Однако начальник верфи и ее главный инженер держали марку — мол, и не такое видали. Хотя, кто знает, может, и видали — Черный Новгород имел широчайшую клиентуру, люди сюда залетали разные, в том числе и те, для которых единственным правилом было не признавать никаких правил. Впрочем, этих на Черном Новгороде быстро отучали от излишней самонадеянности — мягкими и всепрощающими власти планеты назвать было сложно.
Поприветствовав вновь прибывших Соломин тут же, не давая им опомниться, поволок их в кают-компанию своего корабля, где уже ждали его офицеры. Одним движением смахнув со стола выложенные туда местными инженерами предложения по модернизации, он предложил свой список, обсуждая который новгородцы лишь кряхтели, как зайцы под катком, представляя сложность работы (они-то думали, что предстоит косметический ремонт, наивные), а Петров медленно наливался нездоровым румянцем, очевидно, представляя, в какую сумму его конторе обойдутся работы. Однако оглядываться на его физиономию, к концу разговора напоминавшую своим цветом вареную свеклу, капитан не собирался, резонно полагая, что уж на модернизацию одного корабля имперская разведка деньги найдет, не разорится. В конце концов, кому надо, чтобы предприятие закончилось успехом — Соломину или разведчикам? Вот то-то, что разведке, поэтому нечего жадничать, тем более что ничего запредельного или невыполнимого капитан не просил, все его требования были взвешенными и технически грамотными, неоднократно согласованными со специалистами "Эскалибура". А что вы хотите? Они ходили на этом корабле раньше, им его эксплуатировать и потом, так что лучше них никто не представляет, что кораблю надо и как этого добиться. По предварительным прикидкам, боевая эффективность корабля после модернизации должна была возрасти как минимум вдвое, и Соломин не собирался отказываться даже от самого маленького болтика, который надо было ввернуть в декоративную панель кают-компании, не говоря уж о новом медицинском оборудовании, замене уже порядком изношенных реакторов или установке артиллерии последнего поколения.
Петров, кстати, тоже показал класс, когда пришла пора утрясать смету. Соломин так и не понял, как у него это получилось, но цену он сбил почти вдвое. В общем, новгородцы уходили с "Эскалибура" в состоянии легкого шока, переходящего в задумчивость, а довольные офицеры разбрелись по своим каютам — до начала ремонта было еще около часа, и это время стоило провести с пользой.
— Ну, ты даешь, — Петров мрачно посмотрел на Соломина. — Ты почему меня не предупредил?
— Да потому, дорогой мой Штирлиц, что ты сразу же начал бы прикидывать, во что все это обойдется, потом постарался бы доказать мне, что то или это абсолютно ненужно, я бы не уступил, в результате было бы то же, что и сейчас, с той лишь разницей, что мы попортили бы друг другу нервы. Зачем? Ты лучше скажи: твои люди на верфи есть? Впрочем, что я спрашиваю, есть, конечно. Напомни лишний раз: пускай не забудут установить прерыватели в системе управления огнем.
— То есть? — Петров остро взглянул на капитана. — Ты понимаешь, что это значит?
— Конечно, понимаю. Это значит, что ты сможешь при необходимости парализовать артиллерию корабля. А если прерыватели будут еще и в энергосистеме, то ты сможешь лишить корабль хода.
— Зачем тебе это?
— А затем, что я не вечен, а тем людям, которых ты мне сейчас даешь, я пока что не могу доверять. Потом, после длительного отсева... может быть... А пока представь себе, что будет, если вдруг на космических трассах окажутся люди без тормозов. И не говори мне, что ты об этом не думал, и установить что-либо подобное не планировал. Давай лучше мы будем честны друг с другом, это куда безопаснее.
Петров задумчиво почесал переносицу и кивнул — только что старый знакомый в очередной раз сумел его удивить, в который уже раз за сегодня, и разведчик не знал пока, нравятся ли ему метаморфозы, которые произошли с капитаном за эти годы, или нет. С одной стороны, Соломин остался прежним в главным, с другой... С другой, произошедшие изменения, прошедшие мимо психологов его конторы, настораживали — определенная степень непросчитанной свободы, появившаяся у капитана, делали его реакции, в некоторых случаях, непредсказуемыми. А может, и наоборот — гусар постепенно уходил, а его место, похоже, занимал холодный и расчетливый циник. Впрочем, они, как всегда, играли на одной стороне, и нареканий к капитану пока не было.
Следующие несколько дней стали для капитана Соломина адом. Это ведь только кажется, что модернизировать корабль просто — даже при наличии четко обговоренного плана, квалифицированных кадров, техники и всех необходимых материалов и оборудования всегда возникает куча мелких вопросов, которые необходимо решать по ходу работ. А еще приходилось выступать арбитром между своими специалистами и инженерами верфей, по-разному думающими о том, что и как надо сделать, а иногда и между своими собственными офицерами — ведь каждый из них приоритетными считал, что его сектор ответственности важнее всех остальных вместе взятых. Пускай не говорил об этом, но думать-то не запретишь, и иногда это выливалось наружу, мешая всему процессу. Словом, какой там отдых — на сон нормальный времени не хватало.
Однако время шло — и все постепенно начало утрясаться. Сложился, наконец, пристойный график работ, перестали спорить подчиненные, механизм ремонта завертелся на полную катушку, и в один прекрасный день, к концу третьей недели, Соломин обнаружил вдруг, что делать ему, в общем-то, нечего. Теперь его присутствие было здесь, в общем-то, не слишком нужным, и капитан решил воспользоваться моментом для того, чтобы спуститься на планету — он не бывал здесь очень давно, со времен бесшабашной молодости, и ему было, что вспомнить. К тому же, он был сейчас, пожалуй, единственным человеком на крейсере, который с момента прибытия не побывал еще на планете. Учитывая же, что корабль с обезьянами, как уже успели прозвать между собой ожидавшееся пополнение, еще не прибыл, можно было позволить себе немного расслабиться.
С ним напросились Джораев, который в последнее время что-то явно скрывал (точнее, думал, что скрывает — Соломин, в свете новых перспектив, присматривался к молодому офицеру, были у него мысли о его более эффективном использовании) и Бьянка. Этой было просто интересно посмотреть, как живут люди на других планетах — ведь кроме своей нищей полудикой родины и Вечного Кипра она ничего не видела. Девушке Соломин почти насильно впихнул одну из своих банковских карт, турист без денег — это печально. К тому же, на карте все равно не хватило бы средств на серьезную глупость.
Снаружи открывался интересный вид на корабль. Больше всего он сейчас напоминал ободранный скелет кита с выпирающими во все стороны внутренностями. Обшивка была во многих местах просто снята — шел монтаж орудийных башен и новых локаторов. Казалось, этот корабль никогда не взлетит, однако Соломин прекрасно знал, что процесс уже подходит к концу, и максимум полторы недели крейсер будет, как новенький. Даже лучше. Усмехнувшись, он вывел бот в космос, после чего круто спикировал прямо в непроглядную черноту лежащей под ногами планеты.
Космодром Черного Новгорода, на который опустился бот, встретил их мрачным, затянутым низкими тучами небом. В эти тучи, казалось, упирались крыши столичных небоскребов на недалеком горизонте — все как всегда на этой планете. Из туч, кстати, не падало ни капли дождя — он здесь вообще шел редко, и тучи, казалось, единственной своей задачей имели придать планете своеобразную мрачную красоту. Под ногами сухо скрипнул песок, который ветер принес на бетонные плиты космодрома и положил тонким, не больше сантиметра, слоем. Оставляя в этом песке нечеткие, быстро исчезающие под легким ветром следы, к трапу лихо подкатила машина таможенников — здесь колесный транспорт был в ходу.
— Здорово, старый черт! — из машины то ли выпрыгнул, то ли вывалился человек огромного роста и богатырских габаритов и бросился к Соломину.
— Костя, ты, что ли? — капитан удивленно уставился на встречающего, и секунду спустя оказался в его медвежьих объятиях.
— Узнал, узнал! А Ганна говорила — забыл! Я как увидел твою фамилию — так сразу и понял, что это ты!
Костя Воропаев был старым знакомым Соломина Когда-то они вместе учились, благо школу Соломин в детстве посещал самую обычную — в Российской империи вообще был только один тип школ — государственные, и на происхождение в них не смотрели. После школы их пути разошлись — один оказался в военном училище, другой — в обычном гражданском институте, однако связь они поддерживали еще довольно долго. В последний раз, кстати, виделись они лет десять назад, вдали от этих мест.
— А ты какими судьбами? — спросил капитан, с трудом вдыхая воздух и осторожно проверяя, целы ли ребра.
— Да нормально все. Работаю здесь, на таможне, начальником смены, потом расскажу, как и что — история это долгая. Ты давай, представляй меня своим спутникам да поехали ко мне — обед ждет!
Три часа спустя, отдав должное вкуснейшему украинскому борщу, который приготовила жена Воропаева, миниатюрная и очень красивая женщина, Соломин так и не смог вырваться из дружеских объятий гостеприимной семьи, не помогли даже клятвенные обещания, что к вечеру обязательно вернется. Если честно, ему просто хотелось побродить по городу и хоть немного побыть в одиночестве, однако пришлось перенести это мероприятие на завтра. Бьянка вовремя смылась, такси отвезло ее в город, а капитан и Джораев застряли надолго — отдали должное домашнему самогону и выслушали занимательную историю о том, как занесло сюда Воропаева. О, это была эпическая история, полная подвигов и приключений, хотя, если выбросить всю шелуху, на которую щедр был язык таможенника, то все сводилось к одной фразе: приехал в гости к родственникам и как-то незаметно прижился. Ганна, слушая мужа, лишь улыбалась да вставляла порой ехидные комментарии, еще больше распалявшие здоровяка. Когда рассказ дошел до момента, когда Воропаев в одиночку перестрелял два десятка контрабандистов, Соломин и сам не удержался от скептического хмыканья. Нет, он поверил бы, если бы Воропаев сказал, что передушил их всех голыми руками — здоровья у него на такой подвиг, безусловно, хватило бы, но чтобы из бластера, которым Константин никогда толком не владел... Хорошо хоть, рассказчик не уловил настроения капитана, а то обиделся бы.
А вот Джораев на байки внимания не обращал вовсе — он сидел, дегустировал, не пьянея, домашние наливки и, судя по всему, останавливаться не собирался. Настроение его было мрачным — это было заметно невооруженным глазом, и Соломину такая хандра подчиненного совершенно не понравилась. Выбрав момент, когда хлебосольные хозяева на несколько минут вышли из гостиной, Капитан быстро наклонился к нему и спросил:
— Ну-ка, лейтенант, колись — что случилось?
Джораев поднял глаза на командира:
— Что, так заметно?
— Еще как. Так что случилось?
— Это — мое личное дело.
— Ошибаешься, пока ты в экипаже — это и мое дело тоже. Сам должен понимать — все мы зависим друг от друга, и если у тебя из-за хандры крыша поедет, расхлебывать придется всем. А если в бою ты себя неадекватно поведешь, я вообще не знаю, что придется делать.
Лейтенант задумался. Соломин не пытался его торопить — каждое решение должно созреть. К тому же вернулись хозяева, и веселье продолжилось. Разговор продолжился лишь через час, когда они вновь остались одни, и Соломин вышел на балкон покурить. Балкон был огромным, опоясывающим весь второй этаж немаленькой виллы на берегу озера — неплохо живут таможенники... Впрочем, жители Черного Новгорода вообще жили богато, как правило, в городах большинство из них только работали, жить же предпочитали в собственных домах вроде этого. А почему бы и нет? Народ работящий, от внешних врагов надежнее целого флота защищает покровительство Российской империи. Ничего удивительного, что они и жили хорошо, и неповторимую, ни на что не похожую природу своей планеты сохранили в неприкосновенности. Единственный минус — на отлично оборудованные курорты Черного Новгорода никто не ездил, да и туристов было мало. Вполне закономерно, кстати — слишком уж пугал необычный цвет планеты из космоса и очень давящее ощущение на приезжих создавало это вечно низкое, всегда покрытое тучами небо. Местные, правда, не обращали на эти моменты абсолютно никакого внимания — как показала практика, люди к такого рода неудобствам привыкали мгновенно. А что не приезжают почти туристы да отдыхающие — так мороки меньше, в лесах никто костры лишний раз не зажжет, да и курорты не дорожают.
Услышав за спиной шаги, Соломин обернулся, кивнул Джораеву и вновь облокотился на перила, рассматривая озеро — огромное, чистое, с невероятно голубой, прозрачной водой. Кстати, почему она голубая Воропаев объяснить не смог — вроде как небо в ней не отражается, оно тучами постоянно закрыто, а вот поди же ты... На дне был виден каждый камушек — а ведь, если верить Воропаеву, глубина начиналась от самого берега и достигала в некоторых местах двухсот метров. Кстати, на завтра планировалась рыбалка — Воропаев обещал незабываемые впечатления, и Соломин ему верил, в подобных развлечениях Константин знал толк.
Джораев остановился рядом, потоптался немного, а потом тоже облокотился на перила и принялся рассматривать озеро. Чувствовалось, что ему очень хочется выговориться, а решиться не может — ох уж эти комплексы... В одиночку против десятка врагов выйти не боится, а рассказать о своих проблемах стесняется, видите ли. Придется все же начинать самому, а то клиент созрел, а толку — ноль.
— Рассказывай.
Лейтенант вздохнул и принялся колоться, как сухое полено, а Соломин слушал его и тихо офигевал — жизнь, оказывается, не самая плохая штука. Иногда она еще хуже...
А ведь банально все — у парня жена ушла, сына забрала. Он об этом недавно, когда на Вечном Кипре отдыхали, узнал. Вот и психует — держался, держался, а сейчас раскис. Что дуре-бабе надо, Соломин не представлял совершенно — он женщин вообще понимал плохо. Хотя, конечно, когда мужа годами не видишь... Трудно сказать, можно ли ее осуждать за это.
Соломин тут же предложил лейтенанту отправить его домой, однако Джораев отверг эту идею категорически. Может, и правильно, кстати — разбитое все равно не склеишь, а нервы лишний раз трепать — какой смысл? Оставалось только перевести разговор в конструктивное русло.
— Знаешь, лейтенант, я тебя не совсем понимаю. Ну, ушла жена — хреново, конечно, но это уже прошлое. Живи настоящим. Может, и к лучшему, что ушла — теперь у тебя руки развязаны.
— В смысле? — Джораев удивленно поднял глаза.
— Да ладно тебе невинность-то изображать. Думаешь, не вижу, как ты вокруг трофейной принцессы вьюном ходишь? Прости, но ты единственный в экипаже, кто уверен, что это незаметно. На тебя, кстати, уже ставки делают, имей в виду.
— Какие ставки?
— А разные, — капитан небрежно махнул рукой. — Переспишь ты с ней или не переспишь, а если переспишь — то когда. Женишься на ней или не женишься после этого... В общем, масса вопросов, и тотализатор работает вовсю. Может, подскажешь, на что ставить?
