Грэйв. Общий файл

Макс откинулся в кресле. Вот так значит. Ай да Ленка, поставила на место саму Зинку. Выгрызла прям-таки зубами персональное место в очереди на меня. И что за дурацкие понятия у них? Два парня у одной девушки — это почти нормально, а две девушки у одного парня — это извращение. Ну наоборот же все! Хотя, в моем прежнем мире я таких женских разговоров просто не слышал, возможностей не было, может и там тоже так? Вроде в этой области во всех мирах все одинаково быть должно. И это молодежное "до свадьбы надо хорошенько нагуляться, чтобы не гулять потом". Сам ведь так жил. Вроде и правильно, но чем закончилось? Слишком привык гулять, жизнь с единственной женщиной слабо себе представляю. С двумя — еще туда-сюда, а вот с одной... Правда, с приходом определенного возраста, силенок на двоих уже обычно не хватает. Вот и заканчивал я жизнь одиноким холостяком. Интересно, что станет с институтом брака после того, как любой девяностолетний старец сможет вот с такой любвеобильной Иркой справиться? Да еще если не будет старец выглядеть девяностолетним, а будет выглядеть ее ровесником, как я. У людей будущего института брака нет, но их общество выросло из победившего капитализма, тысячелетия прошли. Сколько времени продержится этот институт в мире победившего коммунизма, в котором абсолютно все здоровы, молоды и почти бессмертны?

Ладно, об этом потом подумаю, сейчас время моего розыгрыша. Даром, что ли, я его готовил. С этими их интимными секретами все забудешь. Конечно, и без розыгрыша забавно получилось, я такого и не предполагал даже. Следователь и Толик оказались в нужное время и в нужном месте. И ведь даже не понял я, чего это девчонки так перепугались, особенно Зинка. Тоже странно — с виду вроде та еще оторва, а ведет себя иногда как скромница из таежной старообрядческой деревни. И как только следователь ее испуга не заметил? Или заметил, но принял за смущение от комплиментов?

Зинка вдруг испуганно ойкнула.

— Ты чего? — спросила Ленка.

— Они разные.

— Кто?

— Не кто, а что. Фотографии.

— Ну да, разные. Я давно заметила. Недаром Эдик три конверта истратил. Были бы одинаковые, наверняка в один положил бы. А так не перепутаешь, все подписано.

— Ты о чем?

— Ну фотки все разные. Каждой своя. А ты о чем?

— Что значит каждой своя и разные?

— Ну ты же сама говоришь разные. Одна тебе, одна Юльке, одна мне. Разные.

— Ноги у тебя разные, одна левая, другая правая. Понятнее выражайся.

— Куда еще понятнее? Юлькина фотка с Юлькой, твоя — с тобой, моя со мной.

Зинка спросила Юльку

— Ты чего-нибудь поняла?

— Ну да. Чего тут непонятного. Вот моя фотка, вот Ленкина, вот твоя. Все разные. И ты тоже говоришь — разные.

— Вы что, издеваетесь обе? Какая еще разница между твоей фоткой и Ленкиной?

Юлька с Ленкой одновременно ткнули пальцами каждая в свою фотографию. На Юлькиной в центре тройки девушек стояла Юлька, на Ленкиной — Ленка. Зинка быстро взглянула на свою фотку — в центре стояла она. Зинка хлопнула себя ладонью по лбу.

— Ой, а я этого не заметила. Я о другом.

Зинка стала наклонять свою фотку под разными углами, пытаясь что-то разглядеть.

— Не получается. Я имела ввиду разные — ну как эти календарики с двумя картинками. Так посмотришь — волк, эдак — заяц. Я вот как-то так повернула и — Зинка понизила голос — никаких парусов, никаких платьев. И сосны на заднем плане, а не море.

Юлька с Ленкой тут же начали рассматривать свои фотографии под разными углами.

— Ничего не видно, одно и то же. Дай свою. — Ленка взяла Зинкину фотографию и стала вертеть уже ее.

— Ничего. — сказала она. — А ты случайно не заливаешь? Вспомни, какие именно те календарики, у них поверхность волнистая, а у наших фоток она везде гладкая.

— Да нет, я точно видела, даже опять испугалась. А поверхность — прогресс то на месте не стоит. Поначалу их вообще не было, таких календариков, потом появились с волнистой поверхностью, а сейчас, наверное, еще чего-нибудь придумали.

Ленка опять стала недоверчиво вертеть фотографию. Вдруг она замерла.

— Вот! — торжественно заявила она. — Вижу! Позади нас Эдик стоит, за штурвалом.

— Дай сюда! — потребовала Зинка свою фотографию — Ты вот так смотрела?

— Примерно так. А видела я совсем не то, что ты — и паруса были, и платья, и море. Только штурвал на обычном изображении веревкой привязан, а я видела, что его Эдик держит.

Еще долго девушки вертели фотографии. Ни одного "правильного" угла им зафиксировать не удалось, даже поставив процесс на научную основу. Когда кто-то видел скрытую картинку, двое других замеряли угол и расстояние. Не помогало. Лишь изредка из этой точки удавалось увидеть скрытую картинку всем по очереди, но опять же, лишь пару-тройку раз подряд. Чаще всего после того, как точка наблюдения уступалась другому экспериментатору, из нее долгое время ничего не удавалось увидеть, кроме основной фотографии. Грешили на меняющееся освещение, пробовали и то, и это, то с одной фотографией, то с другой. Ничего не помогало, скрытая картинка была абсолютно непредсказуемой.

Наблюдая за девушками и меняя картинки, Макс веселился от души. Когда-то в детстве он читал научно-популярную книжку о истории бывшей российской столицы, из которой ему почему-то больше всего запали в память фонтаны-шутихи Петергофа. В эти выходные Макс наконец то своими глазами увидел и Петродворец, и его фонтаны. Не только дети, но и взрослые азартно выискивали тот самый камешек, при нажатии на который шутейный фонтан начинал окатывать всех струями воды. Макс и сам тогда поддался азарту поисков. Найти камешек жутко мешали другие поисковики. Они в силу своей природной глупости нажимали на все камни без всякой системы. Вымокнув до нитки, Макс наконец отчаялся и только тогда обратился к знаниям грэйва. Узнав правду, мысленно посмеялся над собой и поинтересовался наличием подобных розыгрышей в будущем. И вот теперь, используя фото-шутиху будущего, Макс удивлялся выдержке незаметных старичков-пенсионеров, сидящих неподалеку от фонтана на лавочке и поворачивающих, кто ногой, кто тростью весьма незаметный вентиль, управляющий фонтаном. Сам то он сейчас хохотал до слез, наблюдая за ужимками и разговорами девушек, скрывать то смех не от кого и незачем, а вот коварные работники парка Петродворца лишь слегка улыбались, и то, лишь изображая легкий интерес к промокшим, но все еще любопытным искателям заветного камешка.

Опыты девушек прервал постучавшийся в дверь Сидоров-три. Фотографии были немедленно спрятаны в ящик Ленкиного стола, и сколько не просил Женька показать столь высокохудожественный фотошедевр, девушки стояли насмерть.

— На стену такое точно не повесишь, — сказала Ленка, когда проситель был выставлен за дверь, — Ты, Зинка, молодец, что вовремя разглядела. Представляю себе, что бы было, если бы однажды моя мама увидела меня в таком виде.

— А то она тебя в таком виде не видела — улыбнулась Юлька. — Вот если бы твой папа увидел, быть тебе поротой. А представь, пришли к вам в гости родственники, и этот твой несносный троюродный брат увидел бы? Вот бы он к тебе зачастил, а ты бы все думала, чего это он к тебе любовью воспылал и чего это он там все высматривает.

Юлька рассмеялась.

— А как вы думаете, Толик видел? — задумчиво спросила Зинка. — Он ведь тогда так в эту фотографию вцепился, не отобрать. И вот, даже Женька пришел, значит, Толик уже растрепал. Что он ему наплел-то и ему ли одному?

— Нет, девчонки, больше я никогда в таком виде сниматься не буду, ни в шутку, ни в серьез. Вот найдется Эдик, сразу убью, заразу такую. — сказала Ленка.

— Я первая — сказала Юлька. С тобой то он хоть целовался, а я за что пострадала? Я так перетрусила, когда следователь фотку из конверта доставал, чуть сердце не разорвалось.

— Я с вами — решительно заявила Зинка. — Такое нельзя просто так оставить. Он еще пожалеет, что нашелся. И потом, где он все эти фотки проявлял и печатал? Дома у него я никаких фотопринадлежностей не видела. Ну ладно, где печатал, там люди наверняка совершенно посторонние. Черт с ними, посмотрели и забыли, от нас особо не убудет. А вот с Толиком нам еще работать. Вы вот что, девки, навострите уши, послушайте, что за слухи у нас бродить начнут, а там уже решим, что с Толиком делать. А фотографии давайте сожжем к чертовой матери.

— Зачем? — спросила Юлька. Можно ведь сначала переснять. Основная то фотография все-таки красивая. И дурацкого Эдика там нет. И только потом сжечь.

— И где это ты переснимешь? У нас ни у кого фотоаппарата нет. Толика попросишь? А если он еще ничегошеньки не видел?

— Нет фотика, так ведь когда-то будет. Надо просто спрятать до поры до времени. — сказала Ленка.

— Ну ладно. Только смотрите, прячьте получше.

Ленка вдруг замерла.

— А негативы? Где негативы? Здесь их нет, следователь обязательно нашел бы, значит дома. Вот придут завтра к нему домой, осмотрят все до мелочей и найдут. А это уже не наши фотки, на которых только под определенным углом видно, и то, не всегда.

Девчонки сильно приуныли.

— Слушай, Зинка, а он тебе ключей от дома случайно не давал? — Юльку осенила идея. — Поискали бы у него, пока не поздно.

— Нет, не давал. А я не попросила — незачем, одновременно ведь работу заканчиваем. Да и когда я сама приходила, он всегда дома был.

— А ты, Зинка, где запасные ключи от квартиры держишь? Ну на случай, если потеряешь?

— У соседей, как все.

— Вот! Я тоже у соседей. Незнакомым людям вы ключи не доверили бы. А у Эдика сколько времени было, чтобы с соседями хорошо познакомиться? Значит, хранить запасные он только на работе мог.

— Нет их здесь. Следователь ведь все обыскал. Даже Ленкин стол.

— Все равно, давай еще раз посмотрим.

Макс решил помочь подругам. Хотят негативы — пусть найдут, а то не на шутку распереживались.

Какой-то ключ действительно обнаружился в дальнем углу нижнего ящика, под пачкой чистой бумаги. Девчонки тут же пошли отпрашиваться у Одина.

В квартире долго искать не пришлось. Рулончик узенькой пленки лежал в верхнем ящике тумбочки. Девчонки посмотрели ее на свет, себя, конечно не узнали, но очертания беседки в виде парусника разглядели сразу. Пленка без сожаления была изрезана на мельчайшие кусочки и несколькими порциями отправлена в унитаз.

— Чистенько тут у него — сказала Ленка. — Ни пылинки, ни соринки. Все заправлено, все постирано, посуда помыта. Когда только успевает? У меня дома куда грязнее, а ведь и я убираюсь, и мама.

— Да, этого у него не отнять. А еще всегда все одинаково — тапочки на одном и том же месте, подушка и плед тоже, даже чашки и тарелки имеют свои места. И мусорное ведро всегда пустое и чистое. Только содержимое холодильника все время разное. Нет, там тоже полный порядок, морозилка всегда без льда, как будто только что размораживали. Да вы сами посмотрите.

— Что-то их куда-то не туда понесло, — подумал Макс, — надо возвращать на путь истинный.

В совершенно пустом холодильнике обнаружилась только большая ваза с мандаринами. Ленка тут же схватила один и начала чистить.

— Ты чего? — испугалась Юлька. — Влезли без спросу, ладно пленка, так еще и мандарины сожрем?

— И сожрем, — заявила Зинка. В качестве частичной компенсации наших моральных страданий. Был бы торт и торт сожрали бы, — Зинка решительно достала всю вазу и водрузила ее на кухонный стол. Налетай, все равно никто знает, сколько времени Эдика искать будут, сгниют ведь, даже в холодильнике сгниют.

— Где он только их берет? — спросила Юлька, очищая очередной мандарин от шкурки. — Месяц назад тоже были. А ведь не сезон.

— Импортные, наверное, — отмахнулась Зинка. Странно только то, что вроде с утра субботы Макс все время на глазах был. Да и не было в понедельник вечером в холодильнике никаких мандаринов.

— Может у него приятель в каком-нибудь спецмагазине для министров работает, вон, какие шикарные цветы он тебе подарил. Брал цветы, а заодно и мандарины купил. Потому и опоздал к тебе, министры они долго на работе засиживаются, пока домой не уйдут, простому человеку внутрь хода нет.

Когда с мандаринами было покончено, Юлька начала собирать шкурки со стола, намереваясь выбросить их в мусорное ведро.

— Брось, Юлька, пусть сам убирает. Или давай вазу со шкурками обратно в холодильник поставим.

— Ну это совсем свинство — возразила Ленка — Глупее не придумаешь.

— Это не свинство, это наша маленькая месть.

— Это именно свинство, ничем не лучше того, что Эдик сделал. Даже хуже, он может не нарочно, не рассчитывал же он, что его по голове ударят. А не ударили бы, то скорее всего он сам бы нам все показал.

— Вот, так я и думала, что дня не пройдет, а ты уже начнешь его защищать. Свинство не в том, что Толик мог увидеть, или твой братец троюродный, а в том, что Эдик снимал нас без нашего разрешения. Вот я, например, может и разрешила бы. Тогда, если бы Эдик пленку потерял, тоже была бы ответственна за последствия. Ты вот представь — влезли бы сюда воры, взяли бы пленку или готовые фотки, а после этого появились бы мы на игральных картах, которые глухонемые в переходах продают. Ты, Ленка, может, бубновой дамой хочешь быть? Или червовой десяткой? В общем, наплевал Эдик на наше мнение, а значит, и на твои желания. Ладно, кидай шкурки в мусорник и пошли отсюда. И чтобы больше про Эдика при мне ни слова.

— Вот и всё, — грустно подумал Макс. — Вот все и решилось, без меня, само по себе. Больше они плакать по мне не будут. Сам виноват. Дошутился. Действительно, свинство, хоть и никто на всей Земле их фотки без моего желания увидеть не смог бы. Не простят ведь. И больше не надо ломать голову, как вернуться и к кому. Всё! Больше никаких подруг, никаких коллег по работе. Хороших девушек на свете много, надо только время выбрать и поискать. И желательно где-нибудь подальше от того города, в котором обоснуюсь. А устроиться куда-нибудь надо, хоть дворником, хоть министром. В бункере всю жизнь не просидишь, без живого общения со скуки сдохнешь. С Брежневым то я только разговариваю, и то, не напрямую. Руку ему не пожмешь, в морду не дашь, даже рюмку с ним выпить нельзя по-настоящему, только разговаривать. Вот возьму сейчас и напьюсь. И пусть зовет до посинения, что я ему — нянька, что ли? Ничего, одну ночь как-нибудь поспит голодным. Пусть грэйв швырнет ему из портала пару-тройку безликих бомжпакетов с инструкцией по применению. Чайник то он как-нибудь себе вскипятит, не вызвав вопросов супруги. Слышишь, грэйв?

Макс достал из синтезатора бутылку раритетного уже "Коленвала" и бутерброды с местной "любительской" колбасой. Налил до краев граненый стакан, жадно выпил, закусил.

— Вот уж правда, что имеем не ценим, а потерявши плачем. Нос кривили, брали на праздники водку подороже, а как только по 3.62 исчезла с прилавков, так сразу заворчали, мол любой праздник теперь на целый полтинник дороже стал. Колбаса им не нравится, на мясокомбинате рабочие мясо воруют, а вместо него туалетную бумагу добавляют. Идиотизм полный. Если туалетная бумага дефицит, кто ж ее в колбасу добавлять будет? Ох, не жрали вы колбасу, в которой ни мяса, ни туалетной бумаги нет. Музыка им не та... Грэйв, давай включи что-нибудь местное, веселое, про печаль, да погромче!