— А ты молодец, чистенько живешь. И соседи на шум не жалуются. Только во вторую комнату ты все-таки заходил. Мебель немного не так стоит.
— Я там чемодан держал, — признался Эдик. У окна. Вот, деньги за год.
— Ну ладно, чемодан можно, — подобрела женщина. Только мебель больше не двигай, она неспроста так расставлена, а на случай потопа.
Пересчитав деньги, женщина вернула Эдику пятерку.
— Раз ты за год заплатил, не буду крохоборничать. Сын все равно пока еще не звонил. Да, давай я тебе расписку напишу, деньги то немаленькие. Вот, читай — расписка... получено за съем комнаты по адресу ... с и по... 365 рублей. Цифрами и прописью. Мои фамилия имя отчество, номер паспорта, подпись. И не забывай коммуналку вовремя оплачивать, буду проверять, у меня подруга в домоуправлении работает.
— А куда позвонить, если что? У меня вроде где-то записано было, но где...
Женщина снова порылась в сумке, достала бумагу и ручку и написала телефон, имя и отчество. Написала "Квартира" и обвела слово рамкой.
— Ну все, некогда мне. Держи и дальше квартиру в чистоте. Буду проверять.
Закрыв дверь на ключ, Эдик пошел на кухню, поставил чайник. Жизнь налаживалась. Квартирой обеспечен, вещи нашлись, деньги есть. Еще бы вспомнить всё. Что же он такое натворил то, что эти телки так с ним обошлись? Можно ли продолжать работать там, где тебя подло избили незнакомые девки, или надо увольняться? Они ведь могут и повторить, вот так, исподтишка заехать, не будешь же все время настороже.
Чайник вскипел. Тут Эдик вспомнил, что не знает, есть ли у него сахар, чай или кофе, поискал глазами. Все обнаружилось на полочке. Чай индийский, "три слона", кофе растворимый, бразильский. Да, неплохо он жил в пропавшие из памяти месяцы. Может и в холодильнике что-нибудь есть?
Холодильник оказался выключенным из розетки и совершенно пустым. Был он настолько чистый, что можно было подумать, что он только сошел с конвейера и вообще никогда не включался. Значит, только кофе. Эдик посмотрел на часы. Завтра на работу, значит, сегодня надо в сберкассу сходить, чтобы деньги сюда перевели. Заодно лотерейный билет проверю и продуктов куплю.
Народа в сберкассе было немного, в нужное окошко стояли всего шесть человек. Эдик занял очередь и отошел к стенду с информацией. Надежды на билет не было, Сырцов все правильно сказал, пропал выигрыш. Однако номер тиража из лотерейного билета был на стенде и извещал, что проводился этот тираж 3-го августа. Значит, билет еще действительный, но время поджимает, только неделя осталась. Но как же так? Почему в начале июля им был заполнен билет для тиража в августе? Нет, ну мало того, что в Спортлото снова играть начал, так еще и неправильном тираже. Эдик посмотрел на календарь и хмыкнул. Это же его день рождения! 25 лет исполнилось. Все стало понятно. Юбилей и как раз тираж Спортлото. Проигрыш в день рождения — ерунда, уже не нищий студент, чтобы за 30 копеек переживать, а выигрыш — подарок судьбы. Эдик хотел уже проверить числа из билета, но тут его окликнули из очереди. То ли очередь быстро двигалась, то ли время у стенда прошло незаметно, но женщина, за которой он занимал очередь, уже стояла у окошка. Ладно, Спортлото никуда не убежит, еще дней десять у него есть.
Оформив перевод счета в Ригу, Эдик вернулся к стенду. И не поверил глазам — цифры из его билета все до одной совпали с цифрами со стенда. Нет, не все, льготный шар он все-таки не угадал. Но все равно — десять тысяч! Пришлось снова занимать очередь. Отстояв ее, Эдик протянул лотерейный билет. Женщина по другую сторону стойки начала сличать цифры и ахнула, снова проверила, потом написала что-то на бумажке и протянула билет обратно.
— Ничем не могу помочь. Это Вам в Управление лотерей надо. Мы выдаем выигрыши только за три и четыре цифры. Вот когда получите деньги, то приносите их к нам. Да, вот вам адрес. Надеюсь, Вы отрезанные части в Риге опускали, а не где-нибудь в Москве?
Эдик кивнул.
— Ну тогда Вам точно туда. И не задерживайтесь, всего неделя осталась. Да, и паспорт не забудьте к ним взять.
Эдик бережно засунул билет в бумажник. Выйдя из сберкассы, он в растерянности остановился на крыльце. И как туда добраться, в это Управление лотерей? Адрес-то у него есть, но где это? И талончики на транспорт надо сначала купить.
При мысли о том, что придется ехать к черту на кулички в переполненном трамвае с такой фантастической суммой в кармане, Эдику стало не по себе. Выручило проезжавшее мимо такси с зеленым огоньком. Эдик замахал рукой и ринулся к дороге. Таксист заметил его, тормознул, Эдик плюхнулся на переднее сидение и сунул таксисту бумажку с адресом.
Мандарины
Местный начальник снова принес самодельную настойку.
— С чего начал пребывание в Риге, тем и надо заканчивать. Я видел, что она тебе понравилась. Вот, держи, одна на стол, одна с собой. Сразу положи в чемодан.
О деле за столом решили не говорить, что закончено, то закончено. Не получилось. После третьей рюмки вспомнилось удивлённое лицо Эдика, живущего в сентябре по майскому календарю. Каждый начал вспоминать запомнившиеся именно ему веселые моменты, но тема вскоре исчерпала себя и общество постепенно перешло на обсуждение политики. Новые веяния внушали и надежду, и беспокойство.
— Вчера захожу в универмаг — гляжу очередь. Решил посмотреть. Представляете — осетрину дают. А говорили, она в Волге почти исчезла.
— Наверное Брежнев хвосты кому надо накрутил. Ну куда она исчезнет то? Ее всегда ловили, причем больше, чем сейчас. Просто в последние годы ее больше из-под полы продавали. Теперь кого-то посадили и все снова в магазины пошло.
— Да, недаром летом на экраны вышел фильм "Ты мне, я тебе". И фильм, и сразу после него посадки — народ все понял и затаился. Сколько там эти браконьеры осетров выловят, если продать некому? Только для себя.
Обсудили и невиданные урожаи.
— Железная дорога практически пустая стоит. Раньше — как осень, так из порта эшелон за эшелоном. А теперь, видно, и своего хватит.
— Вот бы еще и с мясом так.
— С мясом труднее. Скот полгода в стойле стоит, значит, корма нужны.
— Ну это говядина в стойле полгода стоит. А свинина вообще всегда там. Разве иначе бывает?
— Может и бывает. Не знаю, лично я живую свинью только на картинках видел.
— А по телевизору?
— Ну и по телевизору тоже видел.
— А ты новые телевизоры видел?
— На заводе этом, где Эдик работал? Конечно видел. Но особо не заинтересовался, у меня в Москве и без того телевизор неплохо показывает. Пульта, правда, нет, но мне не влом встать и переключить.
Разговор незаметно перешел на женщин, и тут снова вернулся к Эдику.
— Вот же люди устраиваются. Четыре девки минимум, и никто не ревнует.
— Это потому что молод и неженат. Женится — не будет ни девок, зато ревности будет полный вагон.
При слове "вагон" все посмотрели на часы.
— Пора — констатировал Сырцов.
— Петр, ты как?
— Трезвый как стеклышко. Я же малопьющий, сколько не выпью, все мало.
— Главное, чтобы ты застенчивым не был, за стенку не держался. Давай, отвези, усади и, главное, не лихачь.
Сусейс действительно не лихачил, до Риги ехал как все, сто десять. Сырцов показал ему на знак "100". Тот виновато улыбнулся
— Что поделаешь, не могу же я ехать медленнее остальных. Подозрительно будет, гаишники подумают, что пьяный, остановят, придется ксивой махать.
Въехали в город, Сырцов снизил скорость до шестидесяти. На светофоре тормознул, несмотря на то, что желтый только что загорелся.
— Некуда спешить, и так за двадцать минут до отправления приедем. Только-только состав подадут. Смотрите, снова Эдик. Вон, из того здания вышел. Подберем?
— Ну его нафиг, надоел он мне. Интересно только, куда это он ходил и чего такой счастливый. Остановись там, табличку прочитаем.
— Я и так знаю. Там управление лотерей. Выиграл все-таки свое колесо, раз улыбка до ушей. Проверим? Времени навалом.
— Нет. Дело закрыто. Тем более, что от нас запах неподобающий исходит.
— Тогда может...
— Нет, и у него спрашивать не будем. Смотри, уже кому-то звонит.
— Ставлю червонец против рубля, что девкам.
— Ехай давай. И так понятно, что больше некому.
У Брежнева
— Привет, а это опять я.
— Кто это я?
— Кто, кто, Эдик. Не узнала?
— А. А я думала, что ты месяца через четыре позвонишь, не раньше.
— Ты что, обиделась? Ну и зря, я ни в чем не виноват. У меня даже справка есть.
— Из психушки?
— Именно. Не совсем, конечно, из психушки, просто от психиатра. Понимаешь, тут такая история... В общем мне напрочь отшибло память. До утра девятого мая все помню, а дальше... Четыре месяца напрочь стерлись. Рассказывают, что в эти четыре месяца со мной такие приключения были, ты даже не поверишь. Мне самому с трудом верится, ну не могло со мной такое произойти.
— Как это ничего не помнишь? Общагу то нашу хоть помнишь?
— Общагу помню, я же тебя туда провожал. Мы тогда еще встретиться договорились, на салют посмотреть.
— На какой еще салют? Мы в общагу уже после салюта приехали. Ты еще с собой этого кагэбэшника Макса зачем-то притащил.
— После салюта? Не помню. Помню лишь, что собирался на него... Я же говорю, у меня память с утра девятого мая отшибло. Я утром в магазин пошел, споткнулся, головой ударился, сознание потерял. Очнулся — все еще лежу, а на дворе уже осень, четыре месяца будто корова языком слизала. Вот, теперь оказывается, я еще на салюте был. Говоришь, с каким-то кагэбэшником? Не знаешь, откуда я его взял? До этого у меня никаких знакомых Максов, тем более из КГБ, не было.
— Откуда не знаю, но он реально крутой. Нашего комсорга одним ударом он так вырубил, мама не горюй. Да,. вспомнила, у него какой-то ихний препарат был, он сделал комсоргу укол и сказал, что тот все забудет. Ой. Неужели он тебе тоже такой укол сделал?
— А комсорг что, тоже все забыл?
— Не знаю, забыл он или нет, но только на следующий день он под поезд попал. И папашу его потом сняли.
Эдик задумался. Всплывают такие вещи из его четырехмесячной биографии, что просто жуть берет.
— Слушай, давай встретимся, и ты мне все расскажешь? Хочешь, в ресторан сходим, приглашаю, что-то я проголодался.
— Ну, раз проголодался, может, тогда ко мне? А то в ресторане толком не поговоришь. А у меня как раз котлеты жарятся.
— Давай, — обрадовался Эдик. — Ты где живешь то?
— У Брежнева — хихикнула Ирка.
— У кого? — удивился Эдик. — Он что, в Риге? И ты... ты с ним?
— А что, нельзя? — спросила Ирка. — Я девушка свободная, с кем хочу, с тем и живу.
— Ты что, он же старый.
— Да какой же он старый? Выглядит лет на пятьдесят всего.
Эдик замолчал. Вон оно, оказывается, как. Брежнев положил глаз на Ирку, даже квартиру ей дал. А она, дура, только рада. Пятьдесят лет. Какие там пятьдесят, ему же за семьдесят, любого спроси.
— Ну, что молчишь? Не приедешь, Брежнева испугался?
— Чего мне его бояться то? Просто после таких новостей есть расхотелось.
— Так уж и расхотелось? — захихикало в трубке. — Ладно, не ревнуй. "У Брежнева", это так народ называет вино-водочный магазин возле нашей девятиэтажки, ну и заодно весь наш дом. На торце дома портрет Брежнева висит, во всю стену. Дом напротив Дома Мебели. Ну что, приедешь?
— Диктуй адрес — воспрял духом Эдик.
Светка
Попрощались у вагона с водителем, Сырцов, слегка покачиваясь, прошел по коридору в поисках своего купе. Нижняя полка. Хорошо. Попутчик пока один, сумка стоит, видно на перрон вышел. Сезон закончился, народа немного, может до самой Москвы никого не подсадят. Сырцов устало сел, закрыл глаза. Открыл, посмотрел на сумку, снова закрыл. Кто хозяин, мужчина или женщина? Скорее женщина, мужчина бы постоял с сумкой на перроне, не стал бы заносить и возвращаться. Хотя не факт. Нет, точно женщина, сумка духами пахнет. Хорошо бы, если красивая и молодая, приятнее будет ехать. Ну а если старая и некрасивая — еще лучше. Переоденусь и сразу спать. Что-то я сегодня перебрал, а вроде и выпил не так много. Держался я, конечно, хорошо. Ну что за жизнь такая, даже выпить по-человечески нельзя, расслабиться. Всегда надо держать с друзьями ухо востро. Друзья... Какие у чекиста могут быть друзья? Одни коллеги. Даже на пьянке как на партсобрании. Только с родителями и можно расслабиться, по-семейному. Жениться, что ли, по новой, может хоть с мужьями подруг жены подружусь? Хотя вряд ли, тоже растреплет, где работаю, и дружбе конец. Зассут и закроются. Будут думать, что если скажут что-то не то, так я все в дело подошью. И опять дома начнется скулёж, что из-за меня все подруги разбежались, даже одну в гости не зовут. Издержки профессии. Пять заповедей железного Феликса. Не думай. Если думаешь — не говори. Если думаешь и говоришь — не пиши. Если думаешь, говоришь и пишешь — не подписывайся. Если думаешь, говоришь, пишешь и подписываешься — не удивляйся.
Когда поезд тронулся, Сырцов открыл глаза. Она сидела напротив, молодая и красивая. Она. Девушка из журнала и из ванной. И она улыбалась.
Выпущенное на волю опьянение куда-то испарилось. Моментально и навсегда. И накопившуюся усталость тоже как рукой сняло. Он снова был молод, полон сил и не боялся ни Бога, ни чёрта.
— Добрый вечер. Вы в Москву?
— Добрый, а куда еще я могу ехать?
— Ну, куда-нибудь в Великие Луки, например.
— А это где? А, это вы так знакомитесь? Прикольно. Придумали город, которого нет, и дурите девушкам голову?
— Ну да, — согласился Сырцов. — Можно, я Вам еще один странный вопрос задам?
— Задавайте — скомандовала девушка.
— Вы Эдика знаете?
— Эдика? Кто ж его не знает, этого красавчика. Эдика знают все. Бабник, конечно,
первостатейный, но так треплется — заслушаешься. Ладно, давайте знакомиться. Меня Света зовут.
— Толик.
— А вы москвич?
— Да.
— И паспорт есть? А то как в этот поезд не сядешь, так все москвичи, а как в Москве сойдешь, так не знают где метро.
Сырцов достал бумажник, вытащил паспорт.
— А это что за красная корочка?
— Пропуск в библиотеку.
— Как это — пропуск в библиотеку? Никогда о таком не слышала.
— В Ленинку. Там по пропускам.
— Странно. А я вот читать не люблю и в библиотеки не хожу. Зато я знаю, что у Вас в сумке.
Зашла проводница, собрала билеты и по рублю за постели.
— И что у меня в сумке?
— Несколько бутылок Рижского бальзама и несколько банок шпрот. Угадала?
— Да.
— А я вот бальзам не пью и шпроты не ем.
— И что Вы тогда пьете? — водку, коньяк?
— А ничего. Даже шампанское не пью. Только домашнее.
— У меня и домашнее есть.
— Из чего?
— Из чего не знаю, но очень вкусное.
— Ладно, доставайте, попробую.
— Только у меня, кроме шпрот, ничего закусить нет.
— Зато у меня есть.
Сырцов полез в сумку, вытащил бутылку. Когда он поставил ее на стол, там уже красовались две пластиковых емкости, в одной маленькие бутерброды, во второй помидоры и огурцы.
