Неуёмное употребление косорыловки пробуждает в некоторых людях скрытые пороки, что часто вырываются наружу и овладевают рассудком её употребляющего. Кашанкин и Будницкий соревновались — кто раньше присядет на скамью подсудимых. Всё уже шло к тому, что Гоша и Юрик вскоре пополнят своими персонами исправительные учреждения нашего самого гуманного государства, но тут случился казус в виде их встречи с Кузьмой, который, как слышали друзья, бывало, выручал страждущих. С Кузьмой они быстро договорились, что завтра обязательно придут к нему во двор для работы на стройке, вот только поправят здоровье сегодня. При этом они смотрели на Кузьму самыми честными глазами, и даже поклялись мамой, что придут, только выдай сегодня авансом литр самогонки.
— Сколько вас здесь? — осведомился Кузьма у Юрика, ведущего с ним конструктивные переговоры.
— Я и ещё один вот этот придурок, — честно ответил Юрик, окидывая Кузьму добрым взглядом афериста из МММ.
Кузьма, покачав головой, выдал две пол-литровые бутылки вожделенного напитка. Как только этот лошара выдал друзьям самогон, то радостные друзья, сразу же выбросили из головы все свои обещания помогать этому тупому лошаре, забыли все клятвы и заверения, пошли в укромное место и с радостью употребили напиток, который их многострадальная печень скрепя утилизировала.
— Друг мой! Это мы правильно сделали, что свинтили от этого лошары, — пьяно улыбался Гоша. Он ещё не осознавал, какое западло он и Юрик сами себе подкинули. День, по их мнению, прошёл успешно. Можно даже сказать, что сегодня жизнь удалась.
На следующий день Гоша с Юриком с удивлением обнаружили, что им совершенно не хочется и не можется употреблять спиртное, а забалдеть хочется. Вот только тяга к спиртному спела лебединую песню: тили-тили, трали-вали. С самогонкой Кузьмы, они, естественно, такое противоестественное явление не связывали. Дальше — больше. У друзей вдруг с какой-то бухты-барахты начали стремительно прочищаться мозги. Но это явление они отнесли на счёт собственной одарённости от природы, ясный пень. Усиленная работа мозга постоянно требовала информации, поэтому друзей, как и сотни других городских выпивох, потянуло в науку. Тщедушный Юрик Будницкий сначала примкнул к местным математикам. Но там ему частенько больно перепадало по щам от озверелых на белый свет коллег. Поэтому, с десяток раз поучаствовав в рукопашных математических диспутах, тщедушный Юрик приуныл. Надо искать кого-то по своему размеру — решил он. Коллеги по цеху очень уж больно вколачивали свои идеи по нетренированному телу парня. Пришлось неудачливому математику выучить приёмы рукопашной борьбы: один прием бегом и два приёма ловко спрятаться. Юрик знал себе цену: цена эта оказалась удручающе низкая. А какие надежды были, какие надежды: "До наших дней от мира сотворенья заслуги математиков важны. Мы создали таблицу умноженья, бином и пифагоровы штаны".
В новую безалкогольную жизнь входить на трезвую голову тяжко. Встал классический вопрос Вильяма нашего Шекспира "что со всем этим безобразием делать?" Разругавшись вдрызг с математиками, у которых такие пикантные отношения с коллегами, Юрик пустился во все тяжкие, то есть примкнул к хмурым физикам. Те дрались меньше, но озлобленнее, и отличались совершенной несдержанностью языка. Они часто вызывали к жизни сложные и заковыристые лингвистические конструкции, которые не применяют в парламентских дискуссиях. Идеи Юрика коллеги всегда объявляли мелкой серостью, дебильной ересью и лженаукой. Некоторые старшие товарищи, с лёгким сожалением поглядев на малорослого Юрика, даже намекали, чтобы Юрик пошёл поучиться для начала в школу. Не в обычную школу, а в коррекционную, где ему будет очень даже кошерно среди деток с особенностями психики. Смахнув скупую мужскую слезу, физики заверяли Юрика, что они мужественно переживут отсутствие его персоны в их рядах.
— Вы в каком психдиспансере на учёте стоите? Вот зачем вы коллега лезете в физику? — прочувственно и с добротой говорили старшие товарищи, но получалось у них на манер матерной частушки. — И ладно бы что-то приличное лезло. Общаясь с вами, не знаешь, что и сказать: вежливо ответить, или грубо промолчать? Лучше расслабьте свои обе извилины коллега, физика и без вас прекрасно обойдётся.
Юрик, естественно, от такого к себе отношения злился на коллег и пытался доказать, что его теории тоже не лыком шиты, а претендуют минимум на Нобелевскую премию. Однако, у Юрика пока не наблюдалось того полёта мысли, что был присущ его коллегам физикам из бывших алкоголиков. Понимал Юрика и сочувствовал ему только его закадычный друг Гоша Кашанкин. Правда, сам Гоша в физике не петрил, но Юрику сочувствовал. Сам Гоша примкнул к биологам. По своему складу характера Гоша был намного инфантильнее Юрика, намного ленивее и жил с большей долей пофигизма и философского абстрагирования от настоящего. Среди местных биологов он совершенно не котировался, да ему, собственно, плевать хотелось на чужое мнение. Манией величия Гоша не страдал, но признания своих заслуг желал. Вот только пока заслуги на поприще биологии никак не вытанцовывались. Сейчас его занимала навязчивая идея, как вырастить клубнику, чтобы она вырасла высотой в два метра, а то и больше. Это какой же тогда будет величины сама ягода с такого огромного растения? Гоша уже в мыслях видел огромную пятикилограммовую сладкую ягоду, которая лежит у него на столе. Вот Гоша берёт острый нож и отрезает от этой ягоды кусочек, грамм эдак на двести. Затем, наколов его на вилку, съедает этот кусочек, сочащийся сладкой свежестью. Объедение! Ведь объедение, правда? Знакомые биологи крутили пальцем у виска, когда Гоша увлекался, и начинал рассказывать коллегам о своих идеях по увеличению размера растения в двадцать раз.
Гоша, в отличие от Юрика, не обижался на своих коллег, но считал, что его талант погибает в тисках собственного разума. Он с философским спокойствием сносил оскорбления, дескать, гения может каждая неумная сволочь обидеть. Гоше пришлось бы работать над выращиванием двухметровой клубникой до ишачьей пасхи, но....
Так получилось, что биологического гения Гошу Кашанкина понимал только физический гений Юрик Будницкий. Однако, друзьям хотелось признания их талантов при жизни и от других людей. Но, увы, новых, а тем более, революционных идей в физике и биологии, они предложить не могли. Не считать же за толковую идею, предложенную от отчаяния Юриком модель комбинированного квантово-энергоинформационного резонатора с, прости Господи, полирезонансным колебательным контуром, замкнутым на квантовом интерференторе частот. Сам Юрик не понимал, что собственно, должен делать его аппарат и для каких целей его присобачить. Однако, заявку на премию Юрик подал, и не ожидал, что Доктор оценит его идею в десять тысяч. Ага, без дураков. Правда, секретный Доктор до усрачки напугал Юрика карами, ежели тот дерзнёт продолжать работать в этом направлении. Юрик, будучи по натуре несколько крысоватым товарищем, о премии Гоше не сказал, а секретному Доктору не сообщил, что у него уже есть готовая модель этого устройства, выполненная вкривь и вкось, но собранная "в железе". Так этот неприкаянный аппарат и пылился в сараюшке, ждал, когда у Юрика найдётся время, чтобы его разобрать от греха подальше.
Юрика и Гошу коллеги не любили за их нездоровый образ жизни. Осуждать не осуждали, но не любили. Коллегам не нравилось, что Юрик и Гоша, бросив употреблять спиртсодержащие жидкости, переключились на травку. Они и раньше баловались косячками с предосудительной травкой, но сейчас резко ускорились в этом направлении. А какая может быть наука под кайфом? Только инфантильный бред и странные хотелки.
Секунды тихо уходили в вечность, а в жизни Юрика ничего значительного не происходило. Последние три дня он маялся от безделья и засилья мыслей, которые вдруг стали роиться в его голове. А высказать их было некому, так как лучший друг Гоша уехал на три дня в Туапсе к родственникам. Если бы дружбан находился в городе, то ему можно излить душу, а заодно, и оттопыриться с помощью косячка. Самому как-то западло оттопыриваться, а с Гошаком прикольнее. Он любил покурить травку, стараясь поймать ту грань, когда чувствуешь радость от процесса, но при этом не теряется связь с реальностью.
В отличие от многочисленной родни у Юрика, у Гоши в этом городе родни уже не осталось. Поэтому он, как только сошёл с кривой дорожки пьянства, вспомнил о родственниках в Туапсе, и изредка, навещал их. А Юрик в эти дни маялся без косячка и считал часы до приезда друга.
Гоша приехал из Туапсе на вечернем дилижансе. В Туапсе он сподобился посетить местную достопримечательность Лёню Провидца, это который ещё и Праведник. Это событие и послужило катализатором непоправимых событий, так как Лёня по доброте своей, соизволил возложить свои руки на две бутылки с минералкой, которые ему подсунул Гоша.
Когда-то в Москве Аннушка разлила возле трамвайных рельсов подсолнечное масло, и начались жуткие события. Нет, это не по-нашему. По-нашему, это когда Аннушка пару канистр бензина выльет в трамвай, который сгорит и, заодно, спалит полгорода. Вот это по-нашему: трэш, угар и бешеный драйв.
Юрик, сориентировавшись во времени, решил, что Кашанкин уже дома, поэтому поплёлся к нему в гости. Гоша ютился в маленькой хибарке, которая размещалась на таком же маленьком, но неуютном участке. Хотя у всех своё мнение об уюте. Чтобы придать дворику минимальный уют, надо как минимум приложить руки, но руки у Гоши росли из жопы. Впрочем, у Юрика руки тоже не из золота. Поэтому он и не спешил к товарищу с помощью по хозяйству, а вот посидеть в замусоренном, но тихом дворе он не прочь, даже на колченогих табуретках за покосившимся столом. В этом дворе, постоянно нуждающемся в бригаде профессиональных клинеров, можно спокойно, без назойливых прохожих и соседей, предаться бесплодным мечтаниям, а то и выкурить косячок. Во дворе одуряюще вкусно пахло клейкой зеленью деревьев и кустов, создающих приятную тень. Тень спасала от Солнца, которое сегодня сошло с ума, и свирепо заливало ослепительным светом город. Над травой и в кустарнике с бестолковым жужжанием метались мухи, пчёлки и шмели.
— Превед, медвед! Как сам! — поприветствовал Юрик хозяина хибарки.
— Йа, криведко! — бодро ответил тот. — Как травки килограмм!
— Гошак, чё за дела, — наехал на Гошу Юрик. — В городе жара, в науке кризис. Тебя где черти носят? Твой друг, будущий лауреат Нобелевской премии, тут науку двигает, аж жопа в мыле, а ты, недоумок, закосил по Туапсе. А кому я буду тут излагать свои гениальные мысли, и кто должен их внимать с открытым ртом, в который залетит большая зелёная муха? Это я о тебе говорю, бестолочь.
— Засохни, Юрик на корню, — невозмутимо отвечал другу Гоша. — Твои идеи не стоят даже туалетной бумаги, на которой ты их пишешь. Это ты скоро заторчишь от моих эпохальных открытий и всем начнёшь трындеть, что сидел со мной за одной партой в средней школе. Если желаешь, то я могу дать тебе свой автограф, а то потом мне будет некогда с тобой, убогим, общаться.
— Ха, и этот ботаник дерзает громко разговаривать с будущей мировой величиной в физике. Куда мир катится. Гошак, быстро красиво изобрази, как с тебя стекает весь пафос. Слушай сюда, что великий дядя Юра здесь отчебучил. Разрешаю тебе уже начинать переваривать мои невероятно умные идеи.
Так друзья могли общаться часами; зачастую, они говорили одновременно, даже не слушая друг друга. Им, главное, чтобы было кому выговориться. Вот и сейчас, особо не вслушиваясь в речь оппонента, они стали вываливать свои идеи, коих за несколько дней накопилось уйма. Сейчас в мозгах у друзей вилось много идей и их требовалось озвучить. Это раньше правильных пацанов интересовал жизненный примитив: чиксу поиметь доступную, прикид прикупить актуальный, косячок добыть приличный, раздобыть пойло с градусами.
Через час такого трёпа, друзья пришли к выводу, что они оба непризнанные гении, поэтому надо как-то расширить сознание.
— А не забить ли нам косячок? — предложил великий ботаник. — У дяди Гоши есть в коллекции свежая новая травка. Вкус, доложу я вам, коллега, специфический.
— Отнюдь, отнюдь, коллега, — с воодушевлением принял провокационное предложение Юрик. — Вот зачем ты меня портишь, окаянный? Хотя, с другой стороны — это Европейские ценности. У них, отсталый Гоша, даже литература только про это.
— Да иди ты!? — удивился Кошанкин.
— Точно тебе говорю. Вот возьми, к примеру, такой случай: я не знаю, с чем пеклись те пирожки, которых наелись деревенская девушка с погонялом Красная Шапочка и дикое лесное животное, но Красная Шапочка разговаривала с волком и они неплохо понимали друг друга. Вот такой казус.
Травка оказалась весьма забористая. Сознание начало расширяться стремительно, и вскоре, психика Юрика и Гоши разделилась на три плоскости. Строго по науке У Дао Пай Цигун. Друзья в дыму косячка осознали концепцию Трёх Внутренних Миров. А как же! Два мира: это миры нашего подсознания, только Верхий и Нижний, а между ними Срединный мир, то есть мир сознательной части человеческой психики. Сам товарищ Юнг был бы в восхищении от такой постановки вопроса. Радовался бы достижениям Юрика и Гоши в этом плане и господин Тимоти Лири, который, как известно, считался самым авторитетным специалистом по психоделическим препаратам. Он бы глубокомысленно сказал, что друзья, однако, словили необусловленное чувственное наслаждение, соматический восторг, генетическую трансцендентацию и даже нейроэлектрический экстаз.
Вместе с нейроэлектрическим экстазом пришла жажда. Тут Гоша остатками ума вспомнил, что он привёз из Туапсе какую-то новую минералку, причём заряженную самим Лёней Праведником. Естественно, он рассказал другу о том, как её добыл.
— Лошара ты Гошак, — заявил Юрик. — Надо было больше брать, а не две несчастные бутылки.
При этом он присосался к бутылке и выпил, наверное, половину напитка из неё. Гоша допил остатки воды из этой бутылки.
Эта вода, "заряженная" великим Лёней, подействовала на организмы Гоши и Юрика парадоксальным образом, доставив им кучу проблем. Водичка зашла в их организм сразу после ядовитого дыма травки, уже на отравленные мозги, поэтому эффект получился быстрый и ошеломляющий.
Сначала друзей пробило на словесный понос, а потом на беспричинный смех:
— Ты как Винни Пых, — сообщил другу Гоша, при этом корчась от смеха, при этом чуть ли не падая со своей табуретки.
— А ты как Пыхтачок, — не остался в долгу Юрик.
Юрик исходил на хи-хи от собственного остроумия: его, как и Гошу, корёжило от беспричинного смеха. Ведь, правда, смешно!
— А у меня уже мозги вскипели, — радостно сообщил другу Гоша. — Внутри черепушки появилась хрустящая корочка. Чёрт знает что твориться.
— Мне кажется Гошак, что ты опять накурился до чёртиков, как в прошлый раз.
— Когда это я до чертей курил? Меня вроде до такого не торкало. Это же самая настоящая олигофрения с твоей стороны. Хотя ты у нас физик, тебе положено жить немного с придурью.
— Ну, как же, вспоминай. Курили мы тогда твою новую травку, так ты до чертей и докурился. Я сам лично видел, как они из твоего уха выскакивали....Хорошие такие черти, упитанные. Вот как этот, — Юрик показал пальцем на чёрта, который спокойно сидел рядом с друзьями за столом.
