— Каждый желает выйти за пределы своей сути, — сознание Гвендолин было спокойным и темным; таким спокойным и темным, какого я не встречал ни у кого. — Совершить нечто великое. Получить оправдание собственной жизни. Кому, как не вам это понять.

Со стороны казалось, что мы совсем не двигаемся, но перемещение не происходит мгновенно. Я уже видел перед собой звездное скопление, искры, сотни и тысячи человеческих жизней родного мира. Они сияли так приветственно, так тепло. Я их совсем не понимал, но мне не требовалось понимание, чтобы их защищать.

Неудачное перемещение между мирами может длиться вечность.

— Мне хотелось бы рассказать вам один забавный случай, — Гвендолин звучала так, словно всегда хотела со мной этим поделиться. Ее тон мог бы показаться игривым; возможно, это казалось ей такой же игрой, как перемещение линий и цифр на бумаге. — Однажды темный маг Мэвер поспорил с Ишенгой о том, насколько светлые готовы верить в людей, и в качестве издевки предложил взять себя в ученики. Ишенга согласился. Мэвер, конечно же, отказался, и возненавидел Ишенгу.

— Это все равно было невозможно.

Как и всегда после упоминания этого имени я испытал оглушение, но на этот раз сумел справиться быстро. Мэвер был пройденной ступенькой. Пора было оставить его за спиной, вместе с остальными призраками.

— Почти невозможно. Но не невозможно совсем. Но оттого все еще хуже, не так ли? — ее смех серебряными искрами рассыпался во тьме.

Наше центральное этнографическое отделение тайком рассказывало, что язык, которым мирринийке пользовались раньше, был многократно сложней, чем всеобщий. Сотни слов для сотен оттенков смысла. После отказа от традиции богатство значений потерялось, но мирринийке научились говорить общими словами. Мне нравилась Гвендолин тем, что она разговаривала ровно так же, как и я. Только то, что хотела, и так, как хотела.

— Мы все заложники своей роли.

Оболочку сотряс удар. Что-то рвалось внутрь, раскусить прочные защиты и добраться до беззащитного содержимого. Голос Гвендолин остался все таким же плавным:

— Светлый магистр Тсо Кэрэа Рейни. Мы не встречались раньше, но Миль рассказывал о вас. Сотни сюжетов из вашей жизни и сотни сюжетов вашей смерти, сотни шагов вашего прошлого. Возможно, — она жестко усмехнулась, — я, или Лоэрин, виноваты в том, что слушали.

Я внезапно осознал, что сейчас все зависит от Гвендолин и ее способности управлять замком. И что я предусмотрел все — кроме ее решений. Гвендолин была темной волшебницей втрое дольше, чем я существовал на свете.

— Вы сомневаетесь в моей верности, — ее веселье заставило поток закружиться водоворотом. Я видел чудовищ, что бились о преграду снаружи, но Гвендолин отметала их в сторону как рвущихся на свет мотыльков. — Вы идете только вверх, и путь ваш так ясен и светел... Что вам до людей, что остаются за спиной? Магистр.

Я промолчал. Звездные скопления приближались, и реальность приобретала очертания. Моя жизнь была такой же иллюзией, как и все остальное.

— Я не хочу превратиться в прах и быть забытой. Я хочу стать частью замысла, — голос Гвендолин упал до шепота. — Если вы хотите мое предупреждение как главы инфоотдела, я скажу вам напоследок. Темный магистр Шеннейр желает совершить нечто великое. Темному магистру Шеннейру, как и всем нам, требуется оправдание собственной жизни. Он сделал своим смыслом гильдию и страну, и все это развалилось на его глазах. Теперь ставка Шеннейра — вы.

Глава 9. Пропавшие звезды

Нас встречали.

Во вратах замка стоял Джиллиан с табличкой. "Вы опоздали. На целый день", — обвинительно гласила табличка, и столпившиеся кругом темные выглядели так, будто полностью поддерживали обвинение.

Как люди, для которых один день растянулся на сотню лет. После того, как они поняли, что будут расхлебывать беды в одиночку.

День или ночь стоял под пепельным небом — не разобрать. Река среди холмов казалась гниющей раной. Черная корка берега; завалы из вырванных деревьев и тел чудовищных тварей, истекающих кровью и слизью. По берегам сияли открывшиеся темные источники, наполняя замковую долину призрачным режущим глаза свечением. Но замок Элкайне уцелел. И я не чувствовал вокруг ничего инородного, ничего инородно-живого. Нападение удалось отбить.

— Мой магистр. Сражался с Заарнскими Лордами, чтобы спасти наш мир, — громко и отчетливо произнес Матиас. — А ты что делал, человек?

Шеннейр рассматривал мага сверху вниз. Уничижительно. Расчетливо. Джиллиан не поднимал глаз. Я внезапно подумал, что прямой взгляд глаза в глаза среди темных должен был засчитываться за вызов.

А потом Джиллиан опустился на одно колено, протягивая темному магистру сверток.

Шеннейр принял подношение не сразу. И развернул ткань не торопясь, открывая кусок кожи с вырезанной на ней рыбкой. Покрытой свежей поблескивающей кровью, как будто резали недавно. Плечо кольнуло фантомной болью; реальную боль теперь чувствовал Джиллиан.

Шеннейр тихо хмыкнул и прошел мимо него.

Олвиш лежал в отдельном шатре. Почти как спящий. Он выглядел спокойным — но, разумеется, это самообман, он был мертвым.

— Он будет похоронен со всеми почестями.

— Естественно, — Шеннейр смотрел на своего мага с жестокой холодной усмешкой. Как на человека, из-за которого потерял свою гильдию, страну и семь лет жизни.

Стазисная печать переливалась мыльной пленкой. Олвиш лежал на возвышении, на серой ткани, и был накрыт белым полотнищем с серым ромбом. На его лице навсегда запечатлелось непреклонное упрямство. Олвиш чувствовал вину, но никогда бы не признал свои ошибки.

Замок Элкайне несокрушимой твердыней встал на пути полчищ вторжения, не пропустив их вглубь страны. Высший темный маг Олвиш Элкайт отдал все до последней искорки силы. Я не чувствовал триумф, но не чувствовал и печаль.

— Остатки армии северной коалиции заперты у границы заарнами, — сообщил Шеннейр со стремительно возвращающейся улыбкой, и я согласно кивнул:

— Пришло время вмешаться. То есть их спасти, конечно же.

Отряд Бретта, "боевые совы", и пятьдесят пятый отряд Амариллис готовились к выступлению. Пока шли сборы, командиры прохлаждались у ворот и собирали в морозильные контейнеры жуткие головы жутких заарнских тварей. Выбирали самых необычных или хотя бы тех, у которых было несколько лиц. При моем приближении темные сразу подскочили, коротко кланяясь:

— Магистр.

— Наш наставник говорил, что мы должны заботиться о нашем доме, — после короткой заминки махнула Амариллис рукой на головы. — Мы установим в Мэйшем новую стойку с черепами.

— Или замуруем в фундамент, — подхватил Бретт. — И будет как в катрене девяносто втором "и кости врагов усеивали землю так густо, что некуда было ступить. И попирали они кости врагов"...

Вот уж кому война была как мама родная.

— Что нашло на Джиллиана? — я не слишком увлекался пророчествами; тем более, для Бретта пророчества служили списком необходимых действий.

— Он поверить не мог, что вы погибли и пожертвовали своей жизнью. Но мы-то знали, что вы вернетесь. Жертвовать собой светлому магистру положено традицией, но темному...

А темный вернется, даже если запихнуть его в могилу и присыпать землей.

Так Джиллиан сумел принять, что я на самом деле спасаю страну, а не играю в свои светлые замыслы? Обожаю этот момент — пробуждение совести у темных магов. Возможно, он даже раскаялся, что так обошелся со мной. Но Джиллиан слишком горд, чтобы извиняться перед светлым.

Я уже знал, что командовать оказавшимся без командира гарнизоном Джиллиана никто добровольно не звал. Остаться в стороне ему не позволили честь, долг и привычка лезть куда не просят. Ввысь его вознесла волна хаоса; а также напор, талант, но в основном грубая магическая сила, убедившая всех вокруг, что Джиллиан хороший человек.

Теперь маги, еще минуту назад подчинявшиеся Джиллиану, были готовы его свергнуть по первому же сигналу. Эта типичная темная лояльность. Но Шеннейр прошел мимо.

— И темный магистр принял его просьбу о прощении?

Собеседники в замешательстве переглянулись.

— Вам следовало сказать, если вы передумали оставлять его в живых, — с заметным укором сообщила Амариллис. Темные вновь переглянулись, качая головами и явно обсуждая переменчивость светлых учеников и потрясающее терпение их учителей.

— Угрожая вам, предатель бросил вызов вашему учителю. Магистр бы содрал его кожу полностью, срезал мясо с костей и запихнул ему в глотку. Но, — взялся за трудное дело объяснений Бретт, — Что тут поделаешь, обучая светлого... не в укор вам, наш магистр, простите нашу темную ограниченность... светлые постоянно расстраиваются из-за мелочей. Попробуй убей кого-нибудь не того. Наставник говорил нам, что хороший учитель позволяет ученику принимать самостоятельные решения.

— Вы принимали и ваш позволял?

Судя по ярким эмоциям, отразившимся в эмпатическом поле, что Амариллис, что Бретт любой личной свободе предпочитали возможность пожить подольше.

— Так что темный магистр Шеннейр — невероятно чуткий учитель, — все еще ежась заключил Бретт. — Тем более по отношению к такому ничтожному червю, как Джиллиан. Он не умеет себя контролировать. Кусает протянутую руку. Полубезумная тварь с отравленной кровью, как и все ашео, я вот лично считаю...

Эмоций Амариллис он не замечал. Равно как не успел отреагировать на удар, подбросивший его в воздух и отшвырнувший в сторону.

— Амариллис! За что?! Мы же друзья!

Я даже не подумал вмешиваться. Как по мне, Бретт получал вполне заслуженно.

— Заарнская тварь твой друг, совы лесные твои друзья, — процедила Амариллис и резко развернулась, двинувшись прочь. — Погрузку закончишь.

Бретт бросился следом; некоторое время до меня еще доносились невнятные крики, а потом темный вернулся в одиночестве, нисколько не обрадовавшись, что я его дожидаюсь, и закинул очередную голову в контейнер.

— Подобные мысли о гражданах нашей страны подрывают основы государственного строя. Бретт, — вкрадчиво позвал я, — вы знаете, какое наказание последует за предательство государства в военное время?

— Какие мысли? Кто подрывает? — бодро откликнулся он. — Я и мои люди немедленно займемся теми, кто их высказывает! Здесь нет более верного слуги государственного строя, чем я. Как хорошо, что вы об этом попросили, магистр. Вы можете на меня положиться.

Родовой замок Элкайт, на удивление, практически не пострадал. В главном здании кое-где вышибло окна, у башни провалилась крыша, но это в сравнение не шло с разрухой вокруг. Но он восстановится. Волшебные замки всегда восстанавливаются.

Над замком гудели пчелы. Камилла и Юджин Аджент наблюдали за ними, а Юна, должно быть, понимала каждое движение роя. Я протянул им ключ и сказал:

— Олвиш Элкайт погиб с честью, защищая свою страну. Это я обещал Юлии.

А магистры должны выполнять обещания.

Они одновременно кивнули. В их эмоциях не было триумфа — лишь спокойствие от восстановления порядка. На ключ они глянули лишь раз, и Камилла отрицательно покачала головой:

— Замок — награда для высшего мага за службу. Полученное даром ничего не стоит. Мы следуем правилам.

Я не стал настаивать.

— Вы можете войти внутрь, если захотите. И замковой долине все равно требуется исцеление.

Они вновь кивнули, принимая новую задачу.

Юна откинула капюшон и стянула шарф. Семейное сходство было заметно с первого взгляда; и впервые за долгое время ее лицо осветила широкая улыбка.

* * *

Иномирные врата с нашей стороны выглядели интересно. В Заарнее они походили на архитектурное строение, у нас — нет. Полупрозрачные веретенообразные структуры в воздухе, лес черных нитей от земли до неба. Структура материи, вывернувшаяся наизнанку, разрыв в реальности. Некоторые темные уже успели проверить их и свою удачу на прочность, и печальный результат никого не научил.

— Опарыши, жирующие в гниющем теле темной гильдии! — от души приложил Миль после инспекции наскоро расставленных защитных заклятий.

— А че такое опарыши? — спросил один боевик другого.

— Не суть, что это, — я потер шею. Там, где воротник касался кожи и стер защитный крем, остались ожоги от заарнского солнца. — Суть в том, что они белые.

Это их задело.

— Понабрали, — веско выразился Миль и умолк от столь неблагодарной аудитории.

Землю толстым слоем покрывал пепел, который взвивался в воздух от любого шага. Вдалеке уже виднелась колонна людей, ее конвоировали боевые машины. Плелись люди медленно.

— Вы же не хотите на самом деле их спасать, — Миль пытался убедить то ли себя, то ли меня.

По общему правилу военнопленных следовало убивать, лучше — с особой жестокостью, чтобы другим было неповадно. Темные уже намекнули, что тренировочного материала не бывает много. Но светлые магистры могут нарушать правила.

Низкое небо давило. Я знал, что даже убойная доза стимуляторов не продержит на ногах достаточно долго.

Иномирные врата притягивали взгляд. Врата были красивой штукой, и я чувствовал растущее за ними напряжение. В Заарнее оставался действующий Третий Лорд, а у нас не осталось ничего.

— Вратам вы тоже будете рассказывать сказки, Рейни? — Миль брезгливо прищурился и перехватил меня за руку, не давая расчесывать ожоги.

— Сказки только для избранных, Миль. Мое супероружие уже в пути.

Я намеренно не посвящал Миля в планы. Можно было сказать, что я о нем заботился, но на самом деле мне нравилось его запугивать, а Милю нравилось бояться.

Мы стояли на опушке леса: с одной стороны ужасающей гнилью иномирья расползлась зона поражения, а с другой стороны лежала зеленая и беззащитно прекрасная земля Аринди. Найти зеленый и прекрасный участок земли было так же трудно, как убрать из поля зрения остатки темных ритуалов и непонятно для чего висящих на дереве мертвецов. На единственном приличном месте темные разбили типичный темный лагерь.

— Это война, Рейни, — недовольно сказал Миль, но я все равно не отстал от темных, пока они не прибрались.

Северяне смотрели на меня тусклыми пепельными глазами. Никто не просил о пощаде, и я даже не мог назвать их состояние смирением. Просто они не строили иллюзий.

— Будь мы действительно темной страной, вы бы уже висели на деревьях со вспоротыми животами и выпавшими кишками, а в ваших глазах копошились мухи, — я постарался не глядеть в ту сторону, где под маскировочной тканью лежали выпотрошенные тела. — Но, пусть вы причинили нам много зла, мы не можем так поступить с живыми людьми. Даже со врагами.

Мы постарались собрать здесь магов-геллен с самым высоким статусом. Статус определялся легко — только у некоторых людей были магические жезлы увеличенной мощности и красные шрамы на щеках в виде двух галок остриями вниз. Большинство вражеских воинов было ранено; те, кто находились в сознании, с трудом держались на ногах, и встреча с Четвертым Лордом плохо сказалась на их способности соображать.