Мрамор под рукой был теплым. Я был среди тех, кто начал войну. Прости, мама, ты вырастила своего убийцу.
В своей комнате я долго сидел у стола, глядя в одну точку, а потом начал открывать ящики один за другим. Достал аптечку; откупорил пузырек с антисептиком, вылил содержимое на кусок бинта, протер тонкое лезвие. Мысли немного путались, и это злило. Мой разум — бумажная преграда, за которой прячется тьма.
Ясность мышления слишком ценна.
Лезвие легко рассекло кожу. Боль, как и обычно, помогла немного прийти в себя. Порезы быстро набухали кровью, и я повернул руку, с интересом рассматривая результат.
На самом деле я не чувствовал ничего — ни положенной скорби, ни ненависти. Отказаться от эмоций было разумно. Я до сих пор не знал, было или не было это слабостью; ведь слабость, как известно, подлежит наказанию.
Три линии, четвертая поперечная. Все решаемо, все идет хорошо.
Я смел все со стола, захлопнул ящик и быстро обернулся, одергивая рукав. Шеннейр легко вошел в комнату, как всегда не заботясь, ждут его или нет. Хотя люди для темного магистра и не стоили такой заботы.
— Спирт глушите? — вскользь бросил он, и весело объявил: — Я был в доках. С кораблем вы разобрались, дата отплытия назначена. Беру слова назад, что вы не хотите спасать своих, светлый магистр. Все же хотите, пусть и не слишком.
Признаться, я немного опасался его реакции на стелу памяти; но последнее, чего я ждал — что он моментально выбросит ее из головы, перейдя к совершенно иным вещам. Я спрятал руки за спиной, почти чувствуя, как кровь пропитывает рукав, и слабо кивнул:
— Да. У меня получилось.
— Кэрэа, не тормозите снова. Вы только стали на человека похожи, — темный мимолетно нахмурился и легко встряхнул меня за плечи, вновь возвращаясь к приподнятому настрою. Правда, задевать повязку было не обязательно. Просто Шеннейр не был эмпатом и не считал нужным об этом думать. — Эй, вам вести за собой свою гильдию! Вы только что легко расправились с теми, кто считал вас негодным слабым противником! Что с вами опять?
Расправился? Ну что же. Мне вовсе не хотелось думать об этом, но Шеннейр уехал слишком вовремя не оставив толковой охраны. Упустив присутствие загорцев рядом с водохранилищем. Упустив Рийшена, не выполнившего приказ и не сумевшего захватить ни одного врага живьем. Темный магистр ошибся? Нет. Темные магистры так не ошибаются.
Я посмотрел на его руку на своем плече и вежливо попросил:
— Я понимаю, что светлый не заслуживает иного отношения, но я все еще ваш союзник. Неужели я не могу рассчитывать хоть на малую часть... такта?
Было довольно любопытно видеть источник всех своих бед перед собой, и не иметь возможности причинить ему вред. "Мститель, магистр или жертва"? Я всегда хотел быть хорошим магистром. Все, что я делал в последнее время — это забывал.
Шеннейр посмотрел на свою руку, так, словно впервые заметил за собой эту привычку, и пожал плечами:
— Хорошо, — и убрал ладонь. — С "Песчаным скатом" вы справились великолепно, светлый магистр. Расскажете свой план на случай, если его снова разобьет зимними штормами?
Хорошо?! Он вот так просто взял и меня послушал? Темные магистры это умеют? Любопытство Шеннейра было неподдельным, и, отойдя от шока, я широко ухмыльнулся, ловя себя на мысли, что не хочу разочаровать:
— Да, корабль потонет. Но у меня есть одна идея на этот счет.
— Миль, — я прибрался на столе, вытер лезвие и накапавшую кровь и залепил порезы пластырем. Наверное, проще было придумать легенду о занятиях магией крови и попытках навести на Шеннейра страшную порчу, чем так скрываться. Темные бы поняли. — Неодобряйте молча.
Тень у двери недовольно пошевелилась.
— Мне вообще все равно, зачем вы берете острые железные предметы. Мне с вами на одном корабле не ехать.
Мне было интересно, когда Миль пришел — и зачем он пришел в один момент с Шеннейром, тогда как раньше избегал с ним сталкиваться.
— Но, Миль, вы со мной поедете. На одном корабле.
Заклинатель ошеломленно молчал. Недолго.
— Нет, нет, нет! С вами?! Рейни, вы грохнули человека топором и хамите Шеннейру. Нам с вами не по пути. Вы светлый и вы на меня плохо повлияете...
— Если Шеннейр не сможет убрать печать запрета, которую устанавливал весь совет для места ссылки, то у нас не будет времени возвращаться и плыть на Острова снова. А вы, Миль, сможете снять барьер, даже если его запечатали все высшие за всю историю гильдии, — я сделал паузу, позволив слушателю насладиться лестью, и заботливо дополнил: — Ходят слухи, что вы слишком сильно на меня влияете. Я не могу уехать и оставить вас на растерзание.
Наверное, сейчас Миль разом вспомнил всех, с кем успел рассориться, получив место в совете и покровительство магистра. Я посмотрел в окно, наконец-то улыбаясь искренне. Мои фишки мне не нравились, но фишки редко выбирают. Впереди были Острова, на которые я никогда не хотел возвращаться, люди, которые когда-то пошли за мной, и конец пути, ставший на шаг ближе. Все закончится, все обязательно закончится — мне осталось только завершить дела.
Глава 10. Острова
Никто не любит море.
Ради равновесия — море людей не любит тоже. Максимум отваги для материковых жителей — потихоньку пробираться вдоль берега, так, чтобы ни в коем случае не выпускать из вида скалы, и иногда налетать на эти скалы. Собственно, поэтому с моря мало кто нападает. Нападения с моря всегда выглядят печально. Большинство не доплывает.
Острова для Аринди — это очень далеко. Островные владения — это уже глубокий океан, и путь до Островов — марш-бросок через неизведанное, шаг в бездну, каждый раз как в последний. Даже в самом тихом и спокойном рейсе многие пассажиры начинают вести себя странно, и сопровождение кораблей вменялось светлым в обязанность. Темные, по идее, должны были быть устойчивы к голосу моря, но порой клинило и их, а странно ведущий себя обычный человек и странно ведущий себя темный маг — вещи совершенно разной весовой категории.
Темные собирались в общем зале и сидели тихие и зеленоватые. Осознание, что осталось недолго, почти примиряло меня с ними.
Или же примиряла дикая качка. Какие темные, когда корабль беспрерывно швыряет вверх-вниз вторую неделю.
К отправке Миль опоздал на два часа, но на сожаление, что можно было так не торопиться, почему-то разозлился. Рассветало; ветер дул неровными порывами, на корабле в последний раз тестировали сращивание нервной ткани и системы управления, а остальные ждали погоды. На пристани отдельной группой стояла семья Наро и мрачно огрызалась на шуточки и двусмысленные взгляды. От некогда большого клана осталось всего шесть человек.
— Я не поеду. У меня плохое предчувствие, — сходу объявил заклинатель.
— Вы поедете, Миль, — терпеливо повторил я. Диалог с вариациями повторялся последние несколько дней, и я успел заучить его наизусть.
— Я не доверяю этой конструкции.
— Вы сами ее ремонтировали.
— Там нет никаких условий для жизни!
— "Нет условий для жизни" — это, простите, про ваши личные покои.
Там кроме заклинаний и токсичных зелий вообще ничего нет.
— Мы, темные, не неженки и не зависим от комфорта!
Я предупредительно посторонился, открывая путь к кораблю. Корабль все-таки раскрасили маскировочными изломанными линиями, наверное, скрывая ржавчину, и теперь он внушал еще больший трепет, то и дело пропадая из поля зрения. Но к пристани Миль так и не дошел, резко поменяв курс и остановившись рядом с новой жертвой:
— Благородные Наро. Вы на самом деле ждете, что светлая родня бросится к вам на шею и разом позабудет, как вы от них отреклись?
Михаэль Наро изящно приподнял брови и с истинно аристократическим высокомерием ответил:
— Сначала заведите своих светлых родственников, а потом раздавайте советы, как с ними обращаться.
На удивление, Миль даже не стал пререкаться, и только мерзенько ухмыльнулся.
С подачи Шеннейра торжественного отплытия под салют удалось избежать. Хотя темного магистра побережье было готово провожать и салютом, и чем угодно. Вместо этого на проводы притащило всю гильдию, и, глядя на эти лица, так и горящие ожиданием свободы, мне хотелось отплыть скорее. А потом развернуться.
Шеннейровские маги провожали своего господина, и настроения там колебались от тревожной грусти до подступающего раздражения на наглость светлых. В ссылку их оправь, из ссылки их верни, — не велика ли честь? Могли бы и сами.
Темный магистр проводил последний инструктаж для группы сопровождения.
— ...с местными в близкий контакт не вступать, — он надавил на переносицу: — Что там еще...
— Прививки и идентификационные метки, — подсказал я.
— Это все сделано, — отмахнулся он.
— Вы были на Островах?
— Кто ж там не был.
Я проводил его удивленным взглядом. Постоянно забываю, что Шеннейр правил гильдией много лет и мог побывать где угодно. Но Шеннейр и Острова все равно не сочетались в голове.
— Недолго, — пояснил мне Эршенгаль. — Всего несколько лет. Несколько раз.
Все равно не сочетались.
Эршен оставался. Чем дальше, тем сильнее мне казалось, что последнее время Шеннейр таскал его с собой вовсе не потому, что нуждался в личном водителе или немой свите.
— Я немного задержусь на Побережье, — сказал мне боевик напоследок. — Потом отправлюсь в Мэйшем-два. Разберу дела, поработаю с неофитами...
— А что ваши думают о возвращении светлых? — я отогнал прилипчивые мысли. Эршенгаль уверенно шел вверх, и он этого заслуживал.
Одна из самых неприятных черт, что порой приобретали собеседники — глядеть на тебя так, будто им доступны все тайны мира и механика вселенной.
— За ними поехал лично темный магистр, — размеренно ответил Эршен. — Попробуй только светлые не вернуться.
Вечная троица высшего совета стояла вместе. Нэттэйдж и Олвиш то и дело переглядывались, предвкушая, как мирно и без эксцессов они будут сотрудничать, и я как въяве представлял себе, что поднимаюсь на борт, и Нэттэйдж бросается распродавать Аринди по кусочкам Ньен, Загорью, нэртэс и коалиции, а Олвиш в отместку сносит Нэтар и половину Побережья в придачу.
— Гвендолин, на вас одна надежда, — я содрогнулся от страшных образов. Волшебница с достоинством кивнула, принимая новую обязанность как должное. — Не представляю, чего вам стоило, Нэттэйдж, отказаться от торжественных проводов.
Нэттэйдж улыбнулся. Потом, подумав, улыбнулся еще шире.
— Мы назначили день. Побережье решило, что не желает отпускать светлого магистра в такой опасный долгий путь.
— Они хотели меня захватить и задержать?!
— Ну что вы, — вмешалась Гвендолин. — Люди не могут захватить светлого магистра. Это не по правилам. Они бы пали перед вами ниц, и светлый магистр вынужден был бы остаться.
Да. Отказ тяжким, тяжким грузом лег бы на мою совесть. Но не уверен.
— Так что мы перенесли дату на день раньше, — заключил Нэттэйдж.
Я обернулся на пустые склоны, на неспешные сборы, сожалея, что статус не позволяет бегать вокруг темных и требовать, чтобы они поторопились. Да что этот статус вообще мне позволяет?
— Вы уверены, что это надежный транспорт? — Нэттэйдж смотрел на поднятый со дна морского корабль с совершенно неподобающим сомнением, и я уверенно ответил:
— Разумеется. Он пока не тонет.
— То есть туда вы дотянете, — глава внутренней службы вспомнил, что тактичность — часть его образа, и поспешно добавил: — Может быть. А вот обратно...
Я закинул рюкзак на плечо и развернулся в сторону корабля:
— Сдалась мне ваша Аринди. Мне здесь не понравилось, прощайте.
Судя по лицам, высшие глубоко обиделись. Первой справилась Гвендолин, мягко признав:
— Наше упущение. Надо бы оставить кого-то из ваших приближенных в заложники...
Высшие переглянулись, и Нэттэйдж с подступающим осознанием совершенного просчета спросил:
— А кого?
— Так нельзя, светлый магистр! — возмутилась Гвен. — Почему у вас так мало приближенных?
Я все ждал, когда же темные общими усилиями составят мне методичку "как правильно быть светлым". Без методички я справлялся плохо. Раздел Олвиша "светлые — это грибы с глазами" обещал быть прекрасным.
— Миль! Миль! — окликнула Гвендолин так и стоящего на месте заклинателя. — Вы же ненавидите море! Может, останетесь?
Хорошая попытка. Миля я не брошу — не брошу жить в мире и спокойствии.
— Я что, светлый, чтобы менять решение по десять раз на дню? Раз уж я решил плыть, то поплыву, — высокомерно отозвался тот. — Как мне бросить эту беспомощную толпу? Рейни! Рейни, вы скоро со всеми наобщаетесь? Почему светлые вечно всех задерживают?
Отчалил корабль без происшествий. На удивление. Нервная ткань приросла хорошо, пропуская все сигналы управления, и несколько мозговых центров работали слаженно. Матиас гордо и независимо стоял на носу, наблюдая за волнами, что бились у ног, с долей превосходства. Оставаться на суше заарн отказался наотрез, как я его ни уговаривал, но сколько его решимости заключалось во влиянии подчиняющего амулета, было уже неважно.
Волновые башни плавно проплыли мимо. Они подросли, но черно-белая клетка все равно не стала выглядеть лучше. Берег удалялся, превращаясь в тонкую полоску.
Мне вовсе не хотелось уезжать, как и никому вокруг.
За волновыми башнями погода поменялась разительно. Облака потемнели, прижимаясь к воде, и волны стали выше, идя из-за горизонта мощными валами.
— Вы, люди, такие... — корабль качнуло, нас осыпало солеными брызгами, и Матиас уцепился за ограждение, одновременно судорожно натягивая сорванный ветром капюшон, — глупые. Такие глупые. Почему вы ждали плохую погоду?
— Мы ждали погодное окно, — я распахнул дверь в рубку и за шкирку впихнул заарна внутрь. Вторая волна перекатилась через палубу и ударила в плотно закрытую дверь. — Это хорошая, Матиас.
"Песчаный скат" ухнул в яму, очередной вал разбился о нос, залив его пеной, и, кажется, управление мы частично потеряли.
... Я потер подушечки пальцев, с недоумением обнаружив, что успел расцарапать шрамы на руках до крови, и сел на кровати, вновь закрыв глаза. Каюта плавно раскачивалась; раскачивался корабль, и снаружи весь мир состоял из смеси воды и ветра.
Море поглощает все: и слова, и поступки, и память.
Коридоры на корабле были узкими — достаточно только, чтобы протиснуться. Милю выделили отдельную каюту, и я не сомневался, что Миля отселили бы, даже будь эта каюта одна на корабле. Сейчас заклинатель висел в гамаке в центре трехмерной паутины, заполняющей все пространство. Паутина шевелилась, черные нити то сплетались в печати, то расплетались вокруг мерцающих огней, а творец заклятия смотрел в пустоту и перебирал в воздухе пальцами. Он пытался соединиться с навигационным маяком: все корабли плавали по маякам, но если связь на суше работала плохо, то над морем она не работала вообще. Пока мы двигались примерно на юг — точнее, на юг нас тащило зимним штормом. Когда я говорил, что в прошлом паром ходил до трех островных столиц, то именно это и имел в ввиду — к какой снесет, та и считалась пунктом назначения.
