Уничтожение островного квартала только выглядело бессмысленным. В плане последствий оно оказалось для темной гильдии очень даже полезным. На мой взгляд, намного больше моих вопросов Шеннейру угрожало то, что он после них вставал на месте и пялился на меня.

— Не помню, — наконец сказал он. — Наверное. Но я не пощадил бы их, если бы вы островитянином не были. Сосредоточьтесь, Кэрэа Рейни, прошу вас. Мы уже скоро пойдем домой, но это все еще логово врага!

Я улыбнулся, не сразу вспомнив, как надо это делать, и прошел по каменной перемычке. Все ответы, которые я получал, вызывали только ощущение пустоты. Я не виноват в их гибели, но косвенная вина все равно на мне.

Матиас висел в наполненном жидкостью мешке, плотно сжавшись в комок и прикрыв голову руками, и даже сейчас ухитряясь выглядеть одиноким и потерянным. Мешок мало напоминал колбу, в которой был пленен Тхиа — Норман был вынужден использовать железо и стекло, Ирвин в таком не нуждался. Поверхность мешка чуть пружинила, а прозрачную жидкость внутри пронизывали тонкие кровеносные сосуды. Возможно, это был вырост стены, а возможно, часть живого существа, а скорее всего, живым существом была стена и весь туннель, и Матиас был присоединен к его системе как пленники Вихря к своей тюрьме.

— Вы, заклинатели, слишком сложные существа, — Шеннейр снова потянулся к переносице, но опустил руку. — А чем сложнее схема, тем выше в ней вероятность сбоев. Избыточная трата психической мощности. Но как так жить...

Я приложил ладонь к теплой эластичной поверхности, обращаясь к эмпатии и проверяя, насколько резкое отсоединение может повредить Матиасу. Хотя на результат это не влияло — мы все равно должны его вытащить.

Но через существующую между нами связь я мог перекинуть часть боли на себя. И уже сейчас подтолкнуть сознание Матиаса к пробуждению, чтобы он защищал себя сам.

Шеннейр едва ли дал мне много времени на подготовку, разорвав оболочку двумя ударами лезвия.

Матиас вывалился наружу, и сразу начал кашлять, меняя внешний дыхательный контур на внутренний и освобождая легкие от слизи. Я отошел подальше, переживая мгновенный шок и ощущая лучистое прикосновение чужого разума. Освобожденный пленник прекратил копошиться на полу в вязкой жидкости и крови из разорванных сосудов и поднял на меня яркие глаза:

— Вы меня не бросили, мой Лорд.

В его эмоциях горели обожание и надежда. То, что Матиас полностью мне верен, было ясно после того, как он принял яд; правда, я считал, что это скорее от несамостоятельности мышления. Но меня выворачивало наизнанку от этой яркости.

Он выплюнул очередной ком слизи и продолжил, торопясь завершить мысль, словно она была самой важной вещью в этих вражеских туннелях:

— Вы специально заставили меня поверить, что я заражен, чтобы Лорд тоже в это поверил, когда начнет читать мой разум, а на самом деле это был отвлекающий маневр, чтобы его запутать, чтобы он почувствовал, что может ошибиться, и ошибся снова. Вы так умно все продумали, мой Лорд!

Я просто тебя пожалел, Матиас. Но спасибо, что придумал объяснение за меня.

— Мне жаль, что пришлось тебя напугать, — я мысленно вздохнул и протянул ему руку. Держать Матиаса в неведении было действительно жестоко. — Конечно же, Матиас, я тебя не брошу. Разве что когда умру.

Я действительно мог бы от него избавиться — как от надоевшей вещи. Но не оставить в плену. Только не это.

— Ты не умрешь, — возразил он. — Лорды вечны.

Да кому я вру. Зачем я заказывал второй флакон с обманкой, зачем брал с собой Миля с его проклятиями? Мог бы иначе, сделал бы иначе.

Ради бабочки-однодневки сломал рабочий хороший план. Я был отвратителен сам себе за то, что его придумал. И за то, что не исполнил. Сентиментальные неудачники не побеждают.

Матиас взобрался на перемычку и резко остановился, уставившись на уже доползшие сюда серые нити:

— Кто-то другой был заражен, — упавшим голосом сказал он, даже не пытаясь бежать. — Мы теперь умрем.

Можно было убеждать себя, что если бы мы использовали кого-то из нас как контейнер под шихиш, то заразились бы все. Шихиш неизлечим и распространяется быстро. Можно было убеждать, что Лорды уже сталкивались с серой гнилью и умеют с ней бороться. Я умею убеждать сам себя. Но правда в том, что заразить Матиаса было проще и надежней, чем устраивать закрученную интригу.

— Это не шихиш, — я намотал на пальцы серые нити, которые не только не липли к коже, но старались держаться от нее на расстоянии. — Это похоже на шихиш.

Простуду тоже можно перепутать с воспалением легких и залечить себя до реальных проблем. Нам надо унести ноги прежде, чем Лорд Ирвин придет в себя.

Матиас посмотрел на меня чуть ли не с ужасом. Но слепое доверие перевесило, и он нырнул в соседний бассейн, в котором еще оставалось отсеченное тело Лорда. Я вежливо отвернулся; Матиас кромсал дрожащую массу на куски и запихивал в рот, облизывая пальцы и чуть ли не урча. Для товарища, светлого мага, мне еды не жалко. Конечно, хорошо бы, если бы она не шевелилась, когда ее едят.

— Почему вы каждый раз так смешно таращите глаза, когда ваши светлые ведут себя как светлые? — Шеннейр знал первоначальный план, и меня смущало, что он ни на миг не поверил, что я смогу пожертвовать своим магом. — Разве есть что-то, что вы бы не сделали ради Ишенги?

Какой бессмысленный вопрос.

— Это мой магистр.

И я не смог его спасти. Я старался недостаточно.

— Да, и это все правда? — Матиас догнал нас на выходе из зала, с восторгом заглядывая мне в лицо. — Ты призван, чтобы сломать устои умирающего мира и погрузить его в поток обновления?

Как он поэтично про раздор и войну.

Я только усмехнулся. Давно хотелось сказать нечто подобное, но перед темными я опасался — эти придурки снова поверят, и проблем не оберешься. У мира нет никакого разума; мир — чистая механика, случайность и точки зрения. Но точки зрения обладают огромным могуществом.

Неудивительно, что поверили Лорды. Их-то мирок практически живой.

— Конечно, Матиас.

Остаток отряда ждал нас в самом эпицентре разрушений. Найти их не составляло сложности. Миля было слышно.

— Вы думаете, они заплутали в этих мерзких склизких коридорах? Вы думаете, их тела пожирает Лорд, а из их кишков делают веревки? Нет! Сама тьма дрожит под их шагом, а Лорд сам не знает, с какими монстрами столкнулся. Вы думаете, они не вернутся? Они всегда возвращаются!

А он знал толк во вдохновляющих речах.

Я слегка замедлил шаг, помогая Милю окончательно заработать репутацию лояльного Шеннейру мага — столько уважительных слов о начальстве темные уже давно не слышали. И вышел из темноты именно тогда, когда Миль вытянул в нашу сторону руку.

Серые нити висели в воздухе, коконом сплетаясь вокруг мастера проклятий, и боевики старались держаться от них как можно дальше. Лорды могли поверить, что главный здесь я, или Матиас, или даже Шеннейр, но вся вылазка затевалась, чтобы протащить в подземелья Миля. Человека, который способен создать проклятие, которое будет выглядеть, как шихиш, действовать, как шихиш, но не излечиваться, как оно. Миль был великим магом.

Когда я показал Лорду Ирвину флакон, он начал думать о шихиш. Ложная тревога заставила его напрячься и ощутить подвох, и как только появились первые признаки заражения, он среагировал не на реальную угрозу, а на свое представление о ней. Проклятие должно было сымитировать нападение и напугать; светлый источник — перегрузить анализирующие системы и не дать правильно оценить ситуацию. Мы обманули противника, сыграв на ожиданиях. Информационные войны — единственные войны, которые мне нравились.

Наше появление было эффектным, но можно было сделать его еще лучше.

— Я посвятил в светлые маги Второго Лорда Ирвина! — бодро отчитался я, и Миль сразу передернулся всем телом, парадоксально успокаиваясь:

— Я знал, что у светлых низкие стандарты. И я говорил вам не трогать мои нити! Я приказал им держаться от вас подальше, они не для вас, а ведь вы только и норовите...

Предложение отдать мне клубок ниток Миль принял очень близко к сердцу.

— Ты просто завидуешь, человечинка, что тебе никогда не суждено принять посвящение из рук нашего магистра, — пафосно ответил Матиас, и, судя по эмоциям Миля, тот серьезно планировал ввязаться в спор.

После всего пережитого темные боевики из особого отряда выглядели... пережившими испытание. Но их набирали для охраны Миля, а для этого требовалась выдающаяся стойкость. Из рук они ничего не упускали; они сумели сохранить контейнер, в котором лежал шлем, полностью идентичный тому, который я использовал для усиления эмпатического восприятия в Астре. Миль его уже вытащил и правил структуру печатей на ходу.

— Полсотни маленьких лорденышей, и все светлые маги. Вы сеете заразу, Рейни. Вы монстр, и вы приводите в мир таких же монстров.

— Я приношу в мир красоту. Я просто хочу, чтобы прекрасных существ, у которых глазки и щупальца, было как можно больше, — я забрал артефакт, ничуть не беспокоясь. Миль полностью лишен героизма, и не навредит мне, пока его жизнь зависит от меня. — Красота преобразит мир.

Связь со всеми участниками отряда ощущалась непрочной. Через помехи от пространственных барьеров и искажающее пространство влияние Лорда сигналы звучали прерывисто и слабо. Вшитые нейродатчики могли отказать, и Шеннейр постарался вколотить мне в голову, что не будет беды, если я кого-то потеряю. Интересно, знали ли все эти люди, насколько они неважны. Возможно, и знали.

Первый отряд, который должен был пробить путь на поверхность, возглавил Шеннейр. Нетерпеливо подпрыгивающий Матиас готовился вести второй отряд, отвлекающий внимание. Охранять меня оставался Эршенгаль; нам требовалось тихо идти по следам. На этот раз Шеннейр выполнил угрозу и в сражение меня брать отказался. Наверное, он имел что-то против того, чтобы посреди боя отвечать на философские вопросы.

Пришлось подождать некоторое время, прежде чем Эршенгаль скомандовал идти. Следовать за ударным отрядом было проще простого: что бы ни занимало коридоры, Шеннейр выжег все до голого камня.

Но живые существа еще встречались. Вплавленные в стены и пол, но все еще шевелящиеся. Заарны умирают долго. Одна покрытая гниющими язвами тварь прыгнула на меня из боковой ниши, едва не смахнув голову с плеч. Но я сделал шаг в сторону, и лезвия просвистели рядом, обдав шею потоком воздуха. К счастью, Эршенгаль расправился с тварью быстро. Участвовать в боях мне наскучило.

Впереди показались еще искореженные силуэты, и Эршенгаль передвинул меня к стене, окружая защитной печатью. Я прикрыл глаза, чтобы ничто не отвлекало, и обратился к шлему, проверяя, как продвигаются остальные отряды. Эршенгаль справлялся, и пусть я чувствовал вспышки боли, когда его задевали, справлялся хорошо. Одна тварь убивает других.

— Будет довольно забавно для вашего жизненного пути, если вы положите свою жизнь на алтарь светлого магистра.

То, что темному боевому магу Эршенгалю было приказано сложить голову ради меня, если понадобится, до сих пор казалось мне очень смешным. До чего же мало самоуважения надо иметь, чтобы слепо исполнять такие повеления.

— Я привык хорошо выполнять свою работу, — он отодвинул тела, чтобы пройти дальше.

Я царапнул брызги крови, испачкавшие ткань на плаще, и оставил грязь в покое:

— Хорошо исполнять приказы. Я знаю.

Кажется, мы сумели прорваться через оборонительные заслоны. Эршенгаль шел чуть впереди, а я следом; в его эмоциях проскользнула краткая заминка, и я сказал ему в спину:

— Я прочитал ваше личное дело.

Ритм его шагов не изменился.

— Я должен вывести вас на поверхность и обеспечить вашу безопасность, — ровно отозвался Эршенгаль.

Туннель расширился. Пыль вихрями взвивалась у нас под ногами, чертя на оплавленной поверхности искаженные чуждые руны, и блеклый свет низко висящего солнца уже проникал внутрь. Я видел желтую равнину и внешнюю башню инкубатора Тогтогшох — с нее будто срезали край, обнажив внутреннюю ячеистую структуру, но серые нити распространялись дальше. С другой стороны на Тогтогшох наползала неведомо как приблизившаяся башня Улриш, и со стороны это ироничным образом напоминало сражение двух улиток. Лорды так и не смогли растащить два инкубатора, и сейчас инкубаторы растворяли друг друга.

А еще через несколько шагов мы вышли за пределы пространственных барьеров. Дышать сразу стало легче. Чуть ли не до головокружения.

Эршенгаль остановился и повернулся ко мне. Его форма была вымазана кровью, и в прорехах, там, где его достали заарнские твари, поблескивал регенерирующий гель. Ему повезло бы больше, если бы не травмы, полученные ранее. Когда он прикрыл меня от взрыва.

Глупо.

— Скажите мне, Эршенгаль, что вы ощутили, когда одним заклинанием сожгли островной квартал? Триумф?

Жилой квартал островной общины прекратил существовать за мгновения. Я не верил, что это мог сотворить обычный человек. Мне казалось, что его отмечает печать порока и вырождения.

Эршенгаль был самым честным и нормальным человеком из всех. Тот, кто сотворил это заклинание, тот, кто чертил линии, кто смотрел на время и ждал отмашки.

— Каково это — убивать беззащитных? Или вы просто исполняли приказ? — мне казалось, что я захлебываюсь. Что я падаю в темноту, все ниже и ниже. — Или направлять удаленное боевое заклятие не сложно, командир отряда зачистки Эршенгаль?

Эта папка так долго лежала в ящике стола. Так близко — стоило только протянуть руку. В этом мире совершенно ничего невозможно поменять и ничего невозможно исправить.

— Когда использовал печать — ничего, — он смотрел прямо мне в глаза, и со всей хваленой эмпатией я не мог его понять. — Когда хоронил тела — тогда понял.

Никто не видел нас сейчас. Я могу переместиться, оставив его здесь. Никто не удивится, если из подземелий вернутся не все. Его нейродатчик не сработал. Все знали предысторию — кроме меня.

Никто не удивится, если он умрет.

Никто не осудит. Месть священна.

Никто.

Последнее, что я увидел — как проседает земля, проваливаясь в стремительно растущий кратер. Перемещение шло тяжело. Непросто тащить столько людей, и я вовсе не чувствовал себя полным сил, но сегодня у меня была группа поддержки.

Нейрошлем был тяжелым. Пока я его нес, у меня затекли руки.

Меня подхватил мощный плавный поток. Нечто подобное я чувствовал во время пробного погружения в Астре, и я приветственно произнес:

— Леди Гвендолин.

— Мой магистр.

В прошлый раз усилителем служил Вихрь, а в этот раз мы настроили на волну приема новый волшебный замок гильдии. Холод внешнего пространства отступил; замок выстраивал вокруг нас безопасное пространство, окружая перламутровой защитной оболочкой. Сознания людей горели в ней как жемчужины в раковине. Песчинки, которых облачают в слои печатей, чтобы не занесли заразу.