— За что? Я просто хочу помочь! — в этот момент Рена почувствовала даже некоторое раскаяние за то, что доставляла Хирузену столько хлопот. — Вы же знаете, что мои мозги настолько скособочены, что мне хватит фантазии подойти к нему на улице и познакомиться, потом напоить в баре до поросячьего визга, а потом притащить к вам за заднюю ногу.
— Если сейчас ты сама не встанешь и не сгинешь с глаз моих долой, твои скособоченные мозги будут вправлены здесь же, грубо и неделикатно! Я тебе во вполне доступной форме объяснил, что нечего тебе тут ловить и пытаться заграбастать в свои поганые ручонки очередной документ с грифом секретно! — рассердился потерявший терпение Хокаге, опять начавший повышать голос.
Рена шмыгнула носом и тайно порадовалась, что со времен приемного отца на ее драгоценную шкурку в воспитательных целях никто больше всерьез не покушался. Грустные воспоминания бросили тень на ее лицо, глаза потухли, а в уголках собралось нечто такое, что можно было бы принять за слезы.
— Про-о-ости-и-ите-е... Я постараюсь так больше не делать! — проскулила она. Вид получился более чем раскаивающийся, и Хокаге смягчился.
— Ладно уж, иди. И учти, что я буду присматривать за твоим поведением. Все ясно? И вообще, я думаю, тебе хватит мозолить мне глаза и пора заняться чем-нибудь полезным.
— Да, Хокаге-сама...
— Брысь отсюда, вредный ребенок, — это было сказано уже спокойным тоном.
Рена удалилась. За спиной Хокаге, как будто из воздуха, соткалась фигура в маске кошки и склонилась в глубоком поклоне.
— Мне нужно, чтобы за нею установили круглосуточное наблюдение. Ни на минуту с нее не должны спускать глаз. Я в любой момент должен иметь возможность узнать, где она, с кем и чем занимается.
— Нам стоит вмешиваться? — голос женщины из-за маски был глухим и сдержанным.
— Если это не несет прямой угрозы безопасности Конохи, нет никакой нужды показываться ей на глаза. Но тщательно фиксируйте ее правонарушения.
— Мы знаем, что она наркоманка, а хранение и употребление наркотических средств и их прекурсоров запрещено на территории Конохи. Это стоит считать поводом для вмешательства?
— Нет.
— Убийство? — женщина сухо перечисляла возможные действия своей цели. Она никогда не бралась за дело, если не была уверена, что поняла все правильно.
— Если только она не покушается на кого-то из своих, — Хокаге поморщился.
— Общение с другими шиноби?
— Дозволено. Я уточню — меня интересует, с кем она общается и куда уходит из деревни. На мелочи вроде курения и наркотиков не обращайте внимания.
— Я поняла. Когда она находится в доме, кто-то должен присутствовать там?
Хокаге задумался на мгновение, потом явно через силу ответил:
— Нет. В дом заходить без моего дозволения не стоит.
— Я могу сама подобрать команду? — женщина встала и поправила катану за плечом.
— Да. И еще кое-что...
— Слушаю вас, Хокаге-сама.
— Данзо не должен этого знать. Я хочу, чтобы в твоей команде не было ни одного члена Корня, даже бывшего.
— Да, Хокаге-сама. Я все понимаю, — женщина поклонилась и исчезла.
* * *
Покинув кабинет Хокаге, Рена не торопясь прошлась по знакомым до последней доски коридорам Дома Совета и по совместительству резиденции Хокаге. Сегодняшняя встреча с Хирузеном оставила на душе осадок — она понимала, что поступает воистину очень неправильно, но не могла остановиться в своем ускоряющемся беге под гору. Орочимару был самым опасным существом, какое только можно было поместить в ее систему координат. Даже Гаара по сравнению с ним был всего лишь капризным непутевым ребенком. Да, конечно, об Орочимару мало что было известно, и еще меньше — озвучивалось. Но даже того, что Рена смогла о нем узнать, заставляло ее дрожать от первобытного ужаса. И в то же время ее влекло к нему с неимоверной силой. Влечение мало чем было схоже с обычной интимной страстью, а больше напоминало желание шагнуть в пропасть, в самую черную бездну, из которой явно тянуло сыростью и змеиным логовом. Почему это происходило, она не знала. И теперь ей осталось лишь постараться выбросить все эти мысли из головы, чтобы окончательно не рехнуться от противоречивых мыслей и ощущений где-то в лоне.
Потом, вспомнив, что Гаара так и торчит у нее в гостиной и неизвестно чем там занимается, она припустила домой галопирующим аллюром. Выскочив на улицу, она сшибла на землю мальчишку, который как раз пытался зайти внутрь и не успел посторониться.
— Эй! Смотри, куда прешься! — возмущенно воскликнул он.
Притормозив, Рена развернулась на каблуках и посмотрела на жертву ее спешки. Наруто поспешно вскочил с земли, не спеша отряхнуть пыль с одежды, и сжал кулаки, принимая боевую стойку.
— Я тебя сейчас так отделаю! Будешь знать, как сбивать с ног прохожих! — его голос был ужасно сердитым.
Рена смотрела на него лишь мгновение, а потом бросилась к нему на шею, прижалась всем телом и томно выдохнула ему прямо в ухо:
— Ах... Прости меня, я так виновата! Ты же не будешь возражать, если я заглажу свою вину?
Наруто покраснел аки мак красный и не успел ничего ответить, как Рена притянула его вихрастую голову и нашла его губы. Умеючи, со знанием дела, она властно и напористо захватила власть над ним и одарила его таким сладким, таким опытным поцелуем, на который только была способна. Прижималась к нему, тихо стонала и тяжело вздыхала, когда отрывалась от него, чтобы набрать в легкие воздуха. А когда оторвалась, то с преогромным удовольствием стала наблюдать, как его лицо заливает краска возмущения и смущения. Публика, которая собралась вокруг, тоже имела удовольствие созерцать пикантную сцену.
— Да что ты делаешь?! — наконец воскликнул он.
— Ох, прости Наруто-кун, — проворковала Рена. — Я просто извинялась за свою неуклюжесть.
— Так нельзя! — он покраснел еще больше, хотя такое казалось невозможным.
— Ну почему же? — она повела плечом, радуясь возможности вогнать кого-то в краску. — Тебе же было приятно?
— Да, но...
— И ты ответил на мое прикосновение, — она улыбнулась тепло и открыто. — К тому же... — она подошла совсем близко и наклонилась к его уху. — У тебя талант. Было так сла-а-адко... Спасибо, Наруто-кун, и еще раз извини за доставленное неудобство.
Не дожидаясь его ответа и пользуясь его временным ступором, Рена развернулась и побежала домой еще быстрее, чтобы наверстать потерянное время. Очень скоро Рена быстро взлетела на крылечко своего дома, переступила порог и, скинув ботинки, закричала на весь дом:
— Я дома!
Тишина.
— Эй, несносный гость, ты убрался? — Рена прошла на кухню, потом по коридору через несколько комнат.
Тишина.
— Или ты решил поиграть со мной в прятки?
Библиотека — пусто, комната для медитаций — пусто, гостевые комнаты тоже все пусты.
— Ну, тогда слава богам!
— Каким?
Рена от неожиданности подпрыгнула и развернулась, а лицо ее приняло выражение очень кислое и даже почти несчастное.
— Ну а ты-то что тут забыл?
Он виновато улыбнулся и пожал плечами.
— Пойдем.
Рена развернулась на пятках и, раздраженно махнув косой, прошла на кухню. Там она виновато покосилась на непомытую после завтрака посуду и вытащила из холодильника минералку.
— Ну? — буркнула она, совершенно не настроенная быть гостеприимной.
— Что?
— Раз пришел, значит, есть что сказать. Вот и говори, я тебя внимательно слушаю.
Рена пожевала кончик сигареты, но так и не закурила. Решив выпить воды из бутылки, она сжала стакан, посверкивающий на свету, заливавшем кухню из огромного панорамного окна. Поднеся стакан к глазам, она разглядела крошечные пузырьки, облепившие дно и стенки стакана. Они были чем-то похожи на смешных круглых серебряных рыбок. Между ними вплетены были, так сказать, бесчисленные частицы грязи, привнесенные откуда-то извне или поднявшиеся со дна стакана. Она задумалась, прежде чем сделать второй глоток, и, скорчив гримасу, вылила воду в раковину. После вчерашнего отравления у воды был другой вкус.
— Я не хотел тебе мешать.
— Но пришел без приглашения. Зачем?
— Разве мне нельзя общаться с тобой? — его голос был слегка смущенным, но не терял уверенности.
— Можно. Но ты забываешь о правилах хорошего тона. Я же не вламывалась без спросу в твой дом.
— Я хочу прояснить все недоразумения, которые возникли между нами, чтобы наладить наши отношения.
— Между нами нет никаких недоразумений. И отношений тоже никаких нет.
— Есть.
— Какие?
— Начальник-подчиненный.
— Ты мне не начальник.
— Пока да. Так решил Хокаге.
— Это фикция. Забудь об этом и покинь мой дом.
Нейджи вздохнул, но уходить не собирался.
— Рена, пожалуйста, прекрати дразнить меня.
— Да кто тебя дразнит? — искренне возмутилась она.
— Ты.
— Чем?
— Ты вызывающе одеваешься, а ведешь себя еще более вызывающе. Ты дразнишь меня своим телом, намеками и сомнительными предложениями. Ты как будто специально вертишься вокруг всяких мерзавцев. Кто это был там, в ресторане? И кто ночевал сегодня в твоем доме?
— Нейджи, это не твое дело, с кем я сплю, — Рена с изумлением посмотрела на Нейджи, искренне пребывая в недоумении и не желая верить в то, что сейчас услышала. Из уст Нейджи это было настолько невероятно, настолько неожиданно, что в голову закрадывались подозрения в его, мягко говоря, неискренности. Но чертов бьякуган скрывал его истинные мысли, и Рена чувствовала, как кончик ее косы стал покачиваться из стороны в сторону в раздражении.
— Рена...
С трудом различая голос Хьюги и держа пустой стакан, Рена представила, что эта вода текла сюда из самого ручья, что притаился под ее домом. А до этого места — еще из более дальних глубин. Вода, стиснутая со всех сторон каменным ложем, мучительно продиралась сквозь кристаллы и камни, приобретая чарующую чистоту и холод. Камень отсекал все лишнее. И когда она попыталась представить себе этот путь, поражаясь тому, как эта вода не похожа на ту, что течет из главных источников Конохи, ей представилась смолисто-черная грязь вместо воды в чужих домах.
— Рена! Ответь же что-нибудь! — потерял терпение Нейджи, делая к ней шаг.
— Извини, я прослушала.
Нейджи зло сузил глаза и прошипел:
— Ты невыносима.
— Я знаю. Ты закончил?
— Нет!
— Вот и хорошо. До свидания, — и указала нахалу на дверь.
Он постоял минуту, посмотрел в ее холодные глаза и, стиснув зубы, вышел из кухни. Спустя пару мгновений хлопнула дверь.
— Ну вот, теперь можно спокойно навести порядок и подумать, — удовлетворенно кивнула Рена и засучила рукава, попутно вспоминая сегодняшнее воистину потрясающее утро.
* * *
— Почти ни один человек не думает о смерти, пока она не подойдет к нему вплотную. Если бы мы постоянно жили с сознанием неизбежной смерти, мы были бы более человечными и милосердными. Человек, которому предстоит долгая жизнь, не обращает на время никакого внимания, он думает, что впереди у него целая вечность. А когда он потом подводит итоги, то оказывается, что всего-то у него было несколько дней или в лучшем случае несколько недель. На самом деле человек счастлив только тогда, когда меньше всего обращает внимания на время и когда его не подгоняет страх, — задумчиво сказала Рена, рассматривая содержимое фарфоровой пиалы.
— Я не думаю, что это утверждение истинно для всех, — поразмыслив, ответил Гаара и поймал аппетитный кусочек мяса. Внимательно осмотрел его со всех сторон и даже понюхал тоже со всех сторон. И только после этого положил его в рот и тщательно прожевал.
— Что ты хочешь этим сказать? — заинтересовалась Рена, пытаясь не смотреть на то, как смешно Гаара ест.
— Если человек не обращает внимания на время, если его не подгоняет страх, то он ничего делать не будет.
— Почему?
— Потому что страх является прекрасным стимулом развития. Он стоит над душой и сердцем, заставляя человека двигаться вперед. Развиваться. Стремиться к чему-то.
— Не только страх является стимулом.
— Конечно. Но он — один из самых сильных рычагов влияния на человеческую жизнь.
— А какие еще ты назовешь сильнейшими?
— Власть, страх, секс, удовольствие, — он поднял голову и внимательно посмотрел на Рену.
— Именно в таком порядке? — она с интересом рассматривала голую шею и грудь своего страшного собеседника. Шея была самая обычная, грудь — все еще тощей, с проступающими ребрами, но уже с явными сухими жилами мускулов. Гаара соизволил надеть штаны, но футболка все еще сохла.
'Какой же он худой! Одни кости и кожа!' — в который раз подумала она, ненавязчиво подкладывая ему в пиалу добавку.
— Нет. Это индивидуально — каждый сам решает, что куда поставить, — Гаара опять склонился над пиалой и начал лениво ковыряться в ней палочками, что-то выбирая, сделав вид, что не заметил попыток Рены накормить его поплотнее. Со стороны это выглядело так, будто он ловит в посуде тараканов.
— А для тебя что на первом месте? — задала провокационный вопрос Рена. Впрочем, уже узнав Гаару чуть ближе, она особо на ответ не надеялась.
— Не скажу, — спокойно ответил он.
— Жаль... — издевательски протянула она.
— Почему ты такая? — он смотрел на нее странно, ожидая чего-то своего, меряя ее одному ему известным мерилом.
— Ночное небо звездами искрится,
Туман у горизонта точно снег.
Простите те, с кем мне пришлось проститься,
Я ухожу, и может быть, навек.
Меня зовут к себе просторы леса,
Равнины гладь и рябь речной воды.
Простите те, с кем не спою я песни,
Я ухожу, стирая все следы.
Пусть дым костров на плечи сильно давит,
Пусть песня ночи навевает грусть...
Простите те, кого пришлось оставить...
Я ухожу, но может быть, вернусь.
Пройдет ли этот день тоски превратной?
Смогу ль сюда дорогу я найти?
Простите те, кто ждал меня обратно.
Я ухожу, домой мне нет пути.
Но кто-то будет ждать — и не дождется...
А кто-то позабудет через час.
Простите те, с кем путь мой разойдется.
Я ухожу, но буду помнить вас.
Мне Смерть споет свою немую песню,
Мне Мрак покажет путь, ведущий в Ад.
Прощайте все, с кем я держалась вместе.
Я ухожу. Я не вернусь назад...
Как трудно быть бумагой. Чистой и гладкой.
Безупречно белой. Белее мела.
Когда тебя пачкают разные взгляды
Черными мыслями для грязного дела.
Сеют, что хотят, на снежное поле...
Стерпит! Она ведь бумага, не более.
— Ты не похожа на ту, в чью душу и голову можно вложить все что угодно. Я смотрю на тебя, снова и снова задавая вопросы — кто ты? Что ты? И почему — ты? Меня раздражает, что я никак не могу сложить картинку — дура ты набитая или же игрок, который всегда играет на уровень выше.
— Мне гордиться или бояться? — она смотрела на него внимательно, без доли насмешки.
— Бежать, — он улыбался. Снова скалил свои блестящие острые зубы.
'Насмешливый ублюдок! Что ты хочешь увидеть во мне? Что тебе показать?'
— Была когда-то белым листом. Пассивная. Послушная. Скучная.
