В-третьих, развал огромной страны был давно предопределен проживающими на ее территории магами, которые на недавнем заседании МКМ вежливо попросили зарубежных коллег не вмешиваться. Мол, со своими магглами они сами разберутся. Вот и пусть разбираются, а у меня собственных проблем до хрена! Может, это эгоистично, так ведь и я далеко не святой. К тому же четко понимаю — моя родина осталась в другой реальности, а этому государству с удивительно похожим названием я не должен ровным счетом ничего.
Услышав звон колокольчика, я решительно вымел из головы мысли о державе, для которой скоро наступят тяжелые времена, и приготовился к встрече очередного посетителя, которым оказался долгожданный Томкинк. Бойкий улыбчивый пожилой джентльмен невысокого роста с седыми волосами и добродушным лицом начал с извинений за то, что пропустил назначенный срок, задержавшись в Министерстве. Разумеется, я пожелал выяснить, кто же посмел отнять у знаменитого профессора драгоценное время, и услышал крайне любопытную историю.
Не так давно Фаджа посетила гениальная идея написать автобиографическую книгу, в которой подробно отобразить свою стремительную карьеру политика и многочисленные победы на посту министра магии. Разумеется, сам он заниматься словоплетством не стал, а поручил верной Амбридж подыскать хорошего исполнителя. Долорес, недолго думая, обратилась к Томкинку и сильно об этом пожалела. Гариус на личной встрече, не стесняясь в выражениях, высказал Корнелиусу все, что он думает о его задумке, а также о его 'победах', кои исчерпывались награждением самого себя Орденом Мерлина за непонятно какие заслуги.
В общем, старик отвел душу, насладился видом вытянувшейся физиономии Фаджа и с чувством выполненного долга удалился. А вскоре столкнулся с последствиями своего безрассудного поступка. Затаивший обиду министр дал команду орде чиновников, и бедного историка принялись ежедневно дергать в Министерство по пустяковым надобностям, отвлекая от написания очередного ученого труда и заставляя тратить миллионы нервных клеток в бессмысленном ожидании у закрытых дверей кабинетов.
Выразив профессору сочувствие, я пообещал посодействовать решению этой проблемы. Тем более, как человек, Томкинк был мне симпатичен. Простой в общении, он за словом в карман не лез и плевать хотел на дутые авторитеты современных политиков. Услышав, что я готов ему помочь, Гариус с лукавым прищуром уточнил:
— А не надорветесь? Бюрократическая машина магической Англии будет пострашнее Темного Лорда!
Ухмыльнувшись, я парировал:
— Как говорится, на каждую хитрую гайку найдется свой болт с резьбой. Чиновники далеко не всемогущи, отыщется и на них управа! Лучше скажите, вы готовы делиться с детьми тайнами истории? Только не той, что предлагает для изучения наше дражайшее Министерство, а истинной, в которой найдется место событиям обоих миров, в которой не вымараны неприглядные факты и деяния неугодных политикам личностей, в которой освещаются не только поступки великих вождей, но и преследуемые ими цели.
— Всегда готов! — словно юный пионер, отозвался Гариус.
— Тогда давайте проведем небольшой эксперимент. Представьте, что на моем месте сидит магглорожденный первокурсник, — я сложил руки домиком, устроил на них подбородок и писклявым голосом поинтересовался: — Профессор, а что такое 'Азкабан'?
Ни секунды не раздумывая, Томкинк ответил:
— Это, мой юный друг, тюрьма для волшебников, преступивших закон. Она построена на крохотном островке посреди Северного моря, о котором до пятнадцатого века никто из людей не слышал. Легенды гласят, что сам остров, от которого тюрьма и получила свое название, был создан с помощью магии, а его первым жителем стал могущественный колдун Экриздис. Именно он выстроил на этом месте огромную мрачную крепость, именно он населил ее ужасными существами — дементорами, питающимися человеческими душами. Многие годы Экриздис проводил в своих владениях мерзкие эксперименты, используя в качестве подопытных маггловских моряков, похищенных с проплывающих мимо острова судов. Благодаря этому магу у разных европейских народов появились сказки о сиренах — волшебных существах, заманивающих своим чарующим пением мореходов на острые скалы. Много людей погубил этот колдун, а когда умер, скрывающие Азкабан чары рассеялись. Министерство магии, обнаружив новый клочок суши, отсутствующий на волшебных и маггловских картах, решило послать туда исследователей...
Профессор продолжал лекцию, умело вплетая в нее интересные факты, затрагивая политические и социальные вопросы, поднимая на поверхность нравственно-этические противоречия того времени, которые существовали и поныне. Томкинк обладал мягким, бархатным голосом, великолепной дикцией, а также удивительным талантом рассказчика. Забыв обо всем на свете, я слушал историка, а перед глазами, словно наяву, разворачивались картины далеких событий. Мрачных, наполненных жестокостью, а местами омерзительных, демонстрирующих уродливую гниль человеческой натуры.
Команда исследователей обнаружила в замке Экриздиса нечто такое, о чем дружно поклялась никому не рассказывать. Некоторые из них впоследствии повредились рассудком, мемуары других, содержащие некие туманные намеки, были конфискованы сотрудниками Отдела Тайн. По сей день историки гадают, что же увидели маги в Азкабане. Наиболее распространенная версия гласит, что средневековый колдун-экспериментатор открыл проход в местную Преисподнюю, где и обитали существа, впоследствии названные дементорами, а волшебники сдуру туда заглянули. Кое-кто утверждал, что Экриздис был некромантом, и возможно, магов впечатлил запас трупов, сделанный колдуном на черный день... Короче, истина где-то рядом!
Возвращение исследовательской группы наделало много шума и раскололо общество надвое. Одни волшебники были уверены, что остров является обителью зла, и лучшим решением будет его уничтожить. Другие опасались, что дементоры, лишившись полюбившегося им пристанища, расползутся, как зараза, по всему миру. Эксперты, изучившие стены здания, излучавшие концентрированные эманации боли и страданий, в один голос утверждали, что уничтожение Азкабана может спровоцировать глобальную катастрофу, сравнимую с погружением Атлантиды в морскую пучину. В общем, остров было решено оставить в покое.
Но потом к власти пришел ярый магглоненавистник Дамокл Роули, предложивший переделать Азкабан в тюрьму. Он утверждал, что обитающие там дементоры только на руку Министерству — их можно использовать в качестве охранников, что существенно сэкономит средства. Волшебники, в результате принятия Статута о Секретности озабоченные поиском альтернативы разбросанным по всей стране небольшим местам заключения, единогласно поддержали идею Дамокла, и вскоре первая партия преступников была переправлена на остров.
Больше их никто не видел. Следующий министр магии, Персей Паркинсон, также был сторонником использования Азкабана в качестве тюрьмы. Когда пост министра занял Элдрич Диггори, тюрьма уже функционировала на протяжении полутора десятка лет. За это время никому не удалось сбежать, что свидетельствовало об успехе затеи. Однако Элдрич отчего-то не удовлетворился сухими цифрами отчетов. Он решил посетить остров лично и выяснил, что большинство отправленных в тюрьму заключённых давно умерли, а те, кто выжил, лишились рассудка.
Вернувшись в Лондон, впечатленный по самое 'не балуйся' Диггори создал комитет, которому поручил найти замену Азкабану или, по крайней мере, придумать способ исключить дементоров из охранной системы. Но все те же авторитетные эксперты объяснили министру, что ужасные создания до сих пор не покидали остров только потому, что для них регулярно поставлялись души заключенных, и если процесс остановить, оглодавшие твари тотчас ринутся на материк.
Элдрич не сдавался, ставил вопрос о возможности полного уничтожения дементоров, но так ничего и не добился, а вскоре скончался от драконьей оспы (надо же, как удачно!). С тех пор ни один из министров магии никогда не стремился закрыть Азкабан. Политики игнорировали бесчеловечные условия в тюрьме и даже приказали расширить крепость с помощью магии. Большинство оправдывало существование тюрьмы прекрасной статистикой — ни одного побега за все время существования. Ну а остальные молчали себе в тряпочку.
Лекция Томкинка оказалась настолько увлекательной, что я потерял счет времени, а очнулся, лишь услышав звон колокольчика. С сожалением прервав историка, я достал очередную пару бланков контракта и протянул Гариусу перо. Ознакомившись с цифрой ежемесячного жалования, профессор довольно кивнул и снабдил листы своим автографом. Спрятав один экземпляр в архив, я пообещал старику уладить его терки с Министерством и сделать все возможное, чтобы в Хогвартсе Гариус смог продолжить работу над новой книгой. Такой талант нельзя зарывать в землю!
Вопросы с методическими планами и прочей школьной документацией нам пришлось обсуждать уже в присутствии Чарити Бербидж. Кстати, тоже блондинки и весьма привлекательной — об этом Томкинк проинформировал женщину сразу, как только ее увидел. Решив все организационные моменты, я стребовал с профессора аналогичное обещание снабдить меня списком литературы и распрощался со стариком, после чего уделил внимание Чарити.
Мне не понадобилось много времени, чтобы обрисовать женщине общие задачи новой дисциплины с непритязательным названием 'бытовые чары'. Минерва не зря нахваливала Бербидж. Мадам оказалась умной, быстро поняла, что от нее требуется, и заверила меня, что к первому сентября наберет достаточно материала для учеников с третьего по седьмой курсы. Очередной подписанный контракт отправился в архив, довольная Чарити — домой, а у меня началась черная полоса. Сразу трое кандидатов, которых я планировал увидеть преподавателями искусствоведения, собеседование не прошли.
Свирод Шишецкий, известный артефактор-портретист, несмотря на изложенные в письме-приглашении подробности, отчего-то решил, что его зазывают в Хогвартс лишь для набора подмастерьев. Кира Фридман, прославившаяся на всю Англию статьями для модниц в 'Ведьмополитене', нахально заявила, что возьмется обучать только девочек, а музыкант Андрэ Крич, узнав сумму положенного гонорара, рассмеялся мне в лицо. Вот ведь, наглец! Да, играя на гастролях с 'Ведуньями' он получит на порядок больше, но зачем же сразу хамить? Тем более, их турне продлится пару месяцев, а после гитаристу снова придется перебиваться случайными заказами, поскольку его розовые мечты войти в основной состав группы вилами по воде писаны!
Всем вышеперечисленным я без лишних разговоров указал на дверь, будучи обманутым в лучших чувствах. С сожалением оглядел купленную литературу, так и оставшуюся невостребованной, и констатировал, что в этот раз знания Альбуса подкачали. Но хуже всего то, что у меня больше не было на примете магов, занимающихся творческой деятельностью. Не Локхарта же приглашать, в конце-то концов? М-да, вот и мой первый крупный провал...
Эх, как было бы замечательно, угоди я в киношную версию Поттерианы! Там в Хогвартсе и оркестр был, и даже свой хор имелся. С жабками. А в этой реальности в 'самой лучшей школе магии' нет ни художественных кружков, ни самодеятельных коллективов, ни даже театральных клубов! И в ближайшем будущем не появится, поскольку, судя по всему, мне придется оставить затею с введением курса эстетического воспитания до лучших времен.
Обидно! Идейка-то полезная, просто исполнителей подходящих нет. Конечно, я мог бы в два счета решить задачу, найдя в мире магглов какого-нибудь выпускника факультета искусствоведения, готового поверить в чудо, но мешал долбанный Статут Секретности. Может, обратить взор на другие страны, раз местные кадры показали себя с худшей стороны? Написать письмо мадам Максим, пусть она посоветует кого-нибудь из своих выпускниц. Тех же вейл, к примеру. И пусть это решение способно вызвать резкое неприятие у родителей некоторых учеников, зато уроки искусствоведения станут весьма популярны. Особенно у парней.
Над неожиданно вылезшей, словно чирей на пятой точке, проблемой я ломал голову до момента появления в кабинете Уилсона Стомпа. Разрушитель проклятий оказался приятным на вид, вежливым, эрудированным и уверенным в себе молодым человеком. Не старше Снейпа. Для начала я проверил его квалификацию, достав из шкафа один из следящих артефактов Дамблдора. Уилсон быстро разобрался в системе его чар и даже указал на некоторые недостатки, влекущие за собой существенное уменьшение радиуса действия. В результате расспросов выяснилось, что парню, несмотря на довольно узкую специализацию, доводилось лично встречаться со многими опасными существами и опыта ему не занимать.
Убедившись, что Стомп нам подходит, я поинтересовался у него здоровьем племянников. Маг расплылся в улыбке и заявил, что у них все прекрасно. Старший недавно окончил второй курс Шармбатона, а младшие собирались поступать во французскую школу в этом году. Правда, вчера у их матери появилась навязчивая идея отправить разбойников в Хогвартс, под присмотр родного дяди. Если, конечно, тот получит должность преподавателя. Усмехнувшись, я достал бланки договора и заверил парня, что замок будет рад принять в свои стены еще двух перспективных магов. Особенно если Уилсон лично проследит, чтобы в своих шалостях они не выходили за рамки приличия.
За подписанием контракта последовало традиционное обсуждение мелочей. Много времени оно не заняло, поскольку в школе уже имелась проверенная временем методическая база по ЗоТИ, включающая лекционный материал, сборники экзаменационных вопросов и всего прочего. С таким подспорьем любой дурак мог справиться с преподаванием предмета (кроме кретинов из канона, целый год занимавшихся всякой ерундой, чтобы в итоге бездарно 'слиться'). А Стомп показался мне человеком разумным, на которого можно было положиться, и я надеялся, что он продержится на должности дольше своего предшественника.
Проводив Уилсона до камина, я попросил его передать сестре, чтобы не затягивала с заявлением, если все же решится отдавать своих сорванцов в Хог, и пообещал прислать письмо, как только определюсь с датой собрания педагогов. А когда Стомп скрылся в облаке изумрудного пламени, довольно потер руки. Поступление парочки французов может положительно сказаться на имидже школы. В Хогвартсе давненько не было иностранцев. Дети переселенцев, типа Чанг или сестер Патил, учились, а вот полноправных граждан иного магического государства лет так двадцать не наблюдалось.
Что странно, ведь плата за обучение для них была довольно низкой. Можно даже сказать, чисто символической, если сравнивать с тем же Шармбатоном, в котором ученикам за каждый курс приходилось отстегивать немаленькую сумму (за исключением пары-тройки счастливчиков, получающих министерскую стипендию). Поэтому я не находил ничего удивительного в желании сестры Стомпа сэкономить, используя его новую работу, как предлог или оправдание для своего супруга-француза, а вот резкое пересыхание ручейка учеников-иностранцев, на которое Альбус даже не обратил внимания, порождало нехорошие подозрения.
