— Я не буду спрашивать тебя, откуда ребенок в твоем возрасте думает о таких вещах...
— Не надо, Посланник! Не притворяйся. Если бы ты считал меня ребенком, ты бы вообще со мной говорить не стал. Так что не стесняйся. Как не стеснялся вчера на балконе.
Тихое придушенное покашливание было ей желанной наградой.
— Так вот. Ты красива и умна. И самолюбива. Я могу предложить тебе службу. У тебя есть все качества для того. Кроме одного — ты еще слишком молода. Ты получишь многое и многого сможешь добиться. Земли, деньги, власть — что пожелаешь.
— Хорошо, Посланник. Приезжай за мной в год, когда вступит в силу указ.
3.
Она вошла в огромный и сумрачный тронный зал, пряча за врожденной аристократической манерой нигде не выдавать своего волнения страх и робость. Вошла гордо, с выпрямленной спиной и поднятой головой, лишь в том, как она держала руки, была какая-то деланная почтительность. Зал был темным, очертания дальних стен и потолка в полумраке терялись — так же, как и фигура в черном на высоком троне. Тот, кто ее сопровождал, опустился на одно колено и склонил голову. Морне неглубоко поклонилась — почти что кивок — и осталась стоять, вглядываясь в смутно различимый силуэт. Прошли долгие минуты, в течение которых сердце Морне билось, как набат, но догадаться об этом было бы сложно — она стояла неподвижно и прямо.
Она не вздрогнула, когда услышала голос, хотя его раскаты под сводами грохотали, словно гром и хлестали, словно бич.
— Подойди ближе, дочь Мирвен.
Она послушно подошла — не торопясь, но и не пытаясь вышагивать и красоваться. Морне дошла до того места, где ровный каменный пол переходил в ступени, остановилась у первой из них. Отсюда ей был хорошо виден тот, кого называли Повелителем Мордора. Темная одежда, довольно смуглое лицо — пугающе мрачное. Темные глаза, густая грива волос. Спокойно лежащие на подлокотниках руки в тонких черных перчатках — крупные, но изящные. На указательном пальце левой руки, поверх перчатки — странно яркий ободок золотого кольца. Она рассматривала, не стесняясь и не робея. Ей было интересно.
А потом его взгляд стал давить. Сначала Морне ощутила себя маленькой и беспомощной, неловкой и некрасивой. Она увидела себя как бы со стороны — красивая яркая женщина в платье изумрудного цвета, но впервые увиденное ей не понравилось. Она была жалкой. Морне вспыхнула до самых волос, и вдруг поняла — это не она такова, это он ее такой видит. И ей стало все равно — она заученным соблазнительным жестом подняла руки, поправляя волосы, ощущая свое сильное и стройное молодое тело, свои гибкие красивые руки, свои пышные волосы как самое приятное на свете. Ощущение презрения к себе схлынуло. Морне выпрямилась и снова взглянула в глаза сидящему на троне.
— Ты сильна, нуменорка. Будешь ли ты так же сильна, когда будешь служить мне? — раздался рокот грома под сводами зала.
— Я буду служить так, как сумею. Я не всесильный Творец. Но я сумею быть полезной.
— Время покажет. А пока иди. Я позову тебя, когда ты мне понадобишься.
Морне, неглубоко поклонившись, повернулась спиной, даже не задумавшись, насколько это противоречит или не противоречит этикету, принятому в Барад-Дур. Она знала всевозможные правила дворцовых этикетов, но тут большая часть из них не была принята. А потому она не хотела заискивать и соблюдать какие-то церемонии. Девушка просто повернулась и вышла. Сопровождающий шел за ней молча — но так же, спиной к трону. Все верно, мельком подумала Морне.
4.
Когда слуга передал ей, что ее требует к себе Повелитель, она приготовилась вновь оказаться в тронном зале. Но нет — ее провели в небольшую комнату на верхнем этаже. Здесь было огромное окно во всю стену, даже не прикрытое ставнями от жары, стояло несколько деревянных скамей, украшенных кованой отделкой, тяжелый стол из дерева цвета меда. Лежали какие-то книги в отделанных металлом переплетах, свитки, просто обрывки бумаги, перья, несколько чернильниц. В углу валялся мужской черный плащ, рядом с ним — кинжал в ножнах. Ножны были украшены огромным сияющим изумрудом. Все это походило на пристанище нескольких безумных писцов. Воздух в комнате был удивительно сладким, словно бы медовое дерево стола разливало вокруг себя не только цвет, но и вкус и запах.
Морне подошла к окну, глядя вдаль. Во весь горизонт расстилалась только выжженная солнцем степь. Где-то вдалеке шла колонна войск, приглядевшись, она увидела, что это орки, возглавляемые всадником в черном плаще. Морне обернулась на звук шагов — торопливых и размеренных одновремено. В комнату стремительно ворвался мужчина в черном, скидывая на ходу плащ и небрежно швыряя его в угол, туда, где уже лежал один. Во всех движениях было что-то невыразимо прекрасное, гармоничное — единый свободный порыв. Она взглянула, недоуменно, не узнавая — и только когда он возвращал руку, отшвырнувшую плащ, по кольцу на затянутой в черное руке она узнала того, кого называли Повелителем Мордора.
Он бы красив. Он был ослепительно, невозможно красив — даже по меркам очень разборчивой Морне. Красив, притягателен и желанен. Он был невозможно, неправдоподобно рядом — близко, совсем равный ей самой, не отгороженный троном и титулом. Рядом — как родич, брат, жених. Молодой мужчина с надменным изгибом губ и насмешливым взглядом ослепительно зеленых глаз. Морне смотрела на него — и никак не могла стряхнуть этот морок. Ей хотелось прикоснуться к его руке, ощутить под пальцами эту уверенную силу мускулов, которая читалась под тонкой тканью рукава. Быть еще ближе — настолько, насколько возможно. Ее ноздри трепетали — она хотела узнать его запах. Голова кружилась, она забывала где и зачем находится. Забывала об опасности, которую он представлял собой всегда. Наваждение...
Он смотрел на нее насмешливо и понимающе. И — снисходительно. Этого Морне потерпеть не могла. Она отвела глаза, мысленно постаралась избавиться от всех чувств. Не очень-то это и помогло.. но зато она смогла, спокойно и ровно дыша, сказать:
— Приветствую Повелителя Мордора.
— И тебе привет, Морне, правительница Барад-Дур.
— Что-оо?..
Она едва не закричала от удивления и неожиданности. И тут же плотно зажала рот ладонью.
— Не сейчас, конечно. А когда вернешься из поездки в Пеларгир. Тогда ты будешь управлять всем хозяйством этого замка.
— В Пеларгир? Повелитель посылает меня туда?
Морне старалась говорить ровно и деловито, но удивление невольно проскальзывало в ее голосе.
— Да. Ты поедешь туда. Сумеешь — неважно как — приблизиться к кому-то из высокопоставленных начальников там. И будешь стараться узнать обо всем, что касается грузов, кораблей, войск и походов. Обо всем, что, как покажется тебе, важно для нас. Тебя найдет человек — ему будешь передавать все. Дай руку...
Морне покорно протянула левую руку. Откуда-то из складок одежды Повелитель извлек небольшого размера перстень с изображением змей. Выглядел он довольно обыденно — такие делали харадцы для своих женщин. С той разницей, что этот был из драгоценного лунного серебра. Взяв ее руку, он осторожно надел ей на палец перстень — Морне показалось, что он выкован из горячего пламени. Она едва не вскрикнула от боли и попыталась вырвать руку.
— Не бойся. Это просто заклинание. Теперь никто не сможет его у тебя отнять. Таких перстней только два. Того, у кого будет второй, ты будешь слушать, как меня. Поняла?
— Да, Повелитель.
— Не надо титулов. Моей будущей управительнице дозволено будет звать меня по имени.
— Я еще не управительница.. господин. Не стоит говорить об этом, как о чем-то решенном.
— Я не сомневаюсь, что у тебя получится.
Он положил руку Морне на плечо. От ладони исходил сильный жар — совсем не так, как от прикосновения обычного человека. И привлекательность его была нечеловеческой.. и Морне позволила себе думать только об этом, растворяясь в требовательных руках своего господина.
5.
— Тебе придется научиться говорить с акцентом Острова. Иначе сразу будет ясно, что ты с Юга. А всем известно, кто из твоего племени живет на Юге.
Смуглая немолодая уже женщина по одежде походила на обитательницу Харада. Но черты лица были иными.. да и кожа казалась загорелой дочерна под палящим солнцем Мордора, а не просто смуглой. И держалась она так, словно была здесь, в крепости Повелителя Мордора, хозяйкой всему и всем. Харадрим так держаться не умели. Да еще и в присутствии нуменорской плантаторши. Заметив изучающий взгляд Морне, женщина улыбнулась — покровительственно, почти по-матерински. И гордая Морне не почувствовала обычного надменного возмущения. Если ее считали королевой по крови, эта женщина была королевой-матерью. И девушка покорилась, приняла покровительство.
— Откуда ты, Ангаэль? Ты ведь не из Харада. Но ты и не из наших.. Тогда откуда же? Я вижу, ты из Трех Племен... Но кто из них служил..?
— Нет, девочка. Три Племени никогда не служили Северу... Но вастаки и харадрим — не единственные. Что говорят у вас об .. Ангбанде?
— Разное. Но я не слышала, чтоб там были люди. Орки, волколаки.. Валараукар.
Ангаэль насмешливо улыбнулась. Глаза у нее были зеленые, как морская волна.
— Нет. Орки и волки там никогда не жили. Рядом — да. Балрогов было к Последней войне только трое. Так что, сама понимаешь.. остаются люди. Люди там и жили.
— Так ты из тех.. из них?
— О, разумеется, я только потомок. Но мое племя помнит больше. Впрочем, это неудивительно — немногие из твоих предков участвовали в той войне. Но..
Ангаэль замялась.
— Но этого хватило, чтобы навлечь гнев Повелителя на всех. — твердо сказала Морне. — Не бойся, Ангэ, я вовсе не скорблю о том. Моя родина здесь, а лорд этих земель — мой Повелитель.
Она гордо тряхнула распущенными, по здешнему обычаю, волосами. Женщины Барад-Дур, и служанки, и высокородные, не носили ни кос, ни высоких причесок, зато носили яркие, сильно открытые платья с широкими юбками с высоким разрезом до середины бедра: удобно и пройти, гордо колыхая юбкой, и вспрыгнуть в седло. Для Морне такая мода была непривычной, а она не любила делать что-то против своего желания, потому и ходила в своих платьях, привезенных из колоний — женственных, подчеркивающих совершенство ее фигуры, но неудобных и сковывающих движения. Но Повелителю это было не по вкусу, и после того как он жестоко высмеял обычай, по которому женщин упаковывают так, чтобы они могли только сидеть и не мешать мужчинам, ей пришлось пересмотреть свой взгляд на одежду. А платье здешнего покроя, из ярко-алого харадского шелка, оказалось и удобным, и необыкновенно подчеркивающим ее красоту.. и Морне окончательно сдалась.
Ангаэль посмотрела на нее с пониманием, и, как ей показалось, с жалостью, и промолчала.
— В чем дело, Ангэ? Скажи мне!
— Ты сама все поймешь со временем, девочка. Я скажу тебе только одно: если уж ты выбрала его — иди по этому пути до конца. Закрой глаза на все, что будет казаться жестоким или страшным, несправедливым или постыдным. Будь слепа. Пусть твои глаза видят только Повелителя. Будь глуха. Пусть твои уши слышат только его приказы. Никогда не смей спорить с ним. Верь только одному — что он всегда прав. Всегда и во всем. И никогда не позволяй себе сомневаться...
Ангаэль резко отвернулась к окну, но Морне успела заметить, как та махнула широким рукавом по глазам. Через несколько минут она обернулась. Лицо было спокойным, выражение — твердым и внимательным. Морне заметила, что на самом-то деле Ангаэль намного старше, чем это может показаться. И была она очень усталой и очень многое повидавшей — но не радостные воспоминания прочертили резкие штрихи вокруг ее глаз и губ.
— Итак, продолжим. Этот звук на Острове произносят вот так...
6.
Морне проснулась, потянувшись изящным кошачьим движением, откинула пряди вьющихся волос с лица. Стояла глухая ночь новолуния. Морне тихонько перелезла через лежавшую рядом с ней грузную фигуру и вышла на невысокий балкон. Внизу раскинулся сад, который источал одуряющую смесь запахов. От него путались мысли и клонило в сон, а после такого сна у Морне часами болела голова. Но сад был любимой игрушкой наместника и приходилось с этим смиряться.
Как приходилось смиряться со всем вокруг. Уже пятый год подряд. С тем, что наместник колонии был глуп, хотя по всем прочим качествам мог считаться настоящим мужчиной — храбрый, твердый в своих решениях, щедрый и справедливый, галантный и изящный кавалер. Но он был глуп и был некрасив — Морне так и не смогла даже немного привязаться к нему. Она страстно мечтала о том, чтобы он умер.. все равно каким образом — в бою или на охоте, во славе или в позоре. Она мечтала о приказе Повелителя, который позволил бы ей самой вонзить ему кинжал между лопаток. Но приказа не было.
Она ненавидела своего любовника, свой дом в самом центре жаркого и суетливого портового города, общество, состоящее из наиболее рьяных последователей культа Манвэ. Необходимость быть в этом обществе, принимать участие во всем — в праздниках, турнирах, молитвах и жертвоприношениях из плодов, совершавшихся в храме. И ненависть заставляла ее еще лучше справляться со своей ролью агента Повелителя. Но именно поэтому ей все еще не разрешали вернуться, хотя просьбами об этом она заканчивала каждое письмо вот уже целый год.
Морне вдохнула сладко-пряный воздух. Окна дома выходили на восток. Там было темно.. но если очень постараться, можно было представить себе где-то там черный силуэт крепости, окруженной высокой стеной, горящие в ночи теплым желтым светом окна и среди них — одно темное окно ее комнаты. Комнаты, в которую она вернется во что бы то ни стало. И вернется — победительницей.
За спиной послышались шаги. Морне не обернулась — по звуку шагов она узнала своего любовника. Теплая широкая ладонь легла ей на плечо и Морне в который раз вознесла молитву Тому, кто во Тьме — чтобы он наконец-то услышал ее и покарал смертью этого ненавистного ей мужчину.
— Госпожа моя, что разбудило вас? Кто-то посмел шуметь и потревожил ваш сон?
— Ах, нет, ничего подобного.. Так, ерунда. Птица пела слишком громко.
— Какая птица, госпожа моя?
— Соловей. Птица любящих.
И она нежно обняла стоявшего перед ней высокого мужчину, потянулась к его губам... и как хорошо, что в темноте он не видел ее лица.
7.
Когда посланец Повелителя, второй обладатель особенного кольца, передал ей приказ вернуться, Морне приняла его за дурную шутку. Прошло уже десять лет с того момента, как она покинула Барад-Дур. Десять лет, в течение которых она, верой и правдой служа Повелителю, узнавала, выспрашивала, разведывала и подслушивала — чтобы передать все это этому мужчине в одежде харадского слуги, но с такими же яркими зелеными глазами и пепельными волосами, как у Ангаэль. Десять лет, последние три года из которых она убедила себя в том, что ее обманули и ей никогда не вернуться назад.
Но посланец в дорожной одежде ждал ее под окном, и вторая лошадь гарцевала рядом с ним.
