— Бред какой-то, — пробормотала девушка.
Под крышкой футляра было письмо. Мариза открыла его и прочла.
В письме ее брат Кевин в самых официальных выражениях предлагал Элкси примирение. Уверяя, что не придерживается радикальных взглядов отца, и ссылаясь на то, что Аландер не требует от него каких-либо действий для удовлетворения своих обид, Кевин предлагал Сайгерону узаконить его брак с Маризой, признать своим наследником ее ребенка и, в случае исполнения этих условий, выражал готовность отнестись к их союзу благосклонно. В качестве подтверждения своей доброй воли он, помимо этого письма, прислал Сайгерону фамильную шпагу Вермиеров...
Это была давняя и почти уже забытая традиция, принятая некогда в благородных семействах Эридана. Отданная врагу шпага означала готовность сложить оружие, символизировала дружески протянутую руку. В древней истории Земли, отдать шпагу врагу часто считалось трусостью, но на Эридане этот жест приобрел совсем иное значение, должно быть, просто потому, что при наличии внешнего врага, междоусобные распри вообще считались крайне предосудительными. Фамильная шпага была очень ценной семейной реликвией и расстаться с ней было все равно, что протянуть на ладони собственное сердце и понятно, что отвергнуть такой дар было бы очень дурным тоном. По крайней мере, насколько помнила Мариза, в истории планеты такого еще не случалось, — стороны обычно примирялись, главы семейств встречались и как-то решали свои проблемы, шпага при этом возвращалась законному владельцу.
Мариза достаточно хорошо знала Кевина, чтобы не слишком доверять его благим намерениям, она чувствовала, что во всем этом есть подвох, но не понимала какой... Послание было откровенно примирительным, и не могло нести в себе скрытого смысла. Неужели старший брат, который никогда даже не глядел в ее сторону, на самом деле испытывает к ней какие-то чувства и не хочет навсегда вычеркивать ее из своей жизни? Или это мать уговорила его? Элкси не женится на ней и не признает ребенка наследником, это значит, что окончательное примирение невозможно, но уже один только факт, что семья не отвергла ее окончательно и делает какие-то попытки сближения, чрезвычайно грел душу. Мариза даже почувствовала угрызения совести, что доставила родным столько страданий.
Девушка осторожно взяла шпагу в руки. Да, это действительно была она, — шпага, которая всегда хранилась в кабинете отца, на самом почетном месте. Мариза видела ее всего-то пару раз, совсем недавно, когда отец приглашал ее в свой кабинет. Тогда, готовясь к тому, что дочь скоро будет отдана замуж и покинет дом, отец говорил с ней, рассказывал историю благородного рода Вермиеров и призывал гордиться доблестью предков, чтобы впоследствии научить этому своих детей. Отец говорил, что эта шпага была выкована еще во времена правления Эрика Лейшеля, впервые занявшегося формированием армии на Эридане и, собственно, заложившего основу касты эрселен, которая в то время состояла почти исключительно из военных. Шпаги получили виднейшие военачальники, их было выковано всего шесть, и они были совершенно одинаковыми. Несмотря на то, что по сути шпаги эти являлись всего лишь символом доблести и чести, сделаны они были не как парадное, а как настоящее боевое оружие, — толстый у основания тяжелый трехгранный клинок был прекрасно сбалансирован и, казалось, до сих пор был очень острым на конце. Мариза подумала, что при должном умении им вполне можно было бы сражаться.
На гарде был искусно выгравирован дракон, ощеривший зубастую пасть. Его хвост обвивал рукоять, создавая удобные для пальцев углубления и выпуклости. Мариза подозревала, что шпага приспособлена для мужской руки и что сама она вообще не сможет удержать ее, но все-таки девушка не сумела преодолеть искушение и взяла оружие, как полагалось.
Ладонь удобно легла на рукоять, придерживая тяжелый клинок второй рукой, Мариза вытянула шпагу перед собой, и тут вдруг одна из острых чешуек на спине дракона больно впилась ей в ладонь. Девушка ойкнула, выронила шпагу и та с грохотом упала на пол.
Испугавшись такого кощунства, Мариза поспешила поднять фамильную драгоценность и положила ее обратно в футляр. Спина дракона вся была в крови, кровь даже немного запачкала бардовую бархатную обивку футляра, и Мариза с досадой попыталась стереть ее платком, надеясь только, что красное на красном будет не так уж заметно.
"Это оружие не для девчонок", — подумала она, прижимая к кровоточащей ладони платок. Ранка оказалась неожиданно глубокой и почему-то чрезвычайно болезненной, в руку как будто вогнали гвоздь, боль пульсировала вместе с ударами сердца и становилась все сильнее, быстро распространяясь вверх по предплечью.
— Ой, мама... — всхлипнула Мариза, прижимая руку к груди, — Ой, как больно...
Она закричала по-настоящему, когда боль, как острый клинок вонзилась ей в грудь. Терпеть ее было совершенно невозможно, с каждым ударом сердца перед глазами будто вспыхивало ослепительное белое зарево. Пол выскользнул у нее из-под ног, но Мариза даже не заметила, как упала.
Кто-то пытался поднять ее, сквозь сполохи боли девушка разглядела, что это, кажется, был Дайн и на какой-то миг в ней вспыхнула надежда, что он сделает что-нибудь, что он поможет ей... Эта боль не может быть вечной, ведь она совершенно здорова, сейчас все пройдет, сейчас...
Мариза с мольбой посмотрела на Дайна.
— Больно, — выдохнула она в какой-то короткий миг между ударами сердца. Ей очень хотелось взять себя в руки и попытаться терпеть, но не получилось.
Боль резала ее тело тысячью острых клинков, она ползла по ее венам словно бесконечно длинная змея с шипастой шкурой и жалила, жалила, жалила... В конце концов Мариза вообще перестала воспринимать действительность, для нее не осталось ничего, кроме этой ужасной боли, которая никак не кончалась и, напротив, становилась все сильнее, хотя это казалось уже невозможным, которая выворачивала ее и ломала, которая заставляла ее биться в судорогах и с нечеловеческой силой вырываться из рук Дайна, которая вынуждала ее кричать, пока связки не превратились в кровавое месиво.
* * *
Элкси находился в своей комнате, когда услышал страшный, какой-то нечеловеческий крик. Еще даже не успев испугаться, он вылетел из комнаты и прыгая через ступеньки, сбежал по лестнице вниз, где увидел нечто совершенно чудовищное и невозможное. Мариза дико кричала, извиваясь на полу, рядом с ней на коленях стоял Дайн, пытаясь удержать ее, но ему это почти не удавалось. Рядом бестолково суетились слуги, охая, причитая и размахивая руками. Шуму добавляли истошно вопящая Полина и перепуганный Джастин, которого та держала на руках.
— Вызывайте медиков! — кричал Дайн, но сквозь эти дикие вопли, голос его почти не был слышен.
Элкси не заметил сам, как оказался рядом с ним и с Маризой. Дайн кинул на него какой-то совершенно безумный взгляд и передал ему в руки бьющуюся в судорогах девушку.
— Держи ее крепче! — приказал он, — Смотри, чтобы не билась головой!
Он вскочил на ноги и кинулся куда-то, по пути наорав на Полину, чтобы унесла ребенка и отвесив оплеуху дворецкому, который, наконец, пришел в себя, и схватился за комм, вероятно, пытаясь связаться с медицинской службой.
Дайн вернулся через несколько секунд с армейской аптечкой первой помощи, он быстро выхватывал из нее какие-то препараты и один за другим вкалывал девушке в плечо, прямо через рукав платья. Делать это было трудно, потому что Мариза не прекращала кричать и извиваться у Элкси в руках, и тому явно не хватало сил, чтобы удерживать ее.
— Держи ее, мать твою! — орал на него Дайн, — Руки держи! Голову держи!
Лекарства, наконец, подействовали, Мариза вдруг выгнулась дугой, на мгновение застыла, а потом без сил упала Элкси на руки. Глаза ее были широко открыты, и Элкси невольно отшатнулся, — белки глаз Маризы стали ярко красными из-за полопавшихся сосудов, и на их фоне черные расширенные зрачки казались завораживающе жуткими, совершенно нечеловеческими. Но самым ужасным было то, что они были совершено пустыми, девушка смотрела на него и сквозь него, и ничего не видела.
— Мариза! — крикнул Элкси, словно надеясь, что та услышит его, вдруг улыбнется и скажет, что все прошло, и весь этот кошмар исчезнет, но страшные черные зрачки вдруг закатились под верхние веки и глаза Маризы стали еще более страшными — совершенно пустыми, ярко-алыми.
Девушка больше не кричала, дыхание ее было хриплым, неровным и неглубоким, словно она не могла вздохнуть полной грудью. Потом она вдруг закашлялась, надрывно, мучительно, и ее обильно вырвало кровью, после чего она еще раз дернулась и затихла.
— Мариза... — пробормотал Элкси, ее горячая кровь пополам с рвотой стекала у него по рукам, впитывалась в одежду, запах был ужасающим, и Элкси самого едва не вывернуло наизнанку. И вывернуло бы, но все внутри его как будто парализовало от ужаса, сжалось в тугой болезненный комок.
Дайн сидел рядом с каким-то пустым лицом, вокруг него валялись пустые ампулы из-под лекарств, которые должны были спасти... а если и не спасти, то хотя бы облегчить страдания девушки, но они не помогли, или, по крайней мере, помогли плохо, и он ничего уже не мог сделать.
Мариза еще хрипло дышала и с каждым вздохом кровь толчками вытекала у нее изо рта, и уже было понятно, что все кончено и ей не помочь. Осталось только надеяться, что она уже достаточно далеко, чтобы не понимать и не чувствовать ничего. Что ей уже не больно.
— Мариза, Мариза, — бормотал Элкси с ужасом, он не хотел отпускать ее, он смотрел в ее страшные закатившиеся глаза и продолжал звать, хотя не стоило этого делать.
Все... Теперь уже все... Дыхание становилось все слабее и в какой-то миг оборвалось.
— Нет, Мариза! — закричал Элкси.
— Замолчите, — сказал ему Дайн, — Она уходит.
— Да сделай же что-нибудь! — заорал Элкси, — Что вообще здесь случилось, Дайн?!
Дайн ничего не ответил, он тяжело поднялся с пола, его руки, лицо и одежда, все тоже было заляпано кровью, он слегка пошатнулся и провел ладонью по лицу.
— Блядский мир... — пробормотал он, — Вермиеры, суки. Они достали ее.
Элкси смотрел на него потрясенно. Он все еще обнимал Маризу за плечи. Неподвижная и, наконец, успокоившаяся она лежала у него на коленях, и Элкси неосознанно старался устроить ее поудобнее. Искаженное последней смертной мукой, лицо девушки было страшным, — страшным, как сама смерть, которая в какой-то миг набросилась на нее и сожрала и навсегда оставила на ней свое клеймо. Элкси старался не смотреть на ее лицо, но в то же время отодвинуться, оставить ее лежать на полу, изломанную, мертвую и одинокую, он тоже никак не мог.
Дайн подошел к столику, на котором в роскошном футляре лежала старинная шпага с оскалившемся драконом на гарде. Одна чешуйка драконьей шкуры на рукояти слишком сильно выдавалась вперед и казалась острой. Явно она не была сделана такой изначально, скорее всего, этот острый шип был изготовлен недавно. И с определенной целью. Кровь на рукоятке уже свернулась и казалась черной.
— Это яд, — с удивлением проговорил он.
Наконец, прибыла бригада медицинской службы. Врачи осторожно, но настойчиво забрали Маризу у Элкси, уложили на гравитационные носилки и увезли. В их лицах, пока они укладывали девушку на белоснежную простыню, Элкси видел отражение того ужаса, который испытывал сам. Эти люди еще не видели такого, определенно не видели...
Потом прибыли представители полиции, которые забрали шпагу и письмо.
Они задавали какие-то вопросы, Элкси что-то отвечал, но на самом деле он не понимал ничего из того, что ему говорили, перед глазами все раскачивалось и уплывало, и все слова казались бессмысленными звуками. Перед ним как наяву стояло бледное испачканное кровью лицо с искусанными губами и тесно сжатыми оскаленными зубами, с нечеловеческими красными глазами, пустыми и мутными. Он еще не испытывал горя, ярости и отчаяния, всего его затопил непроглядный темный ужас, от которого невозможно было убежать, спрятаться или проснуться, и который был теперь частью его навсегда, как завладевший душой демон.
* * *
Каким образом это удалось работникам похоронной службы, оставалось загадкой, но в гробу Мариза выглядела спокойной и умиротворенной, глаза ее были закрыты и длинные темные ресницы бросали тени на нежные щеки. Казалось, девушка спит. Казалось, стоит позвать ее, и она проснется, поднимется из гроба и спросит с удивлением: "А что здесь происходит?"
Но никто не звал ее. И она продолжала спать.
Одетая в роскошное кремовое платье, с маленьким букетиком белых лилий в руках, Мариза была необыкновенно прекрасна, так хороша, как никогда не была при жизни, от нее невозможно было оторвать взгляд, как от совершенного произведения искусства и странным было даже представить себе, что эту красоту сейчас закроют крышкой гроба и опустят в холодный склеп.
Но никто не остановил могильщиков, когда те осторожно опустили гроб в сырое подземелье. Прах к праху. И тлен к тлену. Мертвая красота недолговечна. Сначала увянут цветы в ее руках, потом...
Заглянув в темное чрево склепа, Элкси увидел там краешек гроба матери, гроб отца стоял дальше и его видно не было. Гроб с телом Маризы поставили рядом с ними. И Элкси был уверен, что столь обожаемый девушкой сенатор и его жена приняли ее как свою дочь и взяли под свое покровительство в неведомом царстве мертвых. Он сам не смог ее защитить, но у них там наверняка получится. И уж по крайней мере она не будет одинока. Похороненная в семейном склепе, Мариза стала теперь настоящим членом клана Сайгеронов и огонь, что горит в маленькой нише одного из экланских храмов и который постоянно дни и ночи уже несколько веков поддерживают монахи, должен ей, как и всем, кто лежал под этой каменной плитой, помочь преодолеть путь в темноте.
На душе было невыносимо тошно. Элкси надеялся, что после похорон станет легче, и после того, как он снова увидел Маризу прекрасной, тот страшный посмертный лик перестанет постоянно ему являться в кошмарах. Страшный лик и в самом деле несколько потускнел, зато появились новые кошмары, в которых прекрасная Мариза поднималась из гроба, открывала глаза и смотрела на него слепыми красными белками глаз. В этот миг Элкси всегда просыпался и потом долго не мог уснуть. Ему не хотелось вспоминать, но он вспоминал снова и снова каждый чудовищный миг, когда Мариза умирала у него на руках, и в душе его зарождалось и крепло незнакомое доселе чувство спокойной холодной ненависти и желание мстить.
Слова Кевина Вермиера: "Ты будешь умирать долго и мучительно", звучали в его голове змеиным шепотом. Вермиер выполнил свое обещание. Наверное, он уже тогда знал, какой способ казни выберет для него. И хотя удар достиг не Сайгерона, а его собственную сестру, Кевин выглядел вполне удовлетворенным, довольным, торжествующим.
Вяло выразив сочувствие по поводу смерти Маризы, Вермиер сообщил полиции, что не имел представления о яде на рукояти шпаги, и искренне желал примирения с Сайгероном. Никто ему не поверил, да он и не старался казаться искренним. Кевин знал, что рабирательства не будет, что подавляющее большинство императорского совета на его стороне, и самое главное — на его стороне сам император. Дедушка Фарнис тоже сдержал свое обещание, власти не стали преследовать убийцу.
