Выше мы говорили, что журналу противоречат практически все основные участники событий, оставившие свидетельства о том дне. К примеру, Молотов и Микоян помимо прочего показали, что они находились в кабинете в третьем часу ночи. Это же подтверждает П. Судоплатов — в том плане, что одновременно там (у "Хозяина") находились его начальники Берия и Меркулов:
"21 июня я оставался у себя в кабинете всю ночь... По нашим правилам мы могли уйти с работы только после того, как позвонит секретарь наркома и передаст разрешение шефа идти домой...
На этот раз я не получал разрешения уйти с работы ни от секретаря Берии, ни от Меркулова и остался у себя в кабинете...
Я знал, что ни Берии, ни Меркулова нет на месте, но секретариат ожидает их в любую минуту: они были вызваны к Хозяину. Я оставался в кабинете, просматривая бумаги. Меня одолевали тревожные мысли...
В три часа ночи зазвонил телефон — Меркулов потребовал, чтобы я немедленно явился к нему в кабинет. Там я застал начальников всех ведущих управлении отделов. Меркулов официально объявил нам, что началась война: немецкие войска перешли нашу границу". {89}
На первый взгляд, сведения Судоплатова вызывают сомнение — будто Меркулов уже в три часа знал, что началась война. Но массовые нарушения немцами наших границ в Западном округе начались еще во втором часу ночи! {90} Так что тут все правильно — руководители НКВД-НКГБ первыми узнали об этом и сразу прибыли с ним к руководству страны.
Далее, Жуков сообщает, что они с Тимошенко прибыли туда тоже довольно рано — около 4-30 утра (по Молотову еще раньше — около трех часов). То есть, с небольшими перерывами люди находились в кабинете практически всю ночь. Это понятно — в те тревожные часы сталинский кабинет даже без Сталина стал пунктом оперативного управления страной, что собственно свидетели практически единогласно, при всех их прочих разногласиях, и показывают. А согласно журналу, кабинет полностью пустовал с 23-00 до 5 часов 45 минут утра, когда туда якобы вошли первые посетители. Но ведь война шла практически с двух часов ночи — невероятно, что высшему руководству страны и армии потребовалось более трех часов, чтобы собраться по столь экстраординарному поводу! Можно ли все противоречия свидетелей журналу объяснить только их плохой памятью? Нет, в данном случае скорее всего врет и сам журнал.
Вот выписка из журнала посетителей, присутствовавших в кабинете Сталина во второй половине 21 июня:
"1. т. Молотов 18.27 — 23.00
2. т. Ворошилов 19.05 — 23.00
3. т. Берия 19.05 — 23.00
4. т. Вознесенский 19.05 — 20.15
5. т. Маленков 19.05 — 22.20
6. т. Кузнецов 19.05 — 20.15
7. т. Тимошенко 19.05 — 20.15
8. т. Сафонов 19.05 — 20.15
9. т. Тимошенко 20.50 — 22.20
10. т. Жуков 20.50 — 22.20
11. т. Буденный 20.50 — 22.20
12. т. Мехлис 21.55-22.20
13. т. Берия 22.40 — 23.00
Последние вышли 23.00" {91}
Что здесь не так? Согласно записям журнала, В. М. Молотов с 18.27 до 23.00 не покидал кабинета Сталина:
"1. т. Молотов 18.27 — 23.00
...
Последние вышли 23.00"
Однако именно в этот вечер нарком иностранных дел Молотов принимал у себя германского посла В. фон Шуленбурга, и на это есть документальное свидетельство. Сразу после визита к Молотову Шуленбург послал в германский МИД отчет о встрече, начав телеграмму словами:
"Срочно! ?1424 от 21 июня 1941г. Секретно!
Молотов вызывал меня к себе вечером в 9.30. После того, как он упомянул о якобы повторяющихся нарушениях границы германскими самолетами...". {92}
Граф Шуленбург в числе посетителей кабинета Сталина не отмечен, следовательно, Молотов принимал его в другом месте. А для этого незадолго до 21-30 он должен был покинуть сталинский кабинет.
Могут возразить, что Шуленбург указал час встречи по берлинскому времени. Но в данном случае это неважно. Обычная разница во времени между Москвой и Берлином, живущим по среднеевропейскому времени, составляет два часа. А в апреле 1940 г. немцы перешли на среднеевропейское летнее время с переводом стрелок на 1 час вперед, и регулярно делали так до 1945 года включительно. {93} Таким образом, 21 июня 1941 года разница между Москвой и Берлином составляла всего один час, и потому уже не имеет значения, по какому времени отчитывался Шуленбург. В любом случае приблизительно около получаса, необходимого для беседы с послом, либо в промежутке с 21 до 22-х, либо с 22 по 23-х часов по московскому времени Молотов не мог присутствовать в сталинском кабинете, и Поскребышев или другой секретарь должен был это зафиксировать. Однако Молотов чудесным образом раздвоился и одновременно находился в кабинете Сталина и принимал в своем офисе Шуленбурга!
Но это чудо в сталинском кабинете за тот вечер оказалось не последним. Одновременно то же самое произошло и с Л. П. Берией:
3. т. Берия 19.05 — 23.00
.....
13. т. Берия 22.40 — 23.00
Выходит, в 22.40 он еще находился в кабинете, когда туда вдруг вошел... еще один Берия! То-то, видать, все удивились! Решив свои дела, в 23.00 оба Берии удалились вместе со всеми другими посетителями.
А ведь выход кого-либо из соратников даже на несколько минут сразу фиксировался в журнале. Вот как, к примеру, отражались там перемещения того же Берия в кабинет и обратно 7 июня 1941 г:
"тов. Берия вход в 20-45 м. выход 21 -00м.
.....
т. Берия вход в 22-05 м. выход 22-35 м.
.....
т. Берия вход в 22-40 м. выход 23-25 м".
Обратите внимание — в 22-35 Берия вышел всего на 5 минут, и секретарь все равно отметил это в журнале.
Итак, что фальсификаторы скорее всего сделали с журналом перед его публикацией, когда в эпоху гибели Советского Союза у кого-то возникла идея все же немного "капнуть" на товарища Сталина при сохранении в тайне его отсутствия в Кремле. В основу, безусловно, были положены подлинные записи за тот день — так и работы фальсификаторам меньше, и самое главное, меньше риск вызвать подозрения. Но оттуда прежде всего убрали записи вроде "прием велся в отсутствие товарища Сталина". И тогда картина за 21-22 июня стала выглядеть так, словно Сталин находился в кабинете и принимал посетителей, включая Молотова, а не Молотов всех остальных. То есть очень легко достигался эффект присутствия там Сталина при его отсутствии. Кроме того, убрали все записи посещений кабинета за ночь с 23-00 до 5-45 — показать, что Сталин, будучи при исполнении и в добром здравии, все же проспал начало войны в прямом смысле. А когда технический специалист по заданию фальсификатора выкидывал "лишнее", то не учел перемещений Молотова и допустил (возможно — и специально) ошибку с Берия.
13. ВРАНЬЕ КАК ФУНДАМЕНТ "ДИРЕКТИВЫ ?1"
С выходом "Воспоминаний и размышлений" Г.К. Жукова стало аксиомой, что причиной появления "Директивы ?1", которой впервые дали команду привести войска в боеготовность, стало сообщение немецкого перебежчика о предстоящем утром 22 июня нападении Германии. После всего, что мы здесь узнали о событиях 18-21 июня, подобные откровения Георгия Константиновича, смахивающие на ахинею, стыдно читать. Тем не менее, прежде чем выяснить истинные причины появления директивы, давайте все же посмотрим его труд еще раз, поскольку Тимошенко воспоминаний о войне не оставил, а другие свидетели, Кузнецов, Молотов и Микоян, либо ничего об этом не сказали, либо предельно кратко повторили озвученную Жуковым версию ЦК КПСС. (Правда, Н.Г. Кузнецов пару раз все же сильно от нее отклонился, сообщив в числе прочего, что вверенный ему флот он хоть и по своей инициативе, но все-таки привел в боеготовность 19 июня).
Давайте сначала посмотрим, есть ли в его книге что-то еще, что обосновывало бы необходимость принятия именно "Директивы ?1". Как сообщает Жуков, последний раз перед 21.06.41 Сталин принимал их с Тимошенко 13-го июня. Тогда Сталин якобы в очередной раз категорически запретил приводить войска в боеготовность. И до последнего предвоенного вечера никаких важных событий в книге не отмечено. Только один раз за всю неделю Генштаб с наркоматом обороны как бы встрепенулись, порекомендовав командующим округами
" ... проводить тактические учения соединений в сторону государственной границы, с тем, чтобы подтянуть войска ближе к районам развертывания по планам прикрытия". {94}
Потом они успокоились и до самого начала войны ничего не делали. Если раньше приближение войны не давало Жукову покоя, то после 14 июня его тревоги разом испарились, а сам он как бы ослеп.
И открыл ему глаза один-единственный перебежчик. Не будь того благословенного немца, то и сам Жуков, прежде неустанно ратовавший "за боеготовность", прозевал бы нападение Гитлера и опоздал к началу войны, как прибывший последним на место пожара заспанный пожарник.
Согласно журналу регистрации, 21 июня Тимошенко первый раз появился в сталинском кабинете в 19 часов 5 минут. Вместе с наркомом ВМФ Кузнецовым он пробыл там чуть больше часа. Несомненно, темой визита была завтрашняя война. В 20.15 наркомы покинули кабинет вождя. Однако через 35 минут, в 20.50 Тимошенко вновь вернулся туда, но уже с Жуковым.
Как пишет Жуков, случилось именно то событие, что породило "Директиву ?1". Около 8 часов вечера к пограничникам будто бы явился безымянный немецкий фельдфебель с известием о войне. Минут через 45, а именно в 20 часов 50 минут, встревоженные Жуков и Тимошенко прибыли к Сталину:
"Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.
Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.
— Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, — сказал И. В. Сталин". {95}
И тут упертый Сталин, которого в неизбежности войны раньше якобы не смогли убедить разведка и все советское военно-политическое руководство, сразу поверил безымянному перебежчику и разрешил, наконец, Тимошенко и Жукову привести войска в боеготовность. И уже после того, как они с "долгожданной" директивой вернулись в свой наркомат, границу перешел еще один перебежчик:
"Примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским округом М. П. Кирпонос, находившийся на своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М. А Пуркаев, в наших частях появился еще один немецкий солдат — 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление". {96}
Т. о., если верить Жукову, то первый, "вечерний" перебежчик — единственный повод принятия "Директивы ?1". Убери его — и причина появления директивы исчезает.
И эту историю перебежчиков, свое единственное обоснование важнейшей (в его версии событий) директивы, Жукова полностью переврал.
Вот что говорят пограничники — кто первым видел тех перебежчиков и получал от них сведения. Начальник политотдела погранвойск УССР бригадный комиссар Е. Я. Масловский в ночь на 22 июня был оперативным дежурным в штабе Украинского пограничного округа:
"В тот же день [21.6.41] в 21.00 на участке 4-й комендатуры Владимир-Волынского отряда был задержан немецкий солдат-сапер 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии Альфред Лискоф, перебравшийся к нам вплавь через Буг. В штабе отряда он назвал себя коммунистом, сказал, что час назад объявлен приказ Гитлера: в 4.00 22 июня фашистская армия перейдет в наступление... Начальник отряда Бычковский немедленно доложил об этом начальнику пограничных войск УССР генерал-майору Хоменко, командующему 5-й армией, а также командирам 87-й стрелковой и 41-й танковой дивизий". {97}
Но Масловский тоже не сказал всей правды, поскольку здесь она не красит пограничников. Однако в связи с этим происшествием до нас дошли еще два документа военного времени. Вот выдержка из боевой характеристики Владимир-Волынского погранотряда, написанной в марте 1943 года:
"О предполагаемом переходе немецкой армии в наступление в 4.00 22.6.41 г. командованию отряда стало известно в 00.30 22.6 при следующих обстоятельствах.
В 21.00 21.6.41 г. на участке 4-й комендатуры был задержан немецкий солдат 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии, перешедший на нашу строну Альфред Лискоф, который был доставлен в штаб отряда и на допросе заявил, что в 4.00 22.6 немецкая армия перейдет в наступление и что ему это известно со слов его командира роты обер-лейтенанта Шульца...". {98}
Оказывается, солдат перешел границу в 21 час, но сведения от него не то что в Москве, а всего лишь в штабе 90-го погранотряда получили через три с половиной часа — в 0 часов 30 минут 22 июня. Почему произошла задержка, поясняет доклад начальника 90-го пограничного отряда майора М. С. Бычковского, составленный в июле 1941 г.:
"21 июня в 21.00 на участке Сокальской комендатуры был задержан солдат, бежавший из германской армии, Лисков Альфред. Так как в комендатуре переводчика не было, я приказал коменданту участка капитану Бершадскому грузовой машиной доставить солдата в г. Владимир в штаб отряда.
В 0.30 22 июня 1941г. солдат прибыл в г. Владимир-Волынск. Через переводчика примерно в 1 час ночи солдат Лисков показал, что 22 июня на рассвете немцы должны перейти границу. Об этом я немедленно доложил ответственному дежурному штаба войск бригадному комиссару Масловскому. Одновременно сообщил по телефону лично командующему 5-й армией генерал-майору Потапову, который к моему сообщению отнесся подозрительно". {99}
Причина задержки проста — в погранкомендатуре не оказалось переводчика. Отчего реально сведения от перебежчика штаб отряда получил около часа ночи.
А это значит, что в Москву те сведения пришли еще позже — уже после часа ночи 22 июня. Что в итоге получается? Оказывается, первый, поистине исторический перебежчик, якобы убедивший самого Сталина и сделавший великое дело для нашей страны, остался безымянным. А второй, ровно ничего не решивший, оставил после себя не только имя и подробные сведения, но и кучу следов в документах и воспоминаниях.
То есть, чтобы дать хоть какое-то обоснование появления директивы, Георгий Константинович последнюю, реальную историю, разбил на две, получив из одного перебежчика целых два. При этом созданного двойника он отправил назад, на 20 часов, предусмотрительно не сообщив его фамилию. Никакого отношения к принятию "директивы ?1" сообщенные настоящим перебежчиком сведения не могли иметь потому, что появились через 2-3 часа после ее выхода.
