— Не знаю! Он не сказал! — выкрикнула Мирвен очень четко и громко, лишь на последнем слове голос сорвался на придушенный писк. Ее тут же отшвырнули прочь, на кровать. Падая, она больно ударилась локтем об угол и негромко вскрикнула. И тут же зажала себе рот. Но тот не обернулся, лишь громко хлопнул дверью. Мирвен сползла с постели и заплакала во весь голос, лежа на полу.
А когда-то были совсем другие дни. Благословенный Остров, любимая цветущая земля. Сады, поля, строгие леса. Гордые башни замков и блеск шпилей, утопающих в пышной зелени. Корабли — прекрасные, огромные, величавые. Плеск ветра в тугих парусах. Прекрасная суета портов — отплывающие и прибывающие корабли, повозки, телеги, незнакомая речь слуг, загорелые лица вернувшихся из Средиземья.
И она стояла рядом с отцом на палубе, радуясь тяжести его загрубелой руки на плече и вдыхая всей грудью соленый морской ветер, щедро сдобренный брызгами ослепительно лазурной воды. Белые паруса высоко над головой, уверенные движения команды. Это было прекрасно. Отец поднял ее на руки, чтобы ей лучше было видно, как вдалеке на западе в волшебной сияющей дымке едва заметно вырисовывается белостенный город, блещущий алмазным и серебряным блеском. Она надолго затаила дыхание, словно бы не в силах дышать перед ослепительно прекрасным видением благословенного Амана...
Так ее нашел ее господин, вернувшийся, вопреки обычаю, слишком рано. Сидящей на полу, размазывающей по лицу слезы и устало всхлипывающей. Она наревелась до того, что стала заикаться, но зато на душе стало чуть легче. И когда господин заговорил с ней, она отвечала уже почти спокойно.
— Что случилось, Мирвен? Поссорилась со слугами?
— Н-нет.. нет.
— Что тогда?
— Заходил.. тот господ-дин. Ну, тот...
— И что?
— Я б-боюсь его.
— Многие боятся Повелителя Мордора, девочка. Это не удивительно.
— Так это... сам..
— Да.
Мирвен надолго задумалась. Значит, она в самом оплоте сил Врага. Значит, ей никогда отсюда не выбраться. Это ужасно. Но, с другой стороны... она встретилась с самим Врагом — дважды! — и осталась жива. Мало кому, судя по рассказам старших, выпадает такое везение.
— Мирвен, ты хочешь уехать отсюда?
Ей показалось — она ослышалась. Не может быть. Это просто невероятно. Он предлагает ей уехать. Спастись. Избавиться от этого ужаса. Почему — потому что они соплеменники? Или еще почему-то? Неважно.. все это неважно, только бы покинуть это тысячу раз проклятое место. Пресветлые Валар, помогите мне! Помогите, надоумьте: не упустить этот шанс, как использовать его?
— Д-да. Я хочу. Только — куда? Домой?
— Нет, Мирвен. Только в поселение черных нуменорцев. Ты будешь жить там. Как свободная женщина. Но — ты не должна будешь уезжать оттуда. За тобой будут следить.
— К Черным? Но, господин мой.. Как я буду с ними жить?
— Это твое дело. Не хочешь — оставайся. Мне все равно. Я могу сделать только это.
— Хорошо, мой господин.
Она прижала к губам его широкую ладонь, благодаря. Но — когда она отпустила руку, что-то кольнуло ее. Гордость, стыд за себя — или зависть. Она дочь знатного рода. Почему же она унижается, как самая последняя нищенка перед этим сородичем. Намного ли он знатнее? Намного ли он старше? Так почему она вынуждена делать это? Мирвен захотелось выплеснуть эти слова в лицо тому, кто сидел рядом с ней. Рядом — и все же на недосягаемой высоте. Но мольба к Валар не прошла бесследно. Она промолчала.
.. но что-то мешало ей заснуть. Огонек свечи в подсвечнике плясал, отбрасывая причудливые тени. Ее господин что-то увлеченно писал на листе дорогой тонкой бумаги. Тонкий нежный аромат горячего воска, треск фитиля. Тонкий ореол искр над чуть коптящим пламенем. В комнате было тепло и уютно, особенно на самой границе света и полутени, которую образовывало пламя свечки. Легкий звон колокольчика на подсвечнике, качаемого потоками теплого воздуха. "Скоро я буду свободна...", думала Мирвен. Это была единственная мысль, которая оставалась у нее в голове сейчас, когда было уже за полночь.
Она смотрела на лицо своего хозяина. Бледная кожа, волосы цвета воронова крыла. Тонкие, точеные черты лица. Кровь, порода — в каждом жесте. Благородная форма руки, держащей белое перо — длинные пальцы, изящная в меру широкая ладонь. Прекрасная фигура. Мирвен глядела на него — украдкой — и думала о том, что на Острове непременно бы в него влюбилась. А сейчас?
Девушка подошла, села на пол, положила голову ему на колени. Он скользнул свободной рукой, не отрываясь от письма, по ее волосам, вытащил единственную шпильку, удерживавшую пышную волну золотисто-розовых в свете свечи, словно зимний рассвет, волос. Не глядя, подумалось ей. Не глядя, не обращая внимания. Но рука была мягкой и умело-ласковой. И Мирвен закрыла глаза, стараясь не думать ни о чем, кроме того, что чувствовала...
Через неделю она уехала вместе с несколькими попутчиками далеко на юго-восток, в одну из самых дальних колоний.
Сначала все там казалось чужим, а потом стало напоминать дом, по которому отступники тосковали не меньше Мирвен. И жизнь, которая сначала казалась безрадостной, пустой, сломанной, постепенно стала брать свое. У нее был маленький дом на окраине поселения, через несколько лет — друзья из числа соседей. Она уже мало отличалась от остальных. Была и надменной, и гордой, была уверена в своем превосходстве. Особую неприязнь испытывая к племенам Востока.
Она не вышла замуж, хотя к ней и не раз сватались завидные женихи. Всем прелестям семейной жизни она предпочитала охоту, верховую езду и свободу носиться где угодно, обгоняя ветер. Ее редко расспрашивали о прошлом, и ни разу она не услышала напоминаний о былом. И только те, кто не знал госпожу Мирвен и ее историю, удивлялись, почему у голубоглазой и золотоволосой дамы такая отчаянно черноволосая и темноглазая дочь
Дочь призрака
1.
— Ма-ама-а!
Ребенок трех или четырех лет, которого буквально волоком волокла за шиворот пожилая женщина, одетая, как служанка, надрывался в крике и пытался укусить няньку за руку. Иногда у девочки это получалось. Тогда служанка приподнимала ее в воздухе за воротник и трясла, пока девчонка не разжимала острые зубки.
Молодая светловолосая женщина в черном платье с богатым шитьем вышла из дома и остановилась на ступеньках крыльца. Увидев ее, ребенок тут же замолчал и сделал самое достойное жалости личико. Черные, не по возрасту густые волосы крупными локонами падали на загорелую круглую мордашку, делая девочку похожей на лохматого щенка. Глаза, и без того пронзительно-черные, от слез блестели, как две бусины из шерла.
Светловолосая дама печально улыбнулась и протянула руки к дочери. Девочка вырвалась из рук няньки, подбежала к ней, повисла на шее.
— Мама! Я их всех побила.. они меня дразнили! А нянька меня пыталась побить! А я ее укусила!...
Женщина в черном платье незаметно для девочки подняла глаза к небу и посмотрела на него с глубокой тоской. Ее единственный ребенок был не только совсем не тем, что хотела бы от дочери любая женщина, но еще и вечным источником кошмара для всех матерей и нянек поселения. В неполные четыре года она разговаривала, как восьмилетняя, дралась и хулиганила как целая компания десятилетних мальчишек, и при этом умела врать, как взрослый человек. Не врала она только матери.
И при всем при том маленькая Морне была самым очаровательным ребенком во всех колониях. В этом соглашались даже мамаши поколоченных и покусанных ей мальчишек, которые боялись маленькую мучительницу, как огня. Но при этом позволяли ей верховодить во всех играх и готовы были таскать на руках. Потому что маленький кошмар по имени Морне умел не только колотить, но еще и строить глазки и кокетничать так, как умела не каждая взрослая девушка.
Госпожа Мирвен умыла дочку, которая пищала так, словно вода была самым страшным из того, что ей приходилось когда-нибудь видеть. Заставила ее съесть ломоть хлеба, выпить большую кружку молока и, получив клятвенное обещание больше до вечера никого не обижать, сдала на руки няньке. Если бы Морне выполнила свое обещание, день мог бы быть праздником. Но госпоже Мирвен в это не верилось. Она села в кресло у окна и задумалась.
Жить в колонии было трудно. Жить с ребенком — еще труднее. Но почти в каждом доме были дети — двое, трое. Здесь, в Эндорэ, все было совсем не так, как дома. Их было так мало — около сотни мужчин со своими семьями в этом поселении. Полторы сотни — в другом и столько же в третьем. И все. Не более четырехсот мужчин — тех, кто выбрал служение не королям Нуменора, а Темному Властелину. Их ждало блестящее будущее — наместники на землях юга и востока, правители дикарей. Владельцы огромных поместий. Но — не все сразу, а пока большая часть из тех, кто перешел на сторону Барад-Дур, жили в нескольких поселениях, расположенных в оазисах харадских пустынь. Пока их было немного. Пока.
Их было мало — но это не объединяло. Здесь собрались самые гордые, самые независимые. Самые смелые и непокорные. И — самые жестокие. Между ними не было общности — только интриги, расчет, хитрость. Жесткая иерархия. Положение в обществе определялось не только родовитостью твоих предков там, на Острове, но и расположением Темного Властелина. Размером того владения, которое он тебе выделял. И — характером. За оскорбление расплатой была смерть. Тот, кто не давал себя задеть, становился уважаем.
Госпожа Мирвен в этой иерархии стояла как бы в стороне. С одной стороны, все знали, кто отец ее ребенка, кто был в колониях отец самой Мирвен да и надменностью госпожа могла поделиться с любым из мужчин. С другой стороны — кое-кто знал и помнил, как именно она появилась среди Черных Нуменорцев. Ей было все равно. Все, что ей было нужно — достаточных размеров поместье, чтобы дочь не осталась без владений. И она знала, что о ней позаботятся. Позаботится тот неизвестный, что каждый год привозил ей тяжелую шкатулку золотых монет и осведомлялся о ее нуждах.
У нее был довольно приличный дом на окраине поселения, пятеро слуг-южан и огромное количество свободного времени. Мирвен воспитывала дочь, проводя с ней времени больше, чем любая другая из здешних женщин, много ездила верхом, превосходя в этом умении многих мужчин, читала книги и редко посещала какие-либо приемы. О ней знали очень немного — и судили о ней, как о надменной, мрачной, жестокой даже по здешним меркам к слугам. Лишенной женственности, добавляли те, кто безуспешно пытался стать ее поклонником. В общем — вполне типичной для этих мест леди из Черных Нуменорцев.
А ее дочь росла похожей на нее — не внешностью, общего между ними не было вовсе. Характером. Только все то, что в госпоже Мирвен было не столь явно, в девочке проявилось в полной мере. Она с пеленок усвоила, что она госпожа и хозяйка всего мира — начиная от своих игрушек, заканчивая слугами. Она умела приказывать с того самого момента, как сказала первое слово. Умела наказывать, как только поняла, что такое власть — а это она поняла еще у материнской груди. И в то же время она умела быть бесконечно доброй, беспечно снисходительной ко всем, кого считала ниже себя и ласковой к тем, кого считала себе ровней. Выше же себя она ставила только мать.
"Она рождена править", говорила приятельница госпожи Мирвен. "Эта девчонка — настоящая королева", говорил ее муж. А тот посланник Темного Властелина, который представлял его волю в этой колонии не говорил ничего, но Мирвен часто замечала его взгляд, устремленный на маленькую Морне — тяжелый, сумрачный, но все же полный восхищения и какого-то ожидания.
2.
Высокая стройная девочка стояла перед зеркалом, расчесывая длинные и густые волосы. Волны черных прядей плавно струились под размеренными движениями гребня. На ней было черное платье с низким вырезом — может быть, слишком уж дамское для ее возраста, но и в самой девочке чувствовалось что-то не по годам серьезное и взрослое. Она была красива — яркой, южной красотой. Черные глаза в тенях густых ресниц, яркие алые губы, тронутая золотистым загаром и нежным персиковым румянцем кожа. Правильное, строгое лицо. И что-то совсем уж странное — капризное, усталое, пресыщенное — в складках рта. Она тщательно причесала волосы, потом умело убрала их в высокий узел, украсила его ниткой жемчуга. Прическа получилась одновременно и торжественной, и неброской.
Морне подошла к матери, попутно вежливо, но довольно-таки небрежно раскланиваясь с гостями. На госпоже Мирвен было темно-лазоревое платье и тяжелая золотая диадема с сапфирами, спорившая оттенком с ее волосами. Рядом с дочерью она выглядела скорее ее подругой, чем матерью. Обе были тонкими, изящными, с точеными линиями фигур и надменной правильностью лиц. Сидевший рядом с Мирвен Посланник окинул девочку тяжелым и давящим взглядом, но она легко и надменно улыбнулась ему в ответ, как улыбалась всем гостям. Она привлекала его и чувствовала это, несмотря на то, что, глядя на Посланника — каменная маска лица, глубокое равнодушие ко всему — об этом казалось нелепым даже задумываться.
Потом был обычный бал.. просто прием в их замке в честь дня рождения ее матери. Морне не танцевала, почти не ела ничего из того, что было на столе. Большую часть времени она сидела в удобном кресле в углу залы, почти не прикасаясь к бокалу ледяного сока здешних ягод. И никому не казалось странным то, что Посланник сидит именно рядом с ней. Но никто не заметил, что они разговаривали. Когда тот говорил, он просто чуть опускал вниз голову, пряча подбородок в широком воротнике камзола, Морне же просто подносила к губам бокал. Ее кресло стояло перед креслом Посланника.
— Я видел, ты владеешь оружием лучше многих ровесников-юношей.
— Да.. — небрежно отвечала она. — Пока. Но они вырастут — а я уже нет. А вот верховая езда всегда останется моим преимуществом.
— Ты умна, девочка... Что ты будешь делать через десять лет, ты думала?
— Не знаю. Может быть, выйду замуж. Может быть, нет. У меня есть мои владения.
— У тебя их не будет, если ты не выйдешь замуж. Будет новый указ. Поместьями будут владеть только мужчины, состоящие на военной службе или имеющие таких сыновей. Или женщины, имеющие военных мужей или братьев.
— Да? Это неожиданно. Может быть, Посланник, вы с моей матерью подарите мне брата?
— Не дерзи, Морне. Тебе это невыгодно. Для некоторых Повелитель Мордора сделает исключения. Для тех, кто будет сам ему служить.
— Повелитель Мордора нуждается во мне? Так пусть пошлет за мной. Я покажу ему пару фехтовальных приемов и конных трюков.. дабы посмешить его, ибо это все, что я умею.
— Ты еще и очень красива. И умна.
— Ах, неужели я нужна ему как любовница? Ты не пьян, Посланник?
За спиной надолго воцарилось молчание. Морне небрежно покачивала ногой, обутой в изящную туфельку и молча ждала, когда тот подберет нужные слова. Разговор казался ей абсурдным и смешным. Но любопытство удерживало ее от того, чтобы просто оборвать его.
