Тем не менее, немцы держались. Пользуясь преимуществом своей территории, что позволяло свободно маневрировать силами и возвращать в строй выпрыгнувших с парашютом лётчиков, а также поврежденные самолеты, сумевшие совершить вынужденную посадку, германская ПВО продолжала ожесточенно сопротивляться. Фактически, воздушное наступление "союзников" вылилось в состязание на выносливость, победа в котором должна была достаться тому, кто сумеет эффективней наращивать свои силы. Потери англосаксов были выше, но и возможности для их восполнения — тоже. Кроме того, Харрис и Спаатс* преследовали еще одну цель: каждая тонна бомб, сброшенная на Германию, и каждый сбитый во время этих налетов немецкий истребитель, подтачивали силы Райха в преддверии надвигающегося вторжения в Европу. А в том, что это вторжение состоится и от его исхода во многом, если не во всём, будет зависеть исход войны, не сомневался практически никто.
Про надежды поставить Райх на колени с помощью одних лишь авиаударов, кроме самих летчиков, уже никто не вспоминал. Макартур, едва приняв командование объединенными силами "союзников" в Европе и Северной Африке и разобравшись с текущим положением дел, безоговорочно отмел все экзотические варианты достижения победы. Только массированное вторжение, осуществленное всеми имеющимися силами на решающем направлении, принесет успех и поставит финальную точку в затянувшемся противостоянии! Все прочие действия, как-то: морская блокада, стратегические бомбардировки, действия на периферии Европейского континента, включая высадку там различных десантов, могут рассматриваться только в контексте обеспечивающих и вспомогательных по отношению к главной операции, назначенной на конец весны — начало лета сорок четвертого года. Соответственно, осуществляться все эти вспомогательные атаки могут только в том случае, если будут способствовать проведению основного вторжения и уж никак не за его счет. То есть любые планы, воплощение которых требовало хотя бы минимального отвлечения сил, предназначенных для генерального сражения летней кампании, отметались сходу.
Операция вторжения с подходящим, но пока еще мало кому известным, названием "Overlord"* — царила над всеми помыслами и действиями противников по обе стороны фронта. Ее ждали, ее боялись, с ней связывали свои надежды и чаяния, а время, остающееся до ее начала, стремительно истекало...
* * *
Ганс, очутившийся в первых числах мая на побережье Па-де-Кале, где он вместе с группой старших офицеров осматривал укрепления "Атлантического вала", смог ощутить этот утекающий сквозь пальцы поток мгновений почти физически. Здесь, всего в нескольких десятках километров от ненавистного Альбиона, его никогда не дававшее сбоев предчувствие неприятностей буквально вопило о приближающейся опасности. Впрочем, обо всём по порядку.
После возвращения из отпуска, Нойнер довольно быстро разгреб накопившиеся дела — отлаженная система работы штаба практически не давала сбоев даже в отсутствии непосредственного начальника. А затем вновь потянулись рутинные будни: маневры, получение новой техники, штабные учения... Приятное разнообразие наступило в марте. Во-первых, в дивизию после длительного отсутствия вернулся первый танковый батальон, закончивший перевооружение на новые танки "Пантера"*. По такому случаю Ганс не отказал себе в удовольствии покататься на обновке, поподробнее изучив очередное детище сумрачного тевтонского гения.
Танк впечатлял. Причем, что называется, с первого взгляда. Плавные, хищные обводы, стройный силуэт. Угловатая, сплошь состоящая из прямых линий, башня странным образом гармонировала с зализанными очертаниями корпуса. Мощное орудие — знаменитое "восемь-восемь", грозно смотрело на окружающий мир, щурясь прорезями дульного тормоза. Старые проверенные "четверки" второго батальона на фоне новичков смотрелись откровенно невзрачно. Небольшая поездка на новой машине добавила очередную порцию положительных эмоций — отличная эргономика, великолепный обзор и плавный ход навевали мысли о комфортном бронированном лимузине.
Правда, танкисты, потратившие на освоение новой техники три месяца, в течение которых не знали ни сна, ни отдыха, днем и ночью меся гусеницами своих красавцев богатые на известь почвы полигона Мейли-ле-Камп, добавили в эти радужные впечатления изрядную ложку дёгтя. По их словам выходило, что новые танки любят покапризничать. Не так сильно, как уже успевшие войти в поговорку "Тигры", но и до легендарной надежности старых добрых "троек" и "четверок" молодой "кошке" было довольно таки далеко.
Подумав над этими особенностями своих новых подопечных, Ганс пришел к выводу, что в целом доволен "кошками". Если бы дело происходило на бескрайних просторах России или где-нибудь в Африке, то недостаточная надежность и дальность хода новых танков стали бы решающим фактором. Но, поскольку "Дас Райх", судя по всему, предстояло действовать на равнинах благоустроенной и сравнительно небольшой Франции, на первый план выходили превосходная защита и вооружение "Пантеры". Мощная лобовая броня и "тигровая" пушка практически не оставляли шансов танкам и ПТО "союзников", а великолепная подвижность, хорошая проходимость и не превзойденная цейсовская оптика позволяли сполна реализовать все свои преимущества на поле боя.
Вторая приятная новость логически вытекала из первой: поскольку дивизия наконец-то собралась вместе и закончила обязательный цикл боевой подготовки, ее, как и весь танковый корпус СС, получивший теперь порядковый номер "один", вывели из резерва и передали в боевой состав армии. Да не какой-нибудь, а вновь сформированной 6-ой танковой армии СС — нового детища военной машины Гиммлера. Компанию ветеранам из I-го корпуса составили новые II-ой и III-й "германский" танковые корпуса СС, достигшие к весне необходимого уровня боеспособности. А штаб армии, во главе которой оказался получивший повышение "папа" Хауссер, и многочисленные части усиления были сформированы в районе Кёльна еще в октябре-ноябре. Местом развертывания этого первого объединения армейского уровня, созданного в рамках ваффен-СС, была определена Нормандия, так что весь апрель пятнистые колонны эсэсовцев тянулись на запад Франции к своему новому району расквартирования. Для Нойнера и его непосредственных подчиненных участие в организации и проведении этой масштабной перегруппировки стало неплохой проверкой на профессионализм, которую штаб "Дас Райх" выдержал на "отлично". Начальство осталось вполне довольно результатами, продемонстрированными обновленной дивизией, подтверждением чего стало награждение Ганса Крестом за заслуги первого класса с мечами. А Ламмердинг и вовсе бригадефюрера досрочно получил.
Но все эти, в общем-то, рядовые события меркли перед новостью, полученной из дому — Кристина в очередном письме как-то осторожно сообщила, что осенью Гансу предстоит стать папашей. По этому поводу весь штаб "Райха" целую неделю гудел, как растревоженный улей. Нойнера завалили поздравлениями, подарками и ценными советами, а лучший ресторан Руана был снят целиком на все выходные, чтобы достойно отметить столь выдающееся событие. Запас хорошего настроения, полученный тогда, не смогли развеять ни служебная рутина, ни усилившиеся налеты "союзной" авиации, в отражении которых самое активное участие принимали зенитчики дивизии. Даже участившиеся шалости французского сопротивления оставили Нойнера практически равнодушным, и только инспекционная поездка на побережье вернула штурмбаннфюрера с небес на землю. Стоя на гребне песчаной дюны неподалёку от Кале и глядя на мерно вздымающуюся и опадающую поверхность Ла-Манша, Ганс как-то вдруг "вспомнил" — война никуда не делась, враг лишь затаился на время, готовя новый удар, который вполне может стать последним, причем как для Райха, так и для него лично.
Тихо подошедший Ламмердинг окинул задумавшегося подчиненного ироничным взглядом:
— Мечтаешь о новых боях?
При этих словах кулаки Ганса сами собой сжались, а насмешливый взгляд бригадефюрера наткнулся на жесткий прищур резко развернувшегося Нойнера. Безобидная, в общем-то, фраза, как будто переключила тумблер в мозгу, запустив новую программу. Словно какое-то древнее заклинание, вмиг сорвало полог спокойствия и умиротворения, опутывавший разум штурмбанфюрера в последнее время. Дремавший в душе кровавый зверь, убаюканный мирной французской весной, внезапно проснулся, выпустив когти и издав угрожающий рык:
— Да, Гейнц. Да! Мне надоело ждать! Если янки и "томми" еще не надоело подыхать, то мы им это обеспечим. Пусть приходят и умирают — их время пришло.
Обычная полупрезрительная ухмылка Ламмердинга неуловимо изменилась, приобретя какой-то намек на теплоту и искренность:
— Вот теперь я узнаю прежнего Ганса! И скажу честно: таким ты мне нравишься куда больше. Так что с возвращением, головорез!
А за наших противников не переживай — скоро мы покажем англо-саксонским выскочкам, как могут драться ваффен-СС! Разведка говорит: две недели. Но разведка может ошибаться, а моё чутьё не давало сбоев никогда. Я знаю: осталось немного. Ты это тоже чувствуешь, вижу.
Нойнер молча кивнул, бригадефюрер хлопнул Ганса по плечу, его улыбка стала шире:
— Вот и отлично. Пусть приходят, мы подождем.
* * *
Кроме Ганса, нового вторжения англо-американских войск в Европу с нетерпением ожидал еще как минимум один человек — секретарь ЦК КПСС, главнокомандующий вооруженными силами, председатель Совнаркома СССР и фактически безраздельный правитель Советского Союза Иосиф Виссарионович Джугашвили, известный всему миру под лаконичным псевдонимом Сталин.
Размеренно меряя шагами, ставший уже привычным, кабинет в новой резиденции под Куйбышевым, вождь народов снова и снова прокручивал в голове возможные последствия и перспективы грядущего столкновения двух крупнейших империалистических хищников, при этом, то и дело, возвращаясь к событиям последних двух лет.
"...С момента заключения Стокгольмского мира многое успело измениться. Вот, например, столица, временно перенесенная в Куйбышев, похоже, задержится здесь надолго — слишком уж велик был урон, нанесенный первопрестольной. Да и неразумно, как оказалось, иметь столицу в столь опасной близости от границы, а новые рубежи страны советов проходили уж очень недалеко от Москвы. Так что резервная правительственная резиденция как-то естественно и незаметно превратилась в постоянную и, видимо, останется таковой в ближайшее время, а там — кто знает? Как известно: нет ничего более постоянного, чем что-то временное..."
Советский Союз понемногу отстраивал свою разваленную экономику, отчаянно борясь с последствиями разрушительной войны и стараясь вновь наладить безжалостно разорванные новыми границами хозяйственные связи. Чтобы удержать на плаву народное хозяйство, пришлось провести обширную демобилизацию, вернув на заводы и в колхозы миллионы рабочих рук и десятки тысяч автомобилей и тракторов. Даже эта экстраординарная мера не позволила избежать массового голода в сорок третьем году, но зато хоть в новом, сорок четвертом, кажется, можно будет немного перевести дух.
"Можно ли? Ведь главная проблема никуда не исчезла. Промышленность со временем можно возродить и даже усилить, освоить новые месторождения сырья и сельскохозяйственные территории, решив тем самым имеющиеся проблемы с продовольствием. Отстроятся сожженные деревни и города, затянутся оставленные войной раны, но причина всех этих несчастий сама собой не рассосется.
Нацистская Германия за прошедшее с момента подписания мира время никуда не делась, напротив — усилилась и укрепила свои позиции. Пополнила и перевооружила потрепанные под Москвой и Сталинградом дивизии, построила новые заводы, наладила добычу ресурсов на отторгнутых от Советского Союза территориях, которые теперь питают немецкую промышленность. И ладно бы только это! Немцы сейчас активно сколачивают все покоренные и добровольно примкнувшие к ним страны Европы в единый фашистский блок. В сорок первом, когда нацистские орды вторглись в СССР, рядом с немцам шагали всякие отщепенцы да европейская мелочь, типа финнов и румын. Но теперь вокруг их "Тысячелетнего Рейха", как кнехты вокруг закованного в броню средневекового рыцаря, теснятся плечом к плечу почти все основные страны старого света. И даже бывшие советские республики...
Да, это был едва ли не самый коварный удар нацистов. Если бы немцы просто оккупировали часть территории СССР, объявив эти земли своими колониями, то, пожалуй, было бы намного легче. Теперь же... фактически Гитлер со своей кликой раскололи "союз нерушимый" — отныне часть республик уже не просто социалистические, а национал-социалистические. А такая ситуация чревата взрывом, ведь старые, исторические связи между землями бывшей Российской империи никуда не делись. Не создай проклятые германцы свои марионеточные правительства на отторгнутых землях, и всё было бы просто: враг захватил часть наших земель и рано или поздно должен быть изгнан с завоеванных территорий. А так... так и до гражданской войны недалеко. И немцы это отлично понимают, ведь недаром же они как проклятые формируют всё новые и новые воинские части из бывших граждан СССР!" — Тут Сталин ненадолго остановился, чтобы бросить недовольный взгляд на огромный письменный стол, на котором аккуратными стопками были сложены одинаковые кожаные папки с документами. Среди них была и папка с разведданными по иностранным формированиям германской армии и другая — с подробным описанием сил восточной группировки Вермахта, расположенной в настоящий момент на отторгнутых у СССР территориях Прибалтики, Белоруссии, Украины и Кавказа. Содержания лишь этих двух не очень толстых пачек документов, скрытых под тонкой кожаной обложкой, было вполне достаточно, чтобы надолго потерять покой и сон.
"Без малого сотня только немецких дивизий! Включая сюда две полностью укомплектованные танковые армии. А кроме того целая армия из русских предателей-перебежчиков. Украинский и прибалтийский корпуса СС, казачий кавалерийский корпус, несколько кавказских, среднеазиатских и поволжских дивизий... А есть ведь еще и финны, уже выпившие немало советской крови. И румыны, которые по требованию немецкого командования держат на Украине и Северном Кавказе две свои лучшие армии. И словацкий корпус под Черниговом. И..." — Вождь народов покачал головой и возобновил свою размеренную прогулку по кабинету.
"Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, чем грозит Советскому Союзу такое соседство. Эх, решить бы все проблемы одним ударом! По утвержденному совсем недавно плану развертывания, в случае новой войны СССР после мобилизации сможет выставить сто девяносто четыре стрелковые дивизии, двадцать танковых и восемь механизированных корпусов. Четыре с лишним миллиона бойцов, почти шесть тысяч танков — огромная сила! Нужно только отдать приказ... Нельзя... Один раз он уже ошибся, недооценив силу и решительность врага, расплачиваться за это приходится до сих пор. Можно сколько угодно убеждать других в том, что в катастрофе сорок первого виноваты расстрелянные уже предатели, но себя не обманешь — окончательное решение принимал он, Сталин. И это он, а ни кто другой, недооценил бешенного немецкого фюрера. Ошибиться так второй раз — нельзя. У Советского Союза есть лишь один шанс на реванш... и им надо распорядиться с толком!
