Дай боги, чтобы его светлость вернулся и включился в бои, но сейчас из-за одного Бернарда Кембритча погибали сотни солдат, оставшиеся без защиты лорда Лукаса. Людей, которые были ничем не хуже молодого Бернарда. Их дома так же ждали матери, жены, сестры и братья — и как объяснить им, почему за своим братом его светлость полетел, а за другим дармонширцем, сгинувшем в боях или в плену — нет?
Герцог не появился, когда должен был помочь захватить Шестнадцатый форт, не появился, когда нужно было его удержать — а если бы удержали, сейчас бы ситуация не была такой катастрофической. Утром, когда небо начало сереть, Майлзу доложили, что лорда Лукаса видели спешно направляющимся в свою комнату. Оттуда он не вышел. И в комнате его не обнаружили.
Последняя сводка с фронта заставила командующего Майлза выйти с командного пункта и подняться на стену форта, морщась от гулких залпов орудий.
Высоко уже вставшее солнце поливало радостным золотистым светом изрытую взрывами, пропитанную кровью землю и длинную стену фортификаций, которая с одной стороны шла к морю, а с другой — на почти две сотни километров к Рудлогу. В солнечном свете хорошо был видно, как в нескольких километрах от Третьего форта из-за леса темными холмами выходят к оборонительным полосам десятки тха-охонгов. Далеко за ними в небеса поднимались стаи точек-раньяров, похожие на рой ос. Скоро они будут здесь.
Иномиряне начали наступление и с левого фланга.
Незадолго до этого Майлзу донесли, что враги оттеснили дармонширцев со стороны Восемнадцатого форта, откинули их обратно к Девятнадцатому и сейчас сражение идет уже у его стен. Теперь остатки армии Дармоншира уничтожали в обоих направлениях — к морю и к Рудлогу, — и захват остальных фортов был делом времени. А подкрепления Майлзу взять было уже неоткуда. Берманы, даже если успеют до падения фортов, будут так же уничтожены, как дармонширские части. Нужно было принимать решение. Командовать отступление, уходить вглубь герцогства, попытаться организовать оборону там. Но как отступить, зная, что те части, которые завязли в боях, останутся фактически на убой?
* * *
*
Ветер аккуратно опустил спасенных пленных на поляну между лесом и замком Вейн, закрутился пылевым столбом, зашипел:
— Мне нужшшно наверх, нужшшшноооо подпитатьсссся...!
— Конечно, — просипел Люк, не отпуская бессознательного Берни и пытаясь прийти в себя. В голове была болтанка, сам он словно вымерз — с такой скоростью летать еще не приходилось. Полупрозрачный воздушный птицезмей мерцающей полоской взмыл в рассветное небо.
— Только вернись поскорее! — крикнул ему вслед его светлость, и змей вильнул хвостом, показывая, что услышал.
Люк огляделся — бывшие пленные прыгали, замерзшие, снимали веревки, растирали руки и ноги, помогали раненым, отвязывали серениток от крестов, с которыми их и унесло из ангара. Из замка уже бежало несколько человек. Это хорошо. Это значит, через пару минут будет помощь. Если у брата есть эти пара минут.
— Держись, малыш, — прошептал его светлость, укладывая Берни на землю.
Кембритч-младший дышал тяжело и был горячим, как печка, глаза его закатились, рот был приоткрыт. И сердце билось часто и слабо. Люк отодвинул грязный, пропитанный кровью китель и выругался. Из пулевого отверстия сочилась кровь, а вокруг него кожа припухла, налилась красным. Воспаление. Приподнял брата, посмотрел снизу — та же картина. Но хотя бы пуля прошла навылет.
"Ну, давай же, — нервно сказал он себе, прикладывая руки к ране и понятия не имея, что делать. — Лечи!"
Аура у Берни слабела на глазах, а Люк, впадая в панику и ругая себя последними словами, все ждал какого-то знака, ощущения неправильности, как учил его Луциус, вибрации под руками. Сила, полученная от стихийных духов воздуха, не помогала -потому что здесь прежде всего нужны были знания и опыт. Люк не чувствовал ничего — просто пальцы касались обжигающей пульсирующей кожи, и дыхание брата становилось все тяжелее и тише.
— Ну как же, — бормотал Люк, то закрывая глаза и пытаясь нащупать что-то в ауре, то снова открывая их, — как же это...
Бернард, уже белый, как воск, рвано вздохнул и замер. И вместе с ним замер Люк — но через пару секунд грудь брата снова поднялась.
— Урод ленивый, — шипел его светлость на себя, — сукин сын... почему ты не научился?
Он ругался матом, хватался за голову, стискивал волосы — сердце билось, как заполошное, но ничего не получалось. Прав был Луциус, и тут прав — пришло время, когда он не может из-за дури своей и безалаберности помочь близкому...
— Вам нужно успокоиться, — раздался над ним тихий голос. Он поднял голову, сощурился — в глаза било солнце, а рядом с ним стояла майор Лариди. Обнаженную грудь и живот ее пересекал уродливый напухший рубец, а серенитка без суеты надевала отданную кем-то военную рубашку.
— Я не из высших сенсуалисток, — так же тихо и спокойно сказала она, — да и младшая в семье, но род мой старый и я кое-что могу. Снайперу нужны спокойствие и вера в свои силы. Ими я, слава Великой Матери, умею делиться. Разрешите?
Люк поспешно кивнул — и Лариди положила руку ему на плечо. От руки ее полилась прохлада, вмиг поставившая мозги на место и успокоившая суматошно колотящееся сердце. И Дармоншир снова коснулся раны брата. Коснулся и вдруг понял, что горячая пульсация, которую он ощущает — это и есть воспаление. Это и есть неправильная вибрация.
Он закрыл глаза и потянул эту пульсацию на себя кончиками пальцев, впитывая, охлаждая, отрезая от Бернарда. Вытянул всё — и, открыв глаза, поднял ладонь.
Рана была на месте — залечить ее он не сумел. Просто не знал как. Но воспаление вокруг сошло на нет, и кровь из нее больше не сочилась. Сердце Берни билось пусть слабо, но ровно, и восковая бледность ушла за какие-то секунды.
— Ваша светлость? — рядом с Люком стоял запыхавшийся виталист, Росс Ольвер. Он опустился рядом с Бернардом на колени, провел над ним рукой, удивленно вскинул голову. — Как вы... как вы оказались здесь?
У раненых суетились санитары, тут же было несколько слуг. Оказывается, прошло всего несколько минут — а Дармоширу казалось, что он вечность пытался разбудить свои виталистические способности и спасти брата.
— Долго объяснять, — хрипло сказал Люк. — Как он, Росс?
Ольвер осмотрел рану, задумчиво качнул головой. Снова провел над ней ладонью.
— Сейчас будем шить, полагаю. Очень слаб, но жизненные показатели приемлемые. Средней тяжести пациент.
— Тогда принимайте и его и других раненых. И, Росс... предупредите всех, чтобы ни моя матушка, ни Марина о случившемся и ранении Бернарда не знали. Иначе точно приедут, и я не смогу их остановить. Все, полагаюсь дальше на вас. Я должен лететь, — он прислушался к далекой канонаде.
— Возьмите меня, — вмешалась майор Лариди, так и стоящая рядом.
— Вы мне помешаете, — объяснил Люк и она нахмурилась, но кивнула. — Простите, майор. И спасибо вам. Я ваш должник.
* * *
*
Полковник Майлз так и остался стоять на стене Третьего форта, прислонившись больной головой к холодным камням башни и наблюдая, как закрывают небо сплошная туча раньяров. Он видел с трудом — но даже упавшего зрения было достаточно, чтобы понять — "стрекоз" столько, что отступить дармонширцы не успеют.
Командиры распределились по позициям, все форты были приведены в боевую готовность и заминированы, чтобы не достаться врагам. Он послал приказ отходить дальше тем частям, которые были выведены ранее, и объявить по радио и телевидению в Дармоншире прорыв фортификаций и тревогу — чтобы хоть кто-то из жителей успел убежать в Рудлог или по морю, к Маль-Серене, Пескам или Эмиратам. Системе фортов оставалась последняя задача: чем дольше оставшиеся в живых защитники задержат врагов, тем больше людей в герцогстве смогут спастись.
Полковник поднялся на площадку башни, там, где вовсю работало орудие, и отправил подающего снаряды на стену, за пулемет, а сам встал помогать артиллеристу. Это можно делать и почти слепым. Пусть движения и выстрелы сопровождались вспышками головной боли — зато каждый удар уничтожал одну тварь, а то и нескольких.
— Не отобьемся ведь в этот раз, а, господин полковник? — спросил у него боец, заряжая орудие.
Майлз посмотрел ему в глаза и качнул головой.
— Нет, лейтенант.
Артиллерист сокрушенно поморщился, вздохнул, пробормотал короткую молитву Красному и выстрелил.
Гул сотен крыльев был таким оглушительным, что даже грохот орудий слышался еле-еле. Первые раньяры под звуки взрывов и пулеметных очередей, крики и проклятия бойцов падали на стены, как саранча. Майлз вдруг увидел на плече одного из всадников гранатомет — он выстрелил, и часть стены форта разнесло вместе с людьми.
Меж зубцов было видно, что в сторону башни несутся сразу три раньяра. Полковник подал снаряд, присел, зажал уши — но голова все равно взорвалась болью вместе с выстрелом. Повернулся, едва не упав, снова потянулся за снарядом. Ошметки одной из "стрекоз" летели к земле, две других были уже совсем рядом — а за ними приближались сотни. Верная гибель.
Майлз подал снаряд.
— Еще бы один раз успеть, — лейтенант торопливо заряжал ствол, а командующий выхватил пистолет и, щурясь, начал стрелять по всадникам.
Огонь!
Голова разорвалась болью, и в этот же момент на башню упала одна из стрекоз. Уцепилась лапами за зубцы, окружающие площадку, челюстями дернула орудие вверх — оно с грохотом перевернулось, едва не прибив Майлза, — и поползла на вжавшегося в зубец лейтенанта. Полковник, упавший на пол, спешно перезаряжал пистолет, видя над собой черное хитиновое брюхо. Пальцы не слушались, пули рассыпались, в голову словно гвозди вколачивали. Артиллерист, бледный, сжимающий кулаки, кинул взгляд на ящик со снарядами и перевел на полковника... и Майлз кивнул, прицелился дрожащей рукой... когда вдруг взвыл ветер, заглушив гул "стрекоз" и раньяра снесло с башни.
Лейтенант ошалело смотрел на командира, моргая белесыми ресницами — и сам Майлз так же медленно и неверяще моргал, глядя на то, что творится за стенами. На площадке было тихо и спокойно, а снаружи и над ней бесновались, шипели, крутились сплетенные потоки ветра, отчетливо видимые и отливающие перламутром. Они словно огромные сети подхватывали раньяров со всадниками, скручивали их в комки ломающейся человеческой и инсектоидной плоти или десятками вбивали в землю.
— Помоги-ка мне встать, боец, — морщась от звука собственного голоса, попросил командующий. У самого не хватало сил.
Лейтенант подполз к нему, подставил плечо, поднял — и они вместе подошли к краю площадки, застыли. Бойцы, сражавшиеся ранее на стене, внизу, так же стояли, замерев и затаив дыхание — потому что в сплетении ветров то и дело появлялась прозрачная, огромная, размером с холм, выше башен фортов, змеиная голова с сияющими глазами и пастью-клювом, а иногда в смертоносных порывах можно было разглядеть и чешуйки-перышки, и тонкий хвост.
Майлз задрал голову. Высоко в лазурных небесах появился сверкающий на солнце серебристый змей, чьи крылья чуть отливали розовым. Он едва заметно шевелил лапами и хвостом — а вдоль фортификационной стены, так далеко, насколько Майлз мог видеть, опускались ревущие смерчи. Мощные, быстрые, они сметали с оборонительных полос охонгов и тха-охонгов, засасывали раньяров — и, очищая фронт, двигались вправо, к захваченным фортам.
— Это что, господин полковник? — радостно орал ему в ухо лейтенант, шмыгал носом и лез целоваться. Он плакал. — Это вот! Это же... Это вот! А?! Как?! А? Вот!!!Ну вот же!!!
Майлз прислонился виском к холодному зубцу и потерял сознание.
* * *
*
Бойцы Девятнадцатого и Двадцатого фортов видели и далекие смерчи у первых фортов, и хаос в стаях раньяров. Но на этот фланг ветер еще не дошел — и крепости, отрезанные от остальных, атакуемые и со стороны Восемнадцатого, захваченного иномирянами, и со стороны оборонительных полос, отбивались из последних сил. Кончались боеприпасы, одно за другим замолкали орудия — а первые тха-охонги уже подходили ко рву. Иномиряне, быстро обучающиеся, сами заранее подожгли керосин, и он выгорел, обдавая защитников удушающим дымом, смешанным с вонью муравьиной кислоты.
Благо, раньяров было немного — видимо, основную массу бросили на левый фланг и Девятнадцатый с Двадцатым налетами атаковало всего пара десятков "стрекоз". Бойцы прятались в стенах и башнях, отстреливались, но все равно проигрывали и несли потери.
Замолчало последнее из орудий двух фортов, слышен стал визг инсектоидов, звук пулеметных очередей, разрывов гранат. Тха-охонги преодолели ров и вышли к стенам. Вот первый из них встал на дыбы, начал забираться на стену, не обращая внимания на пулеметные очереди — всадника достать из-за роговых выростов не получалось. За первым гигантом шли еще двое.
Два рядовых Двадцатого форта лежали в башне рядом с замолчавшим орудием и ждали, пока в форт поднимется последний инсектоид, чтобы привести в действие мины. Солдаты и офицеры отошли назад, за здания, чтобы обороняться уже внутри крепости. А двое, оставшиеся на передовой, ждали.
Тха-охонги стояли на стене шириной в пять метров как воробьи на жердочке, качаясь, ворочая уродливыми башками и вереща — а за их спинами к крепости приближались сотни охонгов и вновь летела стая раньяров.
Вот третий гигант забрался на стену, замер, двинулся, чтобы спуститься вниз — и один из бойцов привел в действие мины. Загрохотало. Подрывались заряды, а второй из бойцов стрелял по всадникам. Одного из инсектоидов отбросило назад со стены, второму оторвало лапы — и всадник его получил пулю в голову. А третий остался стоять на стене — и иномирянин на его спине уцелел. Завертел головой и направил тха-охонга к башне, прижимаясь к его холке и становясь недосягаемым для пуль.
Бойцы стреляли — по всаднику, по охонгам, пересекающим ров, и отступали к люку в башне, когда вдруг раздался взрыв — и тха-охонг, засучив лапами, рухнул вниз, покатился в ров. В боку его зияла огромная дыра, влажно шевелились ошметки розовой плоти.
Дармонширцы с изумлением переглянулись — гранаты для гранатометов уже давно закончились. Как и снаряды для орудий — но где-то за фортом в этот момент заработала артиллерия, и наступающих охонгов накрыло цепочкой взрывов по кромке леса. Подключилось еще одно орудие, второе, третье...
— Что это, Динс? — удивленно спросил один из бойцов.
— Да какая разница, Джо, наши это, наши! — нетерпеливо буркнул второй, перезаряжая винтовку. — Наш...
Он поднял глаза и запнулся, увидев, с каким выражением смотрит вниз его напарник. И сам посмотрел в сторону рва.
Туда со стены прыгали десятки огромных медведей, заполонивших форт — они набрасывались на охонгов, ловко для таких туш уворачиваясь от лап-лезвий, убивали всадников, ломали инсектоидам лапы... а над фортом неслись радостные крики:
— Берманы пришли! Берманы!
* * *
*
— Господин полковник...
— Тихо ты. Отдыхает полковник. Лечат его, видишь? Утомился как. Рухнул, я думал все, отошел на радостях...
