— О, мы уезжаем только завтра. Может быть, даже не раньше послезавтра. — Тюммель покачал головой. — Моим пассажирам потребуется по меньшей мере еще двенадцать-четырнадцать часов, чтобы привести себя в порядок и подготовиться к отправлению. На самом деле, они не знали, что едут, пока я не прибыл сюда с их приказами. — Он ухмыльнулся. — Надо любить флот, ваша светлость!

— Если они не понимают шуток, им не следовало присоединяться, — торжественно сказала она ему, и он громко рассмеялся.

Хотя, размышляла она, в некотором смысле этот конкретный фрагмент мудрости нижней палубы был менее юмористичным, чем обычно. Неожиданные приказы о перемещении редко приветствовались, и прямо сейчас это было особенно верно для "Блэкберда". Разрушительный ущерб, нанесенный Ударом "Яваты" верфям, вращающимся вокруг "Блэкберда", был еще очень далек от устранения. Ситуация стала значительно лучше, чем была раньше, но мощности верфей составляли не более тридцати процентов от их уровня до Удара, и это было великодушно. И люди, которым было поручено восстановить их, подошли к своей задаче с сильным чувством миссии и почти религиозным — нет, в некоторых случаях это было действительно религиозное рвение.

— Ну, по крайней мере, это означает, что мы можем накормить тебя сегодня вечером. Ты приведешь своих офицеров, не несущих вахту?

— Конечно, если они приглашены... и если там достаточно места. Если мы не будем навязываться.

— Вальдемар, сколько раз ты посещал Харрингтон-хаус, когда был моим флаг-лейтенантом?

— Э-э... целую кучу? — рискнул он.

— Может быть, даже в два раза больше, — сказала она. — Ты ведь помнишь, насколько велика государственная столовая, не так ли?

— Ну, да, ваша светлость. Но, эм, я думал, вам не нравится ею пользоваться. Кажется, я припоминаю, что вы назвали этот процесс "демонтажем мавзолея".

— Да, назвала, — сказала она рассудительным тоном. — Однако на данный момент нужно накормить несколько лишних ртов. Я, граф Уайт-Хейвен, Нимиц, в общей сложности — дайте-ка подумать... девять древесных котов, мои мама и папа, Фейт и Джеймс, Рауль и Кэтрин, Линдси, дюжина или около того оруженосцев, Сандра Терстон, адмирал Брайэм, адмирал Ю, Остин, Бетани, Ребекка, Констанс, Хонор Мэйхью, Преподобный Салливан...

Она сделала паузу, когда он поднял обе руки, смеясь, сдаваясь.

— Как ты можешь видеть, — сладко сказала она, — включение полудюжины офицеров — черт возьми, включая всю команду вашего корабля — на самом деле не добавило бы много к толпе.

— Неужели каждую ночь действительно так плохо, ваша светлость? — спросил он, все еще смеясь.

— Нет, не каждую ночь, — признала она. — Но большинство вечеров у нас действительно собирается целая толпа, чтобы поесть. — Ее улыбка исчезла. — Я думаю, отчасти это связано с тем, что они хотят, чтобы я — ну, дети, я и Хэмиш — знали, что они любят нас. Что они здесь ради нас. Так что даже когда они сводят меня с ума, — ее улыбка стала ярче, — я на самом деле вроде как тронута.

— Я могу это понять, — сказал он, и чувство сопереживания, которое она разделяла с древесными котами, сказало ей, что он действительно понимал.

Удар Яваты и Удар Беовульфа стоили слишком многим людям слишком дорого, но это особенно сильно ударило по Хонор и ее семье. Тюммель знал это, как почти никто другой. Он знал, что практически вся ее семья на Сфинксе погибла во время удара Яваты, и он знал, что Эмили Александер-Харрингтон умерла у нее на руках, полагая, что их муж погиб в Беовульфе. Эта Хонор знала, что Хэмиш мертв, когда она отправилась в Сол, чтобы выполнить операцию "Немезида" и довести войну до конца. И поэтому Тюммель лучше, чем кто-либо другой, знала, как близко она подошла к краю пропасти, как ужасно она была ранена, прежде чем Хэмиш чудесным образом вернулся к ней.

И, да, он точно понимал, почему люди, которые любили ее — выжившие члены ее большой семьи и ее опекуны — были полны решимости доказать ей, что она не была и никогда не будет одинока.

Конечно, она уже знала это, подумала она, поворачиваясь, чтобы раскрыть объятия, и Нимиц прыгнул в них, а затем прижался к ее плечу. Она почувствовала, как его мыслесвет коснулся ее, сливаясь с ним, и уверенность в его любви пронзила ее, как солнечный свет, льющийся через окно в крыше.

— Да, хорошо, — сказала она, поворачиваясь обратно к Тюммелю. — Я просто скажу госпоже Торн, что сегодня вечером у нас будет еще несколько лишних ртов. Она будет в восторге. Ей действительно нравится готовить для одной-двух рот космопехотинцев!

? ? ?

— Ты в порядке, милая? — низкий голос Хэмиша Александера-Харрингтона почти терялся в фоновом бормотании разговоров и звоне посуды.

— Прекрасно — прекрасно! — ответила Хонор, но оба древесных кота, сидевшие на высоких стульчиках рядом со своими людьми, посмотрели на нее так, как смотрели на Джеймса или Фейт, которые клялись, что понятия не имеют, кто мог совершить набег на банку с печеньем.

Хэмиш взглянул на них, затем одарил Хонор своим собственным очень старомодным взглядом.

— Предатели! — пробормотала она их пушистым приспешникам.

— Что это? — спросил Хэмиш, и она вздохнула.

— Утренняя тошнота. — Она угрюмо ткнула пальцем в восхитительное тушеное мясо на своей тарелке. Тушеное мясо, которым она просто не могла заставить себя подавиться. — Или, может быть, вечерняя тошнота, я думаю.

— Снова? — Его тон был тщательно нейтральным, и она немного криво улыбнулась ему, почувствовав его мысленное сияние. Преобладала искренняя озабоченность, смешанная, по крайней мере, с оттенком веселья и чувством настороженности.

— Да. — Она отложила вилку, взяла свой кубок и сделала глоток.

До беременности она никогда особо не любила фруктовые соки. Она никогда не испытывала к ним неприязни, но они не были первыми в ее списке любимых напитков. Однако теперь сочетание гранатового и ежевичного соков зарекомендовало себя как нечто такое, что ее иногда придирчивый желудок мог вынести.

Разборчивый желудок, подумала она. Это было то, с чем редко сталкивался человек с модами Мейердала. Обычно они были слишком заняты поддержанием своего активного метаболизма, чтобы проявлять разборчивость. Ну, за исключением брокколи, конечно. Сейчас, однако... не так сильно.

— Я думал, это должно было ослабнуть после первого триместра, — сказал Хэмиш, когда она поставила кубок. Он взял графин и налил в него еще сока, в его голубых глазах было веселье, сострадание и легкая нотка беспокойства. — На самом деле, я почти уверен, что это именно то, что, по словам доктора Фрейзер, должно было произойти.

— Она сказала, что это то, что обычно происходит, — ответила Хонор. — И я подумала, что в моем случае она, вероятно, была права, учитывая, как легко протекали все мамины беременности. — Она посмотрела через стол туда, где Эллисон Харрингтон радостно смеялась над чем-то, что только что сказал один из офицеров Тюммеля. — Черт возьми, маму вообще никогда не тошнило по утрам. Временами я испытываю сильное искушение придушить ее.

Нимиц рассмеялся, и его руки вспыхнули.

— Нет, я не думаю, что шучу, — сказала она ему, прочитав его знаки. Затем мелькание пальцев замедлилось, и выражение ее лица смягчилось.

— Ты прав — ты прав! — сказала она. — Я все равно ни за что на свете не пропустила бы это. Но это не значит, что все это ложе из роз, — добавила она, улыбаясь Хэмишу в глаза.

— Я всегда думал, что клумба из роз в любом случае будет полна шипов, — сказал он ей.

— Конечно, это было бы так — особенно если бы это принадлежало нам! — Хонор усмехнулась, прижимая ладонь к мягко вздувающемуся куполу своего живота. — Я не верю, что мы когда-либо делали что-то легким путем, не так ли?

— Ну... дай мне посмотреть... — Он откинулся на спинку стула, потирая подбородок с сосредоточенным выражением лица. Он оставался в таком положении по крайней мере пятнадцать или двадцать секунд, затем торжественно покачал головой. — Нет. Ни о чем не могу думать.

— Я тоже не могу, но... — она потянулась к его запястью, положила его руку на эту нежную припухлость и улыбнулась ему в глаза. — Я бы ни за что на свете не пропустила ничего из этого. Ты ведь знаешь это, верно?

— О, думаю, ты можешь предположить, что ответ на этот вопрос — да. — Он наклонился ближе, чтобы нежно поцеловать ее в щеку. — Ничто стоящее не дается легко, — сказал он ей, откидываясь на спинку стула.

— Нет, но я бы не возражала, если бы это, по крайней мере, было без тошноты, — сказала она немного едко, и настала его очередь усмехнуться.

— Ну, я вроде как задавался вопросом, произойдет ли это. Ты казалась немного голодной за обедом. Так что...

Он посмотрел мимо нее, когда открылась вращающаяся дверь и в нее вошла миссис Сью Торн, грозная экономка и кухарка Хонор. Хонор понятия не имела, как он мог подать сигнал госпоже Торн. С другой стороны, она не стала бы отрицать, что он заручился помощью Джеймса Макгинесса. Она посмотрела через стол справа от себя, туда, где Макгинесс сидел рядом с Хонор Мэйхью, и мужчина, который когда-то был ее управляющим, а теперь был ее мажордомом, хранителем и правой рукой, вежливо посмотрел на нее в ответ.

Да, подумала она, пробуя его мыслесвет. Хэмиш завербовал его для участия в заговоре "Как нам накормить Хонор сегодня вечером". Она не заметила, как он потянулся к своему унилинку, но ее подозрения не подтвердились... тогда.

Госпожа Торн подошла к ней, поставила поднос, который несла, и легонько положила руку на плечо Хонор.

— Граф сказал мне, что вы, возможно, будете... немного не в себе сегодня вечером, миледи, — сказала она, нежно сжимая. — Итак, я сделала это.

Она сняла крышку с подноса, и Хонор улыбнулась, увидев тапиоку в медовой глазури. С детства тапиока была одним из ее любимых десертов. Более того, она обнаружила, что это было то, с чем она могла справиться — и оставить в себе — независимо от того, насколько сильной была утренняя тошнота. Ну, во всяком случае, обычно. Это было только однажды...

Она выбросила это конкретное воспоминание из головы и потянулась за ложкой.

— Благослови тебя господь, Сью! — сказала она.

— Не то чтобы там было все, что тебе нужно, — сказала ей госпожа Торн. — Но если все пройдет гладко, на данный момент этого достаточно. Кроме того, для этого и существуют добавки. — Она снова сжала плечо Хонор. — Ты просто скажи мне, есть ли еще что-нибудь, что, по-твоему, ты можешь съесть. Мы достанем это для тебя.

— Я знаю, что ты это сделаешь. — Хонор моргнула на мгновение затуманенными глазами, когда она потянулась, чтобы прикрыть руку на своем плече. — Я знаю, что ты это сделаешь. — Она оглядела стол, осознала, сколько людей вокруг него — людей, которых она любила — смотрели на нее, и ее улыбка слегка дрогнула, когда она повернула голову, чтобы снова посмотреть на свою экономку.

— Я знаю, что ты это сделаешь, — мягко повторила Хонор Александер-Харрингтон.

Столичный космопорт

Город Мендель

Планета Меза

Система Meзa

— Не утруждайте себя распаковкой. — Каша ждал в вестибюле, когда Дэмиен Харахап и Индиана Грэм вышли из шаттла. — Мы уезжаем через пару часов.

Он ткнул большим пальцем в другой шаттл, припаркованный на соседней площадке.

— Просто идите вперед и отнесите свои сумки вон туда, — сказал он им. — Мы поднимемся на борт, как только все прибудут сюда.

Инди и Харахап посмотрели друг на друга, затем снова на Каша и крупного парня в форме майора космопехоты Солнечной лиги, стоящего рядом с ним.

— "Все", будучи...? — спросил Инди.

— Это Брайс Тарковски. Он согласен с этим. Я объясню позже. У нас будет достаточно времени на поездку в Конго. Прямо сейчас я предлагаю тебе сложить свое снаряжение, а затем перекусить.

— Я могу порекомендовать закусочную в вестибюле G, — сказал Тарковски. — По крайней мере, при условии, что вам нравится вьетнамская кухня с большой долей баскской. Не просите шеф-повара объяснить это. Я совершил эту ошибку и до сих пор не оправился. Но это вкусно.

— Вьетнамская / баскская? — Харахап улыбнулся. — Как раз то, о чем я всегда мечтал наяву. Ты присоединишься к нам?

— Он — да, — сказал Каша, кивая в сторону Тарковски. — Я не буду. Я обедаю с Танди. Я не знаю, когда я увижу ее снова.

Инди и Харахап снова посмотрели друг на друга. Древесный кот на плече Харахапа покачал головой в покорном жесте, которому он научился у своего двуногого. Затем все трое оглянулись на Каша.

— Прав ли я, предполагая, что Инди и я находимся в той же ситуации "не знаю, когда мы снова увидим "X"? — спросил Харахап.

— Да. Так и есть.

Каша кивнул, и Харахап и Инди снова посмотрели друг на друга.

— Единственный, с кем я близок, кроме тебя, — сказал Харахап, протягивая руку, чтобы коснуться ушей Пожарного Дозора, — вот этот парень.

Пожарный Дозор пискнул.

— И он идет с нами, — добавил Харахап. — А как насчет тебя?

— Никого в пределах досягаемости нет. — Инди пожал плечами. — Мои родители и Маккензи, но они вернулись в Серафим. И... э-э... хорошо. Может быть, есть кто-то еще, но я тоже не могу дозвониться до нее за два часа.

Харахап кивнул, затем повернулся обратно к Каша.

— Тебе повезло, — весело сказал он.

Июнь 1923 года э.р.

— О, если твое сердце сейчас обливается кровью из-за них, просто подожди.

— Антон Зилвицки

Клуб "Гладкий и морщинистый"

Павильон Джордана Паркера

Город Мендель

Планета Меза

Система Meзa

Так вот как живет другая половина бывших полноправных граждан, — подумала Кейла Барретт, следуя за Арианной Макбрайд по коридорам и просторным комнатам клуба "Гладкий и морщинистый". Г и М, как называла его Арианна, был частным клубом, членство в котором было только по приглашению. Он занимал целый уровень павильона Джордана Паркера, скромного десятиэтажного строения, расположенного среди водных объектов Зеленого пояса Джордана Паркера, недалеко от центра Менделя. Такое низкое здание на такой астрономически ценной недвижимости было самым показным заявлением о заметном богатстве, какое только можно было сделать.

И абсолютная роскошь интерьера павильона только подчеркивала этот момент.

Одна вещь, которую она уже знала о Г и М, заключалась в том, что вступление в него стоило руки и ноги... хотя, по-видимому, не для всех. Она провела осторожное расследование финансовых дел семьи Макбрайд. Они, безусловно, находились в достойном состоянии, но не было никаких признаков того, что они были особенно богаты. Вполне возможно, что в их случае стоимость членства в клубе была отменена или, по крайней мере, снижена, и если это так, то причиной почти наверняка была их принадлежность к Соответствию. С другой стороны, Г и М существовал долгое время, и многие из его членов переходили из поколения в поколение. Вполне возможно, что Макбрайды были потомками одного из тех ранних поколений.