Привести В Боеготовность

ПРИВЕСТИ В БОЕГОТОВНОСТЬ!

Содержание

Введение

Глава I .На сколько фронтов воевать

1. Тройственный пакт

2. СССР не мог начать первым

3. Адвокат для СССР

4. Март 1941 — все еще война на два фронта

5. "Соображения от 15 мая" — война на один фронт!

6. Можно ли за месяц разбить Германию

7. Какой план прикрытия действовал 22 июня

8. Новый план развертывания

9. Пакт Черчилля — Гитлера

10. Британская империя: куча врагов при одном друге

11. Когда лучше бомбить Баку

12. Укрощение старого боевого коня

13. Последний поворот

Глава II. Начало стратегического развертывания

1. Решение о развертывании и его начало

2. Фатальная ошибка Генштаба

3. Почему усугубили ошибку?

Глава III. Ввод в действие плана прикрытия

1. ЧП N1

2. Теперь начинает пропаганда

3. Выдвижение второго эшелона КОВО — начало выполнения плана прикрытия.

4. Выдвижение второго эшелона ЗапОВО

5. Выдвижение второго эшелона ПрибОВО

6. Выдвижение первой очереди приграничных дивизий

7. Первый этап плана прикрытия

Глава IV. Дезинформация с двух сторон

1. На кого работал Р. Зорге.

2. Красная капелла

Глава V. 18 июня 1941 — привести в боеготовность все части

1. Можно не торопиться

2. Так было раньше

3. Время пришло.

4. Гляйвиц наоборот: прикрытие второй части плана прикрытия

5. Директива Генштаба от 18 июня

6. 18 июня в ПрибОВО

8 армия

11 армия

Механизированные корпуса

Авиация

ПВО и другие войска

Из ПрибОВО — в СЗФ

7. 18 июня в КОВО

5 армия

6 армия

26 армия

12 армия

Механизированные корпуса второго эшелона

7. 18 июня в ЗапОВО

Глава VI. 20 июня 1941

1. Первый откат

2. ЧП N2

3. Куда отводили?

Глава VII. 21 июня 1941 — самый длинный день

1. Война через сутки!

2. "Директива 20.6"

3. Утро 21 июня в 4 армии

4. Откат-2

5. Не везде!

6. Незаконно

7. Почему скрыли?

8. Войскам прикрытия — развлекаться?

9. Зачем так делал Тимошенко

10. Начало войны без Сталина

11. Заседание Политбюро 20 июня

12. Насколько доверять журналу регистрации

13. Ложь как фундамент "Директивы N1"

14. ЧП N3

15. Директива о провокациях

16. Саботаж после полуночи

17. Еще о предвоенном вечере на СЗФ

18. Молчание ягнят

Глава VIII. Кому Гитлер предпочтительнее Сталина

1. Мотив

2. Организация

3. Эффект от боеготовности

ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ

Введение

Загадка событий кануна 22 июня 1941 года до сих пор вызывает обостренный интерес занимающихся историей. Но несмотря на столь пристальное внимание, разобраться с теми событиями историки не сумели по сей день.

В 1953 году умер Сталин, а через три года советскому народу и всему миру объявили, что причиной наших поражений в начале войны стало якобы неверие Сталина в нападение Германии и его запрет приводить войска Красной Армии в боеготовность. С 1956 года эта установка стала государственной политикой СССР в области истории войны, и другое мнение в средствах массовой информации не допускалось. (Такая линия осталась господствующей и после гибели СССР).

Но подобный режим цензуры был установлен и в странах Запада, называющихся свободными и демократическими. Казалось бы, непримиримые политические противники и антагонисты, советские коммунисты и западные капиталисты трогательно сошлись в единой оценке действий Сталина накануне войны! Мол, все видели, что немцы вот-вот нападут, и один только Сталин ничего не понимал и не видел. Но могло ли быть так, что многолетний опытнейший глава государства, самый осведомленный человек, безусловно признанный друзьями и врагами мудрым и дальновидным руководителем, вдруг оказался полным слепцом (если не глупцом) в вопросе, который был тогда абсолютно ясен всем вокруг?

Несмотря на явный абсурд, такая концепция до сих пор исповедуется абсолютным большинством сообщества историков. Причем это столь прочно вошло им в сознание, что они не только не понимают нелепости своей позиции, но и не способны заметить и связать в единую картину массу фактов, которые вопиют об обратном и буквально лежат на поверхности — только протяни руку и возьми.

Но это далеко не последний и даже не самый показательный пример вопиющей нелепости в общепринятой версии тех событий. Предположим, что изучая военную и внешнюю политику СССР в послевоенный период, мы совершенно не учтем противостоящий ему военно-политический блок НАТО и исходившую от него угрозу. А между тем подобный абсурд не только допускается, но и уже более полвека является правилом при изучении военных мероприятий Советского Союза в канун Великой Отечественной войны. Описывая предвоенную обстановку в приграничных войсках, участники войны постоянно отмечали следующий важный и непонятный момент. Практически любые перемещения у границы с целью повысить их боеготовность проводились только с разрешения высшего военно-политического руководства, сопровождаемого строжайшим требованием "не допустить провокаций".

Однако что это за провокации и почему их следовало так опасаться, как правило, не объясняется. Точнее, иногда поясняют, что провокации могли дать немцам повод к войне. Но если те имели желание и возможность начать войну, то зачем им какой-то повод? Напасть ведь можно и без повода — что они, в конце концов, и сделали. Либо, на худой конец, самим придумать любой повод, в чем у них также был приличный опыт.

Статус обязывает историков как специалистов своего дела уже давно разобраться и объяснить, чего именно так опасалось и чем руководствовалось советское военно-политическое руководство в самый канун войны. Но и здесь они оказались бессильны (к счастью, не все, об исключениях будет сказано ниже), и в их трудах руководители СССР во главе со Сталиным выглядят некими пугливыми самодурами, которые боялись неизвестно чего. Недругам СССР-России это всегда нравилось, но соответствует ли такая картина той, реальной, действительности? Не заблудились ли в трех соснах сами историки?

Ведь за объяснением им далеко ходить было не надо.

ГЛАВА I

НА СКОЛЬКО ФРОНТОВ ВОЕВАТЬ

1. ТРОЙСТВЕННЫЙ ПАКТ

27 сентября 1940 года Япония, Италия и Германия заключили в Берлине договор о военно-политическом союзе, названном Пактом трёх держав 1940 года или Тройственным пактом. В течение полугода к нему присоединились Венгрия, Румыния, Болгария, Хорватия и Словакия, позже — Таиланд (и фактически — Финляндия).

Текст договора гласил:

"Правительство Великой Японской Империи, правительство Германии и правительство Италии, признавая предварительным и необходимым условием долговременного мира предоставление каждому государству возможности занять свое место в мире, считают основным принципом создание и поддержание нового порядка, необходимого для того, чтобы народы в районах Великой Восточной Азии и Европы могли пожинать плоды сосуществования и взаимного процветания всех заинтересованных наций, выражают решимость взаимно сотрудничать и предпринимать согласованные действия в указанных районах в отношении усилий, основывающихся на этих намерениях.

Правительства трех держав, преисполненные стремления к сотрудничеству со всеми государствами, которые прилагают подобные усилия во всем мире, полны желания продемонстрировать свою непреклонную волю к миру во всем мире, для чего правительство Великой Японской Империи, правительство Германии и правительство Италии заключили нижеследующее соглашение.

Статья 1. Япония признает и уважает руководящее положение Германии и Италии в установлении нового порядка в Европе.

Статья 2. Германия и Италия признают и уважают руководящее положение Японии в установлении нового порядка в Великой Восточной Азии.

Статья 3. Япония, Германия и Италия соглашаются осуществлять взаимное сотрудничество, основывающееся на указанном курсе. Если одна из трех договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны какой-либо державы, которая в настоящее время не участвует в европейской войне и в японо-китайском конфликте, то три страны обязуются оказывать взаимную помощь всеми имеющимися в их распоряжении политическими, экономическими и военными средствами.

Статья 4. В целях осуществления настоящего пакта безотлагательно создается смешанная комиссия, назначаемая правительством Японии, правительством Германии и правительством Италии.

Статья 5. Япония, Германия и Италия подтверждают, что указанные выше статьи никоим образом не затрагивают политического курса, существующего в настоящее время между каждым из трех участников пакта и Советским Союзом.

Статья 6. Настоящий пакт вступает в силу с момента его подписания. Срок действия пакта — десять лет со дня вступления в силу. Договаривающиеся Стороны по требованию одной из держав, заключивших пакт, обсудят вопрос пересмотра настоящего договора в любой момент до истечения этого периода". {1}

Договор стал логическим развитием Антикоминтерновского пакта, заключенного Германией и Японией еще в 1936 году, и направленного "на оборону от коммунизма" — то есть против СССР. Но тогда СССР еще не граничил с Германией, и проистекавшая от первого пакта угроза проявлялась не столь остро. Теперь же общая граница с мировыми агрессорами и их вассалами составила более 5000 километров. В итоге по новому договору Советский Союз получил перед собой единство старых врагов: на западе Германию с сателлитами, а на востоке — Японию.

Что после победы над Францией следующей целью гитлеровской агрессии станет Советский Союз, его руководству было очевидно. Сразу же после этого в июле 1940 г. народное хозяйство СССР перевели на самый напряженный трудовой режим, резко ужесточилась ответственность за нарушение дисциплины, а доля военных расходов в государственном бюджете с 26 % в 1939 году подскочила до небывалой величины 43 % в первой половине 1941 года.

Германия же начала прямую подготовку к агрессии на Восток. Объективно Гитлеру выгодно было нападать на СССР вместе с Японией — вдвоем легче "завалить" такую крупную добычу. Это ясно и без большой политики. Угроза войны на два фронта дамокловым мечом повисла над СССР.

Правда, на условия Тройственного пакта прямо не обязывали Японию идти на СССР войной вместе с немцами. Если исключить упоминание "нового порядка" в Европе и Азии, который собрались там установить страны "оси", то пакт вообще мог выглядеть оборонительным. Особенно такой вид ему придавала соответствующая "оборонительная" статья 3.

Но парадокс в том, что для нас она была почти столь же опасной, как и скажем та, что содержала бы обязательство партнеров о совместном нападении на СССР. Вот эта важнейшая статья:

"Если одна из трех договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны какой-либо державы, которая в настоящее время не участвует в европейской войне и в японо-китайском конфликте, то три страны обязуются оказывать взаимную помощь всеми имеющимися в их распоряжении политическими, экономическими и военными средствами".

Да, первым и важнейшим следствием этой статьи является тот факт, что если СССР нападет на Германию, то Япония с Италией, безусловно начнут против него войну. Но как это могло угрожать Советскому Союзу, если он не собирался на нее нападать, а продолжал мирно себя вести, строго соблюдая советско-германский Пакт о ненападении?

Руководство СССР никогда не сомневалось, что Гитлер рано или поздно пойдет на нас войной, о чем он объявил еще в своей программной книге "Майн кампф". Так вот, когда Германия начнет стягивать войска к нашим рубежам, то для обороны СССР вынужден будет ответить тем же — сосредоточить на западной границе свои силы (около 250 дивизий). Но если советская сторона передвинет к границе столь крупные массы войск открыто, либо не сумеет скрыть переброску от противника, то Гитлер в любой момент может подать ее нарушением Советским Союзом пакта о ненападении и началом агрессии против Германии! Тогда Япония, согласно статье 3 Тройственного пакта, начнет войну против СССР. Для нас это станет войной на два фронта, а такая война практически неминуемо приведет к поражению и, следовательно, гибели советского государства.

Таким образом, неосторожный шаг по приведению Красной Армии в боевую готовность мог обернуться для Советского Союза войной на два фронта с фатальными последствиями. Стремление избежать ее — ключ к пониманию действий советского военно-политического руководства накануне войны. Следствием этого важнейшего момента и стало требование предотвращения "провокаций", под которыми понималось все, что могло выставить нашу страну нападающей стороной в отношении Германии. Любые передвижения войск у западной границы, любые другие мероприятия по приведению их в боеготовность теперь рассматривались, прежде всего, с этой позиции — не дать немцам возможности выставить нас агрессором! Не дать втянуть СССР в гибельную для него войну на два фронта!

Особо в списке опасных стояли два важнейших оборонных мероприятия, с которыми сложилась поистине парадоксальная ситуация. С одной стороны, если не провести их до войны, причем существенно раньше нападения Германии, то это грозило Советскому Союзу поражением уже в самом ее начале. С другой стороны, официальное их проведение в обычном порядке, до нападения немцев, с вероятностью близкой к 100% вело к объявлению нам войны Японией в соответствии с ее обязательствами по Тройственному пакту.

Первое мероприятие — прямой ввод в действие плана прикрытия до начала войны, выполненный в обычном, установленном официальными документами порядке. По утвержденному правительством порядку план вводился короткой телеграммой наркома обороны: "Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года". По этой команде во всех штабах следовало немедленно вскрыть "красные пакеты" с содержащейся там боевой задачей на случай войны. Сразу же за этим повсеместно вскрывались склады с приготовленными для войны неприкосновенными запасами и проводилось отмобилизование приграничных дивизий — пополнение их запасами со складов, людьми и транспортными средствами из окрестных городов и сел. Затем войскам прикрытия следовало занять свои боевые позиции по всей линии границы.

По твердо установленному на тот момент порядку, "красные пакеты" могли вскрываться с началом боевых действий, точнее — после нарушения советских границ вражескими войсками (об этом мы еще будем говорить). Отсюда уже сам факт их вскрытия у всего комсостава однозначно связывался с началом войны. Одновременно по плану прикрытия из опасной зоны начиналась эвакуация семей военнослужащих. Поэтому все эти мероприятия, свидетельствующие о начале войны, сразу становились известны семьям командиров, а через них — окрестному населению. В итоге еще до войны рядом с границей приходила в движение огромная масса войск и гражданских лиц. Все это через агентуру и местных жителей немедленно становилось известно немцам, поскольку границу тогда ежедневно пересекало множество мирных граждан — тех, кто имел родственников на той стороне или хотел переселиться в соседнее государство:

"В приграничном районе КОВО в то время происходили невероятные вещи. Через границу проходили граждане туда и обратно. К нам шли желающие перейти на жительство в СССР. От нас уходили не желающие оставаться в пределах Советского Союза. Правда, для прохождения через границу были определены пропускные пункты, но передвижение в приграничной полосе таило в себе много неприятностей для нас". {2}

Впрочем, с той стороны границы немцы могли видеть это и без агентуры, в обычный полевой бинокль.

После смерти Сталина множество умников страстно обвиняли его в том, что он не сделал все это за несколько дней до войны, указывая даже наиболее целесообразное сроки — промежуток с 12 по 15 июня. На первый взгляд, вроде бы разумное замечание: Вермахт в тот момент еще не был готов к нападению, войска не вышли на исходные позиции, для чего требовалось еще 7-10 дней. Но несмотря на казалось бы полную потерю внезапность для Германии в таком случае, больший подарок Гитлеру (исключая разве что прямое объявление ему войны) трудно себе представить. Красная Армия безо всякого повода открыто занимает исходные позиции для войны с Германией! Тут уж Гитлеру с Геббельсом сам Бог велел завопить на весь мир, что большевики начинают против них агрессию. И если раньше они уже почти не надеялись подключить японцев к нападению на СССР (об этом чуть позже), то теперь мы за них это делали сами!

Т.о., эффект от данного мероприятия мог стать столь же плачевным, как от прямого объявления Советским Союзом войны Германии. Причем, массовый выход на позиции дивизий прикрытия, опасный уже сам по себе угрозой потери скрытности, нес дополнительные опасности, которые в свою очередь, могли привести к роковой "провокации" с советской стороны. Вполне реальной была ситуация, когда выдвигавшаяся на позиции советская часть, заблудившись в темноте, могла пересечь границу и столкнуться с немецкими силами прикрытия. Либо на сторону врага мог перейти предатель, прихвативший с собой приказ о вводе в действие плана прикрытия.

Но еще большую угрозу несла в себе мобилизация, которую задним числом Сталину советовали провести в те же сроки, до нападения Германии. Мобилизация нужна только для войны! А поскольку СССР ни с кем не воевал, то проводить ее он мог только против Германии и ее союзников. И в этом случае СССР автоматически, по своей инициативе начинал войну с Германией. Мобилизация до нападения немцев — второй вернейший способ объявить себя инициатором нападения на Германию. Это стало бы подарком Гитлеру, о котором он не мечтал и которого не получил за всю свою бурную жизнь: по доброй воле вызвать на себя войну на два фронта, втянув в нее еще и Японию!

И вот за отказ от прямого, точнее, открытого проведения этих действий, и, следовательно, избавление от гибельной войны на два фронта, Сталина до сих пор клеймит огромная масса историков. А начал эту кампанию по указке Н. Хрущева наш легендарный маршал Г.К. Жуков, занимавший перед войной пост начальника Генерального штаба Красной Армии. Если верить ему, то они с Тимошенко будто бы еще 13 июня пришли к Сталину и потребовали начать мобилизацию и ввести план прикрытия. На что вождь им ответил:

"Вы что же, предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы оба это или нет? " {3}

Но тут Жукову что-то не верится — такой глупости, граничащей с предательством, тем более в кампании с Тимошенко он Сталину предлагать не мог. Как член ЦК ВКП(б) международную обстановку он знал лучше других, а как начальник Генштаба условия Тройственного пакта чувствовал, грубо говоря, всем нутром, и подобную чушь Сталину предлагать не мог. Несомненно, ревностней и зорче всех отслеживали без указаний сверху, чтобы кто-то на местах не высунулся с подобной глупостью — вскрыть красные пакеты или двинуть войска на границу — сами Тимошенко и Жуков. В чем были абсолютно правы. Ибо если кто-то в приграничных округах, руководствуясь благими намерениями, фактически поможет Гитлеру выставить СССР агрессором, то в будущей войне задача всего советского народа и их лично, как Главнокомандующего с Начальником штаба, усложнится в два раза. Поскольку добывать победу им придется уже не над одной Германией, а в войне сразу на два фронта.

Тем не менее, при реальной угрозе немецкого нападения выводить войска на позиции следовало по любому, невзирая на то есть ли опасность второго фронта или нет. Но делать это прямо, в том порядке, который предписывали документы еще с 30-х годов, было нельзя. Как это сделали в реальности, мы рассмотрим чуть позже. А пока следует разобраться с вопросом, вокруг которого в последние годы было сломано великое множество копий.

2. НЕ МОГ НАПАСТЬ ПЕРВЫМ

Думаю, читатель уже понял, что если СССР не позволял себе в отношении Германии неосторожных действий и "провокаций" даже на своей территории, то подавно не мог первым наносить по ней "превентивный" удар.

Тем не менее, этот вопрос стоит рассмотреть особо. Еще раз повторим основные положения статьи 3 Тройственного пакта:

"Если одна из трех договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны какой-либо державы, ... то три страны обязуются оказывать взаимную помощь всеми имеющимися в их распоряжении политическими, экономическими и военными средствами".

Таким образом, если Советский Союз нанесет удар по Германии, то Япония немедленно начнет против него войну. Эта статья — юридическое оформление жизненно важного интереса Японии и Германии их правительствами, наглядное и всем доступное. Ибо если набравшийся силы и наглости СССР сможет напасть и разбить Германию, то следующей его жертвой неизбежно станет одинокая Япония, сильно задолжавшая России еще с 1905 года. Пусть даже те союзники мерили нас по себе, предполагая нашу агрессивность — но они имели полное право исключить ситуацию, когда потенциальный враг мог разбить их поодиночке.

Итак, напав однажды на Германию, СССР сразу получал себе войну на два фронта (точнее — на три, но об этом позже) с мощными и воинственными государствами. А такая война, как учит история, неизбежно заканчивается поражением.

Такая ситуация ставит жирный крест на теории, что СССР готовился в июле 1941г. нанести "превентивный" удар по гитлеровской Германии.

Нельзя сказать, что ранее данное обстоятельство было неизвестно. Еще 20 лет назад об этом фактически сказал Ю. И. Мухин в своей небольшой, но емкой работе, к сожалению прошедшей мимо внимания наших историков.{4} Мухин подробно разъяснил любителям истории проистекающие из договора Германии и Японии возможные неприятности и их влияние на предвоенную политику СССР. Следует заметить, что Тройственный пакт и его следствия до тех (как впрочем и до сих) пор удивительным образом дружно обходили стороной как историки, так и авторы военных мемуаров. Поэтому с тех пор любителям истории, а тем паче занимающимся ею профессионально, должны стать понятными мотивы поведения Сталина, Тимошенко и всего руководства СССР в канун войны.

Но почти в те самые годы в России махровым цветом распустилась теория В. Суворова, получившая массу восторженных почитателей. Увлеченно повторяя мысль учителя о подготовке Сталиным назначенного на 6 июля нападения на Германию, они оказались не способными прочесть и понять текст Тройственного договора и вытекающий из него факт наличия у нас второго фронта в лице Японии.

Но тут удивляться не приходится — что взять с учения, "гуру" которого является, мягко говоря, не совсем адекватным? В какой-то мере его почитателей извиняет лишь то обстоятельство, что текст договора найти было не так-то просто, поскольку после 1940-х годов у нас его практически не публиковали.

Удивляет другое. Ведь у Суворова-Резуна всегда было множество критиков, категорически не приемлющих его теорию. И его всегда яростно, но в основном по мелочам критиковали, а некоторые из них, как, например, А. Исаев и А. Помогайбо, написали в связи с этим по увесистой книге {5}. Но глаза на лоб лезут, когда читаешь труды таких критиков. Ведь кем самому надо быть, чтобы "опровергать" Резуна с дремучих хрущовских позиций, как это сделал Помогайбо! Или профессиональный историк А. Исаев, тоже накатавший солидный том под названием "Антисуворов". Туда он запихнул, видимо, все, что знал о том периоде, и говорил о чем угодно, но только не касаясь центрального пункта, ставящего крест на резуновской теории. "Опровергнув" таким способом Резуна, в следующей книге вслед за Помогайбо он продолжил старую хрущевскую песню:

"Сталин не верил в возможность нападения Германии до того момента, когда у всех уже не оставалось сомнений в намерениях Гитлера. Но вместе с тем не оставалось и времени на адекватную реакцию". {6}

Такие критики по меньшей мере уводят своих читателей в сторону от сути проблемы. А фактически — льют воду на мельницу бредовой теории и делают с Резуном одно дело. Возможно, поэтому Исаев ласково и уважительно величает его "Владимиром Богдановичем".

Теперь надо пояснить, почему я считаю этого "Богданыча" неадекватным, а точнее говоря — шизофреником. А то без аргументации столь резкого заявления его почитатели справедливо на меня обидятся.

Не буду повторять чужие доводы — желающие прочтут их сами. Давайте лучше вновь посмотрим центральный пункт, на котором держалась резуновская теория.

Сначала замечу, что Резун сумел убедить паству в том, что Сталин-де хоть и злодей, но умнейший человек и даже гений. В части последнего тут нет больших возражений, но объявляя кандидата гением, не надо его судить по себе и выставлять круглым идиотом.

Почему, спрашивает наш герой, гениальный Сталин, готовя агрессию против фашизма, якобы пропустил немецкое нападение? И отвечает — потому что был уверен, будто Гитлер ни за что не нападет на СССР. А уверенность Сталина будто бы держалась на том, что Германия уже воевала против Англии, и Сталин не допускал мысли, что Гитлер пойдет на самоубийственную для него войну на два фронта. И на его примере разъясняет гибельность такой войны весьма подробно и убедительно:

"Германский Генеральный штаб и сам Гитлер во Второй мировой войне отлично понимали, что война на два фронта — катастрофа...Сам Гитлер считал, что воевать на два фронта невозможно... Каждый школьник знает, что два фронта для Германии — самоубийство. Вторая мировая война потом подтвердит это правило еще раз, причем для Гитлера лично война на два фронта будет означать самоубийство в самом прямом смысле.

Если бы вам в 1940 году, после падения Франции, кто-то сказал, что Гитлер готовится к самоубийственной войне на два фронта, вы бы поверили? Я бы — нет.

Если бы такое сообщила советская военная разведка, то я бы посоветовал начальнику ГРУ генералу Голикову оставить свой пост, вернуться в академию и изучить еще раз причины поражения Германии в Первой мировой войне. Если бы новость о самоубийственной войне мне сообщил некий нейтральный человек со стороны, я бы ему ответил, что Гитлер — не идиот, это ты, дорогой друг, наверное, идиот, если считаешь, что Гитлер добровольно начнет войну на два фронта". {7}

Возвращая "Богданычу" его вопрос — кто же ты сам, дружок, если считаешь, что Сталин добровольно хотел начать самоубийственную войну на два фронта? Почему Сталин у тебя проблемы Гитлера постоянно держит в уме, а про свой второй фронт в лице Японии забыл намертво? Причем мысль о трудностях Гитлера так вышибла из головы резуновского Сталина проблему его второго фронта, что он стал готовить "агрессию против фашизма", да так увлекся, что до последнего момента не заметил готовый к нападению Вермахт.

Могут возразить, что ведь не только Резун, но и прочие историки как молчали так и глухо молчат про "второй фронт" СССР. Однако невежество автора глупости его теории никак не оправдывает. "Богданычу" б на этом остановиться, но он стал подкреплять свою теорию и другими доводами, которые на ура приняты как среди любителей, так и ряда профессиональных историков.

Почему, по его мнению, Сталин не заметил готовый к нападению Вермахт, или, точнее, как бы заметил, но совсем не придал тому значения? Потому что, оказывается, для Сталина он был совсем не боеготовым! Вот как профессиональные историки в изданном по заказу Пограничной службы РФ научном труде, автором которого является профессор, а в числе рецензентов — еще один профессор и даже академик (!), излагают второй краеугольный камень теории своего гуру:

"О неготовности Германии к нападению на СССР Голиков исходил из информации, которую он лично получал от своей резидентуры ГРУ в Европе. Ей было поручено вести наблюдение по двум направлениям. Во-первых, вести сбор о ценах и количестве закупленных баранов на рынках Европы, ибо, если бы Германия планировала вскоре начать войну против СССР, то Гитлеру пришлось бы отдать указание на пошив около 6 млн. тулупов". {8}

Получив якобы такое задание, резиденты ГРУ перестали считать немецкие войска и бросились отслеживать немецких баранов:

"Всем резидентам ГРУ было приказано следить за баранами, внедрить свою агентуру во все ключевые организации, прямо или косвенно связанные с "бараньей проблемой". {9}

Резун выдумал эту глупость, чтобы чем-то подкрепить свою теорию. Но его титулованные ученики, допущенные во все архивы, могли посмотреть, есть ли там свидетельства, что такой вопрос не то что ставился во главу угла, а хоть кого-либо в СССР интересовал? А "Богданыч" на базе высосанной из пальца посылки делает свой второй фундаментальный вывод — если в июне месяце немецкая дивизия не имеет 15000 дубленок, то для Голикова и Сталина она к войне однозначно не готова. А коль все дивизии летом без тулупов — то и сосредоточенный у границ СССР Вермахт на 22 июня полностью небоеспособен:

"Была только концентрация огромного количества германских войск. Голиков же приказал принимать во внимание не все германские дивизии, а только те, которые готовы к вторжению, т. е. такие дивизии, каждая из которых на своих складах имеет по 15000 бараньих тулупов. Таких, готовых к войне дивизий, во всем Вермахте не было". {10}

Можно ли придумать большую глупость? Большую, может, и трудно, но подобную — можно. Поскольку для устойчивости двух опор мало, после тулупов "отец превентивности" переходит к третьей фундаментальной мысли, третьему киту, на котором зиждилась его теория:

"Во-вторых, из Германии в ССР переправлялись зажигалки, керосиновые лампы, примусы с дизельным топливом, а также тряпки, пропитанные смазочные веществами, используемые в немецкой армии для чистки стрелкового оружия.

Лабораторные исследования показали, что немецкая армия не перешла на зимние марки горюче-смазочных веществ... Основываясь на этой информации, Голиков делал вывод, что Гитлер еще не готов к наступлению на СССР и поэтому не придавал значения другим разведывательным данным, получаемым по линии разведки Главного управления пограничных войск". {11}

Почему глава советской разведки вдруг перестал придавать значение "другим разведывательным данным"? Видимо, перед тем как те тряпки отдать в лабораторию, Голиков лично обнюхивал их на предмет наличия зимних марок ГСМ. И после длительного вдыхания паров бензина у него, надо полагать, съехала крыша. Только по этой причине резуновский начальник ГРУ мог считать, что в мае-июне боевую технику переводят на зимние виды горюче-смазочных материалов. Поскольку идиотом от рождения он не был.

Другие примеры, может не столь вопиющие, но подчас не менее глупые, можно отыскать почти на любой странице исторических трудов В. Суворова. Про два миллиона десантников, сто тысяч самолетов-агрессоров, автострадные танки, сбрасывающие гусеницы при вступлении в Германию и тому подобное. Вот тут вполне сгодятся и книги Исаева с Помогайбо — разумеется, после исключения оттуда элементов дремучей хрущевщины.

Но это не значит, что в книге "Ледокол" исключительно одни глупости и ее не следует читать. Подтверждая свою теорию, Резун с достойным уважения упорством накопал массу свидетельств об интенсивной подготовке весной-летом 1941 года Советского Союза к отражению агрессии Германии. Вот здесь он хорошо постарался. Наверно, никто столь красочно не показал, как Сталин и Тимошенко, оголяя другие направления и вычищая от войск округа в центре страны, стягивали в мае-июне все силы на запад против надвигающейся немецкой агрессии. Пером публициста Резун живописал процесс выполнения в мае-июне 1941 плана стратегического развертывания Вооруженных сил СССР для отражения германского нападения.

Правда, стремясь надежнее подкрепить свою теорию, он не удержался, чтобы и тут не приврать. Но даже с учетом этого его материал в пух и прах разбивает хрущевско-жуковские измышления, что Сталин не верил в гитлеровское нападение и запрещал приводил войска в боеготовность (эти вопросы мы подробно рассмотрим и в этой книге).

Только все его выдумки о "превентивном нападении", "ледоколе революции" и прочие глупости надо выбросить, оставив только собранные им факты подготовки к войне. А использовать их, так сказать, с обратным знаком: руководство СССР видело, что Гитлер вот-вот нападет, и готовилось к отражению удара.

Тем не менее, при всей глупости "теории превентивности" надо сказать пару слов в оправдание ее сторонников. Ведь большинство из них вменяемы и вполне способны воспринимать факты и логику. Просто в свое время их загнала в угол ложь антисталинской пропаганды, начатой Хрущевым и Жуковым. В самом деле — если Сталин не предполагал нападения Германии, то зачем тогда стягивал к немецкой границе десятки дивизий Красной Армии?! И вот открывают читатели Резуна труды историков-хрущевцев, от Анфилова до Исаева с Помогайбо, чтоб найти ответ на тот вопрос, а там черным по белому писано: "Сталин не верил в возможность нападения Германии и запрещал приводить войска в боевую готовность". Приехали! После такого ответа — только прямиком на крючок пресловутому "Богданычу".

При подготовке книги автору приходилось общаться со сторонниками теории "превентивности" и слышать возражения на предъявленные им факты и аргументы. Из всех возражений наиболее разумным было следующее: возможно, Сталин хотел разбить Германию молниеносно, за один-два месяца, до того как Япония сможет реально вступить в войну. А затем перебросить войска на восток и разгромить саму Японию.

Это хоть дохлый, но все же довод. Его мы рассмотрим, когда будем исследовать интересующие нас и незамеченные ранее особенности советских военных планов. И не столько для убеждения "резуновцев", а чтобы понять, как именно менялись военные планы СССР в зависимости от изменения международной обстановки. Ведь за последний передвоенный год военно-политическая обстановка вокруг него поменялась несколько раз самым радикальным образом! А все вместе это поможет понять уникальную по своей опасности ситуацию предвоенных дней июня 1941 года, из которого сумело выбраться руководство СССР.

3. АДВОКАТ ДЛЯ СССР

Но какая Гитлеру разница, будет с нашей стороны повод для провокаций или нет? Если немцы хотели выставить нас агрессором, им ничего ни стоило самим устроить любую провокацию. Как это легко они проделали в 1939 году на своей территории, когда эсэсовская команда захватила радиостанцию в немецком городе Гляйвиц, а нападавшими объявили поляков. И население Германии в это поверило.

Конечно, независимо от возможностей немцев в этом деле командованию РККА в любом случае не следовало облегчать им жизнь и самому давать такой повод. Да, немцы могли и наверняка хотели бы нечто подобное провернуть и против СССР. Но теперь Гитлеру с Геббельсом надо было убеждать не только родных немцев, безоглядно верящих фюреру. Поскольку теперь помимо желания у них появилась огромная проблема — в этот раз провокацию следовало выполнять идеально, без сучка и задоринки и в крупном масштабе. Чтобы те силы на внешней арене, которым она назначалась, поверили ей на 100 процентов.

Дело в том, что к лету 41-го у СССР появился строгий и пристрастный защитник, которому уже нельзя было пустить пыль в глаза халтурой типа Гляйвица. Защитник, которому в своих коренных интересах непременно требовалось установить правду и который фактически нотариально обязан был засвидетельствовать подлинность или ложность акта советской агрессии против Германии. Как ни странно, этим защитником стал наш старый враг и главный союзник Германии по Тройственному пакту — милитаристская Япония!

Чтобы понять столь парадоксальный момент, необходимо уяснить особенности взаимоотношений Германии и Японии к июню 1941 года. Точнее, что наделал в лагере наших врагов заключенный 23 августа 1939 года советско-германский пакт о ненападении. Многим сейчас это трудно разглядеть из-за огромного объема грязи, вылитой на советскую сторону и лично Сталина по этому случаю. Эта злоба понятна — пакт испортил малину почти всем без исключения врагам СССР.

В сентябре 1938г в немецком городе Мюнхен состоялась знаменитая конференция с участием глав правительств Англии, Франции, Италии и Германии. На ней была решена участь Чехословакии, которую фактически отдали в руки Гитлера. Ее союзники — Франция и поддерживающая ее Англия, подталкивая Гитлера к агрессии против СССР, предали Чехословакию, и с их согласия Гитлер оккупировал часть чешской территории. Советский Союз и Чехословакия на конференцию допущены не были. С этого рокового момента большая война в Европе стала почти неизбежной.

В тот момент Гитлеру еще требовались конференции для осуществления своих притязаний. Но 15 марта 1939 года уже без согласования с западными державами и в нарушение даже пронацистских мюнхенских соглашений Германия внезапно полностью оккупировала Чехословакию. Часть ее территории — Тешинскую область — отхватила себе соседняя Польша.

Обеспокоенные наглостью вышедшего из-под контроля Гитлера, Англия и Франция в ответ дали свои гарантии неприкосновенности Польше, к которой Германия тоже имела ряд претензий. После этого в апреле 1939 года уже неуправляемый Гитлер разорвал с Польшей пакт о ненападении, а вслед за этим — и договор с Англией об ограничении морских вооружений. На очереди встала война Польши с Германией. Для западных держав, до тех пор потакавших Гитлеру в стремлении направить его агрессию против СССР и опрометчиво давших гарантии Польше, начало попахивать возможностью их собственной войны с Германией.

Англия и Франция вынуждены были начать переговоры с СССР для заключения договора о противодействии гитлеровской агрессии. Однако с самого начала это был, во всяком случае, со стороны Англии, заведомый обман партнера — СССР.

Подготовка к переговорам и обмен мнениями шли почти все лето. 12 августа в Москве начались прямые переговоры военных делегаций СССР, Англии и Франции. Английские представители получили установку правительства — тянуть время, но договора не заключать. Технически это было сделано следующим образом: принимая предложения СССР по второстепенным пунктам, они блокировали решение главного вопроса, без которого договор для СССР не имел смысла. В итоге все в такой принципиальный вопрос и уперлось: это согласие польского правительства на пропуск войск Красной Армии через территорию Польши при нападении на нее Германии.

Заключать договор без положительного решения этого вопроса Советскому Союзу было невозможно.

Если немцы нападают на Польшу, то по условиям обсуждаемого договора СССР объявлял Германии войну и начинал против нее боевые действия. Но у нас не было общих границ с немцами; между нами лежала Польша. Советскому Союзу жизненно важно было остановить немцев как можно дальше к западу, для чего следовало вступить с ними в бой на польской территории. В связи с отказом поляков пропустить войска Красной Армии тут появились два варианта.

Можно было подождать, когда немцы оккупируют всю Польшу, выйдут к нашим границам, и тогда начинать с ними воевать. Но в 1939 году линия границы проходила на 250-400 километров восточнее, чем 22 июня 1941 года. В таком случае воевать с немцами мы начинали, когда они выходили уже непосредственно на подступы к Минску, Киеву и, возможно, Ленинграду. Разумеется, для нас это было неприемлемо.

Но можно было, после вторжения немцев в Польшу, двинуть свои войска навстречу немцам по ее территории без разрешения польского правительства. Однако вступление войск в Польшу без ее согласия — это агрессия и автоматически война с нею! Получается, чтобы защитить Польшу вопреки желанию ее верхушки, нам надо было начать с ней войну! Но в этом случае войну Советскому Союзу сразу же объявляли ее гаранты — Англия и Франция! А в этом сомневаться не приходилось, поскольку во главе их стояли патологические антикоммунисты и непримиримые враги СССР. В довесок к этому войну СССР объявляла и Румыния, которая имела совместный договор с Польшей на случай нападения СССР.

Но это еще не конец возможным сюрпризам.

Если б советско-германского пакта еще не было, то в первые дни немецкого нападения при вступлении советских войск на ее территорию Польша могла договориться о замирении с немцами, которые могли купить такой мир обещанием компенсировать ей убытки за счет СССР.

Могло ли польское правительство объявить войну СССР в тех условиях, когда большая часть Польши еще находилась под его контролем? Вполне! Через два месяца, когда СССР вернул Литве отнятую у нее Польшей еще в 1921 году Виленскую область, новое польское правительство в эмиграции (старое было интернировано в Румынии), уже потеряв всю страну, находясь в состоянии войны с Германией, то есть в несравнимо худших условиях, сочло возможным объявить войну Советскому Союзу! Ясно при этом сознавая, что ни одна страна мира, кроме СССР, никогда Польшу от немцев освободить не сможет!

В итоге СССР оказывался в состоянии войны на западе одновременно с Германией, Польшей, Англией, Францией и Румынией, а на востоке, в Монголии, у него еще с начала лета такая война с Японией уже шла!

Правда, могут возразить, что когда утром 17 сентября 1939 г. советские войска вступили на территорию Польши, то ни польское правительство, ни Англия с Францией войну СССР не объявили, а поляки с немцами не замирились.

Но в тот момент ситуация уже радикально отличалась от существовавшей до 23 августа 1939 г.

17 сентября у СССР с Германией уже был твердый пакт, который они демонстративно, подчеркнуто строго соблюдали. В дополнение к этому Германия находилась в состоянии войны с Англией и Францией. А самого польского государства на тот момент уже не существовало — большая часть Польши была оккупирована Германией, а самое главное, объявлять "советам" войну физически стало некому. Потому что в ночь на 17 сентября ее правительство сбежало в соседнюю Румынию, где было интернировано, бросив свою страну и армию на произвол судьбы, без всякого руководства.

А до 23 августа 1939 такая ситуация, когда СССР мог оказаться в состоянии войны одновременно с Германией, Польшей, Англией, Францией, Румынией и Японией, была вполне реальной. Заключать договор без пункта, отсутствие которого вело к столь кошмарной перспективе, могли только идиоты, а их в руководстве СССР тогда не было.

Возможно, многие в Европе тогда прикидывали, с кем и в какой кампании они будут ощипывать одинокий Советский Союз. Вполне вероятно, что финны на переговорах с СССР отказывались от весьма выгодных для них предложений и упорно вели дело к войне именно по этой причине: рассчитывали урвать свой кусок, когда у СССР начнутся крупные неприятности. И только этим можно объяснить абсурдную позицию поляков, которые, видя неизбежность немецкого нападения и неготовность к войне Англии с Францией, отказались от помощи СССР, оставаясь один на один с Германией.

Т.о. Польша пропустить советские войска категорически отказалась. Но даже при всей упертости польской шляхты, определяющейся ее патологической русофобией, все же преодолеть ее сопротивление в той ситуации было вполне возможно. Если б Англии нужен был тот договор, о котором она говорила в Москве, то она могла вынудить Польшу быстро решить вопрос — угрозой снять свои гарантии и оставить поляков один на один с Гитлером. Но в Англии делать это категорически отказались. А оправдались тем, что, дескать, страна независимая, поляки народ гордый, и британцы ничего с ними поделать не могут. Кратко, но емко оценку той ситуации дал У. Черчилль:

"Военное совещание [в Москве — С. Г.] вскоре провалилось из-за отказа Польши и Румынии пропустить русские войска. Позиция Польши была такова: "С немцами мы рискуем потерять свободу, а с русскими — нашу душу" {12}

Спасая отказом от союза с русскими свою душу, польская верхушка предпочла положить Польшу под немцев и погубить в войне около 9 млн. своих соотечественников. Какая она, польская душа, никто еще не видел, а вот итог подлой деятельности их верхушки мир долго подсчитывал уже после 9 мая 1945года. Не будь отказа поляков на пропуск советских войск — скорее всего не было б и Второй мировой войны. Именно поляки с Чемберленом несут вину за провал последней попытки ее предотвращения.

Как известно, главным победителем гитлеровской Германии стал Советский Союз. Но, окажись он одиноким в состоянии войны с указанными державами, все наверняка оказалось бы совершенно иначе. Поэтому те, кто обличает Сталина за пакт с Германией, фактически до сих пор упрекают его в том, что он не стал ломать себе шею, спасая ненужную даже самому польскому правительству Польшу, и в итоге не подставил Гитлеру Советский Союз, а вместе с ним и весь мир.

К 20 августа 1939 г. на трехсторонних переговорах в Москве сложилась очень пикантная ситуация. В то время как союзники пытались держать руководителей СССР за простаков, из донесений разведки Сталин был отлично осведомлен о такой установке британского правительства. В Англии работал ряд первоклассных советских агентов, имевших достоверную информацию из ее высших правительственных кругов. Одним из них, к примеру, был шифровальщик британского МИДа, "сидевший" на шифропереписке с посольствами. {13}

Поэтому держать Сталина за дурачка, когда на столе у него рядом с официальными предложениями английской делегации лежали донесения агентов об истинной подоплеке этих предложений, англичанам не выгорело.

Параллельно с московскими англичане по нескольким каналам вели тайные переговоры о договоре также и с немцами, и в Москве узнали об этом даже без секретных агентов. {14} Английская верхушка готовила с Германией второй Мюнхен, теперь уже за счет Польши. Поскольку старый мюнхенский курс Чемберлена, потворствовавшего Гитлеру, в Англии устраивал далеко не всех, то в июле там случился громкий скандал с разоблачением цели переговоров, и чемберленовцы вынуждены были публично оправдываться по этому поводу.

Но к двадцатым числам августа в ситуации вокруг Польши наступила кульминация. Все видели, что немцы начнут войну с ней в любом случае и сделают это со дня на день. (Они должны были начать ее 25 августа, но буквально за несколько часов до срока перенесли это на первое сентября). В тот момент Гитлер был хозяином положения, имея беспроигрышный выбор: он мог заключить пакт либо с Англией, либо с Советским Союзом, и тем самым в предстоящей войне с Польшей исключить из числа противников как минимум одну из великих держав.

Сейчас хорошо известно, что 20 августа он направил экстренное предложение в Москву — принять 22 августа (но не позднее 23 августа!) своего министра иностранных дел Риббентропа для срочного заключения договора о ненападении. Но гораздо меньше известно, что на случай отказа из Москвы в Берлине второй человек Рейха и преемник фюрера — Г. Геринг — с той же целью готовился вылететь в Англию! 21 августа 1939 г, когда на Халхин-Голе советские войска сражались с союзниками Германии по Антикоминтерновскому пакту — японцами, английский посол в Берлине Н. Гендерсон докладывал в Лондон:

"Приняты все приготовления для того, чтобы Геринг под покровом тайны прибыл в четверг 23-го. Замысел состоит в том, чтобы он совершил посадку на каком-либо пустынном аэродроме, был встречен и на автомашине отправился бы в Чекерс. В это время прислуга будет отпущена, а телефоны отсоединены. Все идет к тому, что произойдет драматическое событие, и мы ждем лишь подтверждения с немецкой стороны". {15}

Это узловой момент истории: если б Риббентропа отказались принять 22 августа в Москве, то на следующий день Лондон встретил бы преемника фюрера Г. Геринга. И вместо пакта Молотова-Риббентропа мир получил бы пакт Геринга-Галифакса. Эти сутки предрешили дальнейший ход мировой истории и фактически определили расклад сил во Второй мировой войне: антигитлеровскую и, соответственно, гитлеровскую коалиции. И надо сказать, что при всем том, что Гитлер был выдающимся государственным деятелем и сумел добиться исключительной мощи своего государства, в конечном итоге его коалиция в сравнении с противостоящей выглядела откровенно убого.

Но это станет ясно потом, а в тот момент Гитлер вроде бы ничего не терял: если в Москве 22 августа отказывались принять Риббентропа, то 23 августа в Лондон прилетал Геринг. И тогда, в самый последний момент перед нападением Германии на Польшу, Англия заключила бы пакт с Германией, и Советский Союз оставался один на один с кучей врагов. (В этом очередная подлость клеветников Сталина — они умалчивают тот факт, что у него не было другого выхода. И его исключительная заслуга в том, что он сумел извлечь для СССР максимум выгоды из той ситуации.)

Повторю, при любом варианте в войне с Польшей Гитлер наверняка исключал из числа противников кого-то из великих держав: либо СССР, либо блок Англии с Францией. Впрочем, он в любом случае не предполагал, что предававшая всех во имя своей безопасности Англия объявит ему войну. (Поскольку сказать кратко об этом — значит, рисковать быть не понятым или понятым превратно, а полностью осветить здесь тему не представляется возможным ввиду ее значительности, то за подробностями отсылаю читателя к книге Ю. Мухина "Крестовый поход на Восток". {16}

И в этот момент, когда многие европейские политики уже предвкушали, как они смогут поживиться за счет СССР, Сталин оставил этих ушлых деятелей с носом. Заключение 23 августа советско-германского пакта означало, что воевать будет не одинокий Советский Союз против всех сразу, а его европейские враги между собой.

Это то, что хотели европейские противники СССР, и что они получили. Теперь надо пояснить, на что рассчитывала и что реально получила от Германии ее союзница по Антикоминтерновскому пакту Япония. Напомню, что к тому времени она уже два месяца вела горячую войну с СССР на территории Монголии. Японцы абсолютно вправе были рассчитывать, что именно в столь трудный для СССР момент Германии выгоднее всего начать с ним войну, и что нападение Германии на Польшу неизбежно приведет к советско-германской войне. А по примеру зловещего Мюнхена Япония могла быть абсолютно уверенной, что Германия и на этот раз легко договорится о мире с западными державами (ведь англо-германские переговоры велись почти открыто), а их общий враг — СССР, в итоге опять окажется в полной изоляции.

Мало того, Япония имела давние и тесные связи с поляками еще со времен молодости ее вождя Ю. Пилсудского, когда тот предложил японцам шпионить против России и получил от них на это деньги.{17} Затем все 20-30-е годы над СССР висела угроза войны на два фронта — с Японией и европейской Малой Антантой, где главную роль играла Польша. Даже такой войны руководство СССР чрезвычайно опасалось. А перед самой войной, по свидетельству В. Шелленберга, японцы даже за своими союзниками-немцами шпионили с помощью тех же поляков. Совершенно очевидно, что Япония прекрасно была осведомлена от них, что те ни за что не согласятся пропустить Красную Армию через свою территорию. Японцы знали, что по этой причине у СССР нет и малейшего шанса заключить с англо-французами договор в нужном для себя ключе. Поэтому руководство Японии имело все основания для уверенности, что через Польшу Германия без остановки пойдет дальше, на Советский Союз, и тот окажется в тисках войны на два фронта.

И тем неожиданней и обидней Японии было получить от союзных немцев, как говорится, удар "под дых". Не веря своим глазам, Япония обнаружила, что Германия заключила с СССР не только пакт о ненападении, но и вскоре договор о дружбе, который она тогда демонстративно, подчеркнуто для всех соблюдала. А сами немцы в 1939 году увязли в войне с западными державами, конца которой пока не предвиделось.

В такой ситуации одной Японии продолжать войну против Советского Союза стало невозможно. Оставшись без поддержки немецкого союзника, получив по зубам на Халхин-Голе, имея за спиной затяжную войну в Китае, ей ничего не осталось, как прекратить боевые действия и заключить с СССР перемирие.

Виду такого вероломства Япония выразила Германии резкий протест, а ее правительство, проиграв войну и получив звонкую пощечину от немцев, вынуждено было уйти в отставку.

После такого предательства немцы уже не могли рассчитывать на то, что японцы однозначно поддержат Германию во всех ее авантюрах против СССР.

Вследствие столь крутого поворота событий в Европе Японии пришлось окончательно переориентироваться на агрессию в южном направлении, против владений Франции, Голландии, Англии и США. В связи с чем она даже с некоторым нетерпением заключила в апреле 1941 года с СССР собственный пакт о ненападении. Последствия этого пакта (о нем мы еще будем говорить) трудно переоценить. Он документально зафиксировал окончательный отказ Японии от нападения на СССР и предопределил американо-японскую войну.

Таким образом, пакт с Германией предотвратил в 1939 г. войну СССР с целым блоком государств, включая Германию и Японию, рассорил их как союзников, предопределил появление советско-японского пакта, и, следовательно, предотвратил нападение Японии на СССР. В свою очередь эти события в конечном итоге привели к нападению Японии на США и появлению у нас этого столь могущественного союзника.

Даже несмотря на заключение впоследствии Тройственного пакта (который был уже скорее оборонительным, чем наступательным), взаимодействие немцев и японцев как союзников пошло под уклон и самого конца Второй мировой войны было уже попросту безобразным. Стратегическое взаимодействие СССР с США и даже Англией, несмотря на ряд предательских действий Черчилля и созданные им трудности со вторым фронтом, было на порядок эффективнее. Достаточно вспомнить два примера. В июле 1943 г, в момент кульминации Курской битвы, союзники высадились в Сицилии. Спасая союзную Италию, Гитлер вынужден был перебросить туда с Курской дуги ряд своих лучших дивизий. А в июне 1944 года уже союзники сначала высадились во Франции. Дав немцам с головой втянуться в сражение с ними в Нормандии, Красная Армия через две недели нанесла по Вермахту сокрушительный удар в Белоруссии, в результате которого была уничтожена группа армий "Центр". В конечном итоге союзники по антигитлеровской коалиции побили немцев и японцев фактически поодиночке.

А теперь посмотрим, как этот разлад в стане агрессоров отразился на теме "провокаций". Советско-германский пакт расстроил отношения Германии с Японией как союзников, и они уже действовали каждый сам по себе, в соответствии только со своими планами. Таким образом, признай Япония какую-либо немецкую аферу на советско-германской границе за агрессию СССР против Германии, то ей пришлось бы бросать свои собственные планы и начинать по желанию немцев воевать за их интересы. Признание провокации немцев за советскую агрессию оборачивалось для Японии непомерной ценой — втягиванием в большую войну с СССР, которой японцы тогда уже не хотели. Вот почему истинность любого обвинения Советского Союза в нападении на Германию и, соответственно, признание его агрессором, немцы обязаны были фактически "нотариально" заверить у японцев, и халява для них здесь уже не проходила.

Тем не менее, руководству СССР, и прежде всего командованию РККА следовало помнить: хоть это был наш очень хороший шанс, но все же не стопроцентная гарантия, что Япония не захочет однажды пойти на поводу немецких провокаторов. В Японии оставалась сильная партия сторонников "северного", т.е. против СССР, варианта агрессии. И никто не мог гарантировать, что в один нехороший день эта партия не возьмет там верх.

Поэтому перед командованием Красной Армии по-прежнему стояла задача не создать такую провокацию своими неосторожными действиями. А это уже зависело только от него самого, а не от желаний немцев. И оно тщательно позаботилось, чтобы исключить возможность ее появления по вине своих войск. Наверное, именно поэтому Гальдер записал в своем дневнике, что советская сторона не сделает немцам такого подарка, чтобы первой напасть на Германию. А за десять дней до войны НКВД СССР и немцам сильно урезал возможности провести такую провокацию. В те дни на территории прибалтийских республик, западной Белоруссии и Бессарабии была проведена широкомасштабная операция по зачистке приграничной зоны от гитлеровской агентуры, пятой колонны и ее возможных помощников (в западной Украине против бандеровцев она началась еще 22 мая). Хотя всю вражескую сеть уничтожить не смогли (особенно в Белоруссии, где такая операция началась слишком поздно, 19 июня 1941, что потом дорого нам обошлось), но ей нанесли серьезные потери и в какой-то мере нарушили управление оставшимися силами.

Все это вместе взятое и предопределило, что при наличии столь агрессивного и решительного союзника, как Япония, немцам в войне с СССР пришлось рассчитывать только на свои силы. Силы огромные, но не беспредельные.

4. МАРТ 1941 — ВСЕ ЕЩЕ ВОЙНА НА ДВА ФРОНТА

В 30-е годы в СССР были разработаны, а затем почти ежегодно уточнялись и дополнялись два основополагающих документа, определяющих действия вооруженных сил и всего государства на случай войны. Первый — это план подготовки и ведения военных действий в начале войны, официально называемый Планом стратегического развертывания Вооруженных Сил. Поскольку нарком обороны, докладывая Сталину очередной его вариант, обычно начинал письмо словами: "Докладываю на Ваше рассмотрение соображения об основах стратегического развертывания ...", то зачастую в исторической литературе его так и называют — "Соображения" с добавлением даты разработки плана. К примеру, "Соображения от 15 мая 1941 г". Для краткости мы будем называть его просто Планом развертывания. И второй фундаментальный документ, который обеспечивал его людскими и материальными ресурсами — это Мобилизационный план.

В свою очередь, План развертывания включал в себя ряд составных частей, из которых главными были следующие:

план сосредоточения войск;

оперативный план ведения боевых действий в начале войны (его еще называют "планом первых операций");

и план прикрытия на период отмобилизования и сосредоточения войск.

Летом-осенью 1940 года военно-политическая обстановка на западных границах СССР резко изменилась. Германия разгромила все противостоящие ей западноевропейские государства и теперь в Европе осталась единственная "достойная" цель, оправдывающая содержание ее гигантской армии — СССР. Полностью изменилась западная граница Советского Союза: в его состав вошли три прибалтийских государства, Бессарабия, Северная Буковина, западные области Украины и Белоруссии. Наконец, у восточных и западных границ СССР был создан враждебный ему могущественный Тройственный пакт.

В связи с этим действовавший к лету 1940 г в СССР План развертывания сразу устарел, и следовало срочно разрабатывать новый. В сентябре — октябре 1940г. такой план был разработан, после уточнений 14 октября одобрен Сталиным и вступил в силу. {18}

После его прочтения не может быть сомнений, что своих целей в войне СССР намеревался добиться исключительно наступлением. Впрочем, для этого даже не обязательно читать такие важные документы. Тогда это говорилось совершенно открыто — могучим ударом, малой кровью разобьем врага на его территории. Но при одном условии — если враг сам навяжет нам войну.

Ставка на наступление естественна: обороной победы в войне не добьешься. Да и любое крупное государство тоже предполагало добиваться победы наступлением. Даже Франция, которая намеревалась отсиживаться за линией Мажино, и та предполагала это делать только до 1942 года, когда, по ее расчетам, в войну вступит Америка. И уж потом громить немцев вместе с союзниками.

У СССР линии Мажино в запасе не было, равно как и дружественной на тот момент Америки.

План исходил из того, что в будущей войне Советский Союз вынужден будет воевать на два фронта:

"Таким образом, Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на Западе против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, и на Востоке — против Японии как открытого противника, или противника, занимающего позицию вооруженного нейтралитета, всегда могущего перейти в открытое столкновение". {19}

План специально не рассматривает, кто и как начнет войну, но по его смыслу однозначно предполагалось, что войну начнут немцы. К примеру, в плане сразу закладывается, что в начале войны, во время стратегического развертывания вооруженных сил, Советский Союз будет существенно уступать немцам в его сроках. А начинать войну самим и при этом уступить противнику в развертывании своей армии — совершенно бессмысленно. Ну и напомним главное — только что Япония и Германия заключили договор, по которому они обязались начать войну против того, кто нападет на одного из союзников.

Планом подразумевалось, что стратегическое развертывание германских и советских вооруженных сил начнется практически одновременно. Почему — также не разъяснялось. Но это и так понятно: кто бы первым ни начал стратегическое развертывание, скрыть его от противника будет практически невозможно.

Тогда в Польше еще не было главных сил Вермахта, и предполагалось, что немцам для полной готовности к нападению понадобится от 10 до 15 дней от начала развертывания:

"Примерный срок развертывания германских армий на наших западных границах — 10-15-й день от начала сосредоточения". {20}

После чего немцы, как ожидалось, предпримут следующие действия :

"Германия, вероятнее всего, развернет свои главные силы к северу от устья р.Сан с тем, чтобы из Восточной Пруссии через Литовскую ССР нанести и развить главный удар в направлениях на Ригу, на Ковно и далее на Двинск — Полоцк, , или Ковно — Вильно и далее на Минск.

Одновременно необходимо ожидать вспомогательных концентрических ударов со стороны Ломжи и Бреста, с последующим развитием их в направлении Барановичи — Минск.

Развитие операции на Ригу будет сочетаться: 1) с высадкой десантов на побережье Балтийского Моря....2) с захватом Моонзундского архипелага и и высадкой на территории Эстонской ССР...". {21}

Как уже отмечалось, план учитывал, что с самого начала советская сторона существенно проиграет немцам в сроках сосредоточения своих войск, а именно две-три недели:

"... при настоящей пропускной способности железных дорог юго-запада сосредоточение главных сил армий фронта может быть закончено лишь на 30 день от начала мобилизации, только после чего и возможен будет переход в общее наступление для решения поставленных выше задач". {22}

Такой проигрыш в сроках сосредоточения совершенно исключал не только внезапное нападение на Германию (что в принципе невозможно из-за гигантских масштабов подготовки такого мероприятия), но и просто первыми переход в наступление в начавшейся войне. Поэтому в сценарий будущей войны сразу закладывалось, что в ее начале, в течение первых 15-20 дней, противник будет иметь стратегическую инициативу и наступать, нанося удары в направлении Риги, Двинска и Минска на северо-западе и в центре, и, возможно, на Жмеринку или Киев на юго-западе. Наши войска в эти 2-3 недели должны были активно, с нанесением контрударов, обороняться, прикрывая сосредоточение главных сил Красной Армии:

"В течение 20 дней сосредоточения войск и до перехода их в наступление армии — активной обороной, опираясь на укрепленные районы, обязаны прочно закрыть наши границы и не допустить вторжения немцев на нашу территорию". {23}

И лишь закончив — причем не полностью, а лишь в основном — сосредоточение, Красная Армия должна начать свое наступление:

"днем перехода в общее наступление должен быть установлен 25 день от начала мобилизации, т. е. 20 день от начала сосредоточения войск". {24}

Разработанный же на основе этого плана оперативный план Киевского военного округа, где должен был наноситься главный удар советского наступления, назначал готовность наступления еще позже — на 30-й день от начала мобилизации. А все части должны были полностью сосредоточиться к границе еще позже — через 35-40 дней после начала мобилизации. {25}

Итак, положим, война с Германией началась, силы прикрытия РККА отбили первый удар немцев, и после месячного сосредоточения Красная Армия перешла в стратегическое наступление, предусмотренное Планом развертывания. Главный удар должен был наноситься Юго-Западным фронтом при поддержке левого крыла Западного фронта. Однако, несмотря на привлекаемые к наступлению огромные силы, его цели в плане ставились вовсе не глобальные: нанести решительное поражение Люблин-Сандомирской группировке и выйти на реку Висла. В дальнейшем предполагалось нанести еще один удар в направлении Кракова и выйти к р. Тесла и верхнему течению реки Одер. {26} Это где-то от 200 до 300 километров от границы, а итогом его был захват примерно половины оккупированной немцами польской территории. Такой цели предполагалось достичь на 30-й день наступления. {27}

План полагал, что с началом германо-советской войны против СССР почти наверняка выступит и Япония. Исходя из этого, против нее тоже планировались активные действия, с целью разгрома в первый месяц войны первого эшелона японской армии до того, как она успеет полностью отмобилизоваться:

"Пользуясь в начальный период войны превосходством сил и возможностью разгромить японцев по частям, немедленно, после окончания отмобилизования и сосредоточения войск, перейти в общее наступление, разгромить первый эшелон японских войск и выйти на фронт Таонань, Цицикар...Дуннин". {28}

Это уже решительнее, чем против Германии, но тоже отнюдь не полный разгром не то чтобы всей Японии, а даже Квантунской армии: продвижение планировалось на 250-350 км от границы. И только в последующем достаточно неопределенно указывалось — иметь ввиду действия по разгрому главных сил японской армии и захват северной Манчжурии. О захвате всех оккупированных японцами территорий, включая Корею, в плане ничего не говорилось.

Итак, в начальный период войны полный разгром как Германии, так и Японии не планировался, а впереди для СССР открывалась безрадостная перспектива затяжной войны на два фронта. Но выбирать не приходилось: ведь враг развяжет эту войну против нашего желания, и деваться тут некуда. Самим же развязывать безнадежную войну на два фронта в СССР желающих не было. Сейчас же обращаю внимание читателей на следующий важный факт: для операций против Японии по плану выделялось 34 дивизии и 8 бригад — всего 42 соединения РККА. В их состав должно было войти 5741 танков и 3347 самолетов. {29}

В связи с существенным изменением организационно-штатной структуры войск и принятием нового мобилизационного плана, в марте 1941 года был разработан новый "План стратегического развертывания вооруженных сил СССР на Западе и Востоке". {30} Из доступных сведений ясно, что по сути он повторял план развертывания 1940 года с поправкой на новое штатное расписание Красной Армии (формирование новых механизированных корпусов, создание танковых и моторизованных дивизий вместо соответствующих бригад и т.п).

Поэтому его основные цели и задачи остались прежними. Война на два фронта опять считалась практически неизбежной. И вновь особо подчеркнем, что, при вступлении Японии в войну на стороне Германии, против Японии по-прежнему планировались активные действия и ставились те же, достаточно решительные, задачи:

"На востоке должны быть оставлены такие силы, которые позволили бы уничтожить первый эшелон японской армии до сосредоточения 2-го эшелона и тем создать устойчивость положения". {31}

Как и раньше, для Дальнего Востока назначались практически такие же силы, что и в плане 1940 года: 37 дивизий и 3-4 бригады, всего 40-41 соединений (раньше, напомню, предполагалось использовать против Японии почти те же 42 соединения).

И здесь также следует обратить особое внимание читателей на то, что в составе дальневосточной группировки Красной Армии против японцев намечалось задействовать в том числе 13 (запомним это число!) бронетанковых соединений — танковых и моторизованных дивизий, которые считались главной ударной силой сухопутных войск. Фактически это было полное повторение замыслов плана 1940 года, в котором главная ставка делалась на техническое превосходство (а оно предполагалось именно в бронетанковых войсках):

"... в первый период войны, пользуясь своим превосходством в технике, разбить противника по частям и овладеть Cеверной, а затем и Южной Манчжурией". {32}

Еще раз повторю, в мартовском плане 41-го года ставка на превосходство в танковых войсках полностью сохранилась. Предполагалось, что к концу первого месяца войны у японцев будет около 30 пехотных дивизий, почти 1200 танков и около 3000 самолетов. {33} Т.е., при незначительном превосходстве в количестве дивизий и самолетов решающее превосходство у СССР было в танках, и его предполагалось немедленно реализовать для достижения цели первого этапа войны — разгрома первого эшелона и овладения территорией северной Манчжурии.

Итак, выделим общие существенные особенности планов стратегического развертывания октября 1940 и марта 1941 года:

— полного разгрома вооруженных сил Германии и Японии планы не предполагали;

— исходя из этого, тем более не ставилось задач разгрома этих государств и вывода их из войны;

— вступление Японии в войну с СССР считалось неизбежным, в связи с чем против нее планировались активные наступательные действия;

— для этого против Японии предполагалось сосредоточить 13 танковых и моторизованных дивизий.

5. "СООБРАЖЕНИЯ ОТ 15 МАЯ" — ВОЙНА НА ОДИН ФРОНТ!

7 апреля 1941 года в Москву прибыл министр иностранных дел Японии Е. Мацуока, а 13 апреля был подписан советско-японский пакт о нейтралитете. Статья вторая договора гласила:

"В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих держав, другая Договаривающаяся Сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжении всего конфликта". {34}

Для СССР это положение означало следующее: если Германия сама нападет на СССР, то Япония Германию в таком случае не поддержит. Япония фактически в открытую переориентировалась на агрессию в южном направлении. Впервые за много лет перед Советским Союзом забрезжил свет надежды, что грядущую войну он будет вести только на одном фронте — с Германией. Разумеется, при условии, что сам СССР, приводя свои вооруженные силы в боеготовность для отражения немецкой агрессии, будет вести себя осторожно и не даст возможности представить себя агрессором в отношении Германии. Ибо Япония сохраняла все свои обязательства по Тройственному пакту.

Да, с одной стороны, этот пакт не следует переоценивать. В Японии имелась сильная партия сторонников агрессии против СССР, и они в этом случае проиграли сторонникам "южного направления" японской экспансии, как говорится, по очкам. Если в войне с Германией Советский Союз будет разгромлен, то без сомнений, японцы немедленно этим воспользуются и отхватят от гибнущего СССР Приморье с Восточной Сибирью. И не только японцы — в этом случае поживились бы все соседи — и Турция, и Британская империя, и даже Иран с захолустным Афганистаном. Правда, все это при одном условии — если б Германия разбила СССР. А вот тут уже все зависело только от нас самих, а не от желаний каких-то японцев.

Но ни в коем случае нельзя пакт недооценивать! Этот пакт, в значительной мере являвшийся следствием советско-германского пакта, имел важнейшее значение сам по себе. Факты говорят, что советское руководство придавало ему огромное значение, считало его жизнеспособным и сделало на него реальную ставку (замечу — нисколько здесь не ошибившись). Подтверждением этому являются два уникальных, если не сказать — забойных факта.

Небывалый случай — после подписания договора Сталин с Молотовым лично отправились на вокзал проводить отбывающего на родину японского министра Мацуока. Ни до, ни после этого никакого другого министра они так не провожали. Что, впрочем, легко понять — избавление от угрозы войны на два фронта дорогого стоит! Да, факт, конечно, уникальный, но вовсе не самый важный.

Главное — что этот договор сразу отразился на плане стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР, и парадокс, что этого до сих пор никто не заметил. Более того, этого не только не заметили, но вот уже полтора десятилетия определенная категория историков придает ему прямо противоположное значение. Я имею широко известные, ставшие уже пресловутыми "Соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками", условно датируемые числом 15 мая 1941 года (точнее, не позже 15 мая, поскольку план разработан раньше указанной даты). {35} Именно этот военный план стал прямым следствием советско-японского договора о нейтралитете.

Мы не будем здесь рассматривать, были ли он закончен и утвержден в установленном порядке. Это неважно; главное, что он активно разрабатывался по приказу политического руководства и отражал его взгляды на военно-политическую обстановку вокруг СССР.

Собственно, почему этот документ стал "пресловутым"? Потому, что из-за двух фраз, которые, если бездумно рассматривать их сами по себе, вне смысла документа, при желании можно трактовать двояко и на этой основе приписать СССР некие агрессивные намерения, выставив его патологическим агрессором. Собственно, эти фразы и заслонили нашим историкам смысл этого документа.

А ведь после договора о Тройственном пакте это второй серьезнейший документ, который неопровержимо доказывает, что СССР не собирался наносить "упреждающий" удар по Германии. Надо было только спокойно и внимательно прочитать его, начиная с названия, до конца, да видимо те фразы, вызвав радостную истерику одних (и растерянность других), помешали это сделать. Давайте спокойно рассмотрим эти особенности.

Если взять европейский театр военных действий (ТВД), то основных чертах это традиционный документ, повторяющий планы действий против Германии на случай войны с нею — октябрьский 1940 и мартовский 1941 года.

Однако "Соображения от 15 мая" содержат резкие отличия от предыдущего плана, разработанного всего пару месяцев раньше. Давайте начнем с тех двух пресловутых фраз, свидетельствующих о якобы агрессивных намерениях СССР по отношению к Германии, и причин, вызвавших их появление:

"Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар.

Чтобы предотвратить это [и разгромить немецкую армию], считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск". {36}

Выше мы уже отмечали, что в плане 1940 года Генштабом прямо закладывался срок в две-три недели между тем, как немцы закончат свое сосредоточение, и моментом, когда Красная Армия сможет начать наступление в общем направлении на Краков. В это время немцы будут владеть стратегической инициативой и, разумеется, наступать. А чем может закончиться немецкое наступление, ясно показали кампании в Польше и Франции. В новом плане и пытались устранить этот органический недостаток предыдущего — не отдавать немцам стратегическую инициативу, ликвидируя опасный зазор в две-три недели между окончанием сосредоточения германской и советской группировок. Для этого предполагалось следующее:

"...чтобы обеспечить выполнение изложенного выше замысла, необходимо заблаговременно провести следующие мероприятия, без которых невозможно нанесение внезапного удара по противнику как с воздуха, так и на земле:

1. Произвести скрытое отмобилизование войск под видом учебных сборов запаса;

2. Под видом выхода в лагеря произвести скрытое сосредоточение войск ближе к западной границе, в первую очередь сосредоточить все армии резерва Главного Командования;

3. Скрыто сосредоточить авиацию на полевые аэродромы из отдаленных округов и теперь же начать развертывать авиационный тыл". {37}

Ликвидация "форы" противнику в 15-20 дней — это и есть смысл тех двух положений нового плана.

Но главное в том плане отнюдь не это. Он был следствием важнейшего политического события (советско-японского пакта), и следовательно, разрабатывался по заданию политического руководства. Принципиальное отличие нового плана от предыдущих состоит в том, что теперь не только полностью исключались активные наступательные действия против Японии, но война с нею вообще не предполагалась! Собственно, это видно даже из одного названия документа — "Соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками", хотя в предыдущих четко называлось — для войны "на западе и востоке".

В связи с этим уже никому не предписывалось громить первый эшелон японцев и занимать Северную Манчжурию. Поэтому в плане резко, на треть, сократили наряд сил РККА для Дальнего Востока и Забайкалья. Если раньше для них предназначалось не менее 40 соединений, то сейчас против Японии оставалось всего 27 дивизий. Сокращение ровно на треть!

Но это еще не все. Резко менялся на оборонительный сам характер дальневосточной группировки Красной Армии. В сравнении с предыдущим, мартовским планом радикально урезали наряд авиации — с 54 до 33 авиаполков. Но еще более впечатляющим было сокращение количества ударных бронетанковых соединений, которые решали успех наступления в современной войне. Число танковых и моторизованных дивизий уменьшилось с 13 до 4-х — более чем в три раза! {38}

Это значит, что теперь СССР рассчитывал полностью избежать войны с Японией, в связи с чем, разумеется, отпадала и необходимость быстрого разгрома первого эшелона японской армии в первом периоде военных действий. А оставшиеся 27 соединений — обычный противовес Квантунской армии и гарантия безопасности советского Дальнего Востока на всякий непредвиденный случай.

Таким образом, главной особенностью 'Соображений от 15 мая' стало то, что теперь при возникновении войны с Германией советское руководство исключило возможность войны с Японией. Но подобное, в условиях Тройственного пакта, было невозможно в принципе, если бы СССР собрался первым напасть на Германию!

В связи с этим здесь уместно небольшое, почти лирическое отступление. Говорят, "Соображения от 15 мая" написаны рукой заместителя начальника оперативного отдела Генштаба генерал-майора Василевского (начальник отдела — генерал-лейтенант Ватутин). Представим на минуту, что вписывая те не совсем удачно сформулированные фразы об упреждении немцев, Василевский (если это его слова, а не фальсификация горбачевско-ельцинских времен) действительно предлагал первыми внезапно напасть на Германию. Итак, Сталин, Молотов и Политбюро в целом обеспечили, наконец, в надвигавшейся войне возможность Красной Армии сражаться только на одном фронте, и значит, дали стране и народу реальный шанс выстоять и победить. Но крутому генералу Василевскому, которому черт не брат и Сталин не указ, одного фронта показалось мало, и он молодецки запланировал стране и себе войну на два фронта. Действительно, а чего мелочиться?

Трудно сказать, как отнеслись бы к этому Сталин с Молотовым. Возможно, покрутив пальцем у виска, отправили бы его подальше от Москвы в какой-нибудь дальний райвоенкомат. Но, скорее всего, предложение Василевского до них просто бы не дошло. Как только Тимошенко и Жуков с Ватутиным услышали от Василевского подобное, они скопом бросились бы на бедолагу и удавили тронувшегося умом теоретика 'превентивности' голыми руками.

6. МОЖНО ЛИ ЗА МЕСЯЦ РАЗБИТЬ ГЕРМАНИЮ?

Собственно, теперь пришел черед рассмотреть обещанный ранее гипотетический вариант для поклонников теории В. Суворова: а может, Сталин с Тимошенко надеялись, внезапно напав на Германию, разбить ее молниеносно, до того как Япония сможет вступить в войну? Пока 27 дальневосточных дивизий держат границу, внезапным ударом Красная Армия за месяц-два громит Германию, а затем, как в 1945-м году, высвободившиеся войска перебрасываются на Дальний Восток, и столь же быстро добивают Японию. До того, как она успеет сосредоточить против СССР все свои 50 дивизий. Так сказать, советский план Шлиффена.

Конечно, возможность разгрома той Германии за 1-2 месяца — это сам по себе бред, находясь в здравом уме, такое невозможно предположить, тем более — планировать. Такой розовый оптимизм в войне с Германией для нормального человека того времени просто исключен. Тем не менее, учитывая, что мы имеем дело с весьма специфической современной публикой, давайте еще раз посмотрим, что в действительности предполагали на этот счет "Соображения" от 15 мая".

Планом предусматривалось за 30 дней первой стратегической наступательной операции достигнуть рубежа Остроленка, р. Нарев, Лович, Лодзь, Крейцбург, Оппельн, Оломоуц. То есть за 30 дней занять юго-восточную Польшу, продвинувшись от 350 километров на юге до 100-150 километров в центральной Польше и оставшись на довоенных позициях на севере Польши и у Восточной Пруссии. {39} При его выполнении Красная Армия освободила бы чуть больше половины оккупированной немцами польской территории. Много ли это или мало, за 30 дней наступления?

Если сравнить по войне с Финнляндией и достигнутым там результатом — то очень много! Схожий замысел против этого несравнимо более слабого во всех отношениях противника был провален. За сто дней боевых действий там продвинулись всего на 30-100 километров и заняли раз в десять меньшую территорию. А тут против могучей Германии, играючи разделавшейся со всей Европой немцев — такой оптимизм!

Но это — в идеале, если все пойдет как по маслу. Только после успеха этого 30-дневного наступления предполагалось провести следующую стратегическую операцию и занять остальную часть довоенной Польши с немецкой Восточной Пруссией. А собственно территория Германии была еще вся впереди.

Но даже эти столь значительные, по советским меркам того времени, цели и близко не идут в сравнение с решительными целями германских планов против Польши, Франции и СССР. Немецкие планы предусматривали нанесение ударов практически на всю глубину территории противников, полный разгром их вооруженных сил с поражением государств и выводом их из войны в результате одной, максимум — двух стратегических операций. Даже против обладавшего огромными территорией и военным потенциалом СССР директива "Барбаросса" сразу ставила решительную и окончательную задачу:

"разгромить Советскую Россию в ходе одной кратковременной кампании".

То есть директива ставила задачу сразу разгромить государство, и ничуть не меньше. Как видим, в отношении Германии советский т.н. "план агрессии" 1941 года ничего подобного не ставил и близко. Ни о каком разгроме Германии за месяц-два в плане речи не шло и не могло идти. Идиотов в советском руководстве тогда не было. Даже в идеале, по писаному на бумаге, война на Западе только бы начиналась. А тем временем японская армия, отмобилизовавшись за месяц, всеми силами навалилась бы на 27 советских дивизий Дальнего Востока. В итоге, нанося "превентивный удар", уже в начале боевых действий Советский Союз сам, по собственной инициативе безнадежно увязал в войне на два фронта, на Западе и Востоке (и на юге, но об этом позже). Как Сталин мог планировать такой идиотизм и самоубийство?

Однако есть тут и весьма интересный вопрос: коль скоро война считалась неизбежной, то какой предполагали ее длительность? Мы выяснили, что это не один и не два месяца, но все равно — сколько? Хотя бы приблизительно? Вот в июне 41-го тысячи советских граждан торопились попасть на фронт, чтоб успеть повоевать до разгрома врага. Может, и верховное командование тоже надеялось воевать недолго — ну если не один-два, то может четыре-пять месяцев или около того? А потом ждали победу?

Ни о чем подобном при планировании военных действий даже не мечтали. Может, в песнях и пропаганде для поднятия боевого духа народу СССР и внушалось, что "могучим ударом и малой кровью" разобьем врага. А реальное планирование предполагало совсем другое. Давайте с этой целью посмотрим другой фундаментальный военный документ — Мобилизационный план 1941 года. Вот выдержка из записки наркома обороны и начальника Генштаба Сталину и Молотову о мобилизационном плане Красной Армии на 1941 год, составленной в начале февраля 1941 года:

"Численность всех формирований, намеченных в течение первого года войны, составит — 21900 человек военнослужащих и 22500 человек по вольному найму, из них:

а) формирования первого полугодия — 11500 чел. и

б) формирования второго полугодия войны — 104000 человек.

Перечень формирований первого года войны представляется в приложении N 5". {40}

Как видим, сначала появились первое и второе полугодия, а далее возникает не просто год, а только первый год войны. Но если есть "первый", то, как минимум предполагались и последующие. А сколько их будет всего — это уж один Бог знает, тут не спрогнозируешь. Одно ясно, что тяжелая война продлится несколько лет. На одно-двухмесячный блицкриг никто не рассчитывал.

Однако это не все. Далее мобплан обстоятельно рассматривает ориентировочную потребность первого года войны в командирском и начальствующем составе на восстановление потерь и формирование новых соединений {41}:

Таблица 1

Потреб-ность на новые фор-мирования

Потребность на восстановление потерь

Всего потре-буется

Комсостав

4587

334100

338687

Техсостав

2235

39300

41535

Политсостав

9603

68500

78103

Юрсостав

-

500

500

Адм.хозсостав

7599

11000

18599

Медсостав

67620

13100

80720

Ветсостав

-

1450

1450

Итого:

91644

467950

559594

Предполагаемые потери командирского и начальствующего состава план разбивает по родам войск для боевых и тыловых частей, а суммарные потери командиров и начальников только за первый год войны предполагались 467950 человек. {42}

Далее таким же образом планировалось количество младшего командирского и рядового состава на восстановление боевых потерь исходя из предположения, что только за год войны армия будет обновлена почти на 100%. Общие потери рядового и младшего начсостава предполагались в 3 млн 805 тыс человек. Из этого количества потерь 25% будут падать на безвозвратные — убитых и пропавших без вести, и 75% на больных и раненых, из которых только 50% возвратится в строй. {43}

Итого суммарные потери личного состава Красной Армии только за первый год войны ориентировочно предполагались 4,3 миллиона человек, из них около 1,1 миллиона безвозвратных.

И хотя реальность оказалась похуже даже этих суровых расчетов, однако, как видим, в плане нет ни малейших признаков шапкозакидательства. Расчетов на быструю и легкую победу не просматривается. Эти разделы мобплана сами по себе, без прочих документов, подтверждают, что и так ясно как божий день — никаких блицкригов с превентивными нападениями на Германию в СССР не планировали.

Окончательно этот мобилизационный план в деталях, для всех частей Красной Армии, организаций и учреждений СССР предполагали разработать к концу июня — началу июля, но фактически закончили еще раньше. С ним Советский Союз 22 июня встретил войну.

Здесь можно подвести итог обсуждения теории "превентивного" (или подлого, по выражению "честного" Резуна) удара СССР по гитлеровской Германии.

Итак, условия Тройственного пакта — это само по себе железное условие, что СССР не мог первым напасть на Германию. Так сказать, писаный на бумаге закон поведения для СССР, который не обойти не перепрыгнуть.

Далее, план стратегического развертывания или "Соображения от 15 мая" — документальное подтверждение, что СССР не собирался нападать на Германию. Или, по образному выражению того же "Богданыча" — не собирался совершать самоубийства.

И наконец, мобилизационный план-41 — важное как само по себе, так и дополнительное документальное свидетельство, что в Москве адекватно воспринимали суровую реальность, которая предполагалась в виде тяжелейшей, на несколько лет, войны.

Теперь, прежде чем приступить к рассмотрению дальнейших событий, сделаем насколько очевидный, настолько и важный вывод — изменение политической ситуации вокруг СССР в Европе и Азии немедленно влекло за собой разработку нового плана военных действий. Но справедливым будет и обратное утверждение: появление нового военного плана — вернейший признак существенного изменения международной обстановки.

А теперь зададимся вопросом — с каким именно Планом развертывания начала войну Красная Армия? Действовал ли на 22 июня 1941 года "План от 15 мая" (либо его уточненная редакция), или появился еще какой-то другой? А если был новый план (или даже не один), то в связи с чем он появился? Не произошло ли за эти пять недель новых, крутых поворотов в международной обстановке вокруг Советского Союза?

7. КАКОЙ ПЛАН ПРИКРЫТИЯ ДЕЙСТВОВАЛ 22 ИЮНЯ

План прикрытия — составная часть Плана стратегического развертывания. Поэтому в процессе разработки "Соображений от 15 мая" Генштаб дал всем приграничным округам директивы разработать и свои планы прикрытия границы. Такие директивы были отправлены: в ЛенВО — 14.5.41, ПрибОВО -14.5.41, ЗапОВО — 5.5.41, КОВО — 5.5.41 и ОдВО — 6.5.41. Прибалтийский округ должен был разработать план прикрытия к 30 мая, а все остальные — к 25 мая 1941. {44}

Такие планы штабами округов были разработаны в срок. Вот как шло их внедрение в войсках Западного округа. По свидетельству начальника штаба 10-й армии генерал-майора Ляпина, 14 мая из Минска ему приказали к 20 мая закончить разработку армейского плана и представить на утверждение в штаб ЗапОВО. 20 мая Ляпин доложил начальнику штаба округа генерал-майору Климовских:

"План готов, требуется утверждение командующего войсками округа для того, чтобы приступить к разработке исполнительных документов". {45}

Именно с этими планами прикрытия войска округа вступили в войну. 22 июня в 4 часа 45 минут командующий 3-й армией генерал-лейтенант В. И. Кузнецов отправил боевое донесение N01/ОП в штаб Западного фронта о нападении немцев:

"Противник в 4.00 22.6.41 г. нарушил госграницу на участке от Сопоцкин до Августов, бомбит Гродно, в частности штаб армии. Проводная связь с частями нарушена, перешли на радио, две радиостанции уничтожены. Действуем в точном соответствии с директивой N 002140/сс по прикрытию госграницы". {46}

Эту директиву N 002140/сс, указанную в первом военном донесении 3-й армии, штаб ЗапОВО дал ей еще 14 мая 1941 года:

"Директива Военного Совета ЗапОВО командующему 3 армией

N 002140/сс/ов

14 мая 1941 г. Совершенно секретно

Особой важности

Экз. N 2

На основании директивы народного комиссара обороны СССР за N 503859/сс/ов и

происшедшей передислокации частей, к 20 мая 1941 года разработайте новый план прикрытия государственной границы участка: оз.Кавишки, Кадыш, Красне, Аугустов, Райгород, Грайево, иск.Щучын...". {47}

В свою очередь, названная штабом ЗапОВО директива наркома обороны за N 503859/сс/ов — это вышеупомянутая директива Тимошенко от 5 мая 1941г, которая предписывала разработать новый план прикрытия. На основании ее и аналогичных директив были разработаны и в конце мая — начале июня вложены в красные пакеты уже частные боевые приказы по плану прикрытия границы, с которыми соединения вступили в войну. К примеру, в отчете о боевых действиях 37-й танковой дивизии 15-го механизированного корпуса КОВО записано:

"Выполняя частный боевой приказ Военного Совета КОВО N0015 от 31.5.41 года, дивизия через 3 часа после объявления боевой тревоги выступила из города Кременец...". {48}

Этот частный боевой приказ N0015 из красного пакета — приказ по плану прикрытия {49}:

КОМАНДИРУ 37-й ТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ

ЧАСТНЫЙ БОЕВОЙ ПРИКАЗ 0015 ШТАБ КОВО 31 МАЯ 1941г.

Карта 500.000 и 100.000

1. Для прикрытия мобилизации, сосредоточения и развертывания войск КОВО приграничные части получили задачу — упорной обороной укреплений по линии Государственной границы не допустить вторжения противника на территорию округа.

2. 15 мех корпус с 1-й противотанковой бригадой (птабр) — резерв КОВО , сосредотачивается к 24.00 М-1 в р-н м.СОКОЛУВКА, ЗЛОЧУВ, БРОДЫ.

3. 37 ТД, изготовившись по боевой тревоге, выступить через 3 часа после объявления тревоги из пунктов дислокации и сосредоточиться к 15.00 М-1 в р-н ГАЙЕ СМОЛИНЬСКЕ, КАДЛУБИСКА, ЯШОНУВ, ПОНИКВА, штаб 37 ТД — СУХОДОЛЫ.

Для выхода в р-н сосредоточения использовать следующие маршруты:

а). Управление и все части дивизии /без 37 МСП/

1 — КРЕМЕНЕЦ, м. БЕРЕЖЦЕ, КРУПЕЦ, БРОДЫ, СУХОДОЛЫ, и

2 — КРЕМЕНЕЦ, ДАНАЮВ, м. ПОЧАЮВ — НОВЫ, БУЧИНА, ГАЙЕ ДЫТКОВЕЦКЕ, ПОНИКВА;

б). 37 МСП — 3 — БЖЕЖАНЫ, ЗЛОЧУВ, м. ПОДГОРЦЕ, ЯСИОНУВ.

4. С выходом в р-н сосредоточения организовать прочную зенитную оборону и тщательно замаскировать расположение частей дивизии.

5. Штаб 15 МК с 7.00 М-1 — м.ПОДГОРЦЕ.

Донесение присылать в штаб корпуса немедленно:

а) о выступлении частей дивизии из пунктов дислокации;

б) о выходе частей дивизии в район сосредоточения

в) о каждом налете авиации противника на части дивизии.

6. Все распоряжения частям дивизии на выход в р-н сосредоточения отдаете ВЫ.

КОМАНДУЮЩИЙ ВОЙСКАМИ КОВО ЧЛЕН ВОЕННОГО СОВЕТА КОВО

ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК — КИРПОНОС КОРПУСНОЙ КОМИССАР —

ВАШУГИН

НАЧАЛЬНИК ШТАБА КОВО

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ — ПУРКАЕВ

Отпечатано 4 экз: ВЕРНО: ПНО-1 капитан КАМОЯН

Экз.1 адресату

Экз. 2 штабу КОВО

Экз. 3 Генштабу

Экз. 4 к-ру 15 МК

Печатал полковник Баграмян

Таким образом, цепь разработки плана прикрытия, с которым войска встретили войну, выглядит так. 13 апреля 1941 года Советский Союз и Япония заключили пакт о ненападении. В связи с этим по приказу правительства Генштаб в конце апреля — начале мая разработал новый план стратегического развертывания, ныне известный как "Соображения от 15 мая". В рамках этого мероприятия 5-14 мая НКО дал директивы округам разработать свои документы, включая планы прикрытия. К концу мая такие документы были разработаны, подписаны членами военных советов округов и вложены в красные пакеты частей и соединений. С ними войска 22 июня вступили в бой.

С начала июня до войны осталось менее трех недель. Поскольку за это время наряд сил на оборону границы и участки обороны соединений почти не изменились, то причин для разработки отдельно, самого по себе, нового плана прикрытия не было. Однако план прикрытия хоть и важная, но в то же время лишь составная часть Плана стратегического развертывания. И если последний по каким-то причинам меняется, то формально должен появиться и новый план прикрытия, даже если бы он фактически повторял предыдущий.

8. НОВЫЙ ПЛАН РАЗВЕРТЫВАНИЯ

Однако когда в 1996 году "Военно-исторический журнал" опубликовал {50} последние предвоенные планы прикрытия западных округов, разработанные еще 25-30 мая, то оказалось, что они не утверждены Тимошенко и Жуковым. Возникает вопрос — а почему их не утвердили, если разработали почти за месяц до войны? Почему нарком за месяц не нашел времени подписать столь важные документы?

19 июня 1941 года управление и штаб КОВО выехали из Киева, чтобы перебраться на фронтовой командный пункт в Тарнополе. Отдавая последние распоряжения остающемуся в Киеве начальнику оперативного отдела полковнику Баграмяну, начальник штаба округа генерал-лейтенант Пуркаев приказал:

"А вам нужно, не теряя времени, подготовить всю документацию по оперативному плану округа, в том числе и по плану прикрытия госграницы, и не позднее двадцать первого июня поездом отправить ее с надлежащей охраной в Генеральный штаб. После этого вместе со своим отделом выедете вслед за нами на автомашинах, чтобы не позднее семи часов утра двадцать второго июня быть на месте в Тарнополе". {51}

В субботу 21 июня указанные Пуркаевым документы были отправлены в Москву. {52} В тот же день последние детали плана уточняли и в 3-й армии ЗапОВО. {53} Одновременно, 20 июня, был подготовлен и подписан членами Военного Совета План прикрытия Одесского военного округа. То есть все западные округа закончили новые планы и отправили их в Москву практически одновременно, 20-21 июня. Отсюда понятно, почему их не утвердил нарком обороны Тимошенко. Отправленные за день до войны, документы попали в наркомат обороны 22 июня, когда там было уже не до них. Оттуда они потом перекочевали в архив незавизированными.

Но читатель наверняка заметил, что вместе с планом прикрытия, о котором сообщил И.Х. Баграмян, 20 июня в КОВО был закончен и новый оперативный план округа ("план первых операций"). Следовательно, перед этим в Генштабе РККА создали новый план развертывания Вооруженных Сил СССР, на основе которого округа разработали свои, указанные выше документы. Совершенно точно, это были уже не "Соображения от 15 мая", а совсем другой план (забегая вперед — и не единственный). Хотя сам он до сих пор не опубликован, но есть важные обстоятельства, подтверждающие факт его создания к началу июня 1941 и раскрывающих коренное отличие от предыдущего.

Во втором томе сборника "1941 год" представлен документ под названием "Справка о развертывании вооруженных сил СССР на случай войны на Западе". {54} Это не сам план развертывания, а только раскладка сил РККА по возможным театрам военных действий, выполненная заместителем начальника Генштаба генерал-лейтенантом Ватутиным. Очевидно, Ватутин делал ее для своего начальства по уже готовому оперативному плану. Из приведенных в записке сведений ясно, что это был новый план.

Чтобы понять, что он себе представлял и в связи с чем появился, сравним распределение сил РККА по возможным театрам военных действий (ТВД) в этой справке и по предшествующим планам развертывания от 11 марта и 15 мая 1941 (см. таблицу N2). Таких театров три: западный (против Германии), восточный (против Японии) и южный, включающий территории Среднеазиатского (САВО), Закавказского (ЗакВО), Северо-Кавказского (СКВО) военных округов и Крыма. Количество дивизий будем сравнивать по двум категориям: бронетанковые соединения, включающие собственно танковые и моторизованные дивизии, и все остальные (стрелковые, мотострелковые, горнострелковые и кавалерийские дивизии).

Таблица 2. Распределение дивизий РККА по театрам военных действий.

ТВД

Дивизии

План от 11 марта

План от 15 мая

Записка от 13 июня

Западный

Бронетанковые

81

88

76

Остальные

178*

170

164

Восточный

Бронетанковые

12

4

8

Остальные

25

23

25

Южный

Бронетанковые

0

0

9

Остальные

14

16

24

* — видимо, в этом месте публикатор ошибся при переписке из источника. Число дивизий, согласно мобплану-41, должно составлять не более 303.

Итак, что мы видим. К 13 июня 1941 состав сил против Германии немного сократился, против Японии — несколько возрос, не достигнув, однако, предусмотренного планом развертывания от 11 марта 1941г. А если брать авиацию, то ее силы против Японии осталось на прежнем уровне — 33 авиаполка.

Зато резко выросли силы для южного ТВД — с 16 до 30, а с Крымом — до 33 дивизий, т.е. в 2 раза! Но еще больше бросается в глаза небывалый для этого театра рост количества бронетанковых соединений — главной ударной силы сухопутных войск. Если раньше их там не было вообще, то теперь запланировали целых девять — больше, чем для всего Дальнего Востока! Причем усиление сделали за счет ослабления самого опасного направления — против Германии. Следовательно, после советско-японского пакта внешнеполитическая обстановка к концу мая столь резко изменилась, что пришлось кардинально усиливать южный фронт обороны СССР. Поэтому теперь следует внимательно рассмотреть те события на международной арене, которые привели к столь существенной правке "Соображений от 15 мая".

9. ПАКТ ЧЕРЧИЛЛЯ-ГЕССА

20 марта 1941 г. начальник Разведывательного Управления Генерального штаба РККА генерал-лейтенант Голиков направил Тимошенко, Молотову и Сталину доклад "Высказывания и варианты боевых действий германской армии против СССР". После обзора агентурных сведений о подготовке немцев к войне Голиков делает следующие выводы:

"1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весною этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весною этого года войны против СССР необходимо расценивать, как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки". {55}

Много пинков досталось Голикову за эти выводы. Почти все его критики подавали их как образец угодничества и приспособленчества под одиозное мнение Сталина. Находились и сочувствующие, "оправдывающие" Голикова — мол, а что тому оставалось делать? Сделай он другой вывод — и Сталин-де с Берией непременно стерли бы его в лагерную пыль. Только А.Б. Мартиросян правильно оценил заключение Голикова (хотя полностью и не дошел в своих выводах до логического конца). {56}

А между тем критики не потрудились оценить эти выводы по единственно правильному критерию — подтвердились ли они последующими событиями? Не будем гадать, что именно получилось у Голикова — случайное совпадение или точный расчет. Но просто поразительно, насколько точно он предсказал развитие событий на ближайшие пару месяцев. Во-первых, слухи о войне весною действительно оказались дезинформацией — ни в апреле, ни в мае она не началась. Но главное у Голикова все же другое — вывод о том, что Гитлер нападет на СССР после заключения мира Германии с Англией.

Заключить договор о мире или сотрудничестве можно по-разному. Обычно это делается вполне открыто, с публикацией договоров и запечатленными на фото рукопожатиями глав договаривающихся сторон. Именно так сделали в Мюнхене главы правительств Германии, Италии, Англии и Франции, отдавая Чехословакию на заклание Гитлеру. Прилететь же в дружественное государство можно на комфортабельном пассажирском самолете, как это сделал, к примеру, Чемберлен, хотя он сильно боялся полетов. Но в особых случаях крупным политикам приходилось использовать и менее удобные самолеты.

10 мая 1941 заместитель Гитлера по партии Рудольф Гесс в одиночку вылетел на двухмоторном истребителе Ме-110 курсом на Шотландию. Возможно, его визит так и остался бы тайной, но как иногда бывает даже в столь важных делах, подвела случайность. Гесс отклонился от правильных курса и графика полета и в темноте не смог отыскать нужную ему посадочную площадку в имении герцога Гамильтона. Гесс вынужден был покинуть самолет с парашютом, но в момент прыжка сильно повредил ногу и уже не мог самостоятельно передвигаться. В таком состоянии его подобрал английский патруль и доставил в ближайший пункт охраны порядка. Здесь Гесс стал предметом всеобщего внимания местных военных, и его опознал кто-то из англичан, до войны встречавшийся с ним в Германии. Весть о прилете столь крупной птицы мгновенно разнеслась по всей округе, и стало ясно, что британскому руководству сохранить операцию втайне от населения Англии уже не удастся.

Правительство Черчилля вынуждено было публично заявить о прилете Гесса. Тем не менее, переговоры с ним велись и документы по ним надолго, аж до 2017 года, засекретили. Затем с ними произошла следующая история. В 1991-92 годах основной их массив рассекретили, за исключением одного, якобы самого главного документа, секретность которого продлили на неопределенно долгий срок.

Однако скорее всего британцы тут ломают комедию. Факт сговора с Гитлером был, и соответствующие документы существовали. Только все то, что выставляло английскую историю в очень уж неприглядном виде, мы уже вряд ли когда увидим. Скорее всего, такие документы уже давно уничтожены. В 1992 г рассекретили остальные документы по переговорам с Гессом, более 50 лет пылившиеся на архивных полках. Но когда заинтригованные исследователи ринулись те бумаги посмотреть, их ожидало сильное разочарование. Там не оказалось ничего такого, что оправдывало бы столь длительное засекречивание:

"...удивительно было лишь то, что столь безобидные документы так долго оставались за семью печатями". {57}

То есть в определенном смысле исследователям подсунули историческую "куклу". Скорее всего, так будет и в следующий раз, когда подойдет новый срок рассекречивания. Когда оставшийся документ с большой помпой рассекретят, там тоже не окажется ничего интересного. А причины столь длительного засекречивания объяснят, к примеру, какими-нибудь интересами королевской семьи, которая в Англии для того и существует, чтобы скандалами вокруг нее развлекать местную публику.

Но это мы забегаем вперед. Сейчас для нас важно другое. Невероятно — второе после Гитлера лицо в нацистской иерархии лично отправилось в воюющее с Германией государство для переговоров с врагом! Советскому же правительству сразу стало совершенно очевидно, что договариваться нынешние противники будут прежде всего против Советского Союза и за счет Советского Союза,

О чем конкретно партнеры договорились? Многие отрицают сговор Черчилля с нацистами. Другие хоть и признают такую возможность, но в чем конкретно он мог заключаться — внятную версию не предлагают. Наиболее логично и убедительно суть сговора руководителей Англии и Германии и версию того, что английская власть боится показать своему народу и всему миру, выдвинул Ю. И. Мухин:

"Единственным нормальным поводом для мира с Германией был бы случай нападения СССР на Германию, то есть если бы на европейского агрессора N1 напал европейский агрессор N2. тогда война превратилась бы в войну двух агрессоров. Из которой Англия ну просто обязана была бы выйти. В связи с чем, скажите, она обязана была бы оказывать помощь агрессору N2 в его войне с агрессором N1?

Вот в этом наверняка состоял первый пункт сговора Гесса с руководителями Англии — как сделать, чтобы предстоящая война Германии с СССР выглядела так, будто это СССР напал на Германию. (Есть данные, что Гесс посвятил англичан в детали плана "Барбаросса".)

Но и Гитлер, и Черчилль понимали, что им противостоят не Ельцин или Горбачев, их противником был Сталин, и вероятность его обмана была минимальна, а следовательно, минимальна и возможность Англии выйти из войны немедленно.

Но если Германия победит СССР, такая возможность снова появляется. Германия могла заявить, что все ее территориальные проблемы решены, война с Англией видится ей бессмысленной, и за мир с ней она готова предложить территориальные уступки за счет завоеванных стран. В этом случае мир для Англии не был позорным, она вышла бы из войны с приобретениями, компенсирующими ее затраты. Но для этого Германия должна была победить СССР!

Следовательно, нельзя было Германии мешать. Нельзя было ослаблять ее экономическую и военную мощь.

Складывалась такая ситуация (и это могло быть следующим пунктом сговора): если Англия станет союзником СССР, то до его поражения она будет только имитировать войну с Германией и не окажет своему союзнику действенной помощи.

Мы знаем, что так оно действительно и было и что до 1943 года 96 процентов всех потерь немцы несли на советском фронте.

Но стали бы подобный сговор с немцами англичане прятать от мировой общественности, стали бы результаты своих переговоров засекречивать до 2017 года? Нет!

Начиная со времен холодной войны любая подлость по отношению к СССР Западом расценивается как подвиг... если бы Гитлер и Черчилль договорились в 1941 году о простом предательстве Англией СССР, то эти документы совершенно очевидно не стали бы секретными. Англичане не преминули бы похвастаться мудростью Черчилля. Да и немцы нашли бы способ отметить успехи внешней политики, хотя они и мало помогли им в итоге.

Но англичане это скрывают, и, значит, есть здесь что-то еще. И действительно, если Гитлер и Черчилль сговорились, то логически из этого предательства должен вытекать еще один пункт — как именно Англия и Германия должны имитировать войну друг против друга.

Договорились не высаживать войска в жизненно важных местах своих государств? Хорошо. Но это бездействие, а ведь нужно что-то и делать. Ведь английская авиация совместно с американской могла бы в считанные месяцы разбомбить ключевые заводы Германии и оставить ее армию без оружия. То же могли бы сделать и немцы с Англией. Но ни той, ни другой стороне это не выгодно.

Что же делать? А делать остается одно — договориться о том, что немецкая авиация в Англии, а английская в Германии будут бомбить исключительно мирное население. Особенно немцы в Англии. Ведь Черчиллю и пошедшей на сговор английской элите было крайне важно, чтобы английские избиратели к моменту победы Германии над СССР были морально готовы к миру с немцами, чтобы они боялись войны, чтобы они не воспринимали ее как футбол, чтобы они видели смерть не в виде похоронок на где-то далеко убитых английских солдат, а непосредственно — в виде своих убитых детей, сгоревших домов. Чтобы они жаждали не победы, а прекращения бомбежек.

Если принять эту версию, то становится ясно, почему англичане держат в секрете переговоры с Гессом, становится ясно, почему молчали и немцы. Этим не похвастаешься...

Если принять эту версию, то по-новому смотрятся некоторые события второй мировой войны.

Скажем, Англия победила в войне с сильнейшим противником, и все эти годы ею руководил Черчилль. Как объяснить, что сразу же после войны (сразу же!) он был вышвырнут из большой политики? Потсдамская конференция победителей началась с ним, а закончилась с Эттли! Что это за форма благодарности вождю у англичан? Ну, а если эта война закончилась вопреки его политике? Если английская политическая элита знала, что его политика провалилась, то как он должен был выглядеть в ее глазах, несмотря на то, что официально был "победителем"? {58}

Эта версия очень логична и как минимум до знакомства с тем пресловутым документом ее можно принять как рабочую. Действительно, подобным соглашением не похвастаешься, и англичане имели все основания упрятать его подальше. Однако следует существенно дополнить выводы Мухина о том, что Англия должна была сделать для победы Германии, причем, еще ДО нападения Гитлера на СССР.

Безусловно, то, что немцы могли свое нападение на СССР представить как советскую агрессию, а британцы их в этом бы поддержали — было очень опасно для СССР. Однако даже такой ход полной гарантии Черчиллю для выхода из войны не давал.

Есть основания полагать, что в дополнение к этому англичане готовили для нас кое-что пострашнее. Буквально сразу же после прибытия Гесса оправдались самые мрачные предположения Советского правительства о сговоре Черчилля с Гитлером и традиционные подозрения об агрессивности Британии против СССР. Причем планы английского правительства были просто беспрецедентными.

Попробуем сначала оценить положение британской империи к июню 1941 года с точки зрения стороннего наблюдателя или рядового англичанина. Британия к тому времени потерпела поражение почти везде, где только могла. Единственный успех — потопление германского линкора "Бисмарк", которого три дня топил почти весь британский флот, потеряв при этом свой крупнейший боевой корабль — исключение, только подтверждающее правило. Для стороннего наблюдателя Англия в одиночку вела смертельную и вообще-то бесперспективную борьбу за свое существование с сильным и беспощадным врагом. В той ситуации любой союзник был ей крайне желателен, а уж такой как Советский Союз — это вообще Божий подарок. Многочисленные историки с их читателями до сих пор убеждены, что англичане будто бы всеми силами пытались втянуть Советский Союз в войну с Германией на своей стороне, и потому с нетерпением ожидали нападения Гитлера на СССР. В этом случае Англия в его лице автоматически получала мощнейшего и долгожданного союзника, а их общая победа над Гитлером была уже делом вполне реальным.

В этом есть очень большая доля правды, потому что подавляющее большинство англичан действительно тогда так считало. Большинство, но не все. Если я скажу, что правительство Англии во главе с Черчиллем, воюя с Германией, в июне 1941 года страстно возжелало начать еще и войну с Советским Союзом, то меня сочтут за сумасшедшего.

Тем не менее, Черчилль готовил именно это. В конце 1950-х годов известный английский исследователь Дж. Батлер в книге "Большая стратегия" писал:

"В конце мая [1941г.] в Лондоне сложилось мнение, что, создав угрозу кавказской нефти, можно будет наилучшим образом оказать давление на Россию, с тем, чтобы она не уступала немецким требованиям. 12 июня комитет начальников штабов решил принять меры, которые позволили бы без промедления нанести из Мосула силами средних бомбардировщиков удары по нефтеочистительным заводам Баку". {59}

Таким образом, в конце мая, сразу после визита Гесса, английское руководство задумало нанести удар по СССР, а уже 12 июня эта идея стала воплощаться в конкретные военные решения. Причем готовность к бомбардировкам должна быть немедленной. Иными словами, когда всему миру стало ясно, что немцы вот-вот нападут на СССР, и Британия наконец-то получит могучего союзника, ее руководство вознамерилось этого союзника ...срочно побомбить!

Объяснение, зачем Англии это было нужно, у Батлера совершенно нелепое. Мол, не в силах противостоять столь грозной силе, как несколько эскадрилий посредственных бомбардировщиков "Бленхейм", Россия в страхе отшатнется от Германии и прильнет к Англии. (Непонятно только, почему до тех пор англичане столь действенным способом не поставили на колени самих немцев?)

Но бомбежкой получают не союзника, а врага; нанеся удар по Баку, Англия автоматически вступала в войну с СССР. Может, Черчилль с министрами сошли с ума? Нисколько! Таким способом Черчилль пытался спасти Великую Британскую Империю. Почему именно так — в этом мы разберемся чуть ниже, а сейчас следует ответить на вопрос: знали ли о подобных намерениях Черчилля в Кремле?

Советское руководство узнало об этом практически сразу и во всех подробностях. Вот одно из сообщений резидента советской разведки Горского о событиях середины июня в Лондоне:

Сообщение из ЛОНДОНА

"__" сообщил нам, что среди бумаг "__" он видел запись одной из последних бесед Идена с Майским...

Одновременно с этим за последнее время англичане усилили свои приготовления к бомбардировке Баку. 16 июня под председательством Черчилля состоялось очередное заседание комитета имперской обороны, на котором обсуждался вопрос о средствах прекращения получения Германией нефти. В своем выступлении Черчилль настаивал на скорейшем завершении всех приготовлений к бомбардировке Баку, что, по мнению "__", является одной из его "Идей Фикс" в настоящее время. На этом заседании Черчилль спросил Бивербрука о его мнении по этому вопросу. Бивербрук уклончиво ответил, что "Кавказская схема кажется ему сейчас очень отдаленной". В беседе с "__" "__" охарактеризовал всю эту схему как "совершенно идиотскую", ибо значительно легче, проще и целесообразнее бомбить запасы нефти, заводы по добыче синтетической нефти и прочее, находящиеся у порога Англии, то есть в Германии. По предложению "__" комитет принял решение провести очень крупную бомбардировку Гельзенкирхена, однако по настоянию Черчилля главнокомандующему индийской армией была в тот же день начальниками штабов послана следующая телеграмма N130: "Ход развития советско-германских отношений может сделать для нас исключительно выгодным быть готовыми предпринять бомбардировку Бакинских нефтепромыслов с минимальной задержкой. В связи с этим предлагаем вам дать указания командующему войсками в Ираке, совместно с командующим авиацией в Ираке и в сотрудничестве с командующим авиацией на Ближнем Востоке, сделать все административные приготовления для этой операции, включая все требуемые расширения и улучшения выбранных посадочных площадок".

19/VI-41 u/ N525. ВАДИМ. {60}

Прошу читателя обратить внимание — Черчиллю ход развития советско-германских отношений выгоден не тем, что с нападением Германии на СССР Англия обретет нового союзника и вздохнет, наконец, с облегчением (чего с нетерпением ждали простые англичане). Оказывается, выгода для Британии — исключительно в нанесении ею удара по Советскому Союзу!

Но как следует из того же сообщения, истинную (политическую) цель нанесения удара по Баку Черчилль от своих генералов все-таки скрывал. Что естественно — не скажешь ведь, что надо помочь Гитлеру, выполнив взятые перед ним обязательства. А объясняет это якобы необходимостью лишить немцев (!) поступления нефти. В ответ на что британские генералы справедливо сочли эту идею сэра Уинстона совершенно идиотской. Да и как не счесть, если объекты немецкой нефтеперерабатывающей промышленности и главный источник поступления Гитлеру нефти — Румынию — Черчилль трогать не собирался! А Дж.Батлер, как вы помните, для оправдания его намерений вынужден был давать совсем другое объяснение — необходимостью давления на СССР! Запутались-таки британцы в своих объяснениях.

А вот выдержка из протокола заседания комитета начальника штабов Англии от 23 июня 1941 года, добытого другим агентом внешней разведки НКГБ СССР:

"Начальник штаба ВВС сэр Чарльз Портал в связи с нападением Германии на Россию предложил послать телеграмму командующим войсками в Индии и на ближнем Востоке с запросом, когда будет закончена подготовка к бомбардировке нефтяных промыслов в Баку.

Комитет постановил: предложение утвердить и просить военное министерство послать такую телеграмму". {61}

То есть даже после известной речи Черчилля о его якобы безоговорочной поддержке Советского Союза в войне против Германии подготовка этих ударов активно продолжалась.

Тот факт, что перед самой войной с юга ожидали нападения Англии, подтверждает бывший заместитель наркома обороны К. А. Мерецков. Очень осторожно полемизируя с критиками предвоенных действия советского руководства, он обращает внимание читателей на то, что антигитлеровская коалиция образовалась вовсе не автоматически. Наоборот, Мерецков утверждает, что будущие союзники СССР по коалиции в июне 1941-го легко могли стать его врагами! И продолжает:

"Ситуация же весной 1941 года была чрезвычайно сложной. В то время не существовало уверенности, что не возникнет антисоветской коалиции капиталистических держав в составе, скажем, Германии, Японии, Англии и США. Гитлер отказался в 1940 году от высадки армии в Англии. Почему? Сил не хватило? Решил разделаться с ней попозже? Или, может, велись тайные переговоры о едином антисоветском фронте? Было бы преступным легкомыслием не взвешивать всех возможных вариантов.

Ведь от правильного выбора политики зависело благополучие СССР. Где возникнут фронты? Где сосредоточивать силы? Только у западной границы? Или возможна война и на южной границе? " {62}

Как мы видели, сосредотачивать внушительные силы действительно предполагалось и на южной границе. (Что касается США, то их в тот антисоветский расклад Мерецков добавил исходя уже из послевоенных реалий. Но к этому вы еще вернемся).

Следует сказать, что наносить удар по СССР в Закавказье воюющие с Германией Англия и Франция собирались еще весной 1940 года. Разгром Франции Гитлером помешал этой акции. Но, предвидя неизбежную попытку сговора Гитлера с английской верхушкой, южный фланг до самой войны не переставал быть предметом особого внимания советского руководства. Поэтому сразу после визита Гесса в Англию и поступления сведений о подготовке Черчиллем войны с СССР срочно разработали новый план стратегического развертывания с резким усилением южной группировки. Наряду с этим были проведены учения с отработкой удара на юг, в сторону Ирана, и началось переброска войск в Закавказье.

Кстати. Если от Мосула до Баку около 800 км, то от Индии с Пакистаном — более 2000. Пожалуй, оттуда до Баку можно не достать. Возможно, англичане намеревались устроить шум и гром вдоль всех южных границ Советского Союза. Чтоб в Москве хорошо услышали и соответствующим образом отреагировали.

Ну и в качестве промежуточного итога следует привести заключение о сути этой запутанной истории самого заинтересованного и осведомленного в ее подробностях человека того времени — И.В. Сталина:

"Небезызвестный Гесс для того и был направлен в Англию немецкими фашистами, чтобы убедить английских политиков примкнуть к всеобщему походу на СССР". {63}

И.В. Сталин тут не стал приводить подробности, а вот мы теперь детально рассмотрим высказанную Мерецковым мысль, что антигитлеровская коалиция сложилась отнюдь не сама по себе. Маршал совершенно прав: Черчилль тогда совсем не бросился в объятия Сталину и Рузвельту, как на первый взгляд он должен бы поступить, воюя с Гитлером, а его туда затащили буквально на аркане.

10. БРИТАНСКАЯ ИМПЕРИЯ: КУЧА ВРАГОВ ПРИ ОДНОМ ДРУГЕ

Во второй мировой войне Англия воевала в союзе с СССР и США против Германии и Японии. Но значит ли это, что такой расклад друзей и врагов отвечал интересам Британской империи? Как-то близкий соратник и личный друг А. Гитлера Альберт Шпеер, вспоминая высказывание Гитлера о его намерении взять под защиту Англию при угрозе ей со стороны США, высмеял мысль бывшего друга. Действительно, после той долгой жестокой войны тезис о защите Рейхом Британской империи, как и союз между Гитлером и Англией против Америки выглядят просто дико. Но Шпеер писал это уже в британской тюрьме, а всего лишь несколько лет назад в его кампании говорили совсем иначе.

Если не вдаваться в подробности, то война Германии с Англией началась за влияние в Европе. Гитлер оккупировал страны, в которых Англия хотела сохранить свое политическое и экономическое влияние. Но с определенного момента продолжение войны Германии с Англией стало совершенно бессмысленным и абсолютно не нужным ни той, ни другой стороне. Таким моментом является поражение Франции и практически полная немецкая оккупация Европы. Теперь война велась непонятно за что — ни одна из противоборствующих сторон уже ничего не получала даже в случае полного разгрома противника. Почему так?

Начнем с того, что для Гитлера немцы и англичане были родственными народами и высшей расой человечества — арийцами. Как тогда говорили в Германии — "два великих белых народа". С самого начала политической, а затем и государственной карьеры Гитлер не предполагал воевать с Англией за что бы то ни было. Он не считал британскую империю своим врагом и соответственно ни в коей мере не хотел ее гибели. Напротив, признавал империю выдающимся достижением в области управления нецивилизованными народами, и неоднократно высказывался о необходимости ее сохранения. Такие реверансы в сторону англичан в его программной книге "Майн кампф" хорошо известны. Но и во время войны с Великобританией он неоднократно и настойчиво подтверждал эту позицию. 24 мая 1940 года — в момент кульминации Западной кампании — Гитлер вновь решительно подтвердил ее в разговоре с офицерами штаба фельдмаршала Рундштедта:

"Гитлер удивил нас и тем, что с восхищением начал говорить о Британской империи, о необходимости ее существования и о цивилизации, которую Англия принесла миру. Затем, пожав плечами, Гитлер заметил, что империя создавалась подчас жестокими средствами, но лес рубят — щепки летят. Гитлер сравнивал Британскую империю с католической церковью, говорил, что они в равной степени важны для поддержания стабильности в мире. Фюрер заявил, что от Англии хочет лишь признания позиций Германии на континенте. Возвращение утерянных Германией колоний желательно, но это не самое важное, и даже можно поддержать Англию, если она будет где-то еще вовлечена в конфликт". {64}

Даже главное мероприятие своей жизни — операцию "Барбаросса" по завоеванию жизненного пространства на Востоке, он обосновывал в том числе необходимостью лишить Британию возможного союзника и тем склонить ее к миру, но отнюдь не уничтожить!

Восхищение Гитлера достижениями англичан в управлении империей естественно. Гитлер строил свой тысячелетний рейх, и опыт грабежа англичанами своих колоний был для него очень кстати. Как и немцы, англичане держали покоренные народы вторым сортом, который можно было грабить по своему усмотрению, и в этом смысле они были расистами не меньше чем немцы, и потому им идейно близкими. Разница лишь в том, что англичане обирали туземцев не под откровенно расистские теории о сверхчеловеках и расово неполноценных, а изощреннее, прикрываясь лозунгами сохранения мира на туземных территориях и приобщения дикарей к цивилизации. Но идейных разногласий, а тем более идеологической пропасти, разделявшей советскую и английскую империи, там не было в помине.

Но мало того, что Гитлер не хотел, он еще и не мог ничего содрать с англичан, появись у него такое желание. Если бы Вермахт оккупировал британские острова, поразив империю в голову, то от самого ее тела Германии ничего не перепадало. Не имея флота, Гитлер и при большом желании не мог прибрать к рукам ее осколки. В этом случае плодами его победы незамедлительно воспользовались бы Япония и США. А лить немецкую кровь за чужие интересы фюрер не собирался.

От оккупации самой же метрополии — острова Британия — Гитлер получал на свою голову только проблемы. Ему пришлось бы дополнительно снабжать ее промышленность сырьем и нефтью, что было невозможно — Германия сама испытывала в них острый дефицит.

Не менее важен еще один момент, по которому Гитлер не собирался ссориться с англичанами по поводу заморских колоний. Учитывая опыт кайзеровской и британской империй, территориально он строил Третий рейх на несколько отличных от них принципах. К примеру, английские колонисты, высадившиеся в Америке, уже в следующем поколении считали себя американцами, а в четвертом подняли бунт против метрополии, и после освободительной войны образовали хоть и англо-саксонское, но все же самостоятельное государство — Соединенные Штаты Америки. Гитлер же смотрел вперед не на одно-два поколения, а замахивался на тысячелетний Рейх, и потому заморские территории его интересовали существенно меньше (хотя и не были бы лишними). Поэтому он задумывал устроить свою империю так, чтобы его колонии непосредственно примыкали к самой Германии, территориально составляя с ней единое целое. Германский меч должен был завоевать земли для германского плуга так, чтобы, осваивая их, немцы-колонисты не отрывались и не теряли тесную связь с фатерландом, сохраняя неразрывным единство германской нации.

Таким образом, "новый мировой порядок" по замыслу Гитлера предусматривал для немцев империю в Европе, а британцам оставалась их разбросанная по всему свету Великая Британская империя. В этом случае интересы двух арийских народов не пересекались ни территориально, ни экономически, ни идеологически. И "два великих белых народа" могли грабить цветных и белых недочеловеков каждый у себя по-своему, нисколько не мешая друг другу. А если бы США попытались вмешаться в дела Великобритании под флагом "освобождения народов", то на этот случай Гитлер и предлагал ей свою помощь.

Но если не Гитлер, то кто был настоящим, непримиримым врагом английской империи?

Опаснейшим врагом был, безусловно, Советский Союз. Сталин открыто провозгласил одним из внешнеполитических приоритетов уничтожение колониализма, поддерживая освободительное движение британских колоний и угрожая прежде всего спокойствию жемчужины британской короны — Индии.

Но все же главный враг, по Гитлеру — это США. Американский капитал пытался проникнуть в Британскую империю на равных с британским. Идеологом и вождем этого процесса стал президент Ф.Д. Рузвельт. Под лозунгами "освобождения угнетенных наций" и "свободы торговли" Рузвельт активно добивался отмены протекционистских торговых соглашений Британской империи, позволявшим лондонским деловым кругам беспрепятственно извлекать из обширных колоний огромные прибыли. Получив таким путем "равноправие" с фунтом, мощный доллар быстро становился хозяином положения, что неизбежно вело к потере Лондоном влияния в колониях и развалу империи. Гитлер прекрасно понимал, что, в случае поражения Германии, ослабевшая от войны Великобритания неизбежно попадает в полную зависимость от США, и не уставал это повторять — как публично в "Майн кампф", так и в узком кругу единомышленников. Вот что сказано им перед самым нападением на Советский Союз, 14 июня 1941года:

"Если мы проиграем, вся Европа станет большевистской. Если англичане этого не поймут и не осознают, они потеряют свою руководящую роль, а тем самым и свою мировую империю. Сейчас даже и представить себе нельзя, насколько сильно они в результате этой войны окажутся в руках американцев. Но совершенно ясно, что американцы видят в этой войне свой огромный гешефт". {65}

Гитлер оказался провидцем круче Нострадамуса — после войны Британская империя быстро развалилась, а сама Англия превратилась в мелкую шавку на побегушках у США. Но, видимо, он и сам не предполагал, сколь быстро, еще до "большевистского завоевания", начнет сбываться его предсказание. Уже через два месяца Ф. Рузвельт заложил этому политическую основу. В августе 1941 года США вынудили Англию заключить с ними Атлантическую хартию, которая привела впоследствии к вынужденному отказу англичан от протекционизма торговли в своих колониях, впустив туда американцев на равных с собой условиях. После чего экономическое поражение англичан и развал Британской империи стали только вопросом времени.

К несчастью британских империалистов, правящий слой страны в большинстве состоял из патологических антикоммунистов. А такой антикоммунизм часто и неглупого человека делает идиотом. Вот вроде бы позиция Чемберлена и стоящих за ним кругов, определявших политику Англии до сентября 1939 года, была предельно ясной и логичной — стравить в войне Германию и СССР, самим оставшись при этом в стороне. Но хотели как лучше — получилось как всегда. Идея-фикс — уничтожить СССР руками нацистов — так помутила им разум, что вышло ровно наоборот.

Уинстон Черчилль также слыл ярым врагом большевизма, но его позиция до войны была вполне разумной. Конечно, и он бы хотел, чтобы Германия и СССР обескровили друг друга, а избежавшая войны Великобритания воспользовалась потом бессилием врагов. Но как умный человек Черчилль понимал, что Сталин и Гитлер не будут статистами, действуя на радость Чемберлена. Он давал себе отчет, что однажды начавшись, большая война непременно затянет в себя Великобританию, и она уже не сохранит прежний статус мировой державы и колониальной империи.

А Гитлер — это война! Вот почему Черчилль всегда с яростью обрушивался на него, призывая раздавить нацизм еще в колыбели, пока тот делал первые шаги по выходу из Версальской системы. следуя интересам Британии, Черчилль призывал установить в Европе такую систему безопасности, которая сделала бы невозможной гитлеровскую агрессию. Для этого "антикоммунист ?1" летом 1939 предложил вступить в союз с заклятым врагом — большевиками, но только чтоб оградить Англию от большой войны. Это была очень разумная позиция, позволяющая сохранить Англии колониальную империю и влияние в Европе, которое тогда было довольно сильным.

Но умного человека не послушали. Пытаясь стравить Гитлера со Сталиным, самим при этом оставшись в сторонке, чемберленовцы добились заключения 23 августа 1939 года советско-германского пакта о ненападении. И сами внезапно оказались в состоянии войны с Гитлером, будучи к ней совершенно не готовы. Итог такой политики известен. В течение 1939-41 гг. Гитлер разгромил всех противников на континенте, вышвырнув оттуда англичан, и вся Европа, исключая СССР, оказалась под его контролем. Англия полностью утратила позиции на континенте.

Причем влияние в Европе Британия лишилась не только полностью, но и навсегда. Единственным приемлемым выходом из войны была бы только ее единоличная победа над Германией. Но в одиночку она не могла этого сделать ни при каких обстоятельствах. Любой другой же исход войны только приближал ее крах как мировой колониальной державы. Парадокс — не только ничего не давала, но и становилась опасной для Британии даже ее победа в союзе с США и СССР. Если СССР побеждал вместе с Англией, то итогом войны становилось усиление СССР, "большевизация" Европы и рост угрозы гибели империи из-за усиления в колониях освободительного движения, поддерживаемого СССР.

Еще хуже была бы победа над Гитлером Англии только в союзе с США (хотя одни они, без СССР, этого не могли сделать в принципе). В таком случае Европа переходила уже под контроль Соединенных Штатов. Сильный доллар однозначно брал в Европе верх над фунтом (собственно, уже до войны он его там сильно потеснил), и влияние Англии здесь исчезало как дым.

Однако сама Европа это еще цветочки. Как уже говорилось, если американцы добьются от ослабевшей Англии "равноправия" доллара с фунтом в ее колониях, то хозяином там станет доллар. Что ведет к утере там влияния Лондона и неизбежному распаду империи.

Но и это еще не все. Победа над Гитлером автоматически ставила на повестку дня вопрос существование самой Британской империи. Вызвавший к себе всеобщую ненависть Гитлер захватил всего лишь половину Европы, а Британия подмяла под себя целые полмира! За что тогда боролись народы, понесшие огромные жертвы в борьбе с немецкими поработителями? Чтобы, уничтожив нового колонизатора, оставить процветать старого, британского? С победой над Гитлером в мире наступала новая эпоха, в которой существование Британской империи выглядело откровенно диким пережитком. Для сохранения Великобритании в ранге колониальной державы ей непременно надо было не только выйти из войны с Германией, но и помочь Гитлеру одержать победу над СССР!

Поэтому из четырех мировых держав наиболее опасными для Англии были ее будущие, по иронии судьбы, союзники по антигитлеровской коалиции — СССР и США. А с единственным естественным в той ситуации союзником, Германией, англичане воевали!

Таким образом, с момента оккупации Гитлером Европы борьба за нее для англичан потеряла всякий смысл. Европа уплывала от них безвозвратно, и с этим Черчиллю следовало смириться. Теперь ему надо было думать о главном — как спасти Британскую империю. А здесь, относительно ее судьбы, интересы злейших, на первый взгляд, врагов — Черчилля с Гитлером — полностью совпадали! Как уже сказано, бессмысленным стало и продолжение войны между ними: добив противника ценой большой крови, победитель уже ничего не получал от своей победы! Полностью совпадали их позиции и в отношении Советского Союза. Ликвидацией СССР Англия чужими руками устраняла крупнейшего геополитического и идеологического противника, служившего источником возмущения ее колоний. За счет разгромленного СССР Германия с Англией решали все свои территориальные разногласия, с лихвой оправдав материальные затраты на ведение войны. Черчилль выходил из войны победителем и таким способом полностью компенсировал политические убытки от потери влияния в Европе и сотрудничества с Гитлером. Союзом с Гитлером против СССР Британия не только добывала себе длительный мир, но и прочно стабилизировала свое положение как имперского государства.

Когда у сторон жизненные интересы и враги общие, то союз между ними, гласный или тайный — дело времени. В той ситуации Гитлер и Черчилль обязаны были договориться!

Поэтому вряд ли кого из политиков того времени, а тем паче, Рузвельта со Сталиным, удивила весть, что 11 мая 1941 г. в Англию прилетел заместитель самого Гитлера Рудольф Гесс. Сама попытка сговора их вряд ли удивила. Поразила, возможно, только дерзость операции и смелость Гесса (Хотя, напомню, вовсе не он был пионером идеи полета в Англию для сделки с ее правительством; полутора годами ранее туда собирался лететь другой важный пилот Рейха. И если бы 22 августа Москва отказалась принять Риббентропа, то 23-го Лондон встретил бы преемника фюрера Г. Геринга).

Итак, через Гесса Гитлер с Черчиллем все же договорились прекратить войну. Но договориться — только полдела, из войны надо еще как-то выйти. А для Черчилля это было очень не просто. Да, Гитлер после разгрома Франции мог себе позволить великодушно предложить англичанам мир, поскольку миротворцем он выступал с позиции победителя.

А Черчилль оказался в тяжелейшем положении. Беда его и Британской империи, что он слишком поздно стал у руля власти. Черчилль взошел на пост премьер-министра после того, как обанкротившегося Чемберлена, ввергнувшего Англию в пучину ненужной войны, наконец-то вышвырнули из политики. Еще задолго до войны Черчилль обозначил свою позицию: Гитлер — исчадие ада, которого для блага Великобритании нужно уничтожить. С заявления о войне до победного конца он начал и карьеру премьер-министра Британской империи:

"Вы спрашиваете, какова наша цель? Я могу ответить одним словом: победа — победа любой ценой, победа, несмотря на все ужасы; победа, независимо от того, насколько долог и тернист может оказаться к ней путь; без победы мы не выживем. Необходимо понять: не сможет выжить Британская империя — погибнет все то, ради чего она существовала, погибнет все то, что веками отстаивало человечество, к чему веками стремилось оно и к чему будет стремиться". {66}

Сказать по-другому в тот момент он не мог. К 10 мая 1940, дню утверждения его премьером, Гитлер провел только две успешные кампании, далеко не самые тяжелые — в Польше и Дании. Собственно горячая война с занимавшими полмира английской, французской, бельгийской и голландской империями, 10 мая только начиналась. Исход ее был отнюдь не очевиден, никто в тот момент не мог предположить, что Гитлер так быстро "сделает" западных противников.

Но уже через полтора месяца Франция с Бельгией и Голландией были разгромлены, и почти вся Европа оказалась под контролем Гитлера. Именно с этого момента прежняя, бескомпромиссная в отношении Гитлера позиция Черчилля сразу устарела и перестала отвечать жизненным интересам Британской империи. Но публично отступать назад, резко повернув руль политики заключением мира с Гитлером, ему теперь стало невозможно. Во-первых, потому что Черчилль оказался заложником своих недавних программных заявлений об уничтожении Гитлера и борьбе до победного конца. Нельзя сегодня объявлять беспощадную войну до победы, а назавтра униженно просить мира. Нельзя было в тот момент и принять мирные предложения Гитлера — этим открыто признавались поражение в борьбе за Европу и капитуляция перед ним. И черт бы с Европой, но было дело важнее — вопрос сохранения Британской империи. Капитуляция — это потеря авторитета метрополии в колониях с угрозой последующего развала империи. При всей ненависти к Гитлеру Черчиллю следовало с ним договариваться и совместно искать выход из ненужной им войны.

И в мае 1941 с помощью Гесса Черчилль с Гитлером договорились. Что сулил этот сговор будущим союзникам Черчилля, Сталину и Рузвельту?

Советскому Союзу он однозначно нес гибель. После завоевания Европы у Германии осталась самая большая и боеспособная в мире армия. Единственным основанием ее дальнейшего содержания могла быть только война против СССР. И к этой войне ударом по Закавказью в ближайшее время должна была присоединиться Англия.

Но поскольку в мире все взаимосвязано, то это был случай, когда одна беда неизбежно влекла за собой другую. Замирившись с немцами, Англия перебрасывала на Тихий океан свой флот, и суммарные силы английского и американского флотов имели бы уже подавляющее превосходство над японскими. Теперь ее дальневосточные владения становились не по зубам Японии. Японии ничего не оставалось, как вновь направить свой удар против СССР. Англия, Германия и Япония вместе против СССР — при такой перспективе Сталину удержать англичан в состоянии войны с Германией следовало во что бы то ни стало! Как и летом 1939 года, он обязан был вновь искать выход, чтобы не погибнуть в одиночку в борьбе с такой кучей врагов.

И тут оказалось, что абсолютно неприемлемым сговор Черчилля с Гитлером был также для Рузвельта! В Америке тоже полно было антисоветчиков типа Чемберлена, которые горячо приветствовали сговор, ведущий к уничтожению коммунизма. Но что давала гибель Советского Союза умному антикоммунисту Ф. Д. Рузвельту? Он вознамерился построить мировую империю США, где на руинах британской, французской и прочих империй, равно как и очищенной от нацистов Европы (для чего и Германию следовало удержать в войне с Англией!) безраздельно властвовал бы американский доллар. А что он мог получить, пойдя на поводу местных чемберленовцев и поспособствовав Гитлеру с Черчиллем в разгроме СССР? Аннексию Чукотки после его гибели? Ведь при падении СССР под ударами Германии, Японии и Англии его территория переходила под их контроль. После чего Германия и Япония невероятно усиливались, и тогда оккупированная Гитлером Европа и вышедшая из войны Британская империя, гарантом безопасности которой добровольно становился могущественный Гитлер, становились недосягаемы для Соединенных Штатов.

Таким образом, объективно интересы Сталина и Рузвельта в отношении Англии с Германией полностью совпадали. А после того как общность интересов Германии и Британской империи привели к сговору Черчилля с Гитлером, противостоящий ему союз Сталина-Рузвельта накануне войны стал неизбежен. Англии ни за что нельзя было, во-первых, позволить выйти из войны с Германией, а для этого и во-вторых, не дать ей развязать конфликт с СССР. Старого боевого коня, как назвал однажды Черчилля Сталин, следовало удержать в узде войны с Германией.

В отличие от сговора Черчилля с Гитлером, о заключении весной-летом 1941 г союза Сталина с Рузвельтом ничего нигде не слышно. Но если о чем-то вслух не говорили, это не значит, что его не было. Да, тут обошлось без скандальных историй вроде знаменитого визита Рудольфа Гесса в Англию. СССР и США имели нормальные дипломатические отношения, и договориться можно было тихо и незаметно.

Но по иронии судьбы, история союза Сталина-Рузвельта также получила свой перелет, для публики хоть и незаметный, но по-настоящему героический. На него мало кто обратил внимание, поскольку полет был не между США и Советским Союзом. Он не был внешне столь эффектен, как у Гесса, но его итогом стала фактическая нейтрализация действия "пакта Черчилля-Гесса". Однако прежде чем рассказать об этом, сделаем небольшое уточнение.

11. КОГДА ЛУЧШЕ БОМБИТЬ БАКУ

Итак, в 1941 году Черчиллю мир был совершенно необходим, а выйти из войны открыто, без оправдательного повода в глазах самих британцев, их колоний, да и остального мира, ему было невозможно.

Что делать — после нападения Германии на СССР вместе с Гитлером заявить, что это Советский Союз напал на Германию? Можно, но подобный ход не давал полной гарантии. Вдруг "агрессию" СССР не признает Япония? В таком случае можно самому остаться в дураках в глазах не только англичан, но и всего мира — у Великобритании наконец появился союзник, а Черчилль вывалил на него ушат такой грязи! Нет, пожалуй это не выход.

И тогда Черчилль решил не ждать милостей от японцев, а полностью взять инициативу в свои руки. Рассмотренные выше факты показывают, что после визита Гесса Черчилль и его соратники стали активно готовить вариант, который одним махом разрубал узел опутавших Британию проблем. В момент нападения Германии на СССР (или сразу после него) ударом по Баку поставить весь мир и свой народ перед свершившимся фактом — Великобритания тоже начала войну с СССР! Этим актом Черчилль сразу отрезал путь назад себе и своему народу. И тогда в Европе получалась собачья свалка: Англия воюет одновременно с Германией и СССР, Германия — с Англией и СССР, а СССР, соответственно, с Германией и Англией. Но воевать одновременно всем против всех невозможно. Противники должны будут неминуемо определиться и образовать две группировки. В нашем случае они очевидны: ввиду обоюдности интересов Англия и Германия должны были объединиться против одинокого СССР.

Таким образом, ударом по советскому Закавказью Черчилль решил исключить гибельный для британской империи союз с СССР, начав с ним войну. Остается вопрос, когда он собирался это сделать — до или после нападения немцев? Упомянутый Батлер сообщил, что операцию хотели провести до нападения Германии на СССР. Но это явная глупость. Еще раз вспомним положение Англии в конце мая-начале июня. Захват немцами Крита, подводная война, бомбардировки английских городов — в глазах рядового британца Англия ведет смертельную борьбу за свое существование. И вместо того чтоб привлечь себе союзника, Черчилль сам обрушивает на англичан еще одну войну — с Советским Союзом! Война уже против двух сверхдержав, да еще связанных пактом о ненападении? Да его бы за это растерзали сами британцы. Попробуй объясни им выгоды нападения на СССР, когда на их головы падают немецкие бомбы. А потом убеди их, что Гитлером теперь друг и спаситель империи, а США и СССР — смертельные враги...

А вот в момент немецкого нападения на СССР ситуация стала бы совсем другой. Разумеется, и тогда было непросто разъяснить англичанам необходимость такого шага. Но если б Германия ввиду англо-советской войны немедленно предложила Англии мир, и на англичан перестали сыпаться бомбы, а в океане — гибнуть их суда, они быстро оценили бы выгоды поступка Черчилля.

Все говорит о том, что Черчилль планировал нанести свой удар в момент нападения Гитлера на СССР либо сразу после него.

12. УКРОЩЕНИЕ СТАРОГО БОЕВОГО КОНЯ

И тем не менее Черчилль это не сделал. Почему? Есть основания полагать, что "старому боевому коню", как тот ни лягался, опытные ковбои сумели накинуть аркан антигитлеровской коалиции. Причем точку в этом деле поставили почти в самый последний момент.

Последние два дня перед нападением Германии на СССР британский премьер провел за городом. Здесь он подготовил официальное заявление по поводу предстоящей гитлеровской агрессии, с которым наметил выступить вечером в субботу 21 июня. Но что именно Черчилль хотел сказать в том заявлении, осталось неизвестным, ибо днем 21 июня от своего намерения он отказался.

Есть основания полагать, что причиной отказа стал визит в субботу посла США в Англии Д. Вайнанта (Уайнанта), передавшего Черчиллю послание президента Рузвельта:

"Американский посол, проводивший уик-энд у меня, привез ответ президента на мое послание. Президент обещал, что, если немцы нападут на Россию, он немедленно публично поддержит "любое заявление, которое может сделать премьер-министр, приветствуя Россию как союзника". Уайнант передал устно это важное заверение". {67}

Из всего послания американского президента Черчилль смог привести лишь короткую фразу, где Рузвельт фактически требовал от него публичного заявления, объявляющего Советскую Россию союзником Англии в войне с Гитлером. Да, когда сейчас все знают, что четыре года войны существовала могущественная антигитлеровская коалиция, такое заявление выглядит абсолютно естественным. Но процитированный выше фрагмент оказался единственным момент послания, что Черчилль смог сообщить читателям. Ибо причину, по которой Рузвельт его требовал, Черчилль не сообщил бы даже под угрозой смерти.

Внимательный читатель уже наверняка заметил, что цели, которые преследовали главы двух великих англосаксонских держав в отношении Советского Союза, были совершенно противоположными. Воюющий с Гитлером Черчилль вознамерился со дня на день бомбить СССР, а нейтральный пока Рузвельт страстно желал видеть Англию его (СССР) союзником! Воевать с СССР и быть его союзником — вещи несовместимые. То есть позиции Черчилля и Рузвельта в фундаментальном вопросе, решающем судьбу мира, оказались диаметрально противоположными. Для Рузвельта же в тот момент потребность сделать Англию союзником СССР была столь необходимой, что вдохновила его друга, американского посла в Англии Д. Вайнанта, совершить настоящий подвиг.

Вайнант был не только личным другом и надежным соратником Рузвельта, но и слыл человеком, симпатизирующим Советскому Союзу. За несколько дней до нападения Германии на СССР его вызвали в Вашингтон. После кратковременного пребывания на родине он получил приказ срочно вылететь обратно в Лондон.

Рано утром 20 июня 1941 года четырехмоторный бомбардировщик с Вайнантом в качестве пассажира на борту вылетел из Нью-Йорка курсом на Британские острова. Но только самолет пересек береговую черту, как вышел из строя один из двигателей. Лететь аварийным самолетом через весь океан было почти равносильно самоубийству. Поэтому командир корабля, военный летчик, справедливо предложил Вайнанту вернуться обратно. Но посол, этот сугубо гражданский чиновник, приказал продолжить полет. Вайнант не стал терять на смену самолета даже несколько часов, потому что вез срочное личное послание от президента Рузвельта премьер-министру Черчиллю, которое должен был лично тому передать. {68}

Тут сразу появляется вопрос. Если послание столь срочное, то зачем его сутки везти аварийным самолетом через весь океан, если можно просто передать шифром по радио? Или, что еще надежней, телеграфом по трансатлантическому кабелю? Через час-два после дешифровки помощник Вайнанта в Лондоне вручит его лично Черчиллю. Выигрыш во времени составил бы часов двадцать, и самое главное, не надо было рисковать жизнью людей, включая близкого друга. Стоит напомнить, что американцы буквально тычут всем в глаза своим якобы стремлением беречь жизни своих граждан.

Но в тот раз Белый Дом пошел именно на это. Ибо сообщение было столь секретным, что его побоялись доверить не только глазам шифровальщиков и прочих допущенным к секретам ответственных лиц. Текст послания не доверили даже бумаге: преданый Рузвельту человек держал его в голове и передал утром 21-го июня Черчиллю УСТНО! {69} Так могли поступить только потому, что в послании содержалось что-то из ряда вон выходящее.

О планах бомбежки Баку в июне 41-го Черчиль в своих обширных воспоминаниях не обмолвился ни словом. Из всего текста послания Рузвельта, который его друг с риском для жизни доставид в Лондон, Черчилль привел лишь одну усеченную фразу, и это было максимумом того, что он мог себе позволить. Полный текст послания Рузвельта, переданный Вайнантом, неизвестен до сих пор. А ведь сейчас уже рассекречено много чего, что казалось бы, не лезет ни в какие ворота. Недавно стал известен сенсационный план Черчилля, разработанный в мае 1945-го, начать войну против СССР летом того же года. Операцию под кодовым названием "Немыслимое" (вот уж точное название!) предполагали начать 1 июля 1945 года. {70} Но ключевые моменты мая-июня 1941-го: его сговор с Гитлером, настоящие обстоятельства отношений Черчилля с Рузвельтом, диаметрально противоположные интересы руководителей двух великих англосаксонских держав — тщательно скрываются до сих пор.

Вывод из этих фактов и соображений следующий. Когда Черчилль в попытке спасти Британскую империю решил выйти из войны с Германией и нанести удар по СССР, на него сильнейшим образом надавили. Надавили Рузвельт со Сталиным, причем роль тарана выполнил именно Рузвельт. Полагаю, что от Черчилля в ультимативной форме потребовали отказаться от нападения на СССР.

Видимо, полностью ответ Рузвельта мы уже не прочитаем. Он канул в лету со смертью основных действующих лиц, которым был известен — Черчилля, Рузвельта и его соратника Вайнанта. Причем не исключено, что последнему именно этот поступок стоил жизни. В 1947 году, когда самого Рузвельта и его политический курс в отношении СССР уже похоронили, а Черчилль оказался на побегушках у американских ястребов, пресловутая "Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности" обвинила Вайнанта в этой самой деятельности (формально — по другому поводу), и он застрелился. {71}

Но тогда, в 1941 году, у президента США было достаточно способов, чтобы взять Черчилля за нежное место и без применения военной силы. Достаточно указать, что снабжение Британских островов в значительной мере шло из США, через США или вблизи берегов США. А если б Черчилль рискнул обойтись без американских техники, продуктов и сырья, то тридцати советских дивизий (включая девять бронетанковых) на границе с Ираном вполне хватило бы, чтобы впридачу лишить англичан и ближневосточной нефти.

Впрочем, можно было не искать за тридевять земель кощееву смерть. В Англии шпионов и предателей в военное время обычно вешали. Противники Черчилля, которых в Англии было немало, вполне могли с помощью "доброжелателей" из США и СССР выкатить факт его сговора с врагом и, следовательно, предательства во время войны. Особенно убойной, как предположил Ю. Мухин, могла стать договоренность партнеров бомбить мирное население и гражданские объекты друг друга. Такой договорчик вполне тянул на виселицу. Поскольку Сталин был в курсе сверхсекретных мероприятий Черчилля о подготовке ударов по Баку, то ему наверняка были известны и подробности сговора с Гессом. И сможешь ли объяснить рядовым британцам, что жестокие бомбардировки жилых кварталов английских городов Люфтваффе им были выгодны, а теперь к этим прелестям надо еще добавить и войну с СССР? Пока они осознают, что Гитлер теперь друг, а Рузвельт — враг, Черчилля вполне могли бы вздернуть на виселице.

Видимо, тяжесть этих проблем и не позволила ему осуществить задуманное. Хотя определенный вред Советскому Союзу он все же нанес. Вместо того чтобы сразу сосредотачивать все силы против Германии, СССР вынужден был часть их отвлекать на южные границы, где бряцали оружием англичане. И в последствие он пакостил Советскому Союзу, как мог, почти всю войну (см., к примеру, Приложение 1).

Сам же Черчилль, не сумев отбиться от гибельного для империи союза с СССР и будучи не в состоянии противостоять нажиму Рузвельта, продержался недолго. Уже в августе 1941 года его вынудили заключить с Соединеными Штатами Атлантическую хартию, которая сыграла роковую роль в судьбе Британской империи.

И хотя практически всю войну между ним и Рузвельтом шла жестокая борьба за то, кто после войны станет ее контролировать, Черчилль и его империя были обречены. Сын президента Рузвельта Эллиот, выполняя функции его адъютанта на встречах с Черчиллем, видел эту схватку своими глазами и хорошо отразил ее в своей книге. Наблюдая постоянные стычки отца с главой британского правительства, Эллиот с тем большим удивлением рассказывает о совершенно иной атмосфере личной встречи И.В. Сталина и Ф.Д. Рузвельта. Исключительно доброжелательный интерес друг к другу, искреннее взаимное уважение. А между ними как задиристый петушок, наскакивая то на одного, то на другого, мечется Черчилль, каждый раз получая отлуп.

Не меньшее удивление Эллиота и его читателя вызывает нахождение взаимоприемлемых решений главой капиталистов и вождем коммунистов почти во всех международных вопросах! Полная противоположность тому, как Рузвельт буквально выкручивал руки классово близкому Черчиллю, заставляя того делать уступку за уступкой в судьбоносных для британской и французской империй вопросах! Перед Тегеранской конференцией Эллиот, выражая опасения насчет того, что может помешать личному контакту глав СССР и США, заметил отцу:

"— К тому же он [Сталин — Г. С.], должно быть, несколько опасается.

— Опасается? Чего?

— Скажем, того, что вы с Черчиллем объединитесь против него или чего-нибудь в этом роде.

Отец усмехнулся.

— Я подозреваю, что русские довольно хорошо осведомлены о том, какие мы "друзья" с Уинстоном, — сказал он несколько загадочным тоном". {72}

Да, Рузвельт-младший угадал с точностью до наоборот. Именно его отец был главном врагом Черчилля в деле, которому тот посвятил свою жизнь — деле сохранения Британской империи. И как Черчилль ни упирался, но все больше и больше уступал своему "другу" Франклину. Поэтому совершенно точно подметил Ю. Мухин закономерность того, что якобы "победителя" в войне У. Черчилля сразу после победы над Германией в родной Британии выкинули из власти. {73} Победив Гитлера, Черчилль проиграл дело Британской империи своим главным врагам — Рузвельту и Сталину.

Этим обстоятельством объясняется и злоба к Черчиллю германского фюрера Адольфа Гитлера. Для сравнения возьмем его отношение к личности главы СССР И.В. Сталина, врагу гораздо страшнее Черчилля, тем более что в конце концов Германия пала под ударами именно сталинской Красной Армии. Тем не менее, даже на пороге своей гибели Гитлер в приватном кругу никогда не выражался о нем не то чтобы неуважительно, а даже со злобой. Напротив, он говорил о Сталине с неизменным уважением.

А вот Черчилль, которому ума, воли и упорства было также не занимать, в итоге заслужил от Гитлера следующую оценку:

"Если бы ему пришлось выбирать между Криппсом и Черчиллем, то такая слабовольная скотина, как Черчилль, который полдня пьянствует, ему все же во сто раз милее, чем Криппс; ведь такого человека, как Черчилль, который уже в силу своего возраста и неумеренного потребления табака и спиртного вот-вот впадет в маразм, все же следует опасаться меньше, чем Криппса — типичного интеллигента и салонного большевика. Черчилль в минуты просветления еще вполне способен осознать, что империя неминуемо распадется, продлись война еще 2-3 года". {74}

Заметим — Гитлер справедливо считает Черчилля тем политиком, который видит, в чем именно угроза существования его родной империи. Но вместе с тем Черчилль у него — "слабовольная скотина", полдня пьянствующая и находящаяся на грани маразма. И это о человеке, который во время войны оказал Гитлеру столько услуг, да еще каких! Чего стоит только его упорство перед Сталиным и Рузвельтом с задержкой второго фронта в самом опасном для Гитлера месте — Нормандии. Или, к примеру, перерыв поставок по ленд-лизу через Мурманск в момент кульминации сражения под Сталинградом. Можно вспомнить и то, как Черчилль отдал на съедение гитлеровцам полярный конвой PQ-17. Один только этот подвиг заслуженно тянет на Рыцарский крест с мечами и бриллиантами сразу! Да и неужто Сталин был юношей в сравнении с Черчиллем (разница всего 4 года) или потреблял меньше алкоголя и никотина (вспомним хотя бы знаменитую сталинскую трубку и застолья на Ближней даче)?

Злоба и раздражение Гитлера объясняются одним — Черчилль не смог выполнить свое ГЛАВНОЕ обязательство перед Гитлером. Все, что он потом для него сделал, оказалось мелочью в сравнении с тем, что он должен был сделать в интересах Германии и родной Британской империи в июне 1941 года.

Но этим же, в свою очередь, объясняется и категорическая позиция Черчилля в вопросе суда над руководством нацистов и прежде всего — Гитлером. Всю войну Черчилль настаивал, чтобы главари Рейха вместе с фюрером были казнены без следствия и суда сразу же, как только их возьмут в плен. Если б Гитлер попал в руки англичан, то Черчилль казнил бы его сразу без всяких колебаний, о чем заявил еще в декабре 1942 года:

" В случае если Гитлер попадет к нам в руки, мы, несомненно, казним его". {75}

Причем, вопреки здравому смыслу, Черчилль с соратниками настаивали, чтобы требование о немедленной казни Гитлера без суда было объявлено публично, на весь мир! Но такое заявление однозначно усилило бы сопротивление немцев и увеличило потери союзников! Почему Черчилль делал столь вопиющую, казалось бы, глупость? Потому что ему было что скрывать и что на суде мог открыть Гитлер:

"Если допустить справедливый суд, то возникают разного рода осложнения". {76}

Осложнения — это, в том числе, и сговор Черчилля с Гитлером. Не исключено, что на этом суде СССР и США не преминули бы предать его огласке, чтоб нанести еще один удар по Британской империи. Поэтому осуществить свое намерение Черчиллю союзники не дали. Сталин и Рузвельт настояли на проведении открытого суда над элитой Третьего Рейха.

Уже после смерти Сталина, не смея укусить американцев и как бы вымещая на нем обиду и злость от упущенных возможностей, Черчилль написал в мемуарах:

"Война — это преимущественно список ошибок, но история вряд ли знает ошибку, равную той, которую допустили Сталин и коммунистические вожди, когда они отбросили все возможности на Балканах, и лениво выжидали надвигавшегося на Россию страшного нападения или были не способны понять что их ждет. До тех пор мы считали их расчетливыми эгоистами. В этот период они к тому же оказались простаками.

Сила, масса, мужество и выносливость матушки-России еще должны были быть брошены на весы, но если брать за критерий стратегию, политику, прозорливость и компетентность, то Сталин и его комиссары показали себя в тот момент совершенно недальновидными".

Как видим, не такими уж простаками оказались Сталин с его комиссарами. Главные свои задачи в 1941 году: обеспечить стране один фронт борьбы, разъединив Германию и Японию, не допустить союза Англии с Германией и сделать США с Англией своими союзниками — они выполнили. Чем предопределили победу своей страны над смертельно опасным врагом.

13. ПОСЛЕДНИЙ ПОВОРОТ

Итак, после визита Гесса Англия начала подготовку удара по СССР. Следовательно, Черчилль сговорился с Гитлером, и против Советского Союза наметился еще один фронт. Поэтому план стратегического развертывания, известный ныне как "Соображения от 15 мая", быстро и существенно переделали. Для отличия нового варианта от предыдущего условно назовем его "Соображениями о стратегическом развертывании от 1 июня" (поскольку сам документ, сведения из которого содержала записка Генштаба от 13 июня, составлен существенно раньше датированной тем числом записки).

Новый план резко менял группировку и характер боевых действий только на границе с Ираном. Количество соединений для этого ТВД увеличили в два раза, причем появились девять бронетанковых дивизий, которых раньше там не было вовсе. Значит, в ответ на английское нападение последовал бы удар мощной сухопутной группировки Красной Армии, который мог ликвидировать английское присутствие на Среднем Востоке. Во всяком случае, лишил бы Черчилля ближневосточной нефти.

Английская угроза вызвала и появление в Крыму 9-го отдельного стрелкового корпуса. Тот же пресловутый "Богданыч" объяснил это тем, что Сталин-де хотел высадить десант в Румынии и захватить тамошние нефтепромыслы. Очередная глупость "отца превентивности": с Румынией мы имели почти тысячу километров сухопутной границы, и достать нефтепромыслы гораздо проще по суше, чем предпринимать рискованный десант с моря. Турция же в то время хотела и остаться в стороне от большой войны, и колебалась между ориентацией на Германию или Англию. Но если б усилиями Черчилля тайный альянс Германии с Англией превратился в открытый, то колебаться ей стало бы негде — теперь с двух сторон ее заставили бы втянуться в войну с СССР (которая, впрочем, при таком раскладе для Турции уже не была бы очень трудной). Вот тогда, при угрозе прохода в Черное море английского флота оборона Крыма и высадка того корпуса на берегах Босфора становилась просто необходимой.

Таким образом, новый план был обусловлен появлением английской угрозы южным границам СССР. А поскольку Британия активно готовила удар в Закавказье вплоть до самого 22 июня, то советские планы против нее должны были оставаться в силе до самой войны. Точнее, до того момента, когда глава британского правительства публично признает Советский Союз своим союзником против Гитлера.

Однако здесь нас ожидает новый сюрприз - "Соображения от 1 июня" оказались не последним планом стратегического развертывания! Совершенно неожиданно на фоне зловещих событий, связанных с готовящимся Черчиллем ударом по Баку, в первой половине июня этот план вновь резко изменился. Причем из него убрали именно ту часть, которая была запланирована для противодействия английской угрозе! В "Справке от 13 июня" указано, что при благоприятной обстановке с южного ТВД (САВО, СКВО и ЗакВО) на Запад могут быть переброшены дополнительно 15 дивизий, включая все бронетанковые. {77}

И вот очевидный факт — в июне наращивания войск на южном ТВД не произошло. Напротив, дислоцированные там войска (из Северокавказского округа) продолжали перебрасываться на запад. А главное, уже находившиеся на пути в Закавказье соединения прямо на колесах были перенацелены на западную границу. Генерал-майор Лобачев, член Военного Совета перебрасываемой из Забайкалья в Закавказье 16-й армии, вспоминает:

"10 июня я приехал в столицу, и теперь по-новому переживал встречу с Москвой...

Поздний вечер, однако в Наркомате Обороны все на местах. Генеральный штаб, Управление политической пропаганды работают почти круглые сутки. Василий Данилович Соколовский — теперь уже заместитель Начальника Генерального штаба, сообщил, что наша 16-я армия должна была отправиться в Закавказье, к границе с Ираном, но в связи с обострением обстановки на западных рубежах эшелоны повернуты на Украину:

— Дислоцироваться будете в Киевском Особом военном округе. Лукин уже уехал в Киев". {78}

Значит, международная положение изменилось так, что благоприятная обстановка для изменения планов и переброски войск с юга на запад наступила.

Но как она могла измениться, если именно в тот момент подготовка к удару по Баку достигла в Англии кульминации, перейдя из стадии политических намерений непосредственно в военные мероприятия? И что самое поразительное, руководство СССР об этом прекрасно знало?

Причина могла быть одна: в Москве появились основания считать, что, несмотря на приготовления, Великобритания не сможет напасть на СССР. И когда Гитлер двинется на Восток, у нас будет только один фронт.

Причиной такой уверенности могло быть только заключение соглашения И. Сталина с Ф. Рузвельтом о совместных действиях против Гитлера и прежде всего, Черчилля. Видимо, окончательно союз Сталина и Рузвельта оформился где-то к началу июня. После чего, поставив теперь себя на место Черчилля и оценив его проблемы, руководство СССР пришло к выводу, что выступить против СССР он не сможет, как бы того ни хотел. И Сталин все силы стал сосредотачивать против главной опасности — Гитлера.

Таким образом, международная обстановка менялась так стремительно, что в течение месяца "Соображения от 15 мая" переделывались еще дважды. Вот почему утверждение уже готовых планов прикрытия округов неоднократно откладывали до окончательной готовности Плана развертывания ВС СССР и соответствующих ему оперативных планов округов. Поэтому план прикрытия, к примеру, Одесского округа разрабатывался по директиве от 5 мая 1941 года, сведения о противостоящей группировке противника там оставлены по данным на 30 мая, а подписан (с небольшой доработкой) Военным советом округа только 20 июня. К этому сроку и все остальные округа закончили собственные оперативные планы ("планы первых операций"), и вместе с планами прикрытия отправили их в наркомат обороны. Именно эти документы Баграмян 20 июня отослал в Москву.

Быть в курсе союза с Рузвельтом и полностью понимать ситуацию вместе со Сталиным могли только его соратники из Политбюро. Военные вряд ли знали о союзе Сталина-Рузвельта. Слишком важной была эта политическая тайна. Поэтому у главнокомандования РККА не было оснований считать, что Черчилль откажется от нападения на СССР. С чего это они должны были поверить, что "антикоммунист N1" просто так, вместе со столь же авторитетным антикоммунистом из Германии пожалеет большевиков?

Судя по развитию событий, Тимошенко с руководством НКО продолжали считать Черчилля прямым военным противником СССР до полудня 22 июня (отказ от переброски войск на средний Восток против англичан им могли объяснить необходимостью концентрации сил на главном направлении). Они знали, что Черчилль готовит военную акцию против СССР, которая должна быть проведена в момент нападения Гитлера либо сразу после него. И если начало войны с СССР Гитлер представит как советскую агрессию, а Черчилль его в этом поддержит, то скорее всего к ним присоединятся и японцы. Для СССР это уже было бы катастрофой. Поэтому все помыслы командования Красной Армии теперь были направлены на то, чтобы любой ценой предотвратить или хотя бы оттянуть нападение Гитлера. Либо, если то и другое не удастся, свести к минимуму риск того, чтобы враги смогли выставить нас перед миром как агрессора.

ГЛАВА II

НАЧАЛО СТРАТЕГИЧЕСКОГО РАЗВЕРТЫВАНИЯ

1. РЕШЕНИЕ О РАЗВЕРТЫВАНИИ И ЕГО НАЧАЛО

В то время как в течение мая-июня план развертывания неоднократно переделывался и уточнялся, само стратегическое развертывание Вооруженных сил СССР для войны с Германией уже шло полным ходом.

Для обороны от немецкого нападения войска Красной Армии располагались в следующем порядке. Непосредственно границу обороняли армии прикрытия (их еще называли приграничными), войска которых располагались в две линии (эшелона). В первой линии, не далее 10-20 километров от границы находились стрелковые дивизии, также называемые приграничными, каждой из которых выделялся свой участок обороны. За ними в 30-80 километрах от границы располагались механизированные корпуса и некоторое количество стрелковых дивизий, назначенных в резерв этих армий. Эти соединения составляли вторую линию армий прикрытия. Как правило, в состав этих армий входили самые укомплектованные и боеготовые войска Красной Армии. Для занятия позиций по плану прикрытия им требовалось от нескольких часов до полутора-двух суток.

Армии прикрытия составили первый оперативный эшелон западных военных округов.

В 150-350 километрах от границы дислоцировались резервы округов, в которые могли входить стрелковые, механизированные и кавалерийские корпуса, а также стрелковые дивизии окружного подчинения. Эти войска образовали второй оперативный эшелон западных округов. С началом войны они должны были выдвинуться на запад и занять назначенные им планом прикрытия позиции в 20-100 километрах от пограничного рубежа, прикрывая вместе с войсками первого эшелона отмобилизование и сосредоточение остальных войск Красной Армии. Ввиду большего расстояния до своих позиций для полного приведения в боевую готовность им требовалось гораздо больше времени, чем первому оперативному эшелону — от пяти до десяти суток. Следовательно, чтобы успеть до подхода противника к указанному рубежу, приказ на приведение их в боеготовность надо было давать существенно раньше, чем войскам приграничных армий.

Первый и второй оперативные эшелоны западных округов вместе являлись первым стратегическим эшелоном Красной Армии. Другими словами, первый стратегический эшелон — это войска пяти военных округов, имеющих общую границу со странами гитлеровского блока. Это Ленинградский (ЛенВО), Одесский (ОдВО) и три военных округа со статусом особых — Прибалтийский (ПрибОВО), Западный (ЗапОВО) и Киевский (КОВО).

За этими войсками, приблизительно на линии рек Днепр-Западная Двина должен был располагаться Второй стратегический эшелон (ВСЭ), или войска Резерва Главного Командования (РГК). Они предназначались для ликвидации возможных прорывов противника, а по завершению сосредоточения — для контрнаступления вместе с войсками первого эшелона. В мирное время этих войск там почти не было: они находились во внутренних военных округах и на востоке страны, включая Забайкалье и Дальний Восток. В нужных местах по плану развертывания, за войсками первого эшелона, их еще предстояло сосредоточить. Чтобы им также не опоздать к началу войны, крайне желательно было точно вычислить дату нападения Германии на СССР, и заранее выдвигать их к этому сроку в назначенные районы сосредоточения.

Ввиду огромных объемов и расстояний переброски на эту операцию требовалось больше всего сил и времени — от двух недель до месяца и более. Поэтому приведение войск в боеготовность к отражению гитлеровской агрессии началось именно с такой операции. 26 апреля 1941 Генеральный штаб дал предварительное распоряжение Забайкальскому и Дальневосточному округам приготовить к отправке на запад страны 9 дивизий и 2 воздушно-десантные бригады (отправлять их следовало по дополнительной команде). 26-29 апреля Генштаб распорядился дополнительно перебросить туда же к 15 мая 6 дивизий из Уральского, Сибирского и Московского военных округов (4 из них были переформированы в противотанковые артиллерийские бригады). {1}

Но реально массовая переброска войск на запад началось в середине мая 1941г. В период с 13 по 22 мая Генштаб дал ряд директив {2} на выдвижение, а 15 мая первые эшелоны с войсками РГК двинулись в путь к западной границе.

Стратегическое развертывание — грандиозная операция общегосударственного масштаба, требующая совместных усилий ряда общесоюзных наркоматов (министерств). Поэтому решение о развертывании и переброске принимала высшая государственная власть. А такими решениями попусту не разбрасываются. Для этого должны быть очень веские причины, а у политического руководства Советского Союза, находящегося под угрозой навязывания ему гибельной войны на два фронта — обстоятельства непреодолимой силы. Единственная причина такого решения — советскому руководству стала очевидной неизбежность нападения Германии летом 1941 года. Начало развертывания начисто отметает ложь хрущевцев, будто Сталин предполагал нападение Гитлера не ранее 1942 года и потому не давал приводить войска в боеготовность. (В то же время, при всех его огромных масштабах, это действие, как будет показано дальше, стало только началом длительного и сложного процесса приведения войск в боеготовность).

На 22 июня 1941 года из войск РГК успели прибыть в места назначения, находились в пути либо в готовности к погрузке в эшелоны более 40 дивизий и 2 воздушно-десантные бригады. Вместо с ними перебрасывались управления пятнадцати корпусов и четырех армий — 16, 19, 21 и 22-й. {3}

Всю эту массу войск наметили перевезти в 939 железнодорожных эшелонах. Из них к началу войны успели прибыть на места 83 эшелона, 455 — находились в пути, а 401 эшелон готовился к погрузке.

2. ФАТАЛЬНАЯ ОШИБКА ГЕНШТАБА

Т.о., несмотря на то, что развертывание началось за 5 недель до войны (а считая от распоряжения 26 апреля — за восемь), к ее началу на места прибыло менее 10% войск РГК. Почему произошло такое запаздывание?

Конечно, объем перевозок и расстояния были огромными: минимум четверти из названного контингента надо было проехать не менее 6-7 тысяч километров. Одновременно должны были быть задействованы несколько сот паровозов и около 20 тысяч железнодорожных вагонов. И это при том, что перебрасываемые войска брали с собой только часть боезапаса, горючего, продовольствия, и транспортных средств, предусмотренных мобилизационными и оперативными планами.

Другая причина задержки — при таких масштабах для сохранения скрытности перевозок нельзя было нарушить график движения поездов и грузов мирного времени. Это немцы могли позволить себе в мае прекратить пассажирские перевозки в польском Генерал-губернаторстве. Ведь они были воюющей стороной и легко могли объяснить это потребностями войны с Англией. А у нас серьезное нарушение пассажирских и плановых грузовых перевозок из-за нехватки состава и пропуска военных эшелонов сразу вызвало бы волнение народа на всем протяжении огромной Транссибирской магистрали: это что — начинается война? Через несколько суток об этом во весь голос заговорила бы вся страна. Большим подарком Гитлеру могло стать только объявление, как предлагали Василевский с Жуковым, всеобщей мобилизации до нападения немцев.

Безусловно, все это очень важные факторы. Тем не менее, вовсе не они являются основными причинами опоздания сосредоточения войск к началу войны. Предварительное распоряжение о переброске войск Забайкальского округа и Дальневосточного фронта (ДВФ) поступило 26 апреля, а переброска началась только во второй половине мая. Почему произошла эта задержка? Но еще больше вопросов вызывает тот факт, что срок полного сосредоточения ВСЭ назначили до 10 июля. Откуда появилась эта дата и как Генштаб обосновал ее перед правительством? Ясно, что нанесение "превентивного" и "внезапного" удара по Германии — это полный бред. Тогда что вызвало появление этого срока? Еще точнее вопрос следует сформулировать так: когда ожидали начала войны и как именно определили дату нападения Германии?

А теперь давайте посмотрим план стратегического развертывания ВС СССР от 15 мая 1941 года. Количество немецких войск, которое потребуется Германии для нападения на СССР, Генштаб РККА определил там в 180 дивизий. Запомним это число. Для справки, на самом деле Гитлер выделил для войны 153 дивизии и 3 бригады Вермахта, из которых 22 июня 130 соединений (почти 80%) находились в первом стратегическом эшелоне. {4} Но сейчас не в этой разнице дело.

Наша разведка непрерывно следила за переброской немецких войск и на основе ее сведений Генштаб вел учет немецких дивизий, сосредоточенных у советской границы. В таблице 4 указано число этих дивизий по данным Генштаба РККА и действительное их количество на ту же дату. {5}

Таблица 4. Число немецких дивизий на границе с СССР

Дата

1.11.1940

4.04.1941

25.04.1941

5.05.1941

15.05.1941

1.06.1941

По данным ГШ РККА

88

84

95-100

103-107

119

122

Фактически

32

47

71

84

Итак, почему только 26 апреля наркомат обороны распорядился о подготовке к переброске на Запад дальневосточных дивизий? Посмотрим данные этой таблицы. С ноября 1940г, согласно сведениям Генштаба, число германских дивизий у наших границ колебалось и к началу апреля 41-го даже несколько уменьшилось — с 88 до 84. Еще раз подчеркнем — это только данные Генерального штаба РККА, сейчас нас интересуют именно они. А в составе только армий прикрытия западных округов насчитывалось около 110 дивизий (правда, зачастую низкой укомплектованности). Еще около 40 дивизий находилось в резерве округов. То есть ситуация на тот момент была под контролем. Причин для переброски войск по плану развертывания до начала апреля не было.

Но к началу апреля 1941 года число немецких дивизий у наших границ вновь стало расти и к 25 апреля достигло, по оценке Генштаба, 100 соединений. Темп переброски в этот период составил примерно одну дивизию за два дня. Немецкая угроза стала явно расти, и советское правительство на нее отреагировало: по его приказу 26 апреля Генштаб дал распоряжение о подготовке войск к переброске с Дальнего Востока на западную границу.

В начале и первой половине мая немцы продолжали наращивать свои войска у наших границ, но (опять же по оценкам Генштаба!) с вдвое большей скоростью, чем в апреле. Темп переброски достиг более одной дивизии Вермахта в день. Таким образом, из Москвы в середине мая ситуация на западной границе выглядела так: в течении последних полутора месяцев немцы непрерывно наращивали свои войска со все возрастающей скоростью.

Это потом хрущевцы могли говорить, что Гитлер объяснил их появление в Польше необходимостью отдыха перед вторжением в Англию, вне досягаемости ее авиации, а Сталин ему поверил. Советскому же правительству цель сосредоточения была предельно ясна — нападение на СССР. И на фоне столь резкого обострения положения на границе 10 мая в Англию прилетел заместитель Гитлера Рудольф Гесс. Руководству СССР это стало доказательством, что Гитлер вступил в давно ожидавшийся сговор с Черчиллем и обеспечивает себе не только безопасный тыл, но и нового союзника перед нападением на Советский Союз. Так что если раньше политическая обстановка только предвещала, что после разгрома Франции следующей целью агрессии будет Советский Союз, то в первой половине мая намерение напасть воплотилось в конкретные действия Гитлера. Именно промежуток 10-15 мая стал тем рубежом, когда военно-политическое руководство СССР, до этого не сомневаясь в принципе, окончательно утвердилось во мнении, что Гитлер нападет на нас летом 1941 года.

Приняв решение о стратегическом развертывании, его проведение руководство СССР пердало в руки исполнителей — наркомата обороны и его Генштаба. Теперь сроки и темпы сосредоточения определяли они. И прежде всего перед ними встала важнейшая задача — определить дату нападения немцев. Несомненно, это являлось заботой всего руководства СССР, но прямой обязанностью и делом чести оно было прежде всего для Генерального штаба!

После смерти Сталина много говорилось о предупреждениях разведки, согласно которым немцы якобы собирались напасть и 15, и 25 мая и т.п. (об этом разговор еще впереди). Допустим, разведке каждый раз безоглядно верили, но ведь за этим сразу возникали два вопроса: сколько войск должно участвовать в нападении и какими силами немцы в тот момент против нас располагали? На 15 мая у границ СССР Генштаб насчитал 119 германских соединений. Но в "Соображениях от 15 мая" тот же Генштаб определил, что для нападения на СССР Гитлеру потребуется 180 дивизий! То есть для завершения подготовки немцам предстояло перебросить еще 60 дивизий. Отсюда следовало, что при увеличившихся темпах подвоза войск — с половины до одной-полутора дивизий в день — немцам понадобится еще полтора-два месяца, чтобы полностью сосредоточить армию вторжения. Отсчитав их от середины мая, в Генштабе РККА получили, что полной готовности Вермахта к нападению следовало ожидать в интервале с 1 по 15 июля 1941 года.

Это и был предварительный, ориентировочный срок, когда от немцев ожидали развязывания войны. Наряду с возможностями транспорта эти соображения предопределили назначение сроков сосредоточения резервов Главного командования в заданных районах не позднее 10 июля.

Но это сроки для резервов, которые по определению вступают в бой не сразу, а спустя какое-то время. А как быть с остальными войсками, когда их поднимать по тревоге? И тут произошло следующее. К началу июня темп сосредоточения Вермахта, по данным Генштаба, вновь снизился: если на 15 мая у наших рубежей насчитали 119 немецких дивизий, то на 1 июня — всего лишь 122! Выходит, на начало июня немцам все еще предстояло перебросить более 50 дивизий! Если они завтра же опять увеличат скорость переброски, как прежде, до полутора дивизий в день, то завершить сосредоточение смогут не ранее 5 июля! Но это — самый худший для нас срок начала войны. Худший, поскольку, как сказано выше, по данным Генштаба переброска сильно замедлилась, в связи с чем нападения теперь следовало ожидать значительно позже 5 июля.

Но в то же время руководство Генштаба наверняка понимало, что они могли ошибиться как в оценке нужных немцам сил вторжения, так и при выявлении развернутых дивизий. Кроме того, немцы могли еще больше увеличить темп переброски. В связи с этим для подстраховки внесли "поправку" в сторону более раннего срока нападения. Поэтому 13 июня нарком обороны приказал войскам вторых эшелонов западных округов сосредоточиться в местах, указанных планом прикрытия, к совершенно конкретной дате — 1 июля 1941!

Таким образом, 1 июля 1941 года — это вычисленный Генштабом с гарантированным запасом, самый ранний срок немецкого нападения. (Забегая вперед — этой датой командование РККА руководствовалось вплоть до самого 22 июня.)

Следовательно, ошибка на восемь дней в сроках немецкого нападения — это технический просчет наркомата обороны с Генштабом, и никого более. Конкретные авторы этой тяжкой ошибки -Тимошенко, Жуков, Мерецков, Соколовский, Ватутин, Василевский и Голиков.

Эта ошибка предопределила одну из важнейших причин поражений начального периода войны. Не успевая сосредоточиться, различные эшелоны Красной Армии вступали в бой с Вермахтом порознь, существенно уступая в численности его компактному первому стратегическому эшелону. Причем на главных направлениях превосходство немцев было подавляющим. В итоге они последовательно громили каждую новую волну советских войск, с которой вступали в соприкосновение, и шли дальше. Это отнюдь не единственная и даже не самая главная причина наших поражений летом сорок первого. {6} Но, даже при прочих равных условиях, одного этого обстоятельства было уже достаточно для поражения в начальном периоде войны.

В этом месте немного отвлечемся по старому поводу. В главе I был доказан вывод о невозможности нападения СССР на Германию первым. Здесь его можно дополнить следующим моментом. Развертывание ВС СССР началось как ответная реакция на явно обозначившееся стратегическое развертывание Вермахта у наших границ, а не до этого! Во-вторых, резервы округов ("глубинные" корпуса и дивизии), следовало сосредоточить к 1 июля не у самой границы, а в 20-80 км от нее (один-три суточных перехода) и в соответствие с планом прикрытия начать строить там тыловой оборонительный рубеж, 50-процентная готовность которого намечалась на 4-е сутки строительства. Войска же резерва ГК и вовсе должны были полностью сосредоточиться к 10 июля еще восточнее, за 300-400 километров от границы! Это еще 7-10 дней только на переход до нее. Поэтому сосредоточенного "внезапного" удара не получалось даже теоретически. А по учению "Богданыча" нападение на Германию имело смысл только при его массированности и внезапности.

3. ПОЧЕМУ УСУГУБИЛИ ОШИБКУ?

Итак, в ответ на сосредоточение Вермахта у наших границ правительство СССР приняло решение о начале развертывания своих Вооруженных сил. Конкретные сроки и темпы устанавливали наркомат обороны и его Генштаб. Определив, что ранее 1 июля Вермахт не успеет сосредоточить 180 требуемых для войны с Советским Союзом дивизий, командование РККА поверило, что имеет в своем распоряжение достаточно времени и вполне успеет привести Красную Армию в полную боевую готовность. Поэтому наркомат обороны в мае-июне сосредоточивал войска невысокими темпами, не торопясь, чтобы переброска не бросалась в глаза сторонним наблюдателям.

Такую уверенность усиливало непонимание особенностей начала современной войны с немцами (о чем мы еще поговорим). Но в дополнение к этому в самый ответственный момент специалисты Генштаба и разведки будто по заказу допустили еще одну серьезную ошибку, которая помогла руководству НКО еще больше утвердиться в своем заблуждении о позднем сроке начала войны.

С 15 по 31 мая немцы реально перебросили к нашим границам тринадцать соединений. Но Генштаб РККА оценил рост их численности за тот период всего на три дивизии (см. таблицу 4)! Получалось, что немцы резко снизили скорость наращивания своей группировки. А с такими темпами им не только к 1 июля, но и к началу августа не успеть. Следовательно, советская сторона получила еще больший запас времени и у нее нет причин торопиться с развертыванием войск!

Начался месяц июнь. Но за все три его предвоенные недели ситуация с оценкой сил врага не улучшилась. С 6 по 18-е июня немцы перебросили к нашим границам дополнительно 32 дивизии, включая 26 танковых и моторизованных. Это более чем три танковые армии. Но Генштаб с 1 июня до начала войны зафиксировал увеличение Вермахта всего на 10 дивизий, пропустив прибытие этих полчищ более чем на две трети! Генштаб по-прежнему дезинформировал руководство страны наркома обороны. Если раньше у наших границ "обнаруживали" отсутствовавшие там соединения, то сейчас перестали замечать реальное прибытие до шестидесяти процентов вражеских дивизий! Перефразируя известное выражение — что это, ошибка или злой умысел?

В итоге получалось, что если к 20 июня у наших границ сосредоточилось около 130 дивизий, то по расчетам Генштаба немцам предстояло перебросить еще почти пятьдесят. Опять же получается, зачем советским войскам тропиться с развертыванием?

Однако к тому времени со всех сторон стали поступать сведения, что немцы начнут войну в ближайшие дни. Вот тут появился серьезнейший вопрос, который военачальники не могли не задать руководству страны, когда оно ставило перед ними данные о нападении немцев 22 июня. Зачем Гитлеру развязывать войну много раньше срока, сосредоточив лишь две трети сил вторжения? Зачем практичным немцам начинать наступление, если для завершения его подготовки нужно еще дней 15-20?

Даже в первый день войны Тимошенко и Жуков были уверены, что немецкая армия еще далека от полной готовности. Директива N3, отданная Главнокомандующим Красной Армии Тимошенко вечером 22 июня, ставит задачу нанести контрудар по немцам:

"1. Противник, нанося главные удары из сувалковского выступа на Оолита и из район Замостье на фронт Владимир-Волынский, Радзехов, вспомогательные удары в направлениях Тильзит, Шайляй и Седлец, Волковыск в течение 22.6, понеся большие потери, достиг небольших успехов на указанных направлениях.

На остальных участках границы с Германией и на всей границе с Румынией атаки противника отбиты с большими для него потерями.

2. Ближайшей задачей войск на 23-24.6 ставлю:

а) Концентрическими сосредоточенными ударами войск Северо-Зап и Западного фронтов окружить и уничтожить сувалкскую группировку противника и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки;

б) Мощными концентрическими ударами механизированных корпусов, всей авиации Юго-Западного фронта и других войск 5 и 6 А окружить и уничтожить группировку противника, наступающего в направлении Владимир-Волынск, Броды. К исходу 24.6 овладеть районом Люблин". {7}

Даже теоретически в контрударе могли участвовать войска только семи армий прикрытия, состоящих из 65-70 разбросанных на огромном фронте вдоль границы дивизий. Остальные силы округов не успевали к тому времени даже подойти к границе. Такая задача показывает, что даже вечером 22 июня Тимошенко и Жуков пребывали в уверенности, что немцы далеки от завершения сосредоточения, а те войска, что уже находились в Польше, еще не полностью сконцентрированы на границе. Иначе как 65-70 дивизий армий прикрытия, отмобилизовавшись за день, смогут разгромить почти в полтора раза большие силы немцев, да еще продвинувшись при этом на 100 километров за два дня? Когда месяцем раньше они планировали за время контрнаступления продвинуться в той же Польше на 300 километров за 30 дней!

ГЛАВА III

ВВОД В ДЕЙСТВИЕ ПЛАНА ПРИКРЫТИЯ

1. ЧП N 1

Скрытность при подготовке военных действий всегда имела решающее значение. Но в силу угрозы войны на три фронта, потеря ее для СССР во время приведения войск в боеготовность в мае-июне 1941, могла иметь роковые последствия как ни для кого другого в истории.

И надо же такому случиться! Лишь только командование Красной Армии приступило к стратегическому развертыванию, как сразу же обожглось именно на потере скрытности. Как уже говорилось, 26 апреля 1941г. Генштаб дал распоряжение о подготовке ряда соединений к переброске на запад с Дальнего Востока и Забайкалья. На местах подготовка началась, но сами войска еще не двигались, оставаясь в местах постоянной дислокации.

Но неожиданно это сверхсекретное и особоважное мероприятие государственного масштаба получило широкий международный резонанс. В первых числах мая японское информационное агентство "Домей Цусин", сославшись на неназванных корреспондентов агентства "Юнайтед пресс" из Риги (!), сообщило, что с Дальнего Востока на Запад, против Германии, перебрасываются крупные контингенты советских войск.

Это был очень опасный демарш, последствия которого для СССР могли стать самыми печальными. Во-первых, переброска войск только планировалась, но японцам об этом уже стало известно. Значит, какой-то из советских штабов оказался с "дыркой", через которую к японцам стекала важнейшая информация. Это плохо уже само по себе. Но еще хуже было другое.

Для одной, отдельно взятой Японии, переброска советских войск от ее владений на запад была объективно выгодна: чем меньше там советских дивизий, тем выше ее безопасность, больше у нее развязаны руки. И японцам вроде бы следовало молчать, чтоб не спугнуть советское руководство. Но вместо молчания они наоборот, непомерно раздули этот факт — ведь переброска даже не начиналась. "Домей Цусин" являлось правительственным информационным агентством, обладающим монополией на распространение в Японии иностранной информации. Такое поведение японцев лишний раз подтвердило следующее: несмотря на заключение пакта с СССР, у них остались весьма влиятельные силы, тесно сотрудничающие с Германией и желающие, как минимум, облегчить Германии ее задачу, сковав как можно больше советских войск. А как максимум — совместно с ней развязать войну против СССР, поставив его "в два огня", с Запада и Востока.

Для Германии и Японии как союзников только такая позиция была единственно верной: врага надо бить общими силами. Если СССР враг, которого решили уничтожить, на него следовало наваливаться вместе, не распыляя при этом силы по другим театрам. Если Японии удавалось сорвать переброску советских войск с Дальнего Востока, то в случае войны против СССР ей пришлось бы сражаться с более сильной группировкой РККА. Разумеется, при таком варианте в начале войны ей приходилось тяжелее, но этим она существенно облегчала задачу союзной Германии, которой предстояло разгромить основные силы Красной Армии. В итоге их совместная победа была бы одержана значительно легче, а ее конечный эффект многократно окупал японцам как союзникам Германии все их затраты.

Именно такой поворот был наиболее опасен для Советского Союза и потому больше всего беспокоил его руководство. Такой способ действий для наших врагов был бы неизмеримо мудрее, чем граничащее с легкомыслием решение японцев напасть 7 декабря 1941 на США. Этот поступок японцев, окончательно погубивший Тройственный пакт, не только дал передышку на востоке истекающему кровью СССР, но и на блюдечке принес ему такого мощнейшего союзника, как США.

Разумеется, лучше всех опасность такого способа взаимодействия Японии и Германии понимали в СССР, где это было азбучной истиной и постоянной головной болью для руководства. Но помимо этой угрозы в японском сообщении появился еще один тревожный сигнал. Там упоминалось якобы наращивание советских войск в каспийско-черноморской зоне и даже в Иране, т. е. против Англии и Турции, хотя на деле этого еще не было и в помине. (Напротив, предполагалась переброска войск из северного Кавказа на Украину). То есть, еще до зловещего полета Гесса, к Японии и Германии как противникам СССР определенным образом пристегивалась и Англия. Напомню, что именно ее позиция была тогда ключевой для раскладки союзников и противников СССР, и следовательно его выживания в надвигающейся войне.

Надо признать, что этим заявлением японские ястребы вынудили советское руководство временно скорректировать План стратегического развертывания от 15 мая, изменив там расстановку сил по театрам. Вспомним, что угроза южным границам СССР со стороны Англии, обозначившаяся в конце мая, вызвала появление нового Плана развертывания, условно названного в первой главе "Соображениями от 1 июня". В этом документе наряду с резким ростом сил против Англии вновь заложили некоторое усиление группировки на Дальнем Востоке. Но к счастью, в середине июня от этого отказались уже окончательно, и к началу войны вновь сосредоточили все усилия на западном направлении. Другими словами, снова вернулись к расстановке сил в соответствии с "Соображениями" от 15 мая.

Не удивительно, что "улаживанием" этого скандала занялся лично Сталин, который подготовил опровержение, направив его В. Молотову со следующей припиской:

"Я думаю, что можно было бы дать такое опровержение. И. Ст. ".

9 мая опровержение в виде Заявления ТАСС было опубликовано в газете "Известия":

"9 мая 1941 г.

Японские газеты публикуют сообщение агентства Домей Цусин из НьюЙорка, в котором говорится, что, согласно телеграмме корреспондентов агентства Юнайтед Пресс из Риги, Советский Союз концентрирует крупные военные силы на западных границах. Дипломатические круги в Москве, заявляет агентство, также указывают, что концентрация войск на западных границах производится в чрезвычайно крупном масштабе. В связи с этим прекращено пассажирское движение по Сибирской железной дороге, т.к. войска с Дальнего Востока перебрасываются главным образом к западным границам. Из Средней Азии туда также перебрасываются крупные военные силы. Из двух запасных воздушных армий, находящихся в непосредственном распоряжении Верховного командования, одна армия уже передана в распоряжение Киевского особого военного округа. Она состоит из 1 тыс.800 бомбардировщиков и 900 истребителей. В Черном и Каспийском морях усилены военно-морские флоты за счет военных кораблей Балтийского флота. Переброшено 28 подводных лодок, 45 миноносцев и 18 канонерок. Военная миссия во главе с Кузнецовым выехала из Москвы в Тегеран. Назначение миссии, отмечает агентство, связано с вопросом о предоставлении Советскому Союзу аэродромов в центральной и западной частях Ирана.

ТАСС уполномочен заявить, что это подозрительно крикливое сообщение Домей Цусин, позаимствованное у неизвестного корреспондента Юнайтед Пресс, представляет плод больной фантазии его автора. Тов.Кузнецов пребывает в Москве, а не в Тегеране, никакие подлодки или миноносцы из района Балфлота не перебрасываются в Каспийское или Черное море, никакой "концентрации крупных военных сил" на западных границах СССР нет и не предвидится. Крупица правды, содержащаяся в сообщении Домей Цусин, переданная к тому же в грубо искаженном виде, состоит в том, что из района Иркутска перебрасывается в район Новосибирска — ввиду лучших квартирных условий в Новосибирске — одна стрелковая дивизия. Все остальное в сообщении Домей Цусин — сплошная фантастика". {1}

После этих событий военное ведомство наверняка получило взбучку от Правительства за утечку важнейшей информации. Если такой скандал разгорелся, когда войска еще не трогались с места, то что будет, когда они в массовом порядке двинутся в сторону немецкой границы — по железной дороге и своим ходом? Обжегшись на этом деле, НКО и его Генштаб во избежание подобных эксцессов стали впоследствии перестраховываться и дуть уже на воду, систематически (о чем еще будет сказано) тормозя процесс приведения войск в боевую готовность. К сожалению, это наиболее важный, с позволения сказать, "урок", который извлекли из того случая военные.

Извлек уроки из этого события и Сталин, но его выводы были совсем другого плана. Плестись в хвосте событий, оправдываясь перед врагами — заведомо проигрышное дело. Поэтому для упреждения реакции противника и ее нейтрализации все последующие крупные этапы приведения войск в боеготовность уже активно прикрывали специальными пропагандистскими операциями.

Через месяц пришло время первой такой операции.

2. ТЕПЕРЬ НАЧИНАЕТ ПРОПАГАНДА

13 июня 1941 года стало важным этапом в предыстории Великой Отечественной Войны. В этот день Советское Правительство распространило свое Заявление, наделавшее много шума не только тогда, но и по сию пору вызывающее зачастую прямо противоположные оценки. Поскольку в советских газетах его опубликовали утром следующего дня, то у нас оно стало известно как "Заявление ТАСС от 14 июня".

13 июня первым заявление получил немецкий посол в Москве фон Шуленбург. Кратко описав циркулировавшие в мире слухи об усилении напряженности между Германией и СССР, заявление изложило позицию советского правительства:

"ТАСС заявляет, что: 1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь места; 2) по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; 3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными; 4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии по меньшей мере нелепо". {2}

Это Заявление кто только не мазал черной краской — и наемные историки, и написавшие воспоминания многие участники тех событий. В послесталинское время этот акт толковался практически только как оказавший расхолаживающее и разоружающее действие на советский народ и его вооруженные силы. (Из крупных военачальников, пожалуй, только А. М. Василевский относительно правдиво осветил отдельные аспекты этого дела, умолчав при этом о других, более важных.) Зачастую Заявление подавали так, будто бы оно совершенно парализовало и дезориентировало наших военных, не дав им подготовиться к войне:

"Тревожное настроение, достигшее особой остроты к середине месяца, как-то было приглушено известным Заявлением ТАСС... Такого рода выступление авторитетного государственного учреждения притупило бдительность войск. У командного состава оно породило уверенность в том, что есть какие-то неизвестные обстоятельства, позволяющие нашему правительству оставаться спокойным и уверенным в безопасности советских границ. Командиры перестали ночевать в казармах. Бойцы стали раздеваться на ночь". {3}

Мол, руки-ноги у комсостава отнялись, голова перестала работать. По такой логике после заявления в Красной Армии должна была наступить "расслабуха" и умиротворение вплоть до роковой ночи на 22-е июня. Не обошел его вниманием и бывший начальник Генштаба РККА маршал Г. К. Жуков, вспомнивший Заявление весьма оригинально:

"13 июня С. К. Тимошенко в моем присутствии позвонил И. В. Сталину и настойчиво просил разрешения дать указание о приведении войск приграничных округов в боевую готовность и развертывании первых эшелонов по планам прикрытия.

И. В. Сталин сказал:

— Сейчас этого делать не следует, мы готовим сообщение ТАСС и завтра опубликуем его.

— Ну, что? — спросил я.

— Велел завтра газеты читать, — раздраженно сказал С. К. Тимошенко и, поднявшись из-за стола, добавил: — Пойдем обедать! ". {4}

3. ВЫДВИЖЕНИЕ ВТОРОГО ЭШЕЛОНА КОВО — НАЧАЛО ВЫПОЛНЕНИЯ ПЛАНА ПРИКРЫТИЯ.

Итак, если верить Жукову, 13 июня Сталин отказался приводить в боеготовность первый стратегический эшелон. Но это фактически тоже самое, что поставить страну на край гибели! Что оставалось делать настоящему военному при таком неподдающемся логике упрямстве главы государства? Выход был один — спасать страну несмотря ни на что. Поэтому, пообедав, начальник Генштаба решился на отчаянный шаг. Пока Сталин с Молотовым готовили в Кремле свое Заявление, Жуков (предварительно уговорив наркома обороны или подделав его подпись) составил и, подвергая себя смертельной опасности, отправил в Киев следующий документ:

ДИРЕКТИВА НАРКОМА ОБОРОНЫ СССР И НАЧАЛЬНИКА ГЕНШТАБА

КРАСНОЙ АРМИИ ВОЕННОМУ СОВЕТУ КОВО

N 504205

13 июня 1941 г.

Совершенно секретно

Особой важности

Для повышения боевой готовности войск округа к 1 июля 1941 г. все глубинные дивизии и управления корпусов с корпусными частями перевести ближе к госгранице в новые лагеря, согласно прилагаемой карты.

1) 31 ск — походом;

2) 36 ск — походом;

3) 55 ск — походом;

4) 49 ск — по железной дороге и походом;

5) 37 ск — походом.

Приграничные дивизии оставить на месте, имея в виду, что вывод их к госгранице, в случае необходимости, может быть произведен только по моему особому приказу.

164 сд для лагерной стоянки вывести к 17 июня 1941 г.:

1) один сп — в Дунаевцы, 20 км. сев. Герца;

2) один сп — в район Ларга;

3) остальные части — в район Хотин.

Передвижения войск сохранить в полной тайне.

Марш совершать с тактическими учениями, по ночам.

С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов и горюче-смазочных материалов. Для охраны зимних квартир оставить строго необходимое минимальное количество военнослужащих, преимущественно малопригодных к походу по состоянию здоровья.

Семьи не брать.

Исполнение донести нарочным к 1 июля 1941 г.

ПРИЛОЖЕНИЕ: карта 500 000 — одна.

Народный комиссар обороны СССР

Маршал Советского Союза С. Тимошенко

Начальник Генерального штаба Красной Армии

генерал армии Г. Жуков {5}

Согласно последнему варианту плана прикрытия или, как он назывался, "Плану обороны на период отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск КОВО", указанным в директиве 31, 36, 37, 49 и 55-м стрелковым корпусам следовало подготовить в 30-80 километрах от границы противотанковые районы и тыловые оборонительные рубежи, чтобы с началом войны

"... в случае прорыва крупных мехсоединений противника на подготовленных рубежах обороны и в противотанковых районах задержать и дезорганизовать его дальнейшее продвижение и концентрическими ударами мехкорпусов совместно с авиацией разгромить противника и ликвидировать прорыв". {6}

Приложенная к директиве карта не опубликована, но бывший начальник оперативного отдела штаба КОВО И. Х. Баграмян подробно указал, куда направлялись эти войска:

"31-й стрелковый корпус из района Коростеня к утру 28 июня должен был подойти к границе вблизи Ковеля. Штабу корпуса до 22 июня надлежало оставаться на месте; 36-й стрелковый корпус должен был занять приграничный район Дубно, Козин, Кременец к утру 27 июня; 37-му стрелковому корпусу уже к утру 25 июня нужно было сосредоточиться в районе Перемышляны, Брезжаны, Дунаюв; 55-му стрелковому корпусу (без одной дивизии, остававшейся на месте) предписывалось выйти к границе 26 июня, 49-му — к 30 июня". {7}

Названые Баграмяном пункты — те самые районы развертывания, назначенные "глубинным" корпусам планом прикрытия КОВО.

Это значит, что директивой N504205 (и рядом аналогичных другим округам) Главнокомандование РККА начало поэтапный ввод в действие Плана прикрытия западных рубежей страны. 12-13 июня получили приказ выдвигаться на позиции, указанные планами прикрытия, вторые эшелоны западных округов. В тот день, когда по лживому свидетельству Жукова, Сталин якобы запретил это делать.

Для прикрытия данного мероприятия Сталин и провел пропагандистскую операцию в виде Заявления ТАСС от 13 июня. Поэтому теперь "мировая общественность" узнала о перемещениях советских войск не от японцев или, упаси Бог, Геббельса, а от самого Советского правительства в том плане, который ему был нужен. Ежели сейчас кто-то опять поднимет шум о передвижениях советских войск в сторону немецкой границы, то ответ уже всем известен, и причины события самые обычные — войсковые учения в западной части СССР и переподготовка резервистов. Правда, в этом году все это началось раньше месяца на полтора-два, чем обычно. Но Германия, как сосед и партнер по договору о ненападении, заранее честно и публично предупреждена об этих мероприятиях. Кто скажет, что такие действия кому-то угрожают?

Но этот аспект не ограничивал цели Заявления. В те дни весь мир внимательно следил за происходящим между СССР и Германией. В том, что между ними будет война, уже мало кто сомневался. В тот момент решался вопрос, на чьей стороне будут симпатии и поддержка населения западных стран, прежде всего — США и Англии. И с чем в определенной мере будут вынуждены считаться их правительства, и в конечном счете — чьими союзниками этим странам легче стать.

А на тот момент вопрос поддержки Советского Союза населением США был вовсе не очевиден. К концу 30-х годов, после двух десятилетий антикоммунистической пропаганды, Советский Союз в глазах западного обывателя если и выглядел лучше нацистской Германии, то ненамного. А после "пакта Молотова-Риббентропа", советско-финской войны и присоединения Прибалтики его "рейтинг" в Европе и США упал до опасно низкого уровня. СССР часто воспринимался не только как наглый агрессор сам по себе, но и зачастую как пособник или прямой союзник гитлеровской Германии. Один из опросов, проведенных в США в декабре 1939 г., зафиксировал, что из тех американцев, кто имел свое мнение о советско-финской войне, 99% были на стороне Финляндии и только 1% поддерживал Советский Союз. А Сталин, по мнению американского журнала "Тайм", являлся совместно с Гитлером самым ненавидимым человеком в мире. 33% опрошенных заявили, что Сталин хуже Гитлера, 30% — что они одинаковы, и только 16% считали Гитлера более опасным! Но и эти были уверены, что Сталин копирует методы Гитлера. {8}

Поэтому перед президентом США Рузвельтом стояла серьезная и трудная задача — обеспечить поддержку населением Соединенных Штатов Советского Союза при столь нелегких "стартовых" условиях. Для чего нападение Германии на СССР надо было представить предельно вероломным и подлым.

Дополнительная трудность заключалась в том, что при концентрации вермахта у советских границ нам нельзя было публично обвинять немцев в агрессивных намерениях. Германия в тот момент воевала с Англией. Дезинформируя СССР, Геббельс фактически сообщил на весь мир, что Германия готовит грандиозную десантную операцию против Англии. В любой момент он мог добавить, что Вермахт находится у советских границ только затем, чтобы уберечь свои войска от бомбежек английской авиации и дать им отдых перед десантом. Таким ходом немцы сначала легко парировали любые наши обвинения в свой адрес, после чего, в свою очередь задали бы всем вопрос — а зачем СССР на ровном месте портит хорошие отношения с Германией, одновременно сосредоточивая против нее огромную армию?

Поэтому мировая общественность услышала то, что нужно было Сталину: Советский Союз строго соблюдает условия договора, плохого против себя за Германией не подозревает и сам против нее ничего не замышляет. Чем поставили Гитлера в неудобное положение. Для него любой вариант публичной реакции — ответить или промолчать — был плох. Скажи в ответ, что тоже не собираешься нападать на СССР — и через неделю весь мир еще раз убедится в изощренной подлости и коварстве немцев. И вызовет к себе еще большую ненависть. Промолчи — невольно приоткроешь свои планы: значит, нечего сказать в ответ; значит, что-то готовят против русских.

После того как немцы вероломным нападением на СССР подали себя подлым агрессором, ситуация в общественном мнении в США резко изменилась. Оцените разницу: совсем недавно в войне с Финляндией нам сочувствовал всего один процент населения США. А после гитлеровского нападения за победу СССР высказалось уже 72% американцев, и только 4% желало победы Германии! {9} Сталин знал, чего добивался тем Заявлением.

Но и это было не последней его целью. Оно проходило также в рамках нейтрализации опаснейшего курса британского руководства, которое в тот момент активно готовило конфликт с СССР. Еще 7 июня премьер-министр Англии У. Черчилль сделал публичное заявление, что в ближайшее время столкновение между Германией и Советским Союзом неизбежно. Причем Черчилль не сообщил, что уже твердо знал — а именно что Германия нападет на СССР. Он только сказал о столкновении между ними. {10} А кто на кого нападет — не уточнил, и сделал это отнюдь не случайно.

Оставить без ответа такое заявление главы мировой державы значило нанести вред интересам СССР — коль русские молчат, значит, у них самих рыльце в пуху. Надо было считаться с тем, что в любой момент Гитлер может использовать выход к границе советских войск как предлог для обвинения в развязывании "советами" агрессии против Германии и всей европейской цивилизации. А Черчилль, готовивший военную провокацию против СССР, для оправдания своей акции легко с ним согласится.

Надо сказать, англичане были неплохо информированы о военной ситуации в западных районах СССР. И совсем не скрывали это от немцев. К примеру, вещавшая на Германию британская радиостанция "Новая революция" за три дня до войны любезно сообщала им, что все дороги, ведущие к границе, буквально забиты идущими на запад советскими войсками. Одновременно радиослушателям западной части СССР — в частности, Прибалтики — те же англичане говорили, что советские войска идут на войну с Германией:

"Ранним утром 19 июня мы выступили из лагеря и в тот же день прибыли ближе к границе, в район 20-25км восточнее Каунаса. Встречавшиеся по пути следования некоторые местные жители спрашивали: куда вы идете? Мы отвечали — на учение. Ими такой ответ не воспринимался. Они говорили, что накануне английское радио передавало, что вы идете на войну". {11}

В такой обстановке Заявление ТАСС дало возможность командованию РККА, очень нервозно реагирующему на возможность любых провокаций, выдвигать войска к границе спокойно, без лишних опасений и перестраховок. Но в тоже время заявление давало большие возможности и тем, кто по известным им причинам хотел сорвать подготовку войск для отражения нападения Германии.

4. ВЫДВИЖЕНИЕ ВТОРОГО ЭШЕЛОНА ЗАПОВО

На день раньше чем в КОВО, началось выполнение плана прикрытия в Западном округе. 12 июня в штаб ЗапОВО вызвали командиров ряда соединений окружного подчинения, состоящих как во втором эшелоне округа, так и во втором эшелоне армий прикрытия. В числе вызванных был командир 24-й стрелковой дивизии генерал-майор К. Н. Галицкий. Командующий округом генерал армии Д. Г. Павлов лично поставил им задачу — привести войска в готовность для передислокации в сторону границы, якобы для проведения учений:

"Во второй половине июня ... состоятся, видимо, большие учения войск округа, в ходе которых 24-я стрелковая дивизия будет переброшена на автомашинах двух автомобильных бригад в район Гродно". {12}

О том, что это делается для подготовки к отражению нападения Германии, Павлов не сказал ничего, но в заключение особо предупредил командиров:

"Никаких письменных указаний от меня и штаба округа не будет. Все делать согласно моим личным указаниям. Доложите их командующему армией генералу Кузнецову". {13}

Вызов командиров 12 июня для постановки задач на выдвижение их соединений был следствием директивы наркома обороны командующему войсками ЗапОВО:

1. Для повышения боевой готовности войск округам все глубинные стрелковые дивизии и управления стр. корпусов с корпусными частями вывести в лагерь в районы, предусмотренные для них планом прикрытия (директива НКО за ? 503859/сс/ов).

2. Приграничные дивизии оставить на месте, имея вывод их на границу в назначенные им районы, в случае необходимости будет произведен по особому моему приказу.

3. 44 стр. корпус, в составе управления корпуса 108, 64, 161 и 143 стр. дивизий и корпусных частей — вывести в район Барановичи, по Вашему усмотрению.

37 стр. дивизию вывести в район Лида, включив в состав 21 стр. корпуса.

4. Вывод указанных войск закончить к 1 июля 1941 года.

5. План вывода с указанием порядка и сроков вывода по каждому соединению представить с нарочными к [июня 41 г.]

Народный комиссар обороны СССР

Маршал Советского Союза С. Тимошенко

Начальник Генерального штаба К.А.

генерал армии Г. Жуков {14}

Легко заметить, что в этой директиве Тимошенко и Жуков даже не расписывали по карте, кого и куда выводить, как было в директиве для КОВО, а прямо указали, что войска выводятся в районы, предусмотренные планом прикрытия, разработанного по их директиве ? 503859/сс/ов. Только по сравнению со старой директивой здесь уточнили задачу для 37-й стрелковой дивизии и существенно изменили задачу 44-му стрелковому корпусу.

Таким образом, 12 июня 1941г. десять дивизий второго эшелона округа получили задачу выдвинуться в сторону границы. Причина, которую командирам соединений прямо не сообщили — начало выполнения плана прикрытия. Дата выступления тоже не указывалась: ее сообщили дополнительным распоряжением командующего округом. Командир 64-й сд генерал-майор Иовлев сообщил, что такую команду Павлов дал только через три дня -15 июня. Переброску дивизий следовало начать еще через три дня — 18 июня:

" Части 64-й стрелковой дивизии в начале лета 1941 года стояли в лагерях в Дорогобуже. Дивизия входила в 44-й стрелковый корпус, которым командовал комдив В.А. Юшкевич... 15 июня 1941 года командующий Западным Особым военным округом генерал армии Д. Г. Павлов приказал дивизиям нашего корпуса подготовиться к передислокации в полном составе. Погрузку требовалось начать 18 июня. Станция назначения нам не сообщалась, о ней знали только органы военных сообщений (ВОСО). Погрузка шла в лагерях и в Смоленске. Ничто не говорило о войне, но необычность сборов, не предусмотренных планом боевой подготовки, настораживала людей, и у многих в глазах можно было прочесть тревожный вопрос: неужели война?" {15}

Следует отметить крутые меры Павлова по сохранению скрытности выдвижения. К примеру, в соседних округах "глубинные" корпуса и дивизии получили письменные директивы на марш в сторону границы. В Западном военном округе такие приказы отдавались только устно. Причем, даже в устных приказах войскам ставилась задача всего лишь выйти на какие-то учения. Более того, тем командирам, соединения которых перебрасывались по железной дороге, не сообщили даже конечные пункты назначения. О возможности войны вообще не было сказано ни слова. С позиции сохранения скрытности Павлов поступил идеально.

Возможно, конечно, что Павлов тут просто дул на воду. Еще в мае сразу два командира из его округа перебежали к немцам с секретными документами {16}, и он теперь перестраховывался. А что будет, если указать в письменном приказе, что войска выполняют по план прикрытия, а кто-либо из командиров с таким приказом тоже перебежит к немцам? Тогда из Москвы попадет — мало не покажется. Но действия Павлова могут объясняться и другими причинами.

5. ВЫДВИЖЕНИЕ ВТОРОГО ЭШЕЛОНА ПРИБОВО

Из трех особых округов ПрибОВО был самым слабым по своему составу. Соответственно его второй оперативный эшелон тоже уступал резервам Киевского и Западного округов, хотя численно сам по себе он выглядел довольно внушительно. На 13 июня в нем насчитывалось шесть стрелковых дивизий. Но, несмотря на такую численность, к 15 июня второго эшелона в ПрибОВО фактически не оказалось. Дело в том, что все шесть дивизий — 179, 180, 181, 182, 183 и 184-я, были созданы на основе соединений бывших прибалтийских буржуазных государств, год назад вошедших в состав СССР. Поэтому Красная Армия получила по наследству от старых армий значительную часть их офицерского состава. Который, скажем так, преданностью советским идеалам не отличался. Рядовой состав этих дивизий также комплектовался, в основном, из граждан СССР прибалтийских национальностей — литовцев, латышей и эстонцев. А эти народы, которые основной массой хоть и добровольно вступили в СССР, за столь короткое время тоже не успели стать советскими людьми.

Потому нет смысла долго доказывать, что определенная часть этих солдат и, в особенности, офицеров, были враждебно настроены к Советскому Союзу. А часть офицерского состава вообще оказалась участниками подпольных националистических организаций, которые, в свою очередь, были прямо связаны с немецкими спецслужбами.

Наличие в армии пятой колонны нетерпимо в любом случае, а виду явного приближения войны это особенно опасно. НКВД довольно сильно затянул с окончательной ее ликвидацией. Только за неделю до войны, 14 июня 1941г., в экстренном порядке началась решительная чистка этих соединений от ненадежного элемента. Ликвидация вражеского подполья сопровождалась перестрелками, причем убитые были с обеих сторон. Безусловно, чистка существенно ослабила силы прибалтийских союзников Гитлера. Однако полностью ликвидировать пятую колонну НКВД не сумел ни в армии, ни среди населения Прибалтики. С началом войны она причинила определенный вред советским войскам, нанося им удары в спину. В Вильнюсе, Риге, Каунасе и других городах прошли настоящие бои с пособниками гитлеровцев. К примеру, отступающая 5-я стрелковая дивизия в городе Каунас (Ковно) была встречена огнем боевиков литовской фашистской организации "Шаулю саюнга" (Союз стрелков) и уничтожила около трехсот этих гитлеровских пособников. {17}

Еще хуже было то, что с началом войны взбунтовались некоторые подразделения литовских дивизий. Предательски уничтожив советских командиров, они, правда, в основном разбежались, но некоторые все же сочли возможным нападать на отступающие советские части.

Поэтому на середину июня командование округа обоснованно считало все шесть территориальных стрелковых дивизий — 180, 182 (эстонские), 181, 183 (латвийские), 179 и 184-ю (литовские) ненадежными, и, значит, небоеспособными. Когда командующий округом Кузнецов 22 июня просил помощи от Генштаба, то он обосновывал просьбу и фактической небоеспособностью этих дивизий.

По этой причине в середине июня во второй оперативный эшелон округа срочно ввели 65-й стрелковый корпус в составе 11 и 16-й стрелковых дивизий. Раньше они прикрывали эстонское побережье и устье Финского залива, а с началом войны по плану прикрытия вообще должны были перейти в состав Северного фронта, преобразовываемого из Ленинградского округа. {18}

В середине июня, как и в других округах, началась подготовка к передислокации этих соединений в сторону границы. 17 июня приступили к переброске по железной дороге 11-й стрелковой дивизии в район прикрытия 8-й армии, южнее Шауляя. 21 июня ее первые эшелоны разгрузились на станции Шедува и стали сосредоточиваться чуть западнее, в 35-45 км от границы. {19}

16-ю стрелковую дивизию предполагалось перебросить на участок прикрытия 11-й армии в район г.Пренай. Но к 23 июня успели перебросить в район Елгавы только управление 65 стрелкового корпуса. Сама 16-я сд из-за недостатка подвижного состава к 22 июня не смогла начать погрузку, а затем ее переброску и вовсе отменили. {20}

Очевидно, к тому времени, когда удалось выделить дефицитные вагоны, у советского командования появился и опыт участия в войне прибалтийских национальных дивизий. Видимо, опасаясь возможного удара в спину — на этот раз эстонских гитлеровцев — командование РККА не стало оголять главную базу Балтийского флота и побережье Финского залива. Впервые участие в боевых действиях 16-я сд приняла только в начале июля.

Тем не менее, на 17 июня в ПрибОВО, как и в других округах, дивизии, реально составлявшие резерв округа, либо готовились, либо уже начали переброску в назначенные им районы развертывания у западной границы.

Всего на 18 июня вместе с дивизиями ПрибОВО готовились к переброске или выводились в сторону границы 27 дивизий второго оперативного эшелона западных округов. Эти соединения добавились к 42 дивизиям резерва Главнокомандования и массе отдельных частей, находившихся на различных этапах переброски.

Однако и эти действия не охватывали весь процесс повышения боеготовности войск ПрибОВО. После 13 июня, то есть с момента, когда вышло якобы "расхолаживающее" и "дезориентирующее" Заявление ТАСС, мероприятия по повышению боеготовности пошли в ПрибОВО уже сплошным потоком, захватив практически все войска округа. 15 июня последовал приказ N0052 Военного совета округа "По обеспечению боевой готовности войск округа". Этот обширный (5 страниц текста) приказ полностью должен был знать весь комсостав округа, начиная от командира дивизии. В преамбуле указывалось:

"...именно сегодня, как никогда, мы должны быть в полной боевой готовности. Это многие командиры не понимают. Но это надо твердо и ясно понять, ибо в любую минуту мы должны быть готовы к выполнению любой боевой задачи.

Подготовку проводить без шума, спокойно, скрытно, но работать надо день и ночь, ночь и день. Всегда быть в боевой готовности. Каждый командир должен знать свою позицию, подготовить ее и быть в полной готовности разбить на этой позиции любого врага".

Хотя о войне с Германией в ближайшие дни командующий войсками округа генерал-полковник Кузнецов прямо еще не сказал, но приказная часть не оставляла сомнений, что предусмотренные ею мероприятия — фактически уже выход на тропу войны:

"...К 22 июня каждый командир дивизии должен выработать решение на местности, которое командующему армией утвердить и за каждую дивизию донести...

5. Установку противотанковых мин и проволочных заграждений перед передним краем укрепленной полосы готовить с таким расчетом, чтобы в течение трех часов минное поле было установлено, для чего: в каждом полку провести показные занятия с командирами и красноармейским составом саперных взводов и предусмотреть привлечение, по мере необходимости, саперных батальонов, работающих в полосе укрепленных районов по плану, утвержденному командующим армией.

6. Проволочные заграждения начать устанавливать немедленно, в первую очередь перед передним краем полосы [обороны] дивизии, и по окончании развивать установку проволочных заграждений в глубине полосы дивизии. Командующему армией лично принять решение о прикрытии стыка.

7. Подготовить постановку завалов по плану командующего армией, для чего наметить деревья, направление их укладки, подготовку проволоки для обвязывания завалов, подготовить противотанковые и противопехотные мины для закладки их впереди завалов, между завалами и своими окопами...

16. ...С первого часа боевых действий организовать охранение своего тыла, а всех лиц, внушающих подозрение, немедленно задерживать и устанавливать быстро их личность.

Каждый командир и каждый политический работник должен крепко понять, что сейчас надо работать не по дням, а по часам и делать то, для чего раньше затрачивали день, теперь это делать в течение часа и делать организованно, крепко, надежно.

17. Самолеты на аэродромах рассредоточить и замаскировать в лесах, кустарниках, не допуская построения в линию, но сохраняя при этом полную готовность к вылету.

Парки танковых частей и артиллерии рассредоточить, разместить в лесах, тщательно замаскировать, сохраняя при этом возможность в установленные сроки собраться по тревоге". {21}

И так далее. Помимо этого приказа, в тот же день войска прикрытия получили еще одну директиву N00224 Военного совета округа, касающуюся уже только их. Директива устанавливала порядок оповещения войск при внезапном нападении крупных сил противника или перелете границы авиационным соединением. Донесения об этом следовало отправлять всеми видами связи, а по радио — посылать открытым текстом для экономии времени, сопровождая условным паролем. Для незамедлительного получения сигнала о нападении с 17.6.41 устанавливалось непрерывное дежурство в эфире приемников радиостанций 11-АК или РСБ штабов всех соединений ПрибОВО на установленной директивой волне 156 . {22}

Но и эта директива в течение 14-15 июня оказалась не последней из тех, что предназначалась только приграничным дивизиям.

6. ВЫДВИЖЕНИЕ ПЕРВОЙ ОЧЕРЕДИ ПРИГРАНИЧНЫХ ДИВИЗИЙ

Таким образом, 12-13 июня в соответствие с директивами наркома обороны на выдвижение вторых эшелонов, западные округа начали выполнять каждый свой план прикрытия. Но поскольку этот план, как следует из его названия, в первую очередь касался дивизий прикрытия границы, то в середине июня помимо сил второго оперативного эшелона западных округов пришли в движение и приграничные дивизии.

Сначала несколько слов о том, что представляла собою система обороны границы. В мирное время ее охраняли пограничные войска наркомата внутренних дел (НКВД) СССР. На самой границе в 8-12 километрах друг от друга располагались пограничные заставы численностью до 40 человек каждая. К линии границы примыкала полоса предполья укрепленных районов (УР). В ПрибОВО глубина такой полосы доходила до 10-15 километров, в других округах она была существенно меньше. В полосе предполья УРов еще с весны 1941 г. находились передовые подразделения приграничных дивизий, которые наряду с охраной и обороной своих позиций занимались там строительством оборонительных сооружений.

Как правило, для работ в предполье и его охраны дивизии выделяли по одному батальону от каждого стрелкового и по дивизиону — от артиллерийских полков. Эти подразделения с оружием и боеприпасами находились там в постоянной готовности, выход в предполье без оружия командованием запрещался. {23}

Еще чуть дальше (в ПрибОВО на удалении 10-30 км от границы) располагалась главная полоса обороны укрепленного района с бетонными ДОТами, ее общая глубина составляла от 4 до 15 км. Весной и летом 41-го все вновь вводимые в строй ДОТы сразу же занимались постоянными гарнизонами.

Главные силы большинства приграничных дивизий находились в летних полевых лагерях в 10-30 км от границы — то есть практически в пределах главной полосы УРа. Как правило, в обороне дивизии должны были располагаться в два эшелона: в первом, непосредственно у границы, занимали позиции два стрелковых полка, а в резерве, при штабе находился еще один стрелковый полк.

Однако на середину июня 1941 года основные силы ряда приграничных дивизий, т.е. имеющих оборонительные позиции на границе, еще находились в лагерях за сотни километров от своих участков обороны! Так сложилось потому, что до угрозы нападения, они временно находились в тех местах, где имелись подходящие условия для расквартирования.

В ПрибОВО таких соединений было почти треть от всех сил, выделенных для обороны границы. Из состава 48, 126 и 23-й стрелковых дивизий только по 2-3 стрелковых батальона и 1-2 артдивизиона от каждой находились на своих участках обороны, занимаясь там строительством укреплений. Остальные силы дивизий располагались за 150-200 километров от них — в Рижском, Погулинском и Новосвенцянском полевых лагерях,.

В Киевском округе в аналогичном положении пребывали 5 приграничных соединений — 62, 135, 60, 96 и 164-я стрелковые дивизии. Но дальше всех от своего района прикрытия располагалась 1-я танковая дивизия из Ленинградского военного округа. На 15 июня 1941 она базировалась в районе Пскова, а ее район сосредоточения по плану прикрытия находился западнее Кандалакши — за 1000 километров от лагеря!

Чтобы успеть к началу войны, эти соединения надо было перебрасывать к границе в первую очередь. Поэтому здесь они условно и названы первой волной приграничных дивизий.

По некоторым данным, первоначально их предполагали вывести на участки прикрытия одновременно с дивизиями второго оперативного эшелона округов. Поскольку начала войны командование РККА ожидало не ранее 1 июля, то и готовности на своих участках обороны эти соединения, вместе с дивизиями второго эшелона, должны были достичь тоже примерно 1 июля. К примеру, 62-я стрелковая дивизия КОВО на 11 июня находилась за 100 километров от своего участка обороны. 11 июня Военный Совет КОВО запросил разрешения наркомата обороны вывести ее в район этого участка (20-30 от границы) именно после 1 июля. Генштаб в лице начальника его оперативного отдела Ватутина согласился с предложением. {24} Поскольку для перехода ей требовалось около трех суток, то и марш она должна была начать где-то не ранее 26-27 июня.

Но неожиданно в Москве в оценке обстановки на границе что-то изменилось. Поэтому 62-я стрелковая дивизия начала марш к своему участку прикрытия на 10 дней раньше — уже 16 июня. Одновременно с ней двинулась к своему району сосредоточения 135-я сд из второго эшелона 5-й армии. Через три дня, 19 июня 62-я стрелковая дивизия прибыла в район своей полосы обороны.

Еще раньше были выдвинуты к границе 60, 96 и 164-я стрелковые дивизии 17-го стрелкового корпуса 12-й армии, но о них будет отдельный разговор в следующей главе.

17 июня начала грузиться в эшелоны 1-я танковая дивизия Ленинградского военного округа, а в ночь с 18 на 19 июня она отправилась из Пскова в район Кандалакши, в расположение 14-й армии. {25}

В Прибалтийском округе этот процесс проходил следующим образом.

14 июня 1941 года Военный совет округа отдал директиву о передислокации дивизий, удаленных от своих участков прикрытия, в пограничную зону под видом выхода на учения. Вместе с ними перебрасывались некоторые артиллерийские части:

N0023 14 июня 1941 года Совершенно секретно

Экз. N1

План передислоцирования

Срок выступления

Район расположения

Маршрут

Район сосредоточе-

ния

Срок сосредото-

чения

48 СД

16.6

Рижский лагерь

РИГА-ШАУЛЯЙ-НЕМАКШЧЯЙ

23.6

23 СД

16.6

Двинский лагерь

ДВИНСК-УКМЕРГЕ-ИОНАВА-КАУНАС

Леса южнее КАУНАС

23.6

126 СД

16.6

Свенцянский лагерь

СЬВЕНЦЯНЫ-ВИЛЬНЮС-ПРЕНЫ

Леса западнее и юго-вост. ПРЕНЫ

23.6

183 СД

18.6

Гульбенский лагерь

ГУЛЬБЕНЕ, ДЗЕНИ, ЛИГАТНЭ

Рижский лагерь

25.6

47,73 КАП

Рижский лагерь

ж/д

В места зимних стоянок

24.6

402 ГАП

Рижский лагерь

ж/д

Лес в р-не ст. СЕДЕРЯЙ

24.6

Управл. 24 СК

ГУЛЬБЕНЕ

ж/д

ПРЕНЫ

28.6

613 КАП

ГУЛЬБЕНЕ

ж/д

ПРЕНЫ

28.6

{26}

Когда историки рассказывают о боевых действиях на Северо-Западном фронте (СЗФ), то как правило сообщают, что 22 июня 48-я стрелковая дивизия в 30 км от границы вступила в бой разрозненно, по частям, понесла большие потери и 23 июня была практически разгромлена. Как бы получается, что руководство страны не думало приводить войска в готовность к отражению немецкого удара, и война свалилась на дивизию неожиданно.

Но ведь еще 5 дней назад она была в 200 километрах восточнее! 14 июня ее части были срочно вызваны с полевых лагерных сборов и прибыли в Ригу. {27} На следующий день, 15 июня, командир дивизии получил приказ Военного Совета округа:

15.6.41

N00217 КОМАНДИРУ 48 СД

Копия: командующему 8 А

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. 48 сд вывести и расположить на стоянку в лесах южнее и севернее НЕМАКШЧАЙ. Точно районы для полков обрекогносцировать и определить в течение 14 и 15.6.

2. Вывести все части дивизии и взять с собой все запасы, рассчитанные на первый мобилизационный эшелон.

3. На зимних квартирах оставить минимальное количество людей, необходимых для отмобилизования 2-го эшелона дивизии окарауливания складов с имуществом, оставленного для этого 2-го мобилизационного эшелона.

4. выступить в ночь с 16 на 17.6 и перейти в новый район только ночными переходами. Сосредоточение дивизии закончить полностью к 23.6.

5. Днем располагаться на привалах, тщательно маскируя части и обозы в лесах.

6. План перехода дивизии в новый район и заявку на необходимый автотранспорт представить мне к 12.00 16.6.41.

7. Особое внимание обратить на полную боевую готовность дивизии.

КУЗНЕЦОВ ДИБРОВА

КЛЕНОВ

15.6.41 — печатала

А. Соколова

{28}

Аналогичные приказы в тот день получили остальные части и соединения, перечисленные в плане передислокации. {29} К утру 22 июня главные силы 48 и 126-й стрелковых дивизий вышли к своим районам сосредоточения, части 23-й сд на тот момент находилась чуть восточнее.

7. ПЕРВЫЙ ЭТАП ПЛАНА ПРИКРЫТИЯ

Подведем некоторый итог представленным выше фактам. Если вернуться к Заявлению 13 июня в том смысле, как его извратили хрущевцы, то можно заметить, что командирам не то чтоб проникаться "дезориентирующим" действием, его даже читать толком было некогда. Поскольку под прикрытием Заявления командование Красной Армии ввело в действие план прикрытия на западной границе СССР. План вводился в два этапа. На первом, который мы только что рассмотрели, 15-18 июня к своим позициям двинулись войска второго эшелона приграничных округов и первая волна приграничных дивизий.

Еще раз подчеркнем: начав его выполнение, официальной команды "Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года" НКО никому не давал! Поэтому 13-17 июня от наркома обороны, ни от командующих округов своим войскам никаких шифрованных телеграмм вроде "Ввести в действие КОВО-41 (ЗапОВО-41, ПрибОВО-41 и т.п.) — не было. Выше говорилось, что официальный ввод в действие плана прикрытия, как и объявление мобилизации — практически то же самое, что начало войны по инициативе Советского Союза. Для сохранения скрытности и недопущения слухов о подготовке советской стороны к войне с Германией план прикрытия вводился последовательно отдельными приказами из Генштаба. Упрощенно технология этого процесса выглядит так. Вначале план как бы разбили на отдельные разделы, а затем их содержание провели рядом отдельных приказов и директив. Не сообщая при этом, что вводится план прикрытия. Эта мысль руководителей страны и армии проста и естественна, но ее до сих пор не поняли и не заметили многочисленные историки, занимающиеся событиями кануна Великой Отечественной Войны. Оттого до сих пор и появляются следующие "выводы" в отношении действий Сталина:

"Этот день, 13 июня 1941 г., Жуков запомнил особенно хорошо, потому что на следующее утро во всех газетах было опубликовано совершенно невероятное "Сообщение ТАСС".

Именно это "Сообщение ТАСС" имел ввиду Сталин, когда приказывал Тимошенко "читать газеты". Сталин не собирался вводить в действие ПЛАН ПРИКРЫТИЯ до самого "внезапного" нападения Германии и, тем более, не собирался делать это в день опубликования "Сообщения ТАСС". {30}

Резервы округов ("глубинные" корпуса и дивизии) сразу направлялись в назначенные планом районы развертывания. Приграничные дивизии первой волны, дислоцировавшиеся за 100-200 километров от границы, на этом этапе направляли не прямо на свои позиции (этот этап еще не наступил), а в районы сосредоточения в 20-30 км за ними. Эти соединения подтягивали к состоянию готовности остальных дивизий прикрытия, на тот момент еще располагавшихся в своих полевых лагерях.

Но как и при развертывании войск РГК, эти войска по указаниям Генштаба готовились к выступлению неторопливо, и двинулись в путь не сразу, а с существенной задержкой.

Второму эшелону КОВО в составе 28 дивизий до позиций по плану прикрытия было 6-8 суток ходу. Если б они двинулись в путь на следующий день после выхода Директивы НКО, то уже 20-22 июня даже 15 малоподвижных стрелковых дивизий могли быть на своих позициях. Поскольку все соединения выступили своим ходом, то железнодорожный транспорт их передвижения уже не лимитировал.

Как пишет Баграмян, в округе к данному этапу уже все было подготовлено: проведена рекогносцировка маршрутов движения и районов сосредоточения, в начале мая заготовлены соответствующие директивы. Фактически там осталось только проставить дату выступления.

Однако Генштаб, определив срок начала войны не ранее 1 июля 1941, готовность второму оперативному эшелону округов назначил также к 1 июля. Эта ошибка привела к потере драгоценного времени в условиях, когда уже было ясно, что нападение немцев — вопрос ближайших дней. В итоге только 15 июня, через двое суток после директивы НКО штаб КОВО начал рассылать в дивизии свои давно заготовленные директивы на выступление. Затем последовали затяжные сборы, съевшие еще два-три дня, и только кое-где 17-го, а в основном — 18 июня дивизии двинулись в районы развертывания {31}, потеряв от 4 до 6 суток.

Еще хуже получилось в ЗапОВО. Здесь войскам поставили задачу 12 июня, в путь они двинулись 18-19 июня, а 24-я стрелковая дивизия генерал-майора Галицкого— и вовсе 22 июня. От директивы Генштаба до выступления войск прошло шесть-десять суток.

Можно было б, конечно, свалить такую задержку на Сталина. Мол, это он ошибся со сроками на 8-10 дней и держал генералов за руку. Вот только куда в таком случае девать "выводы" историков, что Сталин ожидал нападения немцев не ранее 1942 года?

Т.о., главнокомандование РККА вместе с командующими округов явно не торопилось. Ведь по расчетам Генштаба, к середине июня немцы еще не сосредоточили почти треть своей армии — около 50-60 дивизий, а для этого потребуется никак не меньше 3 недель времени. И то, что неожиданным выдвижением первой волны приграничных дивизий Главнокомандование РККА стало вдруг действовать вопреки своим планам и расчетам, говорит о том, что руководство страны поняло, что наркомат обороны ошибся с оценкой обстановки, и немцы могут начать раньше 1 июля. В связи с чем из Кремля начали дергать наркомат обороны, чтобы тот шевелился быстрее.

Но даже при такой ошибке и с такими задержками на 18 июня 1941 года по планам развертывания и прикрытия перебрасывались (или готовились к переброске) к немецкой границе 78 советских дивизий. К 18 июня оставались в полевых и стационарных лагерях только приграничные дивизии и второй эшелон армий прикрытия. Но находиться им там оставалось недолго.

ГЛАВА IV

ДЕЗИНФОРМАЦИЯ С ДВУХ СТОРОН

Вряд ли стоит особо рассматривать расхожую глупость, будто Сталин не доверял информации советской разведки. В главе II мы убедились, что решение о начале стратегического развертывания вооруженных сил СССР было принято именно на основе разведывательной информации. Это естественно, по-другому быть просто не могло.

Что нападение Германия состоится летом сорок первого, ни для кого в руководстве СССР тогда не было секретом. Один из шефов НКГБ-НКВД генерал П. Судоплатов писал:

"Красивая легенда об игнорировании предупреждения разведки о начале войны Германии против СССР не соответствует действительности. О том, что война будет, все знали, знали, что она начнется летом".

В вопросе доверия сообщениям разведки проблема состоит как раз в обратном — стоило ли доверять информации разведки в той степени, как доверяло ей руководство СССР? Сколько в том огромном потоке информации, что направили в Москву разведслужбы, было правды, и насколько, к примеру, командование РККА и Сталин отличали правду от дезинформации?

Вспомним момент, который потом очень дорого обошелся советскому народу. В решающий период подготовки к отражению гитлеровской агрессии наша разведка вместе с Генштабом в течение двух месяцев дезинформировали руководство СССР о количестве сосредоточенных у наших границ германских дивизий. Сначала их число преувеличили, а затем, что гораздо хуже, в несколько раз занизили темп наращивания группировки Вермахта. Причем на этот раз они вводили в заблуждение руководство в последние три недели перед войной, когда подлинная информация была на вес золота.

Создается впечатление, что советская разведка соревновалась с немецкой — кто больше дезориентирует советское руководство. Хотя объективно нашей разведке и Генштабу пришлось очень тяжело. Поскольку для сокрытия места главного удара, даты нападения и способа нанесения удара, немцы ввели в действие небывалую до тех пор систему дезинформации. Условно ее можно разделить на два уровня.

Первый уровень состоял в следующем. Поскольку скрыть сосредоточение у советских границ огромной армии вторжения в принципе невозможно, то это чуть ли не в открытую подавалось так, будто немецкие войска находятся в Польше для ввода в заблуждение англичан перед высадкой на Британские острова. Такая установка путем различных слухов, а также прозрачными намеками через ведомство Геббельса, распространялась среди массы обывателей и военнослужащих третьего рейха.

Конечно, подобным способом ввести в заблуждение советское руководство невозможно. Это делалось скорее для того, чтобы преждевременно не будоражить слухами о войне против СССР свое население и личный состав Вермахта. Но в основном такая дезинформация служила скорее для использования в межгосударственных отношениях на дипломатическом уровне: Гитлер старательно изображал, что это направлено против Англии, а Сталин делал вид, что этому верит. До последнего момента никто не хотел показать, что именно он является инициатором ухудшения и разрыва советско-германских отношений. И, следовательно — виновником развязывания войны. (Именно поэтому в Заявлении ТАСС от 13 июня сказано, что переброска германских войск в восточные районы Германии связана с мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям.)

Второй уровень дезинформации был гораздо изощреннее. В свою очередь его можно разделить на три главных направления.

Чтобы скрыть характер предстоящей войны и способ нанесения первого удара, немцы убаюкивали командование Красной Армии мыслью, что в начале войны основные усилия авиации будут направлены на удары по промышленным объектам и центрам — для экономического ослабления СССР. Отсюда советское командование должно было сделать вывод, что Германия нацеливается на затяжную войну, и потому начало войны будет относительно спокойным.

Второе направление дезинформации скрывало суть плана "Барбаросса" и направление главного удара. Для этого немцы по разным каналам подсовывали нам детали своих первоначальных, впоследствии отвергнутых, вариантов плана нападения на СССР.

И наконец, для сокрытия даты нападения нашей агентуре в качестве таковых последовательно и упорно подсовывались сроки от второй половины мая до 15 июня включительно. Но назначенные сроки проходили один за другим, а нападения все не было и не было. А после 15 июня пошли сообщения, что война переносится на конец июня. Это помогло командованию РККА еще крепче убедиться в своем тяжком заблуждении, что война начнется не ранее начала июля 1941.

Давайте посмотрим, как немцы это проводили, на примере деятельности двух легендарных разведывательных групп, столь известных, что они не нуждаются в особом представлении. Такая известность уже сама по себе настораживает, поскольку самыми знаменитыми в истории становятся, как правило, именно провалившиеся разведчики (не провалившихся тщательно скрывают). Разумеется, провалиться можно по разным причинам, и факт провала сам по себе еще не причина, чтобы бросать тень на раведчика и ценность добытых им сведений. Но если провалившийся разведчик еще ДО его официального ареста начинал гнать поток дезинформации, то здесь вопрос должен ставиться уже так: использовали ли вражеские спецслужбы его в темную, или же он работал прямо по их указке? Ибо после внимательного прочтения сообщений иных легендарных разведчиков появляется мысль — может, лучше б они их вообще не присылали?

1. Р. Зорге. На кого работал?

Почти любой школьник знает, что Рихард Зорге — выдающийся разведчик, заблаговременно сообщивший в Москву точную дату нападения Германии. Но болезненно недоверчивый к своим (и столь же доверчивый к Гитлеру) И. Сталин это предупреждение проигнорировал и запретил поднимать войска по тревоге. Хрущевцы сумели сделать так, что одно только упоминание имени Зорге стало как бы укором Сталину. Перефразируя известное выражение: говорят — "Зорге", подразумевают — что Сталин проспал начало войны. Легенда о Зорге — неотъемлемая часть лживого мифа о запрете Сталиным приведения войск Красной Армии в боеготовность перед 22 июня.

Безусловно, дату начала войны немцы хранили в глубокой тайне, даже командирам частей вермахта она была доведена перед самым нападением. Но парадокс в том, что, пытаясь спровоцировать правительство СССР на преждевременное объявление мобилизации и тем выставить нас перед миром нарушителями пакта о ненападении и агрессорами, немцы подсовывали через нашу агентуру в качестве таких сроков конец мая — первую половину июня вплоть до 15-го число этого месяца. В директиве начальника штаба ОКВ фельдмаршала Кейтеля ? 050/41 от 15 февраля 1941г. одним из основных каналов дезинформации определялся дипломатический, по которому начальник разведки и контрразведки:

"...руководит также передачей целесообразных дезинформационных сведений атташе в нейтральных странах и атташе нейтральных государств в Берлине. передача целесообразных дезинформационных сведений [военными] атташе в нейтральных странах".

И выдающийся разведчик сыграл в усилиях немцев не самую последнюю роль.

Гений провала

Прежде чем осветить эту роль, имеет смысл кратко рассмотреть его путь как сотрудника Коминтерна и Разведывательного управления РККА — РУ (с 1943 г. оно стало Главным Разведывательным Управлением). И мы с удивлением обнаружим, что путь этот густо усеян многочисленными проколами и провалами.

В 1919-1925 гг. Рихард Зорге был активным членом Коммунистической партии Германии (последние 2 года — на нелегальном положении). {1} В архиве немецкой тайной полиции осталось досье на коммуниста Зорге, по наследству перешедшее гитлеровскому гестапо. В Германии осталась и его первая жена, также бывшая членом КПГ и группы "Спартак". В 1927 г. Зорге как сотрудник Коминтерна выезжает в Скандинавию, но в 1928 г недовольное начальство за "вмешательство в политические дела" его отсюда убирает (другими словами, "засветился"). Затем он переводится в Англию, где за подобную деятельность его также быстро арестовывает полиция. {2}

После этого в 1929 г. Зорге исключают из Западноевропейского бюро Коминтерна и сразу же принимают в ГРУ. Поскольку в Европе он уже наследил, его отправляют в Китай. После двух лет работы в Шанхае он снова попадает под подозрение как агент советской разведки, и оттуда его также срочно убирают. {3}

Но почти сразу после этого, в 1933 г. Зорге направляют резидентом ГРУ в Токио. И это несмотря на то, что после провала в Китае существовала

"...возможность того, что "Рамзай" в результате своих шанхайских ошибок взят на учет японской контрразведкой и сразу же будет находиться под наблюдением ...Наиболее вероятную и почти неизбежную угрозу представляла возможность поступления информации о шанхайской деятельности "Рамзая" по линии связей между шанхайской и токийской колониями немцев". {4}

Надо пояснить, что в 30-е годы Германия оказывала некоторую помощь Китаю в его войне с Японией, и там находилась колония немцев, в среде которых вращался и попал под подозрение Зорге. После заключения с Японией в 1936 г. Антикоминтерновского пакта Германия свернула сотрудничество с Китаем, и большая часть ее дипкорпуса из Шанхая перебралась в Токио, ставший центром германской деятельности на Дальнем Востоке. Там Зорге близко сходится с германским кадровым разведчиком, подполковником Абвера Оттом (с 1934 г. — военный атташе (ВАТ), с 1938 г. — посол в Японии). Считается, что Зорге в течение 7 лет активно "доил" этого Отта, получив через него доступ к секретной информации и даже возможность фотографировать эти материалы прямо в здании посольства, в его кабинете. Особенно успешно подобным образом он действовал в период 1936-38 гг. Однако с конца 1938 г. эти условия стали меняться к худшему. Это произошло будто бы потому, что число немецких дипломатов увеличилось и помещения германского посольства переполнились людьми.

Непотопляемый

3 июля 1938 г. из СССР в Маньчжурию бежал и сдался японцам начальник Управления НКВД по Дальневосточному краю генерал Генрих Люшков, прихватив с собой шифры, документы, списки агентуры. Здесь он был допрошен японцами (сообщив им в том числе и "об оппозиционно настроенной группе армейских лиц в ДВО"). Утверждается {5}, что основное содержание показаний Люшкова Зорге передал по радио еще в конце лета 1938 г. Между партнерами по Антикоминтерновскому пакту существовал специальный протокол об обмене разведывательной информацией, в соответствии с которым японцы могли передать Германии через ВАТ эти данные, что и стало добычей Зорге. В октябре 1938 г. в соответствии с упомянутым протоколом для допроса Люшкова из Германии прибыл полковник Абвера.

Зорге якобы не придавал большого значения (!) инциденту с перебежчиком, поэтому сфотографировал всего половину отчета этого полковника и только по требованию Центра через два месяца, в январе 1939 г. переслал пленку в Москву. Это более чем странно. Ведь дело касалось жизни агентов НКВД в Китае и Японии, да и самого Зорге! По логике ему надо было лезть из кожи вон, чтобы скорее добыть и переслать отчет по назначению, коль скоро он имел к нему доступ. Конечно, Зорге работал в Разведупре, и его имя вряд ли было известно Люшкову. Но ведь из РУ на Дальний Восток, в том числе и в УНКВД, поступали добытые им сведения, и на их основе можно было сделать вывод, что агент РУ связан с немецким посольством! Так что ухудшение условий "работы" в посольстве может иметь и другое объяснение, нежели переполнение людьми его помещений: получив сигнал, служба безопасности ужесточила режим секретности и одновременно начала проверку сотрудников.

Возможно, именно поэтому вскоре стало еще хуже. В июне 1939 г. Зорге сообщает, что не может найти места для фотосъемки и "что лучший период моей работы здесь на месте уже прошел". Хотя должно быть наоборот: весной 1939 г. статус Зорге изменился — он становится штатным сотрудником посольства в качестве пресс-атташе. Теперь как германский дипломат он имеет неприкосновенность, его машина украшена посольским вымпелом и полицейские не имеют право ее останавливать. Возможности по сбору информации должны только возрасти: такой чин, как пресс-атташе, должен иметь свой кабинет, и теперь нет нужды бегать с фотоаппаратом по чужим углам.

Но надо помнить, что он всегда опасался поступать на государственную службу в посольство, ибо это влекло за собой обязательную проверку кандидата гестапо, а шансов пройти ее у бывшего члена КПГ Р.Зорге практически не было. Нет причин, по которым для Зорге немцы могли сделать исключение из правил. Результаты проверки, разумеется, неизвестны, но следствием ее также могло быть резкое ухудшение условий разведывательной работы.

Спустя год появился очередной — на этот раз открытый — повод для его проверки гестапо, и эта история похожа на анекдот. Летом 1940 г. в нелояльности его заподозрила уже зарубежная организация НСДАП в Токио. Как утверждает В. Шелленберг, по этому поводу к нему обратился глава другой немецкой разведслужбы — Германского информационного бюро — фон Риттен. Оказывается, еще в 1937 г. (с санкции начальства Разведупра) Зорге стал сотрудником этой разведки. И автоматически приобрел в Москве статус "источника информации, который не может пользоваться полным доверием". (Как пояснил Судоплатов, таким агентам не доверяют и регулярно перепроверяют во всех спецслужбах мира). А в 1940г он работал уже заместителем начальника Токийского отделения этой службы! {6}

Встревоженные наездом рядовых нацистов на ценного информатора, Шелленберг и фон Риттен организовали через Гестапо, так сказать, "проверку" Зорге. Но гестаповские разгильдяи работали якобы столь плохо, что не нашли доказательств пребывания Зорге в КПГ и Коминтерне! Гестаповцы "лишь установили", что он только симпатизировал этим организациям и не более чем общался с некоторыми коммунистами. Выходит, под рукой у них оказалась всякая не нужная мелочь, а решающие улики работы Р. Зорге в КПГ и Коминтерне на тот момент из картотеки Гестапо куда-то делись. Зато они нашли "факты", которых не было в биографии Зорге: сотрудничество с националистами и крайне правыми, причем в те годы, когда его не было в Германии! Ясно, что Шелленберг изворачивается, пытаясь скрыть истинную причину провала Зорге. Тем не менее, ему совершенно определенно пришлось сообщить, что Зорге они все же держали как двойного агента:

"...если даже предположить о наличии связей с русской секретной службой — мы должны, приняв необходимые меры предосторожности, найти пути к использованию его глубоких знаний... Зорге необходимо держать под строгим надзором, и всю его информацию подвергать специальной проверке". {7}

Очевидно, Зорге взяли под "колпак"еще до сигнала токийской ячейки НСДАП и определили способ его использования: явно — для шпионажа за японцами, и "втемную" — для дезинформации Москвы. Правда, не стоит считать немцев какими-то суперменами, которые всегда все видели и все знали. Ведь Зорге довольно долго их дурачил и ловко водил за нос. А когда до них все же дошло, кто он есть на самом деле, то для посла, военного атташе и руководства службы безопасности встал вопрос — как прикрыть свой зад от наказания после такого прокола. И они не стали выносить сор из избы, раздувая скандал с арестом или увольнением Зорге. А внешне оставили все как было, задним числом представив дело так, будто Зорге всегда работал под их контролем, шпионя против Японии и дезинформируя Москву.

Но когда уже простые нацисты поняли, что с Зорге что-то не так, и стали настойчиво "сигнализировать", то Шелленберг и Риттер с помощью Гестапо провели спецоперацию по спасению ценного объекта. После "проверки" токийским немцам для отмазки сообщили, что-де у Зорге в молодости были мелкие грешки, но потом он исправился и стал правоверным нацистом. Контролировал его отправленный в Токио гестаповский полковник Мейзингер, опытнейший полицейский, он же посредник между СД и спецслужбами Японии. Он же сообщал Шелленбергу результаты контроля за подозреваемым Зорге. Но тут продолжение анекдота — оказывается, что именно передавал ему Мейзингер, Шелленберг ни разу не понял, поскольку Мейзингер, как и шеф Гестапо Мюллер, говорил с таким баварским акцентом, что бедный Шелленберг ничего от него по телефону разобрать не смог!

И только после ареста Зорге японцами гестаповцы — очевидно, ввиду явного возмущения членов нацистской партии — вынуждены были признать, что досье на Зорге все же нашлось, и там указано, что он был членом КПГ.

Косвенным, но сильным подтверждением тому, что Зорге находился под немецким контролем, является дальнейшая карьера посла Отта и полковника гестапо Мейзингера. Первый оставался послом до ноября 1942 г, когда окончательно провалились его попытки втянуть Японию в войну с СССР в самое подходящее время — летом и осенью того года. Второй же оставался на своем посту вплоть до конца войны. Что при столь крупном провале, как активная деятельность советского шпиона в центре посольства, было практически невозможно.

Еще и на американцев?

Японцы утаили причины провала группы Зорге. Это понятно — ни одна спецслужба не хочет оглашать свои секреты. А вместо них выдали версию, которая ныне признана несостоятельной даже почитателями Зорге. Ибо японский коммунист, будто бы предавший группу, не имел к ней отношения и с ее членами никогда не общался.

После оккупации Японии в 1945 г. эти документы попали к американцам, и те тоже не поспешили их обнародовать. Только в 1949 г. штаб Дальневосточного командования США опубликовал доклад "Шпионская организация Зорге". Казалось бы, дело давнее, Япония разгромлена, Зорге мертв — какие тут секреты? Однако "в целях сохранения государственной тайны из первоначального доклада изъяты некоторые небольшие разделы". {8} Что скрывали американцы? Что с 1939 года деятельность Зорге находилась под контролем немцев, и они, используя его "в темную", пытались дурачить Москву? Возможно и это, но не только. У нас раздавалось много проклятий Сталину, что в силу болезненной подозрительности он считал Зорге не только двойным (с этим сейчас уже мало кто спорит), но и тройным агентом, работавшим еще и на американцев (или англичан). Дескать, не параноик ли?

Однако летом 1941 членом группы Х Одзаки, советником японского премьер-министра Ф.Коноэ, были от него добыты совершенно секретные сведения о подготовке нападения Японии на Индокитай. И Зорге эту важнейшую информацию без разрешения Центра передал послу США Д. Греву! А также послу Франции А. Анри, а через последнего — еще и британцам! {9} Сталин на 100% знал что говорил: тогда в Англии наших разведчиков было, что селедок в бочке — хоть шифровальщик из Форрин Оффис, хоть кембриджская пятерка, к тому времени основательно устроившаяся в британских спецслужбах. Со стороны Зорге это было тяжким проступком перед СССР: не мог он не понимать, что война Японии с США чрезвычайно выгодна Советскому Союзу. Если же нападение на США сорвется, то японцам останется идти только на Советский Союз.

Скорее всего, именно сотрудничеством с англо-саксами Зорге ускорил окончательную развязку: существование такого канала утечки информации в преддверии нападения на США для японцев было недопустимо.

Могли ли немцы и японцы обмениваться информацией в связи с работой Зорге на Москву и кто кому первый сообщил о подозрениях по его поводу? Союзнические отношения Германии и Японии, даже омраченные советско-германским пактом 1939 г., вполне это допускали. Но сами немцы, безусловно, сдать его не могли: во-первых, через него они пытались дезинформировать Москву. А самое главное, Зорге эффективно шпионил на Германию против Японии и делал это очень добросовестно. Руководство германской разведки в лице Шелленберга высоко оценивало полученную от него информацию:

"Материалы, которые присылал Зорге Ритгену, были очень полезными и по своему содержанию не могли вводить в заблуждение" {10}

И тут ему можно верить — ведь от достоверности этой информации зависела жизнь Зорге. Да и начальник Разведупра Берзин (репрессированный впоследствии), напутствуя его на сотрудничество с немцами, советовал так:

"И чем добросовестнее и аккуратнее Вы это будете делать, тем прочнее Вы свяжетесь с ними".

Очевидная дезинформация

Теперь, собственно, давайте разберемся, какую информацию он поставлял в это время в Советский Союз. Но перед этим будет уместно следующее наблюдение о тактике гитлеровских спецслужб по внедрению дезинформации:

"Немцы по всем каналам, включая дипломатические, распространяли дезинформацию, которая состояла из маленького правдивого, сообщения и моря лжи. В следующей дезинформации правда опровергалась ложью, но что-то опять давалось правдиво и так непрерывно с целью запутать Генштаб РККА в том, что правда, а что нет". {11}

Итак, ниже даются выдержки на интересующую нас тему из сообщений Зорге в предвоенные месяцы 41-го, выписанные из разных источников в хронологическом порядке.

5 марта 1941г. Фотокопия телеграммы Риббентропа Отту:

"... фюрер планирует вторжение на май". {12}

10 марта:

"...по окончании теперешней войны (т.е. с Англией. — С.Г.) должна начаться ожесточенная борьба против Советского Союза". {13}

2 мая:

"После окончания сева война против СССР может начаться в любой момент... Гитлер и его генералы уверены, что война с СССР нисколько не помешает ведению войны против Англии". (И через абзац:) "... решение о начале войны с СССР будет принято Гитлером либо уже в мае, либо после войны с Англией" (?!). {14}

15 мая:

"Зорге указал в донесении из Токио точную дату начала немецкого наступления — 22 июня" {15}

19 мая:

"...война между Германией и СССР может начаться в конце мая...". Но "...в этом году опасность может и миновать". {16}

20 мая:

"Нападение на Советский Союз произойдет 20 июня. Направление главного удара — на Москву". {17}

21 мая:

"Прибывшие сюда представители Гитлера подтверждают: война начнется в конце мая (?!). Германия сосредоточила против СССР... 150 дивизий". {18}

Обратите внимание: оба последних сообщения, с датами нападения сначала 20 июня, а через день — уже в конце мая — как ни в чем не бывало, приведены в одном источнике.

22 мая:

"Из справки РУ ГШКА: 22 мая "Рамзай" прислал карту с дислокацией советских войск, принадлежавшую военному атташе Германии в Токио Кретчмеру. Стрелы на карте указывают направление ударов вермахта. Согласно "Рамзаю", Гитлер намерен захватить Украину и использовать один-два миллиона русских пленных на тяжелых работах. В нападении на СССР примут участие от 170 до 190 дивизий. Война начнется без объявления войны или ультиматума. Немцы ожидают, что Красная Армия и советский режим рухнут в течение двух месяцев..." {19}

На этом сообщении хочется немного остановиться. Это стопроцентная дезинформация, поскольку:

— настоящей подобной карты у германского атташе не могло быть в принципе. Известно, что немцы японского союзника в известность о нападении на СССР заранее не поставили — официально японцы узнали о войне только утром 22 июня, как и другие страны. {20} Поэтому иметь такую карту, скажем, для того, чтобы по заданию фюрера информировать своего союзника, атташе не мог;

— иметь подобную карту просто "для сведения" атташе не мог, исходя из отданного Гитлером весной 1940г. "Приказа ?1", по которому никто из исполнителей не мог иметь секретной информации больше, чем ему нужно было для выполнения своей задачи;

— через месяц немцы нанесли главный удар совсем в другом месте, чем указывал Зорге.

Особое коварство этой "дезы" в том, что она создавала видимость тесного взаимодействия двух союзников. Ведь передача столь подробной и совершенно секретной информации уже сама по себе наводит на мысль о тесной увязке их планов и возможности того, что вместе с германским будет скоординирован и японский удар по СССР. Ну и, хотя еще в марте 41-го Зорге вновь жаловался, что совершенно исключена какая бы то ни было возможность фотографирования материала, то к концу мая такая возможность у него откуда-то вновь появилась.

30 мая:

"Берлин информировал Отта, что немецкое наступление ...начнется во второй половине июня. Отт на 95% уверен, что война начнется". {21}

Выше уже говорилось, что Берлин мог информировать Отта об этом только в порядке дезинформации. Согласно плану "Барбаросса", при подготовке вторжения "связи с (союзными) иностранными государствами быть не должно". И это указание Гитлера неукоснительно соблюдалось в отношении всех немецких союзников. Италия, на тот момент самый верный германский союзник, объявила войну СССР тоже 22 июня, но Муссолини сообщили о времени начала германо-советской войны только утром того же дня! Как и японцам (см. выше). Потому и речи не могло быть о столь заблаговременном информировании немецкого посла в Японии.

31 мая:

"22 июня Германия без объявления войны совершит нападение на Россию". {22}

1 июня:

"Ожидание начала войны около 15 июня базируется на информации, которую Шолль привез из Берлина. Наиболее сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии". {23}

15 июня:

"Нападение произойдет на широком фронте на рассвете 22 июня". {24}

Тоже 15 июня:

"Германский курьер... сказал военному атташе, что он убежден, что война против СССР задерживается, вероятно, до конца июня. ВАТ не знает — будет война или нет. Я видел начало сообщения в Германию, что в случае возникновения германо-советской войны, Японии потребуется около 6 недель, чтобы начать наступление на советский Дальний Восток, но немцы считают, что японцы потребуют больше времени... ". {25}

Пикантность (или гнусность?) этой телеграммы, кроме полного противоречия предыдущим, и в том, что при возникновении войны на Западе войска с Востока нельзя будет перебрасывать в течение неопределенно долгого времени.

20 июня:

"...посол Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна. Нападение произойдет с левого фланга". {26}

Что получилось в итоге? Какой-то нелепый набор постоянно меняющихся дат начала войны, сроков (до окончания войны с Англией или после), направлений главного удара. Что полезного могло извлечь из него руководство СССР, даже если б все это действительно сообщил сам Зорге? Ведь только дату начала войны — "22-го июня" — после 15 мая он изменил пять (!) раз! Но тут следует сказать нару слов в оправдание Зорге от его назойливых почитателей, поскольку часть приведенных выше "сообщений" скорее всего отношения к нему не имеет, а приписана ему этими "доброжелателями". Особенно злоупотребил этим полковник В. Чернявский в своем предисловии к книге Х. Кирста "Зорге, которого мы не знали. Жизнь и гибель великого разведчика в Японии". Большая часть приведенной Чернявским информации явно выдумана и противоречит архивным документам и просто здравому смыслу.

Откуда вообще взялась дата 22 июня в телеграммах, якобы посланных самим Зорге? Никто из приводивших их авторов не смог дать ссылок на архивные документы! Более того, историки С. Голяков и М. Ильинский прямо сообщили, что ни в одном советском военном архиве шифротелеграмм Зорге, содержащих эту дату, не оказалось! {27}

Оказывается, взята она со слов радиста группы М. Клаузена, который уже после смерти Сталина "вспомнил", что будто бы посылал несколько телеграмм с подобным содержанием. И только после 1956 г. хрущевцы дату 22 июня в сообщениях Зорге "нашли".

Однако и без таких медвежьих услуг почитателей и коллег лажи у "великого разведчика ХХ века" хватает. Отправляя очередное сообщение, помнил ли, что писал в предыдущих, мог ли отсеять заведомый мусор? Или ему из-за "запойного пьянства", обслуживания многочисленных любовниц и тяжелой работы на германскую разведку, на которую "Рамзай тратит ...очень много нервов и приходит...иногда в полном истощении", было недосуг? Ведь в Москву стекался гигантский поток информации, и как в ней было разобраться Сталину: ведь последняя перед войной, 144-я за этот год телеграмма Зорге имела в ГРУ входящий номер 10217 — видимо, столько сообщений к тому времени было прислано нашими военными разведчиками!

О Японии

Но вот неизбежная война разразилась. Теперь для нас важнейшее значение приобретает позиция Японии: нападет ли она на советский Дальний Восток или нет? Можно ли из ДВО и ЗабВО войска перебрасывать на запад или нет?

Последующие события на Дальнем Востоке развивались так. 2 июля на совещании правительства в присутствии императора японцы приняли решение: соблюдая пакт с Советским Союзом, начать экспансию на юг. Уже 21-23 июля их войска оккупировали южный Индокитай. К этому времени также выяснилось, что немецкий блицкриг против Советского Союза срывается. 9 августа японский генштаб принял решение в 1941г. никаких операций против СССР не проводить. 6 сентября на ключевом совещании у императора было решено: если к началу октября японцы не добьются своих требований на переговорах с США, то немедленно будет принято решение о войне с ними. {28} 7 декабря внезапным ударом по главной базе флота США в Перл-Харборе японцы начали войну на Тихом океане.

Теперь сопоставим этот ход событий с информацией из телеграмм Зорге в Центр после 22 июня. Итак.

26 июня 1941г:

"Мацуока сказал германскому послу Отту, что нет сомнений, что после некоторого времени Япония выступит против СССР". {29}

28 июня:

"Как только Красная армия получит поражение, Япония выступит на Север... Мацуока сказал [послу Отту — С.Г.], что Япония выступит против СССР, как он об этом всегда заверял его". {30}

3 июля:

"Он (атташе Шолль — С.Г.) думает, что Япония вступит в войну не позднее, чем через 5 недель. Наступление японцев начнется на Владивосток, Хабаровск и Сахалин с высадкой десанта ... на советское побережье Приморья". {31}

10 июля он подтвердил эту информацию:

"Германский ВАТ телеграфировал в Берлин, что он убежден в том, что Япония вступит в войну, но не ранее конца июля или начала августа, и она вступит в войну сразу же, как только закончит подготовку". {32}

И опять подтекст сообщений прежний — войска с Дальнего Востока нельзя перебрасывать в течение неопределенно долгого времени. А ведь на совещании 2 июля было решено соблюдать пакт с Советским Союзом. Ну и надо отметить — все это информация в основном от немецких источников.

7 августа:

"Отт послал телеграмму Риббентропу, указывая, что (новый) кабинет (Коноэ) безусловно базируется на Германию. Отт высказал полную уверенность, что новый кабинет за вступление в войну". {33}

11 августа (т.е.после того, как японский Генштаб уже принял решение в 41-м никаких операций против СССР не проводить):

"Прошу вас быть тщательно бдительными потому, что японцы начнут войну без каких-либо объявлений в период между первой и последней неделей августа месяца". {34}

Похоже, уже и японцы начали снабжать группу Зорге дезинформацией.

12 августа:

"ВАТ... сказал мне, что шесть дивизий прибыли в Корею для возможного наступления на Владивосток. В Манчжурию прибыли 4 дивизии, против Благовещенска направлены 3 дивизии". {35}

А вот это сообщение Зорге получил от немцев и оно близко к правде — в плане прибытия японских дивизий. Но немецкий атташе Шолль скорее всего, с большим удовольствием передал его Зорге: в данном случае эта правда тоже работала против СССР.

Ну и при случае немцы вновь подсовывают "дезу" о своих планах.

14 сентября Зорге передал:

"...[морской атташе] сказал мне, что... очередное большое наступление немцев будет направлено на Кавказ через реку Днепр... бои около Ленинграда и Москвы являются более или менее для показа, а главная атака должна быть на Кавказ". {36}

А всего через две недели, 30 сентября, немцы начали операцию "Тайфун" — генеральное наступление Вермахта на Москву.

Могут подумать, будто я клоню к тому, что Зорге вообще не передавал в это время советскому руководству правдивую информацию. Нет, это не так; такая информация присутствует в сообщениях после 22-го июня, а с середины августа она даже начинает превалировать над вышеприведенной, заканчиваясь 4 октября сообщением "...не будет войны против СССР в этом году... ". Но нужно помнить, что это была информация о Японии и из японских источников, добытая японскими участниками группы, и направлялась она в два адреса: в Москву и Берлин. Только в Москву она зачастую поступала уже разбавленной и искаженной немецкой дезинформацией. В Москве это понимали. В августе 1941 г. начальник 4-го отдела ГРУ генерал Колганов написал в его характеристике:

"Информацию Инсона необходимо всегда сопоставлять с данными других источников и переживаемым моментом международного положения, а также тщательно ее анализировать и критически к ней относиться".

Колганов выразился достаточно мягко. Поскольку сейчас можно утверждать, что поступившие в 1941г. в Москву от Зорге сведения по Германии, полученные им от немцев, были в значительной мере инспирированы гитлеровскими спецслужбами и являлись дезинформацией. Сведения по Японии, полученные из тех же источников — в основном тоже дезинформация. Ценность представляли только сообщения о Японии из японских источников. Безупречную же информацию от Зорге получали только немцы. В этом, видимо, и кроется причина его столь длительной работы в Японии, даже если учесть, что у него было такое прикрытие, как дипломатический паспорт.

Но всему приходит конец. К середине октября японцы окончательно определились со сроками своей агрессии против США и Англии, началась интенсивная подготовка к нападению на Перл-Харбор. Поскольку перед войной везде очищают тылы от иностранной агентуры, 18 октября Зорге арестовали.

Сначала он все отрицал, но затем признался, что является сотрудником советской разведки и дал подробные показания. П. Судоплатов удивлялся:

"Я читал некоторые протоколы допросов и удивлен — как он мог пойти на такие достоверные признания? "

Но на допросах Зорге показал далеко не все — о своей работе на германскую разведку японцам он не сказал ни слова. Однако до сих пор раздаются стоны по поводу того, что Сталин будто бы предал "величайшего разведчика Второй мировой войны". Якобы переданная Зорге объективная информация противоречила "бредовым идеям Сталина", и тот в силу своей мстительности и злобности "решил уничтожить Зорге руками палача тюрьмы Сугамо". {37}

2. КРАСНАЯ КАПЕЛЛА

В директиве Генерального штаба Вермахта N050/41 от 31 января 1941г., в разделе "Взаимодействие с ВВС и ВМФ", задачи германской авиации определены следующим образом:

"Задачи ВВС — по возможности исключить воздействие авиации противника по нашим боевым порядкам и поддержать наступление сухопутных войск на направлениях главных ударов...

На первом этапе операции ВВС должны сосредоточить все усилия на борьбе с авиацией противника и на непосредственной поддержке сухопутных войск. Удары по промышленным центрам могут быть проведены не ранее чем будут достигнуты оперативные цели, поставленные сухопутным войскам". {38}

(Здесь и далее выделения в текстах документов сделаны автором).

Поставленная задача предельно понятна — с началом боевых действий Люфтваффе уничтожает советскую авиацию и поддерживает наступающие войска. Удары по промышленным объектам начинаются только после разгрома основных сил Красной Армии.

13 февраля 1941г. в развитие этой директивы командование группы армий "Б" издало собственную директиву 1/а ? 500/41, где основные задачи авиации были почти полностью повторены:

"8. Задача авиации. Задача авиации заключается в том, чтобы свести до минимума действия русской авиации и поддержать наступление своих войск, сосредоточив главные усилия в полосе группы армий "Центр" и на левом крыле группы армий "Юг". Во время главных операций авиация сосредоточивает все свои силы против авиации противника и для непосредственной поддержки армии. Атаки на промышленные объекты противника должны производиться лишь по достижении наступающими войсками поставленных оперативных целей". {39}

Последующие приказы уточняли и детализировали задачи лишь в вопросе нарушения железнодорожного сообщения СССР. В начале войны предполагалось парализовать перевозки войск и их снабжения нанесением ударов по железнодорожным перегонам в прифронтовой зоне, к западу от линии рек Днепр-Двина, то есть непосредственно в зоне, примыкающей к району боевых действий начального этапа войны. В приказе группы армий "Б" N 1/а А 1105/41 от 17 марта 1941 о нарушении железнодорожного сообщения говорилось:

"В основу приказа главного командования сухопутных войск о нарушении железнодорожного сообщения противника заложена идея, осуществление которой должно привести к нарушению:

а) снабжения действующих войск из тыла;

б) переброски соединений с одного направления на другое

в) подвоза и отправки войсковых грузов

г) своевременной отправки порожняка...

д) подвоза и снабжения Москвы".

Здесь только в самом конце разок промелькнуло название Москвы. Однако она упоминалась не как объект непосредственного удара, а как объект естественной изоляции, возникающей в результате нарушения снабжения, вызванного нехваткой подвижного состава, уничтоженного в прифронтовой зоне. Саму Москву в начале войны Люфтваффе достать не могли — не было нужных для этого дальних бомбардировщиков. А разрушать подходящие к ней пути следовало позднее, после разгрома советских войск западнее линии рек Днепр и Западная Двина. Поскольку к этому приказу прилагались заимствованные из директивы 1/а N 500/41схемы нанесения ударов по шоссейным и железнодорожным сетям, где самые восточные объекты ударов — это железнодорожные узлы в районе реки Днепр, в 450 километров от границы (см. рис.N1 и 2).

Рис.1. Объекты для налетов авиации. Лист а — железные дороги.

Остальные 80-85% целей для бомбардировок находились существенно ближе к границе. Схемы сопровождались примечанием, где в очередной раз дополнительно уточнялось:

" На первом этапе следует исходить из того, что в первую очередь должна быть выведена из строя сеть дорог западнее р.р. Днепр-Двина с тем, чтобы воспрепятствовать отходу войск противника на Восток. Нападения же на дорожные объекты восточнее р.р. Днепр-Двина должны производиться позже". {40}

Рис.2. Объекты для налетов авиации. Лист б — шоссейные дороги.

Таким образом, нарушение железнодорожного сообщения восточнее рек Днепр и Двина должно было осуществляться значительно позже начала войны, после разгрома войск советских приграничных округов. При этом командование Вермахта существенно уточнило свою первоначальную позицию по отношению к ударам по таким капитальным объектам, как промышленные заводские сооружения и электростанции. Если раньше их предполагалось бомбить только после первого этапа "Барбароссы", то теперь, согласно приказу группы армий "Б" 1/а N 1105/41 от 17.03.1941, они в обязательном порядке вообще исключались от ударов с воздуха:

"Вообще, к западу от линии Ростов, Горький, Архангельск производить разрушение железных дорог лишь на перегонах. Искусственные сооружения и заводские здания должны обязательно сохраняться. Также следует сохранять все промышленные сооружения, в особенности электростанции.

Основательные разрушения производятся лишь к востоку от названной линии. Для дорожных объектов, предложенных группой армий (см. приложение 8, лист "б") вышеизложенные директивы остаются в силе". {41}

Итак, для Люфтваффе вышеназванные директивные документы в начале войны ставили следующие задачи:

— уничтожение советской авиации,

— непосредственная поддержка войск вермахта

— парализация перевозок войск и их снабжения ударами по железнодорожным перегонам только в прифронтовой зоне, к западу от линии рек Днепр-Двина.

Разрушать дорожные объекты восточнее реки Днепр следовало существенно позже начала войны. При этом запрещалось разрушать заводы и, особенно, электростанции, для последующего их использования, западнее линии Ростов-Горький-Архангельск. Сейчас мы знаем, что в начале войны немцы следовали именно этому плану.

С получением этих директив в авиационных штабах началось изучение, планирование мероприятий по их выполнению и разработка соответствующих документов. И если бы в штабе Люфтваффе был советский разведчик, имеющий реальный выход на содержащуюся в них информацию, то именно ее он должен был передать в Москву.

Такой разведчик в штабе авиации Германии был. Это участник разведывательной группы, ставшей впоследствии известной под названием "Красная капелла", обер-лейтенант резерва Харро Шульце-Бойзен, имевший в Москве псевдоним "Старшина". До сих пор историки считают его одним из ценнейших источников информации советской разведки. Сообщения от него поступали регулярно с частотой примерно три-четыре раза в месяц. Давайте посмотрим, что он в них сообщал Москве. "Корсиканец" — псевдоним его товарища Арвида Харнака, другого разведчика из той же группы "Красная капелла".

2 апреля 1940г резидент (руководитель разведывательной сети в Германии) НКВД-НКГБ из Берлина передал в Москву следующее сообщение:

"Старшина" встретился с "Корсиканцем". "Старшина" сообщил о полной подготовке и разработке плана нападения на Советский Союз его учреждением.

План состоит минимально из следующего: налеты авиации сконцентрируются на важных объектах хозяйственного и военного значения. Поскольку ввиду разбросанности советской промышленности на огромной территории бомбардировкой в небольшой срок вывести страну из нормальной военно-хозяйственной жизни нельзя, то авиация немцев по оперативному плану концентрирует свой удар на железнодорожные узловые пункты центральной части СССР, места пересечения железных дорог в направлениях юг — север и восток — запад.

Планом предусмотрено в первую очередь воздушными бомбардировками парализовать следующие железнодорожные магистрали:

1) Тула — Орел — Курск — Харьков;

2) Киев — Гомель;

3) южная линия, идущая через Елец;

4) южная линия, идущая через Ряжск.

Эти линии, пересекающиеся с путями восточного и западного направлений, явятся объектом бомбардировок первой очереди. Этим планом немцы хотят парализовать экономические артерии северо-южного направления и воспрепятствовать подвозу резервов с востока на запад.

Объектами бомбардировки немецкой авиации, по заявлению "Старшины", в первую очередь явятся электростанции, особенно Донецкого бассейна, моторостроительные, шарикоподшипниковые заводы и предприятия авиационной промышленности в Москве". {42}

4 апреля нарком госбезопасности Меркулов разослал по списку это сообщение Сталину, Молотову и наркому обороны Тимошенко. {43} В наркомате обороны это сообщение от ценного источника активно использовали в работе. Нарком отправил его своему начальнику штаба Жукову:

"т. Жукову. Посмотрите затем по карте. Тимошенко",

а тот переадресовал сообщение Ватутину:

"Т/лично. Т. Ватутин. Подготовьте карту для доклада НКО. Жуков. 7.04.41". {44}

Давайте тоже посмотрим на карту и сравним эти "первоочередные" объекты удара Люфтваффе с теми целями, что указаны в немецких директивах.

Думаю, читатель уже заметил, что переданные "Старшиной" сведения кардинально отличаются от содержания оперативных директив Вермахта для Люфтваффе как по назначению, так и по географии первоочередных целей для бомбежки. Точнее, ничего общего с реальными документами они не имеют. Согласно директивам, Люфтваффе уничтожают советскую авиацию и поддерживают свои войска, а "Старшина" сообщает, что бомбить будут промышленные объекты, которые директивой разрушать запрещалось. По директиве объекты ударов находятся в зоне до 200-300 км от границы (максимум — 450), а у разведчика — исключительно в центре европейской части СССР, за 700-1000 километров от нее. Железнодорожные сообщения директива предписывает нарушать там же, в 300-километровой приграничной зоне, а по сведениям "Старшины" это намечено в центральной России, за 1000 км от границы. Приказ запрещает разрушать электростанции вообще, а Старшина сообщает, что их будут уничтожать в первую очередь. Ну и довольно дико при сравнении с содержанием директив выглядит "первоочередная" бомбежка заводов в Донбассе и Москве.

Конечно, сами по себе указанные "Старшиной" объекты очень важны, и многие из них немцы интенсивно бомбили — но только спустя недели и месяцы после начала войны. Т.е. "Старшина" (Х. Шульце-Бойзен) прислал в Москву не содержание подлинных документов Люфтваффе, а исключительно ложные сведения, скрывающие суть подлинных. А передача ложных сведений вместо достоверных в деятельности разведки называется дезинформацией.

В конце апреля "Старшина" передал очередные сведения из штаба Люфтваффе:

"Штаб германской авиации на случай войны с СССР наметил к бомбардировке первой очереди ряд пунктов на советской территории с целью дезорганизации подвоза резервов с востока на запад и нарушения путей снабжения, идущих с юга на север. В этот план включены следующие железнодорожные узлы: Киев, Харьков, Валуйки, Лиски, Львов, Курск, Касторное, Воронеж, Брянск, Елец, Грязи, Мичуринск, Тула, Вязьма, Сухиничи, Гомель. Военные действия против СССР предполагают начать с бомбардировки этих пунктов при активном участии пикирующих бомбардировщиков.

Кроме этого, бомбардировке в первую очередь должны подвергнуться советские аэродромы, расположенные по западной границе СССР.

Немцы считают слабым местом обороны СССР наземную службу авиации и поэтому надеются путем интенсивной бомбардировки аэродромов сразу же дезорганизовать ее действия". {45}

В первой половине этого сообщения, как и раньше, почти ни один объект удара не совпадает с теми, что указаны в директивах и приказах. То есть — чистейшая дезинформация.

Однако следущие два абзаца содержат и правдивые сведения. Но, право, тут возникает вопрос — а оттого ли здесь правдивая информация, что агент сам ее добыл? Или может она здесь затем, чтобы деза не выглядела совсем уж дико? Замечание насчет ударов по аэродромам дано мимоходом, общим местом, без детализации конкретных пунктов и способов нанесения ударов, в отличии от "первоочередных" целей в центре европейской части СССР. Много ли пользы от такой правды? Такое впечатление, будто это сделано "для галочки", потому что совсем не упомянуть авиацию на земле как первоочередную цель при внезапном нападении — было бы совсем уж нелепо и подозрительно. Тогда уже и школьники знали, что войны начинаются скорее с ударов по аэродромам, чем по заводам и городам в глубоком тылу.

25 мая в сообщении, которое также было разослано Сталину, Молотову и Берия, "Старшина" продолжает развивать тему "первоочередных" объектов для удара Люфтваффе с началом войны:

"В случае войны с Германией столица СССР была бы переведена в Свердловск. Это — план Сталина. Германский план — уничтожить в первую очередь все электростанции в Европейской России, что довольно легко сделать, так как они сравнительно большие и их немного. Первым полетел бы в воздух Днепрогэс. Крупная промышленность остановилась бы через несколько дней; земледелие также очень скоро стало бы испытывать огромные затруднения, так как оно теперь основано на использовании тракторов, а им не хватило бы топлива, так как Баку и, вероятно, Грозный были бы в огне в первый же день войны. Остальные промыслы дают пока очень мало нефти. Для быстрого разрушения Баку немцы используют территорию Ирака". {46}

Еще раз вспомним, что согласно известному нам приказу группы армий "Б" от 17.03.1941г., промышленные сооружения вообще, а электростанции в особенности, в европейской части СССР должны обязательно сохраняться! Донесение разведчика абсолютно противоречит содержанию и смыслу подлинных директив!

Сделаем паузу. Совершенно очевидно, что через "Старшину" (Х. Шульце-Бойзена) немцы целенаправленно пытались дезинформировать руководство СССР. Ведь нельзя же допустить, что осуществляя дезинформацию, спецслужбы Рейха наобум распространяли липовые документы среди тысяч обер-лейтенантов Люфтваффе и Вермахта в надежде, что кто-то из них является агентом НКВД. (Хотя, повторю, дезинформация запускалась и посредством массовых слухов).

Полагаю, что "Старшина" не был предателем, а использовался немцами "втемную", т.е. он сам не знал, что находится под колпаком Гестапо или Абвера. И к сожалению, в качестве основания, исключающего предательство, выступает не качество поставляемой им информации, а только факт, что он впоследствии был казнен вместе с товарищами из той группы. Если б он долгое время сознательно сотрудничал с Гестапо, то скорее всего, приговор бы ему смягчили. Поэтому наряду со специально подсунутой лажей он пересылал в Москву и ту информацию, что честно добыл сам, услышав ее от коллег. Которая часто бывала полезной. И, само собой, тоже бывала дезинформацией.

Чтобы исключить последние сомнения в целенаправленном использовании Х. Шульце-Бойзена германскими спецслужбами для передачи дезы, приведем следующий факт из уже упоминавшегося его сообщения от 2 апреля 1941 года. После привычного указания мифических "первоочередных" объектов удара Люфтваффе "Старшина" сообщает уже кое-что посерьезнее — особо важные сведения об оперативном плане Вермахта по нападению на СССР:

"Г. по работе сталкивается с офицерами из Генштаба армии. По его словам, оперативный план армии состоит в молниеносном внезапном ударе на Украину и продвижении дальше на восток. Из Восточной Пруссии одновременно наносится удар на север. Немецкие войска, продвигающиеся в северном направлении, должны соединиться с армией, идущей с юга, этим они отрезают советские войска, находящиеся между этими линиями, замыкая их фланги. Центры остаются без внимания по примеру польской и французской кампаний.

Созданы две армейские группы, которые намечены для выступления против Советского Союза.

В Румынии немецкие войска сконцентрированы на советской границе. Всем армейским частям приданы сильные соединения разведывательной и штурмовой авиации, так как большое значение придается совместным действиям авиации и армейских частей.

Германский план войны с Советским Союзом разработан самым детальным образом". {47}

Можно ли допустить, что вот так запросто несколько офицеров Генштаба встречают одного знакомого и по очереди обсуждают с ним подробности хранившегося в глубокой тайне оперативного плана Вермахта? Это дико само по себе, но тут даже не столько в той дикости дело. Изложенные здесь сведения — довольно близкий пересказ одного из предтеч "Барбароссы", первого варианта оперативного плана нападения на СССР, разработанного генералом фон Зоденштерном в июле 1940 года. Причем, следует уточнить — хотя пересказ схож с оригиналом, тем не менее, он определенным образом утрирован именно в сторону, уводящую от сути плана "Барбаросса".

Зоденштерн разработал тот план по личному сверхсекретному указанию А. Гитлера. После того, как он был доложен фюреру и принят к сведению, его, надо полагать, отправили в архив. В декабре 1940 года в силу вступил окончательный план "Барбаросса", и с этого момента оба генеральных штаба Германии (ОКВ и ОКХ) при подготовке к войне руководствовались только им. Весной 1941 г. тот старый, но все равно сверхсекретный и потому малодоступный план Зоденштерна в Генштабе Вермахта уже даром никому был не нужен. Кроме, разумеется, тех офицеров, которые занимались дезинформацией Советского Союза.

"Старшина" продолжал гнать дезинформацию до самого начала войны. Вот выдержка из его сообщения от 11 июня 1941 года. Сообщение начинается с заявления, что вопрос о нападении Германии на СССР окончательно решен и возможен внезапный удар, что является правдой. Есть там и другая достоверная и полезная информация. Но далее "Старшина" не только возвращается к традиционным темам о "первоочередных" объектах ударов Люфтваффе и подробностям плана "клещеобразного" удара из Пруссии и Румынии, но и дополняет их новым фантастическим сообщением о якобы переезде Г. Геринга со своим штабом в Румынию:

"Главная штаб-квартира Геринга переносится из Берлина, предположительно в Румынию. 18 июня Геринг должен явиться в новое место расположения своей штаб-квартиры. Воздушные силы второй линии к этому же сроку должны быть переведены из Франции в район Познани ...

По документам, проходящим через руки источника, видно, что объектами главного удара первоначально должны явиться Мурманск, Мурманская железная дорога, Вильно, Белосток, Кишинев и что германское командование будет стремиться путем обхода с севера из Восточной Пруссии и с юга из Румынии, создать клещи, которые постепенно будут смыкаться в целях окружения Красной Армии, расположенной на границе Генерал-Губернаторства.

Дополнительно, в качестве объектов бомбардировок штабом авиации намечены также авиазаводы в Москве и ее окрестностях, порты Балтийского моря и Беломорский канал". {48}

Сталин внимательно читал сообщения разведки — не только с достоверной информацией, но и явно дезинформационные. Он и сам требовал от руководителей разведки, чтоб ему пересылали сообщения по возможности без правки и комментариев. Ведь даже из дезинформации можно получить полезную информацию: к примеру, если там нет того, что следовало бы ожидать, то скорее всего, для врага именно это актуально и он хочет его скрыть.

17 июня нарком НКГБ представил Сталину очередное сообщение из Берлина, включая информацию от "Старшины". Докладывал Сталину сообщение лично начальник разведки НКГБ П. Фитин. Хотя это очень известный документ, который где только не публиковали, тем не менее приведу его полностью:

"N 2279/м

17 июня 1941 г.

Сов. секретно

Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из Берлина.

Народный комиссар

государственной безопасности СССР В. Меркулов

Сообщение из Берлина

Источник, работающий в штабе германской авиации сообщает:

1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время.

2. В кругах штаба авиации сообщение ТАСС от 6 июня воспринято весьма иронически. Подчеркивают, что это заявление никакого значения иметь не может.

3. Объектами налетов германской авиации в первую очередь явятся: электростанция "Свирь-3", московские заводы, производящие отдельные части к самолетам (электрооборудование, шарикоподшипники, покрышки), а также авторемонтные мастерские.

4. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах.

5. Важные немецкие авиаремонтные мастерские расположены: в Кенигсберге, Гдыне, Грауденц, Бреславле, Мариенбурге. Авиамоторные мастерские Милича в Польше, в Варшаве — Очачи и особо важные в Хейлигенкейль.

Источник, работающий в министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений "будущих округов" оккупированной территории СССР, а именно: для Кавказа — назначен АМОНН, один из руководящих работников национал-социалистической партии в Дюссельдорфе, для Киева — БУРАНДТ — бывший сотрудник министерства хозяйства, до последнего времени работавший в хозяйственном управлении во Франции, для Москвы — БУРГЕР, руководитель хозяйственной палаты в Штутгарте. Все эти лица зачислены на военную службу и выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом.

Для общего руководства хозяйственным управлением "оккупированных территорий СССР" назначен ШЛОТЕРЕР — начальник иностранного отдела министерства хозяйства, находящийся пока в Берлине.

В министерстве хозяйства рассказывают, что на собрании хозяйственников, предназначенных для "оккупированной" территории СССР, выступал также Розенберг, который заявил, что "понятие Советский Союз должно быть стерто с географической карты".

Начальник 1 Управления НКГБ Союза ССР Фитин" {49}

Полужирным шрифтом выделены фрагменты от двух разных источников.

По-видимому, в напряженной обстановке последних предвоенных дней, когда как никогда была нужна достоверная информация о противниках и "друзьях" вроде Черчилля, Сталину надоело читать лабуду про первоочередную бомбежку авторемонтных мастерских Москвы, заводов Донбасса, переезд Геринга и прочую фантастику. Ведь кроме нападения Гитлера на повестке дня висит вопрос, удастся ли удержать Англию от провокационного удара по советскому Закавказью ... Поэтому терпение Сталина лопнуло, и он написал то, что давно пора было написать на тех сообщениях Тимошенко, Жукову или руководителям разведки:

"Т-щу Меркулову. Можете послать ваш "источник" из штаба германской авиации к еб...ной матери. Это не "источник", а дезинформатор. И. Ст". {50}

Посланный к матушке источник из штаба авиации — это и есть "Старшина". Очевидно, под действием этой резолюции внезапно прозревшее руководство разведки срочно начало составлять перечень сообщений "Красной капеллы" за период с сентября 1940 по 16 июня 1941 года, подписанный начальником внешней разведки НКГБ Фитиным 20 июня 1941 года. {51}

Но тут дело даже не в этом.

Кто только ни доказывал, будто Сталин не верил, что немцы нападут на СССР в 1941 году. Как правило, все они основывались на высказываниях таких держащих нос по ветру и оттого ненадежных как свидетелей в скользких вопросах исторических личностей, как Жуков, Микоян и др. Вот только слов самого Сталина, утверждающих обратное и подтвержденных документами, к сожалению, пока не опубликовано. Точнее — почти не опубликовано, кроме вышеприведенного.

Обратите внимание, что Сталин, послав по матушке одного агента, не усомнился в правдивости второго агентурного источника — из министерства экономики Германии. Который сообщил, что уже назначены хозяйственные руководители территорий СССР после его оккупации, а СССР подлежал стиранию с лица земли. То есть Сталин ничуть не сомневался, что немцы вот-вот нападут на СССР, и своей резолюцией по сведениям "Старшины" это прямо высказал.

И теперь сравните, как относился к подобным сообщениям начальник Генштаба РККА Г.К. Жуков. Первое издание его знаменитой книги "Воспоминания и размышления" вышло еще в 1969 году. Следовательно, у него было достаточно время все обдумать и отделить, так сказать, зерна от плевел. Вот что он написал там о сообщениях такого же уровня и качества от этих и других разведчиков:

"6 мая 1941 года И.В. Сталину направил записку народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов: "Военно-морской атташе в Берлине капитан 1 ранга Воронцов доносит: ...что, со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию. Одновременно намечены мощные налеты авиации на Москву, Ленинград и высадка парашютных десантов в приграничных центрах... ".

Данные, изложенные в этом документе, также имели исключительную ценность". {52}

Пропустим дату вторжения 14 мая, которую Георгий Константинович и четверть века спустя тоже посчитал исключительно ценной — возможно, он просто не обратил на нее внимания. Гораздо хуже, что тут он подал как исключительно ценные сведения сообщение о все том же "клещеобразном ударе" через Прибалтику и Румынию, что присылал ему "Старшина", а также о мощных налетах на Москву и Ленинград. Даже через четверть века Жуков не понял, что ему вешали на уши лапшу.

Но что еще в этом моменте интересно. Определив в резолюции к тому документу "Старшину" как дезинформатора, Сталин должен был послать к той же матушке и его сообщение, что подготовка Гитлера к нападению на СССР полностью завершена и удар следует ожидать в любой момент. Но Сталин умел отделять правду от дезинформации. Напомню, что это сообщение он обсуждал с руководителями разведки 17 июня 1941 года. Что произошло на следующий день, мы подробно рассмотрим в следующей главе.

ГЛАВА V

18 ИЮНЯ 1941 — ПРИВЕСТИ В БОЕГОТОВНОСТЬ ВСЕ ЧАСТИ

1. МОЖНО НЕ ТОРОПИТЬСЯ

То, что наркомат обороны ожидал нападения немцев после 1-го июля — уже само по себе беда, но это далеко не единственная беда.

Прежде чем исследовать события последних предвоенных дней в приграничных войсках, необходимо выяснить, как комсостав Красной Армии, от командира дивизии до наркома обороны, представлял себе начало боевых действий с Германией. Точнее — как по их представлениям должны были действовать немцы в момент нападения.

В декабре 1939 г. 87-я стрелковая дивизия, оборонявшая участок прикрытия N2 в полосе 5-й армии, получила следующий приказ на оборону границы:

"1). Прочно удержать государственную границу на р. Буг на участке иск. Паридубы, Крыстынополь.

2). Прикрыть Луцк с направления Красностав.

3). В случае попыток вторжения противника на нашу территорию в пределах участка, активными действиями уничтожить его, не дав отойти за линию границы". {1}

На тот момент в первой линии дивизии, в районах Устилуга и Крыстынополя, находились два стрелковых полка. Примерно в середине участка и чуть восточнее, располагался резерв в составе стрелкового полка и батальона танковой бригады, предназначенные для проведения контратак в направлении мест прорыва противника. (Два стрелковых полка в первой линии и один во второй, в резерве — обычное расположение приграничных дивизий в боевом положении). При ширине участка 90 км прикрыть его позиционной обороной такими силами невозможно. Поэтому оборону предполагали активной — контратаками уничтожить прорвавшегося противника, не дав ему отойти за линию границы.

Но в декабре 1939 года это было вполне реально. К тому времени Вермахт перебросили на французскую границу, оставив в Польше от силы полтора десятка германских дивизий. Если б в тот момент случилась война с Германией, то немцы при всем желании не могли бы ничего предпринять, кроме вылазок мелких групп на советскую территорию.

Однако после поражения Франции ситуация на советско-германской границе радикально изменилась. К середине июня 1941 немецкая группировка в южной Польше многократно усилилась. Но на советской стороне от прежних спокойных времен почти без изменений остался порядок ввода в бой дивизий прикрытия, жестко диктовавшийся внешнеполитическими условиями, в которых находился Советский Союз.

Этот момент следует еще раз повторить: как и раньше, в июне 1941 года план прикрытия для приграничной дивизии официально мог вводиться только с началом войны! Никаких прямых команд "ввести в действие план прикрытия", установленных директивными документами, до начала боевых действий, т.е. до утра 22.6.1941, не могло быть в принципе. Момент же начала войны командир соединения определял по одному из следующих фундаментальных признаков:

— переход границы наземными силами немцев;

— нападение вражеской авиации;

— получение сигнала о начале войны от вышестоящего командования. {2}

Узнав о начале войны, дивизия выходит в район сбора по тревоге. Через час оттуда части переходят в район отмобилизования, каждый полк в свое место, что занимает еще от часа до двух. Здесь в течение 6 часов части отмобилизовываются и выступают затем на боевые позиции.

Но ведь немцы не будут сидеть и ждать, пока дивизия отмобилизуется и займет свои позиции. Командиры это понимали и спокойно предполагали проникновение немцев через позиции пограничников, уровских частей и работающих в предполье батальонов. Вот распоряжение по разведке, отданное начальником штаба той же 87-й стрелковой дивизии за неделю до войны:

"РАСПОРЯЖЕНИЕ ПО РАЗВЕДКЕ N 04. ШТАДИВ 87

ВЛ. ВОЛЫНСКИЙ 15.6.41г.

КАРТА 42000

1. С началом выхода частей 87 СД из районов сбора по тревоге в район отмобилизования, от частей выслать разведку на рубеж:

16 СП — Берчин, Пятыдни

96 СП — выс. 95,2, вост. 2 км Хотячеви Суходолы.

283 СП — Хренов — выс. 101,5 зап. 1 км Вулька Фалемичская.

43 ОРБ — Оране.

Задача разведки: установить наличие, состав и направление выдвижения частей противника от границы". {3}

Указанные в распоряжении пункты находились за 4-12 километров от границы. То есть разведка должна была обнаружить врага, уже далеко прошедшего линию укреплений Владимир-Волынского укрепрайона. А "Боевое распоряжение на охранение" за тот же день 15 июня линию охранения частей дивизии при отмобилизовании с задачей не допустить внезапного нападения противника устанавливало еще дальше и в том числе с направлений южнее и юго-восточнее Владимир-Волынского — почти противоположных от границы! {4}

То есть за неделю до войны возможность прорыва немцев командиров сил прикрытия не пугала. К такой возможности спокойно относились до самого утра 22 июня. А спокойствие проистекало из того, что как и в далеком 1939 году, в начале войны командиры ожидали действий противника небольшими силами, которые дивизия контратаками разгромит и отбросит за границу. Причем командиры были уверены, что приграничные части не только отбросят врага, но и смогут перенести боевые действия на территорию противника:

"Теперь, после войны, вызывают много толков вопросы, связанные с силами наших войск, дислоцировавшихся в приграничной полосе. Но тогда все... верили в то, что наши части не только в состоянии отразить нападение противника, но и перенести боевые действия на его территорию". {5}

За два спокойных года командование привыкло к такой системе боеготовности и в последние два предвоенных месяца, когда Вермахт сосредоточивался, не успело среагировать на изменившиеся условия. Серьезных боевых действий не только в первые часы, но и первые дни войны никто не предполагал. Именно на таком допущении командование строило систему боеготовности армий прикрытия границы.

Вот в дополнение еще два красноречивых факта. В полосе обороны 87-й сд, в 12 километрах от границы, располагалась 41-я танковая дивизия 22-го механизированного корпуса. Эта дивизия обладала огромной ударной мощью: в ее составе находилось 425 танков — на 10% больше, чем по штату! Как бы она пригодилась здесь 22 июня, когда на стыке 87-й и 124-й стрелковых дивизий, находившихся в полосе главного удара группы армий "Юг", образовался двадцатикилометровый разрыв, в который хлынули немецкие войска. Но с первыми выстрелами противника дивизия сделала то, что ей предписывал приказ из "красного пакета". Оставив у границы всего один батальон (так же как и в 1939 году), она двинулась в район сосредоточения на северо-восток в сторону Ковеля, что в 60 километрах от границы, чтобы оттуда быть в готовности к нанесению контрударов в направлениях Бреста и Любомля. {6}

Почти в точности все повторилась в 22-й танковой дивизии соседней 4-й армии, дислоцировавшейся у самой границы в районе Бреста. Утром 22 июня она под обстрелом двинулась в указанный планом район сосредоточения, расположенный в 50 км восточнее. У командования этих армий вместе с их окружным начальством даже утром 22 июня не было опасений за состояние обороны границы! Эта уверенность объясняется тем, что наличных сил и их готовности считали достаточно для выполнения боевой задачи.

Но на местах действуют по приказам вышестоящего командования. А вот как представляло действия противника в начале войны высшее командное звено Красной Армии.

Командующий Киевским Особым военным округом генерал-полковник Кирпонос высказал свое мнение за несколько дней до войны:

"... С момента объявления мобилизации до начала активных действий крупных сил на границе пройдет некоторое время. В первую мировую войну это время измерялось неделями, в современных условиях оно, безусловно, резко сократится. Но все же несколькими днями мы будем, очевидно, располагать". {7}

Хотя это мнение Кирпоноса в пересказе Баграмяна, но ему вполне можно верить, поскольку эти мысли подтверждают факты и крупнейшие авторитеты Красной Армии. О том, что взгляды командиров по этой проблеме имели мало общего с жизнью, подтвердил предшественник Кирпоноса на посту командующего КОВО Г. К. Жуков:

"Прежде всего, я думаю, справедливо будет сказать, что многие из тогдашних руководящих работников Наркомата обороны и Генштаба слишком канонизировали опыт Первой мировой войны. Большинство командного состава оперативно-стратегического звена, в том числе и руководство Генерального штаба, теоретически понимало изменения, происшедшие в характере и способах ведения Второй мировой войны. Однако на деле они готовились вести войну по старой схеме, ошибочно считая, что большая война начнется, как и прежде, с приграничных сражений, а затем уже только вступят в дело главные силы противника. Но война, вопреки ожиданиям, началась сразу с наступательных действий всех сухопутных и воздушных сил гитлеровской Германии". {8}

А ниже Жуков говорит о несоответствии реальности своих предвоенных взглядов на начало войны с немцами:

"Внезапный переход в наступление всеми имеющимися силами, притом заранее развернутыми на всех стратегических направлениях, не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков, ни руководящий состав Генштаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день компактными группировками на всех стратегических направлениях. Этого не учитывали и не были к этому готовы наши командующие и войска приграничных военных округов... по-настоящему все это прочувствовали только тогда, когда враг напал на нашу страну, бросив против войск приграничных военных округов свои компактные бронетанковые и авиационные группировки". {9}

Трудно сказать, для чего Жуков здесь больше посыпает голову пеплом: покаяться за допущенные ошибки, или наоборот, скрыть другую, главную свою ошибку — в определении времени нападения Германии. Но что вместе с другими генералами он готовился начать войну спокойно, по старинке, ему можно верить. Когда в январе 1941 нарком обороны проводил с генералитетом на картах репетицию войны с Германией, то собственно начальный период у них совершенно выпал. Игра началась в тот момент, когда немцы уже были остановлены войсками прикрытия и даже отброшены к границе. Вопрос прикрытия границы ни у кого внимания не вызвал, поскольку существовала уверенность, что армии прикрытия выполнят свои задачи, отразив первый удар врага.

Полностью поддержал Жукова второй по величине военный авторитет, на тот момент заместитель начальника оперативного отдела, а впоследствии начальник Генштаба и маршал А. М. Василевский:

"Исходя при разработке плана, казалось бы, из правильного положения, что современные войны не объявляются, а они просто начинаются уже изготовившимися к боевым действиям противником... соответствующих правильных выводов из этого положения для себя руководство нашими Вооруженными Силами и Генеральным штабом не сделало и никаких поправок в оперативный план в связи с этим не внесло. Наоборот, план по старинке предусматривал так называемый начальный период войны продолжительностью 15-20 дней от начала военных действий до вступления в дело основных войск страны, на протяжении которого войска эшелонов прикрытия от приграничных военных округов, развернутых вдоль границ, своими боевыми действиями должны были прикрывать отмобилизование, сосредоточение и развертывание главных сил наших войск. При этом противная сторона, т. е. фашистская Германия с ее полностью отмобилизованной и уже воюющей армией, ставилась в отношение сроков, необходимых для ее сосредоточения и развертывания против нас, в те же условия, что и наши Вооруженные Силы". {10}

(Кстати, Василевский здесь подзабыл, что в "Соображениях" от 15 мая они с Жуковым хотели упредить немцев в развертывании, ликвидировав разницу 15-20 дней в сроках сосредоточения).

Сегодня, задним числом, историки-хрущевцы утверждают, что приграничные дивизии — это смертники, которые сознательно приносились в жертву, чтобы Красная Армия успела отмобилизоваться и развернуться. {11} Да, фактически так получилось, но перед войной так не считали! Приведенные выше факты совсем не походят на подготовку дивизий прикрытия к неминуемой смерти.

Мало того, за "смертников" не считали даже тех, кто находился под прямым огнем врага с первых секунд войны — пограничников! Вот как описывает поставленную из "красного пакета" задачу по прикрытию границы начальник одной из застав 94-го погранотряда на территории КОВО:

"... я вскрыл засургученный печатями конверт и нашел в нем документ, в котором излагалось, что следовало делать на случай начала войны. Заставе, в частности, предписывалось трое суток удерживать государственную границу, затем с подходом частей Красной Армии отойти вглубь нашей территории к городу Стрый". {12}

Могут сказать, что этот пример не характерен — застава М. Паджева располагалась в Карпатах, на границе с Венгрией. Но вот пример более характерный. Ниже приводится фрагмент из плана прикрытия границы 6-й армии КОВО в части оперативного использования пограничных войск:

"...а) противник на границе начал открыто проводить враждебные действия против СССР. В этот период пограничные войска организуют усиленную охрану границы и не допускают перехода на нашу территорию отдельных вооруженных групп и отрядов с сопредельной стороны. Кроме того, они организуют усиленное наблюдение за сопредельной стороной с задачей установить:

— подход к границе войск противника;

— где и какие оборонительные работы производятся противником у границы;

— кем занимаются оборонительные сооружения, возведенные противником у границы;

б) отряды и группы войск противника прорываются через государственную границу и вторгаются на территорию СССР. В этот период для поддержки пограничных войск по тревоге на границу прибывают заранее выделенные подразделения из состава 3 кд, 41 и 97 сд. Подвижные отряды до усиленной стрелковой роты, стрелкового батальона и кавалерийского полка должны были в течение от 45 минут до часа прибыть на границу и отразить нападение противника совместно с 91-м и 92-м погранотрядами, находясь в их оперативном подчинении. С прибытием в район действий старшего общевойскового начальника руководство боем должно перейти в его руки.

Под прикрытием пограничных частей и подвижных отрядов на границу выходят главные силы 6-й армии.

Отразив вторжение вооруженных отрядов и групп войск противника, пограничные подразделения с выходом войск прикрытия в свои районы обороны продолжают охрану границы...". {13}

Как видите, этот план много чего предусмотрел — начало войны с действиями небольших сил противника, которые будут отбиты пограничниками и подвижными отрядами полевых войск, и даже начало войны с немцами без боевых действий! Не предусмотрел план только случившегося в реальной войне — что Вермахт навалится на нас всеми силами сразу. Но в любом случае ни в какие "смертники" пограничники не назначались: отбив наступление противника, они продолжают охрану границы вплоть до начала широкомасштабных боевых действий.

Таким образом, командование Красной Армии не представляло себе истинный характер действий противника в начале войны и в первые дни серьезных боевых действий от немцев не ожидало. По старинке оно продолжало считать, что первые дни войны немцы будут только чесаться и потягиваться, слегка пошаливая на границе, прежде чем перейдут в решительное наступление вроде блицкрига во Франции.

В связи с этим никакой необходимости вывода дивизий прикрытия на боевые позиции заранее, до начала боевых действий, они не видели. И соответственно, ничего этого в своих планах не предусматривали! Первые атаки мелких групп противника предполагалось отбить силами погранотрядов и поддерживающих их мобильных отрядов дивизий прикрытия. Главные же силы приграничных дивизий в готовности к немедленному выступлению должны были находиться в полевых лагерях, располагавшихся в 10-30 километрах от границы. Такая система боеготовности за предшествующие годы превратилась в догму и совершенно устраивала практически все командование вплоть до утра 22 июня.

Исходя из этого, Жуков (как он пишет в мемуарах) вместе с наркомом просто не могли требовать от Сталина вывести заранее дивизии прикрытия на боевые позиции. Они сами не видели в этом нужды. И то, что пишет Жуков — будто он с Тимошенко требовал от Сталина срочно сделать это еще 12 (!) июня — банальное вранье. Не мог Жуков требовать действий, необходимости которых сам не видел, и даже не догадывался, что она может возникнуть! (Тем более — еще 12 июня.)

Наоборот — и это не парадокс, а естественный момент — многих командиров при угрозе развязывания против СССР войны на два фронта из-за их неосторожных действий, надо было самих чуть ли не силой заставлять это делать. О подаче официальной команды до нападения немцев "Ввести в действие план прикрытия 1941 года" и требование мобилизации в исполнении Жукова и Василевского я вообще не говорю — это полный бред.

Однако будет ошибкой считать вышесказанное отрицанием того, будто Жуков и Тимошенко вообще не хотели приводить в боеготовность первый эшелон войск прикрытия до начала войны (тем более, из опасения вызвать неприятности на свою голову). Но надо понимать следующий важный момент. К 18 июня войска прикрытия, за исключением работающих в полосе предполья батальонов и отрядов поддержки пограничников, были фактически небоеготовы. Большая часть их полевой, зенитной и противотанковой артиллерии, спецподразделения и масса отдельных команд находились на различных полигонах и сборах вдали от полевых лагерей дивизий. Чтобы собрать их в одном месте, как готовое к выходу на позиции соединение, требовалось до полутора-двух суток.

"Привести в боеготовность приграничные дивизии" по взглядам командования — это не вывести их на боевые позиции по плану прикрытия, а сосредоточить в полевых лагерях в готовности к немедленному выходу на позиции или сборный пункт. На тот момент это был твердый постулат, прочно сидевший в головах комсостава.

Подведем итог сказанному. Учитывая вышеизложенное, а именно:

что главнокомандование РККА не допускало мысли, что противник всю массу подвижных войск бросит на нас "в первый же день компактными группировками на всех стратегических направлениях ",

что по его расчетам война начнется не раньше 1 июля,

что в начале войны противник, по их мнению, будет действовать малыми силами,

что преждевременные и неосторожные перемещения войск у границы могут вызвать против СССР войну на два фронта с фатальными последствиями,

а также принимая во внимание известную мудрость, что подготовка и ведение войны — слишком ответственное дело, чтобы доверить его одним военным, выход дивизий на боевые позиции до начала войны мог выполняться не по их желанию или требованию, а исключительно вопреки им.

2. ТАК БЫЛО РАНЬШЕ

Однако командование Красной Армии можно понять. Весь опыт боевых действий в Европе и Азии за период 1938-1941 гг. свидетельствовал, что войнам и даже отдельным кампаниям предшествовали не только политическая напряженность, но и период вялотекущих боевых действий. Практически всегда этот этап бывал очень длительным. Причем некоторые конфликты, начавшись мелкими стычками на границе, хоть и сопровождались вводом в бой отдельных соединений и даже целых армий, но в полномасштабную войну не переросли.

Первый после Гражданской войны советско-японский вооруженный конфликт, известный как бои у озера Хасан, начался 12 июля 1938 года с пограничного спора. 29 июля он перерос в столкновения пограничников враждующих сторон. 31 июля японцы ввели в бой полевые войска. Всего с обеих сторон в сражении участвовали части четырех дивизий и бригад сухопутных войск, поддержанных авиацией. 12 августа стороны достигли соглашения о прекращении огня. Продлившись месяц, локальный конфликт так и не стал большой войной.

Следующим, уже более серьезным столкновением Японии с одной стороны, и союзных Монголии и СССР — с другой, стало сражение у реки Халхин-Гол на монгольско-манчжурской границе. Первые стычки японских пограничников с монгольскими начались в январе 1939 года. В середине мая в бои втянулись армейские подразделения Японии и МНР. С 22 мая в них стали участвовать подразделения советских войск. Разгораясь и затухая, наземные и воздушные бои с разной интенсивностью шли все лето. В июле развернулось большое сражение, в котором приняли участие армейские объединения: 1-я армейская группа советско-монгольских войск против 6-й японской армии. Решающее сражение, в котором сошлись 57000 советских и 55000 японских солдат и офицеров, началось 20 августа. 23 августа японская группировка была окружена и к началу сентября — ликвидирована.

Но, несмотря на большой масштаб и решительный характер сражений, на советско-японской (советско-манчжурской) границе боевых действий не велось. Потерпев поражение, Япония обратилась к Советскому правительству с просьбой о перемирии, и 16 сентября боевые действия прекратились. Таким образом, даже столь серьезный конфликт не привел к тотальной войне между Японией и СССР.

Но в те самые дни, когда сражение на Халхин-Голе подходило к концу, полномасштабная война разразилась в Европе. 1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу, а 3 сентября объявлением Францией и Великобританией войны Германии она превратилась в мировую. Однако эти события тоже произошли далеко не вдруг. За несколько месяцев до этого, 21 марта 1939г, Германия предъявила ультиматум Польше — согласиться на возвращение Германии города Данциг и постройку через польскую территорию немецкого шоссе и железной дороги. Поляки его отвергли, и Гитлер в одностороннем порядке разорвал польско-германский пакт о ненападении 1934 года. Начался длительный период дипломатической напряженности, тянувшийся свыше пяти месяцев. В двадцатых числах августа обе стороны приступили к скрытой мобилизации своих армий.

Утром 26 августа 1939 как минимум три подразделения вермахта вступили в бой с поляками. Одна группа численностью в 30 человек нарушила границу в полосе 10-й немецкой армии и была полностью уничтожена. Другая под командованием обер-лейтенанта Герцнера захватила на польской территории важный железнодорожный тоннель на Тешинском перевале. Поляки выбили немцев с перевала, но едва вернув себе тоннель, тут же его взорвали. {14} И третье подразделение немцев нарушило польскую границу со стороны Восточной Пруссии. Потеряв в бою командира, немцы отошли назад. {15}

Не будем разбирать причины тех инцидентов. Здесь важен сам факт, что боевые столкновения начались после длительной напряженности и за несколько дней до начала большой войны. После этого поляки открыто стали перебрасывать свои войска к границе, а 30 августа, за два дня до войны, польское правительство официально объявило всеобщую мобилизацию. 31 августа последовала получившая всемирную известность провокация в немецком приграничном городке Глейвиц. Группа переодетых в польскую военную форму эсэсовцев под командованием штурмбанфюрера А. Науйокса захватила немецкую радиостанцию. Немецкие провокаторы отправили в эфир обращение на польском языке к польскому народу с призывом уничтожать немцев в Польше. Но сами поляки обошлись без этих призывов, убив еще в первой половине дня 31 августа немецкого консула в Кракове. {16} А массовые репрессии против местных немцев начались в Польше еще 14 августа, перейдя с началом войны в открытую резню. Утром 1-го сентября германские армии с трех сторон двинулись на Польшу.

После быстрого разгрома Польши война на франко-германской границе, получившая название "странной", едва тлела в течение долгих восьми месяцев. Только 10 мая 1940 г немцы "внезапно" нанесли решающий удар. Сопротивление союзников, имевших полностью отмобилизованные и боеготовые армии, волею счастливого случая еще в январе 1940 получивших в свои руки немецкий план ведения войны, тем не менее полностью развалилось за 3-4 недели. Бельгия и Голландия капитулировали, разбитая английская экспедиционная армия, бросив тяжелое вооружение и технику, бежала на Британские острова. 22 июня 1940 года подписала акт о капитуляции Франция — та самая Франция, которая за четверть века до того четыре долгих года упорно сражалась с Германией и победила.

Не сразу началась и советско-финская война. После полугода бесплодных переговоров сторонам стало ясно, что миром дело не кончится. В октябре 1940 года финны начали мобилизацию своей армии. Но прошел октябрь, заканчивался ноябрь, а война не начиналась. Держать в бездействии долгий срок отмобилизованную армию для небольшой страны весьма накладно, и руководство Финляндии решило подтолкнуть события. 26 ноября в районе приграничного поселка Майнила на Карельском перешейке подразделение 68-го стрелкового полка 70-й стрелковой дивизии было обстреляно артиллерийским огнем с финской стороны. 29 ноября Советское правительство прервало дипломатические отношения с Финляндией, 30 ноября части Красной Армии перешли финскую границу.

Таким образом, схема завязки всех войн и локальных конфликтов в 1938-40 гг. была практически одинаковой: сначала период политической напряженности со взаимными претензиями, затем вооруженные стычки и провокации, и только потом — военная кампания с последним ударом. Руководство Красной Армии было прямым участником либо свидетелем тех конфликтов. Поэтому не удивительно, что они заложили себе в головы, а оттуда — в оперативные планы представления о размазанном и вялом начальном периоде войны.

Правда, когда немцы в конце концов наносили решающий удар, то делали это сразу и всеми наличными силами. Но и здесь в оправдание советского командования надо сказать, что вплоть до 10 июня, до начала переброски к границе ударной силы вермахта — танковых и моторизованных дивизий — наши планы прикрытия были вполне реальными. Невыполнимыми они стали за неделю до войны, когда силы Вермахта у границы превратились в компактные группировки, достаточные для разгрома разбросанных на огромных пространствах сил прикрытия Красной Армии. А перестроить за несколько дней такую махину, как образ мышления и представление генералитета РККА о характере начала войны, да еще переделав военные планы — практически невозможно. Для этого прежде всего надо было понимать, что их следует переделывать.

Правда, был важный момент, который мог насторожить и направить в нужном направлении ход мыслей Генштаба и командования округов. Надо было уловить момент, когда механизированные войска противника начали выдвигаться в выжидательные районы. Кроме того, танковые дивизии и корпуса вермахта применялись не по отдельности, а в составе танковых групп. Наличие в определенных местах танковых групп — верное свидетельство, что здесь будет главный удар, а германское наступление — дело ближайших дней. Без них успешное наступление, тем более против СССР, невозможно. Но военная разведка, Генеральный штаб и командование западных округов наличие у границ всех четырех танковых групп упустили. Поэтому тревога о возможности внезапного нападения немцев и необходимости скорейшего приведения войск в боевую готовность исходила не от командования Красной Армии.

3. ВРЕМЯ ПРИШЛО

Итак, 12 июня начался ввод в действие Плана прикрытия. На первом этапе выдвигали к своим позициям вторые эшелоны округов и первую волну дивизий прикрытия. Но к 18 июня обстановка на границе радикально изменилась.

Еще 10 июня 1941г. Гитлер окончательно подтвердил день Х — дату нападения на СССР. 14 июня в Берлине он провел последнее крупное совещание высшего командования вермахта перед началом операции "Барбаросса". Участвовали командующие армий и групп армий Восточного фронта, окончательно уточнившие свои задачи и получившие напутствие фюрера перед крестовым походом на Восток. {17}18 июня из выжидательных районов начали выдвигаться на исходные позиции для наступления пехотные дивизии Вермахта.основном правильно определила число соединений немецких войск у наших границ, т.е. го наблюдения войск прикры

Считая свою систему кодирования абсолютно надежной, немцы при передаче оперативных директив широко использовали радиосвязь. Сообщения предварительно кодировались с помощью специальной шифровальной машинки "Энигма". Для каждого вида вооруженных сил Германии — ВВС, флота и сухопутных войск — существовала своя модификация этого сложнейшего устройства со своим отдельным кодом.

Однако английским криптографам удалось "взломать" шифры "Энигм", использовавшихся в сухопутных войсках и авиации. Этим занималась специальная группа из Правительственной криптографической школы в поместье Блэтчли-Парк графства Букингемпшир. С начала апреля 1940 года и далее, с некоторыми перерывами, англичане читали большинство радиосообщений высшего командования Вермахта. Когда в мае 1940 г. немцы перешли в наступление на Западе, для союзников это не стало неожиданностью. В течение почти всей кратковременной кампании во Франции их криптоаналитики регулярно снабжали свое командование перехватами немецких директив:

"В ходе сражений во Франции английские дешифровщики с честью выдержали свой первый экзамен. В поле зрения англичан оказалось связующее звено между Гитлером и высшими штабами вооруженных сил Германии. Примерно тогда же стал вырисовываться характер радиопередач, которые шифровались с помощью "Энигмы". Выяснилось, что у немцев существовало правило, согласно которому все командующие армиями и группами армий должны были ежедневно представлять свои донесения об обстановке главному командованию сухопутных войск или верховному командованию... они позволяли английским командующим на фронтах проверять имевшиеся сведения, а премьер-министру и начальникам штабов в Лондоне — оценивать общую обстановку". {18}

У союзников было то, о чем только может мечтать любой командующий. Что, однако, англо-французам нисколько не помогло.

С середины 30-х годов в Англии начала работать группа советских разведчиков, впоследствии ставшая известной как "кембриджская пятерка". Довольно быстро они смогли получить доступ к высшим секретам британского правительства, включая дешифрованные материалы из Блэтчли парка. Пика своей информированности о планах немцев они достигли в 1942 году, когда одного из членов пятерки, Д. Кернкросса, перевели в это сверхсекретное заведение для наблюдения за расшифровкой материалов "Энигмы", назначив редактором этих материалов (нашли, однако, британцы, кого назначить!). И Кернкросс, без всякой иронии, первый экземпляр прочитанных директив направлял Черчиллю, а копию — Сталину. А если дело было срочным — то и наоборот.

И хотя к началу войны они еще не достигли того уникального положения, сложившегося спустя несколько месяцев, тем не менее, именно к июню 1941 они получили доступ к части материалов из центра дешифровки. Поэтому в июне членам пятерки тоже было чем похвастаться. Вот краткий список источников, которыми пользовался всего один из пятерых товарищей — Антони Блант (к слову, служивший в контрразведке МИ-5):

"Данные, на основе которых он строил свои выводы, были очень солидными и надежными — из американского и других посольств в Лондоне; немецкие данные, в частности донесения некоего Пауля Туммеля, служившего в абвере и работавшего на английскую разведку; материалы, поступавшие из центра в Блетчли-парк, где расшифровывались перехваченные немецкие радиотелеграммы". {19}

Кстати, этот факт проясняет, почему миссию Д. Вайнанта 20 июня 1941 провели именно в том виде, как она описана в первой главе. Поскольку британская контрразведка имела в американском посольстве в Лондоне свои "уши", то Ф. Рузвельту из Москвы, видимо, дали понять, что обычным порядком их общий ультиматум Черчиллю передавать нельзя. Поэтому послание Черчиллю устно передал личный доверенный посланник президента.

В мае 41-го англичане стали перехватывать приказы о перемещениях немецких сухопутных и военно-воздушных сил к советским границам:

"Перед глазами английских дешифровальщиков замелькали знакомые по битве за Францию фамилии немецких военачальников, которые сосредоточивали свои армии, танковые дивизии и эскадрильи вдоль советской границы". {20}

Некоторые их этих материалов через разведчиков "пятерки" наверняка могли попасть в Москву, хотя быстро их туда доставлять мешали два момента.

Во-первых, доступ к материалам у "пятерки" был пока еще эпизодическим. Во-вторых, к июню 1941 года основные боевые действия англичане вели на море. Но в тот момент у них еще были серьезные проблемы с дешифровкой сообщений военно-морской "Энигмы". И основные усилия англичане сосредоточили по прочтению зашифрованных ею сообщений. Ввиду ограниченности группы Блэчли-Парка сообщения вермахта, тем более для Восточной Европы, как менее важные, расшифровывались и переводились выборочно. Следует также добавить сюда потери времени на дешифровку, получение информации разведчиком и пересылку ее в Москву. Отсюда советские руководители даже с помощью англичан подробной картины обстановки не имели, но в общих чертах намерения гитлеровского командования и силы немцев в Москве уже могли знать!

То есть данные о том, что немцы начнут войну в ближайшие дни, а не в начале июля, руководство СССР могло получить уже из одного этого источника.

Обладая такой информацией, к 17 июня политическое руководство в Москве пришло к решению, что пришло время начинать второй этап Плана прикрытия. Что такое решение принимал Сталин, здесь уже говорилось. Стоит только напомнить, что во-первых, выводить на боевые позиции приграничные дивизии можно было только с его разрешения. Во-вторых, такое решение шло вразрез с выводами наркомата обороны, что для войны с СССР немцы должны сосредоточить 180 дивизий, из которых на тот момент, как они считали, у наших границ еще не хватало целой трети. Очевидно, именно к тому времени в Кремле новые сведения о намерениях Гитлера наконец-то превысили мнение и силу аргументов Генштаба за то, что война начнется не ранее 1 июля.

4. ГЛЯЙВИЦ НАОБОРОТ: ПРИКРЫТИЕ ВТОРОГО ЭТАПА ПЛАНА ПРИКРЫТИЯ

Полковой комиссар М. И. Бурцев встретил войну на посту начальника Отдела спецпропаганды Главного политического управления Красной Армии. Из множества событий последней предвоенной недели он вспомнил только о двух, которые были, так сказать, по его профилю. Как политработник, обойти Заявление ТАСС от 14 июня и сопровождающие его обстоятельства Бурцев просто не мог. Но вспоминая события последних двух мирных дней, он мельком упомянул еще один, очень странный эпизод:

"...в памяти ожили сообщения иностранной печати о критической обстановке на советской границе: "Имели место вооруженные столкновения немецких и советских войск...". Еще вчера, знакомясь с обзором иностранной печати, я подумал: "Ложь, провокация... " А сейчас...". {21}

О чем это говорит Бурцев? Что за вооруженные столкновения германских войск с советскими перед самой войной? Такие сообщения просто так не появляются, и Бурцев тоже вспомнил о них не случайно.

Заявление ТАСС от 14 июня получило широчайшую известность и активно обсуждалось мировой прессой. Оно стало очень неприятным сюрпризом для Гитлера с Геббельсом, и последний в своем дневнике с досадой это зафиксировал это, отметив сильный эффект Заявления. Геббельс тогда верно схватил одну из главных его идей, что до сих пор не поняли многие историки: оно возлагало вину за развязывание войны на Германию. Правда, тот момент, что Заявление прикрывало развертывание советских войск, не понял и сам Геббельс.

Руководители Германии официально не отреагировали на заявление, хотя это сильно било по их имиджу. Международной публике становилось все более очевидно, что в близящейся германо-советской войне агрессорами будут немцы.

На фронте пропаганды немцы ушли в глухую оборону. Сохраняли молчание по поводу советского Заявления даже те их официальные лица, которым это было просто невозможно — чиновники по связям с зарубежной прессой германских министерств иностранных дел и пропаганды. Вот тут им пришлось совсем несладко. Репортеры буквально не слезали с них, особенно (случайно ли?) тут старались американцы. {22}

Но время шло, процесс ввода боеготовности захватывал советские войска все ближе и ближе к границе. В такой ситуации прикрываться дальше тем Заявлением становилось уже затруднительно, поэтому следовало принять дополнительные меры педосторожности.

17 июня Сталин в числе прочих принимал у себя руководителей НКГБ-НКВД. Отзвуком этого совещания потом стала вынесенная на дезинформационном сообщении "Старшины" известная резолюция, где Сталин послал его по матушке. Но это мелочь, которую непомерно раздули, причем совершенно не поняв ее смысла, а главным там было совсем другое.

Несколько приоткрыл завесу над ним один из руководителей НКГБ-НКВД П.А. Судоплатов:

"В тот день, когда Фитин вернулся из Кремля, Берия, вызвав меня к себе, отдал приказ об организации особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении.

Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны. В данный момент нашим первым заданием было создание ударной группы из числа опытных диверсантов, способных противостоять любой попытке использовать провокационные инциденты на границе как предлог для начала войны. Берия подчеркнул, что наша задача — не дать немецким провокаторам возможности провести акции, подобные той, что была организована против Польши в 1939 году, когда они захватили радиостанцию в Гляйвице на территории Германии". {23}

Но Судоплатов как "разоблачитель культа личности" малодушно умолчал, почему операция началась именно в эти дни, а не раньше. Ведь предотвратить повторение Гляйвица против СССР полезно всегда, в любой момент. Тогда почему такую задачу ему поставили не раньше, а только перед самой войной (в которую, как утверждают, Сталин не верил) — 17 июня?

Чуть позже момент, о котором умолчал Судоплатов, мы рассмотрим очень подробно.А сейчас следует заметить, что предотвратить новый Гляйвиц — это хоть и хорошо, но это всего лишь оборона. А что если применить эту идею против ее авторов — немцев, ударив по ним подобным радиосообщением со своей территории?

И 19 июня 1941 западные газеты запестрели новыми сенсационными сообщениями — о нападении в ночь на 19 июня германских войск на советские населенные пункты у границы:

"ФРАНЦУЗСКОЕ СООБЩЕНИЕ О НАПАДЕНИИ ГЕРМАНИИ НА СССР

ВИШИ, 19 июня (ТАСС). Корреспондент ТАСС в ВИШИ сообщает, что сегодня утром французская служба радиоперехватов начала распространять, со ссылкой на сообщения Рейтер, слухи о том, что 19 июня германские войска якобы напали на советскую границу в пятнадцати пунктах. Эти слухи распространяются также среди французских журналистов". {24}

"СООБЩЕНИЯ АНГЛИЙСКОЙ ПЕЧАТИ

ЛОНДОН, 19 июня (ТАСС). Английские газеты помещают на первой странице сообщение корреспондента радиовещательной компании "Колумбия" Бардетта из Анкары, в которой говорится, что германские войска начали наступление на СССР в 15 пунктах советской границы. Помещено также сообщение из Швейцарии, ссылающееся на информацию из Хельсинки о том, что советские пограничники взорвали мосты, имеющие стратегическое значение, чтобы помешать наступлению на СССР". {25}

А через два дня шведские газеты сообщили, откуда раньше всего пошли слухи о нападении немцев на СССР:

"СТОКГОЛЬМ, 21 июня, _ТАСС). На первой странице под огромными заголовками "Афтонбладет" опубликовала вчера следующее сообщение информационного бюро Бульс из Лондона:

В ночь на 19 июня тбилисская радиостанция несколько раз передавала сообщение о нападении на русский город Каменец-Подольск. Диктор, говорящий по-грузински, заявил, что на бессарабской границе произошло столкновение между советскими пограничными войсками и передовыми отрядами некоей державы, делавшими попытку прорваться к Каменец-Подольску. К вечеру нападение было успешно отражено".

Тбилисское радио заявило далее, что немцы сконцентрировали механизированные дивизии и пехоту и большие воздушные соединения у границы в районе Черновиц и крупные военно-морские силы в районе Констанцы.

Почти истерическим тоном диктор обратился к Красной Армии с призывом "взяться за оружие". Советский Союз находится в смертельной опасности, заявил он, — Мы должны бороться за сохранение 20-летних социальных завоеваний". После этого он стал критиковать политику Москвы за уступчивость. "В Москве думают, — заявил он, — что можно спасти все путем малых уступок. Но в ходе переговоров приходится делать все большие уступки". {26}

Очевидно, эти слухи были очередной пропагандистской операцией обеспечения второго этапа Плана прикрытия — вывода на боевые позиции приграничных дивизий. Поскольку акция предназначалась для заграницы, то следовало исключить широкое распространение таких слухов среди населения СССР. Поэтому сообщение передали на грузинском языке и в ночное время. Конечно, за границей радиопередачи на грузинском языке слушают еще меньше, чем в СССР, но для того и работают агенты НКВД в зарубежных СМИ, чтобы подхватить и раздуть нужное сообщение.

Целью акции было предупредить возможные обвинения Советского Союза в подготовке к войне с Германией. Даже если немцы обнаружат выдвижение войск прикрытия, то такой ход вынуждал их оправдываться самим, вместо того чтобы публично обвинять СССР. Скажут немцы, что не нападали и, главное, не собираются напасть на СССР — очень хорошо. Значит, после развязывания ими войны миру еще ярче станет виден подлый и вероломный характер их агрессии. А это существенно облегчит задачу Сталину по привлечению на свою сторону нейтральной пока Америки и особенно ведущего коварную игру английского премьера Черчилля. Если немцы смолчат — тоже хорошо, еще до их нападения миру станет ясно, что агрессорами будут немцы. Ведь СССР уже 14 июня четко заявил, что он нападать на Германию не собирается и к войне с нею не готовится.

Расчет оказался верным. На этот раз немцев, по образному выражению Геббельса, удалось вытащить из норы — им пришлось оправдываться:

"АМЕРИКАНСКИЙ КОРРЕСПОНДЕНТ ОБ ОПРОВЕРЖЕНИИ ГЕРМАНСКИХ АВТОРИТЕТНЫХ КРУГОВ

СТАМБУЛ, 20июня (ТАСС). По сообщению стамбульского корреспондента агентства Юнайтед Пресс, согласно сведениям, полученным из Берлина, в Германских авторитетных кругах решительно опровергают распространяемые за границей сообщения о том, что началось германское вторжение в Советскую Россию. В этих кругах утверждают, что им ничего не известно по поводу циркулировавших здесь вчера слухов о пограничных столкновениях между германскими и советскими войсками". {27}

"ВОПРОСЫ ИНОСТРАННЫХ ЖУРНАЛИСТОВ НА ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИИ В БЕРЛИНЕ

БЕРЛИН, 20 июня, (ТАСС). Сегодня в министерстве пропаганды был задан вопрос: "Что могут сказать с германской стороны о сообщении тбилисского радио, что будто бы на румыно-советской границе произошли столкновения между германскими и советскими войсками?" С германской стороны в связи с этим заявили, что за последнее время на эту тему распускается очень много слухов и, по-видимому, это сообщение следует отнести к этой категории слухов.

На вопрос: "Что может сказать германская сторона о сообщении из Бухареста, что будто бы во время столкновения на румыно-советской границе между германскими и советскими частями в рукопашном бою было убито 4 германских солдата", — представитель министерства снова заявил, что это сообщение следует отнести к той же категории слухов". {28}

Однако и в этот раз немцы упорно не стали говорить, что не собираются нападать на СССР.

Под прикрытием этой акции на советской стороне начался второй этап ввода в действие плана прикрытия.

5. ДИРЕКТИВА ГЕНШТАБА ОТ 18 ИЮНЯ

Из всего комплекса приведения войск в боеготовность основное внимание всегда уделялось вопросу готовности приграничных дивизий. Причем хрущевцы внушили людям, что поскольку Сталина якобы не верил в нападение Гитлера, то и не разрешил выводить эти дивизии на позиции по плану прикрытия.

Как сказано выше, официально вводить план прикрытия заблаговременно (до боевых действий) прямым путем, предусмотренным директивами наркома обороны, было невозможно. Поэтому его вводили поэтапно, отдельными приказами, без разъяснения войскам, что таким способом вводится в действие план прикрытия. Сначала 12-13 июня НКО приказал вторым эшелонам округов выйти на определенные этим планом позиции под видом учений и подвижных лагерных сборов.

Но при этом в директивах для округам уже были кратко указаны и задачи приграничным дивизиям, и эти задачи на тот момент ставились одинаково, почти слово в слово:

"Приграничные дивизии оставить на месте, имея в виду, что вывод их к госгранице, в случае необходимости, может быть произведен только по моему особому приказу". {29}

К слову, эта фраза означает, что на тот момент вопрос о возможности вывода на позиции приграничных дивизий до начала боевых действий принципиально был уже разрешен. Ведь при нападении врага эти дивизии будут выведены на позиции в любом случае, следовательно "в случае необходимости" означало совсем другое.

Но 13 июня такой необходимости еще не было. Проведение такой операции следовало ожидать где-то ближе к 1 июля, когда наркомат обороны предполагал нападение Германии. Но вскоре все существенно изменилось.

После разгрома Западного фронта часть его руководства была арестована и после трехнедельного следствия осуждена военной коллегией Верховного Суда СССР. 22 июля на процессе бывший начальник связи фронта генерал-майор А. Т. Григорьев показал:

"Выезжая из Минска, мне командир полка связи доложил, что отдел химвойск не разрешил ему взять боевые противогазы из НЗ. Артотдел округа не разрешил ему взять патроны из НЗ, и полк имеет только караульную норму — по 15 штук патронов на бойца, а обозно-вещевой отдел не разрешил взять из НЗ полевые кухни. Таким образом, даже днем 18 июня довольствующие отделы штаба не были ориентированы, что война близка... И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность". {30}

В том процессе генерал Григорьев был подсудимым, но в данном исследовании он выступил в качестве важнейшего свидетеля. Григорьев сказал то, что после него вслух никто из военачальников не говорил: о телеграмме начальника Генштаба от 18 июня, по которой войска следовало привести в боеготовность в связи с надвигающейся войной.

18 июня пришло время особого приказа, о котором 13 июня говорил Тимошенко в директивах западным округам. Приказ от 18 июня (точнее назвать его директивой) предписывал вывести дивизии прикрытия на свои позиции у границы. Это был последний крупный шаг по приведению войск округов в боевую готовность.

Если такая директива была, то войска должны ее выполнить. Давайте посмотрим, как ее выполняли, и начнем с Прибалтийского Особого военного округа.

6. 18 ИЮНЯ В ПРИБОВО

Войска ПрибОВО обороняли морское побережье и сухопутную границу СССР от Моонзундских островов до литовского городка Капчямиестис. Боевой состав ПрибОВО на 22 июня 1941 года представлен в таблице 5. {31}

Таблица 5

Армии

Стрелковые соединения

Другие рода войск

8-я

10-й ск (10 и 90 сд, 47 и 73 кап)

11-й ск (48 и 125 сд, 51 кап)

11 сд

12-й мк (23 и 28 тд, 202 мд)

9-я противотанковая артбригада

7-я САД

46-й Тельшяйский УР

42-й Шавлийский УР

11-я

16-й ск (5, 33 и 188 сд, 270 и 448 кап)

29-й Литовский ск (179 и184 сд, 615 кап)

23, 126 и 128-я сд

3-й мк (2 и 5 тд, 84 мд)

10-я противотанковая артбригада

8-я САД

44-й Каунасский УР

48-й Алитусский УР

27-я

22-й Эстонский ск (180 и 182 сд, 614 кап)

24-й Латвийский ск (181 и 183 сд)

67-я сд

3-я отдельная стрелковая бригада

Окружное подчинение

65-й ск (16 сд)

5-й вдк (7, 10 и 201 вдбр)

4, 6 и 57-я САД

41-й Лиепайский УР

Островский УР

Себежский УР

110 и 402 гап РГК больш. мощн.

40 и 429 гап РГК

10, 12 и 14-я бригады ПВО

Непосредственно границу прикрывали части девяти стрелковых дивизий: 10, 90, 125 и 48-й из состава восьмой армии, и 5, 33, 126, 128 и 188-й — из одиннадцатой армии. Кроме того, 3-я отдельная стрелковая бригада 27-й армии защищала Моонзундские острова, а 67-я стрелковая дивизия той же армии прикрывала побережье Балтийского моря от Лиепаи до Рижского залива.

Выполняя перед самой войной приказ по приведению своих войск в боеготовность, командование ПрибОВО при этом нарушило строгий режим скрытности. Такая оплошность привела к тому, что в архивах остался доступный рядовым исследователям довольно приличный объем документов периода 18-21 июня 1941, которым мы отчасти здесь и воспользуемся.

8 АРМИЯ

10-й стрелковый корпус

10-я стрелковая дивизия 10-го стрелкового корпуса находилась на правом фланге 8-й армии и обороняла границу на протяжении 80 км, начиная от Балтийского моря. До середины июня у границы, как и в других войсках прикрытия, находились только отдельные подразделения, строившие оборонительные сооружения в полосе предполья Тельшяйского УРа. Главные силы дивизии дислоцировались в 40-60 км от границы, т.е. в одном-двух суточных переходах от нее. В январе 1941 г. начальник штаба 8-й армии генерал-майор Ларионов докладывал командованию ПрибОВО:

"Существующая дислокация 10-й и 125-й стрелковых дивизий не отвечает требованиям занятия обороны, потребуется от суток до двух". {32}

Перед самой войной этот недостаток устранили. Как вспомнил командир дивизии генерал Фадеев, по приказу командира корпуса 10-я стрелковая заняла рубеж обороны в своем районе прикрытия за три дня до войны:

"19 июня 1941 года было получено распоряжение от командира 10-го стрелкового корпуса генерал-майора И. Ф. Николаева о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в районы обороны, заняли дзоты и огневые позиции артиллерии. С рассветом командиры полков, батальонов и рот на местности уточнили боевые задачи согласно ранее разработанному плану и довели их до командиров взводов и отделений.

В целях сокрытия проводимых на границе мероприятий производились обычные оборонные работы, а часть личного состава маскировалась внутри оборонительных сооружений, находясь в полной боевой готовности". {33}

В истории боевого пути дивизии, написанной уже после войны, события последних предвоенных дней изложены так:

"За 5 дней до нападения Германии штаб дивизии из Плунге переместился ближе к границе в лес вост. м.Кулей...

17 июня 1941г. командиром дивизии был издан приказ — всем частям занять свои рубежи по Госгранице и быть в боевой готовности. К 10.00 19 июня 1941г. все части дивизии и управление дивизии уже полностью были на своих местах. С этого момента от мирной боевой учебы части дивизии перешли к новому периоду — армейской жизни.... Так продолжалось 4 дня, и вечером 21 июня 1941г. были получены данные разведки, что на участке 62 СП немецкое командование сосредоточило целое соединение с танками, артиллерией, минометами и мотоциклами, такие же донесения были получены и от других полков дивизии.

21 июня 1941г. командиром дивизии был дан приказ о приведении в полную боевую готовность всех частей дивизии.

К 24.00 21.6.41г. полки дивизии с приданными им частями в полной боевой готовности находились в следующем расположении..." {34}

Как видно, даты получения приказа немного отличаются (кто-то из очевидцев их перепутал). Но главное в том, что по приказу командования 10-я стрелковая дивизия к утру 19 июня заняла боевые позиции на своем участке прикрытия.

90-я стрелковая дивизия этого корпуса с 17 мая находилась в летних лагерях в районе литовского города Таураге. 18 июня дивизия также получила приказ — занять свой район прикрытия по реке Юра (Поюра). {35}

Из документов 173-го стрелкового полка 90-й сд:

"19.6.41г. по боевой тревоге весь полк выдвинулся к немецкой границе. 2-й и 3-й стрелковые батальоны и полковая школа заняли оборону по р. Юра, 1-й с. б. оставался в районе ВАЙНУТАС. В таком положении полк застал 22 июня 1941г. — начало Отечественной войны". {36}

Из документов 286-го стрелкового полка той же дивизии:

"В ночь с 18 на 19.06.41г. полк был поднят по боевой тревоге и выведен в районы Кведарна — Паюрелис, где занял оборону по восточному берегу р.Юра. Все подразделения полка были приведены в полную боевую готовность, личный состав полка с нетерпением ожидал разрядки создавшейся атмосферы и все как один горели ненавистью к немецкому фашизму". {37}

Таким образом, получив 18 июня приказ, к утру 19 июня 10-й стрелковый корпус в полном составе занял боевые позиции по плану прикрытия.

11 стрелковый корпус

Слева от 10-го стрелкового корпуса границу прикрывал 11-й стрелковый корпус в составе 48, 125-й стрелковых дивизий и 51-го корпусного артполка.

Про 48-ю стрелковую дивизию мы здесь уже говорили. К середине июня она была разделена на три части, удаленные на больших расстояниях друг от друга. Три батальона (вторые батальоны стрелковых полков) находились у границы, занимаясь строительством оборонительных сооружений на участке прикрытия дивизии. В 40-50 км к северо-западу от них (в полосе 10-го ск) базировались первые три батальона дивизии. Остальные силы дивизии (три стрелковых батальона, артиллерийские полки и дивизионные подразделения), дислоцировавшиеся в Риге, выступили к границе еще в ночь на 17 июня. В ночь на 20 июня находившаяся за 10-м ск группа двинулась на соединение с ними к месту сосредоточения дивизии — в район поселка Эржвилки (25-40 км от границы).

Редкий случай, когда ход событий с 18 по 22 июня в частях и соединениях целого корпуса подробно отражен в его журнале боевых действий. Приводимый ниже документ хоть и великоват, но дает исчерпывающую картину приведения в боеготовность всего приграничного корпуса.

ЖУРНАЛ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ 11 СК {38}

ВРЕМЯ

Хронологическая запись боевых действий

Ссылка на приказ, опер/ разведсводку, донесение

1941г. июнь18 9ч 30мин

Совещание командиров штаба. Указание командира корпуса генерал-майора Шумилова о приведении в боевую готовность штаба и ОБС.

Телеграмма Военного Совета ПрибОВО

18 часов

Приезд в штаб корпуса генерал-полковника Кузнецова, приказавшего к утру 19.6.41г. штабу занять командный пункт.

19 июня 6.00

Оперативная группа штаба заняла командный пункт — лес 3 клм ю.-з м. Скаудвиле для руководства сосредоточением подчиненных 125, 48 СД и 51 КАП к государственной границе.

Части 125 СД с 1.00 19.6 выступили в заранее подготовленные оборонительные районы.

Донесение N01 штакора 11 начштарму 8 от 19.6.41

Оперсводка штаба 125 СД к 5.00 19.6.41г. N01

48 СД, дислоцировавшаяся в г. Риге и сосредотачивающаяся на основании приказа ПрибОВО к государственной границе, достигла ст. Мейтене /Латвия/ и в течение дня проводит дневку.

51 КАП, следуя из района лагерной дислокации Свенцяны по железной дороге, производит по-эшелонно выгрузку на ст. Видукле и следование в район о.п. Трашелишки, ст. Янишки.

Штаб корпуса приступил к установлению связи с частями, уточнению мест расположения их, материальной обеспеченности и сбору сведений о противнике.

Оперсводка штадива 48 N03 19.6.41г

21 час

Части 125 СД продолжают выдвижение и занятие оборонительных районов в полосе справа м. Крапсяй, искл. Пограмантис, искл. м. Сартыники; слева м. Немакшчяй, Либшикяй, искл. Варнайце, Татарино.

466 СП вышел в оборонительный участок искл. м. Паграмантис, Тауроген, Полушини, Можаны.

657 СП вышел в оборонительный участок южная окраина Тауроген, Дацияны, Бурбишки, Пипали.

749 СП на марше в резерв командира корпуса в р-н Пужишки, Мишейкяй.

Боевое распоряжение штадива 125 N01 от 19.6.

Оперсводка штадива 125 к 16.30 за 19.6 N02

48 СД с 22.00 начинает ночной марш, имея задачу выйти к утру 20.06.41г. в р-н Мешкуйчяй.

Решением командира 48 СД 85 ОРБ, 127 ПТД,

67 ОБС выбрасывается из общей колонны дивизии с задачей к исходу 20.06 сосредоточиться в лесу 2клм сев. Эржвилки.

В 21.00 19.6.41г. 1/268 СП, 1/301 СП, 1/328 СП находившиеся в полосе 10 СК начали ночной марш в р-н сосредоточения дивизии, оставив по одной усиленной роте в р-онах Венсейчяй, Вевержинай, Швекшна до прибытия смены от частей 10 СК.

Боевой приказ штадива 48 N4 от 19.6

Оперсводка штадива 48 к 11.00.19.6. N3

Оперсводка штадива 48 к 8.00 20.6 N04

1-2/51 КАП в пути движения со станции выгрузки ст.Видукле в р-он ОП Тракшелишки, ст.Янишки.

Командир полка в течении дня 19.6 проводил рекогносцировку (повторную) р-на ОП дивизионов.

К исходу дня 19.6.41г. штабу о противнике известны следующие разведданные:

а) продолжается сосредоточение войск к границе;

б) установлена нумерация частей и штабов

Шилуте — штабы 5ПД, 161МСД; ПТД (нумерация не установлена), 660ПП; Митункен — дивизион 206 АП; Ляупсяй — 520 ОСБ; Скирвителл — б-он 14 ПП; Вилляйкен — б-он 660 ПП; Ужлекнен — б-он 660 ПП; Лес 2 клм с.-з. Натткишкен — б-он 207 ПП; Клокен — б-он и штаб 14 ПП; Гудден — б-он 207 ПП, д-он 21АП; Лаугжарген — б-он 214 ПП и до АП (нумерация ?); Погеген — 291 МП, б-он 350 МП, 116 ТБ; Пиктупекен — 511 ОПТД, 350 МП, пех. б-он (нумерация?); Кракишкен — 501 ПП (требует проверки); Виллкишкен — пех.б-он (нумерация ?);Рагнит — 49 зап. пех. б-он; Куршен — 405 ПП; Шмалленингкен — пех. б-он ?; Хайрихсвальде — 44 М.П.; Нойкирх — штаб 217 ПД

Тильзит — штабы 7АК, 1, 290 ПД, 8 МСД, 20БрД, 1 кав.бриг, 469 ПП;

43, 45, 216, 213, 52, 501, 502, 503 ПП;

202, 204, 227, 206, 510 МП;

б-он 272 МП; 212, 101 ТБ; 1 и 2 кав. п-к;

22 ТАП, 21 ЛАП, 290, 61 АП.

Авиаотряд до 63 самолетов.

Всего 4 ПД, 2 МСД, 1 КавБр, 3-4 ТБ и отдельные корпус. части. Бронедивизия.

в) С вечера противник производит выдвижение из пунктов установленной дислокации в приграничную зону. Боевых действий в течение ночи на 20.6 и дня 20.6 не было.

Оперсводка штаполк 51 N 01 от 21.6.41.

20 июня 1941г 22 часа

125 СД к 5.00 заняла оборонительный рубеж на фронте искл. м.Паграмантис, Тауроген, Бурбишки имея передний край по восточному и с-в берегу р. Юра, Дацияны, Красовщизна, фл. Друтовишки, Бурбишки, Вижайце, продолжая усиливать оборонительные участки, прием ДОТ и их приспособление к использованию.

466 СП с 2/183 ПТД 2/189 ОСБ обороняет участок отм.58,9 по р.Юра, Тауроген, Попушини, Можаны ПП 466-459 ГАП .

Район отм. 58,9, Сонгалишкяй обороняет 7 с.р. усиленная батареей ПА.

Район Шавкяны, Рекстуки, Можаны — 2/466 СП

Район НОР., Тауроген, Попушини, Надшуние — 1/466 СП.

Полосу предполья обороняют:

а) район Аукштупе, Будвице, фл.Будвице 8р.

б) Тракинишки — взвод 9 с.р.

в) район Ангуркли — взвод 9 с.р.

657 СП с 3/183 ПТД 1/189 ОСБ обороняет участок южная окраина Тауроген, Дацияны, фл. Друтовишки, Пипали ПП 657-414 АП.

Район южн. окраина Тауроген, Дацияны, Поверже обороняет 2/657 СП.

район Страгутышки 2-3 с.р. 657 СП.

район фл. Друтовишки, Бурбишки, Дворвицы 8-9 с.р. 657 СП.

Полосу предполья обороняют:

а) район Пожеруны — 1 с.р. 657 СП.

б) район Дунаки — 7 с.р. 657 СП.

749 СП к 15.00 сосредоточился в район Репедаубе, Лапсурвас, Мишейкяй и поступил в резерв командира СК.

По-батальонно усиливает оборонительные районы:

3/749 СП — Репедаубе, Вингилинкай

1/749 СП — Лапсурвас, южная окраина леса Малупе

2/749 СП — Мишейкяй, Миткшпайчяй

Штадив 125 лес Пушишки.

Оперсводки штадива 125 N3 и 4 от 20.6.41г.

Оперсводки штакора 11 N03 к 15.00 20.6.41г.

Схемы боевого порядка частей дивизии на 17.00 20.6

48 СД с 7 до 930 сосредоточилась на дневку в район зап.м. Мешкуйчяй.

С 20.00 дивизия (3/268, 3/301, 2/328 СП, 10 АП, 14 ГАП) и части дивизии на марше по маршруту Шауляй, Шиленай, м.Пакапе.

1/268, 1/301 и 1/328 СП с 7.00 на дневке в лесах 2 и 5 клм , с-в. м. Шилале.

С 2230 батальоны выступают по маршруту м.Упинас, м.Скаудвиле, Эржвилки

(1/268 СП в лес юж. КП штакора в резерв командира СК)

2/268 СП одной ротой ведет оборонительные работы в р-не Варнайцы;одной ротой Эржвилки; одной ротой в предполье Соколины.

2/301 СП одной ротой ведет работы в р-не Подайце, Ерудишки, Буткайцы; одна рота — Дробулине, Даргайтели, фл.Левады; одна рота в предполье Эйчи.

3/328 СП одна рота р-не Якубайце; одна рота р-не УР и Густышки;одной ротой усиленной взводом 85 ОРБ,

бат 127 ПТД в предполье Жирнишки, Смукуцы, лес 2клм з.Колняны

Оперсводка штадива 48 N4 к 8.00 и N5 к 16.00 20.6.41г

Штадив 48 — г.дв. Лабгиры зап.м. Воджгиры

51 КАП двумя дивизионами занял, оборудует и укрепляет О.П.

3/51 КАП сосредоточился в р-он огневых позиций

О противнике дополнительно установленна нумерация частей в следующих пунктах:

Нойкирх (з. Тильзит) — 348ПП

Пиктупенен — 350 МП, г.дв. Эрнсталь — 67АП Тильзит — 511мГАП, 290АП, 101 ТБ, 212ТБ,

511 ГАП, три танковых полка, три артполка (нумерация не установлена)

В 8 МД входят 202, 204, 227 МП.

Юж.Лаугжарген в лес 19.6 прибыл ТБ

Шилутэ — ТБ 20 БД

Коадиутен — Натткишкен 116 ТБ, 116 Бр.дивизион 511артдивизион

Оперсводка N2 штаполк 20.6.41

Разведсводка N3 штадив 125 к 11.00 20.6.41г.

21 июня 1941г.

20 часов.

Боевых действий в течении суток не было. 125 СД занимает прежнее положение, ведет работы по устройству заграждений, прием ДОТ, усиление оборонительных районов.

2/657 СП вследствие неготовности ДОТ на три амбразуры в районе Красовщизна не принял его.

3/657 СП не принял ДОТ в р-нах м.Гавры, Люткайце, Новый двор ввиду их неготовности. Готовность их предполагается к 26.6.41г.

Оперсводка штадива 125 N5, 6, 7 к 4.00, 9.00, 14.00 21.6.41г.

Оперсводка штакора 11 N4, 5, 6,7 к 4.00, 6.30, 10.00,15.00 21.6.41г.

В 1730 6 р.749 СП на основании приказа командира 125 СД выступил по маршруту: перекресток дорог Миткшпайчяй, шоссе, Ютпетры, Шавришки, Купитишки, Страгутышки с задачей к 23.00 сосредоточиться в р-н Красовщизна (2284)

Боевое донесения N01 штадива 125 от 16.30. 21.6

Боевое донесение ?1 штаполк 749 17.00 21.6

48 СД — колона в составе 3/268, 3/301 2/328 СП

10 АП, 14 ГАП и дивизионных частей совершив ночной марш к 7.00 сосредоточилась на дневку в лесах юж. оз. Рекивос.

1/268 СП сосредоточился в резерв командира корпуса на юж. опушке леса 3клм ю.-з. м.Скаудвиле и приступил к устройству заграждений.

1/328 и 1/301 СП — на дневке в лесу 3клм юж.Очикай имея задачей в ночь на 22.6. совершить марш в р-н сосредоточения дивизии.

2/268, 2/301СП 3/328СП и сосредоточившийся 85 ОРБ, 127 ПТД находящиеся в полосе обороны дивизии продолжают работы на прежних рубежах.

51 КАП занял тремя дивизионами огневые позиции в районе Тракшелишки, ст.Янишки и ведет работы по оборудованию и укреплению их.

Оперсводка штадива 48 N5 к 9.00 21.6

Схема расположения частей 48 СД к 9.00 21.6.

22 июня 41г.

В 4 часа утра немцы начали сильную артподготовку по фронту 125 СД.

Авиация направилась бомбить в направлении Шауляй

Артподготовка по переднему краю продолжалась в течении 3,5 часов. Кроме того был произведен 30 минутный налет по нашей артиллерии и вторым эшелонам дивизии.

Таким образом, получив 18 июня приказ, 125-я стрелковая дивизия и 51-й корпусной артполк к утру 20 июня заняли оборону в назначенном им участке прикрытия. Дивизия занимала оборону шириной 35 км по фронту и тремя эшелонами в глубину до 25 км: четыре роты в предполье в 2-5 км от границы, два стрелковых полка заполняли узлы обороны NN3, 4, 5 Шауляйского укрепрайона, один полк составлял резерв командира дивизии. (Такие подробности расположения частей приграничной дивизии впоследствии нам еще пригодятся).

В итоге к утру 20 июня части 11-го стрелкового корпуса либо уже заняли боевые позиции по плану прикрытия, либо совершали марш к позициям, выполняя ранее полученный приказ.

В оперативное подчинение восьмой армии придавалась также 9-я противотанковая артбригада в составе 636 и 670-го артиллерийских полков. 18 июня части бригады также получили приказ о приведении в боеготовность и были выведены на свои боевые позиции:

Боевое донесение N01 штаба 9 противотанковой бригады

Роща юго-восточнее 2 км УЖВЕНТИС. 20.06 13.00.

Карта 10000 1937г.

1. 9 танковая [так в тексте — С. Г.] бригада заняла КП роща юго-восточнее 2 км УЖВЕНТИС.

2. Части выходят с матчастью в районы обороны.

3. КП 636 противотанкового артполка: район МАЛИНОВО.

4. КП 670 противотанкового артиллерийского полка: район РЕКСЕНЯЙ.

НАЧАЛЬНИК ШТАБА В/Ч 3340

МАЙОР ЖЕМАРЦЕВ {39}

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА N1 ШТАБА 9 ПРОТИВОТАНКОВОЙ БРИГАДЫ

Роща юго-восточнее 2 км м.УЖВЕНТИС.

1. 636 и 670 АП 9 противотанковой бригады занимают боевой порядок.

2. Связь с частями устанавливается.

Матчасть перевозится в районы в 3-4 приема из-за недостатка средств тяги.

1935 20.06

НАЧАЛЬНИК ШТАБА

МАЙОР ЖЕМАРЦЕВ {40}

К 9 часам утра 21 июня артполки бригады заняли боевые позиции, за исключением одного дивизиона 670-го артполка, который на тот момент еще находился в пути от лагеря к району обороны. {41}

После войны Военно-научное управление Генерального штаба Советской Армии проводило опрос военачальников об обстоятельствах начала Великой Отечественной войны. В числе прочих им был задан вопрос — "С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?" Ответом на него бывший командующий 8-й армии генерал-лейтенант П. П. Собенников как бы подвел итог выполнения плана прикрытия вверенной ему армией:

"Итак, около 10-11 часов 18 июня я получил приказание вывести части дивизий на свои участки обороны к утру 19 июня, причем, генерал-полковник Кузнецов Ф. И. приказал мне ехать на правый фланг, а сам лично выехал в Таураге, взяв на себя обязанность привести в боеготовнсть 11-й стрелковый корпус генерал-майора Шумилова М. С.

Начальника штаба армии генерал-майора Ларионова Г. А. я отправил обратно в Елгава с приказанием выводить штаб армии на командный пункт. Мы разъехались.

К концу дня все распоряжения о выводе войск на границу мною были сделаны устно.

В это время войска находились на строительстве в укрепленных районах, часть — на строительстве аэродромов.

Личной проверкой утром 19 июня было установлено, что части уже выходили в свои районы....

В течение дня 19 июня были развернуты 10-я, 90-я и 125-я стрелковые дивизии. части этих дивизий располагались в подготовленных траншеях и дерево-земляных огневых точках. Долговременные сооружения не были готовы.

Штаб армии задержался и не смог прибыть к намеченному сроку. Я, прибыв к ночи 19 июня на командный пункт, не нашел там штаба армии, выехал в Елгава и застал там штаб в сборах. В ночь на 20 июня штаб был выведен на командный пункт.

Части 12-го механизированного корпуса в ночь на 19 июня выводились в район Шауляй. Его танковые и моторизованные колонны в эту ночь заняли все дороги в районе Елгава....

Следует заметить, что никаких письменных приказаний до 20, да и после 20 июня из штаба округа о развертывании войск получено не было.

Я действовал на основании устного приказания генерал-полковника Кузнецова Ф. И. , данного мне утром 18 июня". {42}

Следует обратить внимание, что приказы на занятие боевых позиций командующий армии получал и отдавал в устном виде, подчеркнув это несколько раз.

Итак, 18 июня План прикрытия границы в 8-й армии был полностью введен в действие. К 20 июня войска армии либо уже заняли позиции, либо, выполняя ранее отданные приказы, находились на марше к своим позициям.

11 АРМИЯ

Бывший начальник штаба 11-й армии генерал И. Шлемин 16 мая 1952 года на тот же вопрос, что и Собенников, ответил так:

"Ни о каком распоряжении о выводе войск на государственную границу не помню. По всей видимости, его не было, так как 128-я и 33-я стрелковые дивизии находились в непосредственной близости от нее, а 5-я — в лагере (в 30-35 км от границы).

Во второй половине под предлогом выхода в полевой лагерь в районе Ковно сосредоточилась 23-я стрелковая дивизия из Двинска.

В июне, числа 18-20-го, командиры пограничных частей обратились в штаб армии с просьбой оказать им помощь в борьбе с диверсантами, проникающими на территорию Литвы. В связи с этим было принято решение под видом тактических учений дивизиям занять оборону на своих участках и выдать бойцам на руки боеприпасы, которые, однако, командующий войсками округа приказал отобрать и сдать на дивизионные склады.

Таким образом, к 20 июня три стрелковые дивизии [по тексту — 5-я, 33-я и 188-я — С. Г.] заняли оборону с задачей прочно удерживать занимаемые рубежи в случае нападения противника". {43}

В сообщении Шлемина много противоречий, которых мы еще коснемся. Например, к 20 июня три дивизии заняли оборону на своих позициях с задачей прочно обороняться, но никакого распоряжения о выводе их на границу он, начальник штаба армии, не помнит! Выходит, командующий округом Ф. И. Кузнецов, приказывая восьмой армии занять боевые позиции, про одиннадцатую армию совсем забыл? Почему Шлемин темнит? Кроме того, сделав все же в конце правильный вывод, сам Шлемин забыл, что у него на границе было еще и четвертое соединение — 128 стрелковая дивизия армейского подчинения. В своих мемуарах бывший начальник связи 11-й армии В.П. Агафонов дополнил Шлемина:

"В этой тревожной обстановке собрался Военный совет 11-й армии. Командарм Морозов проанализировал данные разведотдела, изложил реальную обстановку и дал оценку условиям, в которых находилась армия.

Было принято решение: 16-му стрелковому корпусу в составе 188, 5 и 33-й стрелковых дивизий, а также 128-й стрелковой дивизии армейского подчинения занять рубеж обороны вдоль границы, в непосредственной близости от нее, оставив от каждой дивизии в лагерях лишь по одному полку; штаб армии передислоцироваить из Каунаса на командный пункт в форт ?6 (он сохранился еще со времен первой мировой войны и представлял собою бетонированное помещение с надежными перекрытиями), там же развернуть и армейский узел связи; войскам выдать боеприпасы. Покинув лагерь в Казла-Руде, соединения скрытно заняли оборону вдоль границы с Восточной Пруссией на участке протяженностью около ста километров.

Весь день 19 июня я занимался отправкой имущества и средств связи в форт N6". {44}

Забытая Шлеминым 128-я стрелковая дивизия, прикрывавшая левый фланг армии, вместе с другими соединениями 20 июня тоже заняла свои боевые позиции:

"В связи с чрезвычайно тревожной обстановкой на западной границе дивизии было приказано выдвинуться на свои рубежи. 19-20 июня 128-я силами, не участвующими в строительстве укреплений, заняла оборону на участке в 55 километров в районе Кальвария — Лаздияй и приступила к строительству командных и наблюдательных пунктов. Но уже оставалось слишком мало времени..." {45}

К 19.00 20 июня 1941 года дивизия занимала следующие позиции:

"128 СД производит оборонительные работы и в боевой готовности к 10.00 20.6 занимает оборону:

374 сп: 2/374 сп с 2/481 гап в районе обороны ИНКШИТЫ, отм.202,5, фл.БАЧАТЕЛЬ.

1 и 3 батальоны — КАЛЬВАРИЯ.

741 сп с 292 ап — в районе обороны отм.146,1, ЛОЗЬДЗЕЕ, ПОЛОЗДЗЕЕ, ЮРЧУНЫ, ТРАКЕЛЬ.

533 сп: 1/533 сп с 2/292 ап производят оборонительные работы районе лес вост. фл.ЯНКИШКИ (1478 и 1480). 2/533 сп — п.СИМНО; 3/533 сп на марше из района фл. ПАСЕКИ в СИМНО.

119 ОРБ — СЭРЭЕ.

1 и 3/481 гап, 212 обс, 281 оптд, 76 автобат — КАЛЬВАРИЯ.

Штадив 128 — опергруппа — лес зап. СЭРЭЕ 2 км, 2-й эшелон штаба — КАЛЬВАРИЯ". {46}

Ну и наконец, отвечая в 1952 году на тот же вопрос военно-научного управления, бывший командующий 11-й армии генерал-лейтенант Морозов вспомнил то, о чем забыл его начальник штаба Шлемин:

"На основании устных распоряжений командующего войсками округа соединения 11-й армии выходили на подготовленный рубеж обороны. Делалось это под видом усовершенствования полевых укреплений". {47}

В состав армии входили еще две дивизии армейского подчинения, о которых выше уже говорилось. 126-я стрелковая дивизия, находившаяся в Новосвенцянском лагере за 200 км от границы, еще 15 июня получила приказ выдвинуться своим ходом в приграничный район. В ночь с 17 на 18 июня дивизия выступила к месту назначения — населенному пункту Прены в районе казларудских лесов.

Одновременно с нею в тот же район совершала марш 23-я стрелковая дивизия второго эшелона армии. По плану ей следовало только с первого дня войны по железной дороге выдвигаться из Двинска в район Ковно, а оттуда выходить к местечку Казла-Руда. Но дивизия выступила к границе своим ходом еще 17 июня. {48}

Итак, по приказу командующего округом войска 11-й армии к 20 июня либо заняли свои позиции по плану прикрытия, либо находились в пути к этим позициям.

МЕХАНИЗИРОВАННЫЕ КОРПУСА

Для усиления обороны границы во второй линии армий прикрытия находились 12-й и 3-й механизированные корпуса. Занимать районы сосредоточения и быть в готовности наносить оттуда удары по прорвавшемуся противнику им надлежало с началом боевых действий.

Однако корпуса были приведены в боевую готовность и выступили в районы сосредоточения уже 18 июня. Вот два красноречивых документа 12-го механизированного корпуса, которые даже нет нужды комментировать.

ЖУРНАЛ

БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ 12 МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА

До 18.6.41г. До начала боевых действий части 12МК дислоцировались:

а). 23 тд в районе ЛИБАВА

б). 28 тд в районе Рига

в). 202 мсд в районе РАДВИЛИШКИС

г). 10 мцп — МИТАВА

д). 47 инж. батальон — 5 км северо-восточнее МИТАВА

е). ШТАКОР и 380 ОВС — МИТАВА

В период с 16по 17.6 командование корпуса с руководящими командирами штаба находились на поверке мобготовности частей и подразделений 202 мсд. В г. МИТАВА за начальника штаба корпуса был оставлен помощник начальника оперотдела капитан ЕФИМОВ.

В 23.10 16.6. был получен из штаба ПРИБОВО секретный пакет особой важности /серия А/. Пакет был вскрыт по приказанию капитана ЕФИМОВА зав. делопроизводством секретной части техником интендантом 2 ранга т. ЛЕБЕДЕВЫМ, который полностью содержание директивы не знал. 17.6. шифром было доложено командиру корпуса генерал-майору т. Шестопалову о получении указанной директивы, который прибыл в штакор в 23.30 17.6.

18.6. Командиром корпуса был отдан приказ за N033 войсковым частям о приведении последних в боевую готовность, о выступлении и сосредоточении в районах:

28 тд (без мсп) — в лесах БУВОЙНИ, м. ГРУДЖЯЙ, ВРИДЫ, НОРЕЙКИ. КП — лес 1,5 км северо-восточне НОРЕЙКИ — к 5.00 20.6.

23 тд — м. ТИКШЛЯЙ, м. СЕДА, ТЕЛШЯЙ. КП — лес 2км севернее м. НАРИМДАЙЧАЙ — к 5.00 20.6.

202 мсд — в лесах ДРАГАНАЙ... КП — лес 1,5 км восточнее СЕНКАНЫ — к 14.00 19.6...

Штаб 12 МК — в лесу 2 км западнее г. дв. НАЙСЕ — к 4.00 20.6.41г.

Дивизии согласно приказа ?033 в 23.00 18.6. выступили с зимних квартир в район сосредоточения, совершая марш в ночное время, а днем находясь на отдыхе.

19.6. Штаб корпуса выступил из МИТАВА в 15.00 19.6. в район согласно боевого приказа. Части корпуса совершали марш в свои районы сосредоточения.

20.6. Дивизии и корпусные части сосредоточились в указанных им районах, организовав охрану и круговую оборону.

21.6. Части корпуса приводили в порядок личный состав и материальную часть после совершения марша. 202 мсд в течение 20 и 21.6. совершала марш в новый район...

22.6. В 4.30 на КП штакора /лес 2 км западнее г. дв. НАЙСЕ/ из штаба 8-й армии был получен сигнал воздушной тревоги. В 5.00 над районом КП пролетели первые самолеты противника...

Командир 12 МК Военный комиссар

Комдив КОРОВНИКОВ Батальонный комиссар ПЕТРОВ

Начальник штаба

Полковник ГРИНБЕРГ {49}

Следует только добавить, что в плане передвижения войск, утвержденном 14 июня Военным Советом ПрибОВО, эти корпуса не упоминались. Значит, после начала выдвижения глубинных корпусов, но до директивы 18 июня вышел еще один приказ, касающийся механизированных корпусов западных округов, включая ПрибОВО. Что еще раз подтверждает вывод — план прикрытия последовательно вводился серией отдельных приказов и директив.

Второй документ уже неоднократно публиковали, но здесь он тоже будет к месту.

"ПРИКАЗ КОМАНДИРА 12-го МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА N 0033 ОТ 18 ИЮНЯ 1941 г. О ПРИВЕДЕНИИ ЧАСТЕЙ КОРПУСА В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ

СОВ. СЕКРЕТНО

ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ

ПРИКАЗ

12-му МЕХАНИЗИРОВАННОМУ КОРПУСУ

N 0033

18 июня 1941 г. Елгава (Карта 100000)

1. С получением настоящего приказа привести в боевую готовность все части.

2. Части приводить в боевую готовность в соответствии с планами поднятия по боевой тревоге, но самой тревоги не объявлять. Всю работу проводить быстро, но без шума, без паники и болтливости, имея положенные нормы носимых и возимых запасов продовольствия, горюче-смазочных материалов, боеприпасов и остальных видов военно-технического обеспечения. С собой брать только необходимое для жизни и боя.

3. Пополнить личным составом каждое подразделение. Отозвать немедленно личный состав из командировок и снять находящихся на всевозможных работах. В пунктах старой дислокации оставить минимальное количество людей для охраны и мобилизационные ячейки, возглавляемые ответственными командирами и политработниками.

4. В 23.00 18.6.41 г. частям выступить из занимаемых зимних квартир и сосредоточиться:

а) 28-й танковой дивизии без мотострелкового полка — в лесах Бувойни (2648), м. Груджяй (2040), Бриды (1046), Норейки (1850), (все западнее шауляйского шоссе).

К 5.00 20.6.41 г. командный пункт — лес 1,5 км северо-западнее Норейки (2050).

б) 23-й танковой дивизии в полном составе — в лесах в районе м. Тиркшляй (3680), м. Седа (2366), Тельшай (0676), м. Тришкяй (1498).

К 5.ОО 20.6.41 г. командный пункт — лес 2 км севернее Неримдайчяй (северн.) (1886).

в) 202-й мотострелковой дивизии в полном составе — в лесах в районе Драганы (9222), Гесьви (9814), Валдейки (8680), Науконис (8418)

К 14.00 19.6.41 г. командный пункт — лес 1,5 км восточнее Сенканы (9416).

г) 10-му мотоциклетному полку в полном составе — в лесу 2 км северо-западнее Давноры (1254).

К 5.00 20.6.41 г. командный пункт — лес 1 км севернее Давноры (1054).

д) 47-му отдельному мотоинженерному батальону в полном составе — в лесу 2 км южнее Адомишки (1256) к 5.00 20.6.41 г.

е) 380-му отдельному батальону связи — со штабом 12-го механизированного корпуса.

5. Марши совершать только в ночное время. В районах сосредоточения тщательно замаскироваться и организовать круговое охранение и наблюдение. Вырыть щели, войска рассредоточить до роты с удалением роты от роты 300-400 м.

6. Организовать на маршрутах движения службу регулирования и восстановления материальной части.

7. Установить в районах сосредоточения безотказную и быстродействующую связь с подчиненными частями. К 4.00 20.6.41 г. на командный пункт 12-го механизированного корпуса выслать делегатов связи, которых в дальнейшем иметь при командном пункте корпуса постоянно.

8. К 23.00 18.6.41 г. донести в штаб корпуса (Елгава) по телефону или телеграфу условной цифрой "127" о выступлении с зимних квартир. В дальнейшем донесения представлять о прибытии в пункты дневок и прибытии в район сосредоточения.

9. К 20.00 18.6.41 г. шифром донести краткое содержание своих приказов на марш с указанием частей и маршрутов для них, время выступления, время и места дневок и сосредоточения частей в своих новых районах. Особенно точно указывать время и место на марше и дневках штабов.

10. Командный пункт 12-го механизированного корпуса с 4.00 20.6.41 г. — в лесу 2 км западнее г. дв. Найсе (1266). До 22.00 18.6.41 г. командный пункт корпуса — Елгава.

Командир 12-го механизированного корпуса

генерал-майор ШЕСТОПАЛОВ

Начальник штаба корпуса

полковник КАЛИНИЧЕНКО" {50}

Одновременно штаб округа привел в боеготовность 3-й механизированный корпус. {51} Выход соединений в районы сосредоточения подавался личному составу как участие в армейских учениях. Прикрытие цели выхода осуществлялось отделами политпропаганды, которые в листовках призывали бойцов образцово провести предстоящие учения. Но похоже такие меры не сильно их обманули. Как уже говорилось, даже местное население видело, что войска отправляются на войну:

"Встречавшиеся по пути следования некоторые местные жители спрашивали: куда вы идете? Мы отвечали — на учение. Ими такой ответ не воспринимался. Они говорили, что накануне английское радио передавало, что вы идете на войну". {52}

Однако в литературе до сих пор гуляют легенды об отдельных командирах, которые вопреки Сталину самостоятельно вводили боеготовность своих частей. К примеру, вот что пишут профессионалы Института военной истории в своей работе о боевом пути 8-й армии:

"Понимая серьезность создавшейся на границе тревожной обстановки, командиры соединений в ряде случаев приводили части в повышенную готовность по своей инициативе. Например, командир 12-го механизированного корпуса в отданном 18 июня приказе потребовал немедленно, без объявления боевой тревоги, все части привести в боевую готовность". {53}

Прямо скажем, не очень удачный пример инициативы выбрали историки. Ведь пакет с директивой особой важности о приведении корпуса в боеготовность дожидался его командира больше суток.

АВИАЦИЯ

Еще 3 июня 1941 г. вышел приказ наркома обороны о проведении в ПрибОВО двусторонних авиационных учений на тему "Авиационная дивизия в борьбе с авиацией противника на аэродромах". {54} Учения в соответствии с планом начались 16 июня и должны были проводиться до 23 июня. Но через три дня из режима учений мирного времени вместе с другими родами войск авиация перешла на военное положение: 19 июня штаб ВВС ПрибОВО отдал приказ о переходе в боевую готовность. {55} В полках объявили боевую тревогу и начали рассредоточивать эскадрильи с основных аэродромов на оперативные.

Ниже приводится донесение 18-го батальона аэродромного обслуживания военному комиссару 6-й смешанной авиадивизии (сад) Рытову, в котором проводится раздел между учениями и моментом объявления боевой тревоги с перебазированием авиации:

ВОЕННОМУ КОМИССАРУ 6 АД

полковому комиссару т. Рытову

Политдонесение

Содержание: о партийно-политической работе 118 БАО в период перебазирования.

В момент объявления боевой тревоги 19 июня 1941г. личный состав 118 БАО базировался на трех площадках: Кейданы, Макштава и Разгонис.

Основной задачей личного состава батальона было обеспечить летную работу 61 ШАП на основном аэродроме и оперативных площадках. Личный состав 118 БАО в период проходивших учений и в последующих боевых действиях сумел полностью обеспечить летную работу 61 ШАП. За период учений и после объявления боевой тревоги с личным составом проведена большая партийно-политическая работа. На каждой оперативной площадке и основном аэродроме были созданы партийные и комсомольские организации, которые проводили свою работу с личным составом, организуя его на выполнение задач, стоящих перед батальоном. За это время на всех площадках были проведены партийные и комсомольские собрания с вопросом задачи парторганизации в обеспечении полка на окружных учениях ВВС...

19.7.41г. Военный комиссар 118 БАО

батальонный комиссар Шихарев {56}

С этого момента штабы перешли на ведение оперативной документации по правилам военного времени. 20 июня штаб ВВС начал выпуск оперативных сводок состояния боеготовности авиации с номера один:

Серия "Г"

Исх. ?02 ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА N01 к 17.00 20.6.41г.

ШТАБА ВВС ПРИБОВО

ПАНЕВЕЖИС КАРТА 1:500000

1. Части ВВС в течение 20.6.41г. производили перебазирование на оперативные аэродромы, рассредоточение и маскировку матчасти на аэродромах...

2. Боевых действий в течение 20.6.41г. части ВВС не производили.

В каждом полку в готовности ?2 находится по одной эскадрилье.

Остальные занимаются боевой подготовкой.

НАЧАЛЬНИК ШТАБА ВВС ПРИБОВО

Комбриг КРУПИН

НАЧАЛЬНИК ОПЕРАТИВНОГО ОТДЕЛА

Подполковник КОРЕПАНОВ {57}

Серия "Г"

Исх. ?04 ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА N02 К 5.00 21.6.41

ШТАБА ВВС ПРИБОВО

ПАНАВЕЖИС КАРТА 1:500000

1. Части ВВС в течение ночи 21.6.41 боевых действий не производили, в каждом полку по одной эскадрилье находится в боевой готовности ?2. Остальные занимаются боевой подготовкой.

Дислокация частей без изменений (см. сводку N01).

НАЧАЛЬНИК ШТАБА ВВС ПРИБОВО

Комбриг КРУПИН

НАЧАЛЬНИК ОПЕРАТИВНОГО ОТДЕЛА

Подполковник КОРЕПАНОВ {58}

Начатая с N01 20 июня сквозная нумерация оперсводок сохранилась и после начала войны. Указанная в них боевая готовность N2 — высшая оперативная готовность авиационных частей и соединений во фронтовых условиях. В оперативной сводке ?04 на 19 часов 22 июня (т.е. к концу первого дня войны) штаб ВВС указал, что на утро второго дня войны авиации фронта следует быть в готовности ?2 — такой же, как и 20 июня:

"Части ВВС ПрибОВО [находятся в] положении отдыха. Готовность ?2 3.00 23.6". {59}

Авиационные соединения, которые с 19 июня приводились в боевую готовность, рассредоточивали и маскировали свои самолеты, оперсводки также начинали с номера один:

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА N2 ШТАБ 57 САД

ВИЛЬНО К 20.00 20.6.41

КАРТА 500000

1. 57 САД в течение 20.6 продолжала маскировку самолетов, подвозку боеприпасов и горючего на оперативные аэродромы, уточнение вопросов управления и поверку дежурных эскадрилий.

2. Дивизия рассредоточена: 42 ИАП 3АЭ — ОРАНЫ, 1 АЭ — ПЕРЛОЯ.

237 ИАП 1 АЭ — ОРАНЫ.

49 КИАП 1 АЭ ДВИНСК, 2 АЭ — ЛИКСНА.

54 КСБП 3 АЭ — КИВИШКИ, 2 АЭ — ПОРУБАНОК.

Готовятся к перелету на аэродром КРЫЖАКИ.

3. Боевой состав САД: 42 ИАП 1 АЭ 6 боевых экипажей

2 АЭ 7 боевых экипажей

3 АЭ 9 боевых экипажей

4 АЭ 6 боевых экипажей

Управление 2 боевых экипажа

54 КСБП 1 АЭ 00 боевых экипажей

2 АЭ 00 боевых экипажей

3 АЭ 9 боевых экипажей

4 АЭ 9 боевых экипажей

5. Неисправных самолетов следующее количество: 42 ИАП нет

49 КИАП 5

54 КСБП 10

4. На аэродромах ОРАНЫ, КРЫЖАКИ, ДВИНСК по одной [АЭ] находится в состоянии боевой готовности.

6. Состояние боеприпасов и ГСМ на аэродромах:

ПОРУБАНОК 13 боекомплектов, 4 заправки

КИВИШКИ 1 — — 1 — -

КРЫЖАКИ 1 — -

ДВИНСК 18 — — 2 — -

ЛИКСНА 12 — — 3,5 — -

ОРАНЫ 2 — —

ПОРУБАНОК для 42 самолетов 8 б/к 6 заправок.

7. КП дивизии оборудуется.

8. К исходу дня в дивизии в состоянии боевой готовности: 57 истребителей, 28 бомбардировщиков.

НАЧАЛЬНИК ШТАБА 57 САД

ПОДПОЛКОВНИК ЛИХАЧЕВ

НО I МАЙОР ПРОСТОСЕРДОВ {60}

РИГА НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ВВС ПРИБОВО

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА N3 ШТАБ 57 САД ВИЛЬНО

К 12.00 21.6.41. КАРТА 500000

1. 57 САД 21.6 в период 4.00-12.00 продолжала работу по обеспечению боевой готовности и продолжала нормальную учебу.

2. За период 4.00-12.00 в боевом составе и обеспеченности САД боеприпасами и ГСМ [изменений] нет.

3. С аэродрома ПОРУБАНОК 2 эскадрильи 54 КСБП перебазировались на аэродром КРЫЖАКИ. С аэродрома ОРАНЫ 2 авиаэскадрильи 42 ИАП перебазировались на аэродром ПЕРЛОЯ.

4. Связи с ПОНЕВЕЖИС нет.

НАЧАЛЬНИК ШТАБА 57 САД

П/ПОЛКОВНИК ЛИХАЧЕВ

НО-I МАЙОР ПРОСТОСЕРДОВ {61}

Таким образом, получив вместе с другими родами войск соответствующий приказ, авиация ПрибОВО в течение 19-20 июня была приведена в боевую готовность.

ПВО И ДРУГИЕ РОДА ВОЙСК

Войска округа включали в себя не только приграничные дивизии, механизированные корпуса и авиацию. Поэтому 18 июня командующий войсками ПрибОВО издал приказ особой важности N00229 "О проведении мероприятий с целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа". Этим приказом командующий приводил в боеготовность практически все остальные рода войск и службы, не затронутые вышеназванными директивами и устными приказами. От начальника Северо-западной зоны ПВО приказ требовал:

"1. Начальнику зоны противовоздушной обороны к исходу 19 июня 1941 г. привести в полную боевую готовность всю противовоздушную оборону округа, для чего:

а) организовать круглосуточное дежурство на всех постах воздушного наблюдения, оповещения и связи и обеспечить их непрерывной связью;

б) изготовить всю зенитную артиллерию и прожекторные батареи, назначив круглосуточное дежурство на батареях, организовав бесперебойную связь их с постами, тщательно подготовив в инженерном отношении и обеспечив огнеприпасами;

в) организовать взаимодействие истребительной авиации с зенитными частями;

г) организовать бесперебойную связи постов воздушного наблюдения, оповещения и связи с аэродромами истребительной авиации;

д) к 1 июля 1941 г. закончить строительство командных пунктов, начиная от командира батареи до командира бригадного района.

19.6.41 г. доложить порядок прикрытия от пикирующих бомбардировщиков крупных железнодорожных и грунтовых мостов, артиллерийских складов и важнейших объектов.

До 21.6.41 г. совместно с местной противовоздушной обороной организовать: затемнение городов: Рига, Каунас, Вильнюс, Двинск, Митава, Либава, Шауляй, противопожарную борьбу в них, медицинскую помощь пострадавшим и определить помещения, которые могут быть использованы в качестве бомбоубежищ". {62}

В развитие приказа N00229 штаб ПрибОВО в тот же день отдал целевой приказ уже собственно системе ПВО:

"КОМАНДУЮЩИЙ ПРИКАЗАЛ:

1. Частям ПВО зоны, батальонам ВНОС и средствам ПВО войсковых соединений и частей принять готовность N2 (повышенная боевая готовность)...

3. Части ПВО, находящиеся в лагерях, в том числе и войсковые, немедленно вернуть в пункты постоянной дислокации...

6. Срок готовности 19.00 19 июня 1941-го. Исполнение донести 20.00 19 июня 1941-го.

Начальник штаба ПрибОВО генерал-лейтенант КЛЕНОВ" {63}

Процесс введения боевой готовности в войсках ПВО округа с 18 по 22 июня зафиксирован в журнале боевых действий 10-й бригады ПВО, прикрывающей район Риги {64}:

Дата

Боевая задача

Описание боевых действий

18.6.41г.

1800

Шифровкой за ?3924 штаба ПрибОВО объявлено введение готовности ?2 с выполнением всех мероприятий к 18.00 19.6.41г.

В ночь на 19.6.41г. все зенитные средства пушки, пулеметы и прожектора вышли на огневые позиции.

19.6.41г.

День 19.6.41г. проводились саперно-маскировочные работы и установка средств связи ОП с КП.

20.6.41г.

Шифровка подтверждена приказом заместителя командующего войсками ПрибОВО по противовоздушной обороне. Отношение за ?00564 от20.6.41г

20.6.41г. продолжается инженерное оборудование КП и ОП. Установлена связь со всеми элементами боевого порядка. На КП частей и дивизионов введено круглосуточное дежурство среднего комсостава . КП частей и дивизионов на схеме ?1.

КП командира бригады: ул. Алтонавас дом ?43. Подвозятся боеприпасы и производится их окончательное снаряжение.

Установлена связь с МПВО. Представители МПВО установили постоянное дежурство на КП бригады.

Установлена связь с 21 истребительным авиаполком и его аэродромами, основным и запасным.

Издано постановление о затемнении города Риги.

20.6.41г.

2320

Директива зам. командующего войсками ПрибОВО по ПВО ? 00565 от 20.6.

Для усиления ПВО гор.Рига в ваше распоряжение выделяются три батареи МЗА...

Выделено 3 батареи по 4 орудия 40мм зенитных пушек "Бофорс" из 180, 181 и 182 СД. Матчасть получили в течение ночи с 20.6 на 21.6.41.

21.6.41г.

К 21.00 21.6.41г. сформированы и вышли на огневые позиции:

1). Батарея МЗА для прикрытия м.Цекуле

2). Батарея МЗА для прикрытия ж.д. узла ст.Круспильс (4-37мм) (573 снаряда).

3). Батарея МЗА для прикрытия электростанции Тегуме (4-40мм).

21.6.41г.

20.00

Предписание штаба ПрибОВО от 21.6.41г. за N от/001836 сформировать для противовоздушной обороны 979 артсклада ст.Линханчай отдельный зенитно-пулеметный взвод.

Сформировать зенпульроту 2х взводного состава для ПВО 618 артсклада.

Сформированы: — зенпульрота для ПВО 618 артсклада

— зенпульвзвод для ПВО 979 артсклада.

В 3.00 22.6.41. рота и взвод отправлены на автотранспорте автобатальона.

21.6.41г.

2000

Приказание пом. кмандующего войсками по ПВО от 21.6.41г. ?00567. Бригаде придается 111 ОЗАД с задачей обеспечить северное направление.

21.6.41г*.

2000

Объявлен приказ о мобилизации с 1918 по 1905г.

Объявлен по радио.

* — так в документе

ИЗ ПРИБОВО — В СЗФ

В числе прочих приказ ?00229 указывал провести мероприятие, которое надо выделить особо.

19 июня 1941г. ПрибОВО фактически был преобразован в Северо-Западный фронт (СЗФ), а из его состава выделены управления Северо-западного фронта и Прибалтийского военного округа — не Особого, а уже обычного.

20 июня управление СЗФ перешло на основной фронтовой командный пункт в Паневежисе. Туда перебросили основные отделы и ставший штабом фронта бывший штаб ПрибОВО. На военном языке это означало, что за два дня до войны была создана высшая оперативная организация для руководства боевыми действиями. {65} При переезде в Паневежис управление войсками временно осуществляла оставшаяся в Риге группа генералов и офицеров штаба округа. Они же с некоторыми второстепенными отделами в целях маскировки до 22 июня обозначали наличие в Риге штаба ПрибОВО. С началом войны они уже официально стали штабом Прибалтийского (обычного) военного округа и руководили мобилизацией. Так же как, например, в Киеве из КОВО кроме ЮЗФ выделился Киевский военный округ, занимающийся учетом военнообязанных и их мобилизацией.

Сразу же 20 июня штаб СЗФ перешел на делопроизводство военного времени. С этого дня, как и во время войны, оперативные и разведывательные сводки было приказано составлять три раза в сутки:

Сообщается под расписку

НАЧАЛЬНИКАМ ОТДЕЛОВ ШТАБА И ОКРУЖНЫХ УПРАВЛЕНИЙ

Сообщаю для сведения, что штабам армий даны указания о представлении срочных донесений по следующим срокам:

а). Оперативные сводки к 7.00 по состоянию на 5.00

то же к 14.00 по состоянию на 12.00

то же к 19.00 по состоянию на 17.00 Кроме того, штармам знать положение частей на 1.00

б). Штаб ВВС представляет начальнику оперативного отдела к тем же срокам, что и оперсводки от штабов армий.

в). Разведсводки штармы представляют:

к 6.00 по состоянию на 4.00

к 13.00 по состоянию на 13.00

к 18.00 по состоянию на 16.00

Кроме того, штармы знать должны обстановку на 24.00

г). Тыловую и связь сводку штармы представляют ежедневно к 23.00 нарочными.

Обеспеченность по огнеприпасам и горючим даются в оперативных сводках...

20 июня 1941г. ?01

ЗАМЕСТИТЕЛЬ НАЧАЛЬНИКА ШТАБА

ГЕНЕРАЛ— МАЙОР ТРУХИН {66}

Правда, эти указания систематически нарушались, поскольку штабам почему-то не хватало сил на три сводки за день даже в последние мирные дни. Но нумерация сводок, боевых приказов и донесений с этого дня пошла с ?1. Выдвигающиеся на свои участки обороны соединения в основном перешли на такую же нумерацию оперативных документов еще 18-19 июня. Это была именно та оплошность в режиме скрытности, которая позволила создать массив документов, худо-бедно, но отражающий ход приведения войск округа в боевую готовность. (В других округах переход в боеготовое состояние отражать в оперсводках, донесениях и приказах запрещалось, хотя и там были отдельные исключения).

При этом штабные офицеры увлеклись и в документах вместо ПрибОВО стали употреблять аббревиатуру "СЗФ", чего до начала войны категорически следовало избегать даже в секретной переписке. Поэтому начальник штаба фронта вскоре их поправил, приказав исключить из документов и разговоров слова "фронт" и "СЗФ":

Объявить под расписку

НАЧАЛЬНИКАМ ОТДЕЛОВ ШТАБА

И ОКРУЖНЫХ УПРАВЛЕНИЙ ПРИБОВО

Некоторые штабы частей и отделы окружного управления в документах и в разговорах употребляют слова — "фронт", СЗФ и пр., чем разглашают место и наличие фронтового управления.

Немедленно прекратить это явление и впредь штаб и управления именовать ПрибОВО.

21 июня 1941г. НАЧАЛЬНИК ШТАБА ОКРУГА

ГЕНЕРАЛ-МАЙОР П. КЛЕНОВ {67}

Этот момент объясняет, почему в документах тех дней названия ПрибОВО и СЗФ используются практически одновременно.

Начальнику связи округа следовало к утру 20 июня оборудовать узел связи на основном фронтовом командном пункте возле города Паневежис. Еще с 19 июня на СЗФ начался переход на систему радиосвязи военного времени. Для фронта, каждых армии и соединения существовала своя радиосеть. Каждая радиосеть имела свои собственные радиоданные: рабочую и запасную частоты, позывные и парольные сигналы для любой радиостанции этой сети. Документы с радиоданными военного времени для всех сетей хранились только при штабе округа. И хотя по правилам рассылать их в войска можно было только с началом войны, но отделом связи эти документы разослал в штабы армий и соединений уже 19 июня! {68} Правда, зам командующего округом по связи успел перейти на радиосвязь военного времени только с Генштабом и соседними округами. Но это уже другой вопрос. Фактом является то, что приказ о подготовке перехода на связь военного времени начальник связи дал за три дня до войны.

Итак, подведем итог по ПрибОВО.

18 июня по приказу Генштаба войска округа были приведены в боеготовность. При этом План прикрытия был введен в действие практически в полном объеме.

Но сами планы и приказы лежали в штабных сейфах частей и соединений в опечатанных "красных пакетах", и до 4 часов утра 22 июня эти пакеты оставались нетронутыми. Вскрывались они только с началом войны. Причем участники событий в ПрибОВО почти не упоминают о вскрытии "красных пакетов" утром 22 июня (одно интересное исключение рассмотрим позже). Не упоминают потому, что с 14 по19 июня командиры получили устные (для частей на границе) или письменные (части в глубине округа, как 3-й и 12-й мехкорпуса) приказ из вышестоящего штаба, указывающий выполнить те же мероприятия, что и "красный пакет". Поэтому приказы из красных пакетов практически потеряли свое значение (разве что кроме некоторых вспомогательных частей и организаций), и вскрытие их утром 22-го июня стало уже простой формальностью.

7. 18 ИЮНЯ В КОВО

В пределах Киевского особого военного округа границу прикрывали войска 5-й, 6-й, 26-й и 12-й армий. Боевой состав округа на 22 июня 1941 года представлен в таблице 6.

Таблица 6. Боевой состав КОВО {69}

Армии

Стрелковые соединения и укрепрайоны

Другие рода войск

5-я

15-й ск (45 и 62 сд)

27-й ск (87, 124 и 135-я сд)

2-й Владимир-Волынский УР

9-й Ковельский УР

22-й мк (19 и 41 тд, 215 мд)

9-я противотанковая артбригада

14 сад, 62 бад

6-я

6-й ск (41, 97 и 159 сд)

3-я кд

4-й Струмиловский УР

6-й Рава-Русский УР

4-й мк (8 и 32 тд, 81 мд)

3-я противотанковая артбригада

15-я и 16-я сад

26-я

8-й ск (99 и 173 сд, 72 гсд)

8-й Перемышльский УР

8-й мк (12 и 34 тд, 7 мд)

2-я противотанковая артбригада

46-я сад, 63-я иад

12-я

13-й ск (44 и 192 гсд)

17-й ск (60 и 96 гсд, 164 сд)

58 гсд

10-й Каменец-Подольский УР

11-й Черновицкий УР

16 мк (15 и 39 тд, 240 мд)

3-я противотанковая артбригада

44 и 64 иад

Окружное подчинение

7-й ск (147, 196 и 206 сд)

31-й ск (193, 195 и 200 сд)

36-й ск (140, 146 и 228 сд)

37-й ск (80, 139 и 141 сд)

49-й ск(190, 197 и 199 сд)

55-й ск (130, 169 и 189 сд)

9-й мк (20 и 35 тд, 131 мд)

15-й мк (10 и 37 тд, 212 мд)

19-й мк (40 и 43 тд, 213 мд)

24-й мк (45 и 49 тд, 216 мд)

5 АРМИЯ

15 стрелковый корпус

5-я армия в составе 15, 27-го стрелковых и 22-го механизированного корпуса занимала оборону на правом фланге округа. В свою очередь, ее правый фланг прикрывал 15-й стрелковый корпус полковника И. И. Федюнинского в составе 45, 62-й стрелковых дивизий и двух корпусных артполков.

18 июня 45-я 62-я стрелковые дивизии были выдвинуты в свою полосу обороны. Как вспоминает Федюнинский, будто бы в тот день границу перешел немецкий солдат и сообщил, что 22 июня начнется война. Допросив перебежчика, обеспокоенный Федюнинский вечером 18 июня якобы добился от командующего 5-й армией разрешения вывести дивизии корпуса в полосу обороны:

" Вернувшись в штаб корпуса, я позвонил командующему 5-й армией генерал-майору танковых войск М. И. Потапову и сообщил о полученных сведениях.

— Не нужно верить провокациям! — загудел в трубке спокойный, уверенный басок генерала. — Мало ли что может наболтать немец со страху за свою шкуру.

Верно, все это походило на провокацию, но на душе было неспокойно. Я доложил генералу Потапову, что, по-моему, следует все же предпринять кое-какие меры. Попросил разрешения по два стрелковых полка 45-й и 62-й дивизий, не занятых на строительстве укреплений, вывести из лагерей в леса поближе к границе, а артиллерийские полки вызвать с полигона. Генерал Потапов ответил сердито:

— Напрасно бьете тревогу.

Обосновывая свою просьбу, я сослался на возможность использовать эти полки для работы в предполье и сократить, таким образом, сроки окончания строительства оборонительных сооружений.

— Опасаться же, что это может вызвать недовольство немцев, нет оснований, — говорил я. - Войска будут находиться в восьми километрах от границы, в густом лесу.

Командарм, подумав, согласился". {70}

Итак, 18 июня артиллерийские полки вызвали с полигона, а дивизии вышли из лагерей и расположились сразу же за своими позициями, замаскировавшись в лесу. Лавры заблаговременного приведения в боевую готовность вверенного ему корпуса Федюнинский приписал себе, использовав как повод для этого сообщение немецкого перебежчика. Как мы увидим, в мемуарах военачальников после их личной инициативы перебежчики стали самой популярной причиной приведения войск в боевую готовность. И начало этому положил И.И. Федюнинский, воспоминания которого были изданы еще в 1961 году — много раньше, чем у Г.К. Жукова.

На самом деле 62-я сд по распоряжению командующего КОВО к тому времени уже почти двое суток находилась в пути. Вечером 16 июня по тревоге она покинула лагеря и 19 июня вышла в свою полосу обороны, расположившись в 1-12 километрах от границы. {71} Хотя по плану прикрытия дивизия должна была выйти на свой участок только к концу третьего дня войны. {72} (То есть, то что предполагали сделать через три дня после начала войны, выполнили за три дня до ее начала.) То есть, несмотря на то, что кое-что Федюнинский придумал, ему можно верить в главном — 18 июня 15-й стрелковый корпус был приведен в боевую готовность и занял позиции в своей полосе обороны.

87 стрелковая дивизия

Официальная история Киевского военного округа сообщает, что 87-я стрелковая дивизия 27-го стрелкового корпуса под видом учений тоже была выдвинута к государственной границе, но еще раньше — 14 июня 1941 года:

"Подразделения и части заняли оборону и организовали взаимодействие. Каждый воин знал свое место в боевом порядке, уяснил задачу. Артиллеристы оборудовали огневые позиции, подготовили данные для стрельбы". {73}

Но ведь только 10 июня начальник Генштаба Жуков метал молнии в командование округа за то, что оно в том же Владимир-Волынском УРе разрешило его частям занять предполье! А через три дня Тимошенко и Жуков сами разрешили дивизии целую неделю сидеть на боевых позициях на виду у немцев? Этого не может быть. Куда девалась бдительность пограничников, ранее засекших всего лишь приказ в чужом ведомстве, а теперь проспавших выход на границу целой дивизии?

Дело в том, что эта дивизия перед самой войной почти всем составом строила укрепления в своей полосе обороны. Обычно каждая дивизия направляла туда по 3 стрелковых батальона и один-два артдивизиона. А от 87-й сд, согласно ее оперсводке от 12 июня, там находилось шесть батальонов, а если с саперным — то и семь:

Начальнику штаба 15 СК г. КОВЕЛЬ

13.6.41 Оперативная сводка на 12.6.41г.

1/002125

87 сд. 1). 6 стрелковых батальонов производят оборонительные работы.

Заканчивают работы первой очереди в районе:

Батальон 16 СП — севернее Выгоданка 2 клм; 96 СП — Амбуков, 283 СП — Выгоданка.

Приступили с 5.6 к работам 2-й очереди в районе 16 СП — Залужье; 96 СП — Изов; 283 СП — кол. Изов.

2). На заготовке плит, скоб, лесоматериала от стрелковых полков всего 236 человек.

3). На охране оборонительных сооружений работ 1940г. — 87 СД — 90 человек, и сооружений 62 СД — 40 чел. Всего 130 чел. От стрелковых полков.

4). На оборонительных работах в распоряжении УНС-236 район Заболотце — 11 ОСБ без переправочного парка.

5). В Повурском полигоне артиллерийском, проводят практические стрельбы:

От 197 АП — 2-й дивизион, школа, штабная батарея, штаб.

212 ГАП — 1-й дивизион, школа

14 ОЗАД — в полном составе

16 СП — батарея ПА и ПТО

96 СП — рота ПВО.

6). Занимаются боевой и политической подготовкой по плану лагерь

Когильно: 16 СП без 2х батальонов, батареи ПА и ПТО и 2 СР.

96 СП — без 2х батальонов и 2х стрелковых рот; 43 ОРБ, 14 ОБС.

Зимние квартиры: Микуличи — 85 ОАД; Вл. Волынский — 86 автобат, 59 МСБ, 197 АП — без 1 дивизиона, школы и штаба; 212 ГАП — без 1 дивизиона и школы.

Штадив — оперативная группа в лагере, остальные отделения на зимних квартирах.

Начальник штаба

Полковник БЛАНК {74}

Факт нахождения у границы на оборонительных работах необычно большого числа стрелковых батальонов (2/3 всего количества), три из которых подменили в предполье отправленные на боевую подготовку артдивизионы, послужил причиной появления слуха о выходе по боевой тревоге всей дивизии 14 июня. На самом же деле до 18 июня она была далека от боеготовности. Остальные ее стрелковые подразделения оставались в полевом лагере Когильно, треть полевой артиллерии и почти вся зенитная — на Повурском (Поворском) артиллерийском полигоне, прочие части и подразделения — на зимних квартирах во Владимире-Волынском.

Приказ о выдвижении в полосу обороны дивизия получила вместе с другими соединениями тоже 18 июня — поскольку именно в этот день артиллерии дивизии, как и в соседнем 15-м стрелковом корпусе, было приказано вернуться в свое расположение:

Сов. секретно

Штаб 87-й ПОЛКОВНИКУ КАТАСОНОВУ

стрелковой дивизии Боевое приказание N01

18.6.41. штадив 87 1530 18.6.41г.

?002207

Всю артиллерию дивизии и 14 ОЗАД немедленно походом вернуть в Владимир-Волынский. Одновременно возвратить артиллерию 16 СП и роту ПВО 96 СП.

Начальник штаба 87 сд

Полковник БЛАНК {75}

До 18 июня была не боеготова и почти вся артиллерия 5-й армии, находившаяся на Повурском артиллерийском полигоне за 100 км от границы. Кроме артиллерии 87-й сд, там находились: приданный армии 589-й гаубичный артполк РГК, 231 и 264-й корпусные артполки 15-го стрелкового корпуса, 21 и 460-й корпусные артполки 27-го ск, оба артполка 45-й стрелковой дивизии, 150-й гаубичный артполк 62-й сд, 184-й гап 135-й сд, а также ряд дивизионов и батарей зенитной, противотанковой и полковой артиллерии из состава войск 5-й армии. {76} Поскольку пехоте воевать без поддержки артиллерии невозможно, то боеготовность всей армии соответственно была близка к нулю.

Но 18 июня штаб КОВО приказал вернуть к 20 числа артиллерию армии в свои соединения и части. {77} Артиллерия возвращалась своим ходом в экстренном порядке, из-за чего переходы, несмотря на требования скрытности, приходилось выполнять и в дневное время.

18 июня из мест постоянной дислокации в свой район сосредоточения выступила 135-я стрелковая дивизия второго эшелона армии, которой к 23 июня предстояло перейти в район станции Киверцы близ города Луцка.

В 22-м механизированном корпусе за три дня до войны вышел приказ провести затемнение, повесив на ночь одеяла на окна, и спать в обмундировании. Личному составу выдали боеприпасы и противогазы, а командный состав был переведен на казарменное положение. {78}

В оперативное подчинение 5-й армии придавалась также 1-я противотанковая артбригада полковника К. С. Москаленко. 19 июня по распоряжению командующего округа, выполняющего указания наркома обороны, части бригады были выведены из лагеря, рассредоточены, замаскированы и приведены в боевую готовность:

" Далее предписывалось немедленно вывести всю боевую технику из открытых мест в леса, рассредоточить и укрыть ее от наблюдения как наземного, так и особенно с воздуха.

...Возвратившись в Киверцы, в лагерь, я собрал командный состав и сообщил о требовании командующего войсками округа. Тут же определил места рассредоточения частей и приказал немедленно вывести из парка и замаскировать в лесу всю боевую технику, а к исходу следующего дня сделать то же самое с тягачами, автомобилями и другими машинами.

Когда под вечер 21 июня в расположение бригады прибыл генерал Потапов, этот приказ был уже выполнен. Командарм ознакомился с рассредоточением и маскировкой частей, сказал, что доволен". {79}

6 АРМИЯ

6-й стрелковый корпус

41-я стрелковая дивизия 6-го ск прикрывала считавшееся тогда одним из важнейших направление Рава-Русская — Львов. В мае для продолжения боевой подготовки части дивизии вышли в летний полевой лагерь северо-западнее городка Рава-Русская, а в начале июня из лагеря на различные полигоны для проведения боевой подготовки во время артиллерийских сборов убыли оба дивизионных артполка, отдельные противотанковый и зенитный дивизионы. На свои сборы отправились также специальные подразделения дивизионного и полкового подчинения. Как и повсеместно, на строительстве укреплений вдоль границы работали стрелковые батальоны. На середину июня 1941 г — типичная ситуация для дивизий прикрытия. В 1959 году бывший начальник штаба дивизии Н. Г. Еремин вспоминал:

"В лагерях оставались только штабы и стрелковые подразделения. По существу дивизия была распылена и не представляла боеспособного соединения... Дня за два до войны генерал-майор Микушев Н. Г. сообщил мне, что он приказал командирам частей вернуть весь личный состав со специальных сборов и полигонов, а также с работ на оборонительном рубеже и полностью сосредоточить в лагерях. Тут же он посоветовал установить прямую связь полевым телефоном с комендатурой участка.

— А как же корпус и армия? Это с их ведома? — невольно спросил я, так как знал, что через штаб никаких указаний на этот счет не проходило.

— Об этом не будем говорить. Вы сами понимаете, каково наше положение, — явно уклоняясь от прямого ответа, сказал командир дивизии. Я больше с ним не разговаривал об этом, однако предполагал, что он, вероятно, получил на сей счет указания, о которых ему было, по-видимому, неудобно или еще рано говорить даже со мной". {80}

По другим сведениям, дивизию привели в боеготовность не за два дня до войны, а еще раньше:

"Многие командиры и в этих условиях находили пути для повышения боеготовности войск. С 17 июня по распоряжению генерал-майора Г. Н. Микушева с учений и строительства укреплений у границы стали отзываться подразделения. Чтобы не привлечь к их перемещению излишнего внимания, делалось это постепенно и скрытно.

В дивизионном лагере подразделения получали боеприпасы, артиллеристы приводили снаряды в окончательно снаряженный вид. пулеметчикам было приказано снарядить магазины и ленты и иметь их при оружии. Стрелки наполнили подсумки патронами. Всем красноармейцам выдавались перевязочные индивидуальные пакеты, сухой паек и медальоны для домашних адресов". {81}

Слева от 41-й сд находились позиции 97-й стрелковой дивизии того же корпуса. События последних предвоенных дней в ней прошли почти по такому же сценарию. 18-19 июня командиры частей и подразделений получили распоряжение о введении повышенной боевой готовности и отзыве командиров и отдельных групп военнослужащих из командировок в расположение частей. Части дивизии стали интенсивно пополнять запасы патронов и снарядов, горюче-смазочных материалов, продовольствия и фуража, а находящееся на складах оружие — снимать с консервации. С учений были отозваны строевые подразделения. Находившиеся на Немировском полигоне подразделения 98-го гаубичного артполка 19 июня были отозваны в район дислокации дивизии. {82}

4-й механизированный корпус

Корпус находился во втором эшелоне 6-й армии и к началу войны имел в своем составе 8-ю, 32-ю танковые и 81-ю моторизованную дивизии. Командовал корпусом получивший впоследствии печальную известность генерал-майор А. А. Власов. В то время он еще "не боролся против Сталина", а был в числе образцовых генералов Красной Армии и уверенно шел вверх по служебной лестнице.

Капитан А. В. Егоров перед самой войной был назначен на должность начальника штаба 63-го танкового полка 32-й танковой дивизии. Менее чем за сутки до войны он прибыл в штаб дивизии, где узнал, что соседняя, 8-я танковая дивизия, за день до этого по тревоге вышла якобы на полигон. На приеме у командира дивизии полковника Е. Г. Пушкина по случаю вступления в должность Егоров спросил, что собственно происходит. Комдив сообщил, что немцы готовят войну против СССР, и продолжил:

" Позавчера командующий армией приказал привести полки в повышенную боевую готовность. Машины полностью заправлены горючим. Личному составу выдан один боекомплект боеприпасов и неприкосновенный запас продовольствия. 23 июня ваш полк будет выведен на полигон". {83}

Прибыв в расположение своей части, Егоров узнал, что командир танкового полка с командирами батальонов и рот находится на рекогносцировке маршрутов и района сбора по боевой тревоге, а в танки три дня назад (т.е. 18 июня) по приказу командира дивизии загружен полный боекомплект. {84}

Другие части 32-й танковой дивизии, по свидетельству ротного политрука из 64-го танкового полка, еще за день-два до этого уже покинули места постоянной дислокации:

"Накануне наша [32-я танковая] дивизия вышла на тактические учения. Точнее, не вся дивизия, а некоторые ее части. Проводились они под Перемышлем и под Рава-Русской вместе со стрелковыми частями и представителями пограничников. Планировалось отработать совместные действия по отражению нападения противника. Учения как такового не получилось, но вывод отдельных танковых и стрелковых подразделений из казарм и приближение их к границе, как мы потом увидели и поняли, сыграло весьма важную роль в отражении агрессора на этом участке. К тому же в полной боевой готовности находилась 99-я стрелковая дивизия [о ней речь еще впереди — С. Г.] и все погранзаставы, располагавшиеся от Перемышля вниз по Сану... Командир нашей дивизии... в определенной степени избежал целого ряда трудностей первых дней войны. Во-первых, заранее вывел ряд частей и подразделений из военного городка, во-вторых, придержал летние офицерские отпуска, и, таким образом, подавляющая часть командиров оказалась на своих местах... Танковый полк, в составе которого я оказался, выехал на учения ночью, почти вплотную подошел к Перемышлю и на опушке небольшого лесочка занял исходные позиции. Поступила команда окопаться. Не все, правда, ее добросовестно выполнили, за что утром поплатились кровью...". {85}

Одновременно с 32-й тд привели в боеготовность остальные соединения корпуса — 81-ю моторизованную {86} и 8-ю танковую дивизии. Вот выдержка из краткого отчета о боевых действиях 8-й танковой дивизии за период с 22 июня по 1 августа 1941 года:

"1. 8 танковая дивизия выход частей дивизии в район сосредоточения начала по приказу 4 мк 18.6.41 года. 21.6.41г. в лесах восточнее Янов были сосредоточены: 8 мсп, 15, 16 тп и 8 гап в полном составе, остальные части дивизии до 22.6 находились в гор. Львове. 22.6.41г. по приказу 4 мк остальные части дивизии были выведены из ЛЬВОВА в район сосредоточения по мобилизации. Полный выход частей дивизии был произведен к 16.00 22.6.41 года, где было произведено полное отмобилизование и ввод частей дивизии в бой.

Боевой матчастью, транспортными машинами и вспомогательными машинами дивизия была обеспечена согласно прилагаемой ведомости ...

2. Основной задачей 8-й танковой дивизии было:

а) в составе 4 мк прикрыть отмобилизование частей Красной Армии.

б). Завести противника в заблуждение, создав мнение о наличии большого количества танковых соединений на участке 6 армии, что достигалось переброской частей дивизии в составе 4 мк из одного фланга армии на другой. Цель была достигнута произведением больших маневров дивизии за 23-26.6.41г." {87}

Для прикрытия от возможных ударов с воздуха дивизий корпуса, выходящих в районы сосредоточения, командующий армией генерал Музыченко 20 июня приказал срочно вернуть с Львовского лагерного сбора его зенитные артдивизионы. {88}

Таким образом, в целом 6-ю армию 18-20 июня привели в боеготовность, и к началу войны они были одной из самых боеготовых в составе западных округов.

26 АРМИЯ

99-я стрелковая дивизия

В июне 1941 года 99-я стрелковая дивизия стала, вероятно, самым знаменитым соединением Красной Армии. В то время как другие соединения отступали, 99-я уже 23 июня войны отбила у немцев захваченный ими в первый день войны советский приграничный город Перемышль. Затем в течение 5 дней она успешно оборонялась в своем районе и отошла только по приказу командования. 22 июля Верховный Совет СССР за проявленные в боях под Перемышлем доблесть и мужество наградил ее орденом Красного знамени. Дивизия стала первым в Великой Отечественной войне соединением, удостоенным такой чести.

15 июня 1941 года майор И. Т. Артеменко был назначен старшим помощником начальника оперативного отдела 26-й армии. {89} (Эта должность в мирное время не существовала и вводилась только по штатам военного времени.)

18 июня Артеменко принял участие в состоявшемся в городе Самбор совещании командиров частей и соединений 26-й армии, на котором ее командующий генерал-майор Ф. Я. Костенко объявил о вновь разработанном плане прикрытия границы.

Вечером того же дня Артеменко вызвали к командарму, и тот приказал:

"Вот тут, в районе Перемышля и севернее, недостроенные УРы. Доты и дзоты построены, но оборудования и вооружения нет. Подвозят. В случае внезапного нападения они могут стать легкой добычей противника. Надо немедленно произвести рекогносцировку и в кратчайший срок заминировать все подходы. Обратите особое внимание на мосты, большие и малые, главное — на мосты через Сан. Делайте все скрытно". {90}

Выехав тотчас на задание, на рассвете 19-го июня Артеменко достиг полевого лагеря 99-й стрелковой дивизии, расположенного западнее станции Судовая Вишня в 12-15 километрах от границы. И здесь он застал следующую картину:

"Шофер оставил эмку у дощатого барака полевого штаба, а я пошел представляться начальнику тыла дивизии. Полковник сказал, что все части покинули лагерь, заняли предполье в назначенных участках прикрытия границы". {91}

Перед этим в расположение дивизии были возвращены находившиеся на хозяйственных и строительных работах подразделения, а со львовского артполигона отозван дивизион 71-го гаубичного артиллерийского полка, проводивший там учебные стрельбы. {92}

Таким образом, в ночь с 18 на 19 июня 99-я стрелковая дивизия заняла свои позиции по плану прикрытия.

72-я горнострелковая дивизия

Вспоминает командир 72-й горнострелковой дивизии генерал-майор П. И. Абрамидзе:

"Два стрелковых полка (187 и 14 сп) дивизии располагались вблизи государственной границы с августа 1940 года.

20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: "Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года".

Точно в указанный срок я по телеграфу доложил о выполнении приказа. При докладе присутствовал командующий 26-й армией генерал-лейтенант Ф. Я Костенко, которому поручалась проверка исполнения. Трудно сказать, по каким соображениям не разрешалось занятие оборонительных позиций, но этим и воспользовался противник в начале боевых действий". {93}

В этом коротком фрагменте для нас пока много неясного и противоречивого. К примеру, если подразделения отводились "назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций", то каким образом одновременно "не разрешалось занятие оборонительных позиций"? И если части отводить от прикрываемой ими границы, то это процесс, обратный повышению боевой готовности. А тут прямо сказано — "Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность".

Сейчас мы не будем разбирать эти моменты. На данном этапе достаточно того, что дивизии приказали быть в боевой готовности за несколько дней до 22 июня.

12 АРМИЯ

12-я армия обороняла в КОВО район прикрытия ?4 протяженностью почти 500 километров от села Лютовиска Львовской области до города Липканы на стыке границ Украины, Молдавии и Румынии. Из них участок границы с Венгрией длиной 180 км прикрывался 13-м стрелковым корпусом в составе 192 и 44-й горнострелковых дивизий. Охрану границы здесь нес 94-й пограничный отряд, который по месту расположения штаба — в городе Сколе — назывался Сколевским. Итак, 18 июня 1941 года, участок прикрытия 13-го стрелкового корпуса:

"Вблизи границы размещалось сравнительно небольшое количество частей и соединений. Некоторые из них за несколько дней до войны делали тренировочные выходы на рубежи развертывания, находившиеся поблизости от границы, но в тот же день возвращались на исходные позиции. Так было на участке Сколевского пограничного отряда. 18 июня части прикрытия стали занимать оборонительные рубежи на этом направлении. Во второй половине дня 19 июня войска и боевая техника заняли свои места, неплотно прикрытые участки границы минировались". {94}

А вот на границе с Румынией, которую 12-я армия прикрывала на протяжении 300 км, события развивались несколько иначе.

Венгрия и Румыния входили во враждебный СССР Тройственный пакт, но особо сложные отношения у нас были с Румынией. Воспользовавшись тем, что Россия сильно ослабла за время мировой и гражданской войн, Румыния в 1918 году по бандитски отхватила у нее Бессарабскую область. В 30-е годы Советский Союз уже достаточно окреп, но вернуть Бессарабию назад не удавалось. Добровольно возвращать украденное Румыния отказывалась, а военным путем СССР сделать это не мог: Румыния была связана договором с Польшей, и столкновение с Румынией вело к войне с Польшей. Война с Польшей и Румынией автоматически провоцировала вторжение Японии на советский Дальний Восток, которая только и ждала, чтобы СССР связал себе руки войной в Европе. Все 20-30-е годы Советский Союз находился под угрозой войны на западе с Польшей и на востоке — с Японией, и войны на два фронта даже с такой коалицией всеми силами старался избежать.

Но в 1940 году положение сильно изменилось. Хищная Япония получила по зубам на Халхин-Голе и с заключением советско-германского пакта неожиданно для себя оказалась в изоляции. Польша, пожав плоды сколь гнусной, столь и идиотской политики своего руководства, исчезла с политической арены, и Румыния осталась одна. Предъявив ей ультиматум, Советский Союз без крови вернул свое законное, восстановив историческую справедливость. А заодно присоединил к себе населенную в основном украинцами стратегически важную Буковину (Черновицкую область), которую в преддверии схватки с Гитлером оставлять его союзнице, фашистской Румынии, тоже было ни к чему.

"Обиженная" Румыния в конце 1940 г. вступила в Тройственный пакт, рассчитывая с помощью Гитлера вернуть утраченное. В начале июня 1941 Румыния начала формально скрытую, а фактически — явно провокационную мобилизацию, вынуждая СССР на такие же ответные меры. Видимо, в СССР опасались, что Румыния, выступив в качестве провокатора, первой из стран Тройственного пакта начнет боевые действия против нас. Поэтому на границе с нею Советский Союз начал приводить в боеготовность войска чуть раньше, чем на остальной западной границе. На несколько дней раньше здесь начали занимать позиции и дивизии прикрытия:

ЖУРНАЛ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ 17 СТРЕЛКОВОГО КОРПУСА

Начат 11.6.41, окончен 3.7.41

Командование 17 ск ... 11.6.41г. отдало распоряжение частям корпуса выдвинуться ближе к госгранице и расположиться лагерем с задачей укрепления государственной границы, усиления учебы и в готовности в случае нарушения госграницы дикими империалистическими зверями, без затраты большого количества времени занять оборону и отразить нарушителей границы.

Части 17 стрелкового корпуса во исполнение поставленной задачи командира корпуса генерал-майора т. Галанина к вечеру 13.6.41г. сосредоточились лагерем в районах своих участков обороны:

I. 96 ГСД:

а) 209 ГСП — ст. Кунка.

б). 43 ГСП — в районе Визница.

в). 155 ГСП — в районе Бергомет.

г). 651 ГСП — в районе лес сев. восточнее Будинец в 1 км.

д). 593 ГАП — в районе лагеря 209 ГСП.

е). 146 СП — в районе Куты.

ж). 87 ОБС — в районе ст. Петроуц.

II. 60 ГСД:

а). 224 ГСП — в районе Сторожениц, 1,2,3 ср на спецработах.

б). 358 ГСП — в районе Де-Жои.

в). 194 ГСП — в районе роща, выс. 235 и 226, что западнее и северо-западнее Херца.

г). 350 ГСП — в районе Садагура (без 2 ср), 2 ср в районе Обер-Синоуй.

д). 54 АП — подивизионно в районе Слободзин и Де-Жои.

е). 83 гап — Черновицы.

III. 164 СД:

а). 742 СП — в районе 3,5 км юго-западнее Динауцы.

б). 531 СП — в районе лес 5 км севернее Ларга.

в). 620 СП — в районе лес 2 км западнее г.Хотин.

д). 473 гап — в районе лес 2 км юго-вост. РУКШИН.

е). 494 ап — в районе вост. опушка леса 2 км зап. ХОТИН.

IV. 39 тд — в районе г. ЧЕРНОВИЦЫ.

V. 269 КАП — СНЯТИН.

VI. 274 КТАП — КОЦМАН.

VII. 72 ОБС — ЧЕРНОВИЦЫ. {95}

Дивизии 17-го ск выводились из мест постоянной дислокации и их полки по отдельности сразу выходили каждый к своему району обороны, располагаясь в 5-35 километрах от границы. С началом войны на границе с Румынией это оказалось вполне достаточно для успешной обороны. Противник хотя и небольшими группами, тем не менее совершал вылазки на нашу территорию с первых минут войны, сумев за первый день только в отдельных местах углубиться на 1-3 километра вглубь нее. Крупные силы противника перешли в наступление на черновицком направлении только на третий день боевых действий. Это было именно то классическое начало войны, на которое рассчитывало командование Красной Армии и к которым фактически были готовы войска прикрытия.

Факты из журнала боевых действий 17-го ск подтверждаются также другими источниками. По воспоминаниям ветерана 60-й горнострелковой дивизии:

"13 июня 1941 г. части 17 стрелкового корпуса заняли оборонительные рубежи непосредственно у государственной границы и приступили к оборудованию позиций". {96}

Это же подтверждает занимавший в 1941 году пост секретаря Черновицкого обкома ВКП(б) И. С. Грушецкий:

"Все вопросы, связанные с боеготовностью, решались оперативно. Согласно приказу, 13 июня соединения и части корпуса вышли на боевой рубеж недалеко от линии государственной границы. Решением обкома и облисполкома некоторые предприятия были подготовлены для перехода на изготовление боеприпасов". {97}

МЕХАНИЗИРОВАННЫЕ КОРПУСА ВТОРОГО ЭШЕЛОНА

В директиве ? 504205 от 13 июня 1941 г, по которой двинулись к границе "глубинные" стрелковые корпуса, о механизированных корпусах окружного подчинения ничего не говорилось. Очевидно, они как более подвижные, должны были начать выдвижение в свои районы где-то ближе к 1 июля. Ничего не говорилось в той директиве и о 135-й стрелковой дивизии, входившей во второй эшелон 5-й армии и базировавшейся в 120 км от границы в районе Дубно.

Но после того как 18 июня по приказу Генштаба дивизии прикрытия начали занимать свои позиции, командование округа приступило к приведению в боеготовность оставшихся сил второго эшелона.

19-й механизированный корпус окружного подчинения находился за 350 километров от границы. Вот что рассказал бывший начальник политотдела корпуса генерал И. С. Калядин:

"Утром 19 июня меня неожиданно пригласил к себе командир корпуса. В его кабинете собрались начальник штаба полковник К. Д. Девятов, начальник оперативного отдела майор А. И. Казаков, начальники родов войск и служб. Был здесь незнакомый мне полковник из штаба округа. Как только я вошел, генерал Фекленко, обращаясь к нему, сказал:

— Прошу Вас, товарищ полковник, говорите.

— В ближайшие дни возможно нападение гитлеровской Германии на нашу страну, — прямо сказал полковник. — В связи с этим Военный Совет КОВО принял ряд важных решений. В частности, в течение сегодняшней ночи оперативное управление округа будет выведено на полевой командный пункт в районе города Тернополь. Командованию 19 МК предложено в ночь на 20 июня в целях предосторожности и защиты танковых соединений от внезапных ударов с воздуха вывести все танки и артиллерию, автотранспорт и узлы связи в безопасные места согласно утвержденному плану развертывания по варианту ?1. Подразделения ПВО получили боевую задачу по прикрытию районов новой дислокации войск". {98}

Это редчайший случай, когда генерал признает, что о возможном нападении немцев за три дня до него командование корпуса известил военный совет приграничного округа. А то все мемуаристы подобные действия объявляют исключительно собственной инициативой, на свой страх и риск, и, разумеется, вопреки Сталину. Полковник из штаба округа (в пересказе Калядина) продолжает:

"...Ничего неожиданного не случилось. Мы с вами давно готовились к этому... Причину вывода частей и соединений из гарнизонов не разглашать. На вопросы, кто бы их ни задавал, будете отвечать, что это учебная тревога. Так сказать, тренировка. Партийные и советские руководители областей узнают обо всем по своей линии...

Вскоре после отъезда представителя округа, примерно в полдень, в штаб корпуса поступило письменное распоряжение штаба КОВО о передислокации соединений в запасные районы. Его тут же продублировали командирам соединений и корпусных частей. Вечером обе танковые и моторизованная дивизии оставили зимние квартиры в Бердичеве, Житомире, Виннице и вышли в назначенные районы сосредоточения...

К двум часам ночи сосредоточение частей закончилось. До утра личному составу было приказано отдыхать. Возвратившийся в штаб корпуса полковник Девятов доложил, что и в Житомире, и в Виннице вывод соединений прошел также успешно.

В течение следующего дня в районы сосредоточения войск небольшие колонны автотранспорта вывезли склады с продовольствием и боеприпасами. На зимних квартирах остались лишь штабы да дежурные подразделения — точь-в-точь как это всегда делалось во время учебных выходов в поле..." {99}

То есть представитель округа с глазу на глаз сообщил командованию корпуса о возможной войне, и только потом пришел письменный приказ штаба округа о приведении в боеготовность и выходе в районы сосредоточения. Вариант ?1 из рассказа Калядина — это часть плана прикрытия, а вывод войск в запасные районы по этому варианту — первый этап выполнения этого плана, и выполняется он только с началом боевых действий. (Далее, как уже говорилось, в запасном районе соединение проводит отмобилизование и выступает в район развертывания.)

На этом мы закончим обзор событий 18 июня в войсках Киевского округа. Не все приграничные соединения при этом были названы — возможно, о них не сохранились соответствующие сведения (или автор их плохо искал). Но нет оснований полагать, что приказ Генерального штаба Красной Армии о приведении в боеготовность войск прикрытия их не коснулся и события в них протекали иначе, чем в упомянутых выше соединениях, приводимых 18 июня в боевую готовность.

8. 18 ИЮНЯ В ЗАПОВО

В состав округа входили 3, 4 и 10-я армии.

Как помнит читатель, генерал Климовских на суде показал, что и после директивы Генштаба от 18 июня войска округа в боеготовность не привели. Да, в конечном итоге так и оказалось. Тем не менее, с 18 по 20 июня в округе также был проведен ряд мероприятий, направленных на повышение боеготовности войск.

19 июня штаб ЗапОВО получил директиву из Москвы о выделении полевого управления фронта и выезде его на запасной командный пункт в Обуз-Лесны.

В 10-й армии, находившейся в Белостокском выступе, в этот день в район своих позиций были выдвинуты стрелковые полки 86-й стрелковой дивизии:

"В ночь на 20 июня 1941 г. стрелковые полки дивизии были выдвинуты ближе к границе в район Залесье, Костельное, Нур, где в последующие дни планировалось проведение ночных учений. Артиллерийские же полки находились в это время на окружных сборах в районе Ломжа". {100}

В 6-й кавалерийской дивизии той же армии 19 июня два эскадрона 48-го кавалерийского полка с двумя взводами танков также были выдвинуты к линии границы. {101}

В августе 1941 г. командир 7-й танковой дивизии 6-го механизированного корпуса генерал майор С. В. Борзилов докладывал об итогах боевых действий дивизии:

"20 июня 1941 года командиром корпуса было проведено совещание с командирами дивизий, на котором была поставлена задача о повышении боевой готовности, т. е. было приказано окончательно снарядить снаряды и магазины, вложить в танки, усилить охрану парков и складов, проверить еще раз районы сборов частей по боевой тревоге, установить радиосвязь со штабом корпуса, причем командир корпуса предупредил, чтобы эти мероприятия проводить без шумихи, никому об этом не говорить, учебу продолжать по плану". {102}

Вкладывать боезапас в танки разрешалось по боевой тревоге, объявляемой только при вводе плана прикрытия:

"Укладку дисков в машины производить по объявлении боевой тревоги... При объявлении тревоги части проделывают следующие мероприятия: в танковых частях диски с боевыми патронами укладываются в машины; все машины должны быть постоянно заправлены горючим и маслом..." {103}

Другими словами, 20 июня 6-му механизированному корпусу "без шумихи, никому об этом не говоря" такую боевую тревога фактически объявили.

Перед самой войной слушатель Военно-инженерной академии А. К. Ужинский попал на практику в 3-ю армию, в районе Гродно:

"Незадолго перед войной мы, слушатели Военно-инженерной академии, прибыли к западной границе на практику по строительству долговременных сооружений и попали на разные участки.

В Гродненском укрепленном районе, куда я с некоторым опозданием из-за болезни приехал 17 июня, еще шло строительство, сновали сотни машин, подвозя бетон, а в окопах между дотами уже расположились в полной боевой готовности стрелковые подразделения, пулеметы и врытые в землю танки. Чувствовалась напряженная обстановка". {104}

19-20 июня командир 43-й истребительной авиадивизии (иад) генерал-майор Захаров облетел свои полки и приказал распустить дивизионные курсы командиров звеньев. Принял он и другие меры:

"Все отпускники были отозваны и вернулись в части, увольнения в субботу и воскресенье я отменил, было увеличено число дежурных звеньев, эскадрилий". {105}

Разумеется, это была не его личная инициатива. В ночь с 19 на 20 июня командующий ВВС округа отменил очередные отпуска личному составу:

РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА N212

Из Лиды Подана 20.6.41 102 Принята 20.6.41 300

Поступила в ОШШС 845 20.6.41 Расшифрована 930 20.6.41г.

Адрес: Командирам авиадивизий и отдельных авиаполков

с 19 июня 1941г. в базах отпуск рядовому и начальствующему составу командующий ВВС округа приказал ПРИКРАТИТЬ.

?952/ш Тараненко {106}

Эту телеграмму получил штаб 16-го бомбардировочного авиаполка 11-й смешанной авиадивизии (сад) в час ночи 20 июня. Значит, в штабе авиации округа ее написали еще 19 июня.

Даже эти немногочисленные факты уже сами по себе, без учета подобных по Киевскому и Прибалтийскому округам, подтверждают наличие приказа Генштаба о приведение войск в боеготовность.

УЧЕНИЯ ВМЕСТО РАЗВЕРТЫВАНИЯ

Таким образом, по директиве от 18 июня в войсках ЗапОВО, как в других округах, приводились определенные мероприятия по повышению боевой готовности. Но если внимательно на эти факты посмотреть, то обращает внимание следующее.

Во-первых, вывод части 6-й кавдивизии к границе — это не занятие оборонительных позицией всей дивизией. В плане прикрытия ЗапОВО сказано:

"Для поддержки частей пограничной охраны до выхода к границе полевых войск при нарушении последней вооруженными отрядами или бандами в распоряжение командиров погранотрядов выделяются:

а) для 86-го погранотряда — стрелковый батальон от 345 сп 27 сд;

б) для 87-го [погранотряда] — 48-й кавполк от 6 кд...". {107}

То есть выход половины 48-го кавполка хоть и имеет отношение к плану прикрытия, но это всего лишь выход отряда поддержки погранвойск, а не развертывание на позициях всей дивизии.

Во-вторых, даже выходя в район своих позиций, войска участвовали не в операции по прикрытию границы, а всего лишь проводили учения. С одной стороны, учения, как указывал в своей директиве нарком обороны, должны были только прикрыть собой приведение войск в боеготовность. Но в ЗапОВО приведение в боеготовность свели к проведению учений. Выход к границе в 86-й стрелковой дивизии выполнялся без артиллерии. А без артиллерии можно учиться, но нельзя воевать. Поэтому выход войск без артиллерии вольно или невольно воспринимался командирами как тренировка и вовсе не настраивал их на мысль, что это подготовка к близкой войне.

То есть, получив приказ о введении боеготовности и необходимости маскировать это под учения, Павлов выхолостил суть мероприятия — вместо выполнения второго этапа плана прикрытия провел в войсках учения. Но придраться к нему было невозможно. Не сообщил подчиненным, что война будет со дня на день? Так в тот момент это почти нигде не говорили. Или что — вы хотите получить "провокацию" с войной на два фронта? А если подчиненные слишком сильно наседали на него из-за недостаточности проводимых мероприятий, то Павлов со своими заместителями отправляли их к Сталину:

"Знаю, уже сообщил, — повторил он. Знаю. Сверху виднее. Все!... везде один ответ: "Без паники! Спокойствие! Хозяин все знает". {108}

То есть тот, кто не хотел приводить в боеготовность войска, легко мог этот процесс заменить на учения, прикрывшись при этом еще и авторитетом Сталина. Мол, Хозяин все знает и не лезьте не в свое дело. Поэтому когда командующий ВВС округа со своим заместителем пришли к Павлову с просьбой начать, наконец, рассредоточение авиации на запасные аэродромы, то получили уже привычный ответ:

"Недальновидные вы люди ... Нельзя давать никаких поводов для провокаций! Выполняйте-ка лучше мои указания по подготовке к учению. Займитесь настоящим делом. (22 июня на Брестском полигоне намечалось крупное опытное учение)". {109}

ЗА ЧТО ПРИГОВОРИЛИ К РАССТРЕЛУ ГЕНЕРАЛА КЛИЧА

Выше приводились факты вывода артиллерии с полигонов и сосредоточении ее по своим соединениям в Прибалтийском и Киевском военных округах заранее, за 3-4 дня до начала войны. То есть при подготовке к войне там заранее возвращали артиллерию в свои соединения (а в ПрибОВО — и выводили ее на позиции).

Раньше всех это выполнили в Одесском военном округе, причем поступили просто. 15 июня штаба округа вообще отменил предстоящий выход на полигоны второй очереди артиллерийских полков и частей зенитной артиллерии, и оставил их в местах дислокации. {110} Ни Тимошенко с Жуковым, ни тем более Сталин держать артиллерию в ОдВО там, где она была нужна, не запретили.

В КОВО командиры соединений по распоряжению командующего возвратили с полигонов и сборов свою артиллерию в расположение частей18-20 июня. Здесь уже, однако, было больше шероховатостей чем в ПрибОВО. Оставались на полигонах часть зенитных дивизионов бригадных районов ПВО, прикрывающих тыловые объекты. Но к 22 июня и они уже были приготовлены к переброске в районы дислокации. А если один из дивизионов какого-либо зенитного артполка все еще был на полигоне, то остальные находились в районе прикрываемого объекта.

Оставались на полигонах некоторые тяжелые артполки РГК, но по взглядам командования РККА они предназначались скорее для наступления, чем для использования в операции по прикрытию границы.

Оставалась на полигонах также часть артиллерии "глубинных" стрелковых корпусов второго оперативного эшелона. Но с ними сложилась непростая ситуация. К примеру, на Львовском полигоне находились 441-й и 445-й корпусные артполки 37-го стрелкового корпуса. Сам же корпус, ранее дислоцировавшийся в районе Староконстантинова (200 километров от Львова), по плану прикрытия с 17 июня выдвигался к границе в район Каменка-Магеров-Яворов, находящийся как раз в 20-40 километрах северо-западнее Львова. Поэтому когда поступила команда возвращать артиллерию в свои части, то возвращать те артполки было уже некуда, так как их корпус уже находился в пути, и они дожидались его на полигоне, в одном переходе от места развертывания корпуса, занимаясь боевой подготовкой. Но приграничные соединения 5-й и 6-й армий к утру 22 июня успели вернуть свою артиллерию.

Артиллерия ПрибОВО-СЗФ к утру 22 июня находилась на своих позициях. Если же часть дивизионов еще были в пути к позициям, то только из-за нехватки транспорта, а не отсутствия приказа. Зенитная артиллерия округа получила приказ занять свои позиции и быть в боеготовности еще 18 июня. Противотанковые артбригады 19-20 июня также развернулись на боевых позициях. То есть артиллерия фронта была приведена в готовность к боевым действиям.

Фактически в трех округах выполнили команду из Москвы привести артиллерию в боеготовность. А вот что получилось в ЗапОВО.

24-я стрелковая дивизия входила во второй эшелон 3-й армии и стояла лагерем в районе г. Молодечно (220 км от границы). 22 июня оба ее артполка находились на полигоне в районе местечка Красное. Но в данном случае это не играло особой роли: полигон находился километрах в 20 от Молодечно, дивизия весь день 22-го готовилась к походу и выступила к границе только в ночь на 23 июня. {111}Так что время прибыть в нужное место у них хватало. Но у приграничных дивизий первого эшелона 3-й армии этого времени не было. Им пришлось вступать в бой только с теми дивизионами (по одному от артполка), что вместе со стрелковыми батальонами строили укрепления на границе. Это треть артиллерии соединений, вся остальная находилась на полигонах. Если бы, считает К. Н. Галицкий, подобный приказ был отдан

"... хотя бы на один-два дня раньше, обстановка сложилась бы иначе... Артиллерийские и зенитные полки вовремя вернулись бы с учебных полигонов в свои дивизии и во всяком случае заняли бы выгодные огневые позиции и изготовились бы к отражению огневых ударов". {112}

В 10-й армии войну на полигонах и сборах встретила большая часть ее артиллерии. 130-й и 262-й корпусные артполки 1-го стрелкового корпуса находились на окружном артполигоне Красный Бор близ г. Ломжа. Его 176-й озад — на сборах в районе Белостока. 8-я стрелковая дивизия этого корпуса отправила свой 62-й артполк на полигон Красный Бор, 117-й гаубичный артполк — куда-то еще дальше на окружные стрельбы. {113} 86-я стрелковая дивизия: 342-й озад — окружные сборы зенитных частей под Белостоком, 248 и 383-й артполки — в Красном Бору. Поэтому они и войну встретили порознь, и отступали потом раздельно: стрелковые полки — без поддержки артиллерии, а параллельной дорогой — артиллерия без пехотного прикрытия. {114} Отдельный зенитный артдивизион 7-й танковой дивизии проходил сборы на полигоне Крупки за Минском. Там же находился и зенитный дивизион 6-й кавалерийской дивизии. {115} О дислокации остальной артиллерии точно неизвестно, однако и так ясно, что в 10-й армии приказа артиллерии приготовиться к войне тоже не давали.

В 4-й армии по приказу из округа артиллерию перед войной готовили к показным учениям, назначенным в аккурат на 22 июня. Утром этого дня на артиллерийском полигоне южнее Бреста находились 204-й гаубичный артполк 6-й стрелковой дивизии и 455-й корпусной артполк. Остальная артиллерия 6-й и 42-й стрелковых и 22 й танковой дивизий, 28-го стрелкового корпуса находились при своих соединениях, но у самой границы, в городе Бресте и крепости. Поэтому все это дорогостоящее хозяйство на рассвете 22 июня попало под удар немецкой артиллерии и в основном было уничтожено. О зенитной артиллерии начальник штаба армии полковник Л. М. Сандалов вспоминал:

"И тотчас же над нами появилась вражеская эскадрилья. С малой высоты она стала сбрасывать 500-килограммовые бомбы. Страшные взрывы потрясли воздух, и на наших глазах здание штаба стало разваливаться. За первой волной бомбардировщиков последовала вторая. А мы лежали в канаве, лишенные возможности что-либо предпринять: зенитных средств при штабе не было...". {116}

Зенитных средств не было почти во всей 4-й армии: они находились за 300 километров от нужного места, на полигоне Крупки под Минском. Только один 393-й зенитный дивизион 42-й стрелковой дивизии находился при ней, но и его разместили у границы в Бресте столь "удачно", что после первого огневого налета немцев он вышел оттуда с тремя пушками без снарядов, а из 131-го артполка вывели всего девять орудий. {117}

Почти всю зенитную артиллерию округа удалили на сотни километров от прикрываемых объектов. Даже дивизии второго эшелона, дислоцировавшиеся в 200-300 километров от границы, после начала войны не смогли ее получить. А приграничные дивизии и подавно ее не увидели вплоть до своей гибели. Поэтому с противовоздушной обороной в округе получилась катастрофа. По словам Сандалова, беззащитность наших войск от ударов фашистской авиации оказалась одной из главных причин неудач армии. 23 июня командующий армией генерал Коробков докладывал Павлову:

"Слабоуправляемые части, напуганные атаками с низких бреющих полетов авиацией противника, отходят в беспорядке, не представляя собой силы, могущей сдержать противника".

Такого, как в ЗапОВО, где почти вся 4-я армии, включая аэродромы ее авиации, осталась без противовоздушной обороны, больше нигде не было.

Таким образом, воевать без артиллерии войскам невозможно, без нее можно только проводить учения. И эта неготовность артиллерии, дополняемая ссылками Павлова и Клича на то, что "хозяин все знает", заставляли командиров расценивать мероприятия Павлова даже после директивы 18 июня всего лишь как проведение привычных учений и закладывать мыслишку, что может обойдется без войны. Во всяком случае, в ближайшее время.

За полную неготовность артиллерии генерала Клича и приговорили к расстрелу.

ГЛАВА VI

20 ИЮНЯ

ПЕРВЫЙ ОТКАТ

Но если 18 июня войска округов вышли на боевые позиции, то почему многие дивизии не оказались там утром 22 июня? Это история оказалась не в одно действие, а первый ее акт был следующим.

20 июня в Киевском Особом военном округе начался отвод войск со своих участков обороны, занятых 18 июня, в тыл. Войска отводились почти по всей границе округа.

87-я стрелковая дивизия 5-й армии, вспоминает маршал И. Х. Баграмян:

"20 июня, т. е. за два дня до войны, Генеральный штаб распорядился отвести все части дивизии из этого района в тыл, чтобы не вызвать провокационных действий со стороны фашистов. Но все же, чувствуя приближении войны, генерал Алябушев на свой риск оставил в предполье укрепленного района три стрелковых батальона, которые в последующем сыграли весьма положительную роль в развертывании боевых действий дивизии". {1}

Баграмян сказал только об одной 87-й сд, хотя как начальник оперативного отдела округа был в курсе о положении всех его войск. Однако и об этой дивизии он узнал якобы не в силу своего служебного положения, а от бывшего младшего лейтенанта В. Г. Куликова, встретившего в этом звании войну под Владимир-Волынским. Спустя много лет, в 1977 году, Куликов стал маршалом. Баграмяну пошел на определенные неудобства, привлекая Куликова в свидетели, поскольку в этом случае Генштаб свои директивы как бы направлял сразу младшим лейтенантам, минуя штаб округа. Но Баграмяна можно понять: сообщив тот факт от себя, пришлось бы рассказывать, что приказ на отвод давался практически всем приграничным дивизиям, а не одной 87-й сд.

Это было в пятой армии. Теперь 26-я армия КОВО, и уже знакомый нам командир 72-й горнострелковой дивизии генерал-майор Абрамидзе:

" 20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: "Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность".

А вот соседняя 12-я армия и ее 13-й стрелковый корпус:

"18 июня части прикрытия стали занимать оборонительные рубежи на этом направлении. Во второй половине дня 19 июня войска и боевая техника заняли свои места, неплотно прикрытые участки границы минировались. Однако на рассвете 20 июня войска стали сниматься с занятых позиций и к исходу дня 21 июня полностью закончили отвод с границы. Эти мероприятия командованием были объяснены как тренировочные действия". {2}

С учетом этих фактов теперь понятно, что также развивались события и в 6-й армии. Вспомним еще раз эпизод из воспоминаний начальника штаба 41-й стрелковой дивизии Еремина:

"Дня за два до войны генерал-майор Микушев Н. Г. сообщил мне, что он приказал командирам частей вернуть весь личный состав со специальных сборов и полигонов, а также с работ на оборонительном рубеже и полностью сосредоточить в лагерях".

Т.е за два до войны — а это именно 20 июня — личный состав 41-й сд снимался с оборонительного рубежа и сосредотачивался в полевом лагере. (Чтобы не упоминать в хрущовское время сам факт выхода на позиции войск 18 июня, Еремин, видимо, сознательно перемешал вместе события 18 и 20 июня.)

Картина красноречивая — войска отводились во всех четырех армиях КОВО.

Но при отводе задачу войскам быть боевой готовности не отменяли, они в боеготовности всего лишь выполняли некоторые (какие — об этом чуть позже) передвижения в пределах своей полосы обороны.

Тем не менее, даже такой отвод войск, когда война была на носу — серьезный шаг, и для этого нужна была серьезная причина. Баграмян правильно указывает, почему это сделали — Генштаб отводил войска в тыл, "чтобы не вызвать провокационных действий со стороны фашистов".

Но почему 18 июня провокаций не побоялись, а 20-го хоть и немного, но пошли на попятную?

ЧП N 2

Мысль о возможности роковой провокации, способной ввергнуть СССР в пучину гибельной войны на два фронта, гвоздем сидела в умах советского генералитета и руководства наркомата обороны.

Вывод приграничных дивизий на позиции 18 июня сам по себе доказывает — в Москве уже твердо знали, что война есть дело нескольких дней (точнее, ближайших выходных 21-22 июня). Но могло ли в таком случае советское правительство за эти дни вновь не попытаться предотвратить войну, будь для этого хоть один шанс из тысячи? Неделю назад это сделали обходным путем — публичным заявлением от 13 июня, провоцируя Гитлера на объяснение позиции Германии. Но тогда он глухо смолчал. Отчего теперь не обратиться к нему напрямую?

21 июня Геббельс записал в своем дневнике (он вел записи за предыдущий день, т.е. в данном случае, за 20 июня):

"Молотов высказал желание приехать в Берлин, но получил резкий отказ. Он еще наивно рассчитывал на что-то. Это следовало сделать хотя бы полгода назад". {3}

Когда обратился Молотов, Геббельс не сказал. Но это указал в своем дневнике начальник генштаба Вермахта Ф. Гальдер. 20 июня он сделал там следующую запись:

"Совещание с разбором обстановки...

... г. Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером". {4}

То есть 18 июня Молотов обратился к Гитлеру с предложением принять его, а когда 20 июня Гитлер ему отказал, то Геббельс с Гальдером сразу отметили это в своих дневниках.

Расчет советского руководства очевиден: согласится Гитлер — отсрочка войны хоть на несколько дней. На это, видимо, мало надеялись, но если последует отказ, то это еще одно прямое доказательство, что война неизбежна.

Выводить против Гитлера войска и в тот же день обращаться к нему с предложением о мире — все-таки довольно нахально. И хотя Сталин не страдал как застенчивостью. так и вредной для дела перестраховкой, но сообщить Тимошенко и Жукову про обращение Молотова и в связи с этим еще раз предупредить их о необходимости соблюдения осторожности при выводе войск был обязан.

Итак, в Берлин ушло обращение к Гитлеру с предложением мира, а советские войска стали занимать боевые позиции по всей западной границе. Нервы у руководства наркомата обороны, и в обычное время чрезвычайно опасавшегося роковых провокаций, в этот момент должны были звенеть как натянутая струна.

И как раз в этот момент на территории КОВО в городе Перемышль, у самой линии границы, случилось чрезвычайное происшествие:

"Происшедший за несколько дней до начала войны случай свидетельствовал о том, что фашистские войска находятся в полной боевой готовности. На складе железнодорожной станции Перемышль от неосторожного выстрела нашего часового взорвались боеприпасы. По-видимому, гитлеровцы посчитали, что русские решили упредить их в нанесении удара. Поднялась тревога, немецкие солдаты начали спешно занимать свои позиции, выкатывать орудия, загрохотали к границе танки, десятки прожекторов нервно обшаривали небо. Стало ясно, что немецких войск тут сосредоточено гораздо больше, чем необходимо для охраны границы с государством, с которым заключен договор о ненападении". {5}

Дату взрыва автор сообщения не назвал, но, скорее всего, это произошло или в ночь на 19, или, что еще вероятнее, в ночь на 20 июня. Потому что, во-первых, в момент взрыва германских войск в Перемышле, с пушками и бронетехникой, оказалось как селедок в бочке, а выдвижение из выжидательных районов к границе немцы начали только 18 июня. А во-вторых, именно на следующий день, 21 июня, командование ЗапОВО распорядилось срочно предотвратить возможность повторения подобной ситуации у себя, в Бресте:

"... в 6-ю и 42-ю стрелковые дивизии, склады которых располагались в Брестской крепости, несмотря на протесты штаба 4-й армия, органы артснабжения округа прислали сверх указанного еще значительное количество боеприпасов.

Затем, учтя, что такое большое количество запасов в случае войны легко может уничтожить авиация или артиллерия противника, округ 21 июня дал в штаб армии следующую телеграмму: "Командующему 4-й армией. В неприкосновенном запасе 6-й и 42-й стрелковых дивизий, кроме 1.5 б/к, имеется еще: 34 вагона боеприпасов в 6-й и 9 вагонов — в 42-й стрелковых дивизиях. Этот излишек немедленно вывезти из Бреста не менее чем на 30 км на восток". {6}

Со станции Брест приказали срочно вывезти 43 вагона боеприпасов. Но разве до этого было неясно, что немецкая артиллерия может легко уничтожить такое скопление боезапаса в паре километров от границы? Значит, окружное командование всполошилось только после взрыва в Перемышле и в пожарном порядке стало "разруливать" у себя столь же опасную ситуацию.

Легко представить, какой переполох, если не панику, вызвало ЧП в Киевском округе и самом Генштабе. Всего полтора года прошло с начала советско-финской войны, и все прекрасно помнили, как она началась. 26 ноября 1939г. финны обстреляли советскую территорию, тремя снарядами убив и ранив несколько красноармейцев. Что и говорить, повод для войны ничтожный, тем не менее война после этого началась самая настоящая. Но тогда к ней стремились обе стороны — и финская и советская. И самое главное, тогда Советское правительство само в подробностях известило "мировую общественность" о том инциденте как единственной причине войны.

А теперь все оказалось гораздо хуже. Теперь война нужна была только нацистам.

Причем случилось именно то, чего больше всего опасались. В самый ответственный момент СВОИМИ РУКАМИ устроили настоящую провокацию и дали повод объявить СССР агрессором! Сколько осколков и разлетевшихся советских снарядов упало на территорию Германии? Сколько ими убито и ранено немецких солдат? Может, не было ни тех, ни других. Но кто тогда это мог знать? Советская сторона оказалась заложником немцев: как те захотят, так и представят инцидент. Конечно, все не просто было для немцев, поскольку им нелегко было убедить "мировое сообщество" и, прежде всего японцев, что СССР совершил акт агрессии. Но в штабе КОВО и Генштабе РККА тогда было не до учета немецких трудностей, там спешно пытались исправить оплошность своих подчиненных и предотвратить худшее. А в таких случаях, надеясь на лучшее, следует готовиться к худшему.

В любой момент немцы могли заявить, что обстрелом со стороны русских убито и ранено столько-то немецких солдат, и представить их тела заинтересованным сторонам. (В 1939 году публике представили трупы немцев в польской форме. На этот раз, в 1941 году, скорее всего показали бы мертвых поляков в немецкой форме.) Далее Геббельс мог сообщить, что в нарушение буквы и духа пакта о ненападении русские вывели войска на самую границу (что правда), и тем фактически начинают войну против Германии. Значительная часть немецких войск в тот момент находилась еще в 20-30 километрах от границы, а наши уже заняли позиции на самой границе.

Надо ясно понимать и следующее: в глазах советских военачальников СССР также нарушал и букву этого пакта, и свою фундаментальную установку для войск прикрытия: план прикрытия мог вводиться в действие только после нападения врага! А тут, 19-20 июня, никакой войны нет, у немцев, как полагали в Генштабе, не хватает еще трети сил вторжения, но советские войска по факту завершают выполнение этого плана! Зачем? Да еще все при этом убеждены, что начало войны будет неторопливым и времени хватит! Тогда зачем спешка и ненужный риск?

Еще хуже было то, что на советской стороне наверняка имелись убитые и раненые. Поэтому наши командиры, посчитав взрыв нападением немцев, могли ударить по ним в отместку за своих убитых. Ситуация действительно опасная!

Поэтому 20-го июня — скорее всего, сразу под утро — поступил приказ: срочно отвести войска от линии границы. Приказ пришел из Генштаба, т. е. отдавал его Жуков. (Который, как он потом убеждал, так хотел привести в боеготовность войска прикрытия.) С отводом очень спешили, поэтому шифровки Генштаб слал прямо командирам дивизий (хотя штаб округа, безусловно, в известность тоже поставили). С 19 июня командующие КОВО и ПрибОВО-СЗФ со своими фронтовыми управлениями переезжали на полевые командные пункты в Тарнополе и Паневежисе. Из-за чего некоторое время у них не было регулярной связи с Москвой и своими войсками. Поэтому из НКО могли давать команды прямо командующим армий или даже командирам соединений, оставшихся без связи с окружным начальством. И Баграмян был не на все сто процентов не прав, когда ссылался на младшего лейтенанта Куликова, сообщая о команде Генштаба 20 июня на отвод частей прикрытия.

Приказ касался прежде всего войск КОВО. Коль ЧП случилось на его территории, то и разряжали обстановку на границе именно здесь, в округе. Но о происшествии были извещены все западные округа. Отвод производился и в ЗапОВО. Вспомним, слушатель военно-инженерной академии А. К. Ужинский, прибывший накануне в Гродненский укрепрайон, оказался там свидетелем вывода 18 июня войск 3-й армии на позиции. Однако

"Через день после этого разговора войска, занимавшие позиции, были отведены в тыл. Между командирами шли разговоры, что намечались двухсторонние тактические учения". {7}

В ПрибОВО войска продолжали оставаться на оборонительных рубежах, куда они вышли 18 июня. Но эхо приказа Генштаба докатилось и туда. Исследователь боевого пути 125-й стрелковой дивизии Й. Арвасявичюс сообщает, что 20 июня ее части якобы были отозваны с боевых позиций. {8} Но Арвасявичюс преувеличил: 125-я сд осталась на позициях, что видно из журнала боевых действий 19 ск, которому она подчинялась, и тем более подробных оперсводок, на основе которых он был составлен (см. журнал боевых действий 11-го ск в главе VI). О том что именно там происходило — чуть позже. В целом войска округа находились в боевой готовности: части приграничных дивизий оставались на позициях, а 48, 126 и 23-я стрелковые дивизии продолжали марш в сторону границы.

КУДА ОТВОДИЛИ?

Был ли этот приказ только самодеятельностью наркома и его начальника штаба, или его согласовали со Сталиным?

Безусловно, нарком обороны известил руководство СССР о происходящем. Возможно — и задним числом, если инцидент случился ночью, а приказ ГШ вышел уже под утро 20 июня. Но и в этом случае можно считать, что отвод войск проводился с его ведома.

Вот сообщение американского корреспондента из Турции, которое он дал 20 июня:

"АМЕРИКАНСКИЙ КОРРЕСПОНДЕНТ О РАСПОЛОЖЕНИИ

СОВЕТСКИХ ВОЙСК НА РЕКАХ ПРУТ И ДНЕСТР

НЬЮ-ЙОРК, 22 июня (ТАСС). По сообщению корреспондента Ассошиэйтед Пресс из Анкары, отправленному 20 июня и задержанному доставкой, в авторитетных военных кругах подтверждают сообщение о том, что части Красной Армии отведены из болотистой восточной равнины Бессарабии, остались только небольшие силы вдоль реки Прут. Новые позиции Красной Армии имеют цель укрепить советскую оборону. Советская артиллерия сконцентрирована вдоль реки Днестр. Военно-воздушные силы имеют базы еще дальше внутри страны. Как передают, в районах, прилегающих к Северной Буковине, сконцентрированы крупные германские силы. По сообщениям, советская стратегия базируется на том, чтобы пожертвовать в начале некоторой территорией с тем, чтобы легче воевать на обороняемой территории". {9}

Откуда бы турецким военным кругам, даже самым авторитетным, знать, что 20 июня от границы отводились советские войска? Скорее всего, это сообщение было инициировано спецслужбами СССР по приказу сверху. Даже из неприятного факта извлекли пользу — Западу еще раз напомнили, что СССР не только не сосредотачивает, но даже отводит войска от границы.

Но что именно мог согласовать Сталин из тех мер, что ограничивали боеготовность? Сталин знал, что война уже на носу и войска должны быть к этому готовы. Исходя из этого, но учитывая необходимость снижения риска подобных инцидентов, мог быть разрешен отвод части войск немного назад, чтоб они не бросались в глаза немцам. Но что значит — немного? В масштабах СССР и 50 километров — тоже немного

Там, где 18 июня войска вышли к самой границе в предполье, их отвели всего лишь за его оборонительные сооружения (или чуть дальше, к главной полосе). В этот день, 20 июня, командующий 8-й армией отдал следующий приказ командирам 10 и 11-го стрелковых корпусов:

"20 июня 1941г.

1. Еще раз подтверждаю, что боевые сооружения в полосе предполья частями не занимать. Подразделения держать позади сооружений в боевой готовности, производя работы по усилению обороны.

2. Завалы производить таким образом, чтобы они не были заметны со стороны границы.

Командующий войсками 8-й армии

генерал-майор СОБЕННИКОВ" {10}

Смысл приказа предельно ясен — некоторые подразделения отводилась буквально на сотни метров, и располагалась тут же, маскируясь под обычный вид работающих на строительстве обороны солдат (эти действия Арвасявичюс, видимо, и назвал отводом с позиций частей 125 сд). Теперь еще раз прочтем цитировавшееся выше сообщение генерала Абрамидзе, который, видимо, точно передал смысл указания Генштаба:

"Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность".

Из этих фактов становится в общих чертах понятно содержание приказа Генштаба войскам прикрытия. Во-первых, там было указание пока не занимать позиции в предполье. Во-вторых, там, где 18 июня они в предполье вышли, подразделения отводили от самой границы сразу за сооружения полосы предполья, но не далее основной полосы укрепрайонов. Словом, требовалось сделать так, чтобы наши приготовления были как можно меньше заметны со стороны немцев. Но при этом войскам однозначно было приказано оставаться в боевой готовности! Об отводе в лагеря речь там не шла.

Тем не менее, утром 22 июня части многих соединений КОВО и в особенности ЗапОВО оказались в лагерях или даже в местах постоянной дислокации. Почему?

ГЛАВА VII

21 ИЮНЯ 1941 — САМЫЙ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ

1. ВОЙНА ЧЕРЕЗ СУТКИ!

К утру следующего дня, 21 июня, обстановка на советской стороне границы вновь резко изменилась.

Прежде чем рассказать об этом, следует напомнить, что еще несколько дней назад разговоры о возможности войны с Германией жестко пресекали, а солдат и командиров за них наказывали. Членам ВКП(б) это грозило исключением из партии, что тогда было очень серьезным наказанием.

Однако в ночь с 20 на 21 июня, более чем за сутки до войны, во все приграничные округа пришел приказ привести войска в полную боевую готовность к 18 часам 21 июня. Одновременно войска получили предупреждение из Москвы, что немцы начнут войну через сутки — в 3-4 часа утра 22 июня. О предстоящем через сутки нападении Германии сообщили практически всему командному составу западных округов, вплоть до вспомогательных частей и подразделений.

ПрибОВО

Начнем с уникального свидетельства полковника И. С. Чернова, служившего в Управлении начальника строительства (УНС) ?89 Прибалтийского военного округа. Эта организация строила Алитусский (Олитский) укрепленный район на участке прикрытия 11-й армии. Итак, слово полковнику Чернову:

"Работы на оборонительных сооружениях велись круглосуточно, и ранний рассвет в субботу 21 июня, казалось, не предвещал каких-либо событий. Не заходя в штаб, я пошел на объекты проверить состояние свежего железобетона. Вдали, у штаба, заметил необычное для столь раннего часа скопление командиров, но решил не задерживаться и пошел дальше. Темные казематы новых сооружений встретили мокрой духотой быстросхватывающегося бетона. Обойдя несколько долговременных огневых точек, убедился, что бетон почему-то не увлажняется, хотя уже припекало солнце, и на объектах нет ни одного человека. Мне как начальнику производственной части надо было принять срочные меры. Остановил грузовую машину с камнем и хотел проехать к штабу, но тут заметил приближающегося галопом всадника. Из седла с трудом вывалился военинженер Морев. Не здороваясь, я набросился на него: почему нет людей, не увлажняется бетон?

— Я, черт побери, ищу тебя чуть ли не час, — огрызнулся Морев, — коня загнал, а ты — бетон, вода! Кому они нужны теперь? строили, столько сил вложили в эти серые громадины, а вызвать их к жизни не успеем. Короче, война. Сегодня в ночь начнется война, и тебя срочно вызывают, — может, ты узнаешь больше..."

В штабе начальник строительного участка военинженер второго ранга Меренков распорядился:

"— Сегодня в ночь, батенька мой, — прервал он, наконец молчание, — часа в три или четыре Германия начнет войну. Приказываю: в целях дезориентации противника бетонному заводу вхолостую, а камнедробилкам с полной нагрузкой работать непрерывно до открытия огня немцев, пусть слушают. Далее. Собрать в батальоне все мешки, а если не хватит, то и матрасовки, набить их песком. Кроме того, оборудовать для боя амбразуры наиболее готовых сооружений, расчистив от кустов и леса сектора обстрела. Готовность — восемнадцать ноль-ноль. Докладывать — мне. Должен прибыть пулеметный батальон и принять готовые точки. Но пока его нет, а есть только представители батальона, сдавайте им точки по мере готовности амбразур и расчистки секторов обстрела. Маскировочные заборы на точках снять только с наступлением темноты". {1}

Повторю — это произошло рано утром 21 июня 1941 года. Полная боевая готовность частей и подразделений УНС-89 назначалась на 18 часов 21 июня.

Это свидетельство столь необычно, что есть необходимость подтвердить его другими подобными фактами. Ведь слова какого-то сапера идут против авторитета генералов с маршалами и легиона историков, которые десятилетиями внушали читателям, что сообщение о возможном нападении Германии было отправлено в войска только в ночь на 22 июня. Может, этот ветеран за давностью лет чего-то напутал?

Поэтому сейчас мы поищем аналогичные факты, подтверждающие свидетельство полковника И.С. Чернова. Нас интересуют два момента — верно ли что в ночь с 20 на 21 июня войска получили приказ быть в боевой готовности и вместе с ним извещение, что война начнется утром 22 июня? Понятно, что эти моменты взаимосвязаны: если где-то предупредили войска о предстоящем через сутки нападении Германии, то, следовательно, им приказали быть в боевой готовности. И наоборот.

Алитусский укрепрайон, где работал Чернов, строился на участке прикрытия 128-й стрелковой дивизии 11-й армии ПрибОВО. На рассвете того дня по боевой тревоге подняли также части других дивизий армии, занимавшие свои позиции. Вот раннее утро находившегося в полосе обороны 1-го батальона 142-го стрелкового полка 5-й стрелковой дивизии:

"На рассвете 21 июня командир батальона капитан Дутов приказа дежурному по лагерю лейтенанту В. Доморникову объявить батальону боевую тревогу. В считанные минуты подразделения были в полной боевой выкладке, заняли свои боевые позиции. Все выданное вооружение и боеприпасы остались на руках всего личного состава батальона". {2}

А теперь войска соседней 8-й армии, и не менее поразительное свидетельство бывшего связиста из 286-го стрелкового полка 90-й стрелковой дивизии Г. И. Гудзенко:

"В ночь на 21 июня 1941 года в 2 часа ночи по боевой тревоге часть вышла к Германской границе в районе местечка Шилале где и заняли оборону. Каждому связисту было выдано по 90 патронов. Все прибывшие сюда стали окапываться. К 5 часам утра каждый из воинов окопался и замаскировал свои окопы. Было это в виде учебной тревоги, но это была настоящая боевая тревога, ибо больше уже мы не вернулись в свой летний лагерь...

По подразделениям было объявлено, чтобы к 10 часам 21 июня 1941 года они были выведены на опушку леса. Никто не знал для чего. Заместитель политрука роты Гузенко Г.К. попросил чтобы я взял бумаги и карандаш и все записал кто и что будут говорить. Я так и сделал, ибо мне надо было выпустить боевой листок.

Митинг открыл старший политрук Гарелик и выступил на митинге командир [комиссар — А.Т.] части Воробьёв. Он сказал: мы все читали в нашей печати о том, что распоясавшийся германский фашизм оккупировал уже Голландию, Бельгию, Францию, Югославию, Чехословакию и подтягиваются войска к нашим границам под любым предлогом. Значит все наши воины сержанты, старшины, офицеры в кратчайший срок, должны сосредоточить все свои знания, все свои возможности и с данным нам оружием дать отпор врагу, если он посмеет напасть на нашу Родину. Мы полны решимости дать смертный бой, а если потребуется и жизнь и фашисты не пройдут. У нас есть чем защищаться...

Все выступающие клеймили германский фашизм и его вояк и клялись не жалеть своих сил и жизней, чтобы не пропустить врага на нашу землю.

После митинга я сразу взялся писать боевой листок. Его проверил политрук роты и приказал вывесить на кузове радиостанции. Боевой листок получился удачный и его охотно читали все.

Это был предпоследний боевой листок в моей жизни, о последнем боевом листке опишу ниже. После митинга все ушли к своим окопам". {3}

Это факт не менее уникален — в 8-й армии войскам объявили боевую тревогу, а затем о предстоящей войне с Германией сообщили не только командирам, но и рядовому составу! (Хотя солдатам точный день и час немецкого нападения, видимо, не объявили).

Естественно, что время начала войны в округе сообщали не только стройбатам и стрелковым полкам. Будущий прославленный маршал П. А. Ротмистров в то время был начальником штаба 3-го механизированного корпуса:

" 21 июня, буквально за несколько часов до вторжения немецко-фашистских войск в Литву, к нам в Каунас прибыл командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-полковник Ф. И. Кузнецов. Торопливо войдя в кабинет генерала Куркина, у которого я в то время был на докладе, он кивнул в ответ на наше приветствие и без всякого предисловия сообщил, как ударил:

— Есть данные, что в ближайшие сутки-двое возможно внезапное нападение Германии.

Мы молча переглянулись. И хотя нас в последние дни не оставляло предчувствие этой беды, сообщение Кузнецова ошеломило". {4}

Видимо, Ротмистров единственный из наших маршалов, кто прямо сказал читателям: командующий округом еще 21 июня, до злополучной Директивы ?1, предупредил своих офицеров, что завтра начнется война. Вот только о времени предупреждения Павел Алексеевич сообщил весьма уклончиво— "за несколько часов до вторжения". При такой подаче далеко не каждый поймет, что это предупреждение не имело никакого отношения к "директиве ?1", поскольку 21 июня она не могла дойти ни до Кузнецова, ни тем более, до его подчиненных. Авось не обратят внимания на число (21 июня) и сочтут, что Кузнецов сообщил это после получения "Директивы ?1".

А теперь войска противовоздушной обороны ПрибОВО-СЗФ. В ночь на 21 июня они получили следующий приказ командующего Северо-Западной зоной ПВО {5}:

Управление помощника Сов. секретно

командующего войсками Экз.N1

ПрибОВО

по

противовоздушной обороне Начальникам пунктов ПВО ПрибОВО

20 июня 1941г.

N0054 Только командиру в/ч 1403

20.6.41 2330

Подтверждая введение готовности N2 с выполнением всех мероприятий к 18.00 — 19.6.41г. ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Всю зенитную артиллерию, зенитные пулеметы и прожектора поставить на позиции в соответствии с разработанным Вами планов ПВО пункта и моими личными указаниями.

2. Ввести круглосуточное дежурство на всех командных пунктах и в подразделениях лиц командного состава.

Контроль за несением дежурства осуществлять лично Вам...

7. С 20.6.41г. совместно с МПВО организовать затемнение пункта, противопожарную оборону, медицинскую помощь пострадавшим и наметить помещения для использования их в качестве бомбоубежищ.

Командующий Северо-Западной

зоной ПВО полковник Карлин

Начальник штаба Северо-Западной

зоны ПВО подполковник Смирнов

Я сократил этот приказ — там были хоть и важные, но обычные вещи по боеготовности: подвезти боеприпасы, предметы снабжения и т.д. Из документа видно нечто поинтереснее — что еще 18.06 был отдан приказ о приведении в боевую готовность частей ПВО к 18 часам 19 июня. Между 19 и 20 июня действие этого приказа в какой-то мере приостанавливалось (по какой причине — мы уже знаем). Но сейчас, в половине двенадцатого ночи 20 июня, командующий вновь подтверждал действие старого приказа — войскам быть в боевой готовности к 18.00 следующего дня!

Этих фактов уже достаточно для подтверждения вывода, что в ночь на 21 июня 1941 войска западных округов получили приказ быть в боеготовности, а командирскому составу сообщили время нападения немцев на СССР — 3-4 часа утра 22 июня. Учитывая, однако, что кашу маслом не испортишь, а также длительность внедрения в умы людей обратного — что Сталин не верил в нападение и потому война свалилась на войска внезапно — пройдемся по другим округам (хотя, возможно, кому-то это покажется уже лишним).

ЗапОВО

Как-то писатель-хрущовец, член ЦК КПСС К.Симонов отметил, что его удивило количество командиров, возвращающихся из отпуска в первые дни войны. Такое впечатление, писал он, будто большая часть округа перед войной была в отпусках. О попытках сократить этот поток здесь уже говорилось, когда приказом командующего ВВС ЗапОВО ?952/Ш отменялись очередные отпуска командирам. В ночь на 21 июня Копец вновь приказал вернуть из отпусков находившийся там начальствующий состав {6}:

РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА N216

Из Лида Подана 2250 20.6.41 Принята 2445 20.6.41

Поступила в ОШШС 500 21.6.41 Расшифрована 515 21.6.41г.

Адрес: Командирам авиадивизий, отдельных полков, начальникам школ пилотов

Командующий ВВС приказал: Весь начсостав находящиеся в отпуску вызвать в часть.

N 959/ш Тараненко

Но этот приказ был только прелюдией. Командир базировавшейся у границы 10-й сад полковник Н. Г. Белов вспомнил об этом дне следующее:

"20 июня я получил телеграмму начальника штаба ВВС округа полковника С. А. Худякова с приказом командующего ВВС округа: "Привести части в боевую готовность. Отпуск командному составу запретить. Находящихся в отпусках отозвать".

Сразу же приказ командующего был передан в части. Командиры полков получили и мой приказ: "Самолеты рассредоточить за границей аэродрома, там же вырыть щели для укрытия личного состава. Личный состав из расположения лагеря не отпускать".

О приказе командующего ВВС округа я доложил командующему 4-й армией генералу Коробкову, который мне ответил:

— Я такого приказа не имею". {7}

Событий этого дня в 4-й армии мы еще коснемся, а вот Белов абсолютно прав в том, что нас сейчас интересует прежде всего — в ночь с 20 на 21 июня авиации, как и другим войскам, поступил приказ быть в боеготовности!

Вот текст этого приказа {8}:

Сов. секретно Серия "Г"

РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА ?217

Из Лиды Подана 408 21.6.41 Принята 800 21.6.41

Поступила в ОШШС 805 21.6.41 Расшифрована 815 21.6.41г.

Адрес: Командирам АД, нач-кам районов авиационного базирования, к-рам отдельных АП.

Командующий ВВС приказал все части привести в боевую готовность, подвести необходимое количество боеприпасов принять необходимые меры маскировки аэродромов, матчасти и транспорта. Об исполнении донести 21.6.41г. повторяю 21.6.41г. к 1800.

?962/ш Тараненко

Абзац нач-кам ШШС

Немедленно ознакомить данной шифровкой нач-ков районов авиационного базирования.

Рис. З. Шифротелеграмма с приказом ?962/ш командующего ВВС ЗапОВО

Эту телеграмму (см. рис.3) получил 16-й бомбардировочный авиаполк 11-й авиадивизии из ее штаба в городе Лида. (К слову, время между подачей и расшифровкой телеграммы составило 4 часа, а на саму дешифровку ушло всего 10 минут). Как и войскам соседнего ПрибОВО-СЗФ, в боевой готовности авиации округа назначалось быть к 18 часам 21 июня.

В штаб 10-й сад полковника Белова, как сообщает ее журнал боевых действий, такой приказ пришел из Минска в 2 часа ночи 21 июня {9}:

"21.6.41 2.00 Штабом дивизии получено приказание командующего ВВС ЗапОВО шифртелеграммой за подписью полковника Тараненко следующего содержания: "Привести части 10 САД в готовность ?2 и вызвать личный состав с отпусков".

21.6.1941 4.00. На основании приказания командующего ВВС ЗапОВО в 4.00 21.6 командиром дивизии были вызваны на аэродром Именин: командир 123 ИАП, 33 ИАП, 74 ШАП, 39 СБАП и командиры батальонов аэродромного обслуживания частей. Командиром дивизии частям дано приказание: "Рассредоточить матчасть самолетов на своих аэродромах, привести части в готовность ?2 и вызвать личный состав с отпусков".

В приказе командующего ВВС ЗапОВО вводится боеготовность авиации, но ничего не говорится о том, что война начнется завтра утром. Видимо, письменные приказы, где прямо говорится, что завтра будет война с Германией, в штабы полков и других частей передавать еще не решались. Такие указания и инструкции, как и что сообщать личному составу, командиры дивизий давали своим подчиненным офицерам лично в устном порядке. Как станет понятно чуть ниже, именно по этой причине командир 10-й сад полковник Белов собирал ранним утром 21 июня командиров авиаполков (саму по себе боевую готовность частям объявляли проще и быстрее — короткой шифротелеграммой, как в 16-м авиационном полку 11-й сад). А командиры полков это сразу сообщили всему остальному комсоставу (как начальник УНС-89 своим офицерам), включая технический персонал. Вот что сообщил технический специалист, командированный из Москвы в 123-й истребительный авиаполк для помощи в освоении самолета Як-1:

"21 июня 1941 года мы, как обычно, встали в 6 утра и пошли на аэродром. По пути зашли в штаб. Сурин [командир 123 ИАП] сказал, что в четыре утра полковник Белов собирал у него в кабинете командиров авиаполков, сообщил приказ командующего ВВС округа о приведении полков в боевую готовность и вызове из отпусков личного состава.

— Война неизбежна. Вопрос времени, — закончил Сурин". {10}

А вот документальное подтверждение того, что вслед за приказом о боеготовности и объявлением тревоги командиры дивизий лично собирали командный состав авиаполков и сообщали, что завтра будет война. Утром 21-го июня в 160-м истребительном авиаполку 43-й истребительной авиадивизии, как и повсюду, прозвучал сигнал тревоги, самолеты начали рассредоточивать и маскировать. Через некоторое время в полк прилетел командир дивизии генерал-майор Захаров {11}:

"В субботу 21 июня на утреннем осмотре командиры эскадрилий зачитывали списки увольняемых из расположения лагеря в авиагородок. Люди ожидали конца полетов и были немало удивлены, когда узнали, что домой никого не отпускают. Со старта с удивлением посматривали на лагерь летчики и техники, где было заметно оживление. Самолеты, стоявшие на линейке, рассредоточивались по аэродрому, а частью маскировались в кустах. В народе, основанные на догадках, распространялись какие-то слухи о предстоящих маневрах.

В три часа дня, после обеда, на аэродром в Пронцеевку прилетел командир дивизии генерал-майор Захаров. На середине аэродрома, подальше от случайных слушателей, было собрано совещание руководящего состава полка, на котором выступил генерал-майор с предупреждением о возможности военных действий между Советским Союзом и Германией.

За последнее время, говорил генерал-майор, участились провокационные случаи на границе. Немецкие самолеты в одиночку и целыми соединениями нарушают нашу границу. Наша страна никому не позволяла и не позволит впредь, подобные оскорбления со стороны какого-либо государства. По линии дипломатии были уже сделаны соответствующие заявления с требованием немедленного прекращения всяких провокационных действий, допускаемых германскими военными властями, но до сих пор нарушения на границе не прекращаются, а за последнее время все больше участились.

Очевидно, на нашу с Вами долю, товарищи, вышла почетная миссия научить немецких захватчиков уважать права и независимость Советского Союза, и я думаю, продолжил генерал, что мы с этой задачей справимся и покажем себя неплохими преподавателями.

Совещание закончилось, несмотря на то, что он просил, чтобы все это пока не распространялось в народе, к вечеру о прилете и причине прилета генерал-майора знали все".

Это выдержка из документа под названием "Боевой путь 137 гвардейского истребительного авиаполка" (бывший 160-й иап), написанного уже в конце войны. В тот момент, как и всю войну, "внезапность нападения Германии" была политикой СССР в области пропаганды, и потому все, что ей противоречило, не афишировалось, хотя в секретных документах и не запрещалась. Поэтому летописец полка выражался довольно осторожно и сглаживал острые углы, чтобы не сильно противоречить официальной линии. К примеру, посмотрите еще раз, как он уклончиво сказал уже об очевидном для нас факте — утренней боевой тревоге в полку:

"Люди ожидали конца полетов и были немало удивлены, когда узнали, что домой никого не отпускают. Со старта с удивлением посматривали на лагерь летчики и техники, где было заметно оживление. Самолеты, стоявшие на линейке, рассредоточивались по аэродрому, а частью маскировались в кустах. В народе, основанные на догадках, распространялись какие-то слухи о предстоящих маневрах".

Прямо-таки дипломат или сторонний наблюдатель — сразу и не поймешь, была тревога в полку или нет.

Поэтому в реальности генерал Захаров наверняка говорил резко и прямо, не стесняясь в выражениях, и даже из такого осторожного описания совершенно ясно: командир дивизии почти за сутки до войны лично собрал комсостав полка и без обиняков предупредил его, что завтра будет война с Германией.

Теперь посмотрим, как с этим обстояло дело в сухопутных войсках. Если, повторюсь, еще несколько дней назад в ЗапОВО за разговоры о войне с Германией строго предупреждали и даже наказывали, то в этот день о войне официально сообщили даже курсантам Борисовского танкового училища — в глубоком тылу округа:

"21 июня объявили тревогу. Вообще-то училище по тревоге поднимали как минимум два раза в неделю, так что никто особо и не побеспокоился. Выстроились на плацу. Вышел из штаба начальник училища — корпусной комиссар (было такое звание у политсостава) Иван Захарович Сусайков, вывел всех на лужайку и отдал не совсем обычный приказ: "Присаживайтесь, ребята, сейчас я прочитаю вам лекцию о войне с Германией... Договор договором, а на вред это не пойдет... " {12}

Корпусной комиссар Сусайков действовал почти под копирку с командиром 43-й иад Захаровым — вывел нынешних и будущих командиров подальше от посторонних ушей, усадил на лужайку и сообщил о завтрашней войне с Германией.

Но поскольку кроме Захарова и Сусайкова сообщили это своим офицерам и остальные командиры, то теперь понятно, откуда во многих местах вдоль границы местные жители уже днем 21 июня точно знали, что завтра, через сутки, начнется война. Вот, к примеру, полоса обороны 56-й стрелковой дивизии 3-й армии в районе Гродно (к слову, за 400 км от базирования 160 ИАП):

"В субботу 21 июня мы [солдаты 142-го отдельного саперного батальона] работали в 3-4 км от деревни и пошли за молоком в д. Жабинск. Нас встретили женщины и плакали, сообщив, что завтра будет война, что погибнет много ребят. Мы им отвечали словами политрука, но женщины утверждали, что будет война". {13}

К вечеру 21 июня в магазинах Бреста расхватали соль, спички, мыло, потому что местное население уже знало и вовсю говорило о войне с немцами. {14} Впрочем, оно тогда говорило об этом почти везде вдоль границы. И когда красноармейцы 56-й дивизии в лагерях у границы поздно вечером того дня смотрели фильмы, то местных жителей, которые раньше с удовольствием ходили на такие киносеансы, на этот раз оттуда как ветром сдуло.

То есть утром 21-го о предстоящем нападении немцев сообщили командирам и начальникам практически по всему округу. И хотя их настоятельно просили, "чтобы все это пока не распространялось в народе", но те, как водится, по "секрету" сообщили своим женам, а перепуганные женщины разнесли тревожную весть по всей округе. Впрочем, (забегая вперед) как минимум в двух округах, ПрибОВО и ЛВО, семьям военных об этом официально сказали уже днем 21 июня. Не знали о том, что война будет завтра, видимо, только рядовые красноармейцы и только в ЗапОВО (да и то многим из них об этом рассказали жены командиров).

Вернемся к сухопутным войскам ЗапОВО. 24-я стрелковая дивизия составляла часть второго эшелона 3-й армии и располагалась в 100 км от границы у г. Молодечно. Тем не менее, ее командир К. Н. Галицкий также в ночь на 21.06 лично от командующего армией Кузнецова получил задачу приготовить дивизию к поднятию по боевой тревоге, а также информацию, что часть войск армии уже получили приказ выйти ближе к границе:

"Положение тревожное. Мною отдан приказ вывести часть войск ближе к границе, к северо-западу от Гродно. Поезжайте к себе, подготовьте все к приведению частей в готовность в соответствии с планом поднятия по боевой тревоге. Никому об этом пока не говорите. Всю работу проводите лично и без шума.

Ехал я обратно в Молодечно в тихую летнюю ночь на 21 июня...".

Далее Галицкий рассказывает уже со слов члена Военного Совета 3-й армии Н. И. Бирюкова:

"Обстановка была угрожающая. Обменявшись мнениями, В. И. Кузнецов и Н. И. Бирюков сочли необходимым без доклада командующему округом — на это не было времени — вывести часть сил 345-го стрелкового полка из казарм на подготовленные оборонительные позиции. Лучше получить выговор, чем оказаться беспечными людьми — таково было их единодушное решение.

Командам отдал соответствующий приказ В. К. Солодовникову, и тот вскоре доложил, что 1-й и 3-й стрелковые батальоны выведены на позиции, прикрывающие Августов с севера, со стороны Сувалки. 2-й батальон оставался в казармах, чтобы по сигналу боевой тревоги занять позицию на рубеже р. Нетта и Августовского канала юго-западнее города...

Таким образом, в Августове 345-й стрелковый полк 27-й стрелковой дивизии был приведен в боевую готовность". {15}

Военачальники показали, что все это они выполнили самостоятельно, без разрешения командования на том основании, что для согласования не было времени. Но отчего же не было, если готовность в ПрибОВО и ЗапОВО назначалась на 18.00 21 июня и впереди были почти сутки? На самом деле командующий 3 армией Кузнецов сам доложил об этом в штаб округа, а тот в 2 ч. 40 минут 21 июня — в Москву начальнику Генштаба РККА:

" [По] Докладу командующего 3-й армией проволочные заграждении вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты. В этом районе лесу будто бы слышен шум наземных моторов.

Пограничниками усилен наряд.

345-му стрелковому полку (Августов) приказано быть готовности". {16}

Но быть в боевой готовности в 3-й армии приказали не только 345-му стрелковому полку 27-й стрелковой дивизии. В ночь на 21 июня была объявлена тревога в частях Гродненского укрепрайона и соседней 56-й стрелковой дивизии:

"С 20 на 21 июня, с пятницы на субботу, по батальону [9-й артиллерийско-пулеметный батальон 68-го Гродненского УР] была объявлена боевая тревога. Доты были буквально завалены снарядами, ящиками с пулеметными лентами, а ездовые Звягин Дмитрий, Зехов и Сергеев все подвозили и подвозили их, спеша на подводах. По тревоге был поднят и комсостав 213-го стрелкового полка [56-й стрелковой дивизии], находившегося на правом фланге 9 ОПБ.

Все в сборе. Готовы. Ждут и не верят. Из памяти всплывают инциденты, стычки с диверсантами и шпиками, от которых становилось не легче. Из головы не выходит настораживающий шум и рокот моторов, отчетливо слышавшихся в последние дни по ту сторону. И это вызывало не страх, а тревогу. Команды "По местам!" и "Матчасть к бою!" выполнены... ". {17}

То есть тревогу объявили во многих передовых частях 3-й армии, но отметили в донесении почему-то только 345 стрелковый полк — тот самый, который согласно плану прикрытия, составлял передовой отряд поддержки погранвойск. А передовые отряды предназначались для противодействия отдельным бандам, то есть, по сути — для предотвращения провокаций. (Хотя лучший способ борьбы с провокациями, по мнению многих военачальников высшего ранга — не поддаваться на них. Для чего держать войска подальше от границы.)

Хотя о 4-й армии речь будет отдельно, сейчас скажем, что там тоже были извещены о начале войны на следующий день. Только к вечеру 21 июня войну с Германией уже стали называть всего лишь "провокациями немецкой военщины" (почему — тоже отдельный разговор). Известный диверсант полковник И. Г. Старинов 19 июня отправился на учения в Бресте и после встреч в Минске с генералами Павловым, Климовских и Кличем, к вечеру 21 июня вместе с коллегой подполковником Колесниковым прибыл в штаб 4-й армии, располагавшийся в городе Кобрин:

"Добрались до Кобрина к вечеру. Прошляков [начальник инженерных войск армии] подтвердил, что фашисты подтягивают к Западному Бугу военную технику, соорудили множество наблюдательных вышек, на открытых местах установили маскировочные щиты.

— Нас предупредили, что германская военщина может пойти на провокации и что поддаваться на провокации нельзя, — спокойно сказал Прошляков. — Ничего. Слабонервных в штабе армии нет". {18}

КОВО

Днем 21 июня командный состав дивизий прикрытия округа тоже знал, что завтра будет война. 41-я стрелковая дивизия:

"В 17 часов командир дивизии начал совещание с командирами частей и их заместителями по политчасти. Сначала были заслушаны краткие доклады некоторых командиров о размещении, устройстве и состоянии частей. При этом упоминалось и о настроениях личного состава в связи с упорно державшимися слухами о войне. Основная масса красноармейцев и командиров высказывала недовольство тем, что мы очень многое спускаем фашистам, даже не открываем огня по самолетам и тем самым позволяем им беспрепятственно нарушать государственную границу и летать над нашей территорией.

Затем командир дивизии ...перешел к самому главному и злободневному вопросу...

— Я воевал в первую мировую войну и очень хорошо познал коварство кайзеровской армии. Ну а фашисты пожалуй, будут еще похлеще. Мы с вами должны быть готовы к самому худшему с их стороны. Думаю, что вы меня понимаете". {19}

Какие уж там "слухи о войне", если утром 21.06 о нападении немцев сообщили официально! Поэтому командиры и красноармейцы выплеснули свое недовольство: предупредили, что завтра начнется война с немцами, а их самолетам по-прежнему не мешают летать над нашей территорией.

Ну и как у ее соседей из Западного округа, авиации КОВО также приказали быть в в боевой готовности. В истории 92-го истребительного авиаполка, входившего в состав 14-й истребительной авиадивизии, кратко сообщается:

"21 июня 1941 г., согласно шифровки командующего ВВС КОВО, было закончено рассредоточение, маскировка и укрытия для личного состава". {20}

ЛенВО

Ленинградский военный округ хоть и граничил с враждебным государством, но статуса особого не имел. Более того, поскольку руководство Финляндии ее участие в боевых действиях в первую неделю войны не предусматривало, то боевых действий с внезапным нападением утром 22.6 там не готовилось. Тем не менее, командир 5-го пограничного отряда Ленинградского пограничного округа полковник А. М. Андреев сообщил следующее:

"21 июня 1941 года после совещания в моем служебном кабинете в городе Энсо вместе с заместителем начальника отряда по политчасти полковым комиссаром Зябликовым и начальником штаба отряда майором Окуневичем мы оценили сложившуюся обстановку и пришли к такому выводу:

а) Немецко-финские войска завершают сосредоточение оперативной наступательной группировки...

б) противник наиболее вероятно перейдет в наступление в ближайшие часы...

Утром 21 июня 1941 года командование 115-й стрелковой дивизии проинформировало нас: "Мы имеем указание быть в полной боевой готовности в местах постоянной дислокации".

На основании этой оценки обстановки мною был отдан следующий приказ по отряду:

"1. Продолжать укреплять охрану и оборону Государственной границы Союза СССР...

2. Личным составом заставы, свободным от непосредственной службы на линии государственной границы, в ночь на 22 июня 1941 года занять и оборонять боевые позиции в районе заставы.

3. Управлению комендатур и маневренной группе занять запасные командные пункты и районы...

4. Штаб пограничного отряда во главе с начальником штаба отряда майором Окуневичем из города Энсо в ночь на 22 июня1941 года переместить в район запасного командного пункта юго-восточнее города Энсо, к 24.00 21 июня1941 года организовать связь и управление с комендатурами, заставами и частями Красной Армии, дислоцированными в полосе пограничного отряда, а также с округом и центром...

6. В ночь на 22 июня 1941 года семьи военнослужащих (дети, старики) отвести в тыл, выделив для этого соответствующий автотранспорт". {21}

Пропустим откровение полковника Андреева, что приказ отряду он дал по своей инициативе. Поскольку финны не собирались наступать с утра 22 июня, то вывод Андреева "противник ...перейдет в наступление в ближайшие часы" появился исключительно потому, что утром 21 июня войскам прикрытия и пограничным частям ЛВО также сообщили, что война с немцами начнется завтра, приказав быть в боевой готовности. Особо подчеркнем два момента, которые в Ленинградском округе надо было выполнить в ночь на 22 июня — пограничникам занять боевые позиции и эвакуировать свои семьи. Но к ним мы еще вернемся.

МВО

Но Ленинградский округ хоть не считался особым, но все-таки был приграничным. Москва же находилась за тысячу километров от границы, и немцам, при всем их желании, столицу на таком расстоянии было недостать ни в первый день войны, ни на десятый. Поэтому внезапное нападение или провокации немцев Московскому военному округу не грозили. Тем не менее, шутки ради, зададимся следующим вопросом. А что, в то время как офицеров и солдат утром 21 июня оповестили, что война начнется завтра — знал ли об этом Председатель СНК И. В. Сталин? И — о чудо — оказывается, он тоже знал, и нашим историкам это уже давно известно! Вот что сообщил в мемуарах командующий Московским военным округом генерал И. В. Тюленев:

"В полдень мне позвонил из Кремля Поскребышев:

— С вами будет говорить товарищ Сталин...

В трубке я услышал глуховатый голос:

— Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?

Я коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня. В ответ услышал:

— Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов.

В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о планах гитлеровской Германии". {22}

Новые сведения о планах немцев получил не только Сталин. В числе прочих получил их и сам генерал Тюленев — прямо, без всяких там, как он пишет, впечатлений и намеков. Потому что его заботы, как командующего округом, о повышении боеготовности войск начались также в ночь на 21 июня и не ограничивались одной ПВО.

За несколько дней до войны группа командиров из управления 7-го механизированного корпуса, входившего в состав МВО, проводила рекогносцировку его путей выдвижения в сторону границы. Однако в ночь на 21 июня ситуация здесь тоже изменилась:

"Вечером 20 июня мы получили приказание возвратиться в Москву, а утром 21 июня последовало новое распоряжение, которое насторожило нас. Командиру корпуса было приказано срочно вывести части из лагерей, а артиллерии прекратить учебные боевые стрельбы на полигоне в Алабино и возвратиться в пункты своей постоянной дислокации. Кроме того, командир корпуса получил приказание выделить мотоциклетную роту, обеспечив ее боеприпасами, для укомплектования штаба одного из фронтов. Приказания отдавались поспешно, во всем чувствовалась нервозность. Начинало пахнуть порохом". {23}

Запах пороха в виде приказа наркома обороны (о котором речь будет впереди) заставил Тюленева утром 21 июня спешно выводить артиллерию к войскам даже с подмосковных полигонов, за тридевять земель от границы.

Адмирал Н. Г. Кузнецов — со слов генерала Тюленева — рассказал, что команда повысить боеготовность ПВО поступила Тюленеву лично от Сталина в два часа дня. Адмирал тоже делает совершенно правильный вывод, что уже днем 21 июня Сталин знал о неизбежности войны с Германией:

"21 июня около 2 часов дня ему позвонил И. В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО.

Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И. В. Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным. Это подтверждает и то, что в тот вечер к И. В. Сталину были вызваны московские руководители А. С. Щербаков и В. П. Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. "Возможно нападение немцев",— предупредил он. Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью... " {24}

А ведь к Н. Г. Кузнецову историки должны были прислушаться. Именно с его слов они уже почти 50 лет хором повторяют, что он единственный, кто сам заранее привел свои войска (флот) в боеготовность. Да, это не шутка — Кузнецов первый из военачальников высшего ранга сообщил, что целый вид вооруженных сил привели в боеготовность за три дня до войны! К свидетельствам такого авторитета надо относиться со вниманием.

Но его же слова, что Сталин почти за сутки до войны был уверен, что она начнется, они пропустили мимо ушей! А ведь это же не меньшая сенсация, чем объявление флотам готовности ?2 19 июня! Словоохотливый Кузнецов сообщил это, отклонившись от линии партии в данном вопросе, начатой Хрущевым и Г. К. Жуковым. (Возможно, потому, что в свое время он был жестоко унижен и оскорблен этими деятелями.) Надо только в его сообщениях отделять реальные факты от нелепых домыслов и пояснений. Вроде тех, что объявил готовность флоту по своему желанию. Или, к примеру, каким негодяем он фактически выставляет здесь Сталина: в два часа дня вождь пришел к выводу о неизбежности войны, но приводить в боеготовность сразу стал только Москву. В подаче Кузнецова это выглядит как забота Сталина о самом себе — грубо говоря, чтобы в первый день войны ему на голову не упала бомба. Даже секретарей московских райкомов ВКП(б) предупредил о войне. А про войска у границы, стоящие под прицелом немцев, вспомнил только в последний момент (да и то, как утверждал будто бы неустанно пекущийся о боеготовности Г. К. Жуков, под его нажимом).

На самом деле, как мы видели, не только приграничные округа, но и даже командование МВО к утру 21 июня получили сверху оповещение о точных дне и часе начала войны и начало приводить свои войска в боевую готовность.

Итак, вечером 20 июня после некоторого "отката" в боеготовности, начавшегося утром того же дня, действие временных ограничений отменили, а войскам вновь приказали быть в полной боеготовности. Одновременно войскам поступило предупреждение, что в 3-4 часа утра следующего дня Германия совершит нападение на Советский Союз.

2. "ДИРЕКТИВА 20.6.41"

Рассмотренные выше факты означают, что вторая половина дня 20 июня 1941 года стала тем моментом, когда после получения какой-то важнейшей информации в Кремле:

во-первых, в очередной раз получили подтверждение, что война начнется 22 июня;

во-вторых, дали войскам приказ занять боевые позиции и к ночи на 22 июня быть в боевой готовности встретить врага;

в-третьих, сообщили комсоставу западных округов, до командиров подразделений включительно, точное время начала войны — 3-4 часа 22 июня;

в-четвертых, о неизбежности нападения Германии в ближайшие дни приказали сообщить рядовому составу приграничных округов (что, однако, выполнили далеко не везде).

Однако эти важнейшие мероприятия были проведены отнюдь не по инициативе командования Красной Армии.

20 июня советское правительство получило резкий отказ Гитлера принять наркома иностранных дел СССР Молотова в Берлине. А такая реакция Гитлера в сложившейся ситуации была равнозначна объявлению войны.

Это событие — безусловная причина, чтобы отменить некоторые ограничения в боеготовности, введенные утром 20 июня и снова объявить тревогу в войсках. (Или подтвердить действие приказов, отданных 18 июня, как это сделал, к примеру, командующий ПВО СЗФ).

Но задачи войскам указывают в приказах и директивах. Следовательно, в ночь с 20 на 21 июня войска получили директиву, которую по справедливости следовало бы назвать "Директива о боеготовности ?1". Но поскольку этот номер занят, то мы условно будем ее называть "Директива 20.6.41".

Основное ее отличие от предыдущих приказов наркома обороны, отданных 12 и 18 июня, состояло в следующем. Тогда войска выводились на позиции, определенные планами прикрытия, под видом учений, выхода в полевые лагеря и т.п. О том, что войска идут на войну, тщательно скрывалось даже от командиров (хотя кое-где это нарушалось). Теперь же всей массе командиров прямо сообщили, что будет война, и назвали точные день и час ее начала!

Еще больше она отличалась от пресловутой "Директивы ?1", принятой по настоянию Тимошенко и Жукова вечером 21 июня. Наверняка можно утверждать, что положение "не поддаваться на провокации" в директиве от 20.6 не только не было определяющим, но и сколь-нибудь существенным, а главной ее задачей была боеготовность войск. Сапер Чернов из ПрибОВО и пограничник Андреев из ЛВО в один голос утверждают, что к вечеру 21 июня должна была подготовлена эвакуация семей военнослужащих из приграничной зоны. Это командиры не только разных округов, но и разных наркоматов (министерств) — НКО и НКВД. Одинаковая реакция комсостава разных наркоматов и округов показывает, что войскам Красной Армии и НКВД из Кремля, от председателя СНК поступил одинаковый приказ.

В течение дня 21 июня семьи были информированы (мы еще вернемся к этому), что ожидается нападение Германии, и собраны к вечеру для эвакуации. Но если тот, кто отдавал приказ вечером 20 июня, на тот момент в первую голову был озабочен проблемой не поддаваться на провокации, то такого он точно бы не позволил! Тут ставилась под угрозу вся скрытность — в массовом порядке вдоль всей германской границы могли разнести то, о чем накануне не только не писали, но и вслух не давали говорить! А если бы народ после этого, спасаясь от надвигающегося бедствия, в панике бросился в тыл? Попробуй тогда сохрани скрытность и предотврати провокации! Все это не могло не вызвать сильного недовольства, а то и противодействия, у руководства наркомата обороны. Такая директива отдавалась явно вопреки его желанию.

Таким образом, уже к утру 21 июня все было ясно, и пресловутая жуковская "Директива ?1", которая, как он нас долго убеждал, наконец-то ввела какую-то "боеготовность", была совершенно не нужна.

Попробуем определить, когда "Директива 20.6.41" появилась на самом верху, в Кремле, прежде чем уйти оттуда в наркомат обороны и далее, в войска. Вот здесь уже вполне подойдет сравнение с принятой вечером 21 июня "Директивой ?1". Если верить Жукову, ее написали в кабинете Сталина около десяти часов вечера. А в войска она реально стала поступать в четвертом часу утра. То есть время прохождения ее из Кремля, от главы Правительства, до командования приграничных армий составило приблизительно 5-6 часов.

А 20 июня войска стали получать приказы уже где-то в двенадцатом часу ночи. Командующий ПВО СЗФ отреагировал на него своим приказом в 23-30, в 3-й армии такой приказ появился ближе к двенадцати ночи 20 июня. Если для прохождения директивы нужно было 5-6 часов, то от главы Правительства, т.е. Сталина, она ориентировочно вышла, самое позднее, часов в 6 вечера 20 июня 1941 года. Запомним это время.

Но прежде чем продолжить изучение дальнейших событий в войсках Красной Армии, имеет смысл рассмотреть ситуацию утром 21 июня в 4-й армии ЗапОВО, опираясь при этом на изложенные выше факты и выводы.

3. УТРО 21 ИЮНЯ В 4-Й АРМИИ

Бывший начальник штаба 4-й армии Л. М. Сандалов в своих мемуарах весьма подробно описал субботний день 21 июня {25}:

"Я особенно отчетливо и ярко представляю себе все, что делал в субботу, 21 июня 1941 года: с кем встречался, о чем говорили, куда ходил и ездил".

Давайте прочтем его воспоминания с учетом того, что мы уже знаем об этом дне, и уточним, что он при этом нам не договорил, когда пересказывал разговоры с сослуживцами, а главное — что передал верно, но на что до сих пор никто не обратил внимания.

Слово Л. М. Сандалову:

"Утром, как только я прибыл в штаб, командующий протянул мне телеграмму:

— Начальник штаба округа сообщает, что для участия в армейском опытном учении сегодня в Брест приедут представители из округа и из Наркомата обороны. Надо встретить их и устроить. А мы с начальником боевой подготовки едем сейчас на полигон и еще раз все там прорепетируем. Предупредите командиров соединений и частей, чтобы завтра к восьми часам на полигоне были все, как один... ". {26}

И сразу для нас сюрприз — по всей границе войска, предупрежденные о том, что война начнется завтра, должны находиться в боеготовности, а тут — телеграмма из округа о каких-то учениях завтра утром! Почему?

"После отъезда командующего ко мне зашел полковник И. В. Тутаринов — начальник штаба механизированного корпуса".

— Генерал Оборин в течение нескольких дней проверял танковую дивизию в Бресте, а я — другую в Пружанах,— сообщил он. — Должен сказать, что постепенно дивизии эти начинают становиться дивизиями не только по названию.

Во время нашей беседы с Тутариновым в мой кабинет заглянул по какому-то поводу Шлыков [член Военного Совета 4-й армии — Г. С.]. Начальник штаба мехкорпуса, обращаясь скорее к нему, чем ко мне, продолжал:

— В народе, да и среди войск, не прекращаются слухи о готовящемся вторжении немцев. Какие у вас имеются на этот счет данные из округа или из Москвы?

— Кроме известного вам Заявления ТАСС, ничего нет, — ответил Шлыков.

— Коль скоро округ и Москва назначили на завтра учение на Брестском полигоне, надо полагать, ничего угрожающего не предвидится, — попытался я ободрить Тутаринова.

Однако, как мне показалось, Тутаринов отлично понимал, что мы и сами не очень-то спокойны. Он заверил нас, что на учение все командиры соединений и частей мехкорпуса прибудут непременно, и ушел явно неудовлетворенный".

То есть не только в этот день, но и вообще с 14 июня не только предупреждений о предстоящей войне, но и просто важных новостей в штаб 4-й армии не поступало. Сандалов был информирован не меньше Коробкова со Шлыковым, и наверняка больше сапера Чернова из стройбата УНС-89. Но, обратите внимание, врать от своего имени он не стал, а предпочел сообщить эти, мягко говоря, неточные сведения устами своих давно погибших камрадов.

"Расставшись с Тутариновым, я предложил своему заместителю по политчасти батальонному комиссару А В. Дюльдину и начальнику связи полковнику А. Н. Литвиненко поехать вместе со мной в Буховичи проверить наш командный пункт. Утро выдалось теплое. Путь пролегал по живописному берегу реки Мухавец. Яркое солнце делало заливные луга и зеленые рощи необыкновенно нарядными, праздничными. Тревожное настроение постепенно испарилось.

...В Пружанах мы прежде всего посетили старый аэродром. Командир истребительного полка майор Н. В. Акулин доложил:

— Два дня назад полк получил два новых самолета МиГ. Все остальные — устарелые истребители с пулеметным вооружением Бетонированная полоса еще не готова.

На мой вопрос, когда покинул аэродром штурмовой полк, Акулин ответил:

— По распоряжению округа штурмовой полк сегодня утром в полном составе перелетел на полевой аэродром в район Высокое. У них тоже есть новинка — получили пару самолетов Ил-два...".

То, что Сандалов коснулся авиации — кстати, потому что много чего интересного про нее мы уже знаем. А Сандалов к этому добавил, что 74-й штурмовой авиаполк 10-й авиадивизии в то утро перелетел на полевой аэродром в Высокое. Значит, некоторые части утром 21 июня все же проводили перебазирование и рассредоточение своих самолетов.

"С аэродрома заглянули в 30-ю танковую дивизию. Встретивший нас начальник штаба дивизии полковник Н. Н. Болотов сообщил, что проволочная связь с Буховичами восстановлена. Вскоре приехал и командир дивизии полковник С. И. Богданов.

— Полки дивизии проводят к юго-западу от Пружан тактические учения, — доложил он. — Вернутся в Пружаны только завтра утром.

Мой заместитель и начальник связи армии возвратились из Пружан в Кобрин, а я с Богдановым поехал в район учений — к селению Поддубно. Даже при поверхностном знакомстве с полком сразу бросалась в глаза слабость его подготовки. Подразделения действовали несогласованно, танки сбивались с курса и часто останавливались, чтобы уточнить свое местонахождение.

...Под Кобрином я заглянул на второй наш старый аэродром. Там командовал полком майор Сурин.

— Вчера на станции Тевли мы выгрузили из эшелона двадцать новых самолетов Як-один, — сообщил он приятную новость. — Сейчас приводим их в боевое состояние. А летчики, умеющие летать на этих машинах, приедут завтра пассажирским поездом. Кроме новых самолетов, в полку имеется 60 истребителей "чайка".

Со старого я поехал на новый кобринский аэродром и застал там командира авиационной дивизии, а также командира района ПВО.

— Как видите, взлетно-посадочная полоса почти готова, — похвалился полковник Белов. — В ближайшие дни можно будет перебазировать сюда полк Сурина".

О, да ведь тут все знакомые нам лица! Авиационные командиры майор Сурин и полковник Белов ранним утром объявили тревогу в своих частях. (Конечно, вместе со всеми ВВС округа). Тревогу объявили, но Сандалову, начальнику штаба своей армии, ни словечка об этом при встрече не сказали? То есть Сандалов скрыл и факт приведения в боеготовность и авиации, и некоторых сухопутных соединений 4-й армии, хотя потом это очень осторожно, но ясно покажет. Но не скрыть он не мог, поскольку причиной поездки было то, о чем Сандалову наверняка не что говорить, но и вспоминать не хотелось.

"— Этому полку везет: получает и новый аэродром, и новую технику, и надежное прикрытие, — заметил я, глядя в сторону командира района ПВО.

Реакция последнего была совершенно неожиданной.

— Вам хорошо известно, — заговорил он с нескрываемым раздражением в голосе, — что у меня, как и в войсках четвертой армии, зенитные части находятся в окружном лагере под Минском. Ни штаб армии, ни штаб механизированного корпуса, ни авиацию, ни даже себя прикрыть с воздуха в районе Кобрина мне нечем.

— Но ведь округ обещал возвратить ваши зенитные дивизионы! — возмутился я".

Как будто начальник штаба армии сам не знал, что зенитная артиллерии армии находится на полигонах! На самом деле этим Сандалов осторожно пояснил, что на тот момент Павлов и Клич должны были уже вернуть ее в армию, но не вернули. Даже к утру 21 июня, когда уже объявили время войны — все равно не вернули.

"Обязательно нужно еще раз доложить об этом командующему", — подумал я и, разрешив с полковником Беловым ряд частных вопросов, поехал к себе в штаб. Прибыл туда к 4 часам дня. Из штаба округа, равно как и из войск, за время моего отсутствия никаких важных сообщений не поступало.

Вскоре возвратился из Бреста и командующий армией. Я доложил ему о результатах посещения командного пункта, а также танковой и авиационной дивизий. Однако на него мой доклад впечатления не произвел. Через минуту он с увлечением стал рассказывать о своей поездке:

— Большая часть времени у меня ушла сегодня на подготовку учения. Перед началом его покажем командному составу армии новую боевую технику...

— А в Бресте вы не были? — спросил я.

— Хотелось сегодня объехать все войска армии, — ответил Коробков. — С самого утра мной овладело какое-то беспокойство. С полигона направился именно в Брест, а там — прямо в крепость. Командиры дивизий и частей большого энтузиазма к завтрашнему выезду на учение не проявляют. Понять их нетрудно — замучились".

Замучиться-то командиры, может, и замучились, но если их только что предупредили, что завтра нападут немцы, то какой энтузиазм они будут проявлять к совершенно нелепым в тот момент учениям, когда они уже сидят под прицелом немецких пушек?

"Командующий говорил сбивчиво и непоследовательно. Из его рассказа трудно было понять, что он считает важным, а что несущественным:

— Командиры расположенных в крепости частей показывали несколько новых наблюдательных вышек, построенных немцами за рекой. Уверяют, что по ночам слышен шум моторов. Сегодня опять несколько немецких самолетов летали над нашей территорией...

Я молча слушал его, лишь изредка задавая вопросы, которые могли бы помочь мне представить истинное положение на границе:

— Генерала Пузырева не видели?

— Встречал. Управление его сегодня на рассвете переместилось из Бреста в Высокое. Шоссейная дорога туда прекрасная, и я поехал посмотреть, хорошо ли устроился комендант. Нашел его у командира сорок девятой стрелковой дивизии. Пузырев доложил, что к нему пришли три специальных батальона из Мозырского укрепрайона, и он разместил их на Семятическом, Волчинском и Брестском участках. С батальонами налажена проволочная связь. Каждый из батальонных участков имеет четыре-шесть готовых дотов с вооружением и гарнизонами. Доты между собой и с войсками еще не связаны".

Кстати, из этого отрывка следует, что 6-я и 42-я дивизии на свои позиции все-таки не выходили.

Итак, получив указания о подготовке к показным учениям, с утра 21 июня командующий армией, его начальник штаба и член Военного совета (о нем я чуть забежал вперед) сразу уехали в войска. Начальник штаба первым делом проверил готовность полевого командного пункта в Буховичах, затем посетил полки 10-й авиационной и 30-й танковой дивизий. Это все, в общем-то, тыл или второй эшелон армии. Но вот командующий, который имел вроде только одну задачу — ехать на полигон и готовить там показные учения, отправился в части прикрытия границы.

Начал он с Бреста, и там с командирами частей и дивизий у него вышел какой-то напряженный разговор, чуть ли не конфликт, когда обеспокоенные командиры, пытавшиеся втолковать Коробкову опасность обстановки, остались сильно недовольными. Далее, именно в это утро управление Брестского укрепрайона покинуло Брест и переехало в центр своего боевого участка! (По другим сведениям, оно отправилось в Высокое еще в ночь на 21-е. Но видимо, пока собирались и выступали, подошел рассвет).

Но еще более интересное Сандалов сообщил о 49-й стрелковой дивизии, подчинявшей непосредственно командующему армией.

"— Командир сорок девятой дивизии доносил, что у него на оборонительных работах занято по два батальона от каждого полка.

— Верно, по два, — подтвердил Коробков. — Два стрелковых полка дивизии целиком размещаются у границы на правом фланге армии, а один остался вместе со штабом дивизии в Высоком. Артиллерийские полки с Брестского полигона вернулись в дивизию. Командир дивизии утверждает, что на том берегу в окопах сидят немецкие части. Сегодня в район Высокого залетели немецкие самолеты, которые, по его мнению, безусловно, обнаружили перебазировавшийся сюда утром наш штурмовой авиационный полк. Полковник Васильев считает, что немцы накапливают силы для нападения, и прямо спросил меня, почему мы не принимаем никаких мер.

— Прижал он вас к стенке, — сочувственно заметил я.

— Действительно, прижал, — признался Коробков. — А что я мог ответить ему?.. Посоветовал еще раз внимательно прочитать Заявление ТАСС".

Оказывается, два стрелковых полка 49-й стрелковой дивизии в то утро уже размещались у границы, а ее артполки с Брестского полигона вернулись в дивизию! Два полка у границы, а один во второй линии, в резерве при штабе — это расположение приграничной дивизии, занявшей оборонительные позиции по плану прикрытия! Но это нас удивлять не должно — в то утро так должно было быть по всей границе.

Однако Коробков отправился туда не за тем, чтобы контролировать или повышать боеготовность подчиненной дивизии. Здесь у него вышел конфликт с командиром дивизии полковником Васильевым, еще более резкий, чем в Бресте. Из-за чего? Командир уже почти боеготовой дивизии, приведя неотразимые факты готовности немцев к нападению, "прижал этим к стенке" своего командующего. Но если Коробков отбивался от него доводами в духе хрущевской трактовки "Заявления ТАСС от 14 июня", то значит, он приехал в дивизию не для повышения ее боеготовности, а с прямо противоположными целями. То есть он почему-то не хотел, чтобы дивизия была в готовности. Сандалов это вполне ясно сказал. И это не были обычные призывы "не поддаваться на провокации" — такое само собой разумелось. Комдив знал об этом не хуже Коробкова, из-за этого он не мог командарма чуть ли не за грудки хватать и прижимать к стенке!

Но здесь мы уже забегаем вперед, а пока продолжим вместе с Сандаловым обзор событий того дня в 4-й армии.

"— А известно ли вам, что штаб двадцать восьмого стрелкового корпуса после штабного учения остался на своем командном пункте в Жабинке и в Брест переходить пока не будет?

— Я это знал и поэтому из Высокого возвращался в Кобрин через Жабинку, думая застать там на командном пункте командира корпуса. В штабе все были на месте, а командир корпуса уехал в Брест...".

Штаб 28-го стрелкового корпуса после учений утром 21-го остался на своем полевом командном пункте в Жабинке, и в место своей постоянной дислокации — Брест — возвращаться не собирался! И только командир корпуса уехал в Брест. Зачем? Учитывая действия Коробкова — скорее всего не для вывода частей на позиции, а вслед за командармом "успокаивать" своих подчиненных.

А тем временем член Военного совета армии ринулся в 75-ю стрелковую дивизию (то же армейского подчинения):

"Вскоре к нам присоединился член Военного совета дивизионный комиссар Шлыков. Он в свою очередь поделился впечатлениями о поездке на левый фланг армии — в 75-ю стрелковую дивизию. Положение в этой дивизии было примерно такое же, как и в 49-й. Два стрелковых полка размещались недалеко от границы, а один — со штабом дивизии. Командование дивизии зафиксировало ряд новых фактов, свидетельствовавших о выдвижении немецких войск к границе".

И там он тоже нашел, что как и 49-я, 75-я сд так же находится в боевом положении по плану прикрытия — два полка у границы, а один — в резерве, со штабом дивизии. И здесь тоже был — по некоторым признакам, нелицеприятный — разговор с командованием дивизии, которое снова почему-то вынуждено было указывать высокому начальству фактами готовности немцев к нападению, напоминая об опасности, о которой оно знало не хуже командования дивизии.

Ну и отметим тот факт, что члены Военного совета армии отправились в войска утром, когда солнце уже начало пригревать, то есть часов в 7-8. Обратно же Сандалов возвратился к 4 часам дня.

Итак, после приказа из Москвы в ночь на 21 июня две дивизии 4-й армии из четырех к утру занимали свои боевые позиции, но уже утром армейское начальство почему-то стало отменять их готовность к бою. А теперь посмотрим, что в войсках приграничных округов произошло дальше.

4. ОТКАТ-2

После того как в ночь на 21 июня войска вновь были приведены в боевую готовность, музыка в ее честь в Западном и, отчасти, Киевском округах, играла недолго. К 16 часам дня, когда Сандалов вернулся в штаб армии, командиров частей и соединений уже не уговаривали, а заставляли отменить боеготовность своих войск.

В 18 часов авиаполки ЗапОВО, как им было приказано в шифровке ?962/ш, о своей боевой готовности в Минск так и не доложили.

В 16 часов 21 июня командир 10-й авиадивизии полковник Белов прилетел в 123-й истребительный авиаполк, чтобы провести совещание с командирами полков (тема понятна — завтрашняя война). На аэродроме его уже ждал начальник штаба дивизии полковник Федульев с новостью:

"— Получена новая шифровка. Приказ о приведении частей в боевую готовность и запрещении отпусков — отменяется. Частям заниматься по плану боевой подготовкой.

— Как так? — удивился. — Ничего не пойму.

— Ну что ж, нет худа без добра. В воскресенье проведем спортивные соревнования. А то мы было отменили их. В 33-м истребительном полку все подготовлено.

— Нет, Семен Иванович! Давайте эту шифровку не будем доводить. Пусть все остается по-старому...". {27}

Причем летчиков заставили отменить не только приказ о боеготовности, но даже довольно безобидный приказ об отмене отпусков.

Можно понять Белова, насколько ему не хотелось отменять готовность своих частей ввиду очевидности предстоящего нападения немцев. Но доводить шифровку до частей ему все же пришлось. Из журнала боевых действий 10-й сад {28}:

"21.6.41 15.00 Пом. нач. оперативного отделения дивизии капитан Островский по телефону "ВЧ" (Кобрин — Минск) получил устное указание от полковника Тараненко следующего содержания: "Шифртелеграмму о приведении частей в боевую готовность отменить. Частям продолжать летную тренировку и командирскую учебу с повышенной готовностью". Это устное приказание было подтверждено шифртелеграммой за подписью полковника Тараненко.

21.6.41 17.00. Устное приказание командующего ВВС ЗапОВО было доведено частям диизии и в 17.00 шифртелеграммой начальник штаба дивизии в штаб ВВС ЗапОВО донесено: "Части дивизии находятся в состоянии лагерной службы с повышенной готовностью, часть самолетов, которая не мешают производству плановым полетам, оставлены рассредоточенными. Меры маскировки в целях учебы не сняты". /Федульев/

Обращает на себя внимание, что сначала в 15.00, как и в сухопутных войсках (о которых чуть позже), было получено устное распоряжение об отмене готовности, а вслед за ней якобы пришла и шифротелеграмма аналогичного содержания. Но если она вообще и приходила, то, скорее всего, значительно позже, поскольку и в 17.00 боеготовность частей дивизии отменяли со ссылкой на устное приказание командующего ВВС округа.

Однако это были еще цветочки. Чуть позже командующий авиацией Копец со своим начальником Павловым сделали вовсе плохо укладывающееся в голове.

В июне 41-го лейтенант С.Ф. Долгушин, ставший потом известным асом, служил в 122-м истребительном авиаполку 11-й смешанной авиадивизии. Полк базировался на полевом аэродроме Новый Двор километрах в 20 от границы. В 12-15 километрах по другую сторону от нее, на аэродроме Сувалки, базировалась немецкая истребительная авиагруппа. Пилоты нашего полка регулярно вели разведку немецкого аэродрома. Делалось это так: летчики взлетали парой и летели вдоль границы, стараясь не пересекать ее. Один следил за воздухом и ориентирами на земле, чтоб не залететь к немцам, а второй в бинокль рассматривал немецкий аэродром (в ясную погоду с высоты он хорошо был виден) и считал немецкие самолеты. Обычно в Сувалках было около 30 истребителей. Но в последние дни перед войной число самолетов там стало резко расти. Поэтому командир полка приказал летать на разведку дважды в день. И к 21 июня пилоты насчитали около двухсот немецких самолетов. Причем кроме истребителей Ме-109 и Ме-110 там появились бомбардировщики Ю-87, Ю-88 и Хе-111.

После полета пилоты составляли отчет об увиденном и отправляли его дальше по команде. В конечном итоге они попадали на стол Копеца. Видимо, Копец с Павловым решили убедиться в этом своими глазами, для чего совершили вылазку к самой границе. И вот какие выводы они из этого сделали.

С. Долгушин рассказывает историку-любителю из Гродно Василию Бардову:

"И вот в субботу [21 июня] прилетел Павлов на Ли-2 и с ним Копец. Командир дивизии Ганичев прилетел на своём И-16...

Когда прилетели они (Павлов с Копцом) — мы только вернулись со свежими разведданными. Обрабатываем всё это дело. Подходит машина эМка и нам говорят: "Садитесь ребята"... Привезли нас в штаб полка — в это имение Бобра-Велька: аэродром, за ним липы стоят, а за ними имение. Вот туда нас привезли и мы доложили свежую информацию о том что там творится.

В. Б. А докладывали кому?

С. Д. Павлов, Копец, Ганичев, Николаев тут. Мы доложили всё как было. Причём у нас с Серёжкой расхождение получилось всего в 2 самолета. Мы насчитали около 200.

В. Б. Т.е. каждый в бинокль пересчитал самолёты?!

С. Д. Да. Я насчитал около 200. И какие самолеты были: Ме-109, Ме-110, Ю-87, Ю-88 и Хейнкель-111... Когда мы доложили Павлову всё это — нас отпустили". {29}

Видимо, тут Павлов вновь, как и три дня назад, прикинулся дурачком и сделал вид, что не поверил рядовым пилотам. Потому что вслед за ними на разведку взлетели уже три старших офицера — генерал-майор Копец, командир 11-й сад полковник Ганичев и командир полка майор Николаев.

С. Д. Мы вернулись в свою эскадрилью к своим самолётам. Вдруг смотрим — эМка несётся. Остановилась у стоянки, где стояли И-16 командира дивизии и Николаева — командир полка. Они вышли, а машина продолжила движение и подъезжает к нам — к моему самолету. А у меня 16-й номер машины. Выходит Копец, подошёл. Я ему доложил. Он говорит: ну как самолет — заправлен?

И они тройкой самолетов взлетели: он, Ганичев и Николаев. Они примерно минут 35 в полёте были — Августов-то был всего 60 км...

Они прилетели, сели. Мы с Макаровым подошли к нему (Копцу — В.Б.). Он говорит:

Ну, Сергей, молодцы вы. Вы правильно доложили. Машина твоя хорошая. И они уехали и потом Копец улетел на Ли-2, а Ганичев остался, потому что прилетел на своём И-16 из г. Лида.

(В. Б. Что интересно, об этом визите Павлова за день войны на границу нашим гродненским белорусским и российским историкам, занимающимся этими вопросами, на сколько я знаю, до сих пор ничего не известно... Но я припомнил, что кто-то из ветеранов 213-го с.п. 56-й с.д. рассказывал мне, что незадолго до войны Павлов со своей "свитой" и генерал Карбышев приезжали в их полк располагавшийся в летнем палаточном лагере на южном берегу Августовского Канала севернее местечка Сопоцкино). {30}

Убедившись, что гитлеровская авиация готова к удару, Павлов занялся своей авиацией. Про отмену приказа о ее боеготовности мы уже знаем. Но этого ему показалось мало!

С. Д. Мы отлетали, потому что шли полёты. Закончили мы полёты примерно в 18 часов. Часов в 19 нас разоружили — ПОСТУПИЛА команда "СНЯТЬ С САМОЛЕТОВ оружие и боеприпасы и разместить их в каптерках" — дощатых и фанерных сарайчиках за хвостом самолётов.

Мы все думаем: зачем же?! Мы же когда взлетали в готовности ?1 и когда догоняли Ме-110, у нас пушки и пулеметы "стояли на одну перезарядку": пулеметы — просто дёрнул ручки — вот они стоят. И тут же кнопки, чтобы воздухом перезаряжать пушки на одну перезарядку, и после этого жми на гашетки и стреляй. А тут — сняли!

Вечером поужинали. За ужином мы обменивались — все были до того возмущённые злые: как это так — мы вылетали на перехват, имея всё оружие на одну перезарядку, а тут — в такое тревожное и какое-то неприятное время, у нас отняли оружие, у истребителей!

...С. Д. Я с ребятами своими посоветовался, мы поговорили, но приказ есть приказ, и мы сняли пушки ШВАК и пулеметы ШКАС — мы вынуждены были, но я договорился с ребятами... своего звена со всеми: с техниками, с лётчиками и с инженером эскадрильи, ни в коем случае никому ничего не говорить — мы не сняли ящики с боеприпасами — оставили их, а их 2 ящика от пушек и 2 от пулемётов. А пушки и пулеметы сняли:

— на моторе — пулемёты 2 ШКАСа

— и 2 пушки ШВАК в плоскостях.

В. Б. А они в лентах в ящиках были?

С. Д. В лентах. Поэтому когда принесли их (пушки и пулеметы.), воткнули общими усилиями — и так моё звено оказалось первым в готовности в полку.

...Поужинали. Такое состояние было: СНЯЛИ ОРУЖИЕ И БОЕПРИПАСЫ!!!

И мы спросили: "Почему сняли оружие?! Кто такой идиотский приказ издал"?!

Даже к командиру полка Емельяненко обратился и говорит: "Ну почему"?!

А командир полка разъяснил командирам эскадрилий: "Приказ командующего" (Д.Г. Павлова — В.Б.), а командиры эскадрилий — нам"

Могут возразить, что Павлов якобы тут совсем не при чем, ибо перед войной действительно имелись факты разоружения самолетов-истребителей.

Но эти факты к нашей истории отношения не имеют. Еще 28 мая вышло совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) об улучшении самолета МиГ-3, принятое по предложению авиапрома. В соответствии с ним для улучшения летных характеристик истребителей Миг-3 с них снимали крыльевые пулеметы БК. {31}

Это постановление выполнялось до самого начала войны, чему есть документальные свидетельства. Снимались только два из пяти пулеметов.

Кроме того, разоружались снимаемые с вооружения и отводимые в тыл, для учебных частей, устаревшие истребители И-15бис. Но на вооружении 122-го иап не было ни МиГ-3, ни И-15бис, а только новейшие истребители И-16 типов 27 и 28, т. е. самых последних моделей! И полк за несколько часов до войны разоружался полностью! Причем, разоружалась вся 11-я авиадивизия. Сын летчика из 16-го бомбардировочного полка, входившего в состав той же дивизии, сообщил Бардову:

" Я, Сальников Георгий Георгиевич, сын Сальникова Георгия Ивановича стрелка радиста 16-го СБАП. Мой отец находился на лагерном аэродроме Черляны в момент штурмовки немцами в 4 утра 22 июня 1941г. Где то в 52-53 годах он мне, мальчишке, рассказал трагическую историю начала войны. Рассказал, как за сутки до начала войны, с бомбардировщиков было снято пулеметно-пушечное вооружение, как проснулся от грохота и стрельбы. На его глазах взлетел его комэск Протасов и как он шел на таран. Как понимаю, он служил в его эскадрилье". {32}

Приказ о разоружении отдал лично Павлов. То, что они сделали с Копцем — предательский акт. Зная, что завтра война, лично убедившись, что напротив у самой границы сосредоточено почти 200 немецких самолетов, они подставили им под удар свою разоруженную авиацию.

Приказ о начале "демобилизации" авиации ЗапОВО 21 июня пришел где-то около 15 часов дня. Но в сухопутных войсках округа этот процесс начался гораздо раньше. Вспомним, что еще утром командующий 4-й армией Коробков получил приказ о проведении учений на брестском полигоне, а затем конфликтовал с командиром 49 стрелковой дивизии по поводу отмены боеготовности. В 68-м Гродненском укрепрайоне, подчиняющемся 3-й армии, отбой тревоги объявили уже к полудню:

"К полудню объявили отбой. Не знавшие устали ездовые наперегонки грузили на повозки боеприпасы, чтобы отвезти их на артсклад. Занятия отменены, комроты приказал отдыхать". {33}

К 16 часам, когда Сандалов, Коробков и Шлыков вернулись в Кобрин, в сухопутных частях армии с боеготовностью ими все уже было покончено. Если утром 21 июня Коробков и Шлыков застали по два полка 49 и 75-й стрелковых дивизий в готовности у границы, то на следующее утро, когда началась война, их там уже не оказалось:

"Картину дополнил командир, возвратившийся из Высокого. Он сообщил, что полковник Васильев собирает части дивизии под вражеским артиллерийским огнем и "вот-вот должен выступить к границе". Комендант укрепрайона заверил его, что все доты приведены в боевую готовность.

Делегат связи из Малорита доложил, что два полка 75-й дивизии уже выдвигаются на оборонительные позиции к Бугу". {34}

К утру 22 июня части 49-й сд находились: 15-й стрелковый полк — в местечке Метна, что в 6-7, 212-й сп — у станции Нурец в и 222-й полк — у пос. Черемха в 30 километрах от границы. {35} Да, слабовато прижимал полковник Васильев генерала Коробкова к стенке. Налег бы посильнее — не пришлось бы ему собирать свои части и двигать под вражеским огнем на те позиции, которые они занимали еще 15-20 часов назад.

В КОВО отмена боеготовности сначала тоже началась с неофициальных уговоров, которые породили в войсках соответствующие слухи. В 92-м отдельном артиллерийском дивизионе (ОАД) Владимир-Волынского укрепрайона такие слухи среди младшего комсостава пошли еще часа в два после полудня 21 июня. И только в 17 часов на офицерском собрании об этом уже официально объявил командир дивизиона:

"Состояние боевой готовности, — сообщил дальше командир дивизиона, — приказом старшего артиллерийского начальника отменяется. Командный и начальствующий состав батареи может отправляться по квартирам". {36}

С прошлого месяца это был первый день, когда командирам разрешалось навестить свои семьи. Более того, командующий армией генерал-майор Потапов сообщил в укрепрайон, что 25 июня начнется отвод его артиллерии на артиллерийский полигон. Совершенно непонятно, чем вообще при этом руководствовался этот военный специалист. Возможно, он в самом деле уверовал, что война отменяется, и уже не только вел речь, чтоб "не поддаваться на провокации", но и прямо обманывал свои войска.

Но Потапов отменил боеготовность не только уровских частей, но и во второй половине дня 21 июня отвел от границы основные силы своих стрелковых дивизий. Вечером 21-го июня солдаты 92-го ОАД при разводе караулов в своем лагере в монастыре Зимно, неподалеку от Владимир-Волынского, наблюдали следующую картину:

"Солнце клонилось к закату, небо на западе окрашивалось в золотистые тона.

На площадке, где обычно проходил развод караулов, играл оркестр... По дороге со стороны Хотячева [т.е. от границы — Г. С.] показалась колонна. Запыленные пехотинцы шагали бодро. У монастыря головная рота затянула песню. Наш дирижер был чужд тщеславия, присущего его симфонической братии. И оркестр умолк, соблюдая старинное правило: если пехота поет — музыканты должны слушать". {37}

Это уже был не отвод войск по приказу от 20 июня (возможно, тогда они и не отводились далеко от границы, а располагались рядом, в лесах). От границы до Владимир-Волынского было около десяти километров, а с утра 20 июня прошло не менее полутора суток. За это время тот путь можно было пройти туда-обратно и еще раз оттуда. Видимо, так и было: за то время в течение дня 20 июня части дивизий прикрытия сначала немного отвели от границы, затем в ночь на 21-е июня они снова заняли позиции, а к вечеру 21 июня их опять отвели от границы, на этот раз в полевой лагерь Когильно.

Столь же тщательно Потапов ликвидировал боеготовность и в подчиненной ему авиации. После того как распоряжением штаба КОВО утром ее привели в боеготовность, в течении дня 21-го ее полностью отменили. О том, что из этого получилось утром 22 июня в 17-м авиаполку 14-й смешанной авиадивизии 5-й армии, рассказал известный советский ас Ф. Ф. Архипенко:

"Фактически в этой тяжелейшей обстановке никакого руководства на аэродроме не было. Я же, оперативный дежурный по аэродрому младший лейтенант Федор Архипенко, неумело пытался организовать редкие боевые вылеты и эвакуацию разбитых машин. Связь была нарушена, указаний и приказов — никаких, лишь внутренние телефонные линии, проложенные к стоянкам авиаэскадрильи, уцелели каким-то чудом". {38}

Самым старшим на аэродроме в начале войны оказался младший лейтенант, и он в одиночку руководил боевыми действиями полка до 13 часов 22 июня. Командование полка с большей частью летчиков в ночь на 22-е тоже отдыхали у своих родных и близких в Ковеле. Видимо, авиаторам генерал Потапов 21 июня также устроил небольшой праздник в виде первого выходного за последний месяц. А ведь его до сих пор считают инициативным и грамотным профессионалом. Хотя, скорее всего, не столько в самом Потапове здесь дело.

В соседней 6-й армии 41-я стрелковая дивизия примерно к 16-17 часам тоже сосредоточилась в полевом лагере. Однако на совещании ее командного состава, о котором здесь уже говорилось, никакой речи об "отмене войны" не было. Наоборот, там ясно сказали о необходимости быть готовым к худшему в ближайшие часы — то есть к войне, оставив, тем не менее, части в полевых лагерях. Там они вместе с находившимися при них командирами оставались в готовности к немедленному выходу на оборонительную полосу.

Даже в наиболее благополучном с точки зрения боеготовности Прибалтийском военном округе командующие округа и его армий тоже дергались и нервничали под давлением из НКО и Генштаба, но до утра 22 июня, хоть и с потерями, им все же удалось продержаться без существенного ущерба для боеготовности.

5. НЕ ВЕЗДЕ!

Но "откат" от боеготовности 21 июня произошел далеко не повсеместно! Напротив, в ряде округов продолжался процесс приведения войск в боеготовность. В то время как в ЗапОВО уже вовсю разоружали части, в Москве делали наоборот. Около 12 часов дня командованию Московского военного округа приказали довести боеготовность сил ПВО до 75 процентов. То есть поставить на боевое дежурство три четверти всех имеющихся в округе сил ПВО. 25 процентов при этом еще оставались в лагерях и на полигонах. Но эта четверть отдыхала там недолго. Через несколько часов эти подразделения тоже начали отзывать и ставить на позиции. По воспоминаниям генерала Д. А. Журавлева около 18 часов (как раз в это время Павлов разоружал авиационные полки) на командный пункт сил ПВО Москвы позвонил командующий округом генерал Тюленев:

"Приказано вызвать из лагерей и поставить на позиции двадцать процентов из всех имеющихся там войск". {39}

С полигонов и лагерей зенитные орудия и прожекторы выводились на боевые позиции. Вслед за этим поступило новое распоряжение — выводить из лагерей не двадцать процентов, а половину остававшихся там войск. И сразу после полуночи было приказано выводить на позиции всю боевую технику {40}

Московский округ приводили в боеготовность не потому, что он был далеко от границы и там не боялись провокаций. То же самое делали в войсках и у самой границы. Хоть в ПрибоВО-СЗФ днем тоже была некоторая заминка (о ней чуть ниже), но процесс подготовки она не прервала. После полудня 21 июня из штаба СЗФ вышли два приказа:

"21 июня 1941г.

14 ч 35 мин

Начиная с сегодняшней ночи до особого распоряжения ввести светомаскировку в гарнизонах и местах расположения войск. Обеспечить автотранспорт светомаскировочной аппаратурой. Организовать тщательный контроль за качеством светомаскировки. Обратить особое внимание на состояние маскировки войск и технику ведения воздушного наблюдения.

Помощник командующего войсками СЗФ по ПВО

Полковник КАРЛИН" {41}

Через полтора часа — приказ штаба фронта командиру 3-й стрелковой бригады, оборонявшей острова Моонзундского архипелага:

"21 июня 1941 г.

16 ч 05 мин

Все аэродромы на островах Эзель и Даго, не занятые авиацией, немедленно привести в негодное состояние, завалить крупными камнями, деревьями, пнями и т.п. тяжелыми предметами, но не нарушать земляного покрова.

Исполнение донести 25 июня 1941 г.

Заместитель командующего ПрибОВО

генерал-лейтенант СОФРОНОВ" {42}

Уже вечером 21 июня боевая тревога была объявлена всем силам Либавского гарнизона, прикрывающему Либаву 148-му истребительному авиаполку и частям 67 стрелковой дивизии. Командир 67 сд являлся оперативным начальником для всех разнородных сил в районе Либавы, и все команды силам флота именно шли от него. Хотя было объявлено, что дивизия выходит на учения, максимально приближенные к боевым, но бойцам выдали патроны и гранаты, а подразделения двинулись на боевые позиции. Тревога была объявлена еще до отбоя, т е. до 22 часов — задолго до того, как в войсках узнали о "директиве ?1".

Но еще важнее, что в том, что на следующий день будет война, ни утром, ни днем, ни вечером 21 июня на СЗФ ничуть под сомнение не ставилось! Разночтения были только по мелочи — в 3 или 4 часа утра 22 июня нападут немцы. Полковник Чернов пишет, что около 18 часов 21 июня начальник УНС-89 майор Аксючиц после распоряжения сверху сообщил командирам:

"Ну, вот и все. Семьи отправить вечером, в сумерки, пока только до Каунаса. Свой штаб и подразделения батальона держать в полной готовности. Имущество, что может понадобиться на новом рубеже, погрузить в машины заранее... Начнется часа в три или в четыре. По обстановке — получите по телефону указание, какой секретный пакет в секретной части вскрыть". {43}

И через три часа, т.е около девяти вечера:

"Сейчас говорил с пограничниками: у немцев сильный шум моторов, движение пехоты. Были перебежчики, подтверждают, что войска на исходных. Только во времени разноголосица: кто говорит, что в четыре часа утра, а кто — в три". {44}

После того как утром 21 июня командиры были оповещены о завтрашнем нападении немцев, а после 10 утра о неизбежности войны в полевых войсках сообщили красноармейцам, во второй половине дня (когда в ЗапОВО уже повсеместно отменили готовность) о предстоящей войне здесь узнали семьи командиров и политработников и началась подготовка их эвакуации:

"Я ответил, что вещи у большинства уже собраны, поскольку еще днем в столовой родные узнали все". {45}

Затем около девяти часов вечера семьи военнослужащих начали собирать к штабу, а в полночь на машинах их отправили в тыл. Практически одновременно отправили в тыл свои семьи пограничники.

Во второй половине дня 21 июня начальник Главного управления войск НКВД по охране железнодорожных сооружений дал директиву командиру 10 дивизии НКВД, дислоцирующейся в Западной Украине, о подтверждении боеготовности ее частей и гарнизонов:

"г. Львов, N 24/6860 21 июня 1941 г.

17.40*

Перейти к выполнению N24/101

Все огневые средства гарнизонов иметь в полной боевой готовности на объектах. Лично Вам держать связь с соответствующими штабами армий и с органами НКВД. Учебным подразделениям продолжать обучение по программе. Резервные подразделения сколачивать и обучать в полном соответствии с директивой N24/9573 от 3.6.41. Исполнение донести 22 июня.

Начальник Главного управления и войск НКВД СССР по охране железнодорожных сооружений и особо важных предприятий промышленности

генерал-майор Гульев

* Время приема директивы" {46}

Вечер 21 июня в 97-й стрелковой дивизии 6-й армии на той же Западной Украине был таким:

"На совещании командного состава командирам частей и подразделений было приказано осуществить светомаскировку лагерей, рассредоточить транспорт и боевую технику, вывести из парков артиллерию и личный состав из палаток; от каждого батальона выделить на боевое дежурство к границе от взвода до роты красноармейцев со средствами усиления — минометами, пулеметами и противотанковыми орудиями. К полуночи выделенные отряды заняли отведенные им участки полевых укреплений на границе". {47}

41-я стрелковая дивизия из той же армии к вечеру 21 июня не только в полной боевой готовности и полном составе сосредоточилась в лагере, но в ней также

"Передовые подразделения дивизии еще до нападения фашистов были выдвинуты непосредственно к границе". {48}

Слева от них, в соседней 26-й армии дивизии прикрытия были выдвинуты на позиции или рядом с позициями. Читатель помнит, как поздно вечером командир 72-й горнострелковой дивизии генерал-майор Абрамидзе докладывал наверх о том, что дивизия приведена в боеготовность. А уже знакомый нам майор И.Т. Артеменко, выполнив задание по минированию местности, около полуночи 21 июня стал свидетелем доклада по телефону командира 99-й сд полковника Дементьева своему командарму генералу Костенко:

"Все части выведены из лагерей и заняли предполье, согласно плану. УРы остаются в прежнем состоянии. В наличии три боекомплекта, две заправки горючего, пять сутодач продовольствия и фуража. Медсанбат развернут. На границе положение без изменений. О минировании доложит майор Артеменко". {49}

Правда, бывший начальник штаба 99-й сд Горохов на вопрос военно-научного управления при Генштабе "С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий" несколько туманно ответил, что "До начала боевых действий распоряжение о выходе частей на участки обороны не поступало". {50} Не сказал, что войска не выводились, а всего лишь "распоряжение не поступало". Однако вспомним — в такой же ситуации начальник штаба 11-й армии ПрибОВО генерал Шлемин на тот же вопрос ответил почти так же — мол, никаких распоряжений о выводе войск на позиции не было. На что его начальник, командующий армией генерал Морозов, сообщил, что он лично получил такое распоряжение от командующего округом. (Возможно, такое разногласие частично объясняется тем, что подобные приказы поступали сверху прямо командирам, минуя их штабы). Поэтому и здесь наверняка прав Артеменко — что видел, то и сообщил. Тем более, что 22 июня до 12 часов дня немцы не могли захватить центральную часть Перемышля, то видимо ее части находились уже или на самих позициях, или рядом с ними.

Ну и, к примеру, 19-й механизированный корпус второго эшелона округа:

"К вечеру 21 июня командиры дивизий и корпусных частей доложили о полной боевой готовности...

...Во всех первичных партийных и комсомольских организациях были проведены собрания... О возможных осложнениях во взаимоотношениях с фашистской Германией мы говорили осторожно, но как о вполне реальном факте". {51}

В этом месте остановимся. Что следует из приведенных выше фактов?

6. НЕЗАКОННО

Эти факты ясно показывают, что днем 21 июня поведение войск в приграничных особых округах — Киевском, Западном и Прибалтийском — было существенно различным. Более того, разным было поведение войск даже в пределах одного округа — например, Киевского. Если командующий 5-й армией Потапов фактически "демобилизовал" свои войска перед вражеским нападением, то в 6-й армии ситуация была практически наоборот. В 17 часов командир дивизии на офицерском собрании вполне определенно сказал о неизбежности войны: "Мы с вами должны быть готовы к самому худшему с их [фашистов] стороны. Думаю, что вы меня понимаете". (Надо учесть, что так осторожно бывший начштаба дивизии пересказывал своего командира уже в хрущевские годы. Поэтому сам комдив наверняка говорил о войне конкретно и без всяких условностей.) В то время как в 5-й армии начсостав отправляли по домам, командному составу войск 6-й армии было приказано оставаться до утра в лагерях вместе с частями и подразделениями. В дивизиях приготовили к немедленному выступлению усиленные передовые отряды стрелковых полков, назначенные для поддержки погранвойск (хотя основные силы на позиции пока не выдвигались). А в соседней 26-й армии приграничные 72-я горнострелковая и 99-я стрелковая дивизии были выдвинуты на позиции почти полностью.

Не менее разителен контраст событий по разным округам: в том же ЗапОВО и в противоположность ему — в Прибалтийском и даже тыловом Московском округах, где боевую готовность в течение всего дня 21 июня не только не ослабили, но и непрерывно усиливали. А на артиллерийском полигоне Крупки под Минском, за 400 километров от границы, так и осталось до утра 22 июня более половины зенитной артиллерии Западного округа. Из-за чего его войска встретили войну фактически без зенитного прикрытия.

Таким образом, если б войска округов получили из Москвы одинаковый официальный приказ об отмене боеготовности, подписанный наркомом и начальником Генштаба, то и вели бы они себя одинаково. Но разница в их поведении означает, что такой официальной директивы, законного приказа об отмене боеготовности из НКО и Генштаба весь этот день не было. Значит, не имея законного права дать такой приказ, кто-то либо давил на командиров незаконно, по "телефонному праву", либо по какой-то причине так стали хозяйничать на местах. К тому же в этот момент в некоторых округах их управления переезжали на полевые командные пункты. Отчего, к примеру, командующий ПрибОВО, находившийся в постоянных разъездах по войскам, не имел надежной и постоянной связи со своими армиями. Поэтому эти "кто-то" через его голову могли давить прямо на нижестоящих командиров. Оттого войска в разных армиях даже одного округа вели себя по-разному.

Кто были теми таинственными "кто-то"? Несомненно, одной инстанцией был нарком обороны Тимошенко со своим начальником штаба Жуковым. Также нет сомнений, что Тимошенко твердо проводил стратегию "не поддаваться на провокации", точнее — не дать ввязать себя в войну на два фронта. Но столь же несомненно, что Тимошенко не был против введения в войсках боеготовности — он только считал, что они в состоянии готовности должны находиться в полевых лагерях, за 10-15 км от границы, чтоб в любой момент выступить навстречу нарушившему советскую границу противнику. И подавно Тимошенко не мог приказывать разоружать свои части, как авиацию в ЗапОВО и (забегая вперед) — артиллерию в ПрибОВО. Была еще какая-то структура (или организация, если хотите), которая параллельно с наркоматом обороны не только стремилась отвести войска от границы, но и максимально разоружить их (кто это мог быть, рассмотрим позже).

Теперь становятся понятнее и события в 4-й армии в начале дня. Утром 21 июня в находившиеся на позициях и городе Бресте войска ринулось в полном составе армейское начальство. И там, на местах, оно стало требовать отмены боеготовности и отвода войск со своих позиций. Естественно, предупрежденные о неизбежности нападения врага командиры, которые и сами видели готовность немцев к удару, встретили в штыки это вредительское требование. Фактически вышел конфликт командования армии с возмущенными командирами частей и соединений. Неудивительно, что самого генерала Коробкова "прижимали к стенке", и тот в бессилии лопотал что-то несуразное о Заявлении ТАСС от 14 июня.

Из такого поведения Коробкова, Шлыкова и Сандалова видно, что на тот момент армейское начальство не приказывало, а скорее, как ни странно, лично уговаривало командиров не выполнять приказ, который оно, по приказу сверху, отдало всего несколько часов назад — в ночь с 20 на 21 июня! Если старый приказ стал не нужен, то не надо ездить по войскам и отменять его всем составом Военного совета. В таком случае достаточно написать новый приказ, отменяющий прежний, и отправить его с офицером для поручений. (Как, к примеру, через двадцать часов отправили с офицерами штаба приказ о вводе в действие красного пакета, хотя еще не имели на это права). И подчиненные выполнят его без всяких уговоров, поскольку с подписанием приказа начинается прокурорский надзор за его исполнением с перспективой военного трибунала неподчинившимся.

Следовательно, Коробков тогда подобный приказ подписать не мог. Не имея законного приказа сверху, а только негласные указания начальства, Коробков лично проехал по занявшим позиции войскам, заставляя командиров отменять боеготовность.

И уж совсем необычный случай произошел в ПрибОВО. Причем следует обратить внимание, какую изворотливость проявили те, кто отменял боеготовность, встретив упорное противодействие тех, кто хотел ее сохранить. Несколько батальонов из двух дивизий 11-й армии генерал-лейтенанта Морозова отвели в тыл, в полевые лагеря. Хотя там они тоже находились в готовности к немедленному выходу на позиции, но тем не менее — в лагерях, километров за 30 от границы. Причем им удалось совместить несовместимое — формально выполнить "Директиву 20.6.41" о выводе войск на боевые позиции, одновременно фактически отведя их от границы. И парадокс, в тоже время остаться формально правым, выполнив еще и требования плана прикрытия!

Дело в том, что план прикрытия ПрибОВО содержал два положения, которые использовало для придания законности своим действиям те, кто стемился отвести войска и ликвидировать их боеготовность. В полосе обороны 11-й армии, в районе Казларудских лесов (где находились лагеря 5-й и 188-й сд) план предусматривал создание тылового оборонительного рубежа и противотанкового района, из которого силами 3-го мехкорпуса, 10-й противотанковой артбригады и четырех-пяти стрелковых дивизий предполагалось наносить контрудары по прорвавшемуся противнику. {52} То есть после нападения немцев определить места их прорывов, а затем наносить там контрудары. Но требуемых стрелковых дивизий в том районе 20-21 июня еще не было. Только через два-три дня туда должны были подойти находившиеся в пути 126-я и 23-я, а также перевозившаяся из ЛВО 16-я стрелковая дивизия. Поэтому их там временно заменили частями 5-й и 188-й стрелковых дивизий.

В дополнение к этому пункту (и как бы для оправдания действий командования 11-й армии) план прикрытия для участка обороны 16-го ск, в который входили 5-я, 33-я и 188-я стрелковые дивизии, предписывал следующее:

"а) организовать оборону на фронте строящейся полосы Ковенского УР, сосредоточив основные усилия на фронте Наумиетис, Выштынец". {53}

Фронт Наумиетис-Выштынец — в точности участок обороны 33-й Белорусской стрелковой дивизии. Поэтому, оставив именно ее в полном составе на позициях в центре полосы обороны корпуса, командование 11-й армии вроде бы на законном основании и с почти чистой совестью отправил в лагерь по пять-шесть батальонов 5-й и 188-й дивизий, выполнив при этом... требование плана прикрытия! Вот эти "почти" и "вроде бы" объясняют, почему начштаба армии Шлемин столь уклончиво отвечал в 1952 году на вопросы Военно-научного управления Генштаба (см. главу V). Командующий соседней армией генерал Собенников оставил свои войска на позициях, потому отвечал определенно и без уверток. А у командующий 5-й армией КОВО просто и без затей не только отвел свои части в полевые лагеря, но и полностью отменил боеготовность армии.

Вероятно, сильнее всего давили на командующего ПрибОВО генерал-полковника Ф. И. Кузнецова. В тот день Кузнецов, в числе прочего, приказал ввести и затемнение городов и военных объектов Прибалтики. Когда начальник главного управления ПВО генерал Н. Н. Воронов доложил об этом начальнику Генштаба Жукову, то

"В ответ услышал ругань и угрозы в адрес Кузнецова. Через некоторое время командующему Прибалтийским округом было дано указание отменить этот приказ". {54}

Если Жукова действительно заботила готовность войск к встрече врага, то он выразился бы в адрес командующего ПрибОВО корректно и с сочувствием, даже если тот в чем-то и переборщил. Но бешеная злоба Жукова в отношении действий Кузнецова говорит, что все мероприятия последнего по повышению боеготовности были в тот момент для Жукова костью поперек горла.

Около 15 часов 21 июня нарком Тимошенко в разговоре по телефону с Ф. И. Кузнецовым лично приказал последнему отменить свое распоряжение по затемнению Риги. {55} На этом в Генштабе не успокоились, и чуть позже командующий ПрибОВО-СЗФ получил еще и письменное указание от Жукова:

"Вами без санкции наркома дано приказание по ПВО о введении в действие положения N2 — это значит провести по Прибалтике затемнение, чем и нанести ущерб промышленности. Такие решения могут проводиться только по решению правительства. Сейчас Ваше распоряжение вызывает различные толки и нервирует общественность.

Требую немедленно отменить незаконно отданное распоряжение и дать объяснение для доклада наркому.

Начальник генерального штаба Красной Армии генерал армии Жуков". {56}

Правда, несмотря на то, что это указание Жукова уже было перестраховкой, надо признать, что тут скорее прав был именно он. Даже если войска уже предупредили о нападении Германии и некоторые меры скрытности потеряли первоначальную актуальность, тем не менее, выставлять напоказ свои действия в Прибалтике, особенно в Риге, все же не следовало. Одно дело затемнять военные объекты где-то в лесу, и совсем другое — населенные пункты вообще, и Ригу в частности, в порту которой еще стояли иностранные суда. Линию сохранения скрытности приготовлений к войне с одновременной демонстрацией перед заграницей своего миролюбия и соблюдения пакта о ненападении, следовало проводить до конца. А тут напоказ выставляли приготовления к войне — иностранцам и гражданскому населению Прибалтики. Ведь открытая подготовка к войне сил МПВО — это фактически часть общей мобилизации гражданского населения.

Однако в данном скандальном случае главное другое. Отменяя своим письменным распоряжением приказание о затемнении Прибалтики, Жуков при этом ни в коей мере не отменял приведение в боеготовность как сил ПВО в частности, так и войск ПрибОВО-СЗФ — вообще! Войска округа, за исключением нескольких батальонов 5-й и 188-й стрелковых дивизий, остались там же, где и были — на боевых позициях у границы. То есть не имея права на отмену боеготовности, сами Жуков и Тимошенко в письменных директивах округам на такое не решались! Значит, все прочие действия командующего СЗФ по приведению в боеготовность войск были законными, т.е. выполнялись по решению правительства. А все устные приказы тех, кто не только отводил войска, но и вовсю отменял боеготовность, делались вопреки распоряжению председателя СНК от 20 июня. (Причину того, почему он не помешал подчиненным его нарушить, мы рассмотрим чуть позже.)

Таким образом, если бы Генштаб дал единый для всех ЗАКОННЫЙ приказ о снятии войск прикрытия со своих позиций и выводе их в лагеря, то они выполнили бы его везде одинаково. Но на деле получился явный и повсеместный раздрай. Одни дивизии даже в пределах одного округа оказались на позициях, другие — в лагерях, третьи — вообще не боеготовые. Т.е. утром 21 июня ряд военачальников, начиная Жукова и Тимошенко, каждый на вой лад стали незаконно тормозить выполнение "Директивы 20.6.41".

7. ПОЧЕМУ СКРЫЛИ?

И вот эта незаконность отвода войск объясняет, что про "откат" практически никто из командиров нигде не сказал! Все, что мы почерпнули об этом событии — из разрозненных и случайных проговорок участников и свидетелей тех событий. Во-первых, генералы не сказали об этом в своих мемуарах за все десятилетия от Хрущева до Горбачева. В 1947-1953 годах Военно-научное управление при Генштабе Советской Армии проводило опрос военачальников, командовавших в 1941г. войсками прикрытия. В числе других задавались вопросы, как и когда войска заняли свои оборонительные участки. Но об отводе с позиций в полевые лагеря не сказал практически никто из командиров!

Не менее показательно, что об откате почти ничего не сказано в доступных на данный момент документах военного времени. 22 июня во многих частях были заведены журналы боевых действий (ЖБД). Неудачи и поражения в первые дни боев потерпели практически все (кроме разве что 99-й стрелковой дивизии). Поэтому командирам естественно было бы оправдать неудачи тем, что их частям пришлось отойти в лагеря и они не были в полной боевой готовности, тем более что это правда. Но в тех журналах (написанных большей частью задним числом) об отводе в лагеря — тоже ни слова. Исключение составляет разве что ЖБД 10-й сад, зафиксировавший отмену готовности авиации, но то что это авиационное соединение, а не сухопутное — только подтверждает правило.

Известны ЖБД Западного и Северо-Западного фронтов, выдержки из ряда подобных документов приводились в этой книге (журналы 11-го и 17-го стрелковых корпусов, 10-й бригады ПВО, 12-го мехкорпуса). Правда, в журнале Западного фронта не упоминается объявление боевой готовности и выход на позиции 18-21 июня. Но это понятно — если 22 июня его дивизии не оказались на позициях, то как сказать о выходе туда 18.6 или 20.6, не указав про незаконный отвод 21.6?

Далее, спустя несколько недель после начала войны командиры многих соединений написали доклады о боевых действиях, в ряде случаев включив туда период с 18 по 21 июня. Вспомним отчет командира 7-й тд генерала Борзилова, написанный в июле 1941 г. Борзилов докладывал, что привел в боеготовность свою дивизию, в танки загрузили патроны и снаряды, что является правдой, поскольку его отчет подтверждают воспоминания других участников событий. Но когда немцы стали бомбить дивизию, то, как сообщает офицер входившего в состав дивизии 13-го танкового полка, патронов и снарядов в танках уже не оказалось:

"открыли склад — там оказались только цинки с патронами. Набрали, кто сколько мог. Экипажи расселись возле своих машин, стали набивать патронами магазины к пулеметам.... На сборном пункте нам объявили, что Германия напала на Советский Союз. Мы получили ящики со снарядами прямо с подъехавших машин. По тридцать-сорок снарядов на танк, только осколочно-фугасного действия". {57}

Даже в секретном отчете Борзилов не решился сказать, что ему пришлось по приказу сверху свести все проведенные мероприятия почти к нулю.

Но это еще не все. С 1942 по 1946 г. многие штабы написали истории боевого пути своих частей и соединений. Те из них, что воевали с 22.06.1941, также иногда включали туда события последних предвоенных дней. (К примеру, здесь приводятся выдержки из истории боевого пути частей 10-й сд и 137 ГвИАП). И нигде в этих документах об этом откате практически ни слова!

Боялись Сталина? Безусловно, поскольку было за что, ибо рыльце в пуху оказалось у многих военачальников. Но боялись также и Жукова, который в том же 1942 году стал заместителем Верховного Главнокомандующего! А через 10 лет после войны подошла политика "разоблачения культа личности", когда все можно было свалить на одного Сталина. В архиве министерства обороны хранится сборник воспоминаний ветеранов войны, датированный 1958 годом, когда Жуков и Сталин уже сошли с исторической сцены. Там записаны воспоминания военачальников до командующих армиями включительно. Возможно, на его базе хотели сделать книгу или учебное пособие по проблеме кануна и начала войны. Но и там об откате глухое молчание.

Вот это отступление, нарушение официального приказа в сочетании с проявленной командирами слабостью, уступивших не только незаконному давлению, но в ряде случаев и явно предательским требованиям некоторых начальников, и привели к образованию своеобразного табу для советского генералитета с самого начала, поскольку в нем были замазаны очень многие. А те, кто тогда устоял перед этим давлением, молчали уже из кастовой солидарности.

Вернемся, однако, к дальнейшим событиям дня 21 июня. Итак, буквально через 10-12 часов после появления "Директивы 20.6.41" ее выполнение вдруг стало резко тормозиться, а затем в ряде мест и полностью прекратилось. Давайте посмотрим, что произошло во второй половине дня, ближе к вечеру.

8. ВОЙСКАМ ПРИКРЫТИЯ — РАЗВЛЕКАТЬСЯ?

Вернемся опять к воспоминаниям Сандалова. Мы оставили его около 16 часов 21 июня, когда они с Коробковым вернулись из поездки по войскам и делились впечатлениями. Около 18 часов в Брест выехали член Военного Совета Шлыков и начальник отдела политпропаганды Рожков.

Затем, после прогулки, около 20 часов Сандалов вновь встретился с Коробковым, и тот сообщил:

" ... Итак, о делах на время забудем. У меня есть одно приятное предложение: в восемь часов на открытой сцене Дома Красной Армии состоится представление артистов Белорусского театра оперетты — давайте посмотрим. Благо открытая сцена в сотне шагов.

— С удовольствием, — согласился я. — Надеюсь, спектакль минской оперетты будет не хуже, чем концерт артистов московской эстрады в Бресте, на который поехали Шлыков с Рожковым.

— Выдал! — засмеялся командующий. — А мне-то и невдомек, чего это они так рвутся в Брест...

Вечер 21 июня был для бойцов и командиров 4-й армии обычным субботним вечером: люди отдыхали, смотрели спектакли, кинофильмы, выступления коллективов художественной самодеятельности. А тем временем в другой 4-й армии — по ту сторону Буга — им готовили гибель...

В 20 часов вечера мы с командующим и своими семьями пошли смотреть оперетту "Цыганский барон". {58}

Итак, в Кобрине для офицеров управления 4-й армии в 20-00 началось представление минских артистов. В Брест, где командиры сидели прямо под прицелом немецких пушек, отправились не кто-нибудь, а член Военного совета армии Шлыков и начальник отдела политпропаганды Рожков, чтобы провести там концерт артистов московской эстрады. Указание о проведении концертов поступило в 4-ю армию задолго до 18 часов.

Одновременно в Белостоке давала концерт бригада из руководимого А. Александровым знаменитого ансамбля песни и пляски Красной Армии. А в Минске пример округу подавали сам командующий генерал армии Павлов и его заместитель генерал-лейтенант Болдин:

"В тот субботний вечер на сцене минского Дома офицеров шла комедия "Свадьба в Малиновке". Мы искренне смеялись. Веселил находчивый артиллерист Яшка, иронические улыбки вызывал Попандопуло. Музыка разливалась по всему залу и создавала праздничную атмосферу". {59}

Театрально-концертные представления прошли практически по всему Западному округу. Аналогичные мероприятия прошли также в войсках львовского выступа Киевского округа.

Но подобная программа была приготовлена и для флота (флоты в отношении сухопутной обороны находились в оперативном подчинении военных округов). Бывший командующий Северным флотом адмирал А. Г. Головко вспоминает:

"В Полярном находился на гастролях Московский музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко.

Сегодня вечером состоялся очередной спектакль этого театра. Показывали "Периколу". Когда мы втроем — член Военного совета Николаев, начальник штаба Кучеров и я — пришли в театр, зрительный зал был переполнен: всем хотелось посмотреть игру москвичей.

Наше присутствие было сразу же замечено.

"Похоже, что обстановка разрядилась, поскольку начальство здесь", — читал я на многих лицах". {60}

Головко лично показывал подчиненным пример выдержки и спокойствия. Причем офицеры попали туда не по своему желанию, а, как сообщил командир бригады подводных лодок Северного флота И. П. Виноградов, быть там им строго приказано самим командующим флотом:

"Днем 21 июня позвонил комфлота. Выслушал мой доклад о том, что делается в соединении, уточнил некоторые детали, а потом вдруг озадачил вопросом:

— Вы оперетту любите?

Растерянно молчу: шутка, что ли? Нет, голос Арсения Григорьевича предельно строг:

— Вот что, прошу вас вечером быть в Доме флота. Форма — в тужурках...

По дороге в Дом флота вспоминаю, что давным-давно уже шла речь о приезде в Полярный московских артистов...

Только прибыв в Дом флота и увидев А. Г. Головко и члена Военного совета флота дивизионного комиссара А. А. Николаева, оживленно беседующих о чем-то в кругу моряков, я понял правильность такого решения. Людям нужна была разрядка в это тревожное предгрозовое время". {61}

Итак, на пороге войны в западных округах и флотах оказалось довольно много бригад артистов из центра страны, а вечером 21 июня они разом, повсеместно устроили концерты для командного состава. Единообразие таких событий в разных местах и родах вооруженных сил не оставляет сомнений, что все это готовилось централизовано и заранее.

Значит, коллективы артистов оказались там не случайно. При обостренииотношений с Германией и начале войны с нею они должны были помогать поднимать настроение войскам (разумеется, сами они об этом еще не знали). А после того, как время начала войны стало известно и войска ушла "Директива 20.6.41", им поставили новую задачу — вечером 21 июня провести концерты для командного состава. Можно сказать, что это была операция прикрытия — 3-я по счету — последнего этапа приведения войск в боеготовность. К тому времени, после 18.00, войска уже должны быть практически в полной готовности (за исключением передовых подразделений, которые следовало занять свои позиции с наступлением темноты). Цель мероприятия — снять напряжение перед схваткой, а главное — успокоить местное население и показать противнику, что ничего как бы не произошло. Мол, мы мирные люди и ничего против Германии не готовим. Старшие командиры и штабы должны были показать пример нижестоящим: видите, мы спокойны, и вам не следует дергаться и спокойно ждать завтрашний день.

Но после того, как днем во многих местах отменили боеготовность, первоначальный замысел фактически использовали уже почти с противоположной целью. К 15-16 часам дня на границе сложилась нелепая ситуация. Все командиры войск прикрытия знают, что война начнется через 12-14 часов. Да и без предупреждения они видели, что немцы завтра нанесут удар. Поэтому они не могли не готовить свои части к бою. Тем, кто задумал отменить боеготовность, первоначальная задумка оказалась как нельзя к месту. Теперь комсостав стали загонять на развлекательные мероприятия с целью придержать офицеров, чтобы они не сделали "чего лишнего", отвлечь их от выполнения свои прямых обязанностей и протянуть время. А тем временем нарком обороны должен был окончательно "уладить " в Кремле с и.о. Предсовнаркома Молотовым вопрос об отводе частей прикрытия от границы в полевые лагеря.

Старый вопрос — а может, вместо укрепления боеготовности командиры за несколько часов до войны слушали артистов по требованию самого Сталина? Если б такое сделал Сталин, хрущевцы с радостью бы это сообщили. А так они свой грешок попытались скрыть, как скрыли все многочисленные события 18-21 июня 1941 года. Уже после того как в отдельных мемуарах стали появляться сообщения о концертах вечером 21 июня, Жуков попытался их дезавуировать, что мол никто в ночь на 22 июня по его распоряжению не веселился и не развлекался:

"После смерти И.В. Сталина появились версии о том, что некоторые командующие и их штабы в ночь на 22 июня, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились. Это не соответствует действительности". {62}

9. ЗАЧЕМ ТАК ДЕЛАЛ ТИМОШЕНКО?

Когда 18 июня Сталин приказал привести войска прикрытия в боевую готовность, то несомненно, в силе оставалась и прежняя задача — не дать Гитлеру возможности представить нас агрессором ("не допустить провокаций"). Выполнять эти задачи, решая при этом, где целесообразно держать стрелковые батальоны — в одном, трех или десяти километрах от границы — это компетенция наркомата обороны. Возьмем для сравнения вопрос о стратегическом развертывании Красной Армии, начавшемся в середине мая. Уже из названия ясно, что это общегосударственное дело, в котором военные только исполнители воли правительства. Этим вопросом занимались сразу несколько наркоматов (министерств), действия которых требовали контроля и руководства со стороны председателя СНК.

А расположение частей непосредственно у границы — это уже тактика, это не то место, где расписывает детали и руководит процессом глава государства. Такое невозможно уже потому, что у него тысячи дел, а даже у самого работоспособного руководителя для их решения всего 24 часа в сутки. Где располагать батальоны — в 0,5 или 5 километрах от границы — это сугубо дело военных. А Тимошенко с Жуковым тогда очень хотели держать их подальше от границы. Как минимум, оставить их там, где они были до 18 июня — в полевых лагерях.

Чрезвычайным происшествием в Перемышле советские войска сами случайно создали на границе реальную ситуацию, грозящую перерасти в столкновение двух армий. Перед руководством наркомата обороны встала дилемма, что им делать: держать войска в готовности на позициях с риском получить новые провокации или предотвратить возможность их появления? И они выбрали простой путь, напрашивающийся сам собой: нет войск у границы — нет и провокаций. Чтобы разрядить обстановку, Генштаб приказал рано утром 20 июня отвести передовые подразделения от границы.

Но буквально в тот же день, 20 июня, политическая обстановка вновь резко осложнилась. Дав в тот день Молотову категорический отказ приехать в Берлин, Гитлер таким актом лично подтвердил, что война будет. Другими словами, этим шагом он фактически объявил войну СССР за два дня до ее начала.

Такой резкий до неприличия и предельно откровенный жест Гитлера заставлял думать, что он намеренно провоцирует СССР на ответные действия. То есть, решил провести против него какую-то крупную провокацию. Кроме того, такая откровенная наглость в обращении с руководителями великого государства, которым, несомненно, был Советский Союз, могла усилить подозрения командования Красной Армии, что Гитлер окончательно договорился с Англией, и теперь ему, чтоб выдать свои провокации за действия "Советов", уже может не понадобиться согласие японцев.

Командование РККА знало о подготовке англичанами ударов по Баку, и готовилось к этому. Но то, что Англия это уже не сделает, мог знать только Сталин. Его тайный договор с Рузвельтом и их общий ультиматум давал основания для уверенности, что как бы Черчилль ни хотел выйти из войны с Германией, но ему это не удастся. И вопрос создания антигитлеровской коалиции с Черчиллем в ее составе фактически уже решен.

Но о договоре Сталина с Рузвельтом военные, разумеется, знать не могли — это секрет даже не для "особой папки", для него вообще вряд ли подойдет какой-то формальный гриф. Что Сталин пытается предотвратить создание антисоветской коалиции, Тимошенко с Жуковым, разумеется, догадывались, но что именно он делает, знать не могли.

Поэтому естественно предположить, что в такой сложной ситуации Тимошенко мог иметь свое собственное, отличное от сталинского, мнение о предотвращении провокаций. Что там выйдет из закулисной схватки глав больших государств — еще бабушка надвое сказала. Не исключено, что Сталину впрямь удастся прижать Черчилля, и столь противоестественная антигитлеровская коалиция состоится. Но если на границе кто-то еще раз проколется и даст немцам нужный повод, то может получиться ровно наоборот — появится мощнейшая "антисталинская" коалиция. И по-хохляцки упертый Тимошенко 21 июня продолжил гнуть свою линию, которая была понятна всему нашему комсоставу: чем меньше войск у границы — тем меньше риск гибельных провокаций.

Отсюда следует, что директивы от 18 и 20 июня для Тимошенко и Жукова были не только преждевременными, но и опасными. Ведь любая оплошность при их выполнении могла привести к роковой провокации, и далее — к войне на два фронта, с Германией и Японией. Тогда лично их задача как главкома с заместителем — добиться победы над врагами — усложнится в два раза, и они наверняка понимали, что им ее не решить.

И если есть еще хоть какая-то возможность избежать войны или хотя бы оттянуть ее начало — ее непременно надо использовать. Поэтому Тимошенко и Жуков буквально держали нож у горла командующих армий и округов до самого утра 22 июня, не давая им держать войска у границы.

Ну и наконец, с их точки зрения, с тем "откатом" ничего особенного не произошло! Все просто встало на свое законное и привычное для военачальников место. Они вернули Красную Армию к точному выполнению давно задуманного порядка ввода плана прикрытия: на боевые рубежи войска выходят из лагерей только после перехода границы противником.

Итак, к вечеру 21 июня в обоих наркоматах решили добиться от исполняющего обязанности главы Правительства Молотова разрешения отвести войска по всей линии границы назад, в лагеря, где они были бы готовы в любой момент выйти на позиции. Об отмене боеготовности, а тем более, разоружении войск, речь ни в коем случае не шла!

Вместе с тем изложенные выше соображения объясняют, во-первых, действия только наркома обороны Тимошенко. А во-вторых, они объясняют только мотив его действий, то есть, почему он хотел убрать войска от границы в лагеря. Но ведь здесь одного желания мало! Как это сделать, если есть приказ главы Правительства СССР? Послать его подальше, отдав собственный, противоположный приказ? При находящемся на посту Сталине такое не пройдет. Кроме того, сказанное выше совершенно не объясняет действий других высоких военачальников, которые отменяли боеготовность вовсе и даже разоружали свои войска. Резкое изменение поведения ряда высокопоставленных военачальников РККА утром 21 июня показывает, что возможность проигнорировать приказ Сталина, избежав при этом его карающей реакции, у них появилась. Грубо говоря, так мыши начинают шалить, когда в доме нету кота.

10. НАЧАЛО ВОЙНЫ БЕЗ СТАЛИНА

В своей книге воспоминаний нарком военно-морского флота Н.Г. Кузнецов сообщил, что последний раз перед войной он видел Сталина за неделю до ее начала:

"Я видел И.В. Сталина 13 или 14 июня. То была наша последняя встреча перед войной". {63}

Однако это очень странно. Как мы убедились, в течение той недели по всей стране шла напряженная подготовка к отражению германского нападения. Неужто за это время, тем более в самый канун нападения, у военно-морского министра и главы правительства не нашлось общих дел для обсуждения? И действительно, записи в журнале посетителей, принятых И. В. Сталиным в его кремлевском кабинете, свидетельствуют, что Николай Герасимович почему-то сказал неправду: 21 июня адмирал Кузнецов находился в кабинете вождя с 19-05 до 20 часов 15 минут! {64}

Тем не менее, описывая события 21 июня, Кузнецов в числе лиц, с которыми он встречался, Сталина не назвал. Случайно ли? Может, известный флотоводец просто запамятовал? Но в столь худую память адмирала трудно поверить. Последний предвоенный день Кузнецов осветил весьма подробно, уделив основное внимание общению с очень широким кругом лиц. В их числе — нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Жуков, работники центрального аппарата ВМФ адмиралы Галлер и Алафузов, командующие флотами Трибуц, Октябрьский, Головко, и даже собственная жена Вера Николаевна. {65} В этом списке нет только Сталина, главы страны и его прямого начальника. Наконец, разговор в девятом часу вечера с капитаном первого ранга Воронцовым о предстоящем нападении Германии он вспомнил в подробностях, а закончившуюся минутами раньше встречу с самим Сталиным по тому же вопросу — забыл напрочь? Это невозможно, Сталин не то лицо, разговор с которым в преддверии тяжелейшей войны в нашей истории может забыться. Ведь первейший вопрос, всегда интересующий любого коснувшегося темы начала войны хоть историка, хоть ее участника — а что думал по этому поводу Сталин? Верил ли он в скорое нападение немцев? И как отнесся к действиям самого Кузнецова, когда тот два дня назад ввел на флоте оперативную готовность ?2? Одобрил ли такую "инициативу", или наоборот — не одобрил? А если не одобрил, то не пригрозил ли, как нас убеждают в подобных случаях, стереть ослушника "в лагерную пыль" за самоуправство? Такое не забудешь!

Но если нарком рассказывает о начале войны и касается при этом кого угодно, только не Сталина — это выглядит странно и вызывает подозрение. Поэтому дальше по тексту Кузнецов исправился, вспомнив про Сталина, и вот что из этого получилось.

В 3 часа утра 22 июня немцы начали первый воздушный налет на Севастополь. Получив соответствующий доклад командующего Черноморским флотом, Кузнецов бросился к телефону сообщить тревожную новость Сталину. Абсолютно естественный шаг: министр спешит предупредить главу правительства о чрезвычайном событии — начале войны! Но поговорить со Сталиным ему не удалось:

"Сразу снимаю трубку, набираю номер кабинета И.В.Сталина. Отвечает дежурный:

— Товарища Сталина нет, и где он, мне неизвестно.

— У меня сообщение исключительной важности, которое я обязан немедленно передать лично товарищу Сталину,— пытаюсь убедить дежурного.

— Не могу ничем помочь,— спокойно отвечает он и вешает трубку". {66}

Кузнецов пытается дозвониться Сталину по другим телефонам — и тоже безуспешно:

"Еще несколько минут не отхожу от телефона, снова по разным номерам звоню И.В.Сталину, пытаюсь добиться личного разговора с ним. Ничего не выходит. Опять звоню дежурному:

— Прошу передать товарищу Сталину, что немецкие самолеты бомбят Севастополь. Это же война!

— Доложу кому следует,— отвечает дежурный. Через несколько минут слышу звонок. В трубке звучит недовольный, какой-то раздраженный голос:

— Вы понимаете, что докладываете? — Это Г.М.Маленков.

— Понимаю и докладываю со всей ответственностью: началась война..."

Не сумев связаться со Сталиным по телефону ночью, утром 22 июня Кузнецов сам отправился в Кремль, чтобы лично доложить обстановку в связи с нападением Германии. Однако Сталина он там тоже не застал:

"Около 10 часов утра 22 июня я поехал в Кремль. Решил лично доложить обстановку. Москва безмятежно отдыхала... В Кремле все выглядело как в обычный выходной день... Немного сбавив скорость, мы въехали в Кремль. Я внимательно смотрел по сторонам — ничто не говорило о тревоге ... Кругом было тихо и пустынно. "Наверное, руководство собралось где-то в другом месте,— решил я.— Но почему до сих пор официально не объявлено о войне?"

Не застав никого в Кремле, вернулся в наркомат". {67}

Что мы видим? Потолкавшись около сталинского кабинета и не найдя там ни самого Сталина, ни кого-либо из других руководителей партии и государства, Кузнецов отправился восвояси. Но это невозможно! Такого просто не могло быть! Кузнецов опять беззастенчиво говорит неправду! Записи в журнале посетителей кабинета Сталина вновь прямо уличают почтеннейшего Николая Герасимовича. Согласно журналу, в это время кабинет буквально кишел посетителями, в числе которых были Молотов, Микоян, Ворошилов и... сам Н. Г. Кузнецов! Причем в тот день он заходил к Сталину не только с 9-40 до 10 часов 20 минут — то есть в тот момент, когда он будто бы никого там не нашел, но и еще дважды: с 8-15 до 8-30 и с 15-20 до 15 часов 45 минут! Ясно, что о забывчивости тут не может быть речи. Кузнецов просто не стал говорить, что в сталинском кабинете в тот день он видел многих, но только не самого Сталина. Точнее, об этом ему не позволила сказать цензура. Но надо отдать адмиралу должное — прямо врать о том, что он якобы видел Сталина и говорил с ним, Кузнецов не стал, а выдумал небылицу про пустующий Кремль. Мол, кто захочет — тот поймет.

Но почему Сталин отсутствовал в этот момент в Кремле и на своем рабочем месте? Почему адмиралу Кузнецову не удалось 21-22 июня не только его увидеть, но и просто поговорить с ним по телефону? Ответ на это следующий. Перед самой войной, самое позднее вечером 20 июня 1941 года (почему именно этот момент — скажем чуть позже), с И.В. Сталиным случилось нечто опасное для его жизни, что полностью вывело его из строя. В течение несколько дней он физически не мог выполнять возложенные на него обязанности. Только к концу июня здоровье вождя более-менее восстановилось, и он приступил к работе. Еще через несколько дней Сталин окреп уже настолько, что 3 июля смог выступить по радио с обращением к советскому народу — это было его первое публичное выступление с начала войны.

Версия об отсутствия Сталина в Кремле накануне войны впервые была выдвинута еще в перестройку {68} и к настоящему времени в целом ее, с рядом нюансов, поддержал ряд исследователей {69} Но фактическое начало выходу этой истории к широким кругам положил Н. С Хрущев в известной речи о "культе личности" на XX съезде КПСС. Тогда Никита заявил, что в начале войны Сталин так растерялся, что долгое время не только не руководил государством, но и вообще не занимался никакими делами. После съезда речь была зачитана во всех первичных партийных организациях, а затем попала за границу.

В мемуарах Хрущев развил свою мысль. Сталин-де был настолько парализован страхом, что не мог собраться с мыслями — "впал в прострацию", как потом обобщили хрущевцы воспоминания и размышления своего идеолога по данному вопросу:

"... днем в то воскресенье выступил Молотов. Он объявил, что началась война, что Гитлер напал на Советский Союз... Сейчас-то я знаю, почему Сталин тогда не выступил. Он был совершенно парализован в своих действиях и не собрался с мыслями. Потом уже, после войны, я узнал, что, когда началась война, Сталин был в Кремле...

...когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро... Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: "Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его просрали... Я, — говорит, — отказываюсь от руководства", — и ушел. Ушел, сел в машину и уехал на ближнюю дачу ...". {70}

Хрущева поддержал другой член Политбюро ЦК ВКП(б) и одновременно его соратник по борьбе с "культом личности", А.И. Микоян:

"Сталин в подавленном состоянии находился на ближней даче в Волынском (в районе Кунцево) ". {71}

Другими словами, два члена Политбюро сообщили, что Сталин в начале войны фактически не мог работать. Причиной неработоспособности стал якобы сильнейший испуг от нападения немцев, перешедший в полную и длительную прострацию.

Можно ли здесь верить Хрущеву с Микояном? Можно, но смотря в чем. Разумеется, не только многодневная "прострация", но и просто минутная растерянность Сталина — полный бред. Поэтому, несмотря на широкое использование подобной клеветы в антисталинской пропаганде, сама эта мысль была столь нелепа, что те, кто сам был в здравом уме, вряд ли поверил в нее уже тогда.

Сильнейший удар по всей этой хрущевской истории нанесла публикация в 1989 г. выписки из журнала записей лиц, принятых И.В. Сталиным в своем кабинете (далее — журнал) в июне 1941 года. В 1992-96 гг журнал, содержащий такие записи за период с 1924 по1953 годы, опубликовали полностью. Выяснилось, что все первые дни войны кабинет Сталина был заполнен с утра до вечера государственными деятелями разного калибра. Посмотрев эти записи, читатель неизбежно приходил к выводу, что хозяину кабинета не то что впадать в прострацию, а передохнуть было некогда.

Мало того, в июне 2001 года на выставке в Государственном архиве России (ГАРФ), приуроченной к 60-летию начала Великой Отечественной войны, журнал был выставлен в качестве экспоната. А фото его страниц за 21-23 июня 1941 года поместили в посвященном выставке рекламном буклете {72} Поэтому те, кому ложь Хрущева в данной истории была ненавистна, с успехом разоблачали ее, опираясь на этот журнал. В итоге к рассказу Никиты потеряли интерес и почитатели, и ненавистники Сталина. А сам журнал вошел в обиход историков как надежный и авторитетный исторический источник.

Однако уже тогда вызвало подозрение, что на такой шаг, "реабилитирующий" Сталина от грязного обвинения, пошло либерально-перестроечное окружение Горбачева и Ельцина. Мысль о том, что предавшие СССР хотели донести правду о Сталине, следует исключить. Сталина они боялись и ненавидели не меньше самого Хрущева. От такой-то публики как раз следовало ожидать, что они поддержат и разовьют мысль единомышленника о некрасивом поведении вождя советского народа в момент опасности. А между тем всех настойчиво, если не сказать — назойливо, убеждали, что со Сталиным ничего не случилось, что в канун и первые дни войны он много и напряженно работал. Зачем?

Однако вспомним, как раньше подчас делали имевшие за собой тяжкое преступление уголовники. Они дополнительно шли на какой-нибудь мелкий уголовный проступок, получали за него небольшой срок и садились в тюрьму. Казалось бы, парадокс. Но пока их искали на свободе, они "на зоне" укрывались от расплаты за тяжкое преступление. Жертвуя малым, они избавляли себя от крупных неприятностей.

Не сходным ли образом поступили подельники Горбачева и Ельцина по уничтожению СССР? К тому времени в обществе прочно утвердилась официальная версия о событиях в Кремле в начале войны, введенная через мемуары Г. К. Жукова. Хотя назвать их автором одного Жукова нельзя — вместе с ним работал целый коллектив института Военной истории под контролем и по указаниям ЦК КПСС. {73} Согласно версии, Сталин, живой и здоровый, в момент нападения находился там, где ему и полагалось быть — в Кремле на посту главы государства. Правда, как рассказал Жуков, сам момент нападения Германии он сначала проспал в прямом смысле, а затем, узнав о вторжении, ставшим для него полной неожиданностью, немного растерялся. Тем не менее, все решения принимал исключительно Сталин, и поэтому всю ответственность за неудачное начало войны несет только он один.

В плане поведения Сталина версия хоть и убогая, но устоявшаяся. Однако в перестройку, с началом гласности и относительной свободы слова, произошел всплеск интереса к его личности, и она стала устраивать далеко не всех. А тут под ногами путается Хрущев с идиотской байкой о "прострации". Слишком хорошо — тоже не хорошо: возмущенные явным попранием исторической справедливости и просто здравого смысла люди станут копать под официальную версию (на деле так и получилось). Поэтому, опровергая публикацией журнала одиозную часть хрущевского заявления, которой и так мало кто верил, перестройщики таким шагом сохраняли главную тайну — что со Сталиным в канун войны произошло что-то опасное для его жизни. Сдерживая радостные вопли противников Сталина и "бросив кость" его почитателям, они таким образом как бы мирили противников и тем снижали интерес к дальнейшему исследованию темы.

В связи с этим нам, вместо того чтобы просто отмахнуться от слов Хрущева, надо отделить в них реальную информацию от наглого вранья.

Повторюсь, мысль о том, что Сталин, несгибаемый человек огромной силы воли, отчего-то мог впасть в прострацию, так нелепа, что взятая сама по себе, отдельно, вряд ли могла придти в голову столь неглупому человеку как Хрущев. Но если Сталин перед самой войной чем-то был выбит из строя, то Никита, не удержавшись от соблазна, использовал это как повод, чтобы лишний раз пнуть ненавистную ему личность.

Разумеется, Запад активно поддержал хрущевскую клевету на Сталина. Но наряду с повтором обычных хрущевских измышлений, там иногда появлялись сведения и несколько другого плана. Некоторые зарубежные историки утверждают, что 22 июня 1941 года Сталина не было в Кремле, потому что он отдыхал на юге. {74} Причем такие сведения они получили от спецслужб. Видимо, длительное отсутствие Сталина не только не укрылось от внимания западных политиков, но и, возможно, тамошние разведслужбы пронюхали о том, что с ним случилось. Но сказать прямо это нельзя, поскольку правда здесь только укрепит авторитет Сталина. Поэтому там выдумали очередную небылицу, запустив ее через близких спецслужбам аналитиков.

А теперь, по свежим следам, еще раз вспомним события 20-21 июня в войсках западных округов. Частичный отвод войск 20 июня еще вполне объясним, хотя уже и вызывает некоторые вопросы. Тогда наркомат обороны под впечатлением ЧП в Перемышле и под шумок разрешенного отвода передовых подразделений отвел в некоторых местах от границы войск несколько больше и дальше, чем было согласовано с Правительством. Переусердствовали? Да, но исключительно из благих побуждений, а за это не наказывают.

Однако происшедшее днем 21 июня при здравствующем Сталине в нормальный ход событий уже совершенно не вписывается. Сталин не был дергающимся неврастеником, пугающимся каждого шороха на границе, а проводил нужную Советскому Союзу линию упорно и последовательно. В мае-июне такой линией стала подготовка Вооруженных сил СССР к отражению гитлеровского нападения. Этот процесс, несмотря даже на серьезные ошибки Генштаба в определении сил вторжения и времени нападения врага, этап за этапом неуклонно шел вплоть до 21 июня. Причем почти каждый этап специально для заграницы сопровождался пропагандистской операцией, под прикрытием которой войска выдвигались на позиции (последней из которых должны быть отвлекающие концерты для комсостава уже приведенных в боеготовность войск).

И вдруг 21 июня произошло обратное — войска стали отводить в лагеря, а в некоторых местах вообще предательски отменять готовность и даже разоружать! Днем 21 июня, когда время нападения немцев знал весь комсостав, когда все либо уже было сделано, либо запущено в действие, когда оставался последний шаг — с наступлением темноты занять передовыми подразделениями позиции на самой границе, произошел резкий сбой. Попытки отвода войск от границы, отмены боеготовности при массовом загоне командиров на концерты 21 июня — эта акция ввиду неизбежной войны была уже явно нелепой и полностью противоречила предыдущему ходу событий.

Прежде всего, режет глаз именно абсурдная картина поведения фигуры такого масштаба, такой личности, как Сталин, если считать, что все делалось по его указанию. Вечером 20 июня он дает приказ полностью привести войска в боеготовность и оповестить их о времени нападения Германии. Но утром 21 июня вдруг задергался и стал отменять готовность, только что введенную по его приказу! Однако при этом официально и сразу дать новый приказ, отменяющий старый, побоялся (интересно — кого?), а стал мешать войскам как-то исподтишка. Но и здесь тоже не слишком преуспел. Поскольку не только не смог полностью отменить боеготовность войск (как в 6-й или 26-й армиях КОВО), но и заставить отвести все войска от границы (как на СЗФ, где они в основном остались на своих позициях). Не Сталин, а какая-то рохля. Полный абсурд!

Утро 21 июня, когда резко изменилось поведение главнокомандования РККА — это тот самый поздний срок, когда со Сталиным что-то случилось. Повторю, самый поздний — то есть к утру 21 июня Сталин чем-то или кем-то уже был выбит из строя.

Если посмотреть на свидетельства участников тех событий, то бросается в глаза их полная разноголосица о событиях в Кремле в ночь на 22 июня. К примеру, в числе посетителей сталинского кабинета в тот вечер, отмеченных в журнале и оставивших воспоминания, были Молотов, Микоян, Жуков и адмирал Кузнецов.

Однако Кузнецов, как помнит читатель, сообщил, что ни в тот вечер, ни на следующий день у Сталина он не был, его не видел и не слышал.

Напротив, у Жукова, поскольку он озвучивал официальную версию ЦК КПСС, описание событий существенно ближе к записям журнала, хотя и у него имеются значительные расхождения. К примеру, 22 июня он вошел в кабинет в 4-30 утра, а согласно записям журнала, первые посетители отмечены там только в 5 часов 45 минут.

Молотов, когда рассказывал писателю Ф.Чуеву о тех событиях, уже был знаком с мемуарами Жукова, однако (или наоборот — поэтому) оговорил, что тому доверять нельзя. Почему-то он не счел нужным повторить за Жуковым, что вечером 21 июня вместе с ним был на приеме у Сталина в его кабинете. Наоборот, Молотов сообщил, что сначала члены Политбюро вместе со Сталиным часов до 11 часов вечера вообще были не в Кремле, у него на даче, и только в два часа ночи собрались в его кремлевском кабинете, куда через час прибыл и Тимошенко с Жуковым:

"Мы собрались у товарища Сталина в Кремле около двух часов ночи, официальное заседание, все члены Политбюро были вызваны. До этого, 21 июня, вечером мы были на даче у Сталина часов до одиннадцати-двенадцати. Может быть, даже кино смотрели, в свое время мы часто так делали вечером — после обеда смотрели кино. Потом разошлись, и снова нас собрали. А между двумя и тремя ночи позвонили от Шуленбурга в мой секретариат, а из моего секретариата — Поскребышеву, что немецкий посол Шуленбург хочет видеть наркома иностранных дел Молотова. Ну и тогда я пошел из кабинета Сталина наверх к себе, мы были в одном доме, на одном этаже, но на разных участках. Мой кабинет выходил углом прямо на Ивана Великого. Члены Политбюро оставались у Сталина, а я пошел к себе принимать Шуленбурга — это минуты две-три пройти...

Маленков и Каганович должны помнить, когда их вызвали. Это, по-моему, было не позже, чем в половине третьего. И Жуков с Тимошенко прибыли не позже трех часов. А то, что Жуков это относит ко времени после четырех, он запаздывает сознательно, чтобы подогнать время к своим часам. События развернулись раньше". {75}

А другой член Политбюро, А. И. Микоян, вспомнил, что вечером 21 июня Политбюро собралось не в кабинете или на даче, а в кремлевской квартире Сталина, куда потом приехали и Тимошенко с Жуковым. В три часа ночи члены ПБ разошлись, но уже через час вновь вынуждены были собраться — на этот раз в сталинском кабинете:

"В субботу 21 июня 1941 г., вечером, мы, члены Политбюро, были у Сталина

на квартире. Обменивались мнениями ...

Неожиданно туда приехали Тимошенко, Жуков и Ватутин... Мы разошлись около трех часов ночи 22 июня, а уже через час меня разбудили: "Война!" Сразу члены Политбюро вновь собрались у Сталина, зачитали информацию о том, что бомбили Севастополь и другие города". {76}

Как видно, все очевидцы противоречат и друг другу, и журналу учета посетителей, противоречат по-крупному и в мелочах. А почему? Только ли из-за давности событий и плохой памяти? На наш взгляд — потому, что заранее не сговорились, что им всем рассказывать, и каждый врал по-своему.

А теперь главный вопрос — как быть с записями журнала учета посетителей кабинета Сталина? Как можно утверждать, что Сталина не было в Кремле, если, согласно журналу, к нему в его кабинет люди приходили и 21, и 22 июня, и в последующие дни?!

Однако здесь нет ни малейшего противоречия. Оказывается, посетители могли приходить в кабинет вождя, когда самого Сталина там не было, а принимал их кто-то другой (при этом записи журнала велись в обычном порядке, разве что могли добавляться записи вроде "Прием велся в отсутствие т. Сталина"). И такая ситуация совсем не была исключением:

"Иногда в кабинете Сталина проводился прием в отсутствии его хозяина. В августе 1933 г. Сталину был предоставлен отпуск на полтора месяца. Как правило, в решениях о предоставлении отпусков Сталину не оговаривалось, кто будет замещать его, как председательствующего на заседаниях Политбюро ЦК. В 1933 г. в протоколе заседания Политбюро, которым Сталину был предоставлен отпуск, отмечено, что на время отпуска Сталина замещать его в Комиссии Обороны будет Л. М. Каганович. Вероятно, и на "хозяйстве" в Политбюро оставался этот секретарь ЦК ВКП(б), бывший в то время по совместительству еще и первым секретарем МК и МГК ВКП (б)...

В 1933 г., пока Сталин отдыхал на юге, в его кабинете соратники собирались 21 раз. При этом дважды — 10 и 16 сентября — всего на несколько минут...

Судя по записям, в кабинете Сталина собирались в его отсутствие члены Политбюро, сюда же приглашались и те, кто принимал участие в заседаниях или был вызван для согласования и решения каких-либо вопросов". {77}

Таким образом, в 1933 году, когда живой и здоровый Сталин находился в другом месте, соратники вовсю пользовались его кабинетом. Но точно также было 2 и 5 марта 1953 года, когда уже отравленный вождь умирал на своей даче. Более того, соратники собирались там и после его смерти — 7, 8 и 9 марта! {78}

Принимал во время отсутствия Сталина в Москве в его кабинете тот, кто замещал вождя по партийной или государственной линии. В августе 1933-го такое старшинство делили Каганович и Молотов, хотя Вячеслав Михайлович, все же, имел более высокий статус:

"В 17-ти случаях (из 21) список возглавляет Л. Каганович, в 3-х случаях — Молотов и однажды — Куйбышев (в отсутствие Кагановича и Молотова). Когда список возглавлялся Молотовым, всегда присутствовал и Каганович; когда же во главе списка стоит Каганович, Молотов в большинстве (11 из 17) случаев отсутствует. Таким образом, эти деятели как бы делили между собой лидерство в отсутствие вождя". {79}

Т.о., тот, кто замещал Сталина, фактически становился хозяином в его кабинете и, значит, встречал и провожал посетителей. А теперь посмотрим, как с эти обстояло дело 20-22 июня. Если Сталин выбыл из строя, его функции автоматически переходили к заместителю, которым в июне сорок первого был В.М. Молотов. Напомню, что до 5 мая 1941 г. он сам занимал пост Председателя СНК, на котором его сменил Сталин.

Поэтому именно Молотов должен быть за хозяина в кабинете, соответственно, первым туда входить и последним его покидать. Разумеется, само по себе это еще не доказательство отсутствия Сталина в Кремле, поскольку и в обычные дни, при действующем Сталине, Молотов, как ближайший его соратник, так частенько и поступал. Но если мы правы, то в интересующие нас критические дни июня это уже должно стать обязательным правилом.

Итак, 20 июня 1941 года. В 19-55 Молотов первым входит в кабинет, а в 0-45 последним его покидает.

21 июня. В 18.27 Молотов снова первым вошел в сталинский кабинет, и в 23 часа последним из него вышел:

1. Молотов 18.27-23.00

...Последние вышли 23.00 {80}

Но еще ярче главенство Молотова на тот момент видно по ситуации за 22 июня. В 5 часов 45 минут утра Молотов снова первым вошел в кабинет вождя, после чего туда стали входить другие посетители. Всего за первую половину дня там отмечено 14 человек — шла напряженная работа. Помимо прочего, в это время Молотов лично подготовил сообщение советскому народу о вероломном нападении гитлеровской Германии на СССР. В 12 часов 5 минут он покинул кабинет и отправился в студию, чтобы в прямом эфире зачитать его на всю страну.

С его уходом кабинет полностью опустел. Маленков и Берия вышли оттуда еще в 12-00, а последним в 12-05, вместе с Молотовым, его покинул Ворошилов. (Ну не захотели соратники вместе со Сталиным послушать это важное выступление.)

Но вот Вячеслав Михайлович закончил речь и в 12-25 вернулся назад. И сразу вслед за ним, в 12-30, туда возвратились Ворошилов с Микояном, а затем потянулись и другие соратники. Получается, что без Молотова у остальных соратников к Сталину никаких дел не было. Когда в 16-45 Молотов окончательно покидал кабинет, вместе с ним вышли и все, кто там еще оставался. Таким образом, гости сталинского кабинета подстраивались именно под Молотова.

Утром 23 июня ситуация повторилась. В 3 часа 20 минут Молотов снова первым вошел в кабинет и последним в 6-25 оттуда вышел — гости находились в кабинете, пока их там принимал Молотов.

Вернемся снова в 22 июня. После рассмотренных выше фактов понятно, почему о начале войны советскому народу сообщил не Сталин, а его заместитель Молотов. Хотя люди вправе были ожидать, что по такому важнейшему случаю выступит сам Глава государства. Часто это объясняют тем, что Сталину-де, заключившему пакт о ненападении с Германией, в этот момент нечего было сказать советскому народу. Полноте, Молотов, лично подписавший пакт и давший тому свое имя, нашел что сказать, а Сталин — нет?!

Но это далеко не последний факт отсутствия следов активной деятельности Сталина там, где они должны быть. На сегодня известны четыре важных документа, созданные 21-22 июня и касающиеся оперативно-организационных вопросов вооруженных сил СССР. Это постановление Политбюро от 21 июня об образовании Южного фронта, директивы наркома обороны ??1, 2 и 3 войскам Красной Армии. Все они, как нам говорят, принимались или при непосредственном участии, или с согласия И. В. Сталина (что, впрочем, почти одно и то же). Но ни на одном из тех документов нет ни следов правки его рукой, ни его подписи. Это подозрительно само по себе, однако в данном случае вызывает недоумение не только этот момент.

Бросается в глаза сумбурный, порой до нелепости, характер некоторых директив. Странностей Директивы ?1 мы еще коснемся. Эта директива, которая якобы вводила боеготовность (точнее, подтверждала), на самом деле оказалась для нее тормозом. Как войска могли отличить провокации от реального нападения? Указание не поддаваться на провокации было главным ее смыслом. А это показывает, что тот, кто на этот раз согласовывал ее военным, был в первую очередь озабочен политическим, точнее — международным аспектом этого дела, а не военной стороной. Мы знаем, что наркомом иностранных дел тогда был Молотов, к тому же, категорически избегавший заниматься оперативными вопросами армии и флота. Разбирающийся в военном деле — а Сталин в нем, безусловно, разбирался — не мог не понимать неконкретного характера той директивы.

Но еще сильнее выпячивает нелепость Директивы ?3, посланной в войска поздно вечером 22 июня. Вот фрагмент из нее в отношении Юго-Западного фронта:

"2. Ближайшей задачей на 23-24.6 ставлю:

... б) мощными концентрическими ударами механизированных корпусов, всей авиацией Юго-Западного фронта и других войск 5 и 6А окружить и уничтожить группировку противника, наступающую в направлении Владимир-Волынский, Броды. К исходу 24.6 овладеть районом Люблин.

3. ПРИКАЗЫВАЮ:

... г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6А, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин. Прочно обеспечить себя с краковского направления".

Маршал Жуков утверждает, что И. В. Сталин лично одобрил проект директивы — то есть видел ее. Однако это вызывает большие сомнения. Начнем с того, что в преамбуле указывается задача фронту овладеть районом Люблин к исходу 24 июня, а в приказной части срок неожиданно переносится на 26 июня. Что, впрочем, еще цветочки.

Директива предписывает овладеть Люблином к исходу 26 июня силами пяти механизированных корпусов: 4-го и 15-го из состава 6-й армии, а также 22, 19 и 9-го мехкорпусов 5-й армии. Однако из этих сил только 4-й мехкорпус и 41-я танковая дивизия 22-го мк к исходу 22 июня находились в 120-140 км от Люблина, и конечно, могли за 4 дня дойти до указанного пункта — при условии, если б не было войны, а немцы обеспечили им зеленую улицу по своим дорогам.

Но остальные 11 дивизий четырех корпусов находились в 200-300 км от нужного района, и ни при каких условиях не могли к назначенному сроку просто добраться до Люблина. А ведь нашим корпусам предстояло не просто пройти указанным маршрутом. Напомню, что до тех пор никто в мире еще не смог разгромить хотя бы одной немецкой дивизии. А здесь следовало походя уничтожить даже не дивизию, а целую немецкую группировку, наступающую на фронте Владимир-Волынский — Крыстынополь! Как Сталин мог одобрить подобную глупость? Совершенно очевидно, что директива давалась с согласия того, кто не только не разбирался в военных вопросах и не владел обстановкой, но и скорее всего, даже не посмотрел на ситуацию по карте. Это явно был не Сталин.

А что же, разве Тимошенко и Жуков не понимали, что делают? С одной стороны — плохо понимали, поскольку неверно оценивали обстановку. А с другой, они уже подвели армию и страну, и теперь показом столь бурной деятельности пытались хоть как-то себя реабилитировать.

Но при показной сверхактивности военного руководства его подлинная растерянность была такова, что привела к задержке мобилизации, назначенной только со второго дня войны. Телеграмму о начале мобилизации нарком обороны Тимошенко подписал только в 16 часов 22 июня! Впрочем, растерянность и неуверенность государственного аппарата в первые дни войны, оставшегося без верховного руководителя, хорошо показали в своих работах О. Козинкин и В. Мещеряков. {81}

Что именно случилось со Сталиным — покушение, несчастный случай или внезапное ухудшение здоровья (инфаркт, например)? К сожалению, прямых данных для однозначного ответа у нас нет. Но несчастные случаи с главами государств происходят крайне редко, а в случайное ухудшение здоровья руководителя страны именно в критический для нее момент тоже верится мало. Как ни крути, тут сразу вспоминаются известные слова Гитлера, сказанные им по схожему поводу:

"Зачем мне деморализовать противника военными средствами, если я смогу это сделать лучше и дешевле другим путем?...

Через несколько минут Франция, Польша, Австрия, Чехословакия лишатся своих руководителей. Армия останется без генерального штаба. Все политические деятели будут устранены с пути. Возникнет паника, не поддающаяся описанию". {82}

Нет оснований не включать в "список Гитлера" Советский Союз. Наоборот, для Гитлера как никогда жизненно важно было в момент начала войны обезглавить столь могучего противника, как СССР.

Вызванное потерей Сталина временное замешательство и растерянность высшего военно-политического руководства в Москве не укрылись от нижестоящих звеньев командования Красной Армии и властей на местах. А неоднократные метания последних суток перед войной — от всеобщей боеготовности до попыток полной ее отмены днем 21 июня — оказали особенно негативные последствия на всю армию.

Представьте, что утром начальство предупреждает вас о неизбежной войне, однако через несколько часов начинает настойчиво уверять, что войны не будет и можно расслабиться. При этом во вногих местах практически разоружает части прикрытия. А на следующее утро войска и мирное население получают сокрушительный удар от противника. Поневоле потеряешь к нему доверие. Ведь подобное поведение очень похоже на вредительство, если не на предательство. А что такое начальство скажет завтра? Сегодня — победа будет за нами, а завтра опять замирится с противником? Так может, не стоит торопиться рисковать жизнью и умирать в в начавшейся войне?

Неуверенность высшего руководства передались руководителям на местах, а с началом войны их растерянность почти мгновенно привела к панике среди войск и гражданского населения. А паника — чрезвычайно опасная и заразная вещь, остановить которую неизмеримо труднее, чем предотвратить. И когда Сталин вернулся на пост, дело уже было сделано. Лишенные не только твердого руководства, но подчас и хоть какого-то управления сверху, неуправляемые войска западных округов потерпели тяжелые поражения и неудержимо откатывались на восток.

После всего этого уже не кажется странным случай, о котором рассказал ветеран, служивший накануне войны в Западном округе:

"21 июня... ночью к нам в палатку заходит дежурный по части и говорит: "Вставайте! Все портреты уничтожайте!" Как я теперь знаю, было 2-3 часа до войны, ... под силой оружия дежурный заставил убрать портреты и закрыть их листьями, чтоб маскировку сделать". {83}

Понятно, чьи портреты в первую очередь и обязательном порядке вывешивались в советской воинской части. Правда, смысл и детали этой истории ветеран или забыл за давностью лет, или сразу тогда не понял спросонок, поскольку дело было ночью. Но ликвидация портретов перед самой войной прочно врезалась ему в память. Видимо, о том, что Сталина выбили из строя и он не может руководить, заинтересованные лица из Москвы сообщили в округа. И кое-где поспешили дать команду убрать портреты товарища Сталина.

11. ЗАСЕДАНИЕ ПОЛИТБЮРО 20 ИЮНЯ

Когда именно Сталин вышел из строя, сказать точно пока нельзя. Мы попробуем другой путь — вычислить не тот день, когда это случилось, а самый поздний срок, про который можно твердо сказать, что тогда на посту Председателя СНК Сталина уже точно не было.

В ночь на 21 июня произошло два важнейших события. Сначала, как помнит читатель, после отказа Гитлера принять Молотова был дан приказ привести все войска в боеготовность и сообщить им время нападения немцев. От председателя СНК к наркому обороны такой приказ ушел не позже 6 часов вечера 20 июня. Кто именно его давал — еще Сталин или уже Молотов — сказать трудно. Но даже если это уже был Молотов, то он делал то, что наметил раньше Сталин.

Но готовность войск — только одна сторона вопроса. В то время, когда уже на все обороты был запущена машина приведения в боевую готовность Красной Армии, состоялось обсуждение руководством страны политической ситуации — как вести себя дальше с Германией. Напомню, что руководство СССР, в отличие от Германии и стран Запада, было коллегиальным: один член Политбюро — один голос.

Согласно журналу учета посетителей кабинета Сталина, высшее политическое руководство страны собралось там именно вечером 20 июня. Совещание началось в 19-55 и закончилось в первом часу ночи 21 июня. Если не считать Сталина, участвовали четверо членов Политбюро — Молотов, Каганович, Микоян, Ворошилов, и два наиболее деятельных кандидата — Берия и Маленков. {84} Присутствовали тем вечером в сталинском кабинете и фигуры ниже рангом — но скорее всего, кроме заместителя наркома иностранных дел А. Я. Вышинского, они были просто плановыми посетителями.

Последний раз столь представительное общество собиралось здесь два с половиной месяца назад. Тогда, 10 апреля 1941 года, руководство во главе со Сталиным решало вопрос принятия пакта о ненападении с Японией.

Теперь в таком составе руководители СССР обсуждали вопрос о войне с Германией. Чтобы лучше понять важность момента, сравним этот состав с "кворумом" в кабинете Сталина вечером 21 июня, когда вышла известная "Директива ?1". Ведь по всем канонам, именно тогда якобы наступил кульминационный момент истории. Как утверждают хрущевцы, только в тот вечер до Сталина наконец дошло, что нападение немцев неизбежно, и он разрешил наконец "привести войска в боеготовность". В тот момент и должно было собраться руководство страны всем составом, ибо если не по поводу войны с Германией, то когда же еще ему собираться?

Тем не менее, вечером 21 июня там отметились всего лишь два члена Политбюро — Молотов с Ворошиловым, да те же кандидаты, Маленков и Берия. Жалкое подобие "вечери" 20-го июня! Значит, именно в ночь с 20 на 21 июня Политбюро обсуждало важнейший вопрос о войне с Германией и приняло политическое решение. Какое?

Утром 21 июня советское посольство в Берлине, как пишет переводчик В.М. Бережков, получило из Москвы важный документ, который надлежало срочно передать руководству Германии:

"21 июня, когда до нападения гитлеровской Германии на СССР оставались считанные часы, посольство получило предписание сделать германскому правительству еще одно заявление, в котором предлагалось обсудить состояние советско-германских отношений.

Советское правительство давало понять германскому правительству, что ему известно о концентрации немецких войск на советской границе и что военная авантюра может иметь опасные последствия. Но содержание этой депеши говорило и о другом: в Москве еще надеялись на возможность предотвратить конфликт и были готовы вести переговоры по поводу создавшейся ситуации... Посольство должно было немедленно передать германскому правительству упомянутое выше важное заявление... " {85}

Тридцать лет спустя уже 80-летний Бережков снова вернулся к вопросу, что именно было в том документе:

"21 июня 1941 года получили телеграмму от Сталина. Он опять предлагает встречу с Гитлером. Он понимает: война принесет несчастье двум народам, и, чтобы избежать этого, нужно немедленно начать переговоры, выслушать германские претензии. Он был готов на большие уступки: транзит немецких войск через нашу территорию в Афганистан, Иран, передача части земель бывшей Польши.

Посол поручил мне дозвониться до ставки Гитлера и передать все это". {86}

Бережков за давностью лет, видимо, уже забыл такие детали, что наркомом иностранных дел у него был Молотов, а не Сталин, и звонил он в немецкий МИД, а не "ставку Гитлера". Поэтому не стоит обращать внимание на его слова, что все приходящее в Берлин из Москвы непременно было от Сталина. В 1973 году, когда он был более адекватным, он и писал точнее — "советское правительство", "Москва", а Сталина не упоминал вовсе. Для нас же здесь важна стабильность его сведений о содержании депеши — что Москва пыталась вытянуть Гитлера на переговоры и таким образом предотвратить или задержать войну.

Из Москвы в тот день несколько раз торопили с выполнением поручения. Чтобы вручить депешу лично Риббентропу, Бережков по приказу посла с утра 21 июня и до трех часов ночи 22 июня каждые 30 минут звонил в германский МИД. Но сколько он туда ни обращался, ответ был все тот же: Риббентропа на месте нет, и когда будет, неизвестно.

Из этих фактов следует, что на своем заседании в ночь на 21 июня Политбюро приняло решение снова обратиться к Гитлеру, попытавшись еще раз предотвратить или хотя бы оттянуть войну. Здесь участники совета действовали совершенно правильно — следовало использовать любой шанс для задержки нападения. И в какой-то момент Гитлер заколебался. 21 июня он направил письмо Муссолини, врученное итальянскому дуче уже после начала войны. В нем Гитлер писал:

"Если я Вам, дуче, лишь сейчас направляю это послание, то только потому, что окончательное решение будет принято только сегодня в 7 часов вечера. Поэтому я прошу Вас сердечно никого не информировать об этом, особенно Вашего посла в Москве, так как нет абсолютной уверенности в том, что наши закодированные донесения не могут быть расшифрованы. Я приказал сообщить моему собственному послу о принятых решениях лишь в последнюю минуту". {87}

То есть Гитлер напряженно обдумывал предложение советского руководства почти до самого последнего момента. Тем не менее, он не внял голосу разума и не использовал последний шанс избежать ужасной войны. Возможно, фюрер просто смалодушничал, опасаясь показаться в глазах своих соратников мягкотелым и нерешительным. Но очень вероятно, что остаться неизменным в своем роковом решении начать войну ему помогли две ошибки, которые, в отсутствие Сталина, допустили советские руководители. Да, можно утверждать, что Сталина на том заседании уже не было.

Как следует из дальнейших событий, кому-то из участников большого совета пришла мысль подтолкнуть Гитлера к переговорам, отведя войска Красной Армии от границы! То есть, отправить Гитлеру еще одно предложение о мире, а в подтверждение искренности и серьезности своих намерений отвести войска с приграничных боевых позиций. Видимо, расчет был на то, что немецкая разведка легко установит этот факт и доложит фюреру. Совершенно очевидно, что именно отсюда чуть позже выросли ноги решения наркома обороны Тимошенко сначала отвести приграничные части, а потом и отправить на концерты и другой отдых максимум командного состава Красной Армии.

Со стороны Политбюро (точнее, его половины, о чем позже) это было безусловной ошибкой. Будь Сталин на том заседании, он сумел бы убедить тех соратников, кто предался иллюзиям насчет Гитлера, что и на этот раз нужно продолжать идти прежним курсом. То есть, предлагая Гитлеру мир, держать войска в полной боеготовности. Повторюсь, нет ни малейшей логики в действиях Сталина, если допустить, что это делалось по его указаниям. Не мог Сталин в пять-шесть вечера 20 июня давать войскам директиву, что война начнется утром 22 июня с приказом быть в полной готовности, а через два-три часа на совете Политбюро изменить позицию на 180 градусов. После чего утром вновь убеждать войска, что войны завтра не будет и можно расслабиться. Такие перемены больше напоминают дурную шутку из анекдота, чем действия Сталина. Ни малейших причин для резкой смены курса у него не было.

А вот его соратники, оставшись в критический момент без лидера, вполне могли пойти на такой шаг в надежде выиграть у немцев время, пока Сталин вернется в строй, а войска из глубины страны подтянутся к границе. Если же кто из них потом утверждал, что Сталин верил Гитлеру — значит, он сам ему и верил. Если Микоян говорит, что в ночь на 22-е Сталин уверял, что Гитлер не начнет войны, то скорее всего, именно Микоян в этом других и уверял. Уверял и ожидал до последнего, когда Бережков из посольства дозвонится до Риббентропа.

Вторая ошибка не столь заметна, но тоже существенна, и которая Сталину как бессменному вождю и главе государства, несомненно, была бы виднее, чем его соратникам.

Обращаясь к Гитлеру, наши руководители, как ни крути, пытались его обмануть. Все понимали, что война будет все равно, но пытались потянуть время, пока подоспеют войска — а вдруг проскочит? Поэтому войска вторых эшелонов продолжали двигаться в сторону границы, а на этом же заседании участники приняли решение о создании Южного фронта и посылке на будущие фронты представителей НКО — Жукова и Мерецкова. Правда, историки считают, что последнее было сделано только вечером 21 июня. Но читатель помнит, что еще утром 21 июня командир 7-го механизированного корпуса получил приказ "выделить мотоциклетную роту, обеспечив ее боеприпасами, для укомплектования штаба одного из фронтов". Именно им и был Южный фронт. А если б решение ПБ вышло вечером 21 июня, то приказ на укомплектование штаба фронта никак не мог родиться утром того же дня.

Возвращаясь к Гитлеру — пытаться обмануть его, блефуя и подставляясь самим (как с отводом войск) было крайне опасно. Как-то Гитлер по аналогичному поводу заметил, что многие пытались держать его за простака, но неизменно оказывались в дураках сами. Не удалось обмануть его и оставшимся без Сталина советским руководителям. Впрочем, не ошибается тот, кто ничего не делает.

Видимо, Гитлер почувствовал неуверенность советского руководства. Кроме того, столь резкие колебания курса позволяли ему заподозрить, что в Кремле что-то стряслось. Если же на Сталина совершили покушение, в подготовке которого участвовали немцы, то уже по этим признакам Гитлер мог понять, что оно достигло определенного успеха. Но в том либо другом случаях немецкий практицизм, перевешивая прочие доводы, заставлял использовать растерянность в стане противника, и Гитлер оставил в силе прежнее решение начать войну.

Распоряжение о проведении акции с мирными предложениями Гитлеру было получено утром 21 июня, и неуклонно проводилось в течение следующих, насыщенных столь противоречивыми событиями суток. Эта стабильность, в сочетании с самим — безусловно, разумным — смыслом акции, свидетельствуют, что Молотов и Вышинский, которые ее проводили, имели совершенно законное на то основание. А законное — то, которое в целом поддержало Политбюро. То есть, не будет преувеличением сказать, что в этом вопросе руководство страны было едино.

Тем не менее, есть основания полагать, что на том заседании раскол в руководстве, разделивший его пополам, все же произошел, и это был вопрос о нахождении войск на боевых позициях у границы. Сомнительное само по себе, предложение об их отводе не могло не вызвать разногласий. Последовавшие за этим неуверенные и какие-то дерганые действия по отмене боеготовности, которая даже в ЗапОВО произошла далеко не сразу и не вдруг, разное поведение командующих округами — все говорит о том, что нужного большинства предложение о "разоружении" не получило. То есть мнение Политического Бюро ЦК ВКП(б) разделилось, и в отсутствие Сталина в этом вопросе наступило своеобразное "двоевластие", которое скорее можно назвать безвластием.

Такое безвластие при отсутствии Сталина и фактической поддержке половины Политбюро подвигли Тимошенко и Жукова провести еще одну попытку того, что они хотели сделать еще днем раньше — отвести войска от границы, чтобы устранить возможность провокаций. Растерянность политического руководства, лишившегося бессменного лидера, существенно помогла этому. Вдобавок усугубило ситуацию то, что кроме Сталина вряд ли кто в Политбюро знал тонкости положения и боеготовности войск в приграничной зоне. Замещавший его Молотов был далек от чисто военных дел, поскольку оперативных вопросов всегда избегал {88} и ситуацией у границы практически не владел.

В то же время Сталин был жив, и его возвращение в строй являлось вопросом ближайшего времени. А Молотов, как его заместитель, очевидно, был против отмены "Директивы 20.06.41", поскольку через него прямой приказ об отмене готовности все же не прошел, и без такого законного решения на отвод войск у Тимошенко и Жукова задуманное ими не сразу и далеко не везде получилось.

Итак, самый поздний срок, когда Сталина уже точно не было в строю — это восьмой час вечера 20 июня 1941 г, когда начал собираться большой совет Политбюро. Остается вопрос — почему Сталин потом не разобрался с теми, кто все это делал? Но как ни странно, прежде всего виноват тут был ... сам Сталин! Пусть эта вина невольная, поскольку он был выбит из строя по независящим от него обстоятельствам. Но как честный и ответственный человек, неважно по какой уважительной причине он не находился в строю, Сталин наверняка очень переживал и чувствовал прежде всего себя виноватым, что в критический момент не смог помочь попавшим в тяжелое положение товарищам. А что они не сумели без него разобраться в обстановке — это уже скорее их беда, а не вина. С другой стороны, все добросовестные ошибки и заблуждения соратников из Политбюро и даже наркома обороны определялись стоящей перед ними тяжелой и сверхважной задачей — не вызвать гибельной для СССР войны на два фронта. И в целом руководство СССР и РККА при всех частных ошибках главную задачу выполнило, обеспечив для страны в решающем столкновении с Германией только один фронт борьбы и таких могущественных союзников, как Англия и США.

Тем не менее, разбираться было в чем и с кем. Прежде всего — кто и почему приказывал отводить войска вопреки приказу Председателя СНК, кто и почему отводил войска и тем более — отменял боеготовность и разоружал их. Впоследствии кое в чем разобрались и кого-то наказали. Но очень сильно мешало понять истинную картину то обстоятельство, что любой предатель и заговорщик свои предательские действия мог прикрыть тем, что он, мол, всего лишь стремился не допустить провокаций. А самое главное — когда состояние здоровья позволило Сталину вернуться к делам, фактически было уже не до разборок. Немцы разгромили Западный фронт и неудержимо катились на Москву. Теперь в условиях начавшихся хаоса и паники следовало принимать экстренные меры для спасения страны.

12. НАСКОЛЬКО ДОВЕРЯТЬ ЖУРНАЛУ РЕГИСТРАЦИИ

Читатель заметил, что журнал регистрации посетителей сталинского кабинета здесь используется как надежный исторический источник. Несомненно, подавляющее большинство представленных читателям его записей — подлинные. Однако есть основания считать, что в части записей за ночь 22 июня журнал подкорректирован под "Воспоминания и размышления" Г.К. Жукова, сами по себе, мягко говоря, не очень правдивые.

Выше мы говорили, что журналу противоречат практически все основные участники событий, оставившие свидетельства о том дне. К примеру, Молотов и Микоян помимо прочего показали, что они находились в кабинете в третьем часу ночи. Это же подтверждает П. Судоплатов — в том плане, что одновременно там (у "Хозяина") находились его начальники Берия и Меркулов:

"21 июня я оставался у себя в кабинете всю ночь... По нашим правилам мы могли уйти с работы только после того, как позвонит секретарь наркома и передаст разрешение шефа идти домой...

На этот раз я не получал разрешения уйти с работы ни от секретаря Берии, ни от Меркулова и остался у себя в кабинете...

Я знал, что ни Берии, ни Меркулова нет на месте, но секретариат ожидает их в любую минуту: они были вызваны к Хозяину. Я оставался в кабинете, просматривая бумаги. Меня одолевали тревожные мысли...

В три часа ночи зазвонил телефон — Меркулов потребовал, чтобы я немедленно явился к нему в кабинет. Там я застал начальников всех ведущих управлении отделов. Меркулов официально объявил нам, что началась война: немецкие войска перешли нашу границу". {89}

На первый взгляд, сведения Судоплатова вызывают сомнение — будто Меркулов уже в три часа знал, что началась война. Но массовые нарушения немцами наших границ в Западном округе начались еще во втором часу ночи! {90} Так что тут все правильно — руководители НКВД-НКГБ первыми узнали об этом и сразу прибыли с ним к руководству страны.

Далее, Жуков сообщает, что они с Тимошенко прибыли туда тоже довольно рано — около 4-30 утра (по Молотову еще раньше — около трех часов). То есть, с небольшими перерывами люди находились в кабинете практически всю ночь. Это понятно — в те тревожные часы сталинский кабинет даже без Сталина стал пунктом оперативного управления страной, что собственно свидетели практически единогласно, при всех их прочих разногласиях, и показывают. А согласно журналу, кабинет полностью пустовал с 23-00 до 5 часов 45 минут утра, когда туда якобы вошли первые посетители. Но ведь война шла практически с двух часов ночи — невероятно, что высшему руководству страны и армии потребовалось более трех часов, чтобы собраться по столь экстраординарному поводу! Можно ли все противоречия свидетелей журналу объяснить только их плохой памятью? Нет, в данном случае скорее всего врет и сам журнал.

Вот выписка из журнала посетителей, присутствовавших в кабинете Сталина во второй половине 21 июня:

"1. т. Молотов 18.27 — 23.00

2. т. Ворошилов 19.05 — 23.00

3. т. Берия 19.05 — 23.00

4. т. Вознесенский 19.05 — 20.15

5. т. Маленков 19.05 — 22.20

6. т. Кузнецов 19.05 — 20.15

7. т. Тимошенко 19.05 — 20.15

8. т. Сафонов 19.05 — 20.15

9. т. Тимошенко 20.50 — 22.20

10. т. Жуков 20.50 — 22.20

11. т. Буденный 20.50 — 22.20

12. т. Мехлис 21.55-22.20

13. т. Берия 22.40 — 23.00

Последние вышли 23.00" {91}

Что здесь не так? Согласно записям журнала, В. М. Молотов с 18.27 до 23.00 не покидал кабинета Сталина:

"1. т. Молотов 18.27 — 23.00

...

Последние вышли 23.00"

Однако именно в этот вечер нарком иностранных дел Молотов принимал у себя германского посла В. фон Шуленбурга, и на это есть документальное свидетельство. Сразу после визита к Молотову Шуленбург послал в германский МИД отчет о встрече, начав телеграмму словами:

"Срочно! ?1424 от 21 июня 1941г. Секретно!

Молотов вызывал меня к себе вечером в 9.30. После того, как он упомянул о якобы повторяющихся нарушениях границы германскими самолетами...". {92}

Граф Шуленбург в числе посетителей кабинета Сталина не отмечен, следовательно, Молотов принимал его в другом месте. А для этого незадолго до 21-30 он должен был покинуть сталинский кабинет.

Могут возразить, что Шуленбург указал час встречи по берлинскому времени. Но в данном случае это неважно. Обычная разница во времени между Москвой и Берлином, живущим по среднеевропейскому времени, составляет два часа. А в апреле 1940 г. немцы перешли на среднеевропейское летнее время с переводом стрелок на 1 час вперед, и регулярно делали так до 1945 года включительно. {93} Таким образом, 21 июня 1941 года разница между Москвой и Берлином составляла всего один час, и потому уже не имеет значения, по какому времени отчитывался Шуленбург. В любом случае приблизительно около получаса, необходимого для беседы с послом, либо в промежутке с 21 до 22-х, либо с 22 по 23-х часов по московскому времени Молотов не мог присутствовать в сталинском кабинете, и Поскребышев или другой секретарь должен был это зафиксировать. Однако Молотов чудесным образом раздвоился и одновременно находился в кабинете Сталина и принимал в своем офисе Шуленбурга!

Но это чудо в сталинском кабинете за тот вечер оказалось не последним. Одновременно то же самое произошло и с Л. П. Берией:

3. т. Берия 19.05 — 23.00

.....

13. т. Берия 22.40 — 23.00

Выходит, в 22.40 он еще находился в кабинете, когда туда вдруг вошел... еще один Берия! То-то, видать, все удивились! Решив свои дела, в 23.00 оба Берии удалились вместе со всеми другими посетителями.

А ведь выход кого-либо из соратников даже на несколько минут сразу фиксировался в журнале. Вот как, к примеру, отражались там перемещения того же Берия в кабинет и обратно 7 июня 1941 г:

"тов. Берия вход в 20-45 м. выход 21 -00м.

.....

т. Берия вход в 22-05 м. выход 22-35 м.

.....

т. Берия вход в 22-40 м. выход 23-25 м".

Обратите внимание — в 22-35 Берия вышел всего на 5 минут, и секретарь все равно отметил это в журнале.

Итак, что фальсификаторы скорее всего сделали с журналом перед его публикацией, когда в эпоху гибели Советского Союза у кого-то возникла идея все же немного "капнуть" на товарища Сталина при сохранении в тайне его отсутствия в Кремле. В основу, безусловно, были положены подлинные записи за тот день — так и работы фальсификаторам меньше, и самое главное, меньше риск вызвать подозрения. Но оттуда прежде всего убрали записи вроде "прием велся в отсутствие товарища Сталина". И тогда картина за 21-22 июня стала выглядеть так, словно Сталин находился в кабинете и принимал посетителей, включая Молотова, а не Молотов всех остальных. То есть очень легко достигался эффект присутствия там Сталина при его отсутствии. Кроме того, убрали все записи посещений кабинета за ночь с 23-00 до 5-45 — показать, что Сталин, будучи при исполнении и в добром здравии, все же проспал начало войны в прямом смысле. А когда технический специалист по заданию фальсификатора выкидывал "лишнее", то не учел перемещений Молотова и допустил (возможно — и специально) ошибку с Берия.

13. ВРАНЬЕ КАК ФУНДАМЕНТ "ДИРЕКТИВЫ ?1"

С выходом "Воспоминаний и размышлений" Г.К. Жукова стало аксиомой, что причиной появления "Директивы ?1", которой впервые дали команду привести войска в боеготовность, стало сообщение немецкого перебежчика о предстоящем утром 22 июня нападении Германии. После всего, что мы здесь узнали о событиях 18-21 июня, подобные откровения Георгия Константиновича, смахивающие на ахинею, стыдно читать. Тем не менее, прежде чем выяснить истинные причины появления директивы, давайте все же посмотрим его труд еще раз, поскольку Тимошенко воспоминаний о войне не оставил, а другие свидетели, Кузнецов, Молотов и Микоян, либо ничего об этом не сказали, либо предельно кратко повторили озвученную Жуковым версию ЦК КПСС. (Правда, Н.Г. Кузнецов пару раз все же сильно от нее отклонился, сообщив в числе прочего, что вверенный ему флот он хоть и по своей инициативе, но все-таки привел в боеготовность 19 июня).

Давайте сначала посмотрим, есть ли в его книге что-то еще, что обосновывало бы необходимость принятия именно "Директивы ?1". Как сообщает Жуков, последний раз перед 21.06.41 Сталин принимал их с Тимошенко 13-го июня. Тогда Сталин якобы в очередной раз категорически запретил приводить войска в боеготовность. И до последнего предвоенного вечера никаких важных событий в книге не отмечено. Только один раз за всю неделю Генштаб с наркоматом обороны как бы встрепенулись, порекомендовав командующим округами

" ... проводить тактические учения соединений в сторону государственной границы, с тем, чтобы подтянуть войска ближе к районам развертывания по планам прикрытия". {94}

Потом они успокоились и до самого начала войны ничего не делали. Если раньше приближение войны не давало Жукову покоя, то после 14 июня его тревоги разом испарились, а сам он как бы ослеп.

И открыл ему глаза один-единственный перебежчик. Не будь того благословенного немца, то и сам Жуков, прежде неустанно ратовавший "за боеготовность", прозевал бы нападение Гитлера и опоздал к началу войны, как прибывший последним на место пожара заспанный пожарник.

Согласно журналу регистрации, 21 июня Тимошенко первый раз появился в сталинском кабинете в 19 часов 5 минут. Вместе с наркомом ВМФ Кузнецовым он пробыл там чуть больше часа. Несомненно, темой визита была завтрашняя война. В 20.15 наркомы покинули кабинет вождя. Однако через 35 минут, в 20.50 Тимошенко вновь вернулся туда, но уже с Жуковым.

Как пишет Жуков, случилось именно то событие, что породило "Директиву ?1". Около 8 часов вечера к пограничникам будто бы явился безымянный немецкий фельдфебель с известием о войне. Минут через 45, а именно в 20 часов 50 минут, встревоженные Жуков и Тимошенко прибыли к Сталину:

"Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.

— Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, — сказал И. В. Сталин". {95}

И тут упертый Сталин, которого в неизбежности войны раньше якобы не смогли убедить разведка и все советское военно-политическое руководство, сразу поверил безымянному перебежчику и разрешил, наконец, Тимошенко и Жукову привести войска в боеготовность. И уже после того, как они с "долгожданной" директивой вернулись в свой наркомат, границу перешел еще один перебежчик:

"Примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским округом М. П. Кирпонос, находившийся на своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М. А Пуркаев, в наших частях появился еще один немецкий солдат — 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление". {96}

Т. о., если верить Жукову, то первый, "вечерний" перебежчик — единственный повод принятия "Директивы ?1". Убери его — и причина появления директивы исчезает.

И эту историю перебежчиков, свое единственное обоснование важнейшей (в его версии событий) директивы, Жукова полностью переврал.

Вот что говорят пограничники — кто первым видел тех перебежчиков и получал от них сведения. Начальник политотдела погранвойск УССР бригадный комиссар Е. Я. Масловский в ночь на 22 июня был оперативным дежурным в штабе Украинского пограничного округа:

"В тот же день [21.6.41] в 21.00 на участке 4-й комендатуры Владимир-Волынского отряда был задержан немецкий солдат-сапер 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии Альфред Лискоф, перебравшийся к нам вплавь через Буг. В штабе отряда он назвал себя коммунистом, сказал, что час назад объявлен приказ Гитлера: в 4.00 22 июня фашистская армия перейдет в наступление... Начальник отряда Бычковский немедленно доложил об этом начальнику пограничных войск УССР генерал-майору Хоменко, командующему 5-й армией, а также командирам 87-й стрелковой и 41-й танковой дивизий". {97}

Но Масловский тоже не сказал всей правды, поскольку здесь она не красит пограничников. Однако в связи с этим происшествием до нас дошли еще два документа военного времени. Вот выдержка из боевой характеристики Владимир-Волынского погранотряда, написанной в марте 1943 года:

"О предполагаемом переходе немецкой армии в наступление в 4.00 22.6.41 г. командованию отряда стало известно в 00.30 22.6 при следующих обстоятельствах.

В 21.00 21.6.41 г. на участке 4-й комендатуры был задержан немецкий солдат 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии, перешедший на нашу строну Альфред Лискоф, который был доставлен в штаб отряда и на допросе заявил, что в 4.00 22.6 немецкая армия перейдет в наступление и что ему это известно со слов его командира роты обер-лейтенанта Шульца...". {98}

Оказывается, солдат перешел границу в 21 час, но сведения от него не то что в Москве, а всего лишь в штабе 90-го погранотряда получили через три с половиной часа — в 0 часов 30 минут 22 июня. Почему произошла задержка, поясняет доклад начальника 90-го пограничного отряда майора М. С. Бычковского, составленный в июле 1941 г.:

"21 июня в 21.00 на участке Сокальской комендатуры был задержан солдат, бежавший из германской армии, Лисков Альфред. Так как в комендатуре переводчика не было, я приказал коменданту участка капитану Бершадскому грузовой машиной доставить солдата в г. Владимир в штаб отряда.

В 0.30 22 июня 1941г. солдат прибыл в г. Владимир-Волынск. Через переводчика примерно в 1 час ночи солдат Лисков показал, что 22 июня на рассвете немцы должны перейти границу. Об этом я немедленно доложил ответственному дежурному штаба войск бригадному комиссару Масловскому. Одновременно сообщил по телефону лично командующему 5-й армией генерал-майору Потапову, который к моему сообщению отнесся подозрительно". {99}

Причина задержки проста — в погранкомендатуре не оказалось переводчика. Отчего реально сведения от перебежчика штаб отряда получил около часа ночи.

А это значит, что в Москву те сведения пришли еще позже — уже после часа ночи 22 июня. Что в итоге получается? Оказывается, первый, поистине исторический перебежчик, якобы убедивший самого Сталина и сделавший великое дело для нашей страны, остался безымянным. А второй, ровно ничего не решивший, оставил после себя не только имя и подробные сведения, но и кучу следов в документах и воспоминаниях.

То есть, чтобы дать хоть какое-то обоснование появления директивы, Георгий Константинович последнюю, реальную историю, разбил на две, получив из одного перебежчика целых два. При этом созданного двойника он отправил назад, на 20 часов, предусмотрительно не сообщив его фамилию. Никакого отношения к принятию "директивы ?1" сообщенные настоящим перебежчиком сведения не могли иметь потому, что появились через 2-3 часа после ее выхода.

А сама "Директива ?1" не имела никакого отношения к предупреждению войск о нападении Германии, поскольку их об этом предупредили, приказав быть в боевой готовности, еще за сутки до нее, и с этой целью она уже никому даром была не нужна. Жуков прикрыл этой сказкой настоящую причину своего с Тимошенко прихода к Сталину в 20 часов 50 минут, и подлинную историю появления "директивы ?1".

14. ЧП N3

К 19 часам 21 июня положение войск у границы было следующим.

Войска ПрибОВО-СЗФ и 26-й армии КОВО находятся на боевых позициях или рядом с ними. В некоторых других местах приграничные дивизии хотя отошли от границы в полевые лагеря, но тем не менее находятся в боеготовности. А во всем Западном округе и 5-й армии КОВО боеготовность отменена почти полностью.

Но при этом командный состав знает, что завтра немцы начнут войну. Можно представить идиотское состояние офицеров двух округов: им сообщили, что завтра начнется война, но войска от границы отвели и даже отменили боеготовность! Чтобы как-то их отвлечь и успокоить, сначала приказали организовать 22 июня показные учения. А затем распорядились загнать на запланированные ранее концерты офицеров и солдат где только можно. Фактически армия по своему состоянию разделилась на две части: одна в боеготовности, другая фактически насильно "демобилизована", но тоже знает, что завтра начнется война.

Поэтому Тимошенко попытался привести к "общему знаменателю" всю армию, узаконив то, что они с Жуковым частично уже сделали явочным порядком. Составив войскам "концертную программу" и приказав командующим округами тянуть время, в 19 часов нарком обороны сделал первую попытку уговорить исполняющего обязанности Председателя СНК повсеместно убрать войска от границы.

Смысл его предложений представляется таким: немцы явно готовят крупную провокацию, поскольку с иной целью нападать неполным составом армии вторжения не имеет смысла. А мы уже и так зашли слишком далеко, выдвинув свои войска к самой границе. Чтоб устранить возможность преждевременного соприкосновения РККА и Вермахта по нашей вине, войскам в боеготовности следует ждать нападения врага не на боевых позициях, а в полевых лагерях.

Тимошенко с адмиралом Кузнецовым пробыл в сталинском кабинете чуть больше часа. Не сумев добиться желаемого, в 20.15 наркомы покинули его.

Однако через 35 минут, в 20.50 Тимошенко снова вернулся туда, но уже с Жуковым. Причину этого Жуков изложил, и мы убедились, что он врет. Но поскольку "Директива ?1" все же появилась, значит, за это время произошло что-то важное.

Действительно, случилось то, что было нужно для появления такой директивы, чего все ожидали и боялись одновременно — почти классическая провокация на границе. 21 июня в девятом часу вечера на литовском участке советско-германской границы разгорелся бой пограничников и частей Красной Армии с подразделением Вермахта:

"На мариампольском направлении также самоотверженно действовали пограничники 3-й комендатуры. На этом участке первый бой, длившийся до 22 часов, с большой группой регулярной немецкой армии разгорелся в 20 часов 30 минут 21 июня в районе лесной чащи. Подразделение автоматчиков противника было полностью уничтожено". {100}

Было еще светло, и пограничники легко могли отличить одетых в немецкую униформу солдат от каких-либо диверсантов или бандитов.

Нападению Германии на Польшу предшествовали отдельные стычки на польско-германской границе, бои местного значения и, наконец, генеральная немецкая провокация в Глейвице. И вот теперь, когда всем известно, что через несколько часов начнется германо-советская война, немцы вновь стали раскручивать подобный сценарий!

Перестрелки на границе случались и раньше, но то как правило были столкновения пограничников с бандгруппами и переодетыми в форму РККА диверсантами. Теперь же на границе произошел настоящий бой с подразделением Вермахта. Опыт 1939 года заставлял думать, что за этим должна последовать более серьезная провокация.

Для Тимошенко и Жукова, целый день пытавшихся обезопасить, как они полагали, ситуацию на границе отменой боеготовности войск, это новое ЧП стало настоящим подарком. Теперь появилась возможность уговорить главу Правительства, во избежание роковых осложнений для СССР, отвести войска от границы.

Хотя что значит — "подарок"? Успех как правило приходит к тому, кто его готовит. Очевидно, читатель уже заметил, что как только начинался очередной этап приведения в боеготовность Красной Армии, так почти каждый раз случалось чрезвычайное происшествие, этому мешающее. В начале мая разразился международный скандал сразу после того, как приняли решение о переброске советских войск с Дальнего Востока на западную границу. 18 июня войска заняли позиции у границы, но буквально на следующий день произошел инцидент в Перемышле, после которого наркомат обороны отвел от нее части прикрытия. И вот теперь — лишь только там опять возжелали отвести войска от границы, как тут же словно на блюдечке возникло новое ЧП!

15. ДИРЕКТИВА О ПРОВОКАЦИЯХ

Закончив сказку про перебежчиков, Жуков переходит собственно к директиве:

"Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком".

Историки частенько льют слезы, что "директива N1" получилась (якобы по упертости Сталина) чересчур длинной, а ее передача и дешифровка заняли много времени, и потому-де войска не успели ее выполнить. А вместо нее следовало дать короткий сигнал — например, "ввести в действие план прикрытия-41" (либо "Буря", "Гроза" или тому подобное). А якобы жаждавший боеготовности Жуков что-то подобное и предлагал и.о. председателя СНК. Как бы не так!

" — Читайте! — сказал И. В. Сталин.

Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:

— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений". {101}

Жуков невольно проговорился, что их с Тимошенко вариант директивы был длиннее, чем якобы "сталинский", и, самое главное, другим по смыслу. Ни о какой короткой команде типа "Приступить к выполнению плана прикрытия-41" Тимошенко с Жуковым тогда не заикались, да и не могли по известным уже причинам.

Что они предлагали конкретно, можно гадать. Повторю — скорее всего, там было указано, кого и куда отводить, чтобы избежать попадания советских войск в немецкие провокации. Но и.о. председателя СНК с ними не согласился. От него только смогли добиться указаний, что провокаций ожидать все-таки следует и на них не поддаваться. И еще они добились существенной дезориентации войск о времени нападения немцев. Если сутки назад войска правильно готовили к нападению немцев в 3-4 часа утра 22-го июня, то теперь срок был размазан на целых два дня — 22-23 июня, а само нападение из безусловно предопределенных перешло в разряд возможных событий:

"Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.

1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко. Жуков.

21.6.41г. ".

Впервые на то, что эта директива вовсе не о "боеготовности", а истинный ее смысл — "не поддаваться на провокации" — указал Ю. И. Мухин. {102} В самом деле. В преамбуле директивы прямо указана главная задача — "не поддаваться ни на какие провокационные действия". После боя с немцами на границе появление такой задачи становится понятным. Хотя она тут же ставит серьезнейший вопрос, который так и остался без ответа: а как войска поймут, что это провокация, а не реальное нападение?

Далее идет подтверждение тому, что уже было выполнено раньше — "войскам... быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев". То есть утвердивший директиву и.о. Предсовнаркома считал, что войска на тот момент находились в боеготовности. Что еще раз подтверждает: если ее где-то отменили, то сделали это незаконно, несмотря даже на приказ наркома.

А в приказной части перечисляются конкретные мероприятия, которые следует выполнить в эту ночь — то, что не было доделано по боеготовности в предыдущие дни и часы. Прежде всего — занять огневые точки на самой границе, что до тех пор запрещалось.

Тот самый пункт о боеготовности, по которому историки дали название директиве — стоит только на третьем месте в третьей, приказной части. Смысл его — привести в боеготовность оставшиеся части. Которые по каким-то причинам еще не были боеготовыми. Другими словами, ликвидировать оставшиеся "хвосты" в данном направлении.

Ну и бросается в глаза отсутствие связи директивы со сведениями жуковского перебежчика: ему якобы поверили в главном, что завтра утром начнется война, но вместо сообщенного им точного времени нападения — утро 22 июня — указали размазанный на целых два дня срок.

16. САБОТАЖ "ДИРЕКТИВЫ N1"

Итак, получив якобы столь долгожданное разрешение объявить войскам боеготовность, в 22-20 Тимошенко и Жуков вышли из Кремля с готовой "Директивой N1". Заместитель Жукова генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин сразу выехал в Генеральный штаб, чтобы немедленно передать ее войскам.

В штабы округов директиву передали в 0 часов 30 минут 22 июня, затратив только на ее отправку больше двух часов. Но для тех, кто будто бы стремился к немедленной боеготовности, это очень много. Техника того времени вполне позволяла передать текст директивы быстрее. Даже в ЗапОВО за меньшее время ее успели не только получить, расшифровать и обсудить в дружественной обстановке, но и вновь зашифровать и отправить штабам армий уже к 2 часам 25 минутам. {103}

Но пусть какую-никакую, а директиву Жуков получил, зная при этом, что передача ее будет достаточно долгой. Если ему нужна была немедленная готовность частей на позициях, то каких действий от них следовало ожидать? Разумеется, схватить телефон ВЧ-связи с аппаратурой засекречивания речи и приказать командующим — поднимайте войска немедленно, немцы вот-вот нападут!

Тимошенко и Жуков по возвращении из Кремля действительно активно пользовались телефоном и неоднократно говорили по ВЧ с командующими округами Кузнецовым, Павловым, Кирпоносом и их начальниками штабов. {104} Может, срочный выход на боевые позиции был целью указаний? Как бы не так!

Вечером 21 июня генерал армии Мерецков как представитель Главного командования выехал в Ленинградский военный округ. Перед отъездом задачу ему ставил лично маршал Тимошенко. В этот момент Директива N1 уже была готова да плюс о том, что утром немцы нападут, все узнали еще сутками раньше. Но главной задачей Мерецкова было не отбить это нападение:

"С. К. Тимошенко сказал тогда:

— Возможно, завтра начнется война! Вам надо быть в качестве представителя Главного командования в Ленинградском военном округе. Его войска вы хорошо знаете и сможете при необходимости помочь руководству округа. Главное — не поддаваться на провокации.

— Каковы мои полномочия в случае вооруженного нападения? — спросил я.

— Выдержка прежде всего. Суметь отличить реальное нападение от местных инцидентов и не дать им перерасти в войну. Но будьте в боевой готовности. В случае нападения сами знаете, что делать.

Итак, продолжает действовать прежняя установка. Сохранить мир для страны, на сколько удастся: на год, на полгода, на месяц... если все же война начнется, но не сейчас, а потом, то тогда легче будет вступать в нее. Выиграть время во что бы то ни стало! Еще месяц, еще полмесяца, еще неделю. Война, возможно, начнется и завтра. Но нужно попытаться использовать все, чтобы она завтра не началась. Сделать максимум возможного и даже толику невозможного. Не поддаваться на провокации, ведь действует заключенный с Германией договор. Не плыть по течению, а контролировать события, подчинять их себе, направлять в нужное русло, заставлять служить выработанной у нас концепции. Но что мы сейчас можем сделать, чтобы война не началась завтра? " {105}

Итак, Тимошенко приказывал быть в боевой готовности и попытаться предотвратить войну. Но что можно сделать сегодня для предотвращения неизбежной войны, коли враг решил непременно начать ее завтра? Если вести себя тише воды ниже травы, то так ее вряд ли предотвратишь. Но именно такую стратегию избрал Тимошенко — оттянуть войну хотя бы на неделю. И в тот вечер 21 июня главной его заботой была не встретить всей мощью врага на боевых позициях, а непонятно на чем основанная надежда оттянуть его способом, который можно назвать словом "не высовываться". А у кого чего болит, тот о том и говорит, хоть лицом к лицу Мерецкову, хоть по телефону ВЧ Кузнецову или Павлову. На допросе 7 июля бывший командующий Западным округом Павлов показал:

"В час ночи 22 июня с. г. по приказу народного комиссара обороны я был вызван в штаб фронта...

Первым вопросом по телефону народный комиссар задал: "Ну, как у вас, спокойно?" Я ответил, что очень большое движение немецких войск наблюдается на правом фланге, по донесению командующего 3-й армией Кузнецова, в течение полутора суток в Сувальский выступ шли беспрерывно немецкие мотомехколонны. По его же донесению, на участке Августов — Сапоцкин во многих местах со стороны немцев снята проволока заграждения. На других участках фронта я доложил, что меня особенно беспокоит группировка "Бялоподляска".

На мой доклад народный комиссар ответил: "Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но смотрите ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации — позвоните". На этом разговор закончился". {106}

Тимошенко, который 20 и 21 июня двумя директивами подряд письменно предупредил войска о внезапном нападении, и в час ночи 22 июня большой войны не ждал. Его по-прежнему заботила возможность провокаций, потому о срочном выводе на боевые позиции у него речи нет. Поскольку Павлов обязан был считаться с тем, что его показания может прочесть и Тимошенко, то вряд ли он сильно исказил слова наркома. Надо полагать, суть разговора он передал верно.

Между тем, пока Мерецков собирался в путь, где-то с одиннадцати часов вечера практически весь старший комсостав западных округов сидел в штабах и ждал распоряжений из Москвы. Однако никто из них команды срочно выводить войска на позиции по телефону не дождался. Наоборот, они дождались другой команды, и то, что в это время происходило, примеру, в ПрибОВО-СЗФ, уже не удивляет.

Вот приказ командира 16 стрелкового корпуса 11-й армии, отданный 5-й, 33 и 188-й стрелковым дивизиям в 1 час 30 минут 22 июня {107}:

N0012 Серия "Г"

22.6.41.

Командирам 5, 33 и 188 сд

Командующий 11 армией приказал:

Мин не ставить.

Для охраны ДЗОТ оставить небольшие группы дозоров под командой среднего командира. Остальных людей рот, обеспечивающих полосу предполья, снять немедленно.

Работы на основной полосе продолжать.

Командир 16 стрелкового корпуса

Генерал-майор Иванов

Начальник штаба (подпись)

Отправлено в 1-30 22.6.41.

Остановимся на нем. Около часа ночи командующий армии приказывает войскам оставить предполье. Даже просто по логике событий ни командарм, ни командующий округом по своей инициативе такой приказ не могли дать! Еще утром 21 июня они сами предупредили начсостав, до стройбатов включительно, что через сутки начнется война. За день обстановка на границе только ухудшилась, а с темнотой немцы открыто стали выходить к нашим позициям. Кто в такой обстановке станет отводить роты из предполья? Только тот, кому строго приказали это сделать!

Несомненно, такой приказ пришел с самого верха. Если из НКО до командира корпуса приказ шел по телефону, на это затратили меньше часа, если же из округа он шел шифром по телеграфу — то около 3-х часов. То есть в Генштабе приказ отдали около полуночи плюс-минус один час. В то самое время, когда, как пишет Жуков,

"...мы с наркомом обороны по возвращении из Кремля неоднократно говорили по ВЧ с командующими округами Ф. И. Кузнецовым, Д. Г. Павловым, М П. Кирпоносом и их начальниками штабов".

И эти указания — прямая противоположность указанию "Директивы ?1":

"Приказываю: а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе... Тимошенко, Жуков"!

То есть в директиве, которая в тот момент еще не дошла до войск, нарком и его начальник штаба писали одно, а по телефону приказывали прямо противоположное! Что нас уже не должно удивлять — несколькими часами ранее он также давал указания, противоречащие содержанию отданной по приказу Сталина "директивы 20.06.41".

Это было еще до прихода в ПрибОВО-СЗФ "Директивы N1". Но вот та директива добралась, наконец, до командующего округом Ф. И. Кузнецова. И что же? Давая на основе ее приказ войскам о нападении врага, Кузнецов, тем не менее, вопреки этой самой директиве, вновь фактически запрещал подразделениям занимать позиции в предполье. Вот приказ, который он дал своим армиям в 2-25 22 июня:

ВОЕННЫМ СОВЕТАМ 8-й и 11-й АРМИИ

22 июня 1941 г. 2 часа 25 минут

1. Возможно в течение 22-23.6.41 г. внезапное нападение немцев на наше расположение. Нападение может начаться внезапно провокационными действиями.

2. Задача наших частей — не поддаваться ни на какие провокационные действия немцев, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно наши части должны быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и разгромить [противника].

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади. Боевые патроны и снаряды выдать.

В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать. {108}

Еще раз подчеркну: прямое требование "директивы N1" — занять огневые точки на границе, что Кузнецов и запрещает делать.

Очевидно, командующий округом нарушил директиву своего прямого начальника — наркома обороны — потому, что тот по телефону прямо и приказал нарушить свой письменный приказ. Что, впрочем, опять нас не должно уже удивлять. Значит, дожал-таки в какой-то мере по телефону Жуков командующего самым боеготовым на тот момент фронтом (вспомним его ругань и угрозы в адрес Кузнецова), как тот не сопротивлялся с 20 июня, причем дожал в самый последний момент.

Видимо, решающую роль тут сыграл бой в девятом часу вечера на участке его округа: получив давно страшившую всех провокацию именно на вверенном ему участке обороны, Кузнецов на этот раз вынужден был частично уступить начальству.

Такую линию с готовностью войск Тимошенко и Жукова продолжили даже после нападения немцев. У генерала Болдина после скандала с Павловым из-за поездки в Белосток, куда Павлов очень хотел поехать, состоялся следующий разговор с Тимошенко:

" За короткое время в четвертый раз вызывает нарком обороны. Докладываю новые данные. Выслушав меня, С. К. Тимошенко говорит:

— Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам.

— Как же так? — кричу в трубку. — Ведь наши войска вынуждены отступать. Горят города, гибнут люди!

Я очень взволнован. Мне трудно подобрать слова, которыми можно было бы передать всю трагедию, разыгравшуюся на нашей земле. Но существует приказ не поддаваться на провокации немецких генералов.

— Разведку самолётами вести не далее шестидесяти километров, — говорит нарком.

Докладываю, что фашисты на аэродромах первой линии вывели из строя почти всю нашу авиацию... Настаиваю на немедленном применении механизированных, стрелковых частей и артиллерии, особенно зенитной.

Но нарком повторил прежний приказ: никаких иных мер не предпринимать, кроме разведки в глубь территории противника на шестьдесят километров". {109}

В этом отрывке много странного. Например, почему нарком передает указания командующему округом через его зама? С чего это командующий сам не захотел говорить с наркомом? Что, нарком ему уже был не нужен? Но интересующий нас момент Болдин в основном передал верно, ибо писал эти строки при живом Тимошенко, и тот в случае большого вранья по его адресу, мог лично высказать свое ай-я-яй товарищу Болдину. А ссылка на товарища Сталина, запрещающего вести артогонь по немцам — очевидно, попытка Болдина как-то подсластить пилюлю для Тимошенко.

То есть, Тимошенко и Жуков саботировали выполнение якобы с таким трудом выбитой ими у и.о. Председателя СНК директивы. Значит, даже в таком виде "Директива N1" была для главнокомандования РККА слишком радикальной и опасной, и появилась против их желания. Следовательно, они хотели чего-то совсем другого, осторожного, если не совсем противоположного.

Конечно, тимошенко был неправ, но надо признать, не на все сто процентов. В тот же день сотрудники ТАСС передали из Японии, что в японском руководстве отнюдь не всем было ясно, кто начал германо-советскую войну:

"Токио, 22 июня (ТАСС)

Бывший японский посол в СССР Того: "На основании газетных сообщений, — заявил Того, — пока трудно решить, какая сторона выступила первой". {110}

17. ЕЩЕ О ПРЕДВОЕННОМ ВЕЧЕРЕ НА СЗФ

Правда, не следует преувеличивать, считая отданный Кузнецовым приказ какой-то трагедией. Ведь он приказал отвести подразделения предполья буквально сразу за оборонительные сооружения, поэтому в данном случае это практического значения почти не имело. Этот случай показателен именно в том плане, что Тимошенко и Жуков устно фактически отменяли свои письменные директивы.

После боя с немцами на границе и принятия "Директивы ?1" основным объектом внимания Тимошенко и Жукова стал командующий ПрибОВО-СЗФ Кузнецов. Тем более что столкновения там продолжались и с наступлением темноты:

"На участке 107-го пограничного отряда (начальник отряда майор П. С. Шалымагин, начальник штаба капитан А. С. Григорьев) уже 21 июня 1941 года пограннаряды 1-й и 7-й застав имели столкновения с солдатами регулярных войск гитлеровской армии, которые поодиночке и группами с наступлением темноты стали нарушать границу". {111}

Он и ранее, как наиболее продвинутый в отношении боеготовности, уже подвергался обработке с их стороны. Вот в каком состоянии запомнил Кузнецова начальник связи 11-й армии в конце дня 21 июня:

"Не слишком ли вы открыто сосредоточились у границы? — спросил командующий округом Ф. И. Кузнецов. — Как бы на той стороне не пронюхали об этом. Не избежать тогда неприятностей.

Мы все сделали, чтобы наши перемещения не вызывали подозрений. Просто соединения оставили лагерь в порядке учений, — ответил И. Т. Шлемин.

— Руководство одобрило?

— Есть решение Военного совета армии.

— Мне доложили, что и боеприпасы выданы войскам.

— Выданы.

— Пожалуй, поторопились. Осторожнее с ними. Один случайный выстрел с нашей стороны немцы могут использовать как повод для любых провокаций.

— Понимаем. Люди строго предупреждены.

Несколько секунд оба стояли молча, уставившись друг на друга...

Кузнецов нервно то надевал, то снимал перчатки.

— Запутанная обстановка. Страшно запутанная...

Командующий округом направился к выходу. Был он заметно расстроен, шел углубленный в свои мысли, ничего не замечал. Уже сидя в машине что-то собирался сказать начальнику штаба армии, но промолчал и только махнул рукой:

— Ладно!

Конкретных указаний он не дал. Но мы были довольны уже тем, что боеприпасы остались в войсках.

Через два часа я выехал в форт N6.

Наступил вечер 21 июня". {112}

Уже тогда Кузнецов выглядел несколько подавленным, но еще сопротивлялся — к примеру, разрешил войскам оставить боеприпасы. Но после первого боя и последующих стычек на границе, на него стали давить сильнее, упирая на то, что именно на его участке произошел вооруженный конфликт. В конце концов Кузнецов вынужден был кое в чем отступить. Кроме того, в обход него кто-то прямо давил также на командующих армиями и нижестоящих командиров. К примеру, вечером 21 июня в ПрибОВО представители командования округа, приехавшие из Риги, пытались отбирать боеприпасы, выданные еще 18-20 июня! Но когда прибывший в штаб 11-го стрелкового корпуса член Военного совета округа П. А. Диброва распорядился отобрать боеприпасы, то командир корпуса Шумилов справедливо потребовал от него письменный приказ. И Диброва такого приказа ему не дал! {113} То есть писать их почти никто (за исключением, и то в некоторой степени, самого Ф. И. Кузнецова) не решался. Потому что знали, что они шли вразрез с отданными ранее официальными директивами наркомата обороны, принятыми по указанию главы правительства.

В то время как основное внимание по телефону Жукова и Тимошенко уделяли Кузнецову, в остальных округах командиры сидели в своих штабах и ждали распоряжений из наркомата обороны. На какой-то период другие командующие остались без давления Тимошенко и Жукова. Когда же по телеграфу они получили из Генштаба уведомление, что в ближайшее время к ним поступит важная шифровка, то многие справедливо посчитали, что там будет подтверждение требованиям "Директивы 20.06.41" о выводе войск на позиции. И начали выполнять это каждый на свой лад.

В Одесском округе генерал Захаров, не дожидаясь шифровки, приказал всем войскам занять позиции в своей полосе обороны, включая предполье.

В 6-й армии КОВО, как уже говорилось, 97-я и 41-я стрелковые дивизии еще до полуночи двинули отряды поддержки пограничников, оставив пока главные силы дивизий в лагерях. А в соседней 26-й армии 72-я и 99-я стрелковые дивизии находились на позициях полностью. Тем не менее в КОВО долго еще мешали войскам занимать свои позиции в полосе обороны только 5-й армии. К примеру, командир 45-й сд Г. И. Шерстюк вспоминал:

"К 8-30 22-го июня начальник штаба дивизии восстановил связь по линии Ковель — Любомль и вызвал меня к телефону. На мой первый вопрос "Каковы распоряжения свыше на действия дивизии", я получил распоряжение командира 15 СК: "Провокация, частям дивизии быть в гарнизонах в полной готовности, категорически запретить пограничному отряду ведение огня, ждать дополнительных распоряжений". {114}

Откуда бы командиру корпуса знать, что это провокация? Это командование 5-й армии и округа даже через 4 часа после начала войны мешало выводить войска из лагерей. Начальник штаба 15-го ск, командир которого не давал Шерстюку выводить войска, заставляя их сидеть в гарнизонах, генерал-майор Рогозный:

"Как оценивалась обстановка на границе в этот период, свидетельствуют выводы, сделанные командующим 5-й армией после получения информации 20 июня от одного из работников разведывательного управления штаба округа о явных приготовлениях противника к боевым действиям. Эти выводы сводились к следующему:

1. Немцы воевать с нами не будут, т.к. между СССР и Германией существует договор о ненападении

2. Германия испытывает недостаток в продовольствии и других средствах и начать войну не может...

22 июня в 3 часа 20 минут командующий 5 А генерал-майор Потапов М. И. позвонил мне на квартиру и передал следующее: "Немцы кое-где начали вести бой с нашими погранзаставами. Это очередная провокация. На провокации не идти. Войска поднять по тревоге, но патронов не выдавать". {115}

Тем же, кто занял свои позиции, в иных местах препятствовали вести по врагу артогонь аж до 10 часов утра.

Важный момент — а когда войска официально были извещены правительством, что завязавшиеся бои — уже никакая не провокация, а война со стороны Германии? Это произошло довольно быстро. Уже в 4 часа 50 минут штаб Балтийского флота получил телеграмму из Москвы, что это не провокации, а нападение Германии — началась война:

"4 часа 50 минут. Быстрыми шагами входит к своему столу в. Ф. Трибуц... Я молча протягиваю ему бланк телеграммы. Вице-адмирал медленно читает вслух:

— "Германия начала нападение на наши базы и порты. Силою оружия отражать противника".

Вздохнув, он ставит свою размашистую подпись. Офицер Кашин берет телеграмму. Вскоре она понеслась по проводам и эфиру в Ханко, Ригу и на остров Эзель, в Кронштадт соединениям, частям и кораблям. Странное дело, мы облегченно вздохнули, будто с плеч спала тяжесть. Кончилась неизвестность. Все встало на свое место. Теперь оставалось действовать". {116}

До соединений сухопутных войск извещение дошло чуть позже, но все равно довольно быстро. К примеру, в 5-ю стрелковую дивизию СЗФ оно попало в 6 часов утра:

"Помню, это было около шести часов, потому что именно в шесть часов еще раз позвонили из штаба корпуса и сообщили, что началась война. Эта новость нас уже не поразила. Гораздо сильнее поразило нас известие, что германская авиация бомбила Киев, одессу, Минск, Каунас". {117}

18. МОЛЧАНИЕ ЯГНЯТ

Возможны возражения, что это не военачальники, включая Тимошенко с Жуковым, 20, 21-го и в ночь на 22 июня мешали выводить войска на позиции и приводить их в боеготовность, а сам Сталин и потом замещавший его Молотов. Вроде, директивы-то они как бы давали, но потом тайком названивали и запрещали занимать огневые точки на границе.

Выше мы рассмотрели множество событий за период с 18 по 21 июня. Давайте по пунктам отметим узловые моменты.

1. Выход приграничных дивизий 18 июня на боевые позиции во всех западных округах.

2. Последующий отвод их 20 июня в Киевском и Западном округах назад.

3. Предупреждение в ночь с 20 на 21 июня командного состава округов о точных дате и времени немецкого нападения.

4. Повторное, в связи с этим, приведение войск в боеготовность в ночь с 20 на 21 июня.

5. Отвод войск и фактическая отмена их боеготовности днем 21 июня во многих местах с массовым "загоном" в некоторых округах и флотах командного состава вечером 21 июня на развлекательные мероприятия.

6. Саботирование рядом высших военачальников, включая наркома обороны с начальником Генштаба, выполнения даже ущербной "Директивы N1" в ночь на 22 июня и утром, и даже директивы N2 об отражении и уничтожении врага там. Где он вторгся на нашу територию.

Предположим, что пункты 1, 3, 4 — это заслуга наших военных и политиков-хрущевцев, делавших это, преодолевая сопротивление Сталина. А пункты 2, 5, и 6 — целиком на совести Сталина.

Можно не сомневаться — будь Сталин инициатором действий отмены боеготовности хоть по одному пункту, то хрущевцы вдоволь поплясали бы на них, не преминув раструбить малейшую свою заслугу и раздуть любое возражение Сталина. А что мы видим? Что рассказали о тех четырех днях по всем 6 пунктам главные действующие лица — те, кто принимал решения или входил в высшее военное руководство?

Главный из них, нарком обороны Тимошенко, мемуаров не оставил вообще. А если что и написал, то оно до сих пор лежит где-нибудь в архиве на очень "секретном хранении". Тимошенко, безусловно, честный и волевой человек, и несмотря на ошибки, вполне мог сказать все как было. Но его правда шла бы вразрез с линией партии, согласно которой всю вину за ошибки и неудачи 41-го нес один Сталин, и потому воспоминания Тимошенко на свет не появились. Можно только пожалеть об этом. А врать в угоду ЦК КПСС и валить свою вину на Сталина, как это сделал Жуков — даже предположение об этом для Тимошенко просто оскорбительно.

Вот заместитель командующего ЗапОВО И. В. Болдин. Кроме нарушения границы немецкими самолетами за сутки до войны, и концерта вечером 21 июня из всех событий он упомянул только факт назначения его в сентябре 1940г. на должность первого заместителя командующего войсками округа. Больше ничего примечательного перед войной Иван Васильевич не отметил.

В противовес ему довольно подробно рассказал о предвоенных событиях в своем округе начальник оперотдела штаба КОВО И. Х Баграмян. Но из перечисленных выше 6 принципиальных пунктов он мельком коснулся только отвода войск 20 июня, да и этот единственный острый момент, чтоб обойти цензуру, хитрый армянин вложил в уста младшего лейтенанта Куликова. Мол, его об этом и спрашивайте.

А вот маршал А. М Василевский о тех днях в своих солидных мемуарах:

"27 мая Генштаб дал западным приграничным округам указания о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов, а 19 июня — вывести на них фронтовые управления Прибалтийского, Западного и Киевского особых военных округов. Управление Одесского округа по ходатайству окружного командования добилось такого разрешения ранее. 12-15 июня этим округам было приказано вывести дивизии, расположенные в глубине округа, ближе к государственной границе. 19 июня эти округа получили приказ маскировать аэродромы, воинские части, парки, склады и базы и рассредоточить самолеты на аэродромах". {118}

Уже набивший оскомину приказ НКО от 19 июня — это не оперативный, а всего лишь приказ о способах маскировки войск. Такие приказы регулярно выходили раз в полгода, и этот был вызван тем, что в войсках халатно отнеслись к выполнению предыдущих. По шести пунктам у Василевского — практически ноль.

Г. К. Жуков говорил и писал еще больше, но о событиях 18-21 июня в его знаменитой книге еще меньше, чем у Василевского, точнее — ноль без палочки. Академику истории Анфилову, которого Ю. Мухин справедливо назвал "подонком от истории", конечно верить трудно. Тем не менее вот что он рассказал о своем интервью с Жуковым:

"Более того, на мой вопрос: "Как же все-таки вы с Тимошенко, имея данные, что противник сосредоточился и занимает исходные данные для наступления, не смогли убедить Сталина в необходимости хотя бы за 2-3 дня до вторжения привести войска в полную боевую готовность и занять позиции согласно плану прикрытия государственной границы"? Жуков ответил так: "Да, видели, что вот-вот война. Испытывали страшную тревогу. Ежедневно просили его дать такое разрешение. И вместе с тем так верили в Сталина, что полагали: он найдет выход из положения и отодвинет войну". {119}

Надо же, как оба вешают лапшу на уши читателей. Видите ли, каждый день Жуков просил Сталина — и 18-го, и 20, и 21-го просил, да не допросился. А ведь какие авторитеты — Маршал Победы с целым академиком! Простому читателю в голову не придет, что тут ровно наоборот — это Жукову чуть ли не ежедневно ставили задачу привести войска в боеготовность — и 18, и 20, и 21 июня. Результат выполнения тех приказов мы уже видели.

Сюда можно добавить членов Политбюро ЦК ВКП(б) Хрущева, Микояна и Кагановича, ни словом не обмолвившихся о тех событиях. Один только опальный Молотов весьма близко к правде, но предельно лаконично, не вдаваясь в подробности, обобщил события тех дней:

"... Кирпонос и Кузнецов привели войска в готовность, а Павлов — нет... Военные, как всегда, оказались шляпы".

И вот это молчание ягнят показывает, что именно в руководстве РККА была группа генералов, включая самого Тимошенко, которая вместе с частью Политбюро, не понимавшего до конца всей сложности обстановки, и мешали войскам занимать свои позиции и приводить их в боеготовность. Правда, следует отделить эту группу от Тимошенко по тем целям, которыми они при этом руководствовались, но об этом позже. Это же глухое молчание по пунктам 1, 3, 4 говорит о том, что инициатором мероприятий по приведению войск в боеготовность в первую голову было обеспокоенное политическое руководство, прежде всего лице Сталина.

Есть еще один вопрос, на который частично здесь уже отвечали. Если Тимошенко и Жуков нарушили указания самого Сталина, то почему их не наказали? Вообще-то их наказали — уже 2-го июля Тимошенко, а впоследствии и Жуков были сняты со своих постов. Уверен, многим покажется дикой мысль, что Тимошенко и Жуков вообще могли нарушить приказ Сталина. Действительно, а вообще приказы и указания Сталина прямо и открыто еще когда-либо нарушались? Оказывается, хоть не запросто и нечасто, но нарушались и даже отменялись! Когда немцы подошли уже к самой Москве, то всего лишь Жуков — один и в острой обстановке, отменил приказ Сталина. Тогда Шапошников и Сталин через голову Жукова разрешили командующему 16-й армии Рокоссовскому отвести войска за Истринское водохранилище. Узнав об этом, Жуков немедленно отреагировал:

"Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков". {120}

Приказ Сталина был обоснован, отойти все равно пришлось, и Жуков протестовал не по сути приказа. Там взыграло уязвленное самолюбие генерала, которого невольно проигнорировал начальник. Жуков протестовал против вмешательства в дела, где он считал себя единоначальником. Вот как историк Ю. Мухин оценивает характер отношений Жуков-Сталин в военных вопросах:

"Вообще-то Жуков, как человек, боялся Сталина... Но когда речь шла о военных вопросах, в которых Жуков считал себя специалистом, то он вел себя со Сталиным порою дерзко до грубости. Самолюбие не давало ему признать чье-то верховенство над собою. Даже верховенство Сталина... отменив приказ [Сталина командарму-16 Рокоссовскому — С.Г.], Жуков возложил только на себя всю полноту ответственности. И то, что он, отстаивая свои решения, даже дерзил Сталину, говорило последнему, что этот подчиненный ответственности не боится. А такие подчиненные в жизни так же редки, как и жемчужное зерно в навозной куче". {121}

С этой оценкой можно согласиться. Безусловно, Жуков волевой и амбициозный генерал. Но в то же время это всего лишь Жуков — который с появлением политического заказа по обливанию грязью Сталина, проявил себя держащим нос по ветру флюгером и беспринципным карьеристом. Тот самый Жуков, у которого хватило ума и совести бахвалиться, что он свою столицу защитил, а вражескую — взял. А что же тогда говорить о волевом Тимошенко, "упертость" которого отмечал сам Сталин, и который, несомненно, был куда более масштабной личностью, чем Жуков?

А здесь на повестке был вопрос не обороны рубежа, пусть даже важного, а судьба всей страны. И если надо для дела, то эта волевая пара — при безусловном верховенстве Тимошенко — вполне могла пойти против воли начальства. Но самое интересное, 20-21 июня Тимошенко и Жуков вполне могли отменить и свой прежний приказ, и даже приказ Сталина без особых для себя последствий. Почему?

Массовый подвод войск прикрытия к границе в условиях Тройственного пакта — это в первую голову политический, а уж потом военный акт, на который, безусловно нужна санкция политического руководства (Сталина). А нужен ли его приказ для отвода войск на каких-то участках на несколько километров?

Ведь именно военные, и только они отвечают за то, чтоб выход войск не перерос в войну с немцами при виновности в этом Советского Союза. Т.е. Тимошенко со своим начальником штаба лично отвечали за "недопущение провокаций", ведущих к гибельным для страны последствиям. И если они считают, что для этого войска на каких-то участках следует разместить, положим, не в 1-2, а в 5-10 километрах от границы, или временно где-то отвести их вообще в полевые лагеря или куда-то в леса, то это прежде всего их ведомственное дело. И никто тут не может вмешиваться и указывать им, ни Берия со Сталиным, ни все Политбюро в целом. Тогда Сталин не был Главнокомандующим и не мог приказывать наркому обороны, где и какой батальон тому размещать. Это был тот случай, когда военные искренне могли считать, что знают обстановку и разбираются в своих делах лучше Сталина. А всякое мелочное вмешательство справедливо воспринимали обидным и недопустимым для себя, из-за чего нарком с полным правом мог заявить: "Командую войсками Красной Армии Я!"

Уж не знаю, хорошо это или плохо, но Сталин и Молотов перед войной в вопросах командования войсками безусловно не были в том положении, в котором оказался Гитлер в ее конце. Когда 3 марта 1945 г Геббельс записал в дневнике:

" Дитрих... жалуется, что фюрер дает слишком мало свободы своим военным соратникам и это уже-де привело к тому, что теперь фюрер решает даже вопрос о введении в действие каждой отдельной роты. Но Дитрих не вправе судить об этом. Фюрер не может положиться на своих военных советников. Они его так часто обманывали и подводили, что теперь он должен заниматься каждой ротой. Слава Богу, что он этим занимается, ибо иначе дело обстояло бы еще хуже". {122}

Все же перед войной у Сталина и Молотова не было причин лично назначать положение в предполье каждой стрелковой роты или батальона.

То есть если у Сталина ( тем более Молотова) были разногласия с наркомом обороны по вопросу конкретного положения частей и подразделений у границы, то Тимошенко мог решить их в свою пользу с помощью неотразимого аргумента о недопустимости гибельных провокаций. Но к глубокому сожалениию, под желание не допустить провокаций легко маскировали свои действия и те, у кого были совсем другие намерения.

Глава VIII

КОМУ ГИТЛЕР ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНЕЕ СТАЛИНА

1. МОТИВ

Начиная новую агрессию, Гитлер впереди Вермахта пускал пропаганду и пятую колонну. И в 1938-41 годах неизменно добивался ошеломляющего успеха. Его по сути программный тезис, который здесь приводился, не грех процитировать снова: "Зачем мне деморализовать противника военными средствами, если я смогу это сделать лучше и дешевле другим путем?... Через несколько минут Франция, Польша, Австрия, Чехословакия лишатся своих руководителей. Армия останется без генерального штаба. Все политические деятели будут устранены с пути. Возникнет паника, не поддающаяся описанию".

Хотя Советский Союз в этом списке отсутствовал, но совершенно очевидно, что первую очередь это положение должно было касаться именно его. Ведь важнее всего перед войной максимально ослабить, а в идеале и вовсе обезглавить, именно самого сильного своего противника.

Было ли в то время внутреннее положение СССР стабильным и прочным? И да и нет. Как показала столь долгая и тяжелая война, власть большевиков поддерживалась подавляющим большинством советского народа. С другой стороны, все 20-30-е годы в рядах правящей партии и на вершине власти СССР шла острая политическая борьба, сопровождающаяся многочисленными заговорами и предательством. После драматических событий 1937-38 годов бури на вершине власти как будто бы стихли. Но значит ли это, что там не осталось недовольных политическим курсом руководства ВКП(б) во главе со Сталиным, а всех предателей и заговорщиков ликвидировали? И что Гитлеру накануне войны не на кого было опереться в своих попытках дестабилизировать положение если не во всем СССР, то по крайней мере, в Красной Армии?

Пятая колонна появляется вследствие ошибок верховной власти и воздействия вражеской пропаганды. Конечно, прямо достать население СССР своей пропагандой Гитлеру было очень сложно. Ведь печатные средства массовой информации находились в руках советского правительства, а радиоприемники у рядовых граждан тогда еще были очень редки. Но столь благоприятным для советской пропаганды положение было лишь до поры до времени.

Обстановка существенно изменилась, как только пошла сплошная полоса внешнеполитических и военных успехов Гитлера. Как ни парадоксально, с этого момента советские СМИ против своей воли ... сами стали своеобразным рупором гитлеровской пропаганды! И тут ничего нельзя было сделать. Советский народ должен быть информирован о событиях в мире и реальной обстановке вокруг своей страны. Но сообщая о новой победе Гитлера, советские СМИ невольно создавали ему определенный авторитет среди своего населения. Положение усугублялось тем, что у рядового российского и советского обывателя, а тем паче его интеллигетского слоя, немцы уже давно имели славу сильного, высокоразвитого и организованного народа. И каждая новая победа Гитлера автоматически укрепляла это представление. Теперь главную роль в германской пропаганде играло уже не ведомство Геббельса, а собственно успехи Германии.

Нейтрализовать их можно было пропагандой аналогичных достижений СССР, а таковых, за исключением разве что локальной победы Красной Армии на Халхин-Голе, почти не было. Кроме того, зачастую внешнеполитическая победа Гитлера автоматически являлась поражением СССР, как это было в Испании или Чехословакии. В итоге за 1938-41 годы Гитлер приобрел среди советского населения славу грозного завоевателя и внушил многим определенный страх перед небывалой силой руководимой им Германии. Как верно говорят, любишь ты по своему желанию, а боишься — уже по чужой воле. Слабых успехи Гитлера повергали в уныние, среди неустойчивых порождали пораженческие настроения, а у недовльных стимулировали предательство.

Особенно опасным это явление было в рядах вооруженных сил. Перед войной среди красноармейцев было довольно распространено мнение (кто работал в архивах и читал донесения политработников о настроении личного состава перед войной, то скорее всего это встречал), что если мы столь тяжело воевали с Финляндией, то уж с немцами нам наверняка не справиться. Но будь такое явление распространено только среди рядового состава, то это еще полбеды.

Нарком обороны Тимошенко 20 и особенно 21 июня пытался обезопасить ситуацию на границе путем отвода их в лагеря, чтобы снизить опасность провокаций. Безусловно, Тимошенко во многом ошибался. Но прежде всего он исходил из интересов дела — не допустить гибельной для страны войны на два фронта. Хотя здесь тоже не все просто — ошибившись со сроком нападения немцев, он уже следовал в фарватере этой ошибки и порою пытался не столько ее исправить, сколько загладить свою вину за нее.

Однако все факты отвода войск 21 июня, а тем более, полной отмены их боеготовности и разоружения, действиями одного только Тимошенко объяснены быть не могут. Поэтому подошел момент подробно рассмотреть вопрос о предательстве среди высшего командования Красной Армии накануне и в начале войны.

Может показаться, что эта книга противоречит версии предательства. К примеру, командующий ЗапОВО генерал Павлов не привел в боеготовность свои войска, и они потерпели сокрушительное поражение. Можно ли выдвигать ему обвинения в предательстве, если он выполнял хоть и незаконные, но все же указания наркома Тимошенко, поддерживаемые к тому же частью Политбюро?

Мотив действий Тимошенко (во всяком случае, автору) понятен. Посмотрим теперь, из чего скорее всего исходил Павлов, когда не только отменял боеготовность, но и прямо разоружал вверенные ему войска.

После разгрома Западного фронта 4 июля его арестовали, предъявив обвинение в измене, и затем судили. 22 июля 1941 г. на процессе председатель суда спрашивает Павлова:

УЛЬРИХ. На лд 86 тех же показаний от 21 июля 1941 года вы говорите: "Поддерживая все время с Мерецковым постоянную связь, последний в неоднократных беседах со мной систематически высказывал свои пораженческие настроения, указывая неизбежность поражения Красной Армии в предстоящей войне с немцами. С момента начала военных действий Германии на Западе Мерецков говорил, что сейчас немцам не до нас, но в случае нападения их на Советский Союз и победы германской армии хуже нам от этого не будет". Такой разговор у вас с Мерецковым был?

ПАВЛОВ. Да, такой разговор происходил у меня с ним в январе месяце 1940 года в Райволе.

УЛЬРИХ. Кому это "нам хуже не будет"?

ПАВЛОВ. Я понял его, что мне и ему.

УЛЬРИХ. Вы соглашались с ним?

ПАВЛОВ. Я не возражал ему, так как этот разговор происходил во время выпивки. В этом я виноват. {1}

Павлов с Мерецковым входили в узкий круг высших военачальников Красной Армии. И вдруг с началом войны выяснилось — эти ключевые фигуры в обороне страны уже давно были уверены, что в войне с Германией СССР неизбежно потерпит поражение! Как бойцы и защитники то есть они кончились еще до ее начала, и фактически им нельзя было доверять любые командные должности.

Однако летом 1940 года они вновь идут на повышение, да еще какое: Мерецков становится начальником Генерального штаба РККА, а Павлов — командующим крупнейшего военного округа, являющегося воротами на Москву! Получив повышение и справедливо рассудив при этом, что в серьезной войне с ними как полководцами страну ничего хорошего не ожидает, генералы принялись устраивать личное будущее — искать перспективного хозяина. Кандидатов было всего два, Сталин и Гитлер. Но поскольку Германия выглядела сильнее, то и Гитлер как хозяин казался предпочтительней.

Но доверие будущего хозяина нужно заслужить, а одних слов тут уже мало. Поэтому, поднявшись ступенькой выше, на тропе пораженчества и предательства генералы перешли от слов к делу. Председатель суда спрашивает Павлова дальше:

УЛЬРИХ. На предварительном следствии (лд 88, том 1) вы дали такие показания: "Для того чтобы обмануть партию и правительство, мне известно точно, что генеральным штабом план заказов на военное время по танкам, автомобилям и тракторам был завышен раз в 10. Генеральный штаб обосновывал это завышение наличием мощностей, в то время как фактически мощности, которые могла бы дать промышленность, были значительно ниже... Этим планом Мерецков имел намерение на военное время запутать все расчеты по поставкам в армию танков, тракторов и автомобилей". Эти показания вы подтверждаете?

ПАВЛОВ. В основном, да. Такой план был. В нем была написана такая чушь. На основании этого я и пришел к выводу, что план заказов на военное время был составлен с целью обмана партии и правительства. {2}

Определив то есть, какой стороны в близящейся схватке держаться выгодней, многозвездные генералы сделали к ней практические шаги. Начальник Генштаба(!) Красной Армии в пользу Гитлера исказил мобилизационный план, готовя поражение СССР, а командующий важнейшего военного округа прикрыл его преступление!

Хотя показания Павлова достаточно красноречивы, к ним все же есть вопросы. Несомненно, Павлов выгораживал себя как мог, сваливая все на Мерецкова. Мол, тот все говорил и делал, а я лишь молчал или поддакивал. Но столь же очевидно, что нам сообщили далеко не все из показаний Павловым на суде и следствии. Прочтя их в свое время, я обратил внимание на логические пропуски и просто многоточия в тексте публикации. Видно, что из них были вырваны приличные куски. И в 2006 году обратился к начальнику архива ФСБ с просьбой ознакомиться с полным текстом только тех показаний Павлова, что были опубликованы, но содержали пропуски. Разумеется, мне было отказано — на том основании, что знакомиться с материалами можно только с разрешения родственников, причем не одного Павлова, а сразу всех осужденных по тому делу!

Однако здесь странно не это. После смерти Сталина заговоры и предательство в высших эшелонах власти категорически отрицались, а расстрелянные по обвинениям в таких преступлениях объявлялись невиновными и реабилитировались, при этом их уголовные дела тщательно скрывались. И вдруг горбачевское перестроечное КГБ, сфальсифицировавшее документы по Катынскому делу и протоколы пакта Молотова-Риббентропа, {3} публикует показания представителей высшего командования РККА с признаниями, что те ждали Гитлера?!

В 1989 году полковник ВВС В.И. Алкснис, ставший потом довольно известным политиком, был избран депутатом Верховного Совета СССР. Его деда — командарма второго ранга, заместителя наркома обороны СССР по авиации Якова Алксниса расстреляли в 1938 году по обвинению в заговоре и измене. Став депутатом, В. Алкснис добился у председателя КГБ СССР Крючкова разрешения ознакомиться с материалами уголовного дела своего деда. Однако, несмотря на то, что Я. Алксниса в течение 8 месяцев многократно допрашивали, протоколов допросов в деле почти не оказалось:

"Меня сразу поразило, что в уголовном деле было крайне мало документов. Дед был арестован 23 ноября 1937 года, а расстрелян 29 июля 1938 года, т.е. он провел в Лефортово 8 месяцев. И при этом в деле было всего три или четыре протокола допросов, причем практически эти протоколы были ни о чем. Например, один многостраничный протокол был посвящен организации ремонта авиационной техники ВВС. Причем протокол очень подробный, как мне показалось, ответы на вопросы следователя были просто переписаны из руководящих документов тех лет по организации авиаремонта.

Меня удивило, что через три дня после ареста дед написал рукописную записку на имя наркома внутренних дел Ежова о готовности дать чистосердечные показания о своей контрреволюционной деятельности, но никаких следов этих чистосердечных показаний в уголовном деле не оказалось. Судя по материалам дела первый допрос состоялся только в январе 1938 года. В тоже время, судя по материалам реабилитации 1956 года, подшитым в этом же деле, деда неоднократно вызывали на допросы и "выбивали" из него показания. Но где эти протоколы с "выбитыми" показаниями, почему их не оказалось в деле?

Ознакомившись со стенограммой процесса Тухачевского, я понял, что с этим процессом тоже не все так просто. Моя убежденность в том, что Тухачевского и его коллег просто заставили под пытками оговорить себя, оказалась серьезно поколеблена, поскольку, судя по стенограмме, они давали свои показания достаточно искренне. После ознакомления со стенограммой процесса я пришел к выводу, что все-таки "заговор военных", или что-то тому подобное, в Красной Армии был.

Я вышел из здания КГБ на Лубянке в большом смятении.

Во-первых, я понял, что уголовное дело моего деда было подвергнуто "чистке" и из него были удалены какие-то очень важные документы. Очевидно эти документы были изъяты в период "хрущевской оттепели" в процессе реабилитации деда.

Во-вторых, "заговор военных" в Красной Армии все-таки был". {4}

Спустя 10 лет, уже после гибели СССР, В.И. Алкснис был избран депутатом Государственной Думы РФ и решил вновь посмотреть уголовное дело своего предка. Добившись разрешения теперь уже директора ФСБ Патрушева, он получил в читальном зале ФСБ знакомое дело:

"Я начал его листать, сверяясь с записями 1990 года, и вдруг к своему изумлению обнаружил, что в нем отсутствуют некоторые важные документы. Например, пропало донесение разведки НКВД, датированное 1932 годом, о том, что военный атташе Латвии заявил в частной беседе с нашим агентом, что у латвийского генерального штаба есть свои люди среди военачальников Красной Армии. Среди прочих фамилий там называлась и фамилия моего деда. В 1990 году я с большим сомнением отнесся к этому донесению, поскольку вряд ли мой дед мог быть агентом латвийского генерального штаба, по воспоминаниям бабушки он был твердокаменным большевиком. Но сам факт исчезновения этого и некоторых других документов позволяет мне сделать вывод, что "чистка" архивов продолжается и по сей день. Возникает вопрос: "Зачем?".

Значит в архивах имеются документы, которые не устраивают и нынешнюю власть. Архивы "чистили" при Сталине, при Хрущеве, при Горбачеве. "Чистили" при Ельцине". {5}

Таким образом, с помощью Виктора Алксниса выяснилось, что даже надежно сокрытые в секретных архивах и недоступные стороннему взгляду уголовные дела предателей и заговорщиков тщательно вычищаются, чтобы исключить даже мысли о справедливости их наказания. (Что объявится внук Якова Алксниса, ставший депутатом, и заметит пропажи в материалах его дела, предусмотреть никто не мог).

И просто редчайшее стечение обстоятельств, что перестроечное КГБ пропустило в печать документы, где крупнейшие военачальники признаются, что они ждали Гитлера и в его пользу срывали важнейшее оборонное мероприятие. Можно только догадываться, какие еще факты были выкинуты из материалов суда и следствия. Что касается "утечки" столь компроментирующих сведений по Мерецкову, то скорее всего сказались особенности психологии горбачевско-яковлевских публикаторов, которые сами предали СССР. Подумаешь, Павлов скрыл нехороший поступок своего дружка — что тут такого?! Да любой из них сам бы так сделал (да и наверняка делал)! Скорее всего, показания Павлова также подчистили, оставив в них только то, что он дескать, всего лишь поддакивал Мерецкову, когда тот говорил, да помалкивал, когда тот действовал. А поскольку публикация касалась судьбы именно Павлова, то на сказанное им о Мерецкове не обратили внимания — ведь про себя Павлов как будто ничего компроментирующего не сказал, а из Мерецкова, мол, весь негатив выбили палачи НКВД.

Кстати, а можно ли ознакомиться с делом Мерецкова хотя бы его ближайшим родственникам? Нельзя — в 2009 году архивная служба ФСБ сообщила, что дело Мерецкова уничтожено будто бы еще в 60-е годы прошлого века! {6}

Павлов попал на самый верх с помощью протекций друзей, одним из которых был и Мерецков. Но попасть на вершину власти — только полдела. Дальше там надо удержаться. Положим, в мирное время, при наличии определенных способностей, это не очень сложно. Можно ведь пустить пыль в глаза начальству имитацией полезной деятельности и таким способом дотянуть до почетной пенсии.

Однако тогда впереди маячила неизбежная война с могучим противником, и она резко меняла все дело. Чтобы остаться на самом верху, теперь генералу Павлову в прямом единоборстве силой своего ума надо было победить прославленных гитлеровских полководцев — Бока, Гудериана, Клюге — которые только что играючи положили на лопатки своих европейских противников. А Павлов прекрасно знал, что как полководец он мало что значит. В чем он собственно и признался Мерецкову, когда еще полтора года назад согласился с неизбежностью победы Гитлера. С началом войны он продемонстрировал всем свои способности уже открыто — за две недели вверенный ему фронт был разгромлен, потеряв только безвозвратно половину своего довоенного состава. Таким образом, подобный путь сохранить высокое положение Павлову был закрыт.

Но опыт войны в Европе подсказал и другой способ не только сохранить свое положение, но и подняться еще выше! Хотя прославленный французский маршал Петен в военном отношении был на голову выше Павлова, но он тоже не разгромил Гитлера. Напротив, разгром самой Франции был еще более оглушительным, чем Западного фронта. Однако Петен не только не потерял своего поста, но вознесся еще выше — фактически стал главой Франции. Хоть и под сапогом Гитлера, но главой страны!

И вот наступил день 21 июня, который принес удобнейший момент для действий тем, кто уже давно фактически сдался Гитлеру. В ночь на 21 июня из Москвы весь командный состав известили, что война начнется через полутора суток. И сразу вслед за этим Павлов и его соратники узнают, что Сталин выбит из строя и в столь критический момент лишен возможности руководить государством, а среди остального руководства царит растерянность и неразбериха. Что теперь станет делать тот, кто уже давно решил, что при Гитлере ему будет лучше чем при Сталине? Ужель крепить бдительность и повышать боеготовность? Да он и со Сталиным-то давно исключил мысль о возможности победы над Германией. А тут еще и без него, один на один с Гитлером?!

День 21-го июня стал идеальным моментом для предателей и заговорщиков. Прикрываясь всеобщим стремлением не допустить войны на два фронта и проистекающим отсюда желанием Тимошенко отвести войск в лагеря, они могли делать почти все что угодно. За оставшиеся до войны считанные часы в Москве уже просто не успевали разобраться в истинных целях их действий и соответственно отреагировать. Видя, что они остались без Сталина, что в Кремле и наркомате обороны поселилась растерянность и там толком не знают, что делать дальше, Павлов окончательно сделал свой выбор. Практически не оказав сопротивления Гитлеру, он открыл ему ворота на Москву.

2. ОРГАНИЗАЦИЯ

Однако совершенно очевидно, что подобная забота о своей шкуре, прямиком ведущая к мыслям о предательстве, не могла стать исключительной привелегией только Павлова с Мерецковым. Стечение обстоятельств позволило нам узнать именно их планы и замыслы. А сколько было им подобных, кто этого либо вслух не сказал, либо КГБ с ФСБ уничтожили или скрыли их показания?

На фоне других округов ПрибОВО-СЗФ оказался самым благополучным в части боеготовности к отражению нападения врага. Однако уже 1 июля был снят, а затем арестован и расстрелян коллега Мерецкова по штабной службе, начальник штаба СЗФ генерал-лейтенант П.С. Кленов. Конечно, можно утешаться мыслью, что Кленов был ни в чем не виновен, а просто болезненно подозрительный Сталин от природной кровожадности выбрал его в жертву. Но арестован и расстрелян Кленов был именно за участие в заговоре — другие проступки генерала на такую меру наказания не тянули {7}

Заместителем генерал-лейтенанта Кленова и начальником оперативного отдела штаба СЗФ являлся генерал-майор Ф.И.Трухин. Уже на пятый день войны, 27 июня 1941, Трухин с оперативными документами фронта сдался немцам и сразу же начал активно на них работать. (Главный штаб армии обычно называю ее мозгом. Хороший же у Северо-западного фронта был мозг!) Спустя какое-то время немцы создали для СССР своеобразный аналог французского правительства маршала Петена — Комитет объединенных народов России (КОНР). Главой комитета и одновременно командующим его вооруженными силами (более известными под названием РОА) стал пресловутый генерал-предатель Власов. Должность его начальника штаба или, другими словами — начальника Генерального штаба гитлеровской Ruβland, и занял генерал Трухин. Впечатляющая карьера!

Правда, в 1946 году его вместе с главнокомандующим по приговору советского суда повесили. Но кто это мог знать в июне 41-го, когда Трухин и другие делали первые шаги на службе Гитлеру? Тогда перед Гитлером трепетали вся Европа, а громкая слава непобедимого полководца заставляла трусливых карьеристов капитулировать перед ним еще до первого выстрела. Так когда фактически совершил предательство Трухин — неужто только 27 июня? Или, как и Павлов с Мерецковым, с первыми известиями о впечатляющих победах Гитлера?

22 июня 1941 года командующего авиацией ЗапОВО генерал-лейтенанта Копеца должны были арестовать за участие в заговоре против советской власти {8}, но не успели. Поскольку успел застрелиться сам Копец. За день до этого, 21 июня, вместе с Павловым Копец разоружал авиацию ЗапОВО, снимая с боевых самолетов пушки и пулеметы. Этот предательский акт не объяснишь желанием предотвратить провокации — какие провокации от истребителей?

А вот опять соседний Прибалтийский военый округе. Там уже под шумок требований о предотвращении провокаций столь же предательски пытались разоружить артиллерию! За день-два до войны из штаба округа потребовали в приграничных частях снять с орудий прицелы и отправить их на проверку ... в Ригу! {9} Кто именно требовал — Кленов, Трухин, или оба вместе? Могут сказать, что это Тимошенко или еще кто-то в Москве боялся, что артиллерия откроет огонь по немецкой территории и тем "создаст провокацию". Однако еще можно понять, если бы по этой причине приказывали отбирать снаряды и держать их не на огневых позициях, а где-то поблизости и под охраной. Или отвести сами орудия на десяток-другой километров в тыл. Но снимать прицелы и отправлять их за сотни километров от границы и самих орудий?! Ведь без прицелов артиллерия вполне может вести огонь в направлении врага, разве что только она не может это делать точно, с нанесением ему урона. Единственное, на что она в таком случае хорошо годится — это как раз для создания провокаций! Так что это отнюдь не борьба за их предотвращение. Это предательское уничтожение боеспособности артиллерии под предлогом борьбы "за предотвращение провокаций".

Но разоруженные истребители, бомбардировщики и артиллерийские орудия, при всей очевидности предательства — это, к сожалению, хоть и очень показательные, но только цветочки. Целый ряд обстоятельств переводит вопрос предательства из наличия одиночек в плоскость существования организации заговорщиков, включавшей представителей высшего командования в Москве. Причем есть основания полагать, что организация увязывала свои действия с планами гитлеровского командования.

Главный удар по плану "Барбаросса" немцы наносили группой армий "Центр", действующей в полосе обороны Западного фронта. И вот очевидный факт — из всех округов именно и только в одном ЗапОВО полностью отменили боеготовность, повсеместно отвели войска от границы, а местами к тому же еще и разоружив авиацию!

Его соседу слева, Киевскому Особому военному округу противостояла немецкая группа армий "Юг". Здесь свой главный удар, на острие которого действовала 1-я танковая группа, немцы наносили в полосе обороны советской 5-й армии. И снова очевидный факт — из всех армий данного округа боеготовность полностью отменили именно в этой армии! Опять на направлении главного удара противника!

В полосе ПрибОВО-СЗФ отвод войск от границы тоже проводился — хоть и в существенно меньших масштабах, но все же проводился. В первые четыре дня войны 3-я танковая группа немцев из группы армий "Центр" действовала против войск Северо-Западного фронта, а ее прорыв проходил через полосу обороны 11-й армии. И 20-21 июня на территории СЗФ войска от границы отводили именно в этой армии. Правда, сделали это не прямо в полосе наступления 3-й танковой группы, а начиная с участка влево от нее километров за 40 и еще севернее. Что это — просто повезло? Или немцы сообщили заговорщикам места, где нужно максимально ослабить боеготовность советских войск, а те сделали это только там, где смогли — к примеру, где была соответствующая зацепка в плане прикрытия? Да и не может ведь у них все получаться исключительно как по маслу, а то уж как-то слишком мрачно все получается...

Тем не менее, на Северо-Западном фронте в вопросе предательства дело обстоит вовсе не столь безобидно, как на первый взгляд может показаться в сравнении с КОВО и ЗапОВО.

Как шутят наблюдательные люди, если некто свалился с десятого этажа и не разбился, то это случайность. Если он второй раз упал оттуда и уцелел, то — совпадение. Но когда он третий раз падает оттуда и не разбивается — это уже закономерность.

А теперь вспомним несколько важных и прямо-таки зловещих фактов из предыдущих глав. Как только начинался очередной крупный этап приведения в боеготовность войск Красной Армии для отражения надвигавшейся агрессии, то практически каждый раз случалось чрезвычайное происшествие, фактически ставящее под угрозу его выполнение, а то и прямо его срывающее. Итак.

В конце апреля советское правительство приняло решение о начале стратегического развертывания Красной Армии. В первую очередь к западной границе должны быть переброшены войска с Дальнего Востока и Забайкалья. На местах войска начали подготовку к переброске. Но через несколько дней, в начале мая в связи с этим разразился крупный международный скандал. Войска еще не двинулись с мест, а японцы уже сообщили о переброске на весь мир! Пришлось вмешиваться самому Сталину, чтобы нейтрализовать последствия столь опасного инцидента. Обжегшись на нем, наркомат обороны в дальнейшем уже с большой опаской и излишней перестраховкой приступал к переброске войск в приграничную зону.

Через полтора месяца, 18 июня 1941 года по приказу из Москвы приграничные дивизии стали выходить на свои боевые позиции по плану прикрытия. Но лишь только они заняли их, как буквально через несколько часов произошел опаснейший инцидент почти у самой границы. На железнодорожной станции Перемышль, в паре километров от границы, взорвался вагон с боеприпасами. Решив, что русские их опередили и первыми начали войну, немцкое командование объявило тревогу и приказало частям вермахта занять свои боевые позиции. Возникла реальная опасность начала войны по нашей вине. Чтобы разрядить обстановку и снизить вероятность повторения подобных инцидентов, Генштаб РККА приказал отвести от границы ряд частей прикрытия.

И вот теперь третье чрезвычайное происшествие, случившееся вечером 21 июня на территории СЗФ — возможно, самое зловещее (см. главу VII). Вечером этого дня, но еще засветло, подразделение немецкой армии перешло границу и вступило в бой с советскими пограничниками и частями Красной Армии.

К тому времени оперативное положение советских войск прикрытия уже сильно ухудшилось. Два направления главных ударов Вермахта — в полосе всего Западного округа и 5-й армии КОВО — к вечеру 21 июня фактически уже были оголены. Несмотря на некоторые потери, в основном боеготовым оставался только ПрибОВО-СЗФ генерал-полковника Кузнецова, который дальше отступать не собирался.

Адольф Гитлер был автором Тройственного пакта и лучше других понимал, какие трудности тот создавал Советскому Союзу. Германское командование прекрасно знало о жесткой установке наркомата обороны "не поддаваться на провокации". Именно поэтому незадолго до нападения на СССР начальник Генштаба Вермахта генерал Гальдер записал в дневнике, что "русские не окажут нам любезность, напав первыми". И было бы странным, что немцы, тщательно готовившиеся к войне, упустили столь важный момент и не использовали его для ослабления обороны советских войск. Вполне возможно, что предатели сообщили кому следует по ту сторону границы о сложившейся ситуации на территории ПрибОВО-СЗФ. И вскоре именно на его границе немцы устраивают вооруженную провокацию с участием регулярной части Вермахта. Какова могла быть ее цель? Подтвердить давно имевшиеся опасения как наркома обороны Тимошенко, так и руководства страны о неизбежности немецких провокаций перед началом войны. А затем с помощью этого проишествия руками начальника Генштаба, поддерживаемого наркомом, "добить" упертого командующего ПрибОВО генерал-полковника Ф.И. Кузнецова. Чтобы тот, получив провокацию не где-нибудь, а у себя в округе, отвел, наконец, остальные свои войска с приграничных позиций в лагеря.

Скорее всего, этим и объясняется подавленное состояние Кузнецова, в котором его запомнил очевидец вечером 21 июня:

"Кузнецов нервно то надевал, то снимал перчатки.

— Запутанная обстановка. Страшно запутанная...

Командующий округом направился к выходу. Был он заметно расстроен, шел углубленный в свои мысли, ничего не замечал. Уже сидя в машине что-то собирался сказать начальнику штаба армии, но промолчал и только махнул рукой:

— Ладно!

Конкретных указаний он не дал. Но мы были довольны уже тем, что боеприпасы остались в войсках".

Хотя, казалось бы, чего там запутанного? Командование еще сутки назад было предупреждено из Москвы, что немцы нападут утром 22 июня, готовься к отражению нападения. А вот подишь ты...

Создается впечатление, что кто-то из ближайшего окружения наркома постоянно и умело нагнетал обстановку вокруг темы "провокаций", ловко пользуясь его твердым намерением не допустить гибельной для СССР войны на два фронта. Кто им мог быть? Мерецков или кто-то другой?

Вспомним теперь ошибку Генштаба, которая потом нам дорого обошлась. Напомню, что Генштаб РККА в начале мая 1941 на основе известных ему сведений определил, что Вермахту для нападения на СССР потребуется около 180 дивизий. И, следовательно, война начнется, когда немцы закончат сосредоточение у наших границ этих сил. А затем Генштаб со своим Разведуправлением в решающий момент — последние три предвоенные недели — почему-то резко занизили темпы переброски германских войск. По их данным, с 6-го по 18-е июня немцы перебросили к нашим границам 32 дивизии, включая 26 танковых и моторизованных. Но Генштаб с 1 июня до начала войны зафиксировал увеличение Вермахта всего на 10 дивизий, пропустив прибытие этих полчищ более чем на две трети! В итоге получалось, если на 22 июня у наших границ сосредоточилось около 130 дивизий, то по расчетам Генштаба немцам предстояло перебросить еще почти пятьдесят, на что при таких темпах им потребуется еще около двух недель. Очень естественно и логично получалось, что советскому командованию совсем не надо было торопиться, приводя войска в боеготовность накануне 22 июня!

Почему Генштаб дезинформировал руководство страны и наркома обороны? Почему раньше у наших границ "обнаруживали" даже отсутствовавшие там соединения, а в решающий момент перестали замечать реальное прибытие до шестидесяти процентов вражеских дивизий? Слишком много ошибок, чтобы все списать на случайность. В Интернете есть фильм, в котором утверждается (правда, без указания источника), что в Генштабе существовал очень высокопоставленный германский информатор, столь высокий, что не исключено, что им был сам начальник Генштаба Г.К. Жуков. {10} После рассмотреных выше фактов и обстоятельств подобное утверждение уже не кажется невероятным.

3. ПРАКТИЧЕСКИЙ ЭФФЕКТ БОЕГОТОВНОСТИ

Таким образом, 21 июня приведение в боеготовность войск Красной Армии в значительной мере было сорвано. Причем это случилось в первую очередь на направлениях главных ударов немцев. В итоге 22 июня получилось то, что получилось. Практически на всех направлениям советские войска потерпели поражение. Тем не менее, есть возможность количественно оценить эффект введения боеготовности войск прикрытия. А то ведь встречаются утверждения, что выход войск на позиции мало что решал, поскольку все равно они повсеместно — что в ЗапОВО, что в ПрибОВО — потерпели поражения. С одной стороны, в определенной степени это имеет место, тем не менее, поражение поражению — рознь.

Из всех особых округов Прибалтийский под командованием генерал-полковника Кузнецова был самым слабым и малочисленным. На 22 июня немцы превосходили его по численности личного состава в 1,7 раза — соотношение 379500 к 655000 в их пользу. Если же учесть 6 ненадежных прибалтийских дивизий, то превосходство немцев будет более чем двукратным. Кроме того, поскольку в первые три-четыре дня здесь наносили удар сразу две немецкие танковые группы, то СЗФ оказался единственным местом, где немцы превосходили наши войска по количеству танков — соотношение 1274:1389 в их пользу.

Западный же фронт на 22 июня по личному составу сам превосходил врага в 1,1 раза (соотношение 678000 к 634500), а по танкам — в 2, 7 раза (2189 к 810). Тем не менее, за двадцать дней боевых действий СЗФ потерял безвозвратно 75200 человек, что составило 20 процентов его довоенной численности. А безвозвратные потери Западного фронта за то же время составили 341000 человек — 50 процентов первоначального состава! Относительные потери приведенного в боеготовность ПрибОВО-СЗФ оказались в 2,5 раза меньше, чем у Западного фронта, войска которого Павлов фактически подставил под удар. А учитывая практически в два раза худшее по сравнению с Западным фронтом соотношение сил с противником, то относительные потери, приходящиеся на одного вражеского солдата, у приведенного в боеготовность ПрибОВО оказались в 4 -5 раз меньше!

ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ

Глава I

1. Хаттори Такусиро. Япония в войне 1941-1945. — Спб, Полигон, 2000, с.27-28.

2. Рокоссовский К. К. Солдатский долг. — М., Воениздат, 1988, с.11.

3. Жуков Г. К. Воспоминания размышления. — М.: АПН, 1990. Т.1, с.367.

4. Мухин Ю. И. Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно. — М: Издательство "Гарт", 1993.

5. Александр Помогайбо. Псевдоисторик Суворов и загадки Второй мировой войны. — М.: Вече, 2002; Исаев А. В. Антисуворов. — М.: Изд-во Яуза, Эксмо, 2004.

6. Исаев А. В. От Дубно до Ростова. — М.: АСТ, 2004, с.111.)

7. Суворов В. Ледокол. — М.: ТКО АСТ, 1994, с.289-290.

8. Филиппов Э. М. Северо-западный пограничный округ: история и современность. Спб, 2000, с.157-158.

9. Суворов В. Ледокол, с.307.

10. Там же, с.309.

11. Там же.

12. Черчилль У. Вторая мировая война. (В 3-х книгах). — М.: Воениздат, 1991. — Кн. 1. с.176.

13. Безыменский Л. Гитлер и Сталин перед схваткой. — М.: Вече, 2002, с.239.

14. Там же, с.230-237.

15. Там же, с.237.

16.Мухин Ю.И. Крестовый поход на Восток. "Жертвы" Второй мировой. — Москва: "ЯУЗА", 2004 .

17. Вотинов А. Японский шпионаж в русско-японскую войну 1904-1905 гг. http://militera.lib.ru/h/votinov_a/02.html

18. 1941 год: Книга.1. М.: Международный. фонд "Демократия", 1998., с.237.

19. Там же, с.237.

20. Там же, с.239.

21. Там же, с.238.

22. Там же, с.244.

23. Там же, с.247.

24. Там же, с.247.

25. Там же, с.492.

26. Там же, с.241.

27. Там же, с.492.

28. Там же, с.251.

29. Там же с.251.

30. Там же, с.741.

31. Там же, с.745.

32. Там же, с.290.

33. Там же, с.74).

34. 1941 год: Книга 2, с.75.

35. Там же, с.215-220.

36. Там же, с.216.

37. Там же, с.219.

38. Там же, с.217.

39. Там же, с.216.

40. 1941 год: Книга 1, с.613.

41. 1941 год: Книга 1, с.615.

42. Там же, с.615-616.

43. Там же, с.616-617.

44. Новая и новейшая история, 1997, ?5, с.113.

45. Военно-исторический журнал, 1989, ?3, с.64-65.

46. Сборник боевых документов. — М.: Воениздат, 1958, выпуск 35, с.135.

47. 1941 год: Книга 2, с.201.

48. ЦАМО РФ, ф.229, оп.157, д.7, л.176.

49. ЦАМО РФ, ф.229, оп.157, д.7, л.255.

50. Военно-исторический журнал, 1996, ??2-6.

51. Баграмян И.X. Так начиналась война. — М.: Воениздат, 1971, с.84.

52. Там же, с.85.

53. Военно-исторический сайт "Рубон", воспоминания пехотинцев, Бондовский А.В.

54. 1941 год: Книга 2, с.358-361.

55. 1941: Книга1, с.780.

56. Мартиросян А. Б. Трагедия 1941года. — М.: Вече, 2008, с.140-141.

57. Пэдфилд П. Секретная миссия Рудольфа Гесса. — Смоленск: Русич, 1999, с.552)

58. Мухин Ю. И. Путешествие..., с.171-172.

59. Дж. Батлер. Большая стратегия. Сентябрь 1939 — июнь 1941. — М.: Иностранная литература, 1959, с.497.

60. Агрессия. Рассекреченные документы службы внешней разведки РФ 1939-1941. — М.: РИПОЛ классик, 2011, с.488-489.

61. Органы государственной безопасности СССР в годы Великой Отечественной войны. Сборник документов. Том второй. Книга 1. Начало. 22 июня — 31 августа 1941 года. — М.: Русь, 2000, с.61.

62. Мерецков К.А. На службе народу. — М.: Политиздат, 1968, с.207.

63. http://militera.lib.ru/research/sayers_kahn/app.html

64. Лиддел Гарт Б.Г. Вторая мировая война. — М.: АСТ, 1999, с.107.

65. Белов Н. Я был адъютантом Гитлера./ Пер. с немецкого Г. Рудого. — Смоленск: Русич, 2003. С.343.

66. Черчилль У. Вторая мировая война. — М.: Воениздат, 1991, т.2, с.317.

67. Черчилль У. Вторая мировая война. — М.: Воениздат, 1991, с.167-168.

68. Верховский Я. Г., Тырмос В. И. Сталин. Тайный "Сценарий" начала войны.— М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005. С.471.

69. Там же.

70. Ржешевский О. А. Секретные военные планы У. Черчилля против СССР в мае 1945 г. http://militera.lib.ru/research/rzheshevsky1/01.html

71. Бесси Альва. Инквизиция в раю. — М.: Искусство, 1968.

72. Рузвельт Э. Его глазами. — М.: "Издательство АСТ", 2003, с.158.

73. Мухин Ю. И. Путешествие... , с.172.

74. Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. — Смоленск: Русич, 1998, с.133.

75. http://www.rosconcert.com/common/arc/story.php/242324

76. Там же.

77. 1941 год: Книга 2, с.359.

78. Лобачев А. А. Трудными дорогами. http://militera.lib.ru/memo/russian/lobachev_aa/09.html

Глава II

1. Исаев А. Антисуворов. — http://militera.lib.ru/research/isaev_av1/02.html ; 1941 год, Книга 2, с.123.

2. 1941 год — уроки и выводы. — М.: Воениздат, 1992., с.83.

3. Там же; 1941 год, книга 2, с.197; Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны. — М.: Воениздат, 1975, с.28.

4. 1941 год — уроки и выводы, с.83.

5. Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939-1941 (Документы, факты, суждения). — М.: Вече, 2002, с.248,250.

6. См. Мухин Ю.И. Если бы не генералы.

7. Военно-исторический журнал 1992 ?8, с.30.

Глава III

1. 1941 год: Книга 2, с.178-179.

2. Там же, с. 362.

3. Сандалов Л.М. Пережитое

http://militera.lib.ru/memo/russian/sandalov1/04.html

4. Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. В 3-х т.— М.: АПН, 1990. Т. 1, с.366.

5. 1941 год: Книга 2, с.358.

6. Военно-исторический журнал 1996 ?4, с.7.

7. Баграмян И. Х. Так начиналась война. — М.: Воениздат, 1971, с.77-78.

8. Иванов Р. Я. Сталин и союзники 1941-1945гг. — Смоленск, Русич, 2000, с.135-136.

9. Волков Ф.Д. За кулисами второй мировой войны. — М.: Мысль, 1985., с 127.

10. Городецкий Г. Роковой самообман. — М.: Росспэн, 2001, с.327.

11. Накануне и в первый период Великой Отечественной войны 1941-1945гг. Сборник ?3. Москва, 1993, с.16.

12. Галицкий К. Н. Годы суровых испытаний. — М.: Наука, 1973, с.25.

13. Там же.

14. 1941 год: Книга 2, с.422.

15. Военно-исторический журнал, 1989, ?4, с.31.

16. Иринархов Р.С. Западный Особый — Минск: Харвест, 2002, с.104

17. ЦАМО РФ, ф.1146, оп.1, д.2, л.1.

18. Военно-исторический журнал, 1996, ?6, с.6.

19. Иринархов Р. С. Прибалтийский Особый. — Минск, Харвест, 2004, с.25.

20. История Прибалтийского военного округа 1940-1967. — Рига: Штаб и политическое управление ПрибВО, 1968, с.77, 80.

21. Сборник боевых документов Великой Отечественной Войны. Выпуск 34 — М.:

Воениздат,1953, с.7-12.

22. Там же, с.12-13.

23. Там же, с.7.

24. 1941 год: Книга 2, с.341.

25. http://rkka.ru/memory/baranov/2.htm

26. ЦАМО, ф.140, оп.13000, д.4, л.4; История Прибалтийского военного округа..., с.77.

27. ЦАМО РФ, ф.1154, оп.1, д.1, лл.3, 13.

28. ЦАМО РФ, ф.140, оп.13000, д.4, л.3.

29. ЦАМО РФ, ф.1154, оп.1, д.1, лл.4-5.

30. Верховский Я. Г., Тырмос В. И. Сталин. Тайный "Сценарий" начала войны, с.399.

31. Баграмян И. Х. Мои воспоминания. С.203.

Глава IV

1. Дело Рихарда Зорге. Неизвестные документы — публикация А.Г. Фесюна. М., 2000, с.178.

2. Там же, с.10.

3. Там же, с.139-141.

4. Там же, с.141-142.

5. Там же, с.15.

6. Дело Рихарда Зорге, с.151-152.

7. В. Шелленберг. В Лабиринте.

8. Дело Рихарда Зорге, с.179.

9. Там же, с17-18.

10. В. Шелленберг. В лабиринте...

11. Война и мы. Книга 1: "Человеческий фактор". Библиотека газеты "Дуэль". М., 2000 г.

12. Х. Кирст. Зорге, которого мы не знали. Жизнь и гибель великого разведчика в Японии. Предисловие полковника в отставке В. Чернявского. М., 2001 г.

13. Дело Рихарда Зорге, с.113.

14. Там же, с.116.

15. А.А. Кредер. Новейшая история зарубежных стран 1914-1997 гг.

16. Дело Рихарда Зорге, с.118.

17. Х. Кирст. Зорге, которого мы не знали...

18. Там же.

19. Овидий Горчаков. Накануне, или трагедия Кассандры http://lib.rus.ec/b/370497/read

20. Яковлев Н.Н. Перл-Харбор, 7 декабря 1941года. Быль и небыль. — М., 1988, с.151.

21. Дело Рихарда Зорге, с.119.

22. Х. Кирст. Зорге, которого мы не знали...

23. Дело Рихарда Зорге, с.119-120.

24. Х. Кирст. Зорге, которого мы не знали...

25. Дело Рихарда Зорге, с.120-121.

26. С. Голяков, М. Ильинский. Зорге. Подвиг и трагедия разведчика. http://militera.lib.ru/bio/golyakov_ilyinsky/pre.html

27. Там же.

28. Яковлев Н.Н. Перл-Харбор...

29. Дело Рихарда Зорге, с.122.

30. Там же, с.123.

31. Там же, с.124.

32. Там же, с.125.

33. Там же, с.127.

34. Там же, с.126.

35. Там же, с.129-130.

36. Там же, с.133.

37. Х. Кирст. Зорге, которого мы не знали...

38. Сборник военно-исторических материалов Великой Отечественной войны. Выпуск 18. М., Воениздат, 1960, с.61-62.

39. Там же, с.115.

40. Там же.

41. Там же, с.115-116.

42. 1941 год: Книга 2, с.13-14.

43. Там же, с.25.

44. Там же, с.27.

45. 1941 год: Книга 2, с.131.

46. Там же, с.260.

47. Там же, с.13-14.

48. Там же, с.349-350.

49. Там же, с.382-383.

50. Там же.

51. Там же, с.402.

52. Жуков Г.К., АПН, М.,1990, Т.1, с.364-365.

Глава V

1. ЦАМО РФ, фонд 283 сп, оп.26514с, д.20, лист без номера.

2. 1941 год — уроки и выводы http://militera.lib.ru/h/1941/06.html )

3. ЦАМО РФ, фонд 283 сп, оп.26514с, д.20, листы без нумерации.

4. Там же.

5. Петров В. С. Прошлое с нами. — Киев: Политиздат Украины, 1977, с.62.

6. Владимирский А. В. На киевском направлении. По опыту ведения боевых действий войсками 5-й армии Юго-Западного фронта в июне-сентябре 1941 г. — М.: Воениздат, 1989, с.45.

7. Баграмян И. Х. Так начиналась война. — М.: Воениздат, 1971, с.49.

8. Жуков Г К. Воспоминания и размышления. — М.: Олма-Пресс, 2002, Т.1, с.316.

9. Там же, с.324.

10. Новая и новейшая история, 1992 ? 6.

11. Помогайбо А. А. Псевдоисторик Суворов и загадки Второй мировой войны. — М.: Вече, 2002, с.307.

12. Паджев М. Г. Через всю войну. — М.: Политиздат, 1983, с.24.

13. Пограничные войска СССР в годы Второй мировой войны 1939-1945. — М., Граница, 1995.

14. Беккер К. Люфтваффе: рабочая высота 4000м. — Смоленск, Русич, 2004, с.8-9.

15. Правда, 28 августа 1939г. ?238(7923).

16. Оскар Райле. Тайная война. — М: Центрполиграф, 2002, с.125.

17. Федор фон Бок. Дневники. 1939-1945 гг. — Смоленск: Русич, 2006, с.204.

18. Лайнер Л. Погоня за "Энигмой". Как был взломан немецкий шифр. М., Молодая гвардия, 2004, с.93.

19. Попов В. И. Советник королевы — суперагент Кремля. М., Международные отношения, , 2005. — с.103.

20. Лайнер Л. Погоня за "Энигмой"..., с.126.

21. Бурцев М. И. Прозрение. — М.: Воениздат, 1981, с.30.

22. Мартиросян А. Б. Трагедия 1941 года. — М.: Вече, 2008, с.97.

23. http://militera.lib.ru/memo/russian/sudoplatov_pa/05.html

24. ГАРФ, ф.р-4459, оп.27, д.542, л.59.

25. ГАРФ, ф.р-4459, оп.27, д.199, л.149.

26. ГАРФ, ф.р-4459, оп.27, д.571, л.264.

27. ГАРФ, ф.р-4459, оп.27, д.274, л.65.

28. ГАРФ, ф.р-4459, оп.27, д.274, л.77.

29. 1941 год, книга 2, с.422.

30. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Том 2. Начало. Книга первая (22 июня — 31 августа 1941 года). — М.: Издательство "Русь", 2000, с.389.

31. Сборник боевых документов Великой Отечественной Войны. Выпуск 34 — М.: Воениздат,1953, с.2-3; Иринархов Р. С. Прибалтийский особый. — Минск: Харвест, 2004, с.14-19.

32. Военно-исторический журнал — 1993 ?5, с. 55.

33. Военно-исторический журнал, 1989/5, с.25; Память подвигу; Воспоминания ветеранов 10-й краснознаменной дивизии. Ленинград, 1991.С 39-40.

34. ЦАМО РФ. Ф.1067, оп.1, д.2, лл.1,8. Материалы по истории боевого пути 10 стрелковой Краснознаменной дивизии.

35. Казарьян А. В. Присяга на всю жизнь. — М.:Воениздат,1988, с.32.

36. ЦАМО РФ. ф.1253, оп.1, д.4, том1, л.3. Краткая история частей [90-й] дивизии.

37. ЦАМО РФ. ф.1253, оп.1, д.5, л.25.

38. ЦАМО РФ, ф.833, оп.1, д.6, лл.1-5.

39. ЦАМО РФ, ф.344, оп.5554, д.71, л.18.

40. ЦАМО РФ, ф.344, оп.5554, д.71, л.18.

41. Там же, л.38.

42. Военно-исторический журнал 1989 ?5 с.23-24.

43. Военно-исторический журнал — 1989 ?5, с. 24.

44. Агафонов В. П. Неман! Неман! Я — Дунай! М., Воениздат, 1967, с.21-22.

45. Псковская Краснознаменная. Л., Лениздат, 1984, с.15.

46. ЦАМО РФ, ф.221, оп.1351, д.68, лл.4, 5.

47. Военно-исторический журнал — 1989 ?5, с. 23,24.

48. ЦАМО РФ, ф.1207, оп.1, д.11, л.1.

49. ЦАМО РФ, ф. 3447, оп. 1, д. 29, лл. 1-3.

50. Дуэль N 46(291) ноября 2002 г. http://www.duel.ru/200246/?46_6_1

51. Военно-исторический журнал 1989 ?5, с.23: Аввакумов Н.В. Первые залпы войны. — Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1991, с.12.

52. Накануне и в первый период Великой Отечественной войны 1941-1945гг. Сборник ?3. — Москва, 1993, с.16.

53. http://www.rkka.ru/ibibl1.htm

54. ЦАМО, ф.35, оп. 11285, д.299, л.304.

55. Сборник боевых документов Великой Отечественной Войны. Выпуск 34 — М.: Воениздат,1953, с.185.

56. ЦАМО РФ, ф. 20037, оп.1, д. 24, л. 665.

57. ЦАМО РФ, ф. 221, оп. 1374, д. 11, лл. 8-9.

58. ЦАМО РФ, ф. 221, оп. 1374, д. 11, л. 12.

59. ЦАМО РФ, ф. 20041, оп. 1, д. 8, л. 14.

60. ЦАМО РФ, ф. 20120, оп.1, д.5, л.1.

61. ЦАМО РФ, ф.20120, оп.1, д.5, л.2.

62. Сборник боевых документов Великой Отечественной Войны. Выпуск 34 — М.: Воениздат,1953, с.21-24.

63. Военно-исторический журнал — 1989 ?5, с. 29.

64. ЦАМО, ф..13815, оп.20225, д.22, л.1-2.

65. Курочкин П. М. Позывные фронта. — М.: Воениздат, 1969, с.117.

66. ЦАМО РФ, ф. 221, оп. 1351, д.42, л.1.

67. ЦАМО РФ, ф. 221, оп. 1351, д. 42, л. 2.

68. На Северо-Западном фронте — М.: Наука, 1969, с.192.

69. Иринархов Р.С. Киевский особый... — Минск, Харвест, 2006, с.9-10.

70. Федюнинский И.И. Поднятые по тревоге. — М.: Воениздат, 1961, с.12.

71. Владимирский А. В. На киевском направлении. По опыту ведения боевых действий войсками 5-й армии Юго-Западного фронта в июне-сентябре 1941 г. — М.: Воениздат, 1989, с.19, 49.

72. Там же, с.44.

73. Киевский краснознаменный. История краснознаменного Киевского военного округа 1919-1972. М., Воениздат, 1974, с.162.

74. ЦАМО РФ, ф.1245, оп.1, д.4, л.44.

75. ЦАМО РФ, ф.1245, оп.1, д.4, л.14.

76. ЦАМО РФ, ф.229, оп.161, д.186; На киевском направлении ..., с.19.

77. На киевском направлении..., с.50.

78. Вебсайт "Я помню". Воспоминания пехотинцев, Виноградов В. А.

79. Москаленко К.С. На Юго-Западном направлении. Воспоминания командарма. Книга I. — М.: Наука, 1973, с.20.

80. Военно-исторический журнал 1959 ?4, с.64.

81. Ананко В. И., Доманк А. С., Раманичев Н. М. За каждую пядь. Львов, "Каменяр", 1984, с.15.

82. Афанасенко В. И. и др. На рубежах бессмертия (военно-исторический очерк о боевом пути 97-й стрелковой дивизии первого формирования). Ростов н/д, издательство Ростовского университета, 1991, с.39-41.

83. Егоров А. В. С верой в победу. М., Воениздат, 1974, с.5.

84. Там же, с.6.

85. Пограничник, 1985, ?10, с.27.

86. Война глазами ветеранов. Воспоминания владимирцев-участников Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Владимир, изд-во "Фолиант", 1997, с.161.

87. ЦАМО РФ, ф.229, оп.157, д.7, л.138.

88. Военно-исторический журнал 1989 ?5, с.45.

89. Артеменко И. Т. От первого до последнего дня. Записки фронтовика. Харьков, "Прапор", 1979, с.9.

90. Там же, с.11.

91. Там же, с.12-13.

92. Стрижков Ю. К. Герои Перемышля. М., Наука, 1969, с.29-30.

93. Военно-исторический журнал, 1989, ?5, с.27.

94. Чугунов А. И. Граница накануне войны. 1939-22 июня 1941. М., Воениздат, 1985, с. 149-150.

95. ЦАМО РФ, ф.851, оп.1, д.7, л.1,2.

96. Битва за Буковину. Ужгород, "Карпаты", 1967, с.38.

97. Там же, с.31.

98. Калядин И. С. За каждую пядь земли... М.: Воениздат, 1983, с.7-10.

99. Там же.

100. Шерстнев В. Д. Трагедия сорок первого. Документы и размышления. — Смоленск: Русич, 2005, с.236.

101. Там же, с.237.

102. Военно-исторический журнал, 1988 ?11 с.34.

103. Военно-исторический журнал, 1996 ?3 с.14-15.

104. Солдат, герой, ученый. М., Воениздат, 1961, с.161-162.

105. Захаров Г.Н. Я — истребитель. — М.: Воениздат, 1985, с.100.

106. ЦАМО РФ, фонд 14 Гв. БАП, оп.178446, д. 2, л. 309.

107. Военно-исторический журнал, 1996 ?3 с.15.

108. Старинов И. Г. с.188, 189.

109. Емельяненко В.Б. В военном воздухе суровом. — М.: Молодая гвардия, 1972.

110. Военно-исторический журнал 1974 ?6 с.94.

111. Галицкий К. Н. Годы суровых испытаний. М., "Наука", 1973, с.30.

112. Там же, с.35-36.

113. Мялицын И. А. Генерал Рубцов. Пермь, Пермское книжн. изд-во,1981, с.43.

114. Военно-исторический журнал 1992 ?8 с.64.

115. Сайт военно-исторического клуба РУБОН, воспоминания кавалеристов.

116. Сандалов Л. М. Пережитое. М.: Воениздат, 1961, с.63.

117. Андрющенко Н. К. На земле Белоруссии летом 1941 года. Минск, 1985, с.10.

Глава VI

1. Баграмян И. Х. Мои воспоминания: Ереван, 1980, с.221.

2. Чугунов А. И. Граница накануне войны. 1939-22 июня 1941. М., Воениздат, 1985, с. 149-150.

3. Агапов А. Б. Дневники Йозефа Геббельса. М., 2004, с.350.

4. Гальдер Ф. Военный дневник, 1940-1941. М., АСТ, 2003, с.712.

5. Стрижков Ю. К. Герои Перемышля. М., "Наука", 1969, с.27.

6. Сандалов Л. М. Боевые действия войск 4-й армии в начальный период Великой Отечественной войн: http://www.rkka.ru/oper/4A/ch4.htm

7. Солдат, герой, ученый. М., Воениздат, 1961, с.162.

8. Арвасявичюс Й. 1418 дней в боях — Вильнюс, 1975, с.18.

9. ГАРФ, ф.р-4459, оп.27, д.425, л.289.

10. Военно-исторический журнал, 1989, ?5, с.48.

Глава VII

1. Мухин Ю. Если бы не генералы! М., Яуза, 2006. с.540-541; "Саперы", Современник, 1988, с.3-6.

2. Коновалов П. С. Десять лет в бою. Краткий боевой путь 5-й стрелковой — 44 гвардейской дивизии 1918-1945 гг. Киров, Кировская областная типография, 1995., с.44.

3. http://centralsector.narod.ru/arch/90sd/13.htm (из книги "Девяностая, Ропшинская". ГП ИПК "Вести", СПб, 2006.)

4. Ротмистров П. А. Стальная гвардия. — http://militera.lib.ru/memo/russian/rotmistrov2/02.html

5. ЦАМО, ф.13815, оп.20225, д.1, л.4.

6. ЦАМО РФ, фонд 14 Гв. БАП, оп.178446, д. 2, л. 313.

7. Буг в огне. Изд-во "Беларусь", Минск, 1977, с.139-140.

8. ЦАМО РФ, фонд 14 Гв. БАП, оп.178446, д. 2, л. 310.

9. ЦАМО РФ, ф.20050, оп.1, д.1, л.2.

10. Герои Бреста: новые документы, свидетельства очевидцев. Сост. П. Н. Панасюк и др. Минск, Беларусь, 1991. С.295.

11. ЦАМО РФ, фонд 137 ГвИАП, оп.981871, д.1, л.8.

12. http://otvaga.vif2.ru/Otvaga/wars1/wars_43.htm

13. Макеева И. Е. Отцы и дети из 41-го. ГОУПП "Гродненская типография", 2004, с.16.

14. Буг в огне. Минск, "Беларусь", 1977, с.175.

15. Галицкий К. Н. Годы суровых испытаний. М., "Наука", 1973, с.29, 32-34.

16. Сборник боевых документов. Выпуск 35. М., Воениздат, 1958. С.11.

17. Из рукописи книги А. Д. Шмелева "Реквием 9-му артпульбату".

18. Старинов И.Г. Записки диверсанта. — М.: Альманах "Вымпел", 1997: 3.

19. Военно-исторический журнал, 1959, ?4, с.65

20. ЦАМО РФ, фонд 92 ИАП, оп.143387, д.1, л.2.

21. Андреев А. М. От первого мгновения — до последнего. М., Воениздат, 1984, с 19-20.

22. Тюленев И. В. Через три войны. — М.: Воениздат, 1972 г., с.123-124.

23. Казаков В. И. На переломе. М., Воениздат, 1962, с.5.

24. Кузнецов Н.Г. Курсом к победе. — М.: Голос, 2000, с.15.

25. Сандалов Л.М. Пережитое. — http://militera.lib.ru/memo/russian/sandalov1/04.html

26. Там же.

27. Буг в огне. Изд-во "Беларусь", Минск, 1977, с.140.

28. ЦАМО РФ, ф.20050, оп.1, д.1, л.2.

29. http://aviaforum.ru/threads/g-l-dolgushin-kak-i-pochemu-pogibla-aviacija-11sad-pod-grodno.7645 , http://vif2ne.ru/rkka/forum/9/arhprint/4297

30. Там же.

31. 1941 год: Кн.2 — М.: Международный фонд "Демократия", 1998. — С.269.

32. http://iknigi.net/avtor-oleg-kozinkin/60574-stalin-kto-predal-vozhdya-nakanune-voyny-oleg-kozinkin/read/page-10.html

33. Из рукописи книги А. Д. Шмелева "Реквием 9-му артпульбату".

34. Сандалов Л.М. Пережитое. — М.: Воениздат, 1961, с.96-97.

35. ЦАМО, ф.15, оп. 881474, д.12, л.105.

36. Петров В. С. Прошлое с нами. Киев, Политиздат Украины, 1977, с.75.

37. Там же, с.76-77.

38. Архипенко Ф.Ф. Записки летчика-истребителя. — М.: НПП "Дельта", 1999.

39. Журавлев Д. А. Огневой щит Москвы. М., Воениздат, 1972, с.19.

40. Там же.

41. Военно-исторический журнал 1989 ?5, с.49.

42. Там же.

43. Чернов И. Е. "Саперы: Записки солдата". М: Современник, 1988, с.9.

44. Там же.

45. Там же.

46. Внутренние войска в Великой Отечественной Войне 1941-1945 гг. Документы и материалы. М., "Юридическая литература", 1975, с.70.

47. Афанасенко В. И. На рубежах бессмертия ..., с.48-49.

48. "Великая Отечественная Война Советского Союза", "Воениздат", М., изд.2 доп. 1970, с.63.

49. Артеменко И. Т. От первого до последнего дня..., с.14.

50. Военно-исторический журнал 1989 ?5 с.24.

51. Калядин И. С. За каждую пядь земли... М.: Воениздат, 1983, с.10.

52. Военно-исторический журнал, 1996, ?2, с. 12.

53. Там же.

54. Воронов Н.Н. На службе военной. — М.: Воениздат, 1963, с.172.

55. Яковлев Н.Д. Об артиллерии и немного о себе. — М.: Высшая школа, 1984, с.57.

56. Военно-исторический журнал. 1989 ?5, с.29.

57. Сайт "Батьковщина", воспоминания Бородина Б. А. http://www.poisk.slonim.org/modules/sections/index.php?op=viewarticle&artid=51

58. Сандалов Л. М. Пережитое...

59. Болдин И.В. Страницы жизни. — М.: Воениздат, 1961. С.81.

60. Головко А. Г. Вместе с флотом. М., "Финансы и статистика", 1984, с.26.

61. Виноградов Н.И. Подводный фронт. — М.: Воениздат, 1989. C.5.

62. Жуков Г.К., 1970, т.2, с.7.

63. Кузнецов Н.Г. Накануне. http://militera.lib.ru/memo/russian/kuznetsov-1/38.html

64. Исчезнувшая империя http://lost-empire.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=172&Itemid=14

65. Кузнецов Н.Г. Накануне...

66. Там же.

67. Там же.

68. Жухрай В.М. Сталин: правда и ложь. — М., 1996.

69. Козинкин Олег. Кто проспал начало войны. — АСТ, 2011; Мещеряков В.П. Сталин и заговор военных 1941г. — М.: Эксмо, 2010; Костин А.Л. Июнь 1941-го. 10 дней из жизни И.В. Сталина. — М.: Эксмо, 2010.

70. Хрущев Н.С. Время. Люди. Власть. Книга I

http://militera.lib.ru/memo/russian/khruschev1/17.html

71. Микоян А.И. Так было. http://militera.lib.ru/memo/russian/mikoyan/04.html

72. Выставка "Мы победим?!", М., Имидж Пресс, 2001, с.25.

73. Мещеряков В.П. Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины. http://militera.lib.ru/research/mescheryakov_vp02/index.html

74. Осокин А.Н. Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке.

75. Чуев Ф. И. Молотов: полудержавный властелин. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999, с.57.

76. Микоян А.И. Так было...

77. Исчезнувшая империя http://lost-empire.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=172&Itemid=14

78. Там же.

79. Там же.

80. Там же.

81. Козинкин Олег. Кто проспал начало войны. — АСТ, 2011; Мещеряков В.П. Сталин и заговор военных 1941г. — М.: Эксмо, 2010.

82. цит. по: Дуэль, ?8(151) 2000г.

83. Козинкин О. Кто проспал начало войны, с.138.

84. Исчезнувшая империя...

85. Бережков В М. Страницы дипломатической истории http://militera.lib.ru/memo/russian/berezhkov_vm2/01.html

86. В. Бережков. Я мог убить Сталина. http://www.vestnik.com/issues/98/0609/win/berezh.htm

87. Органы государственной безопасности СССР в годы Великой Отечественной войны. Том 2 — Книга первая (22.06.1941 — 31.08.1941. http://mozohin.ru/article/a-108.html

88. Кузнецов Н.Г. Крутые повороты. — М.: Мол. гвардия, 1995, с.51.

89. Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997.

90. Дуэль ?7(253) 12 февраля 2002 г, с.6.

91. Исчезнувшая империя...

92. Оглашению подлежит. СССР — Германия 1939-1941. Документы и материалы. М.: Московский рабочий, 1991, с.346.

93. http://www.ptb.de/en/org/4/44/441/salt_e.htm , http://users.iptelecom.net.ua/~zhistory/tim2206c.htm

94. Жуков Г. К., Т.1, с.369.

95. Там же.

96. Жуков Г. К., Т.2, с.7.

97. Пограничник, 1970, ?2, с.14.

98. Исторический архив, 1961, ?3, с.82.

99. Органы государственной безопасности СССР в годы Великой Отечественной войны. Сборник документов. Том второй. Книга 1. Начало. 22 июня — 31 августа 1941 года. М., Русь. 2000г. С.132.

100. Чугунов А. И. О тех, кто встретил войну на границе. Изд-во "Знание", М., 1975, с.11.

101. Жуков Г. К., Т.1, с.370.

102. Дуэль N 36(281) 3 сентября 2002, http://www.duel.ru/200236/?36_5_1

103. Галицкий К. Н. Годы суровых испытаний. М., "Наука", 1973. с.35-36.

104. Жуков Г. К., Т.2, с.7.

105. Мерецков К.А. На службе народу. — М.: Политиздат, 1968, с.209-210.

106. 1941 год, книга вторая, с.456.

107. ЦАМО РФ, ф.848, оп.1, д.1, л.3.

108. Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Выпуск 34. М., Воениздат, 1953, с.33.

109. Болдин И.В. Страницы жизни. — М.: Воениздат, 1961. c.85-86.

110. ГАРФ, ф. р-4459, оп.27, д.274, л. 186.

111. Пограничные войска СССР в годы второй мировой войны 1939-1945. М: Граница, 1995, с.113.

112. Агафонов В. П. Неман! Неман! Я — Дунай! М., Воениздат, 1967, с.24-25.

113. Военно-исторический журнал 1989/5, с.25, 28.

114. ЦАМО, ф.15, оп.881474, д.12, с.161.

115. ЦАМО, ф.15, оп.881474, д.12, с.164, 168.

116. Пантелеев Ю. А. Морской фронт. М.: воениздат, 1965, с.34-35.

117. Севастьянов П. В. Неман — Волга — Дунай. М.: воениздат, с.16.

118. Василевский А.М. Дело всей жизни. — М.: Политиздат, 1978, с.105.

119. Анфилов В. А. Грозное лето 41 года. М., Анкил-воин, 1995, с.107.

120. Рокоссовский К. К. Солдатский долг. — М.: Воениздат, с.82.

121. Война и мы. Книга 1, М., 2000, с.224-225) — библиотека газеты Дуэль.

122. Геббельс Й. Последние записи. — Смоленск.: Русич, 1998, с.73.

Глава VIII

1. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Том 2, Книга первая, с.383.

2. Там же, с.384.

3. см. Мухин Ю.И. Антироссийская подлость. — М.: Крымский мост-9Д, 2003.

4. http://v-alksnis2.livejournal.com/165335.html

5. Там же.

6. http://svpressa.ru/society/article/16187/

7. http://commons.wikimedia.org/wiki/File:Red_Army_purge_1941.jpg?uselang=ru

8. Неман, 2008, ?7.

9. Осокин А.Н. Великая тайна Великой Отечественной — М.: Время, 2007, с.157.

10. http://www.ruarchive.com/archives/7108

215