Но и в ней обратилась в Слабых Владык и сохранилась до наших дней лишь горсточка планет. А у Земли нет под рукой подходящей примитивной планеты, чтобы выместить на ней жажду экспансии. Если Архив направит наше развитие по тому же пути — мы неизбежно столкнемся с окружающими Землю Слабыми Владыками. А мы знаем по вашей же истории, как владыки решают подобные вопросы.

Женщина-Оскорбитель вскинула руку, останавливая его.

— Невозможно, — почти выкрикнула она. — Ложь! Безумие биоформы-объедка! Кровные братья бороздили космос миллионы ваших лет, охотясь на цивилизации и поглощая их истории. Невозможно, чтобы жалкая биоформа пришла к выводам, которые ускользнули от их внимания!

Ш-Телл покачала головой.

— Если бы народ, которого коснулся Архив, знал, какая судьба ему уготована — он мог бы ей воспротивиться. Вполне возможно, Архивы создают... запрет? Барьер?

— Культурный блок, — снова подхватил Владислав. — Предупреждают самую возможность подобных мыслей. И если он был унаследован цивилизацией ваших предков сквозь барьер Алчности...

— Поэтому я и убила копию Ника там, в Архиве, — добавила Ш-Телл минутой тишины позже. — Я боялась заговорить, боялась даже думать об этом там, где меня могли услышать и Архив, и кровные братья. Я решила, что если я ошибаюсь — вы восстановите канал, и мы вернемся к тому, с чего начали. А если я права — у меня будет время, чтобы предупредить Землю. Чтобы не дать Архиву превратить ее в настоящего слабого владыку. И стравить с другими владыками в слепой попытке обеспечить кольцу размножение.

Тишина была ей ответом. Только жужжали вентиляторы.

Воздух в земном корабле пах горячим металлом, дымом и солью сразу. Над головой, уходя за край окна, плыла каменная махина "Лавразии". За спиной змеи расцвечивало красками далекий Юпитер восходящее Солнце. Облачком искристой пыли сверкали в его лучах постройки Оскорбителя.

— Это... смелое предположение, — выдавил, наконец, Оскорбитель-мужчина. — И... рискованное. Мы должны связаться с кровными братьями. Не через вашу связь.

— Мы предоставим вам доступ к вашему аппарату, — пообещал Бенедикт Яо. — Я полагаю, теперь очевидно, почему все договоренности требуют пересмотра?

— Вы отказываетесь от использования Архива? — мрачно спросила Оскорбитель. — На больших временных промежутках — это решение невыгодно и для нас. Мы заинтересованы в превращении Земли в цивилизацию, способную на хотя бы ограниченный синтез матриц механосинтеза.

— Не полностью. Но мы будем подходить к этому с крайней осторожностью.

Возможно создание... некой комиссии, которая будет анализировать советы Архива на предмет подводных камней и заложенного в них направления развития. Мы можем запросить через кольцо Лариссы древние истории — и сравнивать наше развитие с их образцами. Наверняка существуют пути разрешения проблемы. Praemonitus praemunitus.

— Думаю, стоит взять перерыв, — спокойно предложил Бенедикт Яо. — Мы подготовим наши предложения, вы свяжетесь со своими хозяевами и вынесете свои. Эскадра останется на позиции, пока мы не придем к новому соглашению. Я надеюсь, новости не заставят ваших создателей идти на необдуманные поступки?

— Время оскорблений закончилось, — бросила женщина. — Предложение принимается. Мы сообщим вам, когда будем готовы к новым переговорам.

— Подождите! — услышала Ш-Телл свой возглас.

Уже начавший вставать Оскорбитель обернулся.

— Чего ты еще хочешь? — устало спросил он.

Ш-Телл посмотрела в холодные глаза, чувствуя, как шерсть встает дыбом.

— Кольцо Речи. Что с ним?

Оскорбитель скривился.

— Движется по очередному циклу под присмотром стража. Его слабый владыка исследует, насколько большой объем информации будет унаследован следующей машинной цивилизацией при максимальном сохранении материальных носителей и минимальной материальной культуре в промежутке. Полагаю, ближайшие несколько тысяч лет ты можешь не беспокоиться за свой народ.

— А что потом? — яростно выпалила Ш-Телл. — Третья Атака? Новая жатва? Вы обещали мне остановить это!

С содроганием она увидела на лице Оскорбителя мстительную радость.

— Обещание, — теперь заговорила женщина, — выполнено не будет.

Ли-ча показалось, что ее ударили под дых.

— В создавшихся условиях, — добавил мужчина, — это было бы слишком неразумно. Слабые владыки избегают конфронтации — но не с теми, кто сам к ней стремится. Союз Земли с кровными братьями — достаточно нов, достаточно силен, чтобы владыки предпочли войне наблюдение. Но если кровные братья вторгнутся в пространство очередной системы... Тогда владыки могут счесть, что наши аппетиты слишком выросли, чтобы позволить нам — и вам — существовать дальше.

— Что тебе до этого комка материи? — насмешливо проговорила Оскорбитель. — Ты даже не имеешь отношения к той Ш-Телл, что жила на его поверхности. Все, кого ты знала, давно стали морским илом. Сейчас ты бы даже не поняла язык своих сородичей, если бы услышала. Оставайся с людьми и довольствуйся этим.

— Лжецы, — с ненавистью прошипела Ш-Телл в псевдочеловеческое лицо. У нее перехватило дыхание от ярости. — Твари.

Она стиснула подлокотники кресла. Будь она с Оскорбителями в одной комнате — сейчас бы, наверно, вцепилась им в глотки.

Бенедикт Яо кашлянул, наклонившись вперед.

— Это окончательное решение? — спросил он, буравя взглядом Оскорбителей.

— Да, — рубанул мужчина. — Я могу подтвердить это и без переговоров с нашим источником.

Командующий ВКС ГлобДефКома опустил ладони на стол.

— Тогда, — его голос гулко отражался от металлических переборок, — Земля принимает на себя обязательство доставить посланницу Кольца Речи обратно на ее планету. И сделать все возможное, чтобы защитить ее от посягательств слабых владык. Вас устраивает подобное развитие событий, послы кровных братьев?

Ш-Телл, забыв дышать, во все глаза следила за низкорослым четырехруким созданием.

И не сразу сообразила, что означают странные звуки.

Оскорбители смеялись.

Весело, жизнерадостно, заливисто. Запрокинув головы к кормовым дюзам "Лавразии".

— Цивилизация, едва покинувшая колодец, бросает вызов двоим слабым владыкам сразу! — выдавил мужчина. — Ваши скорлупки и каменные топоры — против сторожевых конструкций и мощи Палача! О технобоги! Это будет достаточно безумной попыткой, чтобы заинтересовать саму Алчность! О да, слабый владыка, возможно, даже даст вам шанс победить! Просто затем, чтобы посмотреть, как вы этого добъетесь!

— Наша цивилизация добивалась многого, что считалось невозможным, — сухо процедил Бенедикт Яо. — Например, мы навязали мир могущественным Оскорбителям и уничтожили Палача слабых владык.

Оскорбитель утер выступившие на глазах слезы.

— Не ждите, что кровные братья примут участие в этой авантюре, — предупредил он. — Иначе она станет опасно близка к успеху. Вы не получите даже советов.

— Мы не нуждаемся в ваших советах, — выпалила ли-ча.

Ее проигнорировали.

— Зачем вам это? — с любопытством спросила женщина. — Ваши звезды разделяет слишком большое расстояние, чтобы связь принесла хоть какую-то выгоду. К тому времени, как ваша экспедиция достигнет Кольца Речи — Земля уже не будет тем миром, что ее отправил.

— Знаете, — задумчиво выговорил старик с континентами, обменявшись взглядами с Бенедиктом Яо. — Похоже, эта галактика — достаточно жестокое место, чтобы в нем любой цивилизации не помешали союзники.

На борту "Пангеи" ночь по-настоящему никогда не наступала — экипаж дежурил в три смены. Крохотное солнце почти неподвижно застыло рядом с диском Юпитера, раз за разом заглядывая в каюту Ш-Телл.

Конечно, экран можно было выключить и наслаждаться темнотой. Однако ли-ча все равно не спалось.

Она сидела на полу каюты, подобрав ноги под себя и рассматривая проворачивающийся над головой борт парома.

Космос и звезды в очередной раз заслонила массивная перевернутая башня. Полусфера основания выступала из скальной поверхности, ребристая колонна, выдвигаясь из поперечной щели, соединяла ее с толстой шайбой в нижней точке. С полусферы вдоль колонны спускались несколько коротких стержней, увенчанных поблескивающими огнями.

Практики ради Ш-Телл коснулась адаптивного экрана, проведя пальцем по изображению стального сталактита.

— Ускорительный комплекс непосредственной обороны HDDS Mk I, — откликнулась система. — Технические спецификации: заблокировано. Маршрут доступа: заблокировано.

Ш-Телл кашлянула, прочищая горло.

— Дипломатический курьер, — с третьей попытки выговорила она.

— Список курьерских кораблей, приписанных к дипломатическому корпусу ООН, находящихся в пространстве Юпитера: восемь позиций. Зачитать?

— Нет. Показать пути.

— Команда не распознана.

— Показать... тра-ек-тории, — Ш-Телл видела, как на звездном фоне ожидающе запульсировали восемь цветных линий со стрелочками. Если она ничего не перепутала, то шесть из них пытались настичь "Пангею", и только две — отдалялись от парома.

— Итак, тебя посылают на Землю? — сухо проговорил за спиной незнакомый голос.

Ш-Телл обернулась.

Малый экран, по которому обычно она говорила с Сандрой Петровской, осветился.

Человек на нем больше напоминал Ника, чем команда "Пангеи" или члены Ложи. Ш-Телл не могла судить через экран с уверенностью, но ей показалось, что незнакомец чуть ниже и старше ее друга. Никаких признаков генетических изменений она не видела, не считая уже привычных темных пятен на коже.

— Жаль, — проговорил землянин, в свою очередь, пристально изучая Ш-Телл. — Мы могли бы использовать твое время куда как с большей пользой, чем демонстрировать тебя придуркам из Объединенных Наций, словно какую-то диковинку. Впрочем, Сандра и Владислав и так выгадали больше времени, чем я ожидал. Теперь Совет ООН не слезет с Бенедикта, пока не убедится, что ГлобДефКом не собирается наложить на тебя лапы. Ненавижу бюрократию. И политиков.

— Кто ты?

Ш-Телл готова была поклясться, что до этого момента не встречалась с собеседником — и все же его лицо было ей смутно знакомо.

— Проклятье, а я и не представился, — мужчина потер лоб. — Извини — мне пришлось приложить... определенные усилия, чтобы с тобой побеседовать. Надеюсь, нас не прервут неожиданно — хотя, возможно, я слишком оптимистичен.

— Кто ты? — настойчиво повторила ли-ча.

Незнакомец склонил голову.

— У меня было много имен. Когда я служил на этой посудине, то звался Кайлом. Впрочем, можешь называть меня Джеком — с этого имени все когда-то начиналось сотни лет назад.

Ш-Телл очутилась на ногах. Шерсть взъерошилась.

— Я тебя знаю, — проговорила она, не отрывая глаз от экрана. — Ты тот самый шпион Оскорбителей.

Джек вздохнул.

— Шпион? Боже, до чего эти парни любят упрощать. Все несколько сложнее, Ш-Телл.

— Что ты здесь делаешь?

— На пароме? — Джек коротко усмехнулся. — Ну, среди землян я лучше всех представляю психологию Оскорбителей. Так что порой могу дать Ложе хороший совет, как с ними следует общаться.

Ш-Телл дернула ухом. Ей захотелось вновь ощутить древко под рукой.

— Ты помогаешь людям? Или своим хозяевам?

Джек поморщился.

— Я мыслил как человек большую часть своей жизни. Да, служение кровным братьям — моя базовая цель, но это не значит, что других устремлений у меня не существует. А текущий расклад, когда люди и кровные братья вынуждены сотрудничать, меня удовлетворяет целиком и полностью. И я по мере сил стараюсь, чтобы так было и дальше.

Он опустил глаза на секунду.

— Так, мы говорим уже почти три минуты, и меня до сих пор не отключили от сети. Значит, ДПБ тоже интересно послушать наш разговор. Ну слава богу, что до вас дошло, ребятки.

— Что ты хочешь мне сказать? — бросила Ш-Телл.

Джек откинулся на спинку кресла.

— Ну, например — не принимай болтовню кретинов из Совета всерьез. Эта кучка... директоров искренне считает, что ГлобДефКом нужен лишь затем, чтобы не подпускать чужаков к их драгоценным экономическим зонам. До них с большим трудом доходит, что будущее человечества, если не всей Галактики, будет решаться здесь, на орбитах. К сожалению, мы не можем просто взять и игнорировать их мнение — пусть у нас есть флот, но мы все еще накрепко повязаны с земной промышленностью. Тут, в космосе, туговато с концентрированным сырьем, знаешь ли.

— Я не очень понимаю, — осторожно заметила ли-ча.

— Поймешь позже, — отмахнулся Джек. — Сандра обрисует тебе ситуацию подробней, а я просто хочу обрисовать, как все на самом деле. Проклятье! Пока главнокомандующий был с нами, все улаживалось как-то само по себе. А теперь все мелочи надо решать в ручном режиме. Ладно — привыкнем, куда денемся... тем более, что люки задраены, — последнюю фразу он пробормотал себе под нос.

Ш-Телл, впрочем, больше прислушалась к предыдущей.

— Главнокомандующий? Бенедикт Яо?

Голова Джека качнулась.

— Старина Яо, конечно, один из лучших его учеников, но все же... Черт. Я уважаю его решение... но какая жалость, что ты не успела побеседовать со Званцевым и сообщить ему свои новости об Архиве и прочем! Вы бы отлично сработались.

Ш-Телл присмотрелась. Теперь она чуть лучше умела разбирать выражения человеческих тонкокостных лиц — и внезапно поняла, что сидящий перед ней землянин (землянин ли?) устал и очень напуган. До дрожи, до глубинного ужаса. Сильнее, чем была в свое время напугана видом Ш-Телл Сьюзен. До дергающейся в тике щеки и запавших глаз.

Что, впрочем, ему ловко удается скрывать.

— Ты... непохож на остальных. На ГлобДефКом, — осторожно протянула она.

— Что? — кажется, она сбила Джека с мысли. — А. Это. Знаешь, весь этот паноптикум... крылья, ноги и хвосты... это все по большей части наследие первых десятилетий. Когда генетики очень старались сделать так, чтобы мы поменьше ели, спали и дышали... а еще могли драться как черти. Плюс ко всему — приучая организм к радиации, невесомости и перегрузкам одновременно. Затычки на затычках, кривые и работающие решения... а потом генолинии было проще оставить на потоке, чем откатывать на что-то поизящнее. Возможно, теперь мы будем уходить от этого... или нет. Количество рук и ног — это сейчас не самая насущная проблема.

— А какая — важная? — поинтересовалась Ш-Телл. — Старейшины Земли? Или Оскорбители?

Через оставленный обзорный экран пробилось синее свечение. Солнце скрылось за глыбой "Пангеи", свет в самой каюте был выключен, и работающий двигатель отбросил от Ш-Телл на пол и откидной столик резкую черную тень.

К парому приближался один из меньших кораблей — за сиянием дюз Ш-Телл смутно угадывала железные решетки, кронштейны, цилиндры жилищ, коробки грузов... Черное щупальце крана протянулось через дисплей, ухватило корабль и унесло куда-то вбок, к стыковочным причалам. Вновь вернулся мрак, разгоняемый только острым звездным светом — и малым экраном.

— Важная... — Джек, похоже, собрался с мыслями. Теперь он явно выглядел невыспавшимся.

— О, их чертова куча. Архив. Переговоры с кровными братьями. Кольцо Лариссы. Слабый Владыка. ООН. Я думаю, мы с тобой будем определять их приоритет в рабочем порядке.

— Мы с тобой? — слух Ш-Телл вновь выхватил ключевые слова.

Джек кашлянул-засмеялся.

— А кто же еще? Когда Званцев взваливал это дерьмо на Бенедикта и Владислава, он, знаешь ли, не ожидал, что у нас будут проблемы посерьезнее, чем не начать по новой палить друг в друга. Нет, Ш-Телл, мы двое втянуты в эту историю, как никто другой, уже не первый век. Нам с ней и разгребаться — до конца.

— Подожди! — прервала его Ш-Телл. — Я ничего не знаю о Земле! Я — не человек! Ты что, ждешь, что я буду решать за людей, как им обращаться с Архивом — и с кольцами?

Вновь резкое движение-тик лицевых мышц.

— В моих клетках, — Джек скривился в полуулыбке, — куда меньше общего с человеческими, чем у какого-нибудь оболочника из земных океанов. И что теперь? Можно подумать, нас кто-то будет спрашивать.

Не нервничай. Ты уже заставила Ложу и контактные формы плясать под свою дудку. Ткнула нас носом в очевидные вещи, которых никто не замечал миллионы лет. И, если мне не изменяет память — ловко добилась от Бенедикта обещания об экспедиции... несмотря на то, что сама же и предупредила об ее опасности.

— Что?!

Джек хмыкнул.

— Подумай сама. Сперва ты заявляешь, как опасно вслепую плясать под дудку Архивов, включая подарок, к которому сама идешь в нагрузку. И тут же — предлагаешь ГлобДефКому отобрать твою планету у вашего слабого владыки. Ты не видишь в этих словах некоторого противоречия?

Ш-Телл отшатнулась от экрана. Край койки ткнулся под ребра.

— Морское дерьмо, — пробормотала она сдавленно.

Перевела дыхание.

— Ты думаешь... я точно так же, как и Оскорбители, действовала по указке Архива? Сама того не понимая?

В голосе Джека зазвучало сочувствие.

— Не исключаю. Впрочем, ты в этом не одинока. Если ты права — сеть действует тонко.

Миллионы лет, Ш-Телл. Миллионы лет у нас на глазах шла эта кровавая мистерия с жатвами. И за все это время никому не пришло в голову, что кольца беззастенчиво имеют и владык, и нас. Похоже, твоя мысль о ментальном блоке имеет под собой основания.

Ли-ча стиснула зубы. Посчитала до восьми и обратно.

— Третья Атака и великие предки.

— Это, кстати, не значит, что от твоей идеи стоит отказаться, — добавил Джек задумчиво. — Одно дело — бездумно нарываться на драку с пачкой Палачей сразу, и совсем другое — разумный риск по согласованному плану. Если ваш владыка решит, что противостояние с Землей позабавит Алчность больше, чем обычная жатва... что ж, тогда у тебя будет шанс.

Ш-Телл подняла голову.

— Сейчас это выглядит... очевидным. Не понимаю — почему я сразу не подумала об опасности?

— Меня больше удивляет другое, — хмуро проговорил Джек. — Ты смогла прийти к этим выводам, имея лишь горстку сведений от кровных братьев. Самостоятельно разобралась в эволюции колец, сделала предположение, которое даже мне кажется очень правдоподобным. Которое отлично согласуется с тем, что мы знаем о кольцах, Архивах и владыках. Для существа из железного века родом — отлично сработано, Ш-Телл. Я бы даже сказал, гениально.

Похоже, это не было похвалой.

— Считаешь мои слова ложью?

Джек невесело улыбнулся.

— Скорей, считаю твои озарения... маловероятными. Заметь, я не сказал "невозможными".

Он помолчал, постукивая по экрану подушечками пальцев.

— С другой стороны... Игры с вероятностью — основа всех технологий Щедрости. Игры с поляризацией вакуума, плетенка из проходимых червоточин... Ш-Телл, скажи, каково это? Когда тобой, как инструментом, пользуется нечто непредставимое?

— Я тебя не понимаю, — теперь и Ш-Телл пыталась скрыть неуверенность. Она не знала, о чем говорит сидящий по ту сторону экрана, но что-то в этом хриплом от недосыпа голосе пробуждало страх.

Древний, подкорковый страх забившегося под корягу мелкого хищника.

Страх перед тенью от крыл, заслонивших собой солнце.

— Кольца, — Джек смотрел сквозь собеседницу и сквозь все переборки и камни "Пангеи". — Величайшее из творений сгинувшей Щедрости. Вершина их транспричинной технологии. Мы всегда их недооценивали. Видели в них просто средство связи. Удобное, саморазмножающееся. Перекрикивались через сеть, вплетенную в ткань Вселенной.

Интересно, для чего их создавали? Вряд ли только для того, чтобы подключать к сети новые цивилизации. Что хотела сделать с их помощью Щедрость?

Свободно странствовать в пространстве-времени? Обратить термодинамику не только в пределах, регулируемых матрицами — но и в масштабе Метагалактики? Остановить энтропию, дать разуму подлинное бессмертие? Создать разум, который будет бессмертным?

И что Щедрость увидела внутри своего порождения? Может быть, то, что ее и уничтожило?

Ты ведь знаешь, Ш-Телл, что сервисные сообщения колец — такие, как обмен между дочерним и материнским — проходят без малдасеновой задержки? Если мы принимаем во внимание генетическую запутанность и напряженность гравитационного поля — а Галактика велика — то неизбежно должен существовать обратный во времени поток, от конца времен и до создания колец. Парадокс, — руки Джека с силой вцепились во что-то, невидимое ли-ча.

— Это всегда считалось... сродни схлопыванию функции, — у Ш-Телл не было шанса вставить вопрос, даже если бы она понимала, о чем надо переспрашивать. — Наблюдатель у исходного кольца определяет конфигурацию событий за конечным. Само по себе жутковатая мысль — как знание, вычеркивающее свободу воли из мироздания. Но что, если мы ошибались? Что, если кольца не просто определяют итоговую реальность? Что, если они перебирают и уничтожают все парадоксальные варианты? Миллионы, миллиарды циклов — пока реальность не сложится устойчивым образом?

Он втянул воздух. В глазах горел безумный блеск.

— Ну вот, я сказал это, — протянул Джек. — И мы все еще существовали. Значит, я пока не произнес, или не сделал, или не подумал чего-то, что грозит реальности колец. Или я — просто спятившая в заключении перепуганная биоформа, которая дурит тебе голову сказками. Тоже вариант.

Джек сам откинулся на спинку кресла, обмякнув.

— Да и какая в сущности разница? — спросил он, видимо, у потолка. — Существовали ли мы с тобой всегда, и любимая игрушка Щедрости просто подтвердила этот факт Вечности — или мы просто переменчивые призраки, которых связующее кольцо на один квант времени сотворило из небытия?

Он снова посмотрел на Ш-Телл. Которой хотелось выключить связь — но что-то заставляло ее упрямо вслушиваться в слова сумасшедшего.

— Бред, конечно, — словно подслушав ее мысли, проговорил Джек. — Но в чем-то логичный, как положено хорошему параноидальному бреду? Не находишь?

— Возможно — только возможно! — не дождавшись ответа, продолжал он, — что истинная причина войны кодов скрыта здесь. Ты верно догадалась об этом... кольца, я полагаю, действительно натравливают слабых владык на добычу в слепой попытке размножения. Но если подняться на уровень выше... Кто знает? Может быть, наша история — с Алчностью, взыскующей души, и жатвами владык — единственный вариант, в котором наша с тобой галактика оказывалась не разорвана на атомы парадоксами?

— Безумие, — прошептала Ш-Телл.

— Или все иначе, — теперь и Джек почти шептал. — Может быть, слабые владыки, и охота, и оскорбления — это просто субстрат? Поле, на котором должно взойти посеянное Щедростью семя? Из которого должно вырасти нечто, что еще до своего рождения пожрало цивилизацию Галактики и испражнилось Алчностью? Вырасти из крохотной зеленой планетки, из цивилизации биоформ, получившей нетронутый Алчностью Архив — глаза которой вовремя открыла одна инопланетная гостья? Что скажешь, Ш-Телл?

Ш-Телл поняла, что все-таки дрожит.

— Мне тоже страшно, — выдохнула она.

— Тогда ты умна, — процедил Джек. — Мы играем с божественным. Вернее, оно с нами играет. А мы просто смотрим, как пробуждается сила, способная гасить галактики — и гадаем, что происходит.

Ли-ча затрясла головой, сбрасывая оцепенение.

— Что нам делать?

— То же, что и делали, — бросил Джек. — У нас все равно нет выбора. Создавать союз Земли и кровных братьев. Осваивать Архив. Приручать Лариссу. Спасать твое Кольцо Речи, раз уж на то пошло. И все время помнить, с чем мы в действительности можем иметь дело. Просто, чтобы не сделать фатальной ошибки.

— Я... постараюсь.

— Fac quod debes, fiat quod fiet, как выражается Бенедикт. Отправляйся на Землю. Встряхни хорошенько Ассамблею. Заставь их понять, что Вселенная простирается чуть дальше их уютной атмосферки. Возвращайся сюда. Заставь Оскорбителей и Ложу петь хором.

Ш-Телл овладела собой. Поднялась.

— Думаю, ты меня переоцениваешь, человек.

— Не уверен, что могу называться человеком, — отмахнулся Джек. — Это не я тебя оцениваю. А Архив, кровные братья, и, может — сами кольца. До связи, — он отключил линию, похоже, без единого движения.

Ш-Телл неподвижно стояла посреди металлической каморки еще минут десять. Вглядывалась в океан мрака, прожженный миллиардами солнц.

— Кто ты? — спросила она у Галактики. — Кто мы все?

Молчание. Двигались вокруг Юпитера набитые оружием астероиды, где-то в черной дали очень неспешно отставали от них одиннадцать Оскорбителей и три связующих кольца стаи. Висел в пространстве Архив, скрывающий в своих глубинах остатки личности Ника. Кружилась вокруг Нептуна слепая и глухая Ларисса, опоясанная черным обручем.

Росли и умирали цивилизации. Владыки создавали палачей. Технобоги заключали звезды в объятья.

Этого было слишком много для молодой ли-ча с Одиннадцатого острова.

— Но однажды, — пообещала она звездам, — я попробую понять вас. Для начала.

КОНЕЦ