Беглецы. Исход

— Угу. После мин они долго в себя приходить будут. Косится на заваленное телами и изрытое воронками поле. Нам, как обычно, повезло. Первыми начали рваться ближайшие к нам мины. И когда обезумевшие солдаты ломанулись обратно, то вбежали в самую гущу 'эсок'... В общем, даже на глаз, тут сейчас перед городищем лежит сотни три трупов. И сколько то раненых гарантировано в лагере противника. До нас доносятся сухие щелчки выстрелов как раз оттуда. Переглядываемся. Что за ерунда? Внезапно Вовка стискивает зубы, затем глухо произносит:

— Тяжёлых добили. Свои же.

— Тьма...

Бормочу я уже въевшееся в кровь и плоть русийское проклятие...

— Время, папа.

Звук трубы от вражеского лагеря. В небо взлетает сразу целое море ракет и с той и другой стороны. В призрачном свете я вижу надвигающиеся шеренги солдат Океании. Теперь можно не церемониться, и я скидываю колпачки с 'ночника', установленного на пулемёте заранее.

— Давай, пап! Остуди их!

И пулемёт снова открывает огонь, кося врага, словно траву... Увы. Они идут, словно укуренные или пьяные, орут нечто, неслышимое за грохотом стрельбы. Меняем оружие, с хаканьем закидывая второй пулемёт на место отработавшего. С тревогой смотрю на убывающие коробки лент. Хотя мы и вместе, но... Не каждая пуля, выпущенная нами, попадает в цель... Спасибо ребятам Рарога, умело подсвечивающим цель. А ещё — тому океанскому командиру, подарившему нам жизнь, сам не зная этого... Хорошо, что прицел показывает зелёную картинку. Впрочем, я видел то, что делает крупнокалиберная пуля и при свете дня, так что не вовремя разыгравшееся воображение услужливо раскрашивает то, что я вижу в прицеле, в естественные цвета. Точнее, один — алый. Густо красный. Крови. Которой там, среди наступающих море... Они валятся снопами, не понимая, как я могу попадать в них на такой дистанции. Свет осветительных ракет искажает перспективу, а мы выбиваем их с ужасающей, просто невозможной эффективностью... И всё-равно идут, перебегая или выстраиваясь в шеренги, сразу уничтожаемые мной... Но лезут и лезут, подобно тараканам... Пулемёт начинает плеваться. Они просто не успевают остывать.

— Всё. Вов. Тайм-аут.

Он кивает, винтовка начинает щёлкать быстро-быстро. Но после рёва пулемётов её звук кажется несерьёзным... Перед минным полем шеренги всё же замирают. И тут в рации раздаётся спокойный уверенный голос:

— Подсветите себя. Мы уже на месте.

Чёрт, за стрельбой не слышно звука двигателей...

— Алая ракета — мы. Противник — триста метров дальше, и километр в глубину.

— Вас понял. Принято.

Торопливо выпускаю в небо обычную красную сигналку. А спустя миг огненные стрелы рассекают небо над нашими головами. Прицел точен, и невыносимое, режущее глаз пламя озаряет небо, заливая всё вокруг. Только осколки противно верещат над нашими головами... А спустя две минуты над догорающими огнями, с тяжёлым, давящим на слух, гулом двигателей, взбивая мириады искр юбкой, появляется громадный корпус корабля на воздушной подушке, плавно разворачивается, откидывается аппарель, и из неё, свистя турбиной, вылетает 'Т-80'. Замирает на миг. Гулко ухает пушка, танк приседает на мгновение, затем, качнувшись, устремляется в ещё пляшущую после действия 'Града' темноту... Следом выскакивают закованные в бронежилеты, с автоматами наперевес наши родные солдаты, бегут по следам гусениц, надвинув на глаза ноктовизоры, через пару минут начинают трещать короткие очереди, бухает глухо граната. Но меня это не касается. Моя работа наконец закончена...

— Пошли, пап?

Сын трогает меня за плечо. Киваю. На меня навалилась вся усталость, копившаяся эти дни, и шагаю я тяжело. С корабля продолжают выходить наши. Солдаты Рарога осеняют себя знаком Всевышнего, кое-кто шевелит губами в молитве. Всё это мне хорошо видно в пронзительно слепящем свете прожекторов корабля, заливающем всё вокруг. Кто-то спускается с 'Зубра' по аппарели. Знакомый силуэт... Костя?!

Он вскидывает руку к виску в извечном приветствии. Отвечаю тем же, выдернув засунутую в горячке боя под погон свою, и нахлобучив её на голову. Не выдержав, мужчина обнимает меня, хлопает по плечу, затем смотрит на стоящего за моей спиной Петра. Тот нервничает. Причём, как заметно мне, очень сильно. Поворачиваюсь к нему:

— Петя, я тебе обещал корабль и помощь?

Он кивает, не в силах отвести взгляд от Кости.

— Вот корабль.

Показываю рукой на чудо кораблестроения.

— А помощь ты сам видел...

Как раз вовремя из темноты появляются наши бойцы, волокущие кого-то упирающегося за воротник.

— Товарищи офицеры, языка взяли. Их командир. Остальные — двести.

— Ведите его на корабль, заприте где-нибудь в кладовке. Потом побеседуем.

Снова поворачивается ко мне:

— Ну, рассказывай. Что, чего, как?

— Устал я, Костя. Кофейку бы для начала.

— Сейчас будет!

Гаркает во всю глотку:

— Дневальный! Кофе нам! С товарищем подполковником!

Спустя пять минут, что по моим меркам, слишком долго, нам выносят складной столик, четыре стула, ещё один боец приносит кофе. Затем, козырнув, уходит. Усаживаемся, я спохватываюсь:

— Давай к нам, Петя.

Выдвигаю стул, затем представляю парня Косте:

— Командир обоза и всех этих людей, Пётр Рарог. Да ты его знаешь — наш первый 'язык' здесь.

Мой товарищ восклицает:

— То-то я гляжу, кого-то он мне напоминает!

Они внимательно смотрят друг на друга, делая свои собственные выводы. Затем я снова говорю:

— Три сотни человек, включая бойцов Петра. Лошади. Личное имущество. Влезем?

— Без проблем.

Теперь я говорю Рарогу на русийском:

— Давай, Петя. Командуй.

— Погоди чуток, не гони конец, Миша. Сначала мы танк загоним, а потом уже и всё остальное.

— Тоже верно.

Перевожу русу наш разговор. Он горячо вослицает:

— Это правильно. Пусть мои чуть пообвыкнут. А то...

Ёжится.

— ...жутковато такая машина смотрится...

Услышав перевод, Костя коротко смеётся. Затем Пётр уходит, чтобы объявить новость своим. Спустя несколько минут из темноты слышны радостные ликующие крики. Я делаю большой глоток из чашки, затем спрашиваю:

— Что там у нас?

Инженер подбирается:

— Тебе — месяц отдыха. Потом, извини, опять сюда.

— Куда? Русии больше нет. Прощёлкали.

Он вдруг улыбается:

— Совет принял решение — очистить государство от интервентов, помочь императрице Аллии вернуть законный трон.

У меня с души словно сваливается камень:

— Наконец то! Чего только тянули?

— Зато теперь всенародная поддержка будет трону обеспечена.

— Через море крови?

Он хмурится.

— Мне это нравится ещё меньше, чем тебе. Но так сложились обстоятельства.

— Обстоятельства...

Бормочу я. Хочется просто покрыть всё матом, а Серёге набить морду. Но...

— Ладно. Утром грузимся и убираемся отсюда?

Костя кивает.

— Тогда я пойду спать.

— Я тебе каюту выделил.

Пару секунд колеблюсь, потом отрицательно качаю головой.

— Спасибо, но я к жене и дочери.

Удивлённый взгляд, даже завидующий. Только по-хорошему.

— Поздравляю!

Киваю в ответ, ухожу в городище, подсвечиваемый в спину прожектором...

Эпилог первой части.

...Вот и мой дом на Новой Руси, в нашей Метрополии. Толкаю хорошо смазанную сыном калитку — он остался с Хьямой на Паневропе, на нашей новой базе, захожу во двор. Видно, что парень присматривал за хозяйством хорошо — трава аккуратно пострижена, ровные дорожки, вымощенные камнем, чисто подметены. Вхожу в сад, медленно шагаю к высокому крыльцу — веранде. Стол, за которым я так любил сидеть вечерами с сигаретой и любимой чашкой кофе, заново покрыт лаком. Подхожу к нему, усаживаюсь на чуть покрытый пылью табурет. Сижу, молча рассматривая вершины домов, виднеющиеся из-за густой зелени. На улице спешат люди, порыкивают машины. Гружёные 'студебеккеры', наши 'Уралы', 'Зилы', 'Камазы'. Жизнь кипит. Не спеша, в противоположность остальным, шествую будущие мамы, гордо выставив животики. Перед ними расступаются, дают дорогу. А те светятся счастливыми улыбками... Поднимаюсь. Открываю входную дверь. Спохватываюсь — там, за калиткой, робко переминаются с ноги на ногу Аора и Юница.

— Чего стали? Заходите. Дочка, веди сюда родительницу.

Девочка робко улыбается, потому что испугана тем неизвестным, что творится вокруг, тянет едва передвигающую ноги баронессу за собой. Женщина по-прежнему в подаренном мной камуфляже. С момента окончания боя, когда я увидел их утром, потому что рухнул в машине на разложенные сиденья и сразу вырубился, она не произнесла ни слова. Общалась лишь в Хьямой и дочерью. А меня — демонстративно игнорировали. Даже на корабле, хотя мы делили одну каюту. Крохотную, но это было куда лучше, чем на общей палубе. Раз ничего не хочет сказать, я тоже имею гордость. И так же молчал всю дорогу, лишь болтая с дочерью, не отходящей от меня ни на шаг. Потом была База. Множество новеньких типовых домиков, куча техники. По преимуществу — ленд-лизовской, с нашего 'Либерти', но и наши верные 'Т-80', 'БМП' и 'БТР' тоже присутствовали. А самое главное — 'Зубр' встретили 'аэрокобры', которых достали из трюмов целых пять десятков, и вот поставили на крыло и обучили пилотов. Здесь это настоящая вундервафля. Не повезло океанцам... Громадные склады, тонны и тонны боеприпасов, огромные цистерны для топлива... Короче, мы готовились воевать всерьёз, решив раз и навсегда преподать урок всем желающим покуситься на Русию. Внушало... Люди, прибывшие с нами, испуганно крутили головами, подавленные масштабами увиденного, с ужасом косились на крутящие в небе фигуры высшего пилотажа истребители. Их решили оставить здесь. Такое желание высказал Пётр. Впрочем, ему всё-равно пришлось лететь со мной в Метрополию. 'Два — шесть' доставил меня и моих дам, кроме снохи, естественно, сюда. С нами улетели и девушки, освобождённые нами в пресловутом лагере кавалерийского генерала, запамятовал его имя. Да и слышал то раз краем уха. И опять между нами не было проронено ни слова. Словно малые дети играли в в молчанку... Рарога увезли к Аллии. На беседу. А нас привезли сюда. Домой. Мой доклад Совету будет завтра... Гостиная. Осматриваюсь. Всё так, как было два года назад, когда я уезжал отсюда в Русию. Чисто. Чувствуется, что перед отлётом ко мне Володя тщательно прошёлся по всему дому с пылесосом и тряпкой. Подхожу к оружейному шкафу, законодательной принадлежности каждого русского дома, сгружаю с себя оружие, укладываю внутрь, предварительно разрядив и спрятав боеприпасы в соседнее отделение. Покончив с этим, разворачиваюсь к Аоре, протягиваю руку, и впервые за трое суток произношу:

— Ваш пистолет, баронесса.

Она дёргается от неожиданности, потом неумело отцепляет кобуру с моим подарком, отдаёт мне. Наши пальцы случайно соприкасаются, и женщина отдёргивает руку, как ужаленная... Покончив с оружием и заперев сейф, вешаю пустую разгрузку на вешалку, стоящую рядом. 'Броник' сдан на склад. Его проверят и привезут завтра. Вроде всё. Устало сажусь на диван. Машу рукой:

— Ванна тут, Юница. Вода включается так же, как и у меня там... В прежнем доме...

Девочка кивает, а я вытягиваю ноги. Всё-таки месяц отдыха... Надеюсь, приду в себя...

— Папа, а где мы будем спать?

Хм... Интересный вопрос.

— Хочешь свою собственную комнату?

Девочка счастливо улыбается:

— Очень хочу!

— Значит, получишь.

Веду её в бывшую спальню сына. Та убрана, мебель сменена. Новенькая, ещё не использовавшаяся. На большой кровати — матрас и подушки в пластиковых пакетах, прикрытые сверху покрывалом. Белья, естественно, нет. Оно тут же, под одеялом. Тоже в пластике. Вскрываю, быстро застилаю койку. Точнее, пытаюсь. Меня довольно бесцеремонно отпихивают в сторону, и Аора ловко заканчивает процесс. Заглядывает в шкаф, стоящий тут же, находит футболку, явно Вовкину. Но — новую. Придирчиво смотрит на неё. Крутя в руках. Юница восхищённо открывает рот, увидев напечатанную картинку — Дарта Вейдера с мечом в руках.

— Как красиво!

Баронесса хмурится, но увы, больше ничего нет. На меня кидают сердитый взгляд. Отвечаю дочери:

— Я завтра, как освобожусь, отведу вас в магазин. Там всё и купим. А пока...

Беспомощно развожу руками. Впрочем, для самой Аоры я тоже вряд ли что найду в доме... Выходим из комнаты, отведённой мной младшей дочери, идём к ванной. Вопреки опасению — внутри полный комплект: шампуни, мыло, крема и полотенца. Даже банные простыни. Имеется несколько новых банных халатов. Тут чувствуется рука Светланы. Сын, что ли, сообщил с базы? Вполне возможно. Ей от грудничка тяжело оторваться, но явно успела выкроить минутку. Или вообще с ним примчалась. Выхожу прочь:

— Всё, дамы. Можете мыться.

Двери за мной закрываются, слышен щелчок защёлки, зашумела вода... Ну а я пока на кухню... Не дошёл. Дверь в гостиницу открылась, и с воплем 'Папка', на мне повисает дочь. Она такая же, как и тогда, когда мы распрощались с ней и я уехал в Русию. Ничуть не изменилась. Но мой невысказанный, но угаданный вопрос она, смеясь, отвечает:

— Клубника, пап!

...Затем тащит меня на кухню, где громоздятся пакеты с продуктами. Открывает холодильник, показывает кучу готовых блюд в кастрюлях и контейнерах, треща без умолку:

— Вовка позвонил, сказал, что ты не один. Рада за тебя, пап. А где они?

— Да вот только-только перед тобой ванну заперли...

— Ой...

Светлана всплёскивает руками:

— А я ей ночнушку принесла... И ещё кое-чего по мелочи. До завтра одеть... Брат же размер сказал...

— Оставь тут. Я передам. Она по-русски пока ни бум-бум.

— Ничего. У нас это быстро. Сколько девчонок привозили — все через месяц уже сороками трещат, не заткнёшь.

Улыбаюсь в ответ. Как же я соскучился по ним. И по сыну, и по дочери. Внезапно Света вскакивает:

— Ой. Прости, мне пора малую кормить.

Качнула полные груди, хвастаясь:

— Видал, какие дойки вырастила?

— Свет, ты вообще...

Смеётся:

— Что естественно, то не безобразно. Привет передавай мачехе. Как зовут её, а то я не поняла.

— Аора. А дочку — Юница.

-Хм... Красивое имя. И у ней. И у ней.

Подмигивает, опять уносится вихрем, только хлопает дверь. Открываю пакет, принесённый той для баронессы. Три пластиковых пакета и... Гхм... Бюстгальтер... Как бы маловат не оказался... Дверь ванной открывается. Выходит Юница в футболке, гордо утыкает пальчик в картинку:

— Пап, мне идёт?

— Конечно, милая, тебе идёт всё.

Протягиваю подарок дочери женщине, наглухо укутанной в большой, кажется, мой халат, с ног до головы.

— Дочь приходила. Передала.

Та медленно и осторожно берёт пакет, стараясь не коснуться меня. Настороженно смотрит на меня — что я буду делать дальше.

— Там кухня. Света постаралась, приготовила нам кучу всего. И продукты на первое время. Надо только разогреть. Идёмте.

Веду их в кухню. Та — привычная нам, землянам, а не русам. Поэтому обе удивлённо озираются по сторонам, рассматривая непривычный дизайн. Открываю микроволновку, ставлю туда контейнер, кручу таймер, набирая время. Хватит. Нажимаю 'пуск'. Печка мерно гудит, мы молчим. Только Юница зачарованно наблюдает, как за стеклом медленно крутится пластиковый контейнер. Звонок таймера. Дверца открывается. Достаю быстро при помощи варежек-прихваток контейнер, открываю — блюдо парит, и по всей кузне разносится запах плова. Надо же — помнит!.. Снова заряжаю печь, включаю, пока крутится, достаю вилки-ложки, режу хлеб из хлебницы, включаю чайник. Его мои дамы узнают. Показываю, где заварка в пакетиках, где сахар. Потому что всё в доме, как было при мне. Дети ничего не изменили ни на йоту.