— Или ошибка в достоверности данных, — тихо предложил полковник.
— Согласен. Я сам себе не верю. Только вот в чём дело — это условие задачи, недоверие к себе, как к источнику данных, перечёркивает вообще всё. Понятийное поле, логические построения, незыблемость констант, которые проверить невозможно или чрезвычайно геморройно, потому они приняты на веру. В таком случае задача не то, что не имеет решения — не требует решения. В этом случае её — просто нет. Мы утром выехали из одного города, через 4 часа остановились в другом. И дело даже не в том, что Колян сказал, что был в этих городах, когда они, города эти, ещё были маленькие, а деревья — большими. Дело даже не в его очередной байке, как он со своими попутчиками преодолел этот путь. Дело в моей дочери. И её игрушке. Такой — то ли медведь плюшевый, то ли собака. Игрушка. Сосед. Имя такое — Сосед. Дарили, сказали — вот тебе, родная, сосед, можешь с ним спать. Вот и Сосед. Дашка тогда не ходила ещё. И не говорила. Но — Сосед. Везде и всюду таскала с собой, из рук не выпускала. Ну, Соседа как-то в рекламе показывали. Только по телеку игрушка новенькая, светлая. А Сосед весь выцветший, замызганный. Уши по пять раз штопаны, голова на чёрных стёжках. Дашка — тот ещё чертёнок! Вся — в меня! Тоже — 33 несчастья! Наворочает — и голосить, как пожарная сирена! Надо было срочно Соседа зашить и Дашку заткнуть, а под рукой только чёрные нитки были, да так и осталось. У нас же нет ничего постояннее временного и временней постоянного. Временные чёрные стёжки и временные бараки хрущёвок — стоят до сих пор, хотя строили их на короткий срок, пока нормальное жильё не возведут, лишь бы людей крышей обеспечить. И пережили эти времянки — вечный и незыблемый Совок, вечную и несокрушимую Партию и — непобедимую СА. Вот и этим утром Дашка положила Соседа в рюкзачок свой, пока она жевала что-то на ходу, да спросонья. Просила меня рюкзак захватить. Я его отдал Маринке, она его тоже куда-то сунула. Поехали, Дашка спрашивает Соседа, а мы ей — в багажнике. Остановимся — достанем. Остановились. Через 4 часа. Соседа нет. И рюкзака — нет. Истерика! У всех! Есть такой сказочный герой — Банши. Что людей убивает своим визгом. Вот это про мою дочь. Я ей говорю, что сейчас три таких соседа куплю, а она — Сосед! Он такой один. Уже собрались обратно ехать. Гляжу, Колян такой: 'Я щаз!' Ну, думаю, в этот раз никаких фокусов! Меня — не проведёшь! Своими глазами! Я — за Коляном. Почти бегом. Умеет он быстро ходить. Гля! Но не 200 же кэмэче! Мы у кафешки на стоянке остановились на въезде в город. Ну, знаете, как сейчас модно — заправка, стоянка, кафешка, номера, душевые. Тут же тебя и накормят, напоят, спать уложат, интим предложат. А Колян через забор — прыг и — к лесу! Как волк. Я — за ним. Быстро ходит. Может он и умеет Феррари обгонять на вираже, но я-то — точно нет! Догнал, пристроился, идём быстрым маршем. Я его так вежливо спрашиваю — кули он такое задумал? И куда это он так рванул? Понимаю, Дашка умеет мозги в гоголь-моголь взбить, кто угодно сбежит, как закипевшее молоко. Это и было основным фактором, сорвавшем меня с места. Ну, не с Коляном же побегать? Я от прогулок в два локтя по карте пешим по-конному — ещё в армии устал. А от истерики женщины убежишь и не так, обгоняя собственный крик 'Доколе?'. А Колян и говорит, что не хочет машину гнать, потеть в ней. У нас же нет кондеев. И — бензин жечь. Колян какой-то врождённый экономист. Денег же — аналитикой жуй, что нам тот бензин, но вот он считает, что не следует тратить то, что можно не тратить напрасно. Тут, говорит — рукой подать! Пока я офигевал, посмеивался, растекаясь мыслью по философскому древу, чапая с ним рядом по лесным тропкам, придумывая, как бы его нахер послать повежлевее, чтобы не обиделся, образумить, так сказать. Тут и лес кончился. Выходим... Вот тут уже и я — ох..., ох, и похудел я в тот момент!
Бабуин сокрушённо покачал головой:
— И рюкзачок Дашкин. У мусорного контейнера. Сосед из него торчит. Настолько дорог, ценен Сосед, что не позарился никто. Мы — цоп рюкзак, и обратно на 'заветные тропки' через 'заветные полянки'. Помните эту песенку из того сериала про гопарей с раёна? 'Колян, что знает тропинки заветных полян'? Не смотрите? А-а! Занятые! Бывает! Жизнь заставит — не так раскорячишься. Так вот! Часа два, два с половиной нас не было. Какая скорость? Я не особо даже и вспотел. Так, субъективно — километров 10-12 отмахали быстрым ходом. Туда-обратно. Вот поэтому и он и Колян, что знает тропинки заветных полян. На которых пространственно-временной континуум — отдыхает. Дремлет вполглаза. Спит на посту. Так-то!
Бабуин выпустил клуб дыма в потолок:
— Вот и нет у меня решения этой задачи.
— А как Колян объяснял это?
— Колян? Да, как и всё остальное. Ответит так, что хоть стой, хошь — падай! Ответы без ответов. Причём, по его-то мнению — он исчерпывающе полно ответил. А вот у меня — ещё больше вопросов стало.
— Так что же он ответил?
— Сказал что Мир — стал изрядно больше, — Бабуин хмыкнул, — Растянулся, гля, ошуеть, как пузырь жевательной резинки! Как ипотечная финансовая афера. Но, говорит, 'старые тропы' ещё есть. Вот так вот! Ответил! Как, гля, 'растянулся'? Что сфероид нашей астроединицы под условным именем 'Земля' увеличился в геометрических размерах? Это, гля — как? А ребята и не знают! А что за ёжнутые 'старые тропы'? А это — как? И ведь — сам! Вот этими вот ногами! По этим вот, тем вот, 'старым', гля! Или мы на ласточке-седан, как на баклажане — кругами катались вокруг того лесного массива, не крутя рулём? А ты говоришь — купаться! Замёрзнешь, накуй!
— Один купец пешком в Индию ходил. За чаем, — задумчиво ответил полковник, смотря в стену остановившимся взглядом, — Говорят, что за пару недель оборачивался. Не верил никто. Чай-то его — все покупали. Хороший, видимо, был чай. И — посмеивались. Думали — шутит купец. В Коломну ходит. А там у него — прихват. Недавние времена. Телеграф был. Паровые двигатели. Газеты.
— Калики перехожие, — кивнул майор.
— Колян так и сказал, про калику. Но, на калеку он похож не был. Потому — Колян. Что знает тропинки.
И Бабуин оглушающее заржал, тыкая пальцем в 'казённых':
— Попались! А ещё — офицеры! При исполнении! Вам по уставу положено быть материалистами! Более того! Циничными въедливыми Фомами Неверующими! А вы — уши развесили! Ха-ха! Есть Ньютоновская физика — иного — нет. 'Е равно эм цэ квадрат' — никто не способен отменить! Хочешь быстрее — сожги больше энергии, сука! Беги! Потей! Жги топливо, найди, добудь энергию! Иного быть не может! Хочешь сегодня же оказаться на той стороне старушки Земли — сожги ж.д. цистерну керосина, тварь! Какие, нахер, 'старые тропы'?! Так — не бывает! Этого не может быть, потому как не может быть — НИ-КО-ГДА!
— Нам тебе не следует верить?
— Конечно же — НЕТ! Я — сам себе не верю! И ложки — не существует! Это всё — Матрица! А вы, оба — агенты Смиты, — улыбка Бабуина погасла, — Только я — не Нео. И даже не Морфеус.
Бабуин оскалился, хищно, показывая клыки, как — бабуин:
— Представляете, что будет с этим миром, если такие 'тропы' войдут в эксплуатацию? Да, вы, и ваши коллеги-смежники соседей по глобусу, конечно же, засекретят всё. Из лучших эгоистических побуждений! 'Самим — мало'! А шила в мешке — не утаишь! Кто-то же поддастся соблазну провести разведгруппу через все кордоны охранных сфер и периметров. Сделать любимый фокус нашей ГРУ — 'медведь насрал!' Провести, нагадить и — смыться. Будто и не было никого! В лучших традициях наших и ихних 'ихтамнету'. А где раз прокатило — там и ещё раз захочется, заколется, на мамку — забьётся. Любая история всегда повторяется трижды. Первый раз — прикольно, Второй раз — хотели как лучше, получилось — как всегда. А потом туда влезает дурак и — оборачивается всё постыдным позором. Вот влезет золотопогонный дурак в ваш секрет, из самых лучших побуждений, конечно же. И вот вам — неожиданное появление бронекопытной кавалерийской краснознамённой бурятской ракетоносной танково-водолазной дивизии имени Колпака в тылах вероятного закадычного партнёра! С неизбежными не только потерями, но и — ответами. Пленные — будут. Даже тот, кто ничего не знает — всё расскажет. Начнётся подковёрная схватка между спецами за контроль потоков, троп и проливов. С неизбежным протеканием сведений широкой общественности, то есть — кому попало. Всякие 'тайные отцы' сразу же дёрнут за свои ниточки своих спецов. 'Тайные отцы' меж собой ведут войну только до тех пор, пока не появляется общая для них всех угроза. А это — угроза для них, для самого их существования. И ещё какая угроза! Топливо — не нужно! От слова — совсем! Они — не нужны! Так же — совсем! Потеря контроля! Ужас! Начнётся зачистка всех, кто хоть что-то знает или хоть что-то слышал. Потому как это разрушает саму основу современного устройства общества — паразитирование на контроле источников энергии, как движущей силе Человечества. В очередной раз! Ведь брошены атмосферные станции бесплатной энергии, брошены все эти мгновенные переходы 'заморя', заросли лесами все эти 'заветные' 'поляны' и 'тропы'. Знающие люди — надёжно изолируются. Если не получается их просто прибить, как зудящую муху, их величаво величают психами и — лечат, лечат, лечат, пока слюна не начнёт пузыриться у этого фикуса. Ломоносова, вон, проикали, до сих пор злятся, плохеет им от звуков его фамилии и легенды, как поморец пешком — дошёл. Налегке. Из дому вышел, прибился к обозу хитрована-купца, и — дошёл! Не успев проголодаться, не успев рыбу в обозе затухлить. Теперь они — наученные, теперь — не упускают, этот навык для них уже возведён в неосознаваемый автоматизм, условный рефлекс. Система паразитирования и защиты их права паразитировать и подавлять — рабочая. Людей даже удалось отучить самим себе — вырастить и приготовить пищу. Паразит вклинился даже между едой и ртом, получая свой процент даже с этого! Потому — отстаньте, дорогие мои! Пока вас не начали отстреливать! Я ничего, гля, не понял, а мне — уже страшно! Жуть берёт!
Бабуин отмахнулся, молча — курил.
— Так о чём я? А! Наше путешествие! Так вот, мы никуда не спешили, никуда никогда не опаздывали. Жили — в кайф! Конкретно для меня и моей семьи 'рай на земле' — уже наступил. Особенно — пока лето было. Мы были абсолютно свободны, ничем не ограниченны, жили так, как хотелось, делали то и тогда, когда и как хотели, в полном презрении забив на все требования и нормы охраны труда, никаких инструктажей и журналов. Никаких обязательств, никаких рамок, кроме своих собственных моральных табу и устоев. Мы были счастливы! Общались только с теми людьми, кто был нам интересен и приятен, избегали тех, кто напрягал. И никто нас не мог заставить терпеть вредных людей! Нам было везде хорошо.
Бабуин прищурился:
— Оказалось, что если смотреть на наши города не с подворотни или выровато выглядывая из переулка, а как турист — у нас пипец какая красивая страна! Просто отрыв башки! А мы, как те свиньи в басне — головы от навоза и кормушки не отрываем. И кажется, что весь мир — навоз! А поднял голову — над нами величественное Древо Жизни! А над ним — звездатое небо! Голову только подними! Оторвись от кормушки! Ведь сами же живём в этих городах! Только не видим всего этого. Привыкли, глаз — замылился. Таскаем свои невыспавшиеся тела из дома до работы кратчайшим путём, напрямки — не разбирая дороги, дремя в полглаза. Или обратно тащимся, уже — залив глаза, но — окольными путями, огородами и дворами, опять не разбирая дороги. И ноем, что грязь у нас и дорог нет! А мы этих дорог — сами избегаем! Потому как — менты там, власти там. А мы их — не любим. Как и они нас. Как один представитель властей сказал, как же он ненавидел совков! Сука! Типа он — не совок! Я — совок, а он — нет! Баран! Так вот это — взаимно. Взаимная ненависть. Потому и думаем, что 'власти' всё это великолепие не для нас делают, а для себя! А что мешает тебе самому жить в этом великолепии? С женой погулять по скверу, не ломая лавочек, в отреставрированный театр сходить, на ряженных в чеховскую эпоху голосистых актрисулек поглядеть, не залив зенки в антракте, не храпеть потом на весь зал? Но, что у свиньи конструкция шеи не позволяет поднимать голову, так и у нас — вечная нехватка всего — застит глаза. А вот мы, малой ячейкой общества, сами себя — пинком, опережая более жестокий удар с ноги — оторвали от привычного стойла.
Бабуин сам себе отвесил подзатыльник, сел, озираясь:
— Осмотрелись — похудели! И так нам хорошо стало! Везде — хорошо! Благо, оказалось, что много нам и не надо. Оказалось, что для счастья — совсем мало надо! Казалось бы — секрет счастья в сумке с деньгами Мамонта. Да, мы тратили их, не считая. Ну, я — точно. Математика — не мой конёк. До сих пор не понимаю, почему 1+1=2? Точнее — понимаю, но не всегда. Ведь правый и левый сапог, так же, 1+1, но = 1! Пара! Ведь семь раз по одному — отделение. Всё одно — одна боевая единица — одно отделение. А три отделения — опять один. Взвод. Вот наша рота — просто рота. По штату — много раз по одному. Нас было в том овраге 19. Меньше взвода, но — рота. Все погибли. На нуль — перемножились. Ноль остался? Но, ведь я — жив. Хотя меня — списали. Ошибочка вышла — единичка выжила. А если я жив, то рота — всё одно — единица! Вся рота — вот она, перед вами! Все, кто навсегда остался в её списках! А? Мозги набекрень! Особенно от средней температуры по больнице и средней зарплаты по России. Как-то не складываются в моей голове в средние — зарплаты Чубастого и той же Оли из больницы. Потому как они — не складываются в общий кошелёк и пополам — не делятся! Наши с Маринкой доходы — складываются и делятся на всех в моей семье. Получая — опять единицу — доход моей семьи. Одной семьи. Которая — единица из регулярно складывающихся меж собой единиц, но остающихся — единицами. Ничего я не понимаю в математике! Это Маринка — бухгалтер, милый мой бухгалтер. Вот он какой, такой простой — всё считала автоматически. Во всех этих запутанных законах счисления, переложения и деления — разбиралась. Особенно — деньги. Аудитор, бухгалтер, как и экономист — не специальность. Это — диагноз. Диабет с кредитом у неё там, где-то в спинном мозге — сам собой обрабатывался. Пока не подал сигнал тревоги. Что у нас не только восстановилась первоначальная сумка денег, но и прибыль откуда-то попёрла.
— Всё чудесатее и чудесатее, — почесал карандашом затылок майор.
— И не говори! — охотно согласился Бабуин, — Это был прикол такой. Дашка всё доставала Коляна. А он — фокусника изображал. Дашка с рюкзаком обходила зевак. Потому как в сумке от Мамонта были или пачки иноземных денег, или очень крупные. Читай — меченные. Да и неудобно с ними. Нужна мелкая разменная деньга. Чтоб без палева. Совместили приятное с полезным. Люблю, знаете ли, найти массу плюсов в том, что само собой происходит. Оказывается, что не просто — приятно, а несколько раз по одному и тому же месту — приятно, приятно, приятно! А потом мы даже 'бизнес' замутили. 'Шоубиз, зашибиз'! Что-то среднее между 'Охотниками за приведениями' и 'Изгоняющие дьявола'. Дашка выискивала в местных газетах и сайтах всякую мистическую дребедень. Или — в объявлениях. Это потом уже люди сами к нам толпой валили.
