Белые искры снега

— Настя, — вновь повторил дядя мое имя и чуть склонился вперед. Мои губы сами собой приоткрылись от удивления — не только цвета и предметы стали странными. Тимофей в этом сне тоже был необычным. От него исходило странное спокойное светло-стального цвета сияние, в котором иногда мелькали всполохи то ярко-красного, то зловещего бордового, то мелькали тонкие четкие прямые линии сапфирового цвета, устремляющиеся вверх и пропадающие, а потом вновь появляющиеся. Сияние повторяло контуры его тела.

— Ты меня слышишь?

Я прикрыла ресницы, говоря "да".

— Это сон, Настя. Просто красивый странный сон.

Тимофей едва слышно вздохнул, посмотрел на часы, удовлетворительно кивнув чему-то, обошел стол, засунув руки в карманы брюк, подошел ко мне и присел около дивана, все так же глядя на меня. А я во все глаза рассматривала сияние, исходящее от него. Электрический свет тоже стал неестественным — медленно пульсирующим, с голубоватыми прожилками. Казалось, что лампа становится то ярче, то тусклее. Иногда по воздуху прокатывалась радужная рябь, и это тоже было очень необычным, но одновременно завораживающим.

— Ты подаришь мне кое-что, — медленно сказал Тимофей.

А я, продолжая лететь, не понимала, что он имеет в виду.

— Час своего времени. — Пояснил родственник. Сапфировые линии резвыми стрелами пронеслись по его ореолу. — Я украду его у тебя. Хорошо? — голос его стал чуть более ласковым. — Я украду час твоей жизни и твоих воспоминаний. Но взамен я оставлю тебе его, — он кивнул на мою руку, наполовину свешенную с дивана.

Оказывается, от моей руки тоже исходил свет. Я медленно, с огромным трудом — во сне ведь часто нелегко даются даже простые движения, приподняла руку. Браслет на ее запястье светился ровным мягким серебряным светом. Мне показалось, что на моей коже сомкнут не металл, а кусочек месяца, висящего сейчас на зимнем темном вечернем небе в компании звезд, которых почти не видно из-за туч и легко снега.

— Не бойся, Настя, ничего плохого не случится, — донесся до меня голос дяди. — Просто насладись тем, что ты сейчас видишь, слышишь и чувствуешь.

Дядя Тим внезапно крепко взял меня за плечи и, как куклу, усадил на диван, прижав мою спину к спинке дивана — чтобы я не падала от слабости, все еще владеющей моим летящим телом.

— Нужно допить вино, — ласково сказал мне дядя и поднес к моим губам недопитое мною вино, которое сейчас пело в радужном бокале. — Пей, — велел мне все тем же теплым голосом Тимофей, — пей, Настя, до конца.

Он принялась поить меня вином, и с каждым глотком мне казалось, что я лечу все быстрее и быстрее, и уже не падаю вниз, а устремляюсь вверх. Я послушно делала глоток за глотком, глотая не вино, а свободу.

Почти вечность я допивала вино, и только когда в бокале осталось всего несколько капель, дядя вернул его на стол.

— Тебе нравится браслет, Настя? — спросил он меня, поднеся мою светящуюся руку к моим же глазам.

— Да, — разлепила я губы, чувствуя на них привкус вина, казавшегося мне божественным нектаром. Скорость моего полета увеличилась.

— Согласна отдать за него час своей жизни и воспоминаний? — голос дяди стал кошачьим. Он сел рядом на диван, продолжая меня придерживать. — Всего час — это ведь так мало, да, Настя?

— Да, — снова ответила я. Лунный браслет мне очень нравился. Да и все вокруг мне нравилось тоже, например, очередная винная полупрозрачная радуга, исходящая от хрустального бокала. Я попыталась коснуться ее слабыми пальцем, но радуга тут же сбежала от меня, устроившись на плече Тимофея.

— В этом состоянии она на все ответит вам "Да", командор. Это ведь я делала напиток. Напиток жидких чар. "Перунов цвет". На тысячи километров вокруг только наша семья владеет его секретом. — Услышала я насмешливый женский голос, эхом отдавшийся в моих ушах — в кабинет вошли официантка Арина, а следом за ней меланхоличный водитель дяди и тот самый белокудрый виолончелист в черном костюме, которого я видела на сцене зала ресторана.

Что же за сон! Эти трое показались мне живыми сокровищами. Ведь у каждого из них также, как и у дяди Тима, была полупрозрачная сияющая оболочка — темно-синяя, как грозовое небо над неспокойным южным гордым морем. Я любила этот цвет — цвет берлинской лазури, величественный и неброский.

Мой дядя и эти трое разговаривали, а я смотрела на них, не отрывая взора, но не слышала ни слова и не понимала, что они делают тут вместе с Тимофеем.

В персональном сиянии белокудрого музыканта, окутывающем высокое, стройное по-девичьи тело, сверкали сапфировые и платиновые звезды, и то и дело мелькали падающие метеориты. Казалось, его окружает королевская ночь августа месяца, одна из тех, когда небосклон транслирует всему миру прелесть и великолепие Млечного пути. Белокурый послал мне улыбку, и она прохладным, как сухой лед, солнечным зайчиком, коснулась моей щеки, почти около самого уголка губ, заставляя улыбаться в ответ.

После ко мне подошла, окутанная своим сиянием, Арина. Ее удивление, сменившее улыбку, ударило по мне веткой молодой, набирающей силы крапивы, как только она увидела лунный браслет на моей руке. Миг — и Арина оказалась около меня, став на одно колено, цепко схватив за запястье и близко наклонившись, стала рассматривать лунный браслет, не смея притрагиваться к нему. В ее темно-синем сиянии, повторяющим контуры тела, взрывались бомбы, и тысячи осколков разлетались от кончиков черных волос до кончиков аккуратных, покрытых прозрачным лаком ногтей.

Меркурий мгновенно оказался за ее спиной, глядя на меня своими черными глазами, как на чудо. Его сияние было похожим на гладкий бархат, по которому то и дело серебряной строчкой пробегали то прямые линии, то такого же цвета зигзаги, то медленно появлялись фиолетовые треугольники, обведенные золотом, и так же медленно исчезали.

А после я стала лететь с такой немыслимой скоростью, что все вокруг стало черным. Кажется, я провалилась во всепоглощающую пустоту, и только дважды выныривала из нее, ртом глотая воздух, перенасыщенный ароматом трав.

Они явились тогда, когда Настя пришла в себя, пробыв без сознания несколько минут — Меркурий, Арина и белокурый виолончелист. Он первым зашел в кабинет, в то время как водитель Тимофея с вежливым почтением придерживал ему дверь.

— Приветствую, князь Август, — отвесил ему короткий кивок Тимофей, резко вставая с дивана, на котором лежала длинноволосая девушка, рассматривающая потолок так, словно он был расписан рукою самого Микеланджело. Тот благосклонно и медленно кивнул в ответ. Его чуть волнистые волосы были забран в низкий хвост, а лицо с двух сторон обрамляли короткие пряди, касающиеся заостренного подбородка. Это делало музыканта несколько даже женственным, хотя не портило, а придавало особенную изюминку.

— Благодарю, что откликнулись на мою... просьбу. Понимаю, она был внезапной.

— Я не мог не откликнуться, командор, — ответил Август не слишком приятным тоном. — Вы ведь прекрасно знаете это. Было очень мало времени, чтобы подготовится. И, откровенно говоря, я до сих пор не понимаю вашей логики, хотя Меркурий попытался мне все объяснить.

— Как только мы закончим, я дам вам более развернутые комментарии, — пообещал дядя Тим тоном человека, который изящно умеет водить за нос, маскируясь под благочестивого гражданина. — Сейчас главное, чтобы все, что задумано, прошло по плану. И у нас есть совсем немного времени.

— Небольшая доза моего напитка — и этот час, о котором вы говорили, выпадет из ее памяти навсегда, — вклинилась Арина, глядя на Тимофея с обожанием, как кошка на доброго хозяина.

— Почему ты называешь свои зелья напитками? — спросил Август таким же, как и у нее, насмешливым голосом — милым, даже каким-то игривым тенором. — Почему не эликсирами, например?

— Может быть, мне еще варевом их называть?

— Тогда может быть, тебе стоит называть себя не колдуньей, а, скажем, экстрасенсом? Или ясновидящей. Или биоэнергетиком. Или там индиго. Хотя нет, для индиго ты уже сильно ста... взрослая. Может быть, просто знающей? — продолжал с легкой полу ухмылочкой блондин. — Я сегодня утром за завтраком читал газету, и там, в рекламном разделе "Прочие услуги" была дама, называющая себя Знающая и имеющая титул великого эмиссара магии. Между прочим, у нее были дипломы некой высшей международной школы белой биоэнергетики, а также Института яснознающих, ясновидящих и яснослышащих.

— Вы как скажете. Прекратите читать всякую чушь. Вернитесь к Канту и Фёдорову. Великий эмиссар магии, надо же, — хмыкнула Арина и, наконец, обратила внимание на Настю. — А вот и наша девочка. Милая. Как тебе после моего напитка? — ласково спросила она. — Он ведь лучше, чем те блюда, которые я приносила тебе? "Перунов цвет" дарит простым людям то, что не подарит ни один наркотик, хотя тех, кто пробовал мой напиток, можно пересчитать по пальцам. И хотя она попробовала совсем ничего — концентрация его слаба, но готова поклясться на крови, сейчас в эйфории. — Брюнетка улыбнулась Насте и даже помахала рукой, пальцы которой были увенчаны парой тяжелых колец с темными камнями. Она вдруг замерла, уставившись на ее руку, на запястье которой был видел браслет.

— Командор, вы раньше не показывали его нам, — хриплым голосом сказала она, продолжая глядеть на Настин браслет, который она прозвала лунным. Сама же девушка, лежащая на диване не с меньшим интересом разглядывала видимые только ей резкие всполохи фиолетового в сиянии Арины и огненно-оранжевые цветы, то распускающиеся ярким всполохом, то пропадающие.

— Собственно, никто кроме хранителя не должен видеть его, — скучным голосом сообщил дядя Тим. — Сегодня — исключительный случай. У вас все готово?

— Да, — стройным хором откликнулись его черноволосые водитель и официантка-ведьма. Август лишь вновь коротко кивнул, на расстоянии, заложив, как принц, руку за руку, изучая Настю и изредка переводя взгляд на Тимофея. Он явно о чем-то задумался. Тимофей поймал один из взглядов, брошенных на него князем, и на его суровом сейчас лице появилось вопросительное выражение.

— Твое варево в вине? — поинтересовался белокудрый у Арины, тут же переведя взгляд глядя на бутылку.

— Нет. В ее бокале только. "Перунов цвет" прозрачен. Не отличить от воды. И для малышки потребовалось всего лишь пара капель — я капнула, как вы сказали, варево, в ее бокал, перед тем, как принесла его сюда. Все просто. — Кажется, странная официантка с тяжелым взглядом ожидала похвалы, и когда дядя Тим благосклонно кивнул ей, Настя увидела, как в ее сиянии одновременно взорвались несколько звезд, а на красных губах заиграла полуулыбка.

— Она пришла в себя ровно через 6 минут. У нас осталось 54 минуты. Пора приступать. Мы должны успеть. За мной. Меркурий, возьми девочку. — сказал Тимофей.

С этими словами дядя Насти, кивнув Меркурию, направился к чудесной картине-окну, за которым играли в снежки местные дети и пробегала по мерзлой мощеной дороге очередная двойка лошадей, запряженная в карету. Он коснулся ненастоящего окна открытой ладонью, и окно вдруг стало дверью — часть стены просто-напросто почти бесшумно отъехала.

Меркурий, как и приказал ему Тимофей, взял Настю на руки, держа при этом так легко, словно она и не весила ничего. Август, он же князь, стал позади него и задумчиво погладил девушку по голове. Так осторожно, не желая навредить, обычно касаются цветов.

— Эх, дитя, дитя, — произнес он с сожалением. — Командор, вы уверены, что желаете передать браслет ей? — с сомнением в голосе спросил белокурый, все так же гладя меня по волосам.

— Почему бы и нет? Я знаю, что делаю, — равнодушно отвечал Тимофей. — Она моя племянница. Но никто не подумает на нее. Девчонка больше не связана с нашей семьей — самовольно покинула ее. И я в ней уверен — она подходит на эту роль. А тот, кто ищет браслет, будет считать, что он все еще у меня, — Тимофей довольно потер указательным пальцем подбородок.

— Племянница? — сверкнули васильковым огнем глаза виолончелиста. — Ты... в этом уверен?

— Насколько я помню, кровавое родство при передачи артефакта не важно. Даже если мой брат воспитывал ребенка не от него, — в голосе дяди Тима мелькнула насмешка, — мне все равно. Я уже выбрал ее, как следующую хранительницу. И у меня есть план. А если у меня есть план, то...

— Но, — попытался что-то возразить белокурый, однако дядя Тим его прервал.

— Работаем без лишних слов, князь Август, не забывай о своих обязанностях и обязанностях твоей семьи.

— Вы все-таки должны зна...

— Князь, — хмуро глянул Тимофей на обладателя волнистых волос цвета топленого молока. — Просто проведите обряд, остальное — не ваше дело. Только мое. У вас должны быть совершенно другие заботы.

— Ну что же, — склонил голову к плечу тот, явно сердясь, — я понял. Хорошо. Как скажете, командор.

Взгляд его ярко-синих глаз говорил: "Ну, смотри же, ты сам этого хотел, я буду молчать".

— Вы ведь знаете, где надежнее всего можно спрятать вещь?

— На самом видном месте? — проворчал Август, заправляя светлые пряди волос за уши.

— Я догадывался, что вам это известно, — с этими словами дядя Тим первым спустился вниз по ступеням в странную потайную комнату. Следом за ним внизу оказалась Арина — ей дядя Насти по-джентельменски подал руку. Следующим внизу оказался виолончелист Август, а последними -держащий Настю Меркурий. Давящий мрак смело разбил яркий луч электрических фонарей, который держал дядя Тимофей, и два желто-оранжевых пламени, которые появились в открытых ладонях молчаливого Меркурия и взволнованной Арины.

— Положите нашу гостью на камень. Командор, вам сюда, укладывайтесь, — стал распоряжаться август, чувствуя себя в этом месте так же уютно, как и дома. И не забудьте переодеться в ритуальную одежду. Мерк, Арина, вас это тоже касается. Кинжалы тут, — он кивнул на каменный столик, на котором лежала и одежда разных цветов. — И, надеюсь, вы не забыли церемониал, хотя сегодня я упрощу его до невозможности. И да, командор, не волнуйтесь, времени у нас предостаточно.

— Командор, — тронула Тимофея за рукав черноволосая девушка. — Даже если вы больше не будете хранителем, я все равно буду вас защищать.

Тот улыбнулся ей, но в мгновение ока стер улыбку с красивого лица.

— Ты должна делать то, что должна, а не то, что хочешь. После сегодняшнего проведения обряда ты будешь верно служить ей, — и он кивнул на свою беспомощно лежащую на камне племянницу, волосы которой разметались, а зрачки под веками двигались из стороны в сторону, словно она длительное время находилась в последней фазе сна. — Иначе я сам объявлю тебя отступницей. Поняла меня, Арина?

— Поняла, — сквозь зубы ответила та.

— Приступаем! — оповестил всех Август и добавил недовольным голосом. — Ненавижу себя резать. Арина, после всего ты просто обязана будешь заживить мне рану своим зельями.

— Конечно, князь, — ответила девушка и последний раз глянула на командора.

Никто из них не заметил, как из-за угла старинного дома в картине выглядывает тонкое девичье лицо. Зеленые глаза Дарены были испуганными и разгневанными одновременно. На ее волосы и оголенные плечи падал снег, однако не таял, словно тело было холоднее снега.