— Операцию сделали в начале года, и она прошла очень успешно. Но надо было продолжать следить за состоянием Мисаки, поэтому, когда оно стабилизировалось, ее перевели в здешнюю больницу. Даже после перевода она поправлялась так, как врачи прогнозировали. Я время от времени потихоньку ходила ее навещать. Кирике не говорила, естественно.
Мы с Мисаки разговаривали обо всем подряд, и однажды она сказала: "У тебя дома столько классных кукол, я так тебе завидую". И тогда я ей пообещала. Я показала ей фотографию со всеми куклами в моей комнате и спросила, какая ей больше нравится, и сказала: "Ту, которая тебе нравится больше всех, я тебе подарю на выписку из больницы". И...
— Это была та самая кукла, которую ты отнесла в морг в тот день?
— ...Я ей обещала, — Мей медленно и грустно опустила ресницы, потом снова открыла глаза. — Я и подумать не могла, что она так внезапно умрет... Совершенно не думала. Она же поправлялась без проблем, врачи говорили, что скоро ее выпишут. А потом вдруг она...
...Да.
Мидзуно-сан тоже так говорила.
Состояние Мисаки Фудзиоки вдруг резко ухудшилось, и она умерла, прежде чем кто-либо успел что-либо сделать. Это было 27 апреля, в понедельник. Мидзуно-сан сказала: "Она была единственным ребенком в семье, родители были вне себя от горя".
Да, я получил ответ на вопрос, который уже долго не шел у меня из головы; но стоило мне представить себе, что творилось в душе у Мей, как мое сердце сжалось, и я с трудом удержал слезы. Однако в то же время...
Предельно ясным стал новый, важнейший факт.
— Значит, вы с ней изначально были не двоюродными сестрами, а родными, — произнес я, чувствуя мощное замешательство. — А значит, ты и Мисаки-сан — кровные родственники в пределах двух колен.
— Да.
— Значит, ты поэтому тогда так сказала?
Мой первый день в школе, моя первая встреча с Мей там. Во время нашего разговора возле клумбы с цветущими желтыми розами неподалеку от нулевого корпуса...
"Будь осторожен. Возможно, это уже началось".
— Помнишь, ты сказала: "Возможно, это уже началось"?
— У тебя хорошая память. Да, так и есть.
— Значит, это уже началось, — повторил я, не сводя глаз с лица Мей. — "Катастрофы" этого года начались уже в апреле.
— ...Скорее всего.
— Почему ты уже тогда не сказала?
— Я... в общем, я... — не глядя в мою сторону, Мей снова медленно, печально опустила и подняла ресницы. — Мне не хотелось верить, что она... Мисаки умерла... из-за такого. Я просто не могла принять, что причиной стала такая иррациональная вещь, как проклятие. И поэтому, даже когда ты спросил, есть ли у меня братья или сестры, я просто не смогла ответить "да". И когда ты спросил про Мисаки, я могла только сказать, что она моя двоюродная. Я просто не хотела говорить.
Мне вспомнилось.
После того как Юкари Сакураги стала одной из "жертв мая" и я во второй раз наткнулся на Мей в подвале выставки, она сказала: "Я... думаю, в глубине души я только наполовину верила. Сначала было это, потом в мае, когда пришел ты, я тебе всякого наговорила, но все равно я на сто процентов не верила".
"Сначала было это" — имелась в виду смерть Мисаки в апреле. И, видимо, то, что "она мне всякого наговорила", — это отсылка к той самой предыдущей фразе, что "возможно, это уже началось"...
Голова Мей была опущена, пальцы сжимали простыню на кровати, где она сидела. Я снова честно попытался представить себе, что она чувствовала, но просто не смог удержаться от того, чтобы, сложив вместе факты, которые я осмыслил, громко произнести:
— "Катастрофы" этого года начались уже в апреле, как и во все прошлые годы. Мисаки Фудзиока, умершая в больнице, стала первой жертвой... "жертвой апреля". Значит...
Порывистый ветер, стучащийся в окно, словно впился в меня, высасывая тепло. Холод пополз вниз по спине, мурашки побежали по всему телу.
Мей медленно подняла голову, будто говоря: "Я знаю..."
— Я тоже об этом думала.
— О чем?
— Когда ты пришел в школу после больницы, было уже начало мая. Именно тогда мы поняли, что в классе не хватает парт, и поэтому все решили, что "катастрофы" этого года нетипичные и должны начаться в мае. Но если Мисаки была "жертвой апреля", значит, мы ошибались...
— ...Да, так и есть, — крепко обхватив себя руками, я кивнул. — Значит, несмотря на то, что с самого начала парт хватало, "лишний" проник в класс в апреле, еще до того, как я пришел в Северный Ёми...
3
— Значит, поэтому, да? — робко спросил я после нескольких секунд молчания. — Когда я сказал, что думаю, уж не я ли "лишний", ты так уверенно сказала мне, что нет. Ты сказала: "Расслабься, это не ты".
— ...Да, было такое.
— Это как раз потому, что ты знала, что "катастрофы" начались уже в апреле, да? А раз в апреле я еще не учился здесь...
— Отчасти да... но главная причина в другом.
У меня возникло ощущение, что я заранее знал, что Мей ответит как-то так.
— То есть? — продолжил я. — Что за причина?
— Я...
Она начала было отвечать, но в нерешительности остановилась. Взгляд ее устремился куда-то в пространство, и довольно долго она даже не моргала — сидела неподвижно, как кукла. Потом наконец...
Похоже, она приняла решение. Встала с кровати, повернулась ко мне лицом. Я увидел повязку на ее левом глазу, которая все это время была от меня скрыта. Потом размеренным движением Мей сняла повязку.
— Этот глаз...
Специальный искусственный глаз, сидящий в пустой глазнице. "Пустой синий глаз" смотрел прямо на меня.
— "Глаз куклы" сказал мне, что это не ты.
Конечно, я не понял, что она имела в виду. Однако какое-то смутное предчувствие у меня возникло.
— Как он это сделал? — задал я очередной вопрос.
Мей ответила сразу, уже без намека на нерешительность:
— Кажется, я тебе уже говорила. Этот глаз может видеть невидимое. То, что ты не ожидаешь увидеть; то, что лучше бы не видеть; то, что хотелось бы не видеть.
— То, что не ожидаешь увидеть? Что лучше бы не видеть? Это, например, что?
— Например... — Мей подняла правую руку и закрыла здоровый глаз, не "глаз куклы". — Например, "цвет смерти".
Эти слова прозвучали, как какое-то заклинание.
— Цвет или оттенок чего-то, что по ту сторону, там, где смерть.
— ...
— Понимаешь? Нет... вижу, не понимаешь.
Честно говоря, я просто не знал, что ответить. Однако -
— В нормальной ситуации вряд ли ты мне поверил бы, даже после объяснения... Но сейчас я вполне могу рассказать тебе все. Хочешь?
Я энергично кивнул, не задумавшись ни на миг. И посмотрел прямо в уставленный на меня глаз. Красивый, но абсолютно пустой синий глаз...
— Хочу, — сказал я.
4
— Сперва я не могла понять, что происходит, и поэтому постоянно была не в своей тарелке.
Не возвращая повязку на место, Мей снова села на край кровати. Она начала новый рассказ тем же тихим голосом, что и предыдущий.
— Когда я потеряла левый глаз, то, конечно, и видеть им перестала. Хоть в упор фонариком посвети — я даже искорки не увижу. Если я закрою правый глаз, то вообще ничего видеть не буду. Операция была, когда мне было четыре года, так что я живу с одним нормальным глазом всю свою сознательную жизнь. Даже после того как Кирика сделала для меня "глаз куклы", какое-то время так все и оставалось. Но потом...
Когда это началось? По-моему, когда умер кто-то из родственников отца; тогда меня взяли на похороны. То ли в конце третьего класса начальной школы, то ли в начале четвертого. Они сказали, чтобы я попрощалась, и я положила в гроб цветы... и вот тогда я посмотрела в лицо человека, который умер, и почувствовала что-то очень странное. Мой левый глаз не должен был ничего видеть, но он как будто воспринимал что-то... не форму, нет. Больше похоже на цвет.
Я была просто в шоке. Ну, потому что я, по сути, вообще впервые что-то ощутила левым глазом. И это было очень странное ощущение. Когда я закрыла левый глаз и смотрела только правым, я видела просто лицо, абсолютно нормальное. А когда я смотрела и левым глазом, добавился какой-то странный цвет поверх всего...
— Что ты имеешь в виду, "странный цвет"?
— Я не могу объяснить, — Мей вяло качнула головой. — Этот цвет я никогда не вижу правым глазом... просто не могу видеть. Я не могу его назвать словом, вроде "красный", "синий", "желтый" — вообще никаким названием цвета. Ни одно не подходит. Это... цвет, которого в нашем мире просто нет.
— Даже если смешивать все существующие цвета и краски?
— ...Да.
— И это и есть "цвет смерти"?
— Сперва я этого не поняла... — Мей задрала голову и коротко вздохнула. — Никто мне ничего не мог нормально объяснить. Врачи меня осматривали, но ничего необычного не находили. Они говорили, что это просто мое воображение. Я пыталась им верить, но... Время от времени я снова это видела, и оно не прекращалось. И... — Мей медленно вернула взгляд к моему лицу. — Через не знаю сколько лет я поняла. Когда я ощущаю этот цвет, это означает, что где-то рядом "смерть".
— Ты имеешь в виду, "смерть" рядом, когда ты смотришь на лицо умершего?
— Один раз это было, когда рядом со мной произошла автокатастрофа. Водителя машины зажало. Его лицо было все в крови... он был уже мертв. Я тогда ощутила тот же цвет, что и на похоронах.
— ...
— И это не только, когда я смотрю на самого человека. Скажем, в новостях, когда показывают видео или фото каких-то аварий или войн. По телевизору и в газетах такое нечасто показывают, но в журналах иногда попадаются фотографии трупов. Когда я на них смотрю, я тоже вижу.
— Тот же самый цвет?
— Не уверена, что тот же самый. У него много оттенков.
— Что?
— Иногда я его вижу четко, иногда туманно. Это можно назвать разными оттенками одного цвета. Когда кто-то уже умер, он яркий, а когда сильно ранен и должен скоро умереть или, скажем, умирает от болезни, этот цвет сравнительно слабый.
— Значит, этот цвет ты ощущаешь не только у тех, кто уже умер.
— Да. Мне кажется, у живых я его ощущаю, когда они близки к "смерти". Они оказываются ближе к "смерти", чем нужно, ближе, чем нормально... и их тянет к себе та сторона. Вот почему он слабый. Не столько цвет, сколько тень... Знаешь? Я терпеть не могу большие больницы. Бабушку Аманэ один раз положили, чтобы удалить опухоль, и она поправилась, потому что эту опухоль у нее рано обнаружили, но когда мы пришли ее навестить... Мне было очень тяжело. И страшно. Я не хотела, а все равно видела у разных больных в ее палате "тень смерти"...
Это не предвидение, не какая-то такая сила. Я вижу этот цвет у людей, которые тяжело ранены или больны, но если я встречусь с человеком, который скоро погибнет в аварии, то ничего не почувствую. Мне кажется, я скорее вижу в человеке что-то вроде предрасположенности к смерти.
— ...
— Честно говоря, ходить в больницу к Мисаки тоже было малоприятно, потому что время от времени я это ощущала. Но именно у Мисаки я ни разу не заметила. Я этому радовалась — думала, что она поправится, а потом... а потом она вдруг...
Мей закусила нижнюю губу — то ли от горя, то ли от раскаяния. Потом сжала губы и довольно долго так сидела, прежде чем продолжить.
— Тебе наверняка интересно, почему этот глаз может видеть такие вещи, как так получилось. Кстати, этот "цвет смерти", как я его, называю, я вижу только у людей. У животных не видела ни разу... странно, да? По-моему, очень странно.
Я тоже не понимала, и боялась, и ненавидела этот глаз. Я обдумывала и так, и эдак, но — просто не знаю. Я этого не понимаю, но избавиться не могу. Остается только принять. И в конце концов я стала думать об этом так: "Может быть, это из-за пустоты, которая внутри кукол".
"Куклы пустые".
А... И это тоже Мей сказала мне в подвале выставки.
"Куклы — это пустота. Их тела и сердца — полная пустота... вакуум. Эта пустота похожа на смерть".
— Понимаешь, куклы пустые. В них пустота, похожая на "смерть".... Может быть, именно поэтому мой левый глаз, такой же, как у них, видит в людях "цвет смерти". А может быть, это как-то связано с тем, что было во время операции на глазу, когда я чуть не умерла.
Я слушал ее рассказ, и меня не покидало ощущение, будто Мей раскрывает передо мной глубочайшие таны мироздания.
— Все, что мне оставалось, — принять такое объяснение. И, конечно, говорить об этом с кем-либо я никак не могла. Даже Мисаки я это до конца не объяснила. Просто не смогла. И однажды я решила просто держать глаз под повязкой, особенно в присутствии других людей.
— ...Ясно.
Хоть я и деревянно кивнул на ее слова, рациональный кусочек моего сознания не переставал думать о них. Насколько серьезно можно воспринимать эту историю?
Не подавая виду, что сомневаюсь, я с серьезным лицом спросил:
— А привидения? Ты их видела когда-нибудь? Духи умерших или еще что-нибудь?
— Нет... никогда, — с таким же серьезным видом ответила Мей. — В смысле, я вообще понятия не имею, существуют ли они в таком виде, как все про них говорят, и обитают ли они во всех тех местах, где считается, что они обитают. Сдается мне, их просто нет.
— А паранормальные фотки?
Естественно, этот вопрос я задал с умыслом.
— И их тоже, — ответила Мей, сидя неподвижно. — Фотографии, которые показывают по телевизору и в журналах, — это всё подделки. Но именно поэтому... — выражение лица Мей вдруг стало жестче, — именно поэтому я хотела посмотреть на ту фотографию, которую сделали двадцать шесть лет назад. Я хотела взглянуть на настоящую этим глазом и убедиться.
— Конечно. И когда ты ее рассмотрела...
Позавчера, когда она пришла ко мне домой и стала изучать мамины фотки, она сняла повязку с глаза. И...
"А цвет?"
Да, этот вопрос она задала. И дальше -
"Цвет тебе не кажется странным?"
— Что ты увидела? — спросил я. — "Цвет смерти" у того ученика на фотке, Мисаки Ёмиямы?
— Да, — тут же ответила она. — Я впервые в жизни ощутила такой цвет на фотографии, которую называют "паранормальной". Значит, это и...
Не отрывая глаза от губ Мей, оборвавшей фразу на середине, я с запозданием вспомнил:
"Я знаю, что я сама не "мертвая"".
Эти слова она произнесла, когда я пришел к ней домой и мы долго разговаривали в гостиной на третьем этаже.
Я тогда уцепился за них и сказал: "Значит, в том, что ты сама не "мертвая", ты уверена, да?"; она начала было что-то объяснять — "Понимаешь..." — и тут же замолчала.
— Думаю, так тебе будет понятнее, — произнесла Мей, вновь медленно встав с кровати. — Когда я снимаю повязку и смотрю на тебя, я не вижу "цвет смерти". Значит, это не ты. Ты не "лишний".
— И поэтому же ты знаешь, что это не ты.
— Да.
Кивнув, Мей взялась за повязку. Начала надевать, но остановилась, будто передумав.
— Вообще я верю в эту непонятную способность моего "глаза куклы". Но где-то в глубине души, думаю, я все-таки немного сомневаюсь. Все-таки я немного сомневаюсь — вдруг это все обман?
