— А если бы я не согласился?
Выразительно пожимает плечами.
Лех, неожиданно для себя, коротко рыкнул и сам смазал субъекту по зубам.
— Что они хотели сделать с Яном?
— Держать в заложниках до тех пор, пока не решат с тобой.
— А потом?
— По обстоятельствам. Если бы ты не артачился, подписал, что нужно, возвратили бы в целости. Если пришлось бы промывать тебе мозги, он только мешал бы, сам понимаешь.
Субъекту снова перепало. Левый глаз у субъекта заплыл, а правый смотрел с ужасом.
— Что делать с этим? Как думаешь?
Правый глаз субъекта молил о пощаде. Дариуш вздохнул и признал, что тут уж ничего не поделаешь — сильно трогать нельзя. Глава Клана Заклинателей собственной персоной (видать, своим людям не слишком доверяет, раз поперся сам), пропажа такой известной фигуры не пройдет незамеченной. С другой стороны, нельзя и оставить как есть, ни у кого не должны сложиться ложные иллюзии, что на будущего императора и его семью можно нападать безнаказанно.
— Тогда просто поучить? — предложил Лех.
Но это вариант Дариуш забраковал. Поученный глава вполне способен, возвратившись, накатать жалобу на незаконные действия. Оставалось одно, уже почти любимое и привычное. Послушный глава Заклинателей лишним уж точно не будет.
Субъект от ужаса даже не закричал — замычал нечленораздельно, когда понял, что с ним сейчас сделают.
* * *
— У Яна отец Координатор!
— И что такого? — лениво вопросил Ян. Сегодня его вытащили на пляж. Новая группа. На пляже Ян не был уже года два, наверно. На солнышке разморило, погода стояла как раз пляжная: ясно, жарко, но не до теплового удара, изредка набегает свежий ветерок, разбрасывает по голой коже горячие песочные брызги. Варта сверкала нестерпимо, переливалась, тихо шуршала на камнях, лизала пятки. Девчонки затеяли пляжный волейбол, визжат и покрикивают, слышатся глухие удары по мячу, гогочут парни... И как им не лень... Ян вот пришёл, скинул мокрую от пота рубашку и рухнул на песок. С тех пор и лежал. А хорошо так — ничего не делать, даже не шевелиться без надобности. И мысли на песке становятся такими же — вялыми, медлительными и без надобности не шевелятся. Вторгнувшиеся в Янову жару и сонливость Донега, Патрик... еще один парень, Ян никак не мог вспомнить имя... растревожили покой, и Ян с досадой поморщился. Перевернулся на спину, поглядел в небо. Небо было на редкость бездонным, даже вялый намек на облако так и не оформился и теперь болтался в вышине нелепыми раздерганными нитками.
— Нет, ничего. Просто такая шишка и в нашем скромном обществе... — фыркнула Донега. И непонятно было, с иронией ли фыркнула, или с некоторой завистью. Или с тем и другим? Тем не менее, Яну сделалось неудобно и он неловко буркнул:
— Да чего там! Ему на меня плевать. Я его видел-то раз или два в этом году. Мы даже не разговариваем толком.
— Ну-ну... — Донега гибко потянулась и легла рядом. Пышная ее грудь оказалась в каком-то десятке сантиметров от лица Яна.
— Правда.
Ян неловко отодвинулся. На Донеге был премиленький купальник, голубой с переходами в зеленый, но его Ян начал разглядывать, чтобы только отвлечься от большой пухлой груди. Получалось не очень. Видать, когда Господь создавал Донегу, он лепил ее с тем расчетом, чтобы самцы больше обращали внимания на ее сдобные формы, чем на умный блеск в глазах. Девушка с такой фигурой просто не имеет права быть умной.
— Да ладно, у всех проблемы с предками. Так было всегда. Если мы с ними иногда цапаемся, это не значит, что они нас не любят, — сообщил Патрик философски и рухнул на песок тоже. Уж он-то пялился на Донегину грудь без всякого стеснения.
— Мы с ним не цапаемся. Я ж говорю, я его видел в последний раз... в прошлом месяце, наверно. А до этого — в прошлом году. Он иногда приходит проверить, что мы с братом еще живы, ну и всё.
— Нуууу.... Если он Координатор... Наверно, он просто очень занят.
— Наверно, — равнодушно согласился Ян и перевернулся обратно на живот. К сожалению, обширная грудь Донеги и из этого положения назойливо лезла "в кадр". А продолжать тему не было никакого желания. — Но, вообще-то, официальная опекунша у меня тетка, так что мы не плачемся.
— А живёте вы с теткой?
— Нет. С братом, он меня на два года старше.
— Понятненько. Ну и ладно.
Донега вздохнула и перевернулась на бок. Теперь ее лицо оказалось близко-близко и Ян разглядел, что глаза у нее не угольно-черные, как показалось сначала, а темно-карие с золотинкой на дне.
— А где у вас здесь в Познатце можно нормально развлечься?
— Развлечься? Не знаю. — Смутился. — Я как-то больше по библиотекам.
— Почему-то я так и думала, — бархатно хохотнула.
Ян смутился окончательно.
* * *
— Где это ты так долго гулял, Янось?
Зато Лех сегодня рано. Даже девяти вечера еще нет.
— А где это ты не гулял сегодня?
— Старик Михаэль приболел, отпустили пораньше. А ты всё еще дуешься.
Еда из пакетиков достала. Она вкусная, только какая-то ненастоящая. Нужно бы самому приготовить, но лень и не факт, что выйдет лучше.
— Ясно. Но всё-таки с Михаэлем повезло. Чтоб у него его понос, или что у него там, еще месяц продлился.
Казимир, подлец, опять нажрался грязной моркови. Теперь виновато забился под кровать и на кухню носа не кажет. И еще у них с Лехом какая-то неприязнь, это точно.
— Слушай, нужно новости поглядеть. Мне тут сказали, что кто-то из Координаторов уходит в отставку. Нужно узнать, не наш ли это папенька решил осчастливить нас своим обществом.
Визор долго и нудно бормочет, но ничего про координаторов не слыхать. Видать, повод вместе поглядеть новости Лех сам выдумал.
Ян посидел-посидел, да пошёл к себе.
На столе опять тренькал позабытый почтовик.
"Привет, Ян.
У нас сегодня шел дождь. Это Событие, ты уж мне поверь. Дождь в нашей местности — это такой ливень, который налетает внезапно, сразу замешивает из нашей пыли грязищу по колено, сбивает к чертовой матушке всю зелень, а потом так же внезапно исчезает. А через неделю снова ни следа. Местные приспособились набирать эту воду в большие такие цистерны, каждая литров по тысяче, высоченные. Эта вода хорошая, идет на питье, а вода из местной речушки — дерьмо, уж прости за выражение. В ней даже мыться боязно. Как же вам там, в вашем Познатце, хорошо! Вы живете и не знаете. У вас там воды уйма! Я когда жила в Польше, так каждое утро принимала душ, а здесь это роскошь. Стираться, мыться — всё в реке, а там водится всякая дрянь. Мерзость. Я уже дни считаю до момента, когда нам разрешено будет отсюда уехать. Я тебе говорила? Через триста тридцать пять дней зону откроют и нас выпустят обратно в Познатец! Правда, не знаю, чем там займусь. Тут я лицей закончила, но тут нас довольно слабо готовили, боюсь не потянуть экзамены в университет. Тем более что здесь мало возможностей готовиться. Меня сунули на работенку, теперь я — архивариус, представь себе. Это только звучит красиво, а на деле — целыми днями разбирать древние папки и тетрадки местного архива, и никакого особого ума, а уж тем более образования на это не нужно..."
Яну казалось теперь, что триста тридцать пять дней — слишком долго. Кларисса не становилась от этого срока менее желанной, но как-то блекла в сравнении с большегрудой и остроглазой Донегой.
* * *
— Тебе не кажется, что отец Лебовски начинает тебе мешать?
— Всегда казалось. А что?
Ради разнообразия сегодня нигде не выступали, никого не кололи, ни над чем голову не ломали. Дариуш сказал, что сегодня можно просто расслабиться и отдохнуть. Отдыхали задушевно. Дариуш выставил коньяк, но велел сильно пока не наливаться, потому что вечером будет "кое-что интересное". Вот и сидели, медленно цедя коньяк в ожидании вечера. Коньяк был хороший, поскольку Дариуш никогда не скупился на две самые важные с его точки зрения вещи: выпивку и вербовку новых сторонников. К женщинам, Лех давно выяснил, Дариуш равнодушен, жизненные блага его не привлекают ничуть — если не подвернется кровати, то спит на диване в кабинете, даже просто в кресле за столом, Лех как-то застал. Холод, жара, дождь, ветер — поровну. Железный дядя...
— Так может, следует уже... разрешить эту проблему?
Лех задумчиво покатал коньячный глоток по языку. Глоток был обжигающ, но приятно обжигающ.
— Думаю, нет. Если не будет Лебовски, будет кто-то другой...
— А если как с Лицкевичем?
Лех снова подумал. Думалось медленно и тягуче.
— Имеешь ввиду зомбирование? Нет, не пройдет. Лебовски член Круга, а их там проверяют постоянно. Заметят в тот же день.
— Но ты же как-то на него... — Дариуш вздохнул, не найдя подходящего выражения, вяло махнул рукой. Но Лех понял.
— Я совсем легонько. Чуть-чуть подправить воспоминания, снять подозрения... На большее я не способен. У него блок.
— Ну, положим... Ты — способен. Просто еще не умеешь.
Помолчали.
Лех еще немножко выпил, поглядел по сторонам. Пыль Дариуш не стирает принципиально. Хотя при таком штате прислуги мог бы. Пыль эта странным образом напомнила Леху его смутные переживания последних дней. А коньяк — собрал эти переживания воедино. 478000
— Слушай, я так до сих пор и не пойму — а на кой ляд мне становиться этим вашим императором? Честное слово, не пойму. Сначала как-то не разобрался, особенно пока в лазарете на койке валялся, потом было вроде как по приколу, а теперь вот сижу и думаю — ну на кой?
Дрейфующую расслабленность Дариуша как рукой сняло. Маленькие глаза в вечной татуированной обводке блеснули опасно, хищно, так, что Лех почти поддался отпрянуть и выставить руку в примиряющем жесте. Впрочем, блеск тут же пропал за смежившимися веками. Дариуш откинулся в кресле, поставил свой бокал на стол.
— У тебя на будущее были планы получше? Мечтал стать космонавтом или балериной? Нет, если серьезно. Год назад, до встречи со мной, какие у тебя были планы? Вот твой братишка, по всей видимости, намерен стать какой-нибудь научной крысой. Что от будущего желал получить ты?
— Откуда ты знаешь про моего брата? — вскинулся было Лех. Откуда про Яна...?!
Остыл. Надо же, а ведь точно — всего год прошёл. Показалось, вечность. И за этой вечностью годичной давности планы давно померкли, затянулись серой пеленой. Было — с трудом припомнилось — поступление в университет, была Грася, была "пыль"... Никаких планов на будущее припомнить не удалось. Только круг: занятия — скука — "пыль" — Грася — снова скука...
— Только с твоих слов. Не волнуйся, в твои дела я не лезу. Живи как хочешь, — Дариуш тоже осаживает коней. Он никогда не называет "малышом" и никогда не суется в личную жизнь. Негласное правило. — Но возвращаемся к твоим планам. Чего ты хотел?
— Я... Не помню я.
— Ясно. Если не помнишь, напомню. Год назад план у тебя был — ужраться наркотой и тихо сдохнуть в каком-нибудь отстойнике.
Леха затрясло. Со злости. И от обидной правоты Дариуша.
— Зато это был мой план, черт тебя дери! Мой, понимаешь?! Не твой, не Верхних — мой! А вам всем вечно от меня чего-то надо! То им сделай, это им сделай! Вертись, как белка в колесе, задницы всем лижи! И за это тебя, может быть, назовут...
Прикусил язык. Тихо. Пошли они все к черту, но тихо.
— Ладно, не кипятись. Просто я полагаю, что жить всегда лучше, чем помереть. А я предлагаю тебе жизнь, и неплохую жизнь. Если тебя волнует, что придется как-то особо напрягаться — не нервничай. Я обо всем позабочусь сам.
— С твоих слов прямо сказка выходит...
— Сказка и будет, я обещаю. Еще хочешь? — кивнул на бутыль.
— Давай... Только не думай, что я такой уж дурак.
— Никогда не думал, — очень серьезно сказал Дариуш, разливая коньяк по рюмкам. Так серьезно, что Лех не поверил ни на грош. Этот тоже играет штучкой по имени Лех Адо. Ничем не отличается от Верхних. Только этот определенно нравится Леху гораздо больше. По крайней мере, понятен до последней мыслишки. Этот соображает, что на императоры не потянет, но вот на... как это называется?... на "серые кардиналы" — вполне. И этот не лезет в мозги. А что до игр всяких умных господ — еще посмотрим, кто кого переиграет. Лех еще поглядит, нужно ему это императорство или нет, но, по крайней мере, обеспечит безопасность Яну и себе. Любой ценой.
— Ладно, хватит рассиживаться. Нас ждут. Сегодня я намерен хорошенько развлечься.
Развлечения, впрочем, оказались однотипно-постными. Куча "девочек" внешности броской и дешевой — Дариуш прекрасно разбирается в коньяке, но никак не в женщинах. Вот Клодель — это да, это была женщина. Жаль, она занята и уже месяц в Польшу носа не кажет. Деньги регулярно перечисляет, а сама не едет.
...Кроме девочек — несколько депутатов Сейма. Один еще скользкий тип, едва по-польски говорящий. С ним нужно было поговорить. Пока что только поговорить...
* * *
"... Я тебе, кстати, рассказывала про случай с местным шаманом? Тут не то, чтобы совсем дикие люди, тут даже школа для простецов имеется, я там регулярно бываю... Кстати! Про это я тебе тоже не рассказывала еще! Я тут официально числюсь как дочка миссионеров, ну и возраст у меня по меркам местных "почтенный" (ха!) — девятнадцать. В это время местные "дамы" давно уже замужем и с кучей детишек. Так вот, как "умная", я хожу два раза в неделю в сельскую школу и там занимаюсь с младшим классом всякой ерундой — учу всяким нашим играм вроде "колечка-замочка" (помнишь такую?), рассказываю про Польшу, сказки всякие им нахожу. Официально это называется "Этика и эстетика". Сначала было как-то неловко, но меня туда направили от лицея. Мы ищем среди детей потенциально одаренных, стихийных всяких. И вот мне поручили приглядывать за малышами. А они здесь через одного одаренные, только очень уж слабенькие. Не подходят для настоящего обучения. Один профессор говорил, что это потому, что они ближе к природе. Поэтому чувствительнее к энергиям. У них, правда, все на интуитивном уровне и подпитывается их обрядами. Учить их поодиночке действительно не имеет смысла, зато если племя собирается вместе на этот их "хаирру" в честь третьего полнолунья... Ты бы видел, как плещет сила. Так вот, мне сначала с малышами было очень неловко, а потом как-то мы с ними друг к другу привыкли. Теперь только зайду в школу — несется на меня этакое стадо махонькое...
Нет, всё-таки про шамана. Мы живем в селе, но села здесь — фактически маленькие такие племена со своим вождем (его тут почему-то называют мэром) и со своим шаманом. Вождь отвечает за все вопросы политического характера (когда и с кем идем воевать, типа того), а шаман заручается поддержкой духов и заодно лечит всех от всех болезней. В общем, ты представляешь. Говорят, обычно шаманы — слабенькие светлые с целительским даром, иногда предсказатели или на худой конец медиумы. В нашем селе шаман — такой дедулька, уже почти лысый, и совершенно без способностей. Ноль. Но уважаемый и всё такое. И тут, значит, очередной хаирру приближается. Это такой красочный праздник, все наряжаются в лучшую одежду, достают свои костюмы, которые еще от предков достались, вытаскивают тамтамы и прочие инструменты и давай плясать около костра. Я бы тебе все это записала на камеру, да не могу. Во-первых, местные ужасно суеверные и считают, что если их снять (даже просто сфоткать), то тем самым они лишаются части души, которую тогда может забрать колдун и сделать с ней что-то нехорошее. Во-вторых, все-таки закрытая зона. Нельзя. Ну и вот, очередной хаирру, шаман нацепил свой плюмаж (на его черепашьей головенке это вообще смотрится уморительно само по себе), навесил бусы из зубов львов и прочей страсти, разукрасился... Пляшет у костра, все от его обезьяньих прыжков постепенно входят в экстаз (они очень любят входить в экстаз)... должен вот-вот появиться дух бога Ыирру (вместо духа у шамана такая хитрая штука типа огородного пугала, которую в нужный момент суют, чтобы отбрасывала страшенную тень)... все уже готовы окончательно и бесповоротно... и тут дикий рев (я сама жутко напугалась)... женские вопли (эти всегда готовы повопить), детский ор... несется на бедного шамана страшное чудище — рогатое, темное, разъяренное. Шаман вопит какие-то молитвы своему богу. Я от страха чуть не в обмороке. Ну, думаю, старичка прибьет, а он и защититься не может. А темно еще так... Я и кинула наугад "болтанку". Чудище, естественно, пугается, начинает метаться, срывает с шамана его перья рогом, скрывается в ночи. Антракт. В антракте все орут, чуть не дерутся — как же, божество подает знак!Чуть ни в первый раз! Значит, истолковали так: чудище символизирует соседнее племя, которое решило вероломно нарушить перемирие, о чем божество и посылает предупреждение. Шаман — защитник племени, но их Ыирру на него гневается. Однако благодаря молитвам шамана божество все-таки смилостивилось и прогнало чудище. В общем, решили наносить упреждающий удар по соседнему племени. А на утро к нам во двор... нет, ты даже себе не представишь!... прибредает корова с плюмажем! Она с вечера сбежала из загона, гуляла где попало, потом на нее кто-то, кажется, напал, напугал, она и понеслась сломя голову и не разбирая дороги. Такие вот предсказания..."
