Достигнув ствола — тут уже можно было перевести дух — Донати обнял его, словно возлюбленную, и обернулся.
Зрелище, открывшееся взору мужчины, исторгло из его груди вопль, в котором смешались сотни чувств: от изумления до безумной радости. Из окон Барджелло вырвалось пламя, которое в любой миг грозило перекинуться на соседние дома. Что-то грохотало, слышались крики — не яростные, как несколько минут — или часов? — назад, а полные ужаса.
— Надеюсь, эта грязная собака издохла, — сказал Донати, вспомнив дерзкого стражника и не подумав даже, то благодаря дерзости этой сам остался жив. — Пусть делит мой перстень вместе со своим дружком в лапах Сатаны.
Пожелав негодяям, чтобы за алчность свою они заплатили сполна, мессер Корсо ловко спустился на землю: благо, древесный ствол был полон всевозможных сучков, удобных, словно ступени лестницы — пусть и оледеневшей.
— Ну, что, ублюдки? Хотели отведать моей крови? Не выйдет — это я заставлю вас валяться в грязи и молить о прощении!
И Донати, приглушив нервный хохот, от которого сотрясалось его тело, скрылся в тёмном безлюдном переулке.
Часть 7
Предательство
Глава 1
Обвинения
Следующее утро Флоренция встретила мертвой тишиной: на улицах не было ни души, из-за стен домов не доносилось ни звука — и даже колокола, когда подошло время утренней молитвы, прозвонили тихо, словно боялись нарушить висевшее в воздухе тревожное безмолвие. На зов церквей никто не отозвался: наверное, горожане, вырвавшись с рассветом из плена безумия, в который они попали прошлым вечером, и увидев дело рук своих, ужаснулись: дворец Барджелло — этот символ свободы Флоренции, её славы и могущества — стоял сейчас обгорелый, израненный — и израненный руками самих же флорентийцев! Тут уж только и оставалось схватиться за голову и со слезами на глазах спросить: что за чёрт вселился вчера в меня — честного ремесленника, всегда чтившего закон? И разве это я бегал по ночному городу, размахивал факелом, втыкал колья в бока избранных в Совет подесты сограждан и, наконец, тащил по улицам самого градоправителя и, осыпая "негодяя" площадной бранью, грозился разорвать его на куски или бросить в костёр? Нет! Всё это — шутки Сатаны!
Но как бы ни уговаривали себя добрые горожане, облик Барджелло от этого не стал прежним, не изуродованным пожаром, а подеста не вернулся обратно в свой дворец, чтобы чинить справедливый суд. Напротив, Лучино в этот миг уже мчался в дорожном экипаже в сторону Ареццо и возносил страстную хвалу Всевышнему, который остановил бешеных флорентийцев и не дал им довести задуманное до конца.
— Чтобы я ещё хоть раз взвалил на плечи такую ношу? Стал подестой? — шептал он иногда, чтобы успокоить рыдавшую рядом супругу. — Нет! Пусть сам Карл Мартелл просит меня — не соглашусь!.. Если только меня пригласят в какой-нибудь маленький городок...
И с каждой новой милей, разделявшей Лучино и флорентийцев, он всё реже вспоминал о Господе и всё чаще — о жаловании, которое должны были выплатить неблагодарные горожане. А ещё к груди своей опальный подеста прижимал бумагу, где была написана сумма в шестьсот лир: выкуп за Франческо и Дино...
Молодые люди в этот утренний час тоже жили воспоминаниями о вчерашнем приключении — таком страшном, но необыкновенно увлекательном. Вновь и вновь сердца юношей начинали биться сильнее от ужаса — подеста приказал схватить их! — или трепетать от радости — Джованни пришёл на помощь!
И, конечно, история с мятежом не оставила равнодушным Джано делла Белла. Всю ночь он не мог уснуть, мучимый тяжёлыми раздумьями, рассвет же встретил, стоя у окна и устремив вдаль невидящий взор. За несколько часов лицо мужчины осунулось, словно он только-только встал с постели после жестокой лихорадки. В ответ на вопросы встревоженных слуг раздавался лишь едва различимый вздох.
Когда мессеру Джано наскучило высматривать на улице что-то, невидимое для остальных, он уселся за свой любимый стол и принялся бездумно перебирать бумаги.
Занятие это длилось до тех пор, пока в комнату не вошёл брат делла Белла.
— Что с тобой, Джано? — спросил мессер Тальдо. — Ты похож... — он замялся.
— На кого?
— На мертвеца!
Мессер Джано покачал головой:
— Возможно, так оно и есть. Прошлой ночью мне был нанесён удар в самое сердце — и нанесён теми, кого я так долго защищал.
— Брось! — с напускным безразличием фыркнул Тальдо. — Всё это — вздор!
— Нет, — покачал головой Джано. — Я ведь где-то ошибся, иначе не встретил бы вчера такой отпор...
— Это была кучка сумасшедших, которым хотелось чьей-нибудь крови. Хоть твоей, хоть крови подесты — любой сгодился бы. — Мужчина сжал кулаки и процедил сквозь зубы: — Жаль, ты остановил нас вчера. Разогнали бы этих олухов — и остальные горожане вмиг успокоились бы.
Мессер Джано ничего не ответил, лишь недоверчиво улыбнулся. Тальдо походил некоторое время по комнате, задумчиво разглядывая рисунок на стенах, а затем искоса посмотрел на брата и произнёс:
— Хотя, знаешь... Ведь подеста освободил Корсо Донати. Этого убийцу и смутьяна, из-за которого вся сестьера Сан-Пьеро долгие годы ходит ходуном, а честные горожане не могут спокойно трудиться — даже спать спокойно не могут! Так зачем же тогда ты взялся защищать Лучино?
Джано грустно рассмеялся:
— Я ждал, когда ты спросишь об этом... Ждал — и молился, чтобы ты промолчал... Неужели ты не понимаешь, что я защищал не подесту?
— А кого тогда?
— Я защищал "Установления справедливости".
— Будь это так, вчера мы наказали бы подесту за его преступление — и наказали сурово.
— А что дальше? — поднялся из-за стола мессер Джано. — Предположим, я встал во главе мятежников, покарал Лучино... А затем? Свергнул бы приоров, поскольку они непременно возмутились бы моим поступком? Разорвал бы "Установления", сжёг их — ибо зачем нужны законы, которые я сам же и нарушил? Превратился бы в одного из тех тиранов, что заливают землю Италии кровью собственных подданных? И каждое мгновение трепетал бы за свою жизнь... Такой участи ты хочешь для меня, Тальдо?
Он испытующе поглядел на брата. Тот не выдержал и, опустив взор, пробормотал:
— Нет, конечно, я не хочу, чтобы ты становился тираном. Я просто пожалел, что подеста так и не получил по заслугам. Наплевал на флорентийские законы, а отделался лишь минутным испугом.
— А я радуюсь, что так всё закончилось, — сказал Джано и умолк.
В этот раз тишина воцарилась надолго. Делла Белла вновь занял место за столом и, замерев, превратился в некое подобие каменного изваяния; только глаза его неотрывно следили за Тальдо, который нервно мерил комнату шагами. Братьям очень редко доводилось ссориться, и нынешняя размолвка — да ещё в такой трудный час, когда нужно было поддержать друг друга, — для каждого из них стала неожиданностью. И словно в далёком детстве, никто — ни Джано, ни Тальдо, — не желал признать свою ошибку, хотя и понимал: в чём-то собеседник прав.
От раздумий мужчин отвлекло появление слуги.
Стараясь не глядеть в сторону Тальдо, который недовольно нахмурился, лакей обратился к мессеру Джано:
— Вас просит о встрече мессер Альберто Ристори.
— Что? — с оживлением спросил делла Белла. — Мессер Альберто? Отчего же ты сразу не провёл его сюда?
Слуга выбежал из комнаты, а через минуту вернулся в сопровождении судьи.
Когда мужчины обменялись дружеским приветствием, Ристори сказал:
— Знаю, Джано, сейчас ты спросишь, что за дела привели меня сюда. Так знай: в городе происходит что-то необъяснимое.
— Ты говоришь о вчерашнем бунте?
— Нет.
— О чём же тогда?
Глубоко вдохнув, словно перед прыжком в воду, мессер Альберто произнёс:
— Приоры были страшно напуганы поведением горожан прошлым вечером. И очень обрадовались, что к совету, который ты вчера дал мятежникам — идти к церкви Сан-Пьеро Скераджо и там требовать справедливости — не прислушались, и печальная участь постигла подесту. И вот сегодня, к ужасному моему стыду, приор, избранный от цеха судей и нотариусов, сказал, что следует обратиться с жалобой к капитану народа... — Ристори ненадолго замолк. Слушатели во все глаза смотрели на него, догадываясь, чем завершится рассказ. — Тебя обвиняют в отвратительных преступлениях, Джано. Говорят, будто по твоей вине разгорелись городские беспорядки, из-за тебя оказалось нарушено общественное спокойствие, и — главное! — по твоему совету было совершено нападение на подесту — вопреки "Установлениям справедливости".
— Но это же ложь! — вскочил со своего места мессер Джано. Кровь прихлынула к его щекам, в глазах потемнело. На какой-то миг мужчине почудилось, будто он очутился на берегу океана — такой шум стоял у него в ушах. — Ложь... — чуть слышно повторил он и пошатнулся.
Тальдо и мессер Альберто одновременно бросились к Джано, однако тот остановил их движением руки:
— Со мной всё в порядке, — и сказал: — Слова одного приора ещё ничего не значат. Ведь так, Альберто?
Ристори покачал головой:
— С ним все согласились, даже гонфалоньер.
— А свидетели? — вмешался в разговор Тальдо.
— Уже нашлись — и немало.
— Но ведь тысячи людей слышали, что на самом деле говорил Джано! — вскричал Тальдо. — Чёрт возьми, если потребуется, я приведу к приорам половину города — и посмотрим тогда, что скажут лживые негодяи, посмевшие обвинить моего брата в подстрекательстве к мятежу!
— Это ничего не изменит, — возразил мессер Альберто.
— Почему?
— Достаточно найти тех, кто подтвердит вину преступника. И если судьи захотят объявить мессера Джано бунтовщиком, так и будет сделано. Окажутся услышаны голоса нескольких лжецов, а честных горожан — нет.
Тальдо сжал кулаки и заскрежетал зубами. От бессильной ярости на глазах его выступили слёзы. Мессер Джано, напротив, стал вдруг на удивление спокойным — слишком спокойным, как подумал Ристори.
— Значит, по-твоему, против меня плетутся интриги? — промолвил делла Белла.
— Не интриги, нет! — ответил мессер Альберто. — Настоящий заговор! И что-то подсказывает мне: родился он вовсе не сегодня утром, а гораздо раньше.
— И предали меня люди, которые когда-то были моими соратниками, — глухо произнёс мессер Джано. — Как же такое случилось? Отчего за несколько часов от меня отвернулись все соратники? Все, кто, как я полагал, готов был пожертвовать жизнью ради "Установлений".
— Виной всему негодяй Лучино! — выпалил Тальдо. — Клянусь, я убью его, если встречу когда-нибудь — и это будет самый доблестный мой поступок!
Мессер Джано нервно передёрнул плечами, но спорить с братом не стал.
Ристори со вздохом сказал:
— Сейчас Лучино уже далеко, поэтому едва ли вашему желанию суждено сбыться, мессер Тальдо. Давайте же забудем о подесте, принесшем Флоренции столько горя, и поразмыслим, что делать сейчас, когда над головой вашего брата — да и над вашей тоже, — сгустились чёрные тучи.
— Я выведу на улицы горожан! — живо откликнулся Тальдо. Обратив горящий взор на брата, он продолжил прерывающимся от возбуждения голосом: — Поверь, Джано, все они, кроме нескольких негодяев, вздумавших вчера бросаться камнями, с радостью отзовутся на мой призыв. И тогда предатели — приоры почувствуют на собственной шкуре гнев толпы, которого они так и не познали прошлой ночью.
— Не спеши, Тальдо, — усмехнулся мессер Джано.
— Почему? Ты что же, станешь дожидаться, когда под стенами нашего дома появится глашатай и зачитает приговор?
— Да.
Тальдо в раздражении топнул ногой:
— Не лучше ли нанести удар первыми, пока мерзавцы лишь готовятся предать тебя?
— Быть может, они ещё успеют передумать?
— Как же! — фыркнул Тальдо. Затем, невольно понизив голос, спросил: — Но если приоры и капитан народа всё-таки объявят тебя виновным, ты примешь помощь горожан?
— Может быть, — опустил голову мессер Джано. — Если пополаны и впрямь встанут на мою защиту...
— Так и будет!
Внезапно глаза Тальдо заблестели: голову его посетила какая-то мысль. Мужчина улыбнулся, заранее предвкушая победу, и сказал:
— Помнишь мальчишку, который предупредил нас, что горожане хотят напасть на Барджелло? Как вспомню его голос, полный мольбы, надежды, восхищения... Право же, он произносил твоё имя так, словно обращался к самому Всевышнему...
— Вздор! — махнул рукой мессер Джано. — Он просто благодарен мне...
— И не он один! — Тальдо вложил всю свою уверенность в этот возглас. — Скольким людям ты помог? Сколько раз добился справедливости? Даже затеял борьбу с продажными судьями...
— Не очень-то я в этом преуспел... — невольно рассмеялся делла Белла.
Вдруг смех его оборвался. Мессер Джано посмотрел на брата, затем перевёл взгляд на Ристори. Брови мужчины поползли вверх от изумления.
— Постойте... — потрясённый собственной догадкой, протянул он. — Ты ведь сказал, Альберто, что пожаловаться на меня капитану народа предложил приор от цеха судей и нотариусов. Так? — Лицо его исказила гримаса ненависти. — Выходит, мне просто решили отомстить?.. И кто? Люди, от которых требуется лишь одно: в решениях своих неукоснительно следовать законам Флоренции! Я решил заставить их честно исполнять обязанности — и вот что вышло...
Делла Белла задохнулся от гнева.
— А если эти негодяи не хотят соблюдать закон, — усмехнулся Тальдо, — кто осудит нас, если и мы поступим подобно нашим врагам?
— Никто, — беззвучно прошептал мессер Джано.
Глава 2
Тревога
Хотя Джано делла Белла и согласился прибегнуть к помощи пополанов, если положение станет слишком уж серьёзным, в глубине души он верил, что приоры, в конце концов, образумятся и откажутся от предательского замысла. Тальдо, напротив, пусть и не говорил никому о своих чувствах, нестерпимо желал сразиться с врагами: лучше уж сразу всё решить, чем мучиться ожиданием и тешить себя бессмысленной надеждой. Поэтому, как несложно догадаться, оба мужчины страшно волновались, однако причины этого были различны: один с нетерпением ждал, когда под окнами появится глашатай и зачитает обвинения, другой же молил Господа, чтобы подобного не случилось вовсе.
Так, в бесконечной тревоге, прошёл день, а за ним и долгий зимний вечер. Мессер Джано продолжал сидеть за столом, подперев щёку ладонью, и провёл в этом положении всю ночь, ни на мгновение не сомкнув глаз; да и брат его лишь на пару часов забылся сном, полным кошмаров.
Впрочем, рассвет мессер Джано встретил не в столь уж плохом расположении духа. И понемногу, с каждой новой минутой, не принесшей никаких известий, морщины на лице мужчины начали разглаживаться; щёки окрасились лёгким румянцем и даже круги под глазами как будто стали не так заметны. Тальдо наблюдал за этими переменами и с трудом сдерживался, чтобы не заскрежетать зубами.
Не вытерпев, он сказал:
— Вижу, ты радуешься?
— Да, — согласился Джано, — хотя и стараюсь не делать этого раньше времени.
— И правильно, — со злостью произнёс Тальдо.
На этом разговор прекратился. Безмолвие висело в комнате, тишина царила на улице — и потому мужчины отчётливо услышали топот чьих-то сапог по примёрзшей дороге, который внезапно оборвался. Переглянувшись, они стали ждать, что произойдёт дальше. Несколько секунд было тихо, а затем в коридоре раздался звук шагов. Терпение Тальдо иссякло, и он решительно распахнул дверь.
