— Да, когда подстрелил, — подтвердил боец и тут же поправился. — Как тогда показалось, что подстрелил.
Решение было одно, тут даже думать было нечего.
— Все, ребята, поспали. Пойдем за ними, пока след можно чувствовать.
Все в его отряде были профессионалами, бойцы молча вернулись в квартиру и через пару минут отряд был готов.
— Тронулись! — он махнул рукой в направлении трассы и, пропустив всех, замкнул колонну.
* * *
*
Рустам опять злился — что за день сегодня? Неужели они шли зря? За день так и не смогли напасть на след троицы. Ему не хватало терпения и профессионализма майора Горева, кроме того, сказывался легко закипавший характер горца. Бойцы старались не обращаться к нему с вопросами, опасаясь нарваться на гнев командира, однако он не ругался — грех. После того как он попал в джамаат, он стал строго исполнять все правила ислама и теперь, даже психуя, никогда не осквернял рот ругательством.
Подавив ярость, он приказал искать место и готовить ночлег. Через полчаса они так же, как и Московский отряд, нашли не сильно разрушенную квартиру, прямо на полу развели костер, поели, а потом тут же, возле тлеющего костра, завалились спать.
— Встаем, как только рассветет, — предупредил Рустам и тоже улегся на заранее расчищенное место. Закрыл лицо широким шарфом-арафаткой и быстро заснул. С его точки зрения, его совесть была кристально чиста.
Однако, так же, как и Гореву, поспать до утра ему не удалось.
Отстояв свой час, первый боец поднял следующего. Тот вышел на улицу, поежился от чувствительной ночной прохлады и отошел от входа к ближайшей куче обломков — справить нужду. Когда он уже застегнул штаны, ему показалось, что метрах в пятнадцати за завалом, кто-то мелькнул. За плечами часового был автомат, а кого-нибудь, кто мог выжить, поймав пулю в грудь, за свою двадцатилетнюю жизнь Залимхан еще не встречал. Кроме того, он уже давно понял, что твари остались на той стороне и в городе, кроме собак бояться некого — людей он не боялся, они его боялись.
Поэтому он сорвал Калашников, передернул, загнав патрон в патронник, и пристроил автомат на выступе разрушенной стены. Поймал в прицел подозрительную кучу и стал ждать. Сообщать об увиденном он не стал — не хотел позориться, вдруг показалось.
Ждал он не долго — не прошло и минуты, из-за завала действительно кто-то показался. Летняя июньская ночь коротка и пролетает быстро, словно бесшумная ночная сова — небо на востоке уже начало светлеть. Поэтому молодые глаза Зелимхана, смогли определить, что человеческая голова — лысый череп чуть блестел в свете зачинающейся утренней зари. Недолго думая, Зелимхан выстрелил. Попал или нет, он не понял, но голова исчезла. Не обращая внимания на вылетавших с криками из дверей остальных бойцов, он побежал к завалу. И даже, когда раздался резкий окрик командира, он проскочил еще пару шагов, прежде чем остановился. Он стоял на куче, а внизу лежал хныкающий почти голый мужик с каким-то ремнем на шее. Он трясся и держался за ухо, из-под руки текла кровь.
— Кто это? — подошедший Рустам опустил автомат и кивнул на лысого:
— Тащите его в квартиру. Сейчас все узнаем.
Восточники, довольные тем, что тревога обернулась лишь таким приключением, радостно загалдели. Двое подхватили раненного под руки и потащили через кучи щебня и кирпичей.
Рустам смотрел на кричавшего и плачущего человечка и, постепенно, до него доходило, что этот лысый — явный идиот. Его бойцы не поняли этого и продолжали избивать несчастного заставляя рассказать правду — зачем он следил за ними. Но тот только начинал, сбиваясь, рассказывать по новой то, что уже выложил до этого.
Он не следил за ними специально — просто, когда лазил по развалинам, случайно заметил. Он всегда ходит по городу, днем и ночью, смотрит и ищет. На вопрос, что он ищет идиот ответить не смог, похоже он и сам не знал, про это.
— Прекратите! — остановил своих солдат Рустам. — Дайте ему какую-нибудь тряпку, пусть вытрется.
Потом показал на пол возле своего стула и приказал:
— Эй, ты, иди сюда и садись.
Человек быстро выполнил приказ, трясущимися руками он вытирал кровь с простреленного уха и с разбитых губ.
Рустам силой подавил брезгливость — он с детства не признавал за людей вот таких слизняков, которые трясутся от вида крови и пары синяков. Однако, то, что пленный сумасшедший, заставило его немного смягчиться — поэтому он и остановил избиение.
— Как тебя зовут?
— Кролик. Я Кролик.
— Что ты гонишь? — нахмурился Рустам. — Это же не имя?
Услышав странное прозвище, его бойцы заржали. Пленный задумался, потом озадаченно посмотрел на командира.
— Я не помню, как меня зовут, — тихо сказал он. — Старшая сестра зовет меня Кролик.
— Ты что врешь? — замахнулся на него один из бойцов. — Как это не помню, как зовут?
— Замолчите! — Рустам обвел всех злым взглядом. — Он больной, что не видите?
Потом опять повернулся к идиоту и, как можно дружелюбнее спросил:
— Так ты с сестрой живешь?
Рустам уже потерял интерес к происходящему и лишь потому, что уже поздно было опять ложиться — на улице светало — продолжил допрос.
— Нет, я с ними не живу, — пленник обрадовался, что теперь ему есть что рассказывать. — Я прихожу и рассказываю, где был и что видел, а сестры дают мне еду и еще кое-что.
Он хитро прищурился и заговорщицки продолжил:
— Иногда старшая сестра дает мне женщину, — он облизнулся, глазки замаслились. — Сегодня я нашел для нее людей, которые пришли из леса, и она очень обрадовалась. Сказала завтра у меня будет женщина. Она хорошая — старшая сестра. Только ей всегда надо рассказывать, если где-то что-то увидел.
Рустам застыл — неужели повезло? Он наклонился к пленному и негромко, но внятно спросил:
— Кого ты нашел для старшей сестры?
Рассказ не занял много времени — дурачок в подробностях рассказал, как он увидел пришедших из леса людей — два взрослых человека, мужчина и женщина и с ними человек, который не человек. На вопрос пояснить, что значит человек-нечеловек, идиот изобразил пантомиму — он ощерил беззубый рот и поднял руки согнув пальцы, словно на них были когти.
— Морда у него собачья.
Сомнений быть не могло — это была та троица, которую они искали: два человека и тварь. Его люди тоже притихли, поняли, что все — пора собираться.
В итоге получилось, что отряд восточников отстал от спецназа почти на двадцать минут — когда они подходили к глухому дому с внутренним двором — бывшей женской Славинской колонии, спецназовцы уже лежали напротив центральной арки, и обговаривали план атаки.
* * *
— Снимай трусы! — приказала краснолицая. — Покажи нам свою гордость.
До этого я разделся по пояс, она осмотрела меня, послушала через фонендоскоп и замерила давление. И вот теперь потребовала раздеться. Я замешкался — три женщины с любопытством смотрели на меня и ждали, когда я оголюсь. Толстуха меня не смущала — то, что она была в белом халате, сразу нивелировало её половую принадлежность, а вот другие две... Они смотрели на меня как на кобеля на собачей выставке. Я понемногу начал закипать.
— На хрена?
Потом повернулся к двум другим — старшая сестра сидела в кресле у стены, а баба-мужик стояла рядом, прислонившись спиной к стене. Хотя уже получил недвусмысленное предупреждение, я снова взбрыкнул.
— Я вам что — тварь подопытная? Зачем вы меня осматриваете? Полюбоваться? Ладно, смотрите!
Я резко сдернул штаны вместе с трусами и встал перед сестрами. Сидевшая в стороне толстуха-врач не удержалась и хмыкнула.
— Одевайся, козел! — скомандовала скривившаяся старшая. — И последний раз предупреждаю, не нарывайся! Я могу плюнуть на все мои планы и повесить тебя на крест.
Потом повернулась к врачихе:
— Ну что?
— Все нормально, — быстро ответила она. — Покровы чистые, легкие чистые, телосложение отличное и возраст самый подходящий. Анализы бы сделать, но это теперь сказка.
Я быстро прогнал из головы картину казненных на площади, вызванную предупреждением Старшей, и натянул штаны.
— Так это твои дети?
Она в упор смотрела на меня. А я не знал, что ответить — врать или не врать? Потом решил, что раз уж начал говорить одно, то нечего и переиначивать.
— Мои.
— Хорошенькие. Жаль, что не девочки. Но ничего, найдем и им применение.
— Не трогайте их.
— Не трогаем. Пока. А тебе вот придется поработать.
Лесбиянка у стены опять хохотнула.
— Жена-то приревнует.
— Заткнись, дура, — бросила Старшая. Потом опять обратилась к толстой: — У тебя девки готовы?
— Что им готовиться? Те, у кого месячных нет, хоть сейчас в бой.
Я уже начал догадываться, что это будет за работа, но на всякий случай спросил:
— Вы что — производителем меня назначили?
Не обратив на мои слова никакого внимания, Старшая поднялась и сказала врачу:
— Пусть начинают.
Потом повернулась к охраннице и предупредила:
— Смотри, сбежит или еще что-нибудь, я тебе голову оторву. Возьми в помощь еще двоих.
Та кивнула:
— Не переживай, Сестра, никуда он не денется. А мои сестры всегда готовы.
— Я не переживаю, я предупреждаю. Ладно, пойду, пообщаюсь с его женой. Пусть расскажет, откуда они взялись.
'Блин, лишь бы Ольга не сорвалась'. То, что мы сможем отсюда выбраться, я почему-то не сомневался. Наверное, это было чисто мужское самомнение — на самом деле это должно быть не так уж просто. Если судить по тому, что Ведьмы в этом городе главная банда. А в других ведь были мужики, я сам видел.
— Ты расслабься, — посоветовала краснолицая. — Меня зовут Сестра Валентина, а девчонок тебе даже имен не надо знать. Отнесись к этому, как к работе. Сделаешь хорошо, и к тебе отношение будет нормальное. Не переживай, и у нас мужики живут.
— Только место свое знают, — добавила из угла лесбиянка.
— Ну да, — согласилась Валентина. — Забывай, что мужик в доме хозяин.
— Ладно, понял.
Я решил соглашаться со всем, надо было тянуть время.
— Иди, вон там, в ванной тазик с теплой водой, помойся. Полотенце тоже там.
Я лежал уже минут десять, а в комнату никто, так и не входил. Ну и черт с ним, расслабился я — тогда высплюсь. Хотя в глубине души, чисто физически мне хотелось попробовать себя в этой роли — это понятно, молодой мужик, уже несколько дней никого не было, — но, с другой стороны, быть быком-осеменителем было все-таки позорно. И поэтому я даже обрадовался. Но как оказалось рано — дверь приоткрылась и тут же захлопнулась. Я повернулся — в комнате кто-то был, в густом сумраке чернела тень.
Она осторожно двигалась к кровати. Наконец, пружины заскрипели, и я почувствовал, что рядом со мной укладывается девушка, от нее пахло тем же мылом, что мылся я, и немного какими-то духами. Вот дают бабы, подумал я, даже в таком дерьме нашли парфюм.
Она нащупала мое плечо и прилегла рядом. Руку с плеча она так и не убрала, от нее шел жар. По частому дыханию, я понял, что девушка волнуется. Сам я уже настроился, что это будет чисто механический процесс, и никакой страсти не испытывал. Не считая того, конечно, что организм, предчувствуя секс начал оживать без моей воли.
Девушка продолжала молчать, только еще ближе придвинулась ко мне и положила голову мне на плечо. Я замер — это совсем не походило на то, к чему я приготовился.
— Обними меня, Игорь.
Я вздрогнул — он не от того, что она назвала меня по имени, это был голос той самой байкерши, что везла меня сюда. 'Черт! Она же грозила меня убить, а теперь вот'. Или это наша поездка так повлияла. Я повернулся и осторожно обнял её за голое плечо.
— Как тебя зовут? — шепнул я.
— Люба.
Моя рука коснулась голой груди девушки и я, вдруг, понял, что мне абсолютно безразлично, как её зовут и зачем затеяно все это действо. Желание захлестнуло нас.
Наездница застонала, еще немного подергалась сидя на мне и обессиленно завалилась набок.
Мы несколько минут просто лежали, понемногу приходя в себя. Я ожил первым, и решил, что пора немного и поговорить — мне совсем не улыбалось остаться в этой комнате до тех пор, пока мои семенники не иссякнут.
— Люба, — шепотом позвал я.
Она вяло пошевелилась.
— Что?
— Можно пару вопросов?
— А может ну их на хрен, эти вопросы?
Она перевернулась на живот и приподняла голову:
— Ладно, спрашивай. Только не долго, там еще девчонки.
— У вас, что запись на меня? — не удержался я.
— Кончай! То я не буду разговаривать.
— Прости, прости. Расскажи мне о здешней жизни. Как это женщины в Славинске власть взяли?
— Да просто. Когда взорвалось все — дома которые современные, рассыпались как спички, а тюрьма, как видишь, почти целая осталась. Только крышу снесло. И у тюрьмы, и, — она совсем понизила голос, словно боясь, что кто-то услышит, — у начальницы колонии. Ты её видел. Сестра Вероника. Старшая.
Она задумалась на секунду и продолжила:
— Тут почти никто не погиб. Были несколько раненых. В карауле здесь тоже бабы одни были. Они, конечно, сразу по домам побежали, но через некоторое время вернулись. Сам понимаешь, ни домов, ни родных не осталось. Начальница, она и раньше баб любила. Ну ты понимаешь, а теперь совсем решила, что все из-за мужиков и надо их кончать, брать власть в свои руки. Говорит, только женщины смогут это мир возродить. Оружия тут хватало, она еще женщин из камер выпустила. Некоторых, кто ей не нравился сразу тут и пристрелила. Кого сама, кого заставила других своих подчиненных.
Да, — подумал я. — Эта Старшая не подарок, все сделала правильно — повязала кровью подчиненных, остальных запугала.
— Я видел на площади. Люди на крестах. Что это?
— Мужики. В назидание всем.
В это время в дверь постучали.
— Любка! — я узнал голос Валентины. — Давай заканчивай, другие ждут.
— Вот сука! — прошипела девушка. — Я ей две банки сгущенки отдала, чтобы первой и подольше.
Но вслух крикнула, словно в экстазе:
— Сейчас, сейчас... Еще пять минут.
Она вдруг кинулась на меня и начала целовать мои губы и лицо.
— Игорешка! Забери меня отсюда, я как тебя по-настоящему разглядела, поняла, что не жить мне без тебя. Ведь есть где-то нормальная жизнь. Вы ведь оттуда пришли? Вон у вас как все хорошо — даже ребеночки на загляденье.
Я был просто ошарашен и не знал, что ответить. Брякнул первое, что пришло на ум:
— Так у меня Ольга. Я женат. Ты же знаешь.
— Я согласна быть второй, — горячо зашептала она. — Не хочу я этот новый мир, где одни бабы. Не хочу!
За дверью опять загремело, и она замолкла, потом перевернулась на спину и почти силой затащила меня на себя.
— Давай еще, — шептала она мне в ухо. — Хочу! Выгонят скоро.
Уговаривать меня не пришлось. Это все-же было проще чем принимать какое-то решение и что-то обещать ей.
Мы только успели закончить, как вдруг дверь с грохотом отворилась, и в комнате вспыхнул свет. В дверь заскочила сестра-охранница с направленным на меня пистолетом, следом еще одна, уже с Калашниковым, потом вошла Старшая.
