— Как ты думаешь, надолго мы тут застряли? — спросил он.
— Понятия не имею... Но у меня есть одна гипотеза.
— М-м?
— Мы попадаем не просто не случайно — всякий раз мы должны что-то сделать, — ответила Гермиона. — Может быть — подтолкнуть историю в нужном направлении, может — что-то скорректировать... Мы же не сидим на месте, хоть и стараемся не влезать в глобальные авантюры...
— Ну да, только в локальные, — кивнул Гарри. — И то не всегда.
— В будущем или в параллельном мире можно ни в чём себе не отказывать, — ухмыльнулась Гермиона. — Ладно, пошли посмотрим, чем нас хозяева собираются кормить...
Как бы старательно ни подражали римлянам бритты, они всё же оставались варварами. А потому и обедали сидя, и пили неразбавленное вино, и особыми кулинарными изысками не баловались. Готовили, впрочем, вкусно и сытно, а вино и само по себе было не слишком крепким и беседе только помогало.
Говорила, в основном, Гермиона, расспрашивая об обстановке, но и Гарри время от времени высказывался — но больше слушал. И то, что он слышал, ему не нравилось...
Римляне ушли из Британии полвека назад, и с тех пор дела стремительно катились под откос. Осмелев, с севера наступали пикты, с востока — саксы, с запада — скотты и круитни из Ирландии... А сами бритты тонули в привычном болоте междоусобиц. Время от времени кому-нибудь удавалось подчинить кусок, достаточный для того, чтобы объявить себя верховным королём, и последним таким правителем был Утер Пендрагон, чью власть признавали во всём Уэльсе, Корнуолле и южной Англии — признавали довольно условно, конечно... Да и сам Утер был стар и болен — Мирддин давал ему не больше пары лет — а недругов у него хватало. И именно поэтому Артур воспитывался не при дворе...
— И да поможет нам Бог протянуть ещё четыре года, — подвёл итог Мирддин.
— Ты мог бы сам править от имени Артура, пока не придёт время, — заметил Гарри.
— Друид не может править, — ответил Мирддин, — а следовательно, и маг. А даже если бы и мог — Клоака Максима, что собирает нечистоты всего Рима, в тысячу раз чище, чем это болото со змеями.
— А ученика ты готов бросить в это болото?
— Если бы я не был Пендрагоном, колдунья, я бы первым убрался с этого несчастного острова, — ответил Артур. — Да и ты давно уже могла бы остановиться, но идёшь вперёд. Ты сама и твой муж — вы такие же...
— Ты прав, Медвежонок... — протянул Гарри. — Прав во всём, но если тебя это утешит — тебя не забудут. Веками твоё имя будут славить и чтить, назовут Королём былого и грядущего, веря, что однажды ты вернёшься.
— Я поверю тебе, — Артур отложил нож, — но учти, если ты обманываешь меня... Если ты обманываешь меня, то и в раю, и в аду до самого Страшного Суда я буду попрекать тебя этим.
— Разве не грех быть злопамятным?
— Ради такого мне его простят, не надейся, — Артур потянулся за кубком. — Эй, а где моё вино?! Кай, мерзавец, ты опять хватаешь мой кубок?!
— Вот так и живём... — вздохнула Нимуэ, переглянувшись с женой Кинира.
— Ну, по крайней мере, у вас не скучно, — хмыкнула Гермиона.
Глава 39
— Может, уже прекратим? — устало осведомился Мирддин, тяжело опираясь на посох.
— Прекратим, — согласился Гарри, убрав палочку в кобуру и вытирая пот. Мирддин, к его удивлению, был ненамного сильнее, вполне ожидаемо не знал многих заклинаний... Но и забылось за полторы тысячи лет немало, так что обоим было чем удивить соперника. А в результате спарринг затянулся на пару часов, заставив обоих магов выложится на полную.
— Вот это да... — протянул Артур.
— Медвежонок, тебе обязательно сидеть на дереве? — осведомился Мирддин, взмахнул рукой, поймал прилетевший кувшин и основательно к нему приложился, а затем протянул Гарри.
В кувшине оказалось вино — на сей раз всё-таки изрядно разведённое и холодное, в самый раз после спарринга.
— Что же, нельзя было ожидать, что магия будет стоять на месте, — хмыкнул Мирддин. — Но не думаю, что большую часть этих заклинаний мне удалось бы ввести в обиход. Да и магия может подвести, а доброе железо или дерево — нет...
— Судя по тому, что ты ещё не сломал посох о спину ученика...
— Да его и учить нет смысла, магии в нём ни капли, — отмахнулся Мирддин. — Вот риторика — это дело другое, скоро придётся учителя ему искать, потому что меня уже не хвати, а из Кинира ритор не то чтобы никакой, но мне он уступает. Всё же благородный муж должен владеть искусством слова.
Благородный муж, по мнению кельтов, должен был уметь и знать столько, что варваром его назвать могли только римляне: мало было искусно и отважно сражаться, нужно было уметь играть на кроте — кельтской лире, сочинять стихи... А сейчас — ещё и владеть латынью и знать Писание.
— Что касается развития, — Гарри вернулся к разговору, — в моё время с ним всё очень сложно... Да что там, его и нет. А те, кому мы отдали власть, старательно запрещают всё подряд.
— Так не надо допускать к власти глупцов и ничтожеств, — пожал плечами Мирддин. — Если вы избираете глупого, жадного или бессильного вождя, вам некого винить, кроме самих себя...
— Тоже верно, — согласилась Гермиона. — Но нередко бывает, что люди верят сладким речам — и вождём избирают самого сладкоречивого.
— И опять же — только ваша вина, — отмахнулся Мирддин. — Впрочем, оставим эти разговоры седобородым мудрецам — у нас и других дел довольно.
— Правильно, — Артур спрыгнул с дерева, — лучше о Добрых Соседях расскажи...
Вот тут Гарри насторожился — такого в Хогвартсе точно не преподавали. В Хогвартсе вообще не упоминали об этих существах... И очень зря.
Сидхе. Народ Дон. Фейри. И иные имена... Они не были проказливыми, но обычно не злыми феями из сказок, не делились на Благой и Неблагой двор — просто кто-то считал главным праздником летнее солнцестояние, а кто-то — зимнее, но разницы между ними не было ни малейшей. Могущественные маги, мастера во всех областях — но настоящей их стихией были пространство и время. Похоже, заклинание Незримого расширения люди узнали именно у них, и хроноворот появился не без их помощи... И поэтому они вполне могли иметь какое-то отношение к аномалиям. Вряд ли, конечно, и уж тем более они не станут делиться своими познаниями... Но если представится случай, то почему бы и не спросить?
— И откуда ты только всё это знаешь?.. — с завистью вздохнул Артур.
— Медвежонок... — Мирддин укоризненно покачал головой. — Как зовут мою жену?
— Нимуэ верх Ивор с Ллин-Тегид, — недоумённо отозвался мальчишка, — а что?
— А как зовут мать Ивора?
— Да вроде тоже Нимуэ... — почесал в затылке Артур. — Нимуэ верх... эм...
— Нимуэ верх Дон, — оскалился Мирддин. — И поверь, я сейчас не рассказал и пятой части того, что она рассказала мне. И это не для твоих ушей... Да и не для ваших.
— Но почему?! Мне же интересно!
— Потому, Медвежонок, что во многом знании многая скорбь. Пока что — просто поверь: тебе не следует этого знать. Возможно, настанет день, когда это знание будет тебе открыто... А возможно — и нет. А что до вас двоих...
— То мне почему-то кажется, что или нам и не стоит этого знать, или мы узнаем это из первых уст, — ответила Гермиона.
— Пожалуй, да, — кивнул Мирддин. — Чувствую я, что ты права, и потому промолчу, и да будет, что суждено.
Прежний владелец виллы был довольно богат и снабдил гипокаустом не только термы, но и большую часть комнат — благо, особенно большой вилла не была... Но и маленькой её было не назвать — места для двух семей со слугами там хватало. Разумеется, настоящая, действующая романо-британская вилла была интересна сама по себе, но Гарри и, особенно. Гермиону, более всего интересовали два места — библиотека и заклинательный покой.
Покой был дополнением самого Мирддина — что там было изначально, Гарри так и не понял. Это была довольно большая комната без окон, с круглым отверстием в крыше, забранным какой-то особой слюдой в переплёте в виде пентаграммы. На полу мозаикой была выложена восьмилучевая звезда, четыре луча которой были отмечены символами Самайна, Белтайна, Имболка и Лугнасада, а оставшиеся четыре — равноденствий и солнцестояний. Стены украшали фрески в кельтском стиле — на восточной был изображён могучий старик в плаще из шкуры, с посохом в правой руке и котлом в левой. Изо рта у старика выходило девять золотых цепей, которыми к его языку были прикованы за уши девять человек, причём Гарри был уверен, что этих девятерых рисовали с натуры. На южной — к немалому изумлению Гермионы — Митра, убивающий быка, на западной — сидящий на поляне в позе лотоса человек в маске из оленьего черепа с рогами. На северной стене фресок не было — зато в ней были ромбом выдолблены девять ниш, в которых стояли девять черепов — не исключено, что тех самых людей, что были изображены на фреске. Дополняли картину восемь больших масляных ламп на высоких подставках, стоявших между лучами звезды... И магия, буквально пропитывающая всю комнату.
Гарри замер на пороге, резко выдохнул и шагнул вперёд — в омут чужой магии. На какое-то мгновение вся накопленная мощь замерла, готовая обрушиться на чужака — и отступила.
— Боже, как тут тяжело!.. — выдохнула Гермиона. — Хм, а теперь гораздо легче...
— Когда ты входишь в холодную воду, сперва она кажется невыносимой, но вскоре ты привыкаешь к этому, и почти не замечаешь холода, — Мирддин вошёл следом за ними. — Здесь — так же. Даже мне самому сперва не по себе, когда я вхожу в этот покой, а ведь это моя собственная сила... Инсендио!
Он взмахнул посохом над лампадами, и те вспыхнули ярким бездымным пламенем.
— Самая могущественная магия совершается здесь, — продолжил Миррдин, — здесь призываю я духов и подчиняю их, здесь создаю заклинания и преображаю материю...
Гарри внимательно слушал — и начинал понимать...
Тог, что он мимоходом читал и слышал, начало выстраиваться в систему.
Всё начиналось со стихийных выбросов — грубых ударов сырой силой, окрашенной эмоциями. Результативно — но ненадёжно. И люди стали пытаться вызвать у себя нужные эмоции, а затем и добавить к выбросу не просто желание, но какую-то мысль — и так появились ритуалы. Ритуалы — и магические предметы, когда люди осознали, что магию можно связать с чем-то материальным. Артефактом, "созданным искусством", если переводить... И это могло быть всё, что угодно — например, посох. Или жезл — волшебная палочка. А сам ритуал упрощался, пока, наконец, не превратился в заклинание — слово и жест...
И в пятом веке этот процесс шёл полным ходом, но был далёк от завершения. Уже существовали многие заклинания, но и полноценные ритуалы, почти забытые к двадцатому веку, оставались в ходу...
А ещё была вера. Яростная, искренняя вера, позволявшая даже маглам сотворить магию — пусть даже в первый и последний раз в жизни и ценой этой жизни — но это не останавливало никого.
И теперь Гарри Поттер знал, какая сила повергла Волдеморта в тот октябрьский день. Любовь? Да, но не только — абсолютная вера в свою правоту и надежда на то, что ей удастся спасти сына. И всё это оказалось куда сильнее самой могущественной тёмной магии...
— Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас... — пробормотал Гарри.
— Именно! — отозвался Мирддин. — В этом и есть суть магии — ты веришь, что можешь сделать, и ты делаешь. Потому и говорят: делай или не делай, но не пытайся...
— Это нечто невероятное! — Гермиона забралась на кровать и уселась, скрестив ноги. — Я даже представить не могла, что такое возможно!
— Ну да, это тебе не Биннс с его гоблинами... — вздохнул Гарри. — Вот скажи мне, любовь моя, этот бестолковый призрак, который вещает исключительно о гоблинских восстаниях — почему он вообще ведёт историю магии? Кто-то не хочет, чтобы мы знали вот это всё — или это просто глупость?
— Глупость, скорее всего, — покачала головой Гермиона. — Согласись, на столь сложные и долговременные планы у наших соплеменников не хватит мозгов. Да и кто? Министерство? Такого количества жадных тупиц ты не найдешь даже в правительстве какой-нибудь банановой республики... Чистокровные? Они, может быть, и древнейшие, хотя даже самые старые семьи насчитывают чуть больше тысячи лет, и даже благороднейшие — поколения близкородственных браков, а то и откровенного инцеста сказываются, хотя магия и снижает остроту проблемы, но не убирает полностью, так что там тоже всё не очень хорошо... Нет, что-то они растаскали по норкам, но не слишком много, да и большая часть этого — всевозможные проклятия, рецепты отравы и прочая дрянь, которую легко заменить магловскими разработками. Самые жуткие зелья, знаешь ли, довольно блёкло смотрятся на фоне ви-газов... А главное — прячут они всё это друг от друга, а не от маглорождённых, которых считают в принципе неспособными освоить эти секретные тайны великой магии.
— То, что всё это маглорождённый и создал, их не беспокоит?
— А ты думаешь, они это знают? — Гермиона зло усмехнулась. — Ты думаешь, есть хоть кто-то, кто в курсе, кто такой Мерлин на самом деле? Знаешь, благодаря Широцуки я смогла порыться в архивах старых чистокровных семей... И я была в шоке — они реально ничего не знают! Все их тайные знания, которыми они так кичатся — фикция! Ну да, там можно найти кое-какие редкости, иногда интересные и даже полезные, но всё-таки почти всё это — бесполезная дрянь, я ведь уже говорила про проклятия и рецепты...
— То есть, их единственное преимущество — возможность школьникам колдовать летом?
— Не совсем, — покачала головой Гермиона. — Многие семьи специализируются на чём-то одном или нескольких близких отраслях, и поколение за поколением в этом совершенствуются. У таких — да, в их области будет преимущество, потому что они сразу знают массу тонкостей, которые всем остальным пришлось бы изучать на практике самим, да ещё и не факт, что они бы это узнали. В таких семьях иногда даже магия как бы адаптируется под специализацию, хотя я бы, скорее, сравнила это с прокачкой навыка в игре... Но какие-то врождённые предпосылки тоже есть, ты сам тому пример...
— А ведь на первом курсе я считал тебя занудой... — хмыкнул Гарри, растянувшись на кровати. — Боже, каким же идиотом я был! Ну и да, я говорил, что ты особенно мило смотришься, когда чем-то увлечена?
— Теперь точно говорил, — отозвалась Гермиона. — И если честно — да, на первом курсе я была занудой.
— Прокачка навыка, — кивнул Гарри. — Кстати, когда разберёмся с Волдемортом, надо будет в Хогвартсе ввести теорию магии или что-то в этом духе — вот как ты сейчас объясняла...
— Для этого придётся расправиться не только с Волдемортом, — поморщилась Гермиона, — но об этом поговорить можно и позже. Это надо как следует обдумать... И всё равно мы ничего не узнаем, пока не вернёмся. Да и вообще, не знаю, как ты, а я безумно устала от этой комнаты, так что предлагаю просто отдохнуть.
— Согласен, — давление чужой магии безумно выматывало, причём усталость подбиралась незаметно, да и в покое приходилось держаться, а сейчас... Сейчас можно было и расслабиться.
