Пушинка в урагане (наш человек на троне)

— А Вы...

— А вот моё имя не должно звучать нигде, и это категорическое требование.

* * *

Спустя неделю.

Пыхтящий от негодования Андрей принёс мне кипу газет, и отложил несколько из них рядом с основной кипой.

— Что-то любопытное, Андрей Ефимович?

— Очень синхронный залп в Вашу сторону, Пётр Николаевич.

— И кто на этот раз взял на себя функцию картечи?

— Граф Лев Николаевич Толстой.

— Знаю такого, как же не знать. Читал без удовольствия, но талант отрицать нельзя. Большая статья?

— Огромная, но важнейшее я очертил красным маркером.

Да-да! Маркеры, как и фломастеры давно запущены в производство и уже принесли в казну что-то около четырёх миллионов рублей. Так, что за газеты? Ага, 'Русское слово', 'Русские ведомости', 'Телеграф', 'Таймс', 'Вся Москва', 'Монд' и ещё десяток. Ага, статья одна во всех. Действительно, синхронный залп. Читаю только отмеченное, поскольку Толстой — писатель на любителя, как и Проханов в том, моём будущем.

Ладно, читаем:

'Что же касается самодержавия, то оно точно так же если и было свойственно русскому народу, когда народ этот еще верил, что царь — непогрешимый земной бог и сам один управляет народом, то далеко уже несвойственно ему теперь, когда все знают или, как только немного образовываются, узнают — во-первых, то, что хороший царь есть только 'un heureux hasard', a что цари могут быть и бывали и изверги и безумцы, как Иоанн IV или Павел, а во-вторых, то, что, какой бы он ни был хороший, никак не может управлять сам 130-миллионным народом, а управляют народом приближенные царя, заботящиеся больше всего о своем положении, а не о благе народа...

Самодержавие есть форма правления отжившая, могущая соответствовать требованиям народа где-нибудь в центральной Африке, отделенной от всего мира, но не требованиям русского народа, который все более и более просвещается общим всему миру просвещением. И потому поддерживать эту форму правления и связанное с нею православие можно только, как это и делается теперь, посредством всякого насилия: усиленной охраны, административных ссылок, казней, религиозных гонений, запрещения книг, газет, извращения воспитания и вообще всякого рода дурных и жестоких дел.'

Ничего особенного, тупая либерастическая хрень, памятная мне с середины восьмидесятых двадцатого века. Впрочем, надо признать, что для конца девятнадцатого века весьма звучно.

Что там возмутило Андрея во втором отрывке? Читаю:

'Что станет с Россией? Россия? Что такое Россия? Где ее начало, где конец? Польша? Остзейский край? Кавказ со всеми своими народами? Казанские татары? Ферганская область? Амур? Всё это не только не Россия, но всё это чужие народы, желающие освобождения от того соединения, которое называется Россией. То, что эти народы считаются частью России, есть случайное, временное явление, обусловливаемое в прошедшем целым рядом исторических событий, преимущественно насилий, несправедливостей и жестокостей; в настоящем же соединение это держится только той властью, которая распространяется на эти народы.'

Мдя... А ведь надо отвечать! И желательно размазать бородатого подонка так, чтобы потом боялся чихнуть в сторону трона.

Беру бумагу, карандаш и усаживаюсь в любимое кресло с поворотной столешницей для письма.

Для начала вежливые слова вступления, а потом постепенно повышаю накал полемики, и вот, наконец:

'Вы, Лев Николаевич, говоря о самодержавии, берётесь рассуждать о высшем смысле государственного управления. Но имеете ли Вы для этого достаточную квалификацию? Гимназист младших классов не знает истории, физики, юриспруденции и многих других вещей, которые даются в высших учебных заведениях, и потому во время серьёзных разговоров, даже в семейном кругу, его мнение мало кого беспокоит. Какое же мнение о государственном управлении можете составить Вы, не служивший в Армии на серьёзных должностях, и не сделавший никакой карьеры на гражданской службе? Вы, граф, аристократ, которому открыты все дороги? У Вас нет сколько-нибудь солидного образования, у Вас нет сколько-нибудь значимого военного опыта, у Вас вообще нет опыта управления людскими коллективами, хотя бы уровня батальон — полк, или гражданской службы в административном или промышленном производстве. Даже Ваше собственное поместье убыточно, насколько я знаю.

Откуда у Вас столь непробиваемый апломб?

У меня нет ответа на сей вопрос, но есть где-то услышанная фраза: 'Как жаль, что все те, кто точно знает, как управлять государством, уже служат парикмахерами и приказчиками'.

Вы рассуждаете о самодержавии так, как будто оно одинаково во времени и пространстве. Но простое соображение не посещало Вас: всякая форма правления устанавливается и сохраняется на определённом историческом этапе, когда оно необходимо, и меняется вместе со временем под напором обстоятельств. Допустим, следуя Вашему капризу, мы ограничим власть монарха. Но тогда возникает закономерный вопрос: а какую модель мы возьмём за образец? Вопрос непростой. Для примера возьмём две державы, в разных концах света, где власть монарха ограничена: Великобританию и Японию. В Японии власть монарха ограничена военно-феодальной верхушкой так, что император является, по сути, чисто декоративной фигурой. Не стоит пренебрежительно думать о Японии: это страна с древнейшей культурой, и при всей бедности страны, уровень грамотности там близок к поголовному. У Японии масса своих проблем, но и достоинства этой державы несомненны, и в скором будущем мы увидим стремительный взлёт этой державы, впрочем, при одном условии: если японский император возьмёт верх над сёгунами.

Великобритания пример другой крайности: власть монарха там ограничивает не военная, а ростовщическая верхушка. При всём блеске Британской империи она обречена на чреду кризисов и, в конце концов, развал. Причина проста: ростовщикам не нужна Родина, и они поддерживают Британию, пока это выгодно, а пойдёт чреда трудностей, и они убегут, скажем, в САСШ, как не столь давно ростовщики убежали из Голландии в Англию. Если Вы упомянете о декоративных палатах Британского парламента, то напомню, что места в верхней палате передаются по наследству, а так как титулы в Британии свободно продаются, то понятно, что большинство в верхней палате принадлежит опять же денежным мешкам. Места в нижней палате тоже имеют свою цену, и важна именно цена, а не голоса избирателей, особенно учитывая, что к голосованию допущены далеко не все. Женщины и чернь в Британии, как и во всём мире, права голоса не имеет.

Теперь посмотрим на проблему с другой стороны: Вы утверждаете, что причина дурной жизни русского мужика кроется опять же в самодержавии. При этом Вы снимаете с себя всякую ответственность за судьбу этого самого мужика. Почему? Позвольте Вас спросить: когда Вы лично дали вольную своим крепостным? Может быть тогда, когда это позволил подписанный самодержцем Указ о вольных хлебопашцах? Нет? Почему же? Вы же такой сторонник свободы для народа! А может быть, Вы не отняли у крестьян ни кусочка удобной земли во время Реформы 1861 года? Таки немножко приложили руку? Опять нехорошо. А может быть, Вы отказались от денег, которые дало Правительство помещикам в это время? Не отказались? А ведь сейчас Ваши крестьяне платят выкупные платежи... И Вы не возмущаетесь тем, что крестьянин платит один рубль пятьдесят копеек налогов с десятины, в то время как Вы платите лишь двадцать копеек с десятины. Несправедливо, Ваше сиятельство. А может быть, Вы вложили те деньги в хозяйство, закупили машины, племенной скот, сортовой семенной фонд? Опять нет? Но почему же? Между тем, поэт Афанасий Фет именно на это потратил деньги, и его мужики живут недурно, почти как в колхозе. А Ваши крестьяне голодают каждую весну.

Посмотрим далее: Вы не понимаете, где начинается и кончается Россия? Это немудрено, как я уже говорил, Вы просто недоучка. Вы не знаете истории, о философии что-то слышали, но случайно, что-то запомнили, но нетвёрдо, а между тем, для того, чтобы понять, что такое Россия, нужно либо иметь фундаментальное образование, либо иметь огромный опыт практической работы, либо родиться и вырасти русским мужиком. Поймите, Ваше сиятельство, Россия необычная империя: большинство земель вошли в неё либо добровольно, либо что называется, по наследству, либо в результате не слишком упорной борьбы. Судите сами: Казань брали войска великого Ивана Четвёртого, состоявшие по большей части из служилых татар. А в числе обороняющих Казань, русских людей было едва ли не больше, чем в самом царёвом войске. Сибирь, кроме Сибирского царства, и Казахские племенные союзы, жузы, вошли в Россию добровольно. Средняя Азия покорилась весьма легко. И везде мы выступаем как защитники слабых людей и племён, как охранители. Под властью России ни один народ не исчез, не уменьшился численно. Не так ведут себя европейские завоеватели: североамериканские индейцы перебиты на три четверти, и резня продолжается. Австралийские аборигены по большей части перебиты или уморены заразными болезнями, а выжившие изгнаны в бесплодную пустыню. Аборигены Тасмании перебиты поголовно. В богатейшей Индии постоянные вспышки голода с миллионными жертвами, поскольку англичане отбирают у индусов всё до последнего зёрнышка. Это результат правления 'цивилизованных' европейцев.

Что до наших горцев Кавказа, то и тут Вы дурно знаете предмет: в горах крайне мало плодородной земли, а та, что есть, бедна. Поэтому горцы режутся за землю со времён Адама. Не за свободу, не со зла, а от голодухи. Правительство Российской империи сейчас затеяло переселение части горцев и донских казаков на Дальний Восток, предоставляя переселенцам дома, надворные постройки, а в каждой станице строя церкви и мечети. В некоторых станицах — буддийские дацаны, там, куда переселяются калмыки и буряты.

Для обеспечения этой грандиозной стройки правительство строит десятки цементных заводов, а курирует сей гигантский проект Военно-Инженерная академия. Под руководством профессора генерал-майора Шуляченко Алексея Романовича создан новейший кровельный материал под названием шифер. Этот материал пригоден для устройства кровли и для облицовки стен. Строятся кирпичные и стекольные заводы, деревообрабатывающие заводы, чтобы в домах переселенцев на Дальнем Востоке и в домах колхозников в России были тёплые полы, было сухо и светло. А как живут Ваши крестьяне в тёмных сырых избах с земляными полами, граф Лев Николаевич Толстой?

Но вернёмся к Вашим обвинениям. Знайте, граф, что Остзейский край Россия честно купила у Швеции, и жители её живут теперь лучше, чем до воцарения там России: латгалы, эсты и прочие народы теперь имеют человеческие права, а ранее им запрещалось даже входить в города.

Польша. Это сложный край. Но обратите внимание, граф Лев Николаевич, в какой скоростью крестьяне и бедные шляхтичи записываются в колхозы, организуемые в Сибири. И с каким азартом чернь сдаёт нелояльных русской власти панов в полицейские участки.

И, наконец, об образованности русского крестьянина: граф Лев Толстой, почему Ваши крестьяне почти поголовно неграмотны? Почему единственная школа, которую Вы завели, больше похожа на насмешку, на место, где не учат, а забавляются? Если это не так, то, где лучшие выпускники Вашей школы? Может быть, они поступили в ремесленные училища, может, они учатся в высших учебных заведениях, и скоро станут агрономами, инженерами, врачами? Нет? Не станут? И я даже знаю, почему: потому что в Вашей школе их не учат ничему.

Вот что я Вам скажу, граф Лев Николаевич Толстой, и тем неразумным людям, что смотрят Вам в рот: Господа, прежде чем судить чём-то серьёзном, для начала получите образование и профессию, затем получите опыт практической работы, после чего досконально изучите предмет, и лишь после этого давайте советы.

Ваш Пётр Николаевич Романов'.

На следующей неделе моё открытое письмо опубликовали в большинстве русских газет, и в нескольких десятках зарубежных. Никак не отреагировали на него центральные французские газеты, но кое-где, в мелких изданиях, письмо всё же появилось. Британская пресса проявила себя воистину демократически: ни одна, даже самая паршивая газетёнка не опубликовала моего письма. Ни одна!

Ох, и шум поднялся!!! Особенно он усилился после того, как неизвестный доброхот отпечатал моё письмо в Норвегии, и переправил весь семидесятитысячный тираж в Британию. На британских островах начались нешуточные волнения: моя шпилька насчёт продажности их избирательной системы попала в цель. Дело неожиданно приняло серьёзный оборот: националистически настроенные шотландцы договорились с нациками Уэльса, подключили к этому делу вечно бунтующих ирландцев, и закрутили дело о роспуске Британского Содружества... Дай-то Бог! А я, через Швецию, отправил в Ирландию пару пароходов с оружием и взрывчаткой. Что приятно, оба парохода миновали кордоны, разгрузились и ушли обратно незамеченными. От агентов в английской полиции пришло сообщение, что посылка так и осталась неизвестной властям, а значит, в нужное время она будет использовано борцами за свободу. Пусть у них всё сложится удачно.

* * *

— Петя, есть ли признак, по которому можно определить совершенство той или иной машины?

— Знаешь, милая Инес, такой признак есть, хотя он и не абсолютный. Красота.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду такой признак, как соразмерность. Посмотрим сначала на мир живых: пауки, змеи, бабочки, птицы, кони, люди... Что между ними общего? Общее одно: они, каждый по-своему гармоничны. Они совершенны. Они достигли некоторого предела соразмерности, гармонии, делающего их прекрасными. Можно бесконечно любоваться играющей рыбой, парящими птицами, зреющими травами — они гармоничны и совершенны. Таким образом, наш глаз привык отмечать совершенство формы, которое, как правило, имеет здоровое и гармоничное содержание. Теперь перейдём к миру неживого, сотворённого: мы восхищаемся статуями Праксителя, полотнами Брюллова или платьем работы выдающегося портного, потому что они совершенны, каждый в своём роде. Статуя или полотно передают красоту запечатлённую, а платье подчёркивает красоту человека в движении и покое. Воин смотрит на оружие точно так же: он отмечает черты совершенства. И самое красивое оружие наиболее смертоносно. Посмотрим даже на, казалось бы, грубые орудия труда крестьянина: косу, серп, плуг, хомут и дугу. Они тоже по-своему совершенны. А главное — они прочны и функциональны.

— Кажется, я понимаю.

— Теперь погляди на чертежи этого корабля. Тебя ничего не настораживает?

— Какой-то он угловатый, некрасивый.

— Верно. Прямые линии надстроек, прямо торчащие круглые трубы, башни, похожие на сундуки создают сопротивление воздуха при движении. Грубые обводы днища не позволяют воде плавно обтекать корабль. Всё это значительно снижает скорость корабля и заставляет тратить гораздо больше топлива, чем требуется.

— Да, ты прав. Но недостатки я увидела только после объяснения.

— Вот она, сила привычки в действии. А теперь смотри на этот чертёж. Между прочим, это тот же самый корабль.