— Но что мне делать?
— Думать, дорогой дядюшка, думать. Только быстрее, ибо время стремительно утекает.
— Вы собираетесь начать здесь боевые действия?
— Не совсем, лично я пробуду здесь недолго, дождусь подкреплений из Москвы, оставлю сильный гарнизон и покину ваши гостеприимные края.
— Гостеприимные... — горько вздохнул герцог.
— Да, знаете, сколько преподнесли мне рижане в благодарность за то, что я не стал разорять их прекрасный город? Миллион талеров!
— Сколько? — задохнулся тот.
— Миллион, — довольный произведенным эффектом, повторил я. — Жаль, конечно, что не все наличными, но я из них вытрясу все до последнего гроша.
— А как скоро прибудут ваши войска?
— Очень скоро; держу пари, что Гонсевский не успеет собрать до той поры сколько-нибудь значимые силы.
Сорокачетырехлетний герцог немного распрямил спину и задумчиво взглянул на меня. "Ну давай, сволочь, шевелись, посылай гонцов в Литву!" — подумал я, благожелательно улыбаясь.
— Вы еще погостите у нас?
— К сожалению, нет. У меня дела в Риге, которые нельзя доверить никому, однако обещанный провиант вы можете послать туда. Более того, я настоятельно рекомендую вам поторопиться с этой отправкой.
— Да, конечно-конечно...
Озадачив родню выполнением практически невыполнимой задачи — остаться нейтральными в предстоящей заварушке, я вернулся в Ригу. Бедные лошадки, скоро я их совсем загоняю! В городе было все спокойно, что даже немного настораживало. Расположившись в Рижском замке, я вызвал к себе магистрат в полном составе для проведения окончательных переговоров.
— Мы рады приветствовать вас, ваше величество, — склонились в поклоне ратманы.
— По вашим физиономиям этого не скажешь, — усмехнулся я в ответ. — Как наши дела?
— Необходимая сумма почти отсчитана, государь, — вышел вперед фон Экк.
— Чудесно, а что значит "почти"?
— В городе не так много серебра... — немного замялся бургомистр.
— Ничего не имею против золота; друг мой, надеюсь, вы не хотите попросить у меня отсрочки?
— Именно об этом мы и собирались просить у вашего величества.
— Сколько уже собрано?
— Сто двадцать тысяч талеров серебром и тридцать три тысячи золотых дукатов. Кроме того, собрано почти десять тысяч марок серебра.
— Хм, это примерно на...
— Восемьдесят тысяч талеров, — тут же пояснил фон Экк.
Я испытующе взглянул на рижского бургомистра, пытаясь понять, в чем именно он меня обманул. На первый взгляд все было неплохо, но искреннее выражение преданности на его лице не оставляло сомнений: надул, подлец!
— Вы хорошо потрудились, друг мой, а какая монета преобладает?
— Наша рижская, ваше величество, талеры, шиллинги, гроши. Дукаты тоже местные.
— Ах да, у вас же свой монетный двор, любопытно было бы взглянуть.
— Почтем за честь.
— Что же, я доволен вами, господа. Если все пойдет и дальше столь хорошо, то я, возможно, не стану истребовать по векселю оставшиеся суммы. Вполне возможно, что на эти средства я сделаю заказы здешним мастерам. Россия — большая страна, и ей требуется много оружия, а изделия ваших мастеров совсем недурны. Кроме того, полагаю, через ваш порт могли бы идти и прочие русские товары. И кстати, не только русские. Я ожидаю в самом скором времени значительное увеличение транзита товаров из Персии. На наше счастье, персы постоянно воюют с османами, так что торговый путь по Волге может оказаться весьма востребованным.
Скепсис, отразившийся на лицах ратманов, был настолько явственным, что его можно было бы намазать на хлеб. Ну ничего-ничего, Москва тоже не сразу строилась.
— Не задерживаю вас более, господа, — отпустил я их и обернулся к Каролю. — Еще есть дела?
— Да, государь, к вам просится на прием некий господин Отто Райх.
— Кто таков?
— Купец из Ростока, член братства черноголовых.
— Какого-какого братства?
— Братство святого Маврикия, здешнее объединение холостых купцов.
"Здешнего объединения холостых купцов из Ростока..." — проговорил я про себя. Однако!
— Ладно, разберемся. Что-нибудь еще?
— Что делать с Юленшерной?
— Он жив?
— Пока да, правда, не может говорить, но врачи утверждают, что его жизнь вне опасности.
— Живучий, сволочь. Кстати, где он?
— Здесь, в замке, за ним ухаживает госпожа Буксгевден.
— Э...тетушка Мария Констанция?
— Нет, мой кайзер, Регина Аделаида.
— Какого черта?
— Бедная девушка так просила разрешить ей, что я не нашел в себе сил отказать.
— А что об этом думает старый барон?
— Господин Отто не в восторге, но они собирались объявить о помолвке. Молодая фройляйн заявила, что хотя и не давала клятвы перед алтарем, но не намерена от нее отступать.
— И достался же этакому мерзавцу такой бриллиант! Но ничего, долго это не продлится. Карл Юхан давно заслужил виселицу и скоро с ней познакомится.
— Ваше величество, могу я просить о вашем снисхождении к этому человеку?
— Проклятье! Откуда у тебя такие идеи?
— Ну... — замялся фон Гершов в ответ.
— Лелик, посмотри мне в глаза!
— Государь, я просто не хочу, чтобы...
— Прекрасные глаза Регины Аделаиды стали печальными, так?
— Да, — обреченно мотнул головой командир моей гвардии, — но как вы догадались?
— О боже... Парень, да ты же самый близкий мне человек, я тебя насквозь вижу... Ладно, глаза у тебя сейчас, как у Болика тогда...
— Ваше величество, я никогда не предам вас!
— Не сомневаюсь, дружище, но, по-моему, ты собираешься предать себя и эту славную девушку.
— Почему вы так говорите?
— Святые угодники! Скажи мне, велики ли твои шансы, если Карл Юхан останется жив?
— Я не хочу и не могу получать преимущество таким образом!
— Вот как? Похоже, ты серьезно увлекся, раз совсем не думаешь о себе. Но попробуй взглянуть на дело с другой стороны. Мы ведь с тобой прекрасно знаем, что за человек этот граф Юленшерна. Скажи мне, хорошо ли будет, если Регина Аделаида достанется этому негодяю? Не хочешь думать о себе, побеспокойся хотя бы о ней! Ладно, пошли навестим нашего заключенного.
Всякий орденский замок в свое время задумывался не только как военное укрепление, но и как тюрьма для непокорных. Рижский не был исключением, и потому в нем не было недостатка в специальных помещениях. В одном из них, более-менее светлом, и располагался Карл Юхан. Очевидно, эта комната изначально предназначалась для содержания важных персон, и минимальный комфорт в ней наличествовал. Молодой ярл лежал на кровати с перевязанным горлом и слушал, как его невеста читает ему довольно увесистую книгу. При нашем появлении девушка поднялась и, подойдя к изголовью своего подопечного, склонилась в реверансе.
— Рад видеть вас в добром здравии, фройляйн, — поприветствовал я Регину Аделаиду, игнорируя ее жениха.
— Здравствуйте, ваше величество.
— Славная нынче погодка, не находите? Право, чем сидеть взаперти, лучше бы прогулялись по свежему воздуху.
— Благодарю вас, но я не могу оставить бедного господина Юленшерну.
Я отметил про себя, что девушка не назвала своего подопечного по имени или женихом, стало быть, особой близости между ними нет.
— Бедный господин Юленшерна, — проговорил я, упирая на слово "бедный", — сам выбрал свою судьбу и последует по ней без вашей помощи.
— Не будьте столь жестокосердны! — горячо воскликнула девушка. — Любой брат вступился бы за честь своей сестры в подобной ситуации.
— Что, простите?..
Юная фройляйн прикусила губу после своих слов, а Карл Юхан, отчаянно вытаращив глаза, пытался что-то сказать, но из его горла вырывались лишь хрипы.
— Незачем так кричать, мой друг, — соизволил я обратить внимание на заключенного, — здесь нет глухих! Не знаю, что и, самое главное, как вы рассказали госпоже Буксгевден о наших взаимоотношениях, но с удовольствием бы послушал эту историю.
На лице Карла Юхана было написано: "Хрен вы от меня что узнаете!", — а его невеста плотно сжала губы и смотрела в сторону. Обойдя вокруг кровати, я увидел грифельную доску, вроде тех, что используют школяры. В моей голове тут же мелькнуло подозрение и я, сделав шаг вперед, схватил Карла Юхана за руку. Как и следовало ожидать, пальцы его были испачканы во время написания очередного пасквиля.
— Отдаю должное вашей изобретательности, дружище! Может быть, просветите меня, что именно я сделал с Ульрикой?
— Простите, но мне не доставят удовольствия эти подробности, — твердо проговорила Регина Аделаида.
— Похоже, что мне тоже, однако как иначе я узнаю, в чем именно меня обвиняют. Я настаиваю, фройляйн.
— Право, мне очень неловко, но граф сказал, что вы соблазнили его сестру, но отказались жениться на ней. Поэтому, чтобы избежать скандала, ее были вынуждены отдать замуж за старика.
— И вы поверили?
— Простите, ваше величество, но я видела, как бесцеремонны вы можете быть с женщинами!
— Боже, какая низкая ложь! — глухо воскликнул молчавший до сих пор фон Гершов. — Я был на королевском балу, когда познакомились его величество и госпожа Ульрика. Но она к тому времени уже была замужем за господином Спаре!
— Это правда? — спросила девушка, глядя на Кароля.
— Клянусь всем святым, что у меня есть!
— Но почему?
— Кароль, дружище, — вступил в разговор я, — расскажи госпоже Буксгевден о том, как мы познакомились с графом Юленшерной. Ей это может быть интересным.
— Когда мы впервые плыли в Швецию, — начал свой рассказ померанец, — его величество был еще принцем. Но когда на наш корабль напали пираты, мы вступили в бой и отбили нападение, захватив в плен их вожака. Им оказался господин Юленшерна.
— Не может быть... — прошептала девушка.
— Но все так и было!
— Боже мой, — закрыла она лицо руками, — я не верю!
— Странно, — хмыкнул я, — в его рассказ вы отчего-то поверили сразу.
— Простите, ваше величество, но у вас довольно скверная репутация!
— Это верно, и я обязан ею людям, подобным вашему жениху. Противостоять мне в открытую они не могут, а потому распускают сплетни. Обычно я не обращаю на них внимания, но на этот раз господин Юленшерна, как мне кажется, перешел все границы. Пожалуй, я познакомлю вас с его сестрой, с тем чтобы вы из первых уст узнали, кто именно ее развратил.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего, кроме того, что ваш жених приписал мне свои подвиги!
— Я не верю ни одному вашему слову.
— Да ради бога! Можете мне не верить, можете не верить моим людям. Можете не верить даже бедняжке Ульрике, но посмотрите в глаза человеку, которого полагаете своим женихом. Смотрите-смотрите, как они забегали! О, какую шутку сыграл с Карлом Юханом всемогущий Господь: как никогда ему нужны услуги его лживого языка, но он не может ими воспользоваться. А вот его глаза не могут лгать столь свободно. Посмотрите в них внимательнее, в них проглядывает его черная, как копоть адского пламени, душа!
Регина Аделаида в смятении последовала моему совету, и что-то во взгляде молодого ярла заставило ее вздрогнуть. Отшатнувшись, она повернулась ко мне и с сомнением спросила:
— Его сестра сама вам рассказала об этом?
— Что вы, фройляйн, какая женщина признается в таком... Просто случилось так, что я стал невольным свидетелем их с братом разговора. Именно поэтому я знаю все эти грязные подробности.
— О господи... — простонала она. — И за этого человека меня собирались выдать замуж!
— О, дорогая фройляйн, вы, слава богу, не знаете и половины подвигов этого господина!
— Довольно! Не желаю ничего слушать! Выпустите меня отсюда!
— Господин фон Гершов, — пожал я плечами в ответ, — пожалуйста, сопроводите домой госпожу Буксгевден.
Выйдя из камеры или, точнее, палаты, где содержался Карл Юхан, я посмотрел вслед Каролю, опираясь на руку которого шла плачущая Регина Аделаида.
— Все же не казните его?.. — обернулась она ко мне.
— Обещаю, фрояйляйн! — громко воскликнул я в ответ и добавил про себя: "Казнь — это слишком просто для него!"
Дождавшись, когда они вышли, я собрался было последовать их примеру, но мое внимание привлек шум дальше по коридору.
— Что это? — спросил я у часового.
— Ведьма, мой кайзер, — пожал плечами стражник.
— Какая еще ведьма — я же приказал отпустить Эльзу!
— Нет, ваше величество, это не Эльза, вы ведь ее оправдали. Это вдова Краузе!
— Краузе?.. Ах да, обвинительница; а почему решили, что она ведьма?
— Но ведь она всплыла на испытании водой!
— Резонно! И что, она всегда так кричит?
— Когда как.
— Ну так пойдем проводишь.
— А вы не боитесь, ваше величество?
— Кого?
— Да ведьму же!
— Послушай, парень, ты женат?
— Нет, мой кайзер, а отчего вы спрашиваете?
— Видишь ли, в чем дело, дружок: добрые феи и злые ведьмы на самом деле — одни и те же женщины. Иногда это зависит от их возраста, иногда от настроения, но на самом деле никакой разницы нет. Ты понимаешь меня?
— Пожалуй, что да...
— Ну вот и отлично, пойдем.
— Как прикажете.
Камера вдовы Краузе была куда менее презентабельной. Постелью ей служила охапка соломы, а стола и вовсе не было. Сидящая на цепи в углу женщина с всклокоченными волосами мало напоминала ту обвинительницу, которая едва не отправила на костер соперницу в любви.
— Н-да, до чего ты себя довела... Ирма, — припомнил я ее имя, — только посмотри, на кого ты похожа. Случись суд прямо сейчас — никто не усомнится, что ты ведьма.
— Это вы, — обратила вдова на меня свои потухшие глаза, — пришли посмотреть на ту, которую погубили?
— Ну ты из себя невинную овечку-то не строй! Ты же чуть не спалила ни в чем не повинную девушку!
— Что вы понимаете, ваше величество, — вздохнула она, — вы ведь не знаете ничего!
— Так расскажи.
— Зачем вам?
— Ну кому-то ведь надо узнать всю эту историю, почему бы не мне? Говори, я выслушаю тебя.
— Меня выдали замуж еще совсем девчонкой, ваше величество. Я уж и не помню, когда это было. Помню только, что мой муж Петер был ровесником моего отца. У него не было наследника, и он, как видно, надеялся, что я смогу родить ему дитя, но просчитался. Виноватой в этом он счел меня, и за те годы, что мы прожили с ним, не было ни дня, чтобы он не упрекнул меня в этом. А когда Господь наконец прибрал его, то я была уже не той прежней хохотушкой Ирмой...
— Ты еще не стара и могла бы найти себе мужа.
— Вы думаете, его так легко найти? Будь я помоложе или побогаче — может, и нашелся бы человек, а так.... Поэтому, когда после стольких лет моего одиночества ко мне стал захаживать рыбак Андрис, мне показалось, что вторая молодость началась. Вам смешно, наверное, слушать меня?
— Разве я смеюсь?
— Не знаю, зачем я рассказываю это, вы ведь еще молоды, и к тому же мужчина... Вам не понять меня.
— Отчего же, я прекрасно понимаю и тебя и Андриса. Он, верно, молодой и здоровый парень и охоч до женской ласки. Но если залезть под юбку к девушке, то ее родные могут заставить жениться, так что он решил походить к веселой вдовушке.