Моё благостное настроение изрядно подпортила уже увиденная два дня назад с набережной картина "загороженного" храма, которую сегодня, подойдя ближе к "эпицентру" вопиющего свинства, мы рассмотрели подробно. О чем это я?
Дело в том, что в Павлодаре северо-западный кусок города находится на крутом обрывистом берегу и называется Гусиным перелётом — из-за резкого поворота Иртыша в этом месте он отчетливо виден с реки и практически с любой точки длиннющей набережной. Очень романтическое место — моя школьная любовь в том районе, кстати, проживала. Ещё до революции существовал замысел построить на этом месте православный собор, которым город должен был встречать путешественников, прибывающих из Омска или Семипалатинска по реке. Об этом проекте знал весь город, и знал всегда. Мне отец (некоренной житель Павлодара) про него рассказывал во времена, считавшиеся вполне атеистическими.
В советские годы на Гусином перелёте появился микрорайон с длинной извивающейся девятиэтажкой, прозванной в народе "китайской стеной". Как раз рядом с "китайкой", будто специально, оставили пустырь, где позже и был построен храм — по иронии судьбы, построен в ту пору, когда Павлодар перестал быть частью России (в широком смысле, конечно, СССР — он ведь тоже был, в общем-то, Россией). Верхние республиканские власти дали "добро", и собор был возведен в самом конце двадцатого века за считанные месяцы. Его строили буквально "всем миром" — трудно передать энтузиазм, с которым нищие от тяжести девяностых годов "русскоязычные" жертвовали деньги и выходили на бесплатные субботники — нам, живущим в России русским, этого, увы, не понять — для этого надо, чтобы нам постоянно напоминали, что мы русские. У меня есть фотографии 1999-го и 2002-го года с видами реализованной мечты многих поколений горожан — величественный храм на обрывистом берегу, увидеть который можно с набережной и с любой точки Иртыша в пределах города.
Однако спустя какое-то время на том же пустыре, где стоял собор, было решено построить офисную стекляшку местного отделения "Казтрансойла", казахстанского аналога российской "Транснефти". К моменту нашего с Натальей визита в город строительство было закончено, и сейчас велись работы по благоустройству прилегающей территории. Меня, как и большинство "русскоязычных" в городе, в бешенство приводило всё — само здание, зеленое и нелепое, факт его соседства рядом с храмом — в Павлодаре до сих пор полно живописных пустырей, почему выбрали именно этот? А более всего возмущало то, что поставленный гораздо ближе к реке офис загородил собой вид на собор с Иртыша. На Гусином перелете теперь стоял не храм, а "Трансойл", из-за которого на мирян испуганно глядели православные кресты. Примечательно, что первым о факте такого святотатства во время какого-то телефонного разговора с год назад рассказал мне мой друг, татарин и правоверный мусульманин Анвяр, его это тоже возмутило до глубины души. Вообще, татары и башкиры в Казахстане — это "русскоязычные", а не "братья" казахов по тюркской крови и магометанской вере.
Собор стал очередной "русскоязычной резервацией" в городе. До него такими объектами были Славянский культурный центр, бывший кинотеатр "Октябрь", коим руководила родная сестра известного павлодарца, режиссёра Владимира Хотиненко, снявшего "72 метра", "Мусульманина" и "Зеркало для героя", и русский драмтеатр имени Чехова, в котором когда-то играл знаменитый актёр Алексей Булдаков, генерал из "Особенностей национальной охоты". К храму с не озвученным, но явно подразумевавшимся диагнозом "не батыр" был перенесен бюст Александра Невского, ранее стоявший около военной кафедры Индустриального института. Здесь же свою святыню разместили еще одни казахстанские "русскоязычные" — с удивлением мы обнаружили на зелёной лужайке у православной церкви весьма ухоженный хачкар — высеченный на каменной плите крест, духовный символ армян.
Сегодня мне предстояла еще одна встреча "с прошлым" — нужно было зайти проведать друзей моих родителей, с которыми они познакомились ещё в заводской общаге, когда приехали жить в Павлодар — отец из Барнаула, мама — из Алма-Аты. Дядя Лёня и тётя Таня, жившие по прежнему адресу, три года назад потеряли единственную дочь Женю, девчонку старше меня на два года. Всё моё детство благодаря особой близости наших семей она была мне практически второй старшей сестрой. Казахстанская медицина не смогла поставить ей страшный диагноз, а голубой паспорт независимой республики делал затруднительным качественное лечение в России — когда Женькин "русскоязычный" муж-гастарбайтер, работавший в Москве, смог, наконец, выбить операцию в клинике имени Бурденко, было уже слишком поздно. Теперь дядя Лёня и тётя Таня воспитывали единственного ребёнка своей дочери, внука Митьку — выйдя на пенсию, они вдруг снова стали "молодыми родителями".
Я зашёл в комнату Женькиного сына, вернее, в Женькину комнату — там всё было так же, как я помнил — обычный детский беспорядок. Митька читает книжки своей мамы и спит на её диване. В этой обстановке тётя Таня вдруг вспомнила про потерявшуюся книгу с повестями о муми-троллях и лисёнке Людвиге Четырнадцатом и спросила, не у нас ли она? Как будто прошлый раз мы виделись пару месяцев назад! В детстве мы с сестрой частенько брали почитать этот дефицитный детский "бестселлер" у Женьки, но нет, мы его не "зажилили", а вернули, как полагается, хозяйке... лет двадцать — двадцать пять назад...
Было уже совсем поздно, но хозяева никак не хотели отпускать. У меня возникло стойкое ощущение, что, задерживая меня, они хотели еще на чуть-чуть задержать вдруг возвратившееся время, которым мы были крепко связаны. Завтра будет совершенно такая же сцена "долгих проводов — лишних слёз" в доме еще одного нашего друга семьи, очень постаревшего за эти годы филолога, музыковеда и коллекционера Наума Григорьевича, человека совершенно не павлодарского масштаба, оставшегося в городе только потому, что в семидесятые он отсидел в местном лагере по политической статье.
* * *
Следующим вечером мы с нетерпением ждали телепередачу "Поле Чудес". Нет, мы не были фанатами многолетнего шоу Леонида Якубовича. Просто сегодня одними из участников первого тура должны были быть Андрюха с Эликом.
Моего сумасшедшего друга, когда он ездил показывать жене и детям столицу России и, естественно, как обязательный пункт в московской программе, музей "Поля Чудес", угораздило оставить свои координаты в музейной книге отзывов. Ко Дню Победы снимали программу, в которой участники обязательно должны были представлять одну из республик бывшего СССР. Андрюху пригласили на съёмки — ему выпала честь не просто представлять Павлодар, а отдуваться за весь Казахстан. Ход до него так и не дошел — белорус, бывший в "тройке" участников вторым, угадал всё слово целиком. Но Андрюха успел передать Якубовичу обязательные подарки, а Якубович Андрюхе — вручить хлебопечь и радиоуправляемую машинку для сына, который весь тур выглядывал из-за огромного "барабана" и даже сказал в микрофон "рекламная пауза". Кстати, о подарках — участвуя в съёмках, Андрюха с ужасом для себя обнаружил фальшь, царившую на "народном шоу". Перед поездкой, как полагается, подарки Якубовичу собирали всем Павлодаром — компоты, варенья, нехитрые сувениры. Художественная школа, в которой училась Андрюхина дочь Эллинка, вообще отправила в Москву лучшую работу одной из девочек. Настоящие и искренние подарки показались редакторше программы неказистыми, поэтому она поставила перед Андрюхой два стеклянных кувшина с только что вылитым в них молоком из тетрапаков.
— Выбирайте, что из этого будет кумысом, а что — верблюжьим молоком! — казахстанцу предоставили широченный выбор.
По мнению редакторов "Первого канала", из Казахстана не могли привезти наивные детские рисунки и компоты, оттуда обязательно нужно привезти верблюжье молоко — остальной стране так должно быть понятнее. А то, что этого молока в нашей республике, вообще-то, днём с огнём не сыщешь — его даже казахи не особо пьют, потому что верблюд сегодня гораздо большая экзотика в Казахстане, чем на Сочинской набережной, так кто ж про это знает?
После передачи, естественно, записанной прогрессивным Андрюхой сразу в компьютер, по "скайпу" мы позвонили Юрке — Андрюхиному однокласснику и нашему общему приятелю. Абсолютно американизированный Юрка, которого в Павлодаре все звали Джорджем, был фанатом "Металлики" с "Нирваной" и учился на инязе местного пединститута. После окончания ВУЗа и недолгой работы "мануалом" в частной клинике своего брата, он уехал жить в знаменитый город-"сериал" Санта-Барбара (как все шутили, "потому что всех там знал"), где женился на пуэрто-риканке и... стал преподавателем русского языка и русской же истории в местном университете. Юрка тоже смотрел "Поле Чудес" по спутнику, и сейчас мы делились впечатлениями от недолгой Андрюхиной игры, а заодно болтали о том, кто как живет. Мне тоже было интересно — всё-таки из всех знакомых мне казахстанцев Юрка убежал от родины дальше всех...
(1) По-казахски "Астана" — это просто "столица".
(2) Помнится даже, когда столицу переносили, по казахскому телевидению шла пропагандистская кампания со светлым образом русского царя-реформатора.
(3) В главе 7 я писал о том, что такое казахстанский коньяк и каковы в республике цен на спиртное.
(4) В "новой" Астане к тому времени уже была построена резиденция Назарбаева "Ак Орда", что по-казахски значит что-то вроде "Белая Гвардия", рассказ о ней чуть ниже.
(5) "Джайляу" — это летнее пастбище, обычно в горах.
(6) Потом где-то прочитали, что там не только мечеть, но и медресе, то есть религиозное училище, библиотека и другие объекты мусульманской культуры имеются.
(7) По той же причине мы не попали в Этнопарк — огромную карту Казахстана с воспроизведенным рельефом страны и основными достопримечательностями.
(8) Согласно мифологии казахов, в кроне Дерева Жизни гнездится Солнце.
(9) Кстати, в здании "Зажигалки" к тому времени уже успел случиться серьезный пожар — "как вы яхту назовете...".
(10) Местного "Газпрома", "Роснефти" и "Лукойла" "в одном флаконе".
(11) О том, кто такие "зазывалы" я писал в главе 7, но в Северном Казахстане их никогда раньше не было.
(12) В главе 7 я подробно описывал эту археологическую находку.
(13) Там когда-то два магазина было, гастроном и мебельный, только какие-то деятели решили сэкономить и не писать слово "магазин" два раза, получилось "Продовольственный магазин мебели" — об этом в одном юмористическом журнале даже когда-то была опубликована моя заметка.
Часть 3. В городе семи палат
Между Павлодаром и Семипалатинском в советские годы шло негласное соревнование, и жители двух казахстанских областных центров на Иртыше с очень похожими, преимущественно сельскими, "губерниями" вели такой же негласный "подсчет очков". Семипалатинск находится на обоих берегах реки, имеет шикарную набережную и мост в центре города. У нас же город — на одном берегу, отчего расположенный у реки центр города становится его окраиной, набережная раньше была покороче и поскромнее семипалатинской, а до автодорожного моста еще доехать нужно из города, — левый берег — совсем непролазная пойма. В Семипалатинске, в отличие от нас, было целых три ВУЗа, включая ставший притчей во языцех медицинский институт — судили по выпускникам, работавшим в наших поликлиниках. Зато у нас с давних пор по городу носились трамваи, а не только автобусы, да и с промышленностью, а значит, и с трудоустройством в Павлодаре всегда было повеселее — алюминиевый, тракторный, нефтеперегонный, химический заводы. У них же из известных предприятий был только фантастических размеров мясокомбинат, производивший когда-то "стратегическую" тушёнку в грязных железных банках. Я помню, с каким восторгом у нас были встречены результаты Всесоюзной переписи населения 1989-го года — Павлодар наконец-то сумел "обойти" Семипалатинск на целых двенадцать тысяч человек, и наш город стал по численности четвёртым в республике. А ещё у нас футбольная команда круче...
Во времена независимости "соревнование" само собой сошло на нет. Победитель остался неясен, но Семипалатинск точно проиграл. По политическим соображениям относительно "казахскую" Семипалатинскую область слили с совсем "русской" Восточно-Казахстанской — в народе справедливо посчитали, что таким образом к Казахстану попытались покрепче "привязать" промышленный "русскоязычный" Усть-Каменогорск, до которого даже ехать нужно через российский Алтайский край, если железной дорогой. Семипалатинск, несмотря на приличную по казахстанским меркам численность, лишился статуса областного центра, а отсутствие серьёзной промышленности (когда-то они над нами смеялись, мол, воздух у них чище) практически поставило крест на дальнейшем развитии города.
Может быть, помня о "социалистическом соревновании", в Семипалатинске я надеялся увидеть город, сильно похожий на Павлодар — очень много девятиэтажек да компактный исторический центр из казачьих домов и купеческого "модерна". В принципе, тоже интересно, но нас гораздо больше интересовал музей Достоевского — классик русской литературы служил в семипалатинском гарнизоне после омской каторги и снимал здесь домик, который в советские годы был превращен в музей.
Ожидания мои не оправдались, город был больше похож на города казахстанского Юга, чем казахстанского Севера, и совсем не похож на Павлодар. Семипалатинск был существенно ниже (по этажности зданий, естественно) и зеленее, чем мой родной город. В исторической части чувствовался статус губернского центра, коим он обладал до революции: целые кварталы каменной застройки, огромный казачий собор, сохранившиеся крепостные ворота, а главное — многочисленные мечети позапрошлого века с ажурными фасадами и красивыми минаретами. Чуть выше я написал, что Семипалатинск — город "русского" Казахстана. Нет, конечно, это не совсем так. Семипалатинск — это город-симбиоз, город, где великая русская цивилизация, представленная здесь казаками, "подвижниками" и ссыльной интеллигенцией, столкнулась и слилась с цивилизацией азиатской. Исторически Семипалатинск для казахов — это духовный и просветительский центр, своего рода "колыбель" национальной культуры. Многие по-настоящему великие казахи-интеллектуалы, такие как Абай (14) или Мухтар Ауэзов (15), да и гораздо менее известные несчётные акыны, ученые и поэты, памятники которым сейчас расставлены на улицах и площадях страны, были родом или из самого города, или из его окрестностей.
Мы гуляли по историческим улицам, рассматривая памятники архитектуры и величественные монументы здешним уроженцам. Город, довольно запущенный и весьма неухоженный, был явно не в лучшей форме — многое в прямом смысле "поросло травой". Откровенно заброшенным казался Дворец пионеров, не очень оживленной выглядела гостиница "Иртыш". Даже хвалёная набережная не впечатлила — особенно после очень похожей на неё новой набережной, которую соорудил в моем городе бывший здешний мэр, ставший на какое-то время главой Павлодарской области. "Зацепил" только новый вантовый мост через Иртыш, построенный японцами — действительно солидно, прямо Сан-Франциско.
