— Если прикажу, пойдете штурмовать, — холодно отчеканил Ходкевич и эти слова подействовали на ротмистров сильнее любого грозного окрика. — Но пока в этом нет необходимости. Сейчас у вас будет другая задача, не менее важная чем штурм Смоленска. Неизвестно сколько мы здесь проторчим, а половина наших запасов уже съедена. Поэтому, приказываю вам отправиться в окрестные деревни и пригнать от туда подводы с продовольствием и фуражом. С местными крестьянами можете не церемониться и забирать у них все припасы. Все понятно? Тогда исполняйте.
Глава XXVIII. Смоленское сидение.
Как не отказывался и не сопротивлялся гетман Ходкевич немедленному штурму Смоленска, он был вынужден уступить воле короля. Не последнюю роль в этом деле сыграл француз Жером Бертран заявившего себя как специалист по минной войне. Именно под его руководством были изготовлены две мины, при помощи которых поляки намеривались взорвать двое смоленских ворот: — Днепровские и Пятницкие.
Воротные срубы прикрывавшие их, были сделаны на скорую руку и из-за своей небольшой высоты порождали иллюзию того, что они не создадут серьезных помех при взрыве мин. По приказу Ходкевича, под покровом ночи, два отряда поляков сумели незаметно доставить мины к выбранным для атаки воротам и в условленный момент подожгли их фитили.
Два мощных огненных столба разверзли густой мрак ночи и могучим ударом сотрясли смоленские стены. Изготовившиеся к штурму солдаты с радостным криком бросились на приступ ожидая застать русских врасплох, но не тут-то было. Не успели поляки приблизиться к воротам как на всех прилегающих к ним стенам загорелись факелы, хорошо освещая плотные ряды атакующих. Вслед за этим с соседних башен ударили пушки и пищали, каждый выстрел которых находил одну или две жертвы.
К огромному разочарованию поляков, взрывы мин не принесли нужного им результата. Благодаря защитному срубу, Днепровские ворота не получили серьезных повреждений и поляки были вынуждены отойти от них, неся ощутимые потери от огня с крепостных стен.
Взрыв мины возле Пятницких ворот серьезно повредил их створки. Одна их половина упала внутрь крепости, другая повисла на петлях и когда поляки пошли на приступ оборвалась, придавив много солдат. Что касается самого сруба, то он был разрушен частично и доставлял атакующим полякам серьезные неприятности. Они должны были сначала взбираться на него, затем прыгать в воронку и только потом могли проникнуть в крепость.
Так как воеводы точно предугадали место ночного штурма, они заранее сосредоточили в этой части крепости дополнительные силы, которые не позволили полякам ворваться в Смоленск. Русские воины грудью встали в проломе ворот, храбро отражая все попытки врага опрокинуть их.
Большую помощь в этом деле, им оказали пушки с соседних башен и стрелки засевшие на ближайших стенах. Их плотный огонь в купе со стойкостью оборонявших пролом солдат заставили поляков в беспорядке отступить.
Известие о неудачном исходе штурма, вызвало у короля Сигизмунда приступ сильной ярости. Его величество просто рвал и метал от охватившего его гнева и походным докторам пришлось срочно ставить ему пиявки, дабы монарха не хватил удар.
Когда же король успокоился и пришел в чувство, он вызвал к себе гетмана и француза Бертрана. От первого, он потребовал скорейшей доставки к стенам Смоленска осадной артиллерии, второму приказал срочно готовить новые мины. Одновременно с этим, Сигизмунд приказал рыть подкоп под стены Смоленска с тем, чтобы взорвать их.
— Я обещал Пожарскому устроить огненную геенну, я это сделаю! — воскликнул монарх грозно потрясая сухими кулачками с дряблой кожей.
Окрыленный королевским доверием, Бертран с удвоенной силой занялся выполнением поручения короля. Под его руководством был начат подкоп под крепостную стену вблизи Копытинских ворот находившихся в западной части города. День и ночь рыли поляки подземных ход, но и эти действия не застали осажденных врасплох. Князь Пожарский с первого дня осады приказал выделить специальных сторожей, в обязанности которых входило слушать землю.
Вскоре, сторожа донесли, что поляки роют подкоп и князь поручил Шеину начать контрминную борьбу с врагом. Смоляне стали рыть свою подземную галерею, через которую они смогли проникнуть во вражеский подкоп и перебить всю рабочую команду. После этого в подкоп была заложена пороховая мина и он был взорван.
Обозленный Бертран приказал копать две новые траншеи, но и эти подземные работы были быстро обнаружены осажденными. Тем временем к стенам Смоленска подошла долгожданная осадная артиллерия, что послужило поводом для Сигизмунда устроить в своем шатре пир. На него был приглашен командир тяжелых пушек Ганс Пфуль, клятвенно обещавший польскому королю снести стены Смоленска своими орудиями.
Обрадованный Сигизмунд подарил немцу перстень со своей руки, но выполнить обещание хвастливому саксонцу оказалось проблематично. Привычно развернув свои тяжелые орудия для стрельбы по осажденному городу, Пфуль обнаружил, что его славные канониры находятся в зоне огня смоленских пищальников. Их меткие выстрели быстро отправили на тот свет четырех пушкарей саксонца и изрядно напугав его самого, сбив с головы немца шлем с красивым плюмажем.
Испуганный Пфуль бросился к гетману и стал требовать защиты для своих канониров, без которой он не мог исполнить данное королю обещание. Едко усмехнувшись в адрес саксонца, Ходкевич приказал установить возле пушек толстые деревянные щиты, надежной прикрывших орудийную прислугу от пуль смолян.
Как только защита была установлена, напуганные было канониры разом подняли головы, расправили плечи и позабыв про свой недавний страх принялись лихо обстреливать крепостные стены огромными ядрами. Стремясь наверстать упущенное время и при этом произвести должное впечатление на короля, с большим интересом наблюдавшего со стороны за результатами стрельбы.
Стоит сказать, что пушкари Пфуля хорошо знали свое дело. Каждое пушечное ядро угодив в крепостную стену сразу выбивало из неё множество кирпичей. Превращая их в груду мелких осколков, образуя большую дыру. Конечно, после этого попадания стена, чья толщина достигала шести метров, продолжала стоять. Но в результате обстрела количества дыр росло, приводя к постепенному разрушению всей каменной кладки.
Видя, что враг неуязвим от огня их пищалей, смоляне решили взорвать осадные пушки из-под земли и принялись рыть под них подкоп. Началось незримое состязание пушкарей и саперов кто быстрее справиться с поставленной перед ним задачей и счастье оказалось на стороне русских.
Немецкие канониры вели свой огонь по стенам Смоленска неторопливо и чинно. С перерывами для отдыха и приема пищи. Твердо веря в то, что их методичность и пунктуальность обязательно принесут им победу.
В отличие от них, русские саперы копали землю без устали, денем и ночью. Стараясь как можно быстрее добраться до месторасположения зловредной батареи, заложить под неё мину и устранить смертельную угрозу, нависшую над Смоленском.
Пушкари Пфуля успели наполовину разрушить крепостную кладку, когда неожиданно, среди белого дня прогремел огромной силы взрыв. Он не только полностью уничтожил всю осадную батарею врага вместе с орудийной прислугой, но и большой запас пороха и ядер находившихся рядом с пушками.
Хвастливый саксонец в этот момент находился рядом с орудиями и силой взрыва его тело отбросило далеко в сторону. Когда к нему подбежали, Пфуль был ещё жив, но полученные им раны оказались смертельными. Он скончался перед самым приездом короля, что привычно наблюдал за стрельбой орудий со стороны.
Исполненный христианской добродетели, Сигизмунд подошел к телу погибшего и закрыл ему глаза своим платком. При этом его величество не обнаружил на руке саксонца своего драгоценного подарка. Возмущенный монарх приказ немедленно найти перстень, но как его не искали, найти так и не смогли.
Не желая смириться с потерей осадных орудий, Сигизмунд приказал как можно скорее доставить из Слуцка новые осадные орудия, чтобы довести разрушение смоленских стен до конца. Узнав об этом решении короля, гетман Ходкевич только сокрушенно покачал головой, но спорить с венценосцем не стал.
Тем временем француз Бертран доложил его величеству, что подземные работы подходят к концу и скоро стены Смоленская взлетят на воздух. Желая как можно скорее увидеть это долгожданное зрелище, король приказал французу временно прекратить работу в одной из траншей и бросить все освободившиеся силы на завершение прокладки другой. Это скоропалительное решение Сигизмунда оказалось фатальным для самого Бертрана и сыграло злую шутку с осажденными смолянами.
Большой шум в польском подкопе моментально подсказал воеводам, что в самом скором времени враги предпримут попытку взорвать стены Смоленска и они незамедлительно ответили контрмерами. По приказу Шеина, в свою контртраншею, что пролегала между двумя польскими подкопами, смоляне заложили мощную мину и взорвали её в самый разгар работ вражеских саперов.
Прогремевший взрыв уничтожил не только всю бригаду польских землекопов, но и самого Бертрана в придачу. Короля от этого известия вновь едва не хватил удар. Монарх проклинал Шеина, Пожарского и всех смолян на чем свет стоит, но криками и стенаниями делу было трудно помочь. От постоянных неудач у многих поляков опустились руки и они стали поговаривать о том, чтобы покинуть лагерь несчастливого короля, но тут свое веское слово сказал Ходкевич.
Великий гетман бесцеремонно оттеснил короля от руководства войсками к тайной радости самого Сигизмунда. Ходкевич пристыдил шляхтичей за малодушие и сказал, что в скором времени Смоленск будет взят. После чего, не дожидаясь прибытия новых тяжелых пушек, приказал возобновить обстрелы поврежденного участка крепостной стены из полевых орудий.
На удивленные вопросы своего окружения какой толк от подобной бомбардировки, поскольку ядра полевых пушек были гораздо меньше ядер бомбард, гетман кратко отвечал: — Вода, камень точит.
Слова Ходкевича быстро разошлись по лагерю, вызывая понимание у одних и сочувственные улыбки у других. Видевших в действиях великого гетмана не мудрость вождя, а старческие чудачества.
Одного из таких скептиков, разведчики Василия Щекина совершившие очередную вылазку в стан врага привели в Смоленск в качестве "языка". Получив пару хлестких ударов по роже и уткнувшись разбитым носом в колесо дыбы, гордый шляхтич разом выложил Шеину и Пожарскому все, что только знал и о чем догадывался.
На свою беду, руководители обороны Смоленска поверили "языку" и не придали бомбардировке большого значения. Поскольку ядра выпушенные из полевых орудий не создавали угрозы скорого обрушения крепостных стен.
— Пока толстых сохнет — худой сдохнет — прокомментировал пальбу поляков Шеин и князь Пожарский с ним согласился. На этот раз польские батареи находились гораздо дальше от крепостных стен и воеводы не стали предпринимать никаких контрмер в виде очередного подкопа или ведения ответного огня.
Тем временем, великий гетман в тайне приказал продолжить подземную траншею начатую французом Бертраном. Соблюдая максимальную осторожность, поляки работали исключительно в то время когда стреляли пушки. По этой причине, русские слухачи не сумели вовремя обнаружить приближения врага и поляки смогли благополучно подвести мину, под полуразрушенную стену.
Учитывая предыдущие неудачи осады, Ходкевич отказался от ночного штурма решив атаковать Смоленск рано утром. Желая сохранить жизни своих поляков, гетман, на острие атаки он поставил немецких наемников, что прибыли в польский лагерь вместе с осадными орудиями Пфуля.
В назначенное время, польские саперы взорвали мину и не давая время противнику опомниться, ландскнехты хлынули в образовавшийся пролом, чья ширина составляла более десяти метров. Запоздалый огонь который открыли смоляне с соседних от пролома башен не смог остановить штурмовую колонну наемников и подавив слабое сопротивление защитников Смоленска, они ворвались внутрь города.
В качестве подтверждения своего успеха, командир одного из штурмового отряда лейтенант Дитц установил свое знамя на гребне разрушенной стены. Это дало повод гетману Ходкевичу считать стену захваченной о чем он поспешил сообщить королю. Опасаясь утечки информации, гетман до самого последнего момента держал приготовления к штурму в большой тайне. Число лиц посвященных в неё можно было пересчитать на пальцах одной руки и король Сигизмунд не входил в их число.
Мощный взрыв поднял его величество с постели и пока он умывался, одевался и "ополаскивал горло" к нему прибыл гонец с вестью о взятии стен Смоленска.
Как водится любому монарху, король щедро наградил гонца за добрую весть пожаловав ему кошелек с пятьюдесятью цехинами, но радость, к сожалению оказалась преждевременной. Прозевав подготовку врага к новому штурму города, воевода Шеи тем не менее правильно угадал его возможное место. По его приказу, в районе Копытовых ворот был возведен высокий земляной вал, который не позволил немецким наемника Сигизмунда прорваться на улицы Смоленска.
Как не пытались они быстро взойти на его крутые склоны, все было напрасно. Защитники вала стали дружно сбрасывать на них заранее приготовленные камни, бревна и бочки для тяжести наполненные землей. Все это если не убивало и не калечило солдат противника, то сбивало их с ног и лишало лихости и быстроты, так необходимой в первые минуты штурма.
Тех же, кто всё-таки смог одолеть крутизну и подняться на гребень вала встречал крепкий палисад в рост человека, из-за которого на наемников обрушились копья, пики, сабли и самострелы. Все это не позволило немцам быстро преодолеть вал, к которому со всех сторон стекалась людская помощь.
С каждой минутой боя строй защитников вала становился гуще и плотнее. Вместе с простой пехотой, на помощь защитника пришли стрельцы, пищальники, а также пушкари соседних башен. Быстро разобравшись в происходящем, они развернули часть свои орудий и принялись разить прорвавшего врага в бок и спину. Попав под перекрестный огонь спереди и сзади, немцы прекратили свои атаки и предпринял попытку покинуть поле боя, но это им не удалось сделать.
Не имея точной информации, что происходит внутри крепости. гетман Ходкевич бросил в бой все имеющиеся в его распоряжении соединения пехоты, в надежде быстро переломить ход боя в свою пользу. Стремительным броском поляки преодолели заградительный огонь со стен крепости, на одном дыхании ворвались через стенной пролом в крепость, где столкнулись с отступающими немцами.
Ряды наступающих поляков в один миг перемешались с отступающими наемниками создав огромную мешанину из людских тел, которая стала легкой добычей для русских пушкарей. Каждое ядро и картечь выпущенная ими по врагу разило сразу по несколько человек. Те же, кто не был убит огнем русских канониров, а только ранен или просто был сбит с ног, не имели ни малейшего шанса на спасение. Ибо яростно топчущаяся на одном месте толпа напуганных людей, не ведают жалости и сострадания.
