Всё это тянулось до середины апреля, когда Дамблдор решил немного разнообразить будни.
— Как, несомненно, вам всем известно, — начал он, едва ученики разделались с завтраком, — перед третьим испытанием предполагалось пригласить в Хогвартс родственников Чемпионов. Однако недавно мы решили пересмотреть это решение... И теперь все желающие могут посетить Хогвартс первого мая, вспомнить старые добрые школьные деньки, своими глазами увидеть, как живут и чем дышат их дети в школе и даже побывать на уроках — конечно, если соответствующий преподаватель не будет возражать.
Снейп, судя по кислому виду, очень даже собирался, но Дамблдора это не остановило.
— И, разумеется, нас любезно согласились посетить мистер Уильям Уизли и его друзья! — объявил он.
За гриффиндорским столом раздалось негромкое, но внятное: "Анархия!"
Билл Уизли был довольно своеобразной личностью. Разрушитель проклятий, музыкант, поэт и, по слухам, чёрный археолог, он был достойным наследником Мане Красного Зверя. Встречаться с ним Хендри приходилось — у Билла были какие-то дела с Сириусом — но вот играть — нет. А хотелось, учитывая, что вкусы у них во многом совпадали...
Хогвартс ожидал протрясающий вечер.
— Я полагаю, что этот вечер должен принадлежать музыке, — заявила Луна, усевшись у камина.
— Воистину так, — согласился Хендри. — А если кто решит нам помешать, то я спою три песни, и появятся у него на лице три нарыва — стыд, позор и вина.
Луна вскинула голову, внимательно рассматривая Хендри.
— Ты знаешь их, Летнее Дитя? — спросила она.
— Конечно, знаю, — пожал плечами Хендри. — Другое дело, что до сих пор как-то не было случая их пустить в ход... А на втором курсе я их не знал.
— Жаль.
— Жаль. Но что толку жалеть о прошлом? — Хендри пожал плечами. — Луна, ты участвуешь?
— Разумеется.
Идея, как выяснилось, посетила не одного Хендри — стоило ужину исчезнуть с тарелок, как из-за слизеринского стола поднялся хмурый немец с непонятным свёртком в руках, поднялся на сцену и сдёрнул полотно.
— Ух ты... — выдохнула Гермиона, разглядывая смутно знакомый инструмент — похожий на альт без грифа и с ручкой, похожей на граммофонную. — Никогда его живьём не видела...
— Херди-герди? — Хендри, наконец, вспомнил, что это. — А вот это будет интересно...
Немец тем временем перехватил инструмент поудобнее и принялся крутить ручку, другой рукой нажимая на клавиши, и запел:
— аlrЙrst lИbe ich mir werde,
sНt mНn sЭndic ouge siht
daz here lant und ouch die erde,
der man sТ vil Йren giht...
— Это вообще что? — Рон оторвался от вычислений и вытаращился на музыканта. —
Не то чтобы я был полиглотом, но что это за язык, хотя бы?
— Хороший вопрос... — Хендри прислушался. — Похоже на немецкий, но не он. Диалект, что ли, какой-то...
— Средневековый немецкий, — пояснил Крам. — Песня крестоносца про Палестину, так и называется.
— Хм... Нет, никогда раньше не слышала, — покачала головой Гермиона. — Что, впрочем, ни о чём не говорит. Хендри, а что у тебя в планах?
— Услышишь, — ухмыльнулся Хендри. Эту вещь он когда-то переложил для волынки сам, несколько раз переделывал всё сначала, но в итоге результата добился... Чем страшно гордился, поскольку было ему тогда восемь лет и это был его первый опыт.
Тем временем немец покинул сцену, Хендри занял его место, надул волынку — и по Большому залу разнесся немного непривычно звучащий, но безошибочно узнаваемый марш из "Звёздных войн". Узнаваемый, разумеется, для маглорождённых и полукровок, и то не всех... ну и сестёр Гринграсс, естественно.
Впрочем, впечатляться это всем несведущим не помешало — марш действительно получился великолепным. Марш поражал воображение, незнакомое с кинематографом — да и не будь он маршем из фильма, впечатлял бы не меньше... И аплодировали Хендри старательно и долго — пока не появилась Луна. Привычно усевшись на пятки, она перебрала струны и запела:
— Серые глаза — рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены...
— Луна... — со странной интонацией протянула Гермиона. — Непредсказуема даже по меркам своего народа...
- ...Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю — в том нет вины -
Все четыре этих цвета.
Музыка смолкла, растворившись в потрясённой тишине.
Луна умела удивлять — и не то чтобы Киплинга никто не ждал — но именно это...
А на сцену тем временем поднялась Флёр с арфой, перебрала струны и запела:
— Я был сияющим ветром, я был полетом стрелы,
Я шел по следу оленя среди высоких деревьев.
Помни, что, кроме семи, никто не вышел из дома
Той, кто приносит дождь...
Ничего подобного Хендри слышать не доводилось, и было похоже, что песню написала сама Флёр — но на английском? Ради того, чтобы поддеть Луну? Или?..
- Ветви дуба хранят нас, орешник будет судьей.
Кровь тростника на песке — это великая тайна.
Кто помнит о нас? Тот, кто приходит молча
И та, кто приносит дождь.
Луна насторожилась. Что-то она услышала... Что-то, понятное только сидхе, смутный намёк, что так любит это племя. Не угрозу, нет, но... Совет?
Почему-то Хендри казалось именно так.
Вечер закончился, и задумчивая Луна, выйдя из зала, зачем-то поднялась на галерею и стояла, разглядывая теряющийся в сумерках Запретный лес.
— Тебе не кажется, что Луна какая-то странная? — спросил Невилл, проводив её взглядом. — То есть, ещё более странная, чем обычно...
— Не сказал бы, — Хендри покачал головой. — Она услышала что-то, что её удивило... Нет, даже не так — её удивило, то, от кого она это услышала. Как если бы я дал тебе дельный совет по гербологии...
— Ну, вообще-то ты в ней неплохо разбираешься... — почесал в затылке Невилл. — Н ты прав, это было бы странновато. Значит, ты думаешь, что Луна что-то такое услышала, когда Флёр пела?
— Ага. И знаешь, что? Меня эта песня тоже зацепила — вроде бы что-то знакомое, но что?..
— А знаешь, мне тоже послышалось что-то знакомое, — присоединилась к разговору Гермиона. — Но вот что... Ладно, думаю, Луна сама расскажет, что ей пришло в голову... Или нет — её зовут на редкость точно.
— То есть?
— Луна — имя для людей, — вздохнула Гермиона. — Но это не настоящее имя...
— Зимнее Безмолвие, — сообщила неожиданно появившаяся рядом Луна. — Наши имена всегда точны, Ла Команданте...
На следующее утро Хендри с Гермионой, прихватив Невилла, Рона и Шеймаса, отправились к Хагриду — просто так, поболтать и выпить чаю. И обнаружили у лесничего Луну, которая интересовалась, какие деревья растут в Запретном Лесу.
— А и правда, там же куча всего, — почесал затылок Хендри, — берёзы я точно видел, и тиса полно...
— Куча — эт ты загнул, — Хагрид снял с огня чайник и разлил по кружкам чай, — двадцать восемь их тут, я считал. Четырежды семь, стало быть. Да таких, что обыкновенно вместе не растут, а тут — на тебе... А в глубине леса развалины есть — вроде как крепость, только камни оплавлены, будто по ним Адским Пламенем прошлись. Мерлин его знает, что там было... Да может, он же сам там и дрался с кем...
Вся эта история была на редкость подозрительной, тем более, что кое-что знакомое в ней мелькало. Двадцать восемь деревьев... Похоже, в Запретном Лесу росли все священные деревья древней Камбрии — и вполне возможно, что Мерлин приложил к этому руку. А возможно — не он, а кто-то из его современников...
А вот Луна явно поняла гораздо больше. Луна знала, что здесь произошло — в этом Хендри был уверен — и вполне возможно, смогла бы это повторить, если потребуется... И как раз об этом лучше было не думать.
Впрочем, что бы Луна ни замышляла, пить чай ей это не мешало. Тем более, что за чаем Хагрид продолжал рассказывать про лес всё, что знал, а знал он о нём если и не всё, то очень и очень многое — куда больше, чем кто-то ещё...
За годы службы Хагрид обошёл весь лес, не раз заглядывая в его самые тайные закоулки — но, похоже, было там что-то, понятное только Луне. Гадать, что именно, не имело смысла — Луна сама расскажет... Когда-нибудь.
Остаток апреля прошёл совершенно незаметно — визит родственников приближался, и в Хогвартсе, как обычно, потихоньку нарастал градус неадеквата.
Отнюдь не все преподаватели желали видеть на своих уроках кого-то, кроме учеников (строго говоря, единственным активно нежелающим был Снейп), а все остальные не проявляли особого энтузиазма, полагая, что всё как-нибудь само собой спустится на тормозах.
Среди учеников тоже не было единодушия — кое-кто, особенно на шестом-седьмом курсах, совершенно не желали, чтобы родители получили возможность узнать об их "подвигах" из первых рук.
Хендри в этом плане бояться было нечего — даже если бы Сириус его и застукал за чем-нибудь, он не стал бы сообщать об этом родителям, решив проблему сам, Гермионе — тем более, поэтому общему нездоровому возбуждению они не поддались. Подзуживать остальных им это, впрочем, ничуть не мешало...
— Когда я напишу книгу, — изрекла Луна, наблюдая за нарастающим бардаком у ворот, — она будет называться "Тридцать первое апреля". Только я пока не знаю, про что она будет...
— Вот как напишешь, так и узнаешь, — отозвался Хендри. — Волосатая задница Мерлина, ну что за долбаный цирк Монти Пайтона они там устроили?!
Суета у ворот действительно приобрела сверхъестественный масштаб — и в этот момент они открылись, пропуская цепочку карет.
— Так, сейчас этот бардак немного схлынет, и мы спустимся, — Хендри прищурился, высматривая в толпе родственников. — Ну упс...
Не заметить Лавгуда было невозможно — ослепительно оранжевый галстук на фоне зелёного сюртука смотрелся довольно вызывающе. Но реакцию Хендри вызвал отнюдь не он, не Грейнджеры и даже не его Килан и Диорвел, а явившаяся вместе с ними величественная пожилая леди — Анна Маклауд.
— Упс, — согласилась Гермиона. — Что ты такого натворил?
— Да вроде ничего... — Хендри почесал в затылке. — то есть, ничего, что могло бы привлечь бабушку Анну. Сама знаешь, на мелочи она не разменивается...
Анна действительно не разменивалась на мелочи, а Хендри, несмотря на все выходки, всё же не натворил ничего такого, что могло бы привлечь её внимание, следовало ожидать чего-то грандиозного, возможно даже, скандала и борододрания... А что, бабушка Анна в средствах никогда не стеснялась.
Ещё она наверняка собиралась завести разговор о поиске невесты — но с этим она опоздала, Хендри вопрос решил сам и окончательно.
— Ну что, пошли?
Время было рассчитано почти идеально — к тому времени, как они вышли к воротам, толпа почти рассеялась.
— Как я вижу, ты всё таки последовал моему совету, — изрекла Анна, подмигнув Гермионе.
— Ну, как видишь, я иногда тоже думаю головой, — ответил Хендри. — И уже давно заметил, что ты обычно говоришь полезные вещи...
— Да, а мои родные сыновья этого до сих пор не признают, — хмыкнула Анна, вызвав возмущённое фырканье Килана. — Кстати, милочка, а ты сама что думаешь?..
— Ну... — протянула Гермиона. — Если меня как следует попросят...
— Мисс Грейнджер, — торжественно изрёк Хендри. — Не сочтёте ли вы дурным тоном, если я обращусь к вам с этим вопросом в свой день рождения? Мне представляется, это будет весьма символично...
— Разумеется, я не возражаю, мистер Маклауд, — столь же торжественно отозвалась Гермиона. — И приложу все усилия, чтобы этот праздник стал по-настоящему незабываемым для всех нас...
Последняя фраза прозвучала довольно двусмысленно — чего, впрочем, Гермиона и добивалась — но что-то все же царапнуло, скользнув по самому краю сознания...
Несмотря на то, что никто, кроме Снейпа, не возражал против открытого урока, никто — ну или почти никто — не представлял, что это такое. Не беспокоились по этому поводу только Бербидж, прекрасно знавшая, что к чему, Флитвик, за свою бурную жизнь видавший и не такое, и Хагрид, которого от открытого урока единогласно освободили. Во избежание... Впрочем, гости либо сами знали не больше, либо были слишком потрясены Хогвартсом, чтобы замечать огрехи.
Несмотря на всё это — а возможно, как раз благодаря — уроки обошлись без приключений. Богатый опыт, а у некоторых — ещё и благоразумие позволили компенсировать недостаток навыков, и все преподаватели для открытого урока выбрали что-нибудь не слишком сложное, ученикам знакомое и хотя бы не слишком разрушительное. Само собой, некоторые могли и из обыкновенной подушки сделать жуткое орудие Преисподней... или из простенького и безобидного зелья — оружие массового поражения, но Снейп просто никого не пустил, а Флитвик бдил, да и Шеймас всё-таки перестал поджигать всё подряд.
В результате открытые уроки в Хогвартсе прошли даже более мирно, чем в обычной школе — правда, в основном, потому, что все слегка ошалели от подобного нововведения. Ну и невмешательство в процесс Снейпа, Хагрида и Трелони тоже сыграло свою роль...
Ну а после уроков почти весь Хогвартс, включая и гостей, собрался на стадионе перед сценой.
— Всем привет! — разнёсся над стадионом голос Билла Уизли. — Заранее извиняюсь, если что не так пойдёт — мы всё-таки не "Ведуньи". Но что будет весело — обещаю! Ну и у нас сегодня гостья — прошу любить и не жаловаться, ибо это...
На сцену запрыгнула смутно знакомая девушка в чёрном берете, косухе, потрёпанных джинсах и армейских ботинках. Берет полетел на землю, открывая пронзительно-фиолетовую шевелюру...
— Нимфадора Тонкс! — заорал Билл. — Ну что, народ, всех с прошедшим!
Мерные удары барабана, перезвон струн — снова абсолютно незнакомая мелодия, мелодичный голос Тонкс:
- In den Abendhimmel steigen
Heute Nacht die Zauberweisen,
Wildes Volk und Liliths Art,
Lauernd Winde heimlich fahrt...
Хендри мельком подумал, что в последнее время ему как-то очень уж везёт на музыкантов, но развивать мысль не стал, вместо этого с удовольствием подпевая:
- Und die Winde werden unsre Lieder singen.
Lasst uns mit den Funken Эbers Feuer springen,
In der Walpurgisnacht!
И наверняка сочинили её только что — с Билла станется, но какая разница?
- HЖrt die Geigen, hЖrt die Geigen,
Die Feuer sind entfacht!
Folgt dem Reigen, folgt dem Reigen
In der Walpurgisnacht!
— Ну а теперь немного классики, — провозгласил Билл, едва музыка смолкла, — Хендри, не хочешь сыграть с нами?
— А почему бы и нет? — забравшись на сцену, Хендри надул волынку и приготовился. На этот раз мелодия была знакома отлично — сам играл не раз, он мгновенно подхватил её, и Билл затянул:
— Farewell and adieu to you, Spanish Ladies
Farewell and adieu to you, ladies of Spain;
For we've received orders for to sail for old England
