— Именно к покушению на Горного Потока?
— Неясно. Может быть. А может быть, к убийству Зоркого Глаза, а может, к обоим этим преступлениям. Да, там заинтересованы обезглавить нашу страну.
Лекарь, осмотревший Асеро, сказал, что это растяжение и что несколько дней ногу надо подержать в покое. Асеро был рад такому повороту: значит, ещё несколько дней он побудет с Луной, а потом... потом видно будет.
Несмотря на необходимость быть в постели, эти несколько дней для него были одними из самых счастливых дней его жизни. Между ним и его любимой больше не стояли ни дурные слухи, ни призрак соперника, и было приятно думать, что нахальные кузины в Куско получат кукиш — он уедет отсюда помолвленным.
А, кроме того, с тех пор, как он увидел разрушенным и опустевшим родной айлью, ему было грустно оттого, что у него больше нет места, где бы он мог быть окружён роднёй как в детстве. А тут мать Луны прямо сразу после осмотра лекарем ему заявила:
— Ты думаешь, что раз я простая крестьянка, меня так просто обмануть? Ты можешь что угодно плести про больную ногу, но на самом деле ты просто искал повода остаться, потому что на мою дочь глаз положил. Отвечай честно, ты на неё виды имеешь?
Поняв, что Инти, дабы не тревожить мать и невольно не сократить её дни, рассказал ей далеко не все, Асеро ответил:
— Да, имею. Как только я буду уверен, что я ей тоже нравлюсь, я сделаю официальное предложение.
— Что же, делай, коли так. Характер у моей дочери сложный, если она не захочет за кого-то выходить, то уговорить нельзя, но коли полюбит, так полюбит. Ты как жених всем хорош, если не считать твоего льяуту.
— Моего льяуту?
— Жене Первого Инки нужно будет всю жизнь находиться под охраной, чего моя дочь не любит. Да и к тому же она едва ли потерпит в доме соперницу, а тебе несколько жён по статусу положено.
— В законе это не прописано. Я имею право, но не обязан. И я обещаю соперниц в дом не вводить.
— Тебя всё равно принудят иметь несколько жён. Пусть не по закону, а общественным мнением... И у моего мужа было так, я сама была не первой женой, но вот пережила всех... И, кроме того, дочь простой крестьянки могут не счесть быть достойной быть первой женой Первого Инки, ты об этом подумал?
— С её именем — сочтут. Она крови Манко, а остальное едва ли важно тем кто желает меня видеть Сапа Инкой, а если не желает, то тем более не важно.
С тех пор старушка относилась к нему как к зятю. Другие члены семьи тоже к нему привязались. Сыновья Инти окончательно сочли его своим, прибегали к нему с игрушками, и представить тогда было невозможно, сколь разная судьба ждёт обоих мальчиков: старшего — синее льяуту, младшего — лесоповал за измену Родине, а их матери через считанные годы суждено умереть молодой и красивой, будучи отравленной коварными врагами...
Почему всё-таки Ветерок стал предателем? Может, как раз потому, что видел с детства — окружающие его люди поступали часто не только не так, как хотели (волевой человек со своими желаниями ради долга справится), а не так, как сами в глубине души считали правильным. Вот он, Асеро, не мог, как обычный крестьянин, влюбиться и женится, он должен был обязательно заключить брак с девой, в жилах которой течёт кровь Великого Манко, иначе его бы не выбрали на престол. Хорошо ещё ему повезло влюбиться в ту, которая этим требованиям соответствовала, да и тут не обошлось без сложностей. А вот Инти повезло меньше: будучи по жизни однолюбом, он вынужден был предаться многожёнству, а та, кого любил, всё равно была коварно отравлена.
Асеро вспомнил ненавидящие глаза Ветерка на суде. Тот точно просверливал его ненавистью. Асеро тогда не понимал — за что? А теперь, кажется, понял: Ветерок ненавидел эту вынужденную раздвоенность, которая сопровождала жизнь высших инков. Конечно, нелепо было обвинять в этом лично Асеро — не он выдумал столько сложностей, связанных с обычаями. Но, может быть, он виноват в том, что эти сложности вовремя не убрал? Хотя как он мог? Законы можно ещё отменить волевым решением, но как повлиять на то, что у людей в головах? Хотя вот европейцы влияют. Тёмными, грязными методами, но добиваются своего. А они, инки, оказались бессильны против этого нового оружия, как когда-то их предки против огнестрела.
Асеро вспоминал теперь, как из толпы раздавались крики "Тиран! Кровосмеситель!" Если обвинение в первом ещё можно было как-то понять, при желании любого правителя, даже самого лучшего, можно обвинить в тиранстве, то второе и вовсе вводило его в ступор. Даже по европейским меркам брак с двоюродной племянницей не считается кровосмесительным и вполне может быть заключён по закону. С какой стати это вдруг стало преступлением? Конечно, его предшественники порой женились и на родных сёстрах, но Асеро так не мог за неимением таковой. Да и вообще непонятно, как его брак, пусть и не вполне правильный по некоторым меркам, можно было и в самом деле приравнять к преступлению?
Асеро вспомнил разговор с Дэниэлом: пусть сам Дэниэл— прожжённый циник и скорее всего не верит ни в какие республиканские идеалы, но привык он, видимо, и в самом деле иметь дело с людьми, для которых такая второстепенная вещь, как ограничение времени правления правителя, куда важнее, чем избавление народа от голода и нищеты.
Впрочем, и сам Асеро был не очень свободен в своём выборе, становиться правителем или нет. И тогда, когда приходилось много лежать с растянутой ногой, он трезво взвешивал свои шансы, и всё-таки окончательно понял, что не имеет права отказаться. Именно потому, что он нужен своей стране в качестве правителя, и нельзя дезертировать.
Да и дальнейшие события подтвердили его правоту: ведь даже с Луной могла бы случиться беда, не будь у Асеро реальной власти.
В тот день, когда Асеро начал потихоньку ходить, Инти что есть мочи примчался в карете и прямо с дороги начал:
— Асеро, тебе надо срочно быть в столице. У Горного Потока удар. Лекаря опасаются за его жизнь. А поскольку ты должен застать его живым, то выезжай немедленно.
— Инти, к чему такая спешка, — сказал Луна, — час ничего не решит, дал бы отдых кучеру и лошадям.
— Кучер с нашим конюхом поменяется и лошадей поменяют. Вы как раз соберётесь, потому что сестра, ты тоже едешь в Куско.
— Я? Почему?
— Допрыгалась потому что. Тебя официально допрашивать будут. Расскажешь в присутствии нескольких свидетелей всё, что знаешь. Противогосударственные заговоры — это тебе не игрушки.
— Но я не ввязывалась ни в какие заговоры...
— Ты имела глупость связаться с заговорщиком, при этом о его преступных намерениях если не знала, то догадывалась. Уж кто-кто, а ты-то должна была догадываться о возможных неприятностях.
— Инти, что ей грозит? — спросил Асеро встревоженно. — Надеюсь, не ссылка?
— Не знаю. Очень надеюсь, что только допросят и отпустят. Однако время сейчас тревожное, так что арест не исключён...
— Отчего Горного Потока хватил удар? Он перетрудился из-за моего отсутствия?
— Нет, просто узнал, что с тобой случилось, в подробностях. Я нарочно решил не говорить про Пумьего Рыка, сказал только о растяжении ноги, но... я не мог не сообщить подробно о случившемся внутри своего ведомства. И кто-то из наших не держал язык за зубами, сообщил обо всём его первой жене, а она ему передала. И в результате удар. Ты езжай в столицу, а я не позднее завтрашнего дня тоже туда вернусь.
Асеро ехал рядом с Луной, и постепенно его тревога улеглась. Пока было можно любоваться пейзажами за окном, с радостью глядеть на поля подсолнечника. От того, что Луна была рядом, было и радостно, и тревожно. Нет, не потому, что он боялся её грядущего допроса — что такого ей отец сделает? Поговорят с ней и отпустят. Асеро собирался сделать ей предложение. И каково будет быть с ней рядом, если она откажет?
Впрочем, ближе к столице занавески кареты пришлось опустить — ни к чему ловить любопытные взгляды случайных прохожих. И тут Асеро, наконец, решился: смущаясь и заикаясь (куда подевались его ораторские способности?), он сказал Луне, что хочет на ней жениться. Девушка только густо покраснела, но ничего не сказала в ответ.
Её молчание показалось для Асеро вечностью, хотя, конечно, прошло где-то минута или две. По взгляду он не мог понять, да или нет. Девушка только теребила рукой бархат сиденья, и это лишь говорило о том, что она очень волнуется.
— Почему ты молчишь? — спросил он наконец, не выдержав.
— Потому что я боюсь... Я не хочу говорить "нет", но если скажу "да", ты ведь сразу ко мне приставать начнёшь... а я... я могу не устоять.
— Я? Приставать? Но ведь я знаю, как ты умеешь давать отпор.
— Мне это было так легко, потому что я его не любила на самом деле... Ну, меня к нему не тянуло плотью. Я это только сейчас поняла. Потому что... меня к тебе тянет! Я ощущаю какую-то слабость, мне так жарко внутри... И я знаю, что если бы ты попытался овладеть мною, то я... не смогла бы воспротивиться. И поэтому я боюсь тебя, хотя и знаю, что ты... ты не станешь пользоваться моей слабостью, ты ведь знаешь, что это недостойно!
Луна была очень смущена своим признанием. Смутился и Асеро. Он как-то не ожидал, что может быть телесно привлекателен. Лишь робко надеялся, что его душевные качества смогут перевесить телесные изъяны. А тут его любимая почти что в открытую говорит: "Я тебя желаю!" И что эти желания овладели ею впервые, ведь к тому уроду её телесно не тянуло, похоже...
— Не бойся. Я не собираюсь тебя бесчестить и потому не трону до свадьбы. Я ведь всё-таки понимаю, что, овладев тобой прямо здесь, очень осложнил бы жизнь и тебе, и себе.
— Да, умом ты не можешь не понимать последствий. Но если твой ум вдруг откажет тебе, и ты... Европейские поэты говорят, что любовное безумие лишает ума даже самых добродетельных и стойких!
— Глупости говорят. Ну или может они по пьяни что и творят... ведь они всё время полупьяные, в Европе же туго с чистой водой. Но я-то трезв, так что за свои поступки вполне отвечаю.
С этими словами он попытался приобнять девушку, а потом, когда понял, что она не возражает, поцеловал её. Девушка вдруг резко отдёрнулась.
— Ты что? Я же только поцеловать хотел. Неужели я сделал тебе больно? Тогда прости....
— Нет, но я боюсь... боюсь такой близости! Вдруг ты всё же не совладаешь с собой?
Асеро понял страх девушки. Конечно, он и не собирался идти дальше поцелуев, но всё-таки помимо его воли внутри его пробуждалась чувственность. Конечно, он бы ни в коем случае не дал бы этой чувственности волю. Он понимал, для девушки при этом почти неизбежны боль и кровь, а на последнее он за свою не очень долгую жизнь насмотрелся сполна. Не так уж редко случалось найти полуобнажённые женские трупы со следами насилия... Но неужели Луна думает, что он способен накинуться на неё в безумии? И вдруг понял... точнее, как будто почувствовал всё это с её стороны. Понял, что она совсем беззащитна перед ним, и от это мысли всю чувственность как рукой сняло. Отпустив девушку, он сказал:
— Ладно, больше не буду тебя трогать, если тебе так страшно. Как только будет возможность, я попрошу твоей руки у твоего отца.
— Кстати, а ведь он может и не согласиться... Что мы тогда будем делать?
— Да почему не согласится? Чем я плох?
— Плох? Скорее уж ты слишком хорош. После всего, что я натворила, он может счесть наш брак политически нецелесообразным.
— О боги! Ничего, уговорю. Мать и брата привлеку, в крайнем случае. Дай знать, когда будет можно к твоему отцу явиться.
— Но ведь твоё льяуту позволяет сделать это в любой момент!
— Знаю, но мне не хотелось бы явиться не вовремя.
— У моего отца не угадаешь, когда вовремя, а когда у него опять срочное дело. Но я постараюсь сообщить тебе, когда меня допрашивать перестанут.
— Всё будет хорошо, любимая...
На том они тогда и расстались, не зная, какие беды ещё ждут их впереди...
Увы, к Горному Потоку зайти было нельзя — лекаря были сильно против. Асеро, не подумав, что имеет права потребовать этого, несмотря ни на что, отступился. Теперь ему пришлось одному брать на себя ответственность за всё, и временно забыть о своей любви.
Два дня от Луны не было вестей. Впрочем, Асеро всё равно бы едва ли сумел выкроить время для своего дела.
Потом он встретил во дворце вернувшегося Инти. Асеро спросил его о сестре и бы огорошен ответом:
— Увы, по результатам допроса моя сестра арестована.
— Как так? Что ещё там такого открылось?
— Судя по протоколам допроса — ничего нового. Допрашивали без меня. На аресте настоял Колючая Ягода — мол, раз укрывала заговорщика, то пусть лучше побудет под арестом. Отец согласился, решив, что в тюрьме безопаснее.
— Да чего они боятся?!
— Что до неё эти доберутся. Я и сам уже думаю, что под замком оно надёжнее. Ведь этот мерзавец, Пумий Рык, он же её теперь не то что обесчестить, убить в отместку может. Так что пока его не поймали, то в тюрьме и в самом деле спокойнее.
— Инти, ты не понимаешь. Во-первых, каково ей в тюрьме? Я понимаю, что у нас не Европа, крыс и гнилой соломы в камерах нет, но всё-таки она девушка... И пребывание под арестом пятнает её имя. Ведь многие уверены, что просто так в тюрьму не сажают, про неё дурные слухи пойдут.
— С репутацией нашей семьи мы как-нибудь сами разберёмся. Лучше быть живой с подмоченной репутацией, чем мёртвой без пятнышка.
— Инти, ты не понимаешь. Я и Луна хотим пожениться! А если она будет опозорена, то...
— То это станет невозможно. Теперь я понял... Но разве она согласна на брак?
— Да! И что бы ни случилось, пока она жива, я всё равно не отступлюсь!
— Это меняет дело... Ладно, давай поговорим с Колючей Ягодой, может, удастся его переубедить.
Увы, Колючая Ягода был непреклонен. Время опасное, закон для всех един, пусть девица не думает, что за кровь Манко в её жилах ей будут прощать всё, и так далее. Глядя прямо в глаза Колючей Ягоде, Асеро подозревал, что тот отчасти склонен к строгостям из вредности, но и подумать не мог, что видит перед собой заговорщика и будущего убийцу многих...
Потом, наконец, лекари разрешили Асеро увидеться с Горным Потоком. Нерадостной была эта встреча. Тот говорил, что его дни сочтены, о символическом браке с его матерью и о том, что сам Асеро должен жениться. Смущённый вестью об аресте любимой, Асеро не знал, что сказать на это. Потом решился:
— Скажи мне, я имею права освободить человека из-под ареста, если уверен в его невиновности?
— В исключительных случаях можешь, но пока у тебя нет нужного опыта — я не советую делать такие вещи. Тут важно уметь просчитывать последствия...
— Хорошо, отец.
Что ж, раз Луну нельзя освободить немедленно, то хоть увидеться с ней можно? Идею нанести неожиданный визит в тюрьму Инти неожиданно поддержал — давно пора провести там инспекцию. Да и за сестру он беспокоился, хотя и не хотел показывать виду.
Визит носящих льяуту, разумеется, вызвал лёгкий переполох, но, в общем и целом, состояние тюрьмы было удовлетворительно, по крайней мере на первый взгляд. Впрочем, сам начальник тюрьмы вызывал у Асеро какое-то лёгкое недоверие. Асеро не мог точно сказать себе почему, просто отметил собственное ощущение. Война приучила его, что такого рода ощущения лучше не отбрасывать. Инти ещё по дороге в тюрьму сказал ему, что руководит здесь непосредственный подчинённый Колючей Ягоды, а сам Инти тут прямой власти не имеет...
