Все начиналось со слова. С войны слов. Потом прогремел первый выстрел — у кого-то не нашлось других аргументов. Потом пролилась первая кровь. Потом вступил в действие механизм кровной мести. А там где стреляют, есть много хороших способов убрать неугодного. Для горцев война стала способом существования. Зачем работать, если можно убить и взять?
Вооруженные стычки в Пригородном районе переросли в настоящую бойню с применением бронетехники. Менее чем за неделю погибло 600 человек, более тысячи были ранены, или пропали без вести. В селах Чермен, Октябрьское, Джейрах разрушено около 3 тысяч домов. Под сурдинку, у частников угнано 1500 единиц автотранспорта. Через границу в оба конца потянулись потоки беженцев. Сто тысяч ни в чем не повинных граждан. В их сердцах уже поселилась ненависть. Кто хотел, брали с собой оружие. Его было много. Хватало на всех.
Вайнахский народ не прощает обид. Кто виноват? — свиноеды! Это они развели такой бардак, что аукнулось всей стране. А как им еще называть нас, с чьей молчаливой подачи их земля оказалась во власти наживы? Ату их!
Мститель, имеющий красный советский паспорт, мог легально смотаться в Россию. Почудить там, покуролесить, а когда запахнет паленым, вернуться в родной кишлак под защиту закона гор. Такой вот, "отхожий промысел".
Заур всей душой полюбил родные адаты. В их свете, его непутевая жизнь обретала сакральный смысл. Это там, за крутым перевалом, он считался обычным преступником. Здесь, на своей земле, он чувствовал себя Шамилем. И дядюшка был доволен. Племянник оказался способным учеником, со здоровой инициативой. Семейное дело он поднял на новый уровень — с выходом на зарубежного потребителя. Сердце, почки, сетчатка глаз, костный мозг, поджелудочная железа — все это на внешнем рынке дороже золота. Сдай нищего человека по запчастям — домик у моря можно построить. Так что, свой кусок хлеба Чига отрабатывал честно. Он даже построил дом на окраине Грозного. Но хотелось чего-то большего. В республике, торгующей нефтью, людьми и левым оружием, вырастали из ничего огромные капиталы. Банк Чеченской Республики по-прежнему осуществлял операции и считался в России очень даже платежеспособным. А из Прибалтики в Грозный самолетами шли вышедшие из обращения деньги. Финансовые авантюры, фальшивые авизо... красивая жизнь за здорово живешь. Власть, как выигрыш в рулетку. За клочок бумаги с неразборчивой подписью, здесь безналом распродавалась Россия. И если бы это была не Чечня, ее бы придумали в другом регионе.
В Закавказье хлынули покупатели, прочие эмиссары из-за границы. Одного из них все звали Эфенди. По рекомендации из Москвы, он вышел прямо на Чигу, стал его правой рукой и, прежде всего, отучил подопечного от наркотиков.
— Черный камень Каабы, — сказал он на ломаном русском, — стоял когда-то в раю, и был ослепительно белым. Милость Аллаха опустила его на Землю. И он почернел, вбирая в себя людские грехи. Сейчас наступило такое же черное время. Чтобы в нем выжить, нужно иметь светлую голову.
Время действительно было помойным. И в личностном, и в производственном плане. Покупатель крутил носом: и то его не устраивает, и это ему не так. Конкуренты наглели, в Гогу Сухумского дважды стреляли (Аллах милостив, молва донесла, что все обошлось), Против него самого возбудили уголовное дело по старому, мхом поросшему эпизоду. Какая-то мелочь, а надо же! Ичигаев Заур Магомедович снова объявлен во всесоюзный розыск.
Судя по косвенным признакам, все наезды шли из России, но поразительным образом, даже здесь, за горами, Чига столкнулся с сильнейшим прессингом. Взять хотя бы последний случай. Да с него-то, пожалуй, все и пошло. Заказ поступил на конкретного донора. Странный такой заказ. Ни резус, ни группа крови, ни другие параметры в контракте не оговорены. А только домашний адрес, фамилия, имя и отчество. Тогда еще показалось: тут что-то не чисто, но дядюшка успокоил:
— Ладно, — сказал, — не гони волну! Как говорят гяуры, хозяин — барин, мне же будет сподручнее. Наше дело довольно хлопотное, подходящего человека не сразу найдешь. Нужно бегать по поликлиникам, листать медицинские карты. А так... раз хорошо платят, доставим хоть черта. А что у него собираются вырезать, рога или яйца, то не мое дело.
Студентку из Ленинграда доставили ранним утром. Ее извлекли из багажника "Жигулей" и небрежно опустили на землю. Девчонка была, в чем мать родила. Стояла, прикрывшись ладошками, и молчала. Багажа при ней — самый минимум: ни лифчика, ни трусов — лишь горсть золотых побрякушек.
— Георгий Саитович тебе передал, — пояснил один из курьеров по имени Рахматулло, — сказал, "пусть подарит своей невесте".
Заур машинально принял "рыжье", молча сунул в карман. Долго, минуты три, пристально рассматривал пленницу. До этого с женским телом он был знаком на ощупь. Затащив зазнобу на шконку, первым делом выключал свет, и всегда почему-то стыдился своей наготы. Теперь, как прозревший слепой, он испытывал новое чувство. Нечто сродни восхищению. Бабенка ему понравилась. Настолько понравилась, что он ощутил легкий укол ревности.
— Так и везли? — спросил Ичигаев со скрипом в голосе, — на троих небось разбавляли?
— Ее-то?! — сплюнул Рахматулло, — секельды багда гюлли! Да в голодный год, за мешок сухарей, даже срать рядом не сяду! Ты бы видел, нохче, какая она была! Как вспомню, блевать тянет. Не баба — голимый кусок дерьма! Это мы ее в автосервисе водичкой из шланга обмыли. В божий вид, так сказать, привели.
Курьер говорил по-русски. Девчонка, естественно, все поняла, но даже не покраснела. Похоже, ей было по барабану: где она и что с ней собираются делать.
— Ладно, потом расскажешь, — еще больше насупился Ичигаев и сделал рукой приглашающий жест: прошу, мол, всех в дом.
Не успели гости взойти на крылечко, нагрянули покупатели. Они как будто следили за домом. Пленницу увезли. Для прикрытия срама, Чига ей дал ватное одеяло.
Как позже рассказывал Рахматулло, взяли ее элементарно. Постучались в квартиру, сказали, что пришел сантехник из ЖЭКа.
Девчонка кивнула, настежь открыла дверь и отошла к телефону. Ее, естественно, "за хипок", чтоб не сболтнула лишнего. Там же, в домашнем баре, отыскали бутылку заграничного "пойла", залили в желудок через воронку, а стандартная порция клофелина окончательно свалила девчонку с катушек. Хватились ее на удивление быстро. И началось самое интересное. Милиция встала на уши, по области был объявлен план "перехват". Шерстили всех, невзирая на лица: и частников, и дальнобойные фуры. Увидев такое дело, дядя решил использовать запасной вариант доставки — в товарном вагоне под пломбой.
Полдороги она спала. Несла под себя, как курица, и по малому, и по большому. Откроет глаза, хватанет стакан минералки — и снова сопит в две дырки. Несло от нее, как от душного козла, жрать невозможно! Чем только от "бакша" не огораживались, все бесполезно. Дошло до того, что в пути приоткрыли окно и дышали в него по очереди. Потом кто-то из хлопчиков предложил: давай, мол, сыграем в картишки на раздевание. Кто лоханется, снимает с бабенки одежу и майнает в окно. Короче, хлебнули горя. Больше всех досталось Артуру. Он пацанчик еще молодой, но уже наркоман со стажем. Примет порцию ханки — совсем с головой не дружит. Такое надо смотреть. Дерьмище присохло к жопе, марухе больно, она орет, а он — знай себе — обдирает ее, как луковицу! Дышать после этого вроде бы стало полегче. Я ей на радостях даже свой спальник пожертвовал, чтоб не замерзла. Вижу, чуть-чуть отошла. Попросила стакан водки, потом пожрать. Похлебала бульона из термоса — и снова на боковую.
— Она ничего не рассказывала: кто родители, каким бизнесом занимаются? — зачем-то спросил Заур.
— В том-то и дело, что нет! Другая бы на ее месте угрожала, предлагала деньги, криком кричала, бросалась на стены, морду себе всю расцарапала. Я тебе так скажу: это очень сильная баба. А несла под себя специально, чтоб не снасильничали. Я думаю...
— Что?
— Может, она смирилась? Аллах иногда позволяет заранее знать свою смерть. Интересно, сколько же за нее заплатили?
— Тебе-то какое дело?! — внезапно вспылил Заур, — все мы свое когда-то получим.
Посредник принес пятьдесят тысяч. Столько же обещал после сдачи товара заказчику. Итого сто. Чига скрипнул зубами: он бы отдал вдвое больше, только б не видеть ее никогда, только б не знать, что где-то она есть.
Вечером приехал Эфенди, привез свежую прессу. Он купил газеты в Назрани, где встречался с верховным муфтием. В самом Грозном почта давно не работала.
— Курьеры еще не уехали? — спросил он после намаза.
— Нет, завтра с утра собираются.
— Я бы на их месте не слишком торопился в Москву. На, почитай.
На первых страницах газет фотография недавней его пленницы. Под ней заголовки: "Похищена дочь одного из столпов советской внешней разведки", "Месть иностранных спецслужб, или происки русской мафии?", "Награда в миллион долларов за дочь рядового полковника", "Кто он, главный подозреваемый?" На разворотах целая куча статей, посвященных борьбе с криминалом и пространное интервью с министром внутренних дел.
Странное дело: свидетели не молчали. Каждый, наперебой, стремился помочь следствию. Ценную информацию давали осведомители и "граждане с активной позицией". Архив МВД стал бесплатным читальным залом, а следователи уже не боялись огласки и щедро делились тайнами. И это во времена стопроцентно недоказуемых "глухарей"!
Публикации были полны гражданского пафоса: "Доколе?!" Все били в одну точку и сходились на Гоге Сухумском. Это он, кровожадный монстр, и есть главный подозреваемый, ату его! Получены санкции прокурора на обыски и на аресты!
Чига бросился в комнату, схватился за телефон.
— Не волнуйся, Заур, — тихо сказал Эфенди, — из Москвы он уже уехал. Твой номер, скорее всего, прослушивают, звонить по нему опасно, можно себя нечаянно выдать.
— Кому?
— Не знаю пока, но для кого-то сейчас ты очень опасный свидетель.
В подтверждение его слов, звякнула оконная рама. На стене, чуть выше головы Ичигаева, появилась аккуратная дырка. В тот же миг какая-то сила толкнула его на пол. Несколько пуль впились в дверной косяк в том месте, где он только что стоял.
Заур с удивлением посмотрел на Эфенди: если б не он...
Этот медлительный, благообразный старик оказался умелым воином. Уже с пистолетом в руке, он тенью скользнул к окну, пару раз нажал на курок и резко отпрянул в сторону. В коридоре и во дворе что-то одновременно рвануло. Запахло гарью и порохом, затрещали языки пламени.
Из времянки, где жили курьеры, донеслись ответные выстрелы. Охранники "домочадцы" тоже справились с замешательством, огрызнулись парой очередей. На улице кто-то вскрикнул. Громко хлопнула дверца машины, взревел двигатель.
Ичигаев поднялся на ноги, вытер холодный пот. Ему было очень стыдно.
— Что, нохче, мал-мал обосрался? — спросил он себя со злобой, — а ведь это еще цветочки.
Скоротечная схватка показалась ему незаконченным предложением, в котором еще не успели поставить точку. Чига не сомневался: в следующий раз нападавшие будут умнее.
Пожар потушили быстро. Людских потерь в доме не было. Обошлись малой кровью. Артур, по глупости, подставился под осколок, и ему отрезало мочку уха.
После закатной молитвы Ичигаев вышел во двор. Присел на скамейку. Землю окутала ночь — одна из последних мирных ночей мятежного города. Он чувствовал, что сегодня уже не придут его убивать. А если придут, у врагов ничего не выйдет, потому, что он не один.
Эфенди раскуривал длинную трубку, похожую на кальян и тоже о чем-то думал. Потом произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Посланник Аллаха однажды сказал: "Тот, кто имея рабыню, хорошо воспитал ее, должным образом обучил основам религии, а потом полюбил и женился на ней, — тому уготована двойная награда".
— Я знал, я предчувствовал что-то неладное, — тихо ответил Заур. — Всевышний свидетель, я очень не хотел ее отдавать.
— Нужно уходить в горы, — сказал старик, как о чем-то давно решенном, — здесь за твою жизнь я не дал бы ломаного гроша. Тот, кто делает черное дело чужими руками, принимает ихрам, как одежды, но не как состояние духа.
* * *
Утром убили Рахматулло. Прямо у ворот гаража. Кто-то стрелял ему в спину, пока тот возился с замком. Как это случилось, никто не слышал. Пистолет, скорее всего, был с глушителем. Один из соседей, выходивший из дома по малой нужде, вроде бы видел легковую машину, а как она выглядит, припомнить не смог — не до того было.
Артур плакал в голос. Немой хватался за автомат, грозился всех замочить. Трясло его, как эпилептика. Ни зрачков, ни радужных оболочек — сплошь белые пятна. Чига хотел вызывать скорую, но телефон не работал. Слава Аллаху — обошлись без врача. Больного скрутили, вкололи ему скополамин.
В общем, прошло часа два, прежде чем все успокоилось. Покойника занесли в дом, обмыли, переодели. Из мечети пришел мулла, прочитал нараспев несколько сур Корана. Эфенди, как самый опытный, все остальное взял на себя.
Когда цинковый гроб уже запаяли, из мэрии Грозного приехали вооруженные люди. Их прислал Беслан Гантемиров. Задавали много вопросов. Хотели составлять протокол, но узнав, что убитый приезжий и, более того, не чеченец, вдруг передумали. А самому Зауру сказали открытым текстом:
— Уходи отсюда, нохче. Здесь тебе делать нечего, не тот контингент.
Люди Гоги Сухумского знали чеченский язык. Даже те, что работали с ним в России. Эти слова были поняты без купюр и сделали то, чего не смогли автоматы ночных налетчиков. Чига был еще в своем окружении, но уже остался один. Большинство из бойцов вдруг решили срочно ехать в Москву. Надо, мол, проводить и предать земле старинного друга. Последним ушел Яхъя — ингуш из Назрани по прозвищу Искандер.
— Не срослось у тебя, Малой, — сказал он вместо прощания, — и никогда не срастется. Здесь Георгий Саитович нужен: тебе одному не вырулить. Кто-то начал очень серьезную партию. И партия эта будет считаться законченной только после того, как нас, всех до единого, уберут. Мы не только свидетели, мы люди, на которых можно списать любой беспредел. Против тебя играет — дядюшкин бизнес. Слишком уж он, как бы помягче сказать... специфический. Если глянуть предвзято, есть в нем широкий простор для фантазии. Правильно говорил старик: нужно уходить в горы. Между прочим, правильно говорил, а ты не послушал...
— Уходи. Я никого не держу.
— Обиделся на ребят? — это ты зря! Неужели не понимаешь, что в доме мы все заложники? Стоит его хорошенько вскрыть — и тот, кто за нами охотится, разом решает проблему. Я не знаю его возможностей, но сужу по его делам.
— Кто бы он ни был, это мой кровник! — упрямо сказал Заур, — и прежде чем уйти к праотцам, я хотел бы отведать глоточек его крови.
— Как же ты собираешься его разыскать? — ехидно спросил Искандер.
— Что я, совсем тупой? — нужно искать того, кто купил девчонку.
— За девчонкой приходили шестерки, промежуточное звено. Если трезво подумать, они тоже вряд ли догадываются, кто за этим заказом стоит.
