Светка горько усмехнулась про себя — эти бы блюда да немного, на полгода раньше. Сейчас же ей было абсолютно все равно... Сидели часа два с половиной, Светка подыгрывала Ашотику, делая вид, что захмелела.

-Ну, что, Светик, поехали, у меня ещё пара дел осталась??

-Да, конечно!

Светка сняла сумочку и беспечно помахивая ей пошла на выход. Вот так и поехали, неспешно, Ашотик посматривал на начавшую прикрывать глаза Светку, явно радуясь, что все идет по плану, а она готовилась, крепко держа в руках твердый ремешок сумочки.

Ашотик прибавил скорость, значит, поворот близко, она приготовилась, и её реакция была мгновенной, уже въезжая в поворот, Ашотик с удивлением почувствовал, как его шею что-то сдавило.

-Что ты, сука, дела... — успел прохрипеть он, а Светка тянула и тянула ремешок на себя... Машина на большой скорости слетела в овраг, уже переворачиваясь в ней, Светка облегченно вздохнула:

-Получилось!

Потом была одна сплошная боль, какие-то люди, какие-то врачи, она прекрасно слышала:

-Безнадежно! — прохрипела:

-Матери сообщите, я её жду...

Периодически проваливаясь в черную яму, на немного всплывала из неё и ждала, ох как она ждала мать..

Открыв в очередной раз глаза, увидела мать и Славку, с жалостью смотревшего на неё. Успела прохрипеть слова, которые так долго не давались ей, и захрипев, провалилась в черноту, из который всплыть больше не удалось.

Похоронили Светку, Прасковья осталась пока дома, до девяти дней. Слава очень просил соседку не оставлять убитую Сергеевну одну, его ждала работа, беременная жена, и он совсем не представлял, как воспримет все Ванька. Несмотря на внешнюю задиристость и развязность, он мог повести себя непредсказуемо.

А Прасковье соседка принесла пару писем, болтавшихся в ящике.

-Пань, тут тебе два письма.

Сергеевна как-то не обратила внимания, а поздно вечером, слоняясь по квартире, наткнулась на них, повертела — оба конверта подписаны Светкой. Открыла — в первом лежала её пенсионная карточка.

-Чудно, зачем она карточку мою брала?

А во втором было коротенькое письмо:

-Мам, может так случиться, что я не успею с тобой поговорить, пишу на всякий пожарный. На твоей карточке будут неплохие деньги, это плата за мою болячку с нехороших людей. Не бойся, никто тебя не тронет, про тебя даже не вспомнят. Деньги эти, скорее всего, ты переведешь на внука своего, и это будет правильно, я слишком много задолжала ему и Славе, пусть это будет небольшой платой за мою дурь и жестокость.

Славе скажешь, что искренне сожалею обо всем, а у Ивана просить прощения — бесполезно, я ему никто -тетка прохожая. Ты сильно не плачь по мне, я выбрала наиболее приемлемый вариант, рада, что оба Дериземли рядом с тобой! Ну, вот и все, если сможешь, прости свою непутевую дочку.

И ниже, торопливо дописано:

-Мам, я, оказывается, тебя по-своему люблю.

Иван как-то притих, стал задумчивым, а в разговоре с отцом сказал:

-Жалко! Баб Паня теперь совсем загорюет, пап, у неё же сердце совсем больное? И ту, которая биологическая, тоже жалко — ведь не старая. Но бабулю жальчее!!

И все эти дни ребенок названивал своей баб Пане постоянно, дотошно выспрашивал, ела ли она и:

-Что конкретно — знаю я тебя, небось, только один раз в день и ешь??

Как её сердце?

Волновался так, что уже наоборот, баб Паня его успокаивала:

-Вань, не волнуйся, скоро приеду.

Он так ждал её, никому не признавался, что весь изволновался и скучал...

А когда зашел в подъезд после уроков и учуял запах своих любимых драников, понесся по лестнице вверх, перескакивая через две ступеньки.

Ворвался в квартиру, бросил рюкзак, скинул свои лыжи — как назвала его кроссовки сорок шестого размера баб Паня, бросил комом куртку и шапку, что было необычно для аккуратиста-внука, и, влетев на кухню, молчком облапил свою маленькую, враз ставшую ещё худее и меньше, бабулю, замер, ничего не говоря.

Бабуля крепко прижалась к своему смешному-грубоватому, но такому родному внуку, так и стояли молча, первой отмерла баб Паня.

-Ванечка, драники сгорят.

-Ух, баб!! Как мне без тебя совсем фигово было, точно — без тебя никак! Не, не в плане еды, она, конечно, тоже главное, но не самое. А вот без тебя так как-то... ну, вот, как на улице сейчас — сыро и уныло. Не, баб, я тебя больше недели от себя отпускать не могу. Даже спал плохо!

-Ну вот, — внимательно осмотрел её и забурчал, — так и знал, одни глаза остались. Баб, я это, ну... сочувствую тебе, баб, ты не болей, а? Мне без тебя на самом деле не в жилу, да и это... я вроде привык, что Ванечкой вот зовешь, приятно же!!

-Ванечка, — баба Паня сквозь слезы смотрела на него, — Ванечка, ты же моя вся жизнь.

-Ну и ты тоже, я, знаешь, как скучал! Вот иду домой, а тебя нету! Я, чесслово, постараюсь тебя не расстраивать, ты только не болей, а?

Он трогательно и смешно ухаживал за ней, ворчал, настоял, чтобы она ходила с ними гулять каждый день, ястребом следил, чтобы пила свои таблетки, вечерами подолгу сидел с ней на кухонном диванчике, вытянув свои длинные ноги на две табуретки, приставленные к диванчику, и говорил с ней обо всем.

И успокаивалась баб Паня от его неуклюжей, но такой искренней заботы, легче было рядом с ним переживать потерю дочери.

Слава и Люба тоже старались поберечь свою бабулю, у Любы после половины срока наконец-то прошел токсикоз, она воспрянула, и частенько они вдвоем о чем-то шушукались с баб Паней, а потом появлялось в их квартире что-то новенькое, сделанное своими руками — то вышивка какая-то новомодная, то скатерть красивая, то папке с Ванькой красивые джемпера.

-Эксклюзив! — пыгал длиннючий внук. — Ни у кого такого нет, девчонки внимание обращают постоянно.

-А ты, Ванечка?

-Да не знаю пока... не, ну поговорить — да, интересно, а так, пока че-то неохота, вон Витька Мартов влю-ю-юбился, страдает!! Я лучше с Рэйкой повлюбляюсь, пока. Не, ну как понравится кто сильно, тебе-то точно скажу — ты ж, хитренькая, сразу по мне врубишься, вон, как меня вызнала.

После сорока дней был семейный совет:

-У меня кроме вас никого нет, — начала баба Паня, — вот, давайте и решим, как быть дальше. Квартиру нашу, — она запнулась, — с дочерью однозначно буду продавать, там соседка говорит, уже интересовались, не буду ли я продавать? Район-то теперь престижным становится — старая часть города, дом старинной постройки, река рядом, поговаривают, что какой-то из бизнеса вроде на наш дом глаз положил. Может, и выкупит все квартиры — их и есть-то всего восемь. И ещё, — она опять запнулась, вздохнула и, виновато глядя на Ваньку, сказала:

-Ванечка, дочка оставила деньги, велела, для тебя. Подожди, — видя, как вскинулся он, -подожди, внучек, ничего не говори, вот, — она вытащила из кармана её письмо, — просто прочитай!

Ванька нехотя взял, прочел, нахмурился, опять прочитал, отдал назад и вздохнул:

-Не знаю, чё сказать!

-Я вот подумала — у нас малыш будет, места маловато становится. Давайте так: или подыскивай, Слава, четырех-пятикомнатную, или две на одной площадке. Если наш дом и впрямь будут выкупать, то ты, Слава, сам будешь там решать, мне это тяжело, да и не понимаю я в этих делах.

-Но, может, — заикнулся Слава, — пусть эти деньги у тебя и будут?

-Нет, вы моя семья. Я до сих пор Господа благодарю за вас, что вы у меня есть. Да и последнее желание дочки... — она всхлипнула, внук в мгновенье оказался рядом, по привычке обнял и заворчал:

-Чё ты опять? Стопитьсот раз говорил уже, ты моя любимая бабуля!!

ГЛАВА 16. Антонов перевез своих, на самом деле, дорогих в свою квартиру, в ней как-то вмиг стало шумно, колготно и весело, где-то что-то падало, топали маленькие ножки, пухленькие ручки и пальчики лезли куда не надо, иногда порыкивал постоянный теперь гость — Ррей, суетились то одна, то другая бабушки-жизнь пошла насыщенная, интересная.

Особенно папа полюбил утро выходных. Мамочка потихоньку вставала — мужик Егорка с утра требовал "касю", а Юрка ждал... заслышав тихое хихиканье, пыхтение-сопение, папа 'крепко-крепко засыпал' и совсем не просыпался, пока по нему не проползали-проходили детские ножки и, повозившись-поерзав, не устраивались возле лица две сладкие макушки, с одной стороны всегда щеку целовали, а с другой гладили пухлыми ручками:

-Папоцька моя!

И папочка моя, обмирал от восторга и нежности, с рычанием, как у Рэя, резко просыпался, и начиналась веселая возня с визгом и смехом. Иной раз малышня просыпалась совсем рано и, прибежав к родителям, повозившись, устраивалась на папе досыпать. Папа в такие минуты с блаженной улыбкой тоже задремывал, а Люда лежала и просто прислушивалась к мерному дыханию мужа и сопению деток, понимая, что вот так и выглядит счастье. Её счастье было вот оно — рядом.

И вот теперь, имея деток и мужа, она все острее осознавала, как же лихо пришлось её обожаемому Ваньке и Славе. Она просто восхищалась Славой — предательство самого нужного человека для них с сыном сумел пережить, не запил, не оставил больного ребенка.

Конечно, она ужаснулась гибели Светки, пожалела, что ушла молодой, но искренне, намного больше жаль было теть Паню. А Ванька очень удивил их всех, когда, по привычке ворчливо, но с такой любовью начал опекать свою мелкую бабулю.

Малышня, теперь уже не Стасовы, а Антоновы, жили на два дома, у деда с бабой им было просторнее и вольготнее, там был целый большой двор, но и домой к папе обожали уходить тоже. Папа меньше ругался на их проделки, только грозил пальчиком.

Ещё папа снял домашнее видео, которое мог смотреть постоянно — кокетка Тася танцевала, прыгала, крутилась юлой под зажигательную музыку, а на полу сидели два зрителя, внимающие этой вображульке -Рэй и привалившийся к нему Егорка, оба с непередаваемым выражением лица и морды. Егорка, внимательно и с одобрением смотревший на сестричку, и Рэй — с такой миной на морде — типа, 'знаем, проходили! И не такое видели в вашем исполнении!!'

Детки уже прилично говорили, обожали мультики. Дед Паша старался побольше отечественных показывать им, тех, на которых выросли их мама и папа, очень любили, когда им читали книжки, к осени родители планировали начать водить их в детский садик, общения им хватало, однако должны же общаться и со сверстниками более плотно.

Генка приуныл, что-то никак не получалось у него родить ребенка, он начал было подозревать, что вина его — ведь и с бывшей не случилось у них заиметь ребенка. Наиля-то ведь уже рожала, значит, в нем что-то не так. Дочка Айша радовала, конечно, но хотелось бы и сыночка заиметь, но молчал он, не говоря вслух своей татарочке, что очень ждет, когда же она забеременеет. Так, мимоходом, обмолвился мамке.

-Мам, я ничем таким в детстве не болел??

-В плане? — не поняла Тома.

-Хотел бы сына, да все никак, может, болел чем и не получается из-за этого??

-А-а-а, нет, свинки у тебя не было, родишь, какие твои годы.

-Да вот, как раз, сорок один, не двадцать.

-Родишь-родишь! — как-то непонятно взглянула на него мамка.

А Наиля, его такая скромная, мягкая Наиля переживала, довелось ей увидеть малышей бывшей Генкиной жены... это было, как удар под дых.

Она была в центре, и срочно понадобилась свекровь, подписать кой какие бумаги, позвонила ей, та как раз гуляла с внуками неподалеку — Люду навещали в обед. Егорка всегда сам нес небольшую корзиночку с обедом для мамы — нравилось деткам приносить что-то маме, потом так же дружно топали к папе, если он был на месте. Люда погуляла с малышами, Тома шустренько поторопилась назад, попутно разговаривая с Наилей, поясняя той что-то, а навстречу бежал Егорка.

-Баба Тома, де долго была?

Баба Тома подняла своего разрумянившегося внука на руки и расцеловала в щеки:

-Золотко ты мое!!

А Наилю как кто ударил под дых — она с изумлением и испугом смотрела на смеющегося малыша.

-Боже! Он же смеется, как Гена! — подумала Наиля.

Она отмерла только тогда, когда её руки коснулась Люда.

-Наиля, пойдемте, поговорим немножко!!

— Д-да-да! — очнулась Наиля и повернулась к Люде. — Но... как??

-Вот так! Мам Тома Вам подробнее расскажет, я же надеюсь, что мы с Вами поймем друг друга. Малыши однозначно мои, наши, у них есть любящий до безумия папа, ничего менять в нашей жизни мы не будем!Это не надо ни нам, ни Вам. Претензий никаких быть не может, и смысла копаться во всем этом нет тоже. У вас хорошая семья получилась, у нас тоже все замечательно.

-Но... почему???

-Так случилось, Геннадию в голову не пришло, что дети могут быть его, он открещивался от отцовства, хотя я и не пыталась сказать об этом, там даже намеки матери воспринимались в штыки, ну, мам Тома подробнее пояснит, что и как было — уверен был, что я ... Сейчас же, надеюсь, Вы разумная женщина, не станете что-то предпринимать, у всех жизнь сложилась, с моей — с нашей стороны претензий притязаний не было и никогда не будет! Однозначно Вашему мужу от этом знать не надо!! Постарайтесь принять все, как есть! И рожайте побыстрее своего ребенка. Наши дети, Антоновы, к Геннадию не имеют никакого отношения!! Так как, договорились?

-Да, конечно, но как он мог?

-Наиля, отпустите эту ситуацию, все в прошлом, невозвратном. Вы его сильно любите, раз сумели заметить какую-то незначительную схожесть с малышом.

-Улыбается так же, как свекровь и Гена, — растерянно пробормотала Наиля.

-Давайте считать, что сынок улыбается, как папа Юра.

Наиля порывисто обняла Люду.

-У меня нет слов!

-И не надо, Вы славная, именно такая Гене и нужна была, просто смолоду мы оба это не поняли. Судьба и время все расставило по местам, и я теперь за свое вот это счастье, — Люда показала на бегающих неподалеку своих деток, заливающихся веселым смехом, — и самого славного их папу костьми, как говорится, лягу.

Ванька не пошел в школу. Они с родителями — начал привыкать к такому, не папка — мой, а родители — собрались на УЗИ.

Как такое можно пропустить?

Папка как-то объяснил врачу, собирающемуся делать его, про Ваньку, и его тоже пустили посмотреть, что и как.

Ванька вроде черно-белое кино смотрел, вот проявился какой-то согнутый человечек в немыслимой позе -голова у ног, такой клубочек, не поймешь, где ручки, где ножки, все такое маленькое.

-Ничё себе, папка, как он там умещается? Тесно же? — растерянно пробормотал сын.

Было тихо-тихо и слышался какой-то мерный стук. Ванька хотел было спросить, что за... а потом догадался... это же сердечко стучит??

А потом этот мелкий — меньше куклы у Тасюньки — человечек, пошевелился. Ванька схватился за папкину руку... и услышал, как врач негромко сказал:

-Девочка!

Рядом шумно выдохнул папка, а Ванька ничё не понял.

-Девочка, где? — тупо спросил он, а потом до него, как до утки — дошло.

-Чё, у нас сестренка будет?

-Да, Вань! — как-то сдавленно пробормотал папка.

Пока ждали мам Любу в коридоре, Ванька сдерживался, ну нельзя же мальчику, который выше папки, вести себя как малолетке. А вот когда вышли на улицу — тут, да, Иван Вячеславович показал свое отношение к такому известию. Он подпрыгнул, потом заорал: