— Конечно, не хочу...
— Вот и пошли...
Отставник не уточнил, что затеял расплатиться тушей животного с целительницей, а и сам не прочь был отрезать половину охотничьего трофея и накормить родных.
— Чё встали? — высунулись старухи из кузова при остановке, интересуясь наперебой у сухопутного отставника, в чём причина.
— Конечная... — озадачил он их. — Поезд дальше не идёт, так что убедительная просьба покинуть вагоны!
— Ты чё несёшь?
— Яйца, а всегда пару! Могу показать...
— Да ну тя, дурака старого!
— Да это если мягко выразиться — ФАП...
В ответ старухи выразились и гораздо круче, упомянув тот самый орган, про который им чуть ранее заявил старик, требуя помощи от зятя.
Выскочив за борт, Даниил поспешил к тестю на выручку, и не добычу принял, как думал тот, скинуть тушу на зятя, а кинулся к двери и стукнул раз...
Как, оказалось, хватило всего одного удара, чтобы дверь открылась сама и при этом плашмя на пол.
— Ну и кто ты после этого, а?
— А чё сразу я... — хотел Даниил вернуть дверь на место в открывшийся проём.
— Лады, — отодвинул его в сторону отставник, проходя в дом — встал на двери. — Это ничего, что мы без стука?
В ответ ни звука.
— Ну и где твоя медсестра, колхозник? Случаем не вышла в отставку... посмертно?
— Свят-свят-свят... — перекрестился тот. — Ходят слухи: она частенько отходит в мир иной...
— Чё?!
— Её находят мёртвой, но потом всё одно встаёт и...
— Начинает всех кусать? — вставилась Дарья, напугав до чёртиков колхозника. — Как интересно! А увидеть бы самой вживую!
— Знать не зря я прихватил эту тушу, — свалил "трофей" под ноги отставник, теряя остатки сил — сам готов был также свалиться, а чуть погодя и замертво.
Перед ними выросла хозяйка избушки-развалюшки.
— Ведьма-А-А... — кинулся колхозник на улицу.
— Ты куда нас завёз? — накинулись в свою очередь женщины на него.
Того и гляди: самому понадобиться помощь знахарки после общения с ними.
— Несите... — заявила она, ничего ни у кого не спрашивая, зная это наверняка.
— Чего? — оторопел отставник. — Кого?
— Обоих... — озадачила хозяйка.
И вовсе не ведьма, точнее не колдунья, поскольку помниться в древнеславянских поверьях ведьмами именовали ведуний, владеющих знаниями, как исцелять те или иные недуги при помощи трав и отваров, а не отрав — и не делали — исключительно снадобья.
Вторым больным оказался колхозник — и на голову.
— А его от чего лечить собралась, ворожея? — решил отставник именно так обозвать её про себя.
— От испуга — от чего же ещё? А вот твоего сверстника...
Во загнула.
— ...от жара!
— Могу я ещё кое о чём спросить?
— Делай что должно, а замолчи!
Старик лишь кивнул одобрительно, не желая отвлекать знахарку от свата. Тому досталось и изрядно. Рана загноилась. В неё попала инфекция.
Дарья надеялась: знахарка станет пить кровь одного из двух дедов, отсасывая из раны гной. Ничего подобного — обработала рану как водиться каким-то отваром, а затем... И затем не стала вливать никакой отравы ему в рот. Сама зашептала.
— Гляньте — колдует, — едва не хлопала в ладоши от счастья Дарья.
Старушки заохали и заахали. Знахарка не отвлекалась на них, продолжая творить некий древний обряд, воспользовалась пучком трав, вспыхнувших сами собой, прижгла ими рану, а затем принялась окуривать тело морского волка, выгоняя хворь — стала мести по дому, пока не вышла с пучком травы за порог, где и развеяла по ветру.
— А когда она уже начнёт его лечить? — не удержалась Анфиса.
Знахарка по-прежнему игнорировала их. Перешла к колхознику. То, что она сотворила с ним, вызвало немало удивления у залётных гостей. Разбила на лбу у того куриное яйцо, и оно запеклось там у него, словно и от него исходил жар. А затем, заставила очнуться, сделав всё так, будто больной на голову находился в состоянии гипноза, и дала съесть запёкшееся яйцо вместе с битой скорлупой.
— И чё, а как — вкусно? — уставилась Дарья вопросительно на него.
— Да вроде ничего так — съедобное! А чё? — заинтересовался в свою очередь колхозник подоплёкой вопроса девчонки.
Ей и занялась знахарка следом.
— Нет, не подходи к додику! — заступилась мама за дочку.
— Я сниму с неё порчу...
Мама как стояла, так и грохнулась... на руки отца.
— И её будете кормить яйцами, а бить о лоб? — озорно выдала Дарья. Ей всё нипочём, а было тут в диковинку, как и её родным и близким.
— Нет, тут всё гораздо проще...
От знахарки последовал хлопок по лицу Милы. И фраза:
— Я лучше вам чаю заварю...
— Отрав-Ой?!
— Отваром... — попросила не путать знахарка. — А то и впрямь каждый получит то, что заслуживает...
— И что же? — было не остановить неугомонных старух.
— Потом сюрприз будет, — озадачила Дарья.
Помимо целебного чая знахарка выставила ещё и мёд — занялась девчонкой.
— Не бойся меня, дитя...
— Хм, — ухмыльнулась Дарья. — Чтобы я кого-то, а тебя — не смеши меня...
— Я вполне серьёзно...
— И я... — не удавалось знахарке переспорить Дарью. А та и не пыталась, знай себе, делала своё дело. Тело без души не исцелить, а прежде предстояло очистить.
— Баньку бы не мешало истопить...
Даниил оглянулся вокруг себя, не веря: она обращается к нему, а не тестю. Тот уже готовился освежевать тушу, вдруг почувствовал, как олень... им и оказался, а тем, кого его обозвал колхозник. Двинул отставника рогами, а затем ещё и копытом зацепил в то, что носил постоянно с собой в чётном количестве — согнулся в три погибели.
Про глаза и вовсе отдельная история, они округлились у старика до размеров фар грузовика.
— Скотина... такая-а-а...
Знахарка лишь покачала недовольно головой.
— Да ну тя... — решил обойтись без её помощи отставник и поприседать. Но вместо зарядки его скрутил радикулит.
Вот тут банька и пригодилась. Зять отходил тестя дубовым веником, да так, что тот едва и впрямь не дал дуба, оклемавшись в итоге.
А тем временем, пока взрослые были заняты собой, знахарка снова прильнула к девчонке.
— Ну, давай, начинай — типа гадай...
— Что ты хочешь узнать? — неожиданно озадачила хозяйка избушки-развалюшки Дарью.
— Как — что? Что ждёт нас впереди — в будущем?
— Его нет у тебя...
— И это всё, что можешь мне сказать?! — ничуть не изменилась внешне девчонка.
Знахарка проверяла её — реакцию на пренеприятное известие. Девчонка выдержала испытание.
— Точнее может и не быть, если ты не изменишься, а сама свою судьбу! И не твоя она вовсе! Тебе навязали её! — развязался язык у знахарки.
— А вот это совершенно секретная информация! Надеюсь: и ты поняла меня? — заговорила девчонка как вполне взрослый здравомыслящий человек.
— Не упрямься! И не сопротивляйся! Я помогу тебе!
— Мне помощь не нужна... и кому была изначально необходима — исключительно моим родным!
— Хочешь поговорить о них? Узнать, как ты очутилась у них в семье?
Вот тут впервые на лице ребёнка проступили эмоции. Дарью поразило очередное заявление знахарки.
— Что значит — у них? А где я была всё это время? И какое?
— Ты должна помнить, а обязательно вспомнить — и всё сама: кто воспитал тебя, передав им и... — Знахарка запнулась... — Он также нуждается в твоей помощи, как и ты в его! Вам судьба быть вместе, а предначертано вновь встретиться!
— И что ты говоришь?
— Всё, что сама хотела услышать от меня, а чистую правду... — говорила вполне серьёзно знахарка. Но больше чем сказала, добавить не могла. Это не в её компетенции, а было дозволено свыше. Слишком много всего она видела, и нехорошего, что должно было случиться в ближайшем времени в судьбе ребёнка, а никак не будущем, поскольку не видела его у тех, кто посетил её. И как это было ни прискорбно, ей не изменить то, что предначертано им. У каждого человека свой срок на этом свете, а отпущен.
Отпустила девчонку.
— Додик... — окликнула мама приёмную дочь. — Иди к нам пить чай с лакомствами...
Отойдя от столкновения со зверьём, отставник поинтересовался у хозяйки относительно морского волка.
— Он транспортабелен?
— Вот уж как скажет чего, хоть стой, хоть падай, — пожурила Алевтина своего старика.
— Или нам придётся обождать какое-то время тут у тебя, если не возражаешь? — не желал отставник обременять странную особу, к которой испытывал несколько иные чувства, нежели все остальные. Ему она не оказывала помощи, а напротив проучила. И почему именно его, а никого другого?
Вопрос оставался без ответа. Хотя сам же знал его, но скрывал от своих родных.
— Внучку береги...
— Не беспокойся, ей ничего со мной не грозит... — приставил указательный палец к устам отставник. — Ш-ш-ш...
Они поняли один другого.
— Э, я не поняла... — уловила Алевтина какой-то подвох. Не зря же полвека прожила с ним. — Ты чё творишь при живой жене за спиной, хрыч старый, а? Я тя спрашиваю — отвечай!
— Вот дура, баба! Ума, аки у птицы! Одно слово — клуша! А та ещё курица!
— Ишь раскудахтался! Сам петух!
— Деда, это правда? А как же тогда у вас родилась моя мама?
— Нормальный я, внуча! И там у меня — в штанах — будь здоров, а всё в порядке! Даже этот олень типа козла, не смог исправить меня!
— Во-во, горбатого токмо могила!
— Ой...
— Испугалась, Дарьюшка? — спохватилась Алевтина.
— Треплешь, аки помело, а такое несёшь...
— А... — поднялся с ложа морской волк и сел, свесив ноги, коснувшись пола, — ...где это я?
— На необитаемом острове, Робинзон! — залепила Анфиса.
— Пятница...
— И кто я?
— Дура ты! А так спросил: какой сегодня день недели?
— Не всё ли равно? — было старухе без разницы. Словно её старик и не был в бреду, а при смерти.
Залётные гости заторопились, и даже спасибо забыли сказать знахарке за лечение с угощениями, а и баньку, думая про себя: это дикарка должна быть благодарна им, что они посетили её, скрасив одиночество. И были недалеки от истины. Снова загребли колхозника с грузовиком, подавшись и далее своей дорогой навстречу судьбе.
— 20 -
— Всё о кабачках знаю — как растут, как цветут,
как плодоносят... Но вот как икру мечут?!..
(Журнал "Парадокс": о превратностях судьбы)
Понимая, что деваться особо и некуда, сухопутный отставник снова предпринял попытку развести местного агрария.
— Ну чё, колхозник, хочешь мы поможем тебе разобраться в твоей семейной жизни — я и мои родные?
Пассажир намекнул, что у него дружная семья в отличие от соседа за баранкой, в чём тот сам лишний раз и убедился — не бросят один другого в беде.
— Чего молчишь и не мычишь, а пора бы телиться? Где твой хутор или дом? А в каком населённом пункте размещён?
— Да как сказать... — смутился водитель.
— Как есть — режь правду-матку — и не стесняйся! Давно мечтали семьёй отдохнуть в глуши, а тут эти разбойники с большой дороги! Так что не держи на нас зла, паря! Как говориться: кто старое помянет тому что?
— А я что? Я ж ничего — и против вас не имею!
— Нет, пора те, колхозник, становиться настоящим мужиком! Так и быть — выручим, а поможем всем, чем сможем! Одного в беде не бросим — обязаны теперь тебе — не по гроб жизни конечно, но...
— Что? — настороженно поинтересовался колхозник с робостью в голосе.
— Сказал уже, а чё повторять одно и то же два раза подряд! Служил?
— А вы, стало быть, военный?
— Да, в отставке числюсь — в запас перевели, — чуть смутился отставник. — Да вот пришлось вспомнить то, чему учили в армии! И те не помешает пройти настоящую школу жизни!
Собеседники разговорились, точнее это отставник заставил развязать язык колхозника.
— Ну, так где "служишь", аграрий? На кого пашешь?
— В Париже я обитаю...
— Где-где?! — показалось отставнику: он ослышался. — Шутишь?
— Если бы я, а то один председатель! Одно слово — дятел! Деревню обозвал так...
— Как?!
— Париж...
— Точно не паришь, а и не гонишь?
— Прибавить скорости?
— Не-не, не надо! Я ща не про то, а самое...
Отставник не удержался и постучал в заднее окошко кабины, привлекая внимание родных и близких в кузове грузовика.
— Эй, население! Вы не прочь прокатиться до Парижу?
— Чего?! — покосилась в недоумении Алевтина на своего старика. — Охренел? В конец?
— Да нет, и потом не я... — постарался отставник объяснить подоплёку со столицей Франции в средней полосе России. — Тут этот аграрий проживает в одноимённом населённом пункте!
— Ура! — подыграла Дарья деду. — Мы едем в Париж на машине!
— Куда-куда?! — закудахтали её родные — мама с папой.
— Ну чё вы, аки дети малые! В столицу Франции! Али не слыхали? — перешла дочь на сельский диалект, перенимая местный говор.
— На этом... транспорте? — выдала Анфиса. — Далеко не уедем!
— Да уж почти приехали, — уверил колхозник.
И точно — ближайший указатель населённого пункта совпадал с названием столицы Франции.
— Это чё, а? — уставились на поросшее поле бурьяном Сергачёвы с Рогачёвыми, выглядывая из-за бортов кузова.
— Хрянция... — усмехнулась Дарья.
— Хреновость, а не новость... — озабоченно произнесла мама.
Ей всё меньше нравилась затея дочери и отца. А они неспроста согласились податься сюда в эту глушь — им самое место здесь после того, как они засветились у сторожки лесника со своими "рожами" перед силовиками. Где как не тут можно было затеряться — в этом диком и нехоженом крае.
— Хана — край...
— Да, так наш колхоз и назывался... — подтвердил колхозник.
— Слушай, друг, — перешёл отставник при разговоре с ним на новое определение, изменив отношение пусть пока и голословно, но подвижки уже наметились и были очевидны, — ты не будешь против, если мы по прибытии к тебе в гости заявим: дескать, твои дальние родственники? И ты подобрал нас по дороге, когда мы ехали проведать тебя?
— Да мне всё равно, — нравились колхознику его спутники, и чем дальше, тем больше. Он видел в них свою будущую семейную жизнь, а был не прочь скопировать под копирку отношения. — Как будет вам угодно...
— Тогда давай заранее условимся: я — твой дядя, поскольку постоянно обращаешься ко мне подобным образом, а сразу начал — знать судьба...
— Ясно, а кто тогда те, кто в кузове у нас... дядя?
— Вон та крикливая особа — моя жена... вроде была...
— И чё ты сказал, а я слышу?
— Шутку юмора! Помолчи, Алевтина! Иная её соседка — Анфиса — моя сватья, а сват — морской волк, — старался отставник не упоминать своего имени и иного также военного в прошлом человека, намекая: оба до сих пор находятся при исполнении своих служебных обязанностей в качестве законспирированных агентов спецслужб. — Всё понял? Если да — кивни.
— Ага... — округлились глаза у колхозника.
И отставник без тени смущения и сомнений продолжил далее разводить колхозника за глаза.
— А вот наши дети... — призадумался немного он. — Кем же они доводятся тебе?
Ему требовалась подсказка от агрария.
