| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— С головой, — добавил весело профессор. Мужчина лучился хорошим настроением, и мне неожиданно пришло на ум, что вопросы о самочувствии задавались из вежливости, а на самом деле Альрик витал мыслями в другом месте.
— Спасибо вам, Генрих Генрихович! — поблагодарила декана.
— За что? — удивился тот.
— За лимузин у общежития.
— Ах, это, — махнул рукой Стопятнадцатый. — Пустое. Стало быть, ваш батюшка отказался от своих слов?
В присутствии коллеги он не начал спрашивать напрямик: "Значит, папаша усовестился и все-таки выделил средства на прием?" Что ни говори, а интеллигентный дяденька наш декан, но Альрик в курсе моих финансовых подвижек, поскольку мы с ним деловые партнеры, связанные пожизненным обетом.
— Да, папенька помог с деньгами, — соврала с легкостью, и Альрик отвернулся к окну, не сдержав улыбку.
Ну и пусть не срастается выкройка моих доходов. Отец считает, что я тяну висоры из Мэла, или, вернее, из Мелёшина-старшего. Мэл считает, что у меня темные делишки с профессором. Стопятнадцатый считает, что родитель внял голосу добродетели и сменил гнев на милость, подкинув деньжат. А Альрик ничего не считает, потому что знает правду. Утешу совесть тем, что Генрих Генрихович не догадается похвалить отца за проявление заботы о собственной дочери. Он человек деликатный и во внутрисемейные отношения не встревает.
— Отчего же только в субботу? — сказал профессор, не отводя взгляда от окна. — Я тоже заметил, что Эва Карловна покорила столичное общество на "Лицах года". Поздравляю вашего батюшку с высоким назначением, — добавил, обернувшись ко мне.
— Спасибо.
— Вас не затронули беспорядки в развлекательном центре? — озаботился декан. — Юноша, с которым вы присутствовали на приеме, попал в неприятности. Вчера мы отправили характеристику в Департамент правопорядка от администрации института.
— Спасибо за беспокойство, — поблагодарила я еще раз. — Беспорядки не затронули.
Скажу правду, и Альрик как пить дать потащит на закрытый пятый этаж для проведения анализов и просвечивания внутренностей. А Пете, видать, пришлось несладко в казенных аппартаментах отделения.
— В том же клубе пострадал четверокурсник с факультета элементарной висорики. Отравление ядовитыми парами. Обожжены трахея и пищевод. Куда катится мир? — посетовал Стопятнадцатый. — Молодежь беспечна и не задумывается о последствиях.
— Думаю, у юноши, сопровождавшего Эву Карловну на прием, был повод покуражиться, — встрял с улыбкой Альрик. — Точнее, ему было перед кем показать кураж.
Я потупилась. Острое чутье подвело профессора. Чемпион полез на ринг не из-за меня, а ради грудастой девицы из лимузина.
— Сомневаюсь, что ты совершил бы безрассудный поступок, — похвалил коллегу Генрих Генрихович. — К сожалению, осмотрительность и зрелость поступков приходят с опытом и прожитыми годами.
— Никогда не поздно совершать безрассудства, особенно ради кого-то, — развеселился Альрик и подмигнул мне.
Его хорошее настроение било через край. Наверное, по результатам сегодняшнего экзамена на потоке выявилось немало отличников, что несказанно обрадовало профессора. Залихватское поведение коллеги заметил и декан.
— Не узнаю тебя. Последние два дня был мрачнее тучи. Поругался с Нинеллой Леопардовной, довел до слез трех лаборанток, устроил второкурсникам допрос с пристрастием на защите курсовых проектов. Между прочим, они пожаловались на тебя. Коллективно. Что изменилось?
— Не высыпался, — отозвался весело Альрик, и я вздрогнула. — С Нинеллой всего лишь поспорил и даже голоса не повысил, лаборантки запортили результаты двухмесячного эксперимента, а второкурсники попищали, зато подготовились и сдали экзамен с хорошими результатами.
Все-таки интуиция меня не подвела. Профессор доволен итогами сессии по своему предмету. А ведь он тоже плохо спит, как и я. Наверное, выматывается на работе: проводит бесконечные опыты, телепортируя невзрачный камешек, и учит непутевых студентов, вбивая в них знания. Задать ли вопрос о моем сне?
— Как здоровье Евстигневы Ромельевны? — спросила вместо этого.
— Хорошо. Можно сказать, прекрасно, — прогудел декан. — Идет на поправку семимильными шагами.
— А что с этим?... С крылатым? — помахала я руками, иллюстрируя, и Альрик, не сдержавшись, беззвучно рассмеялся.
— Взгляните, — протянул пачку фотографий и продублировал мои движения: — Вот оно, ваше... крылатое.
На снимках было изображено нечто черное, бесформенное, слипшееся в кашу.
— Разве это крылатик?
— Без подпитки вис-возмущениями он постепенно убывает в размерах. Потеряна способность передвигаться и чувствовать вибрации. Надеюсь, вскоре мы утилизируем летуна, — заявил оптимистично профессор. — Эва Карловна, не смотрите укоризненно. Это неживое создание. Механизм, способный наносить увечья и истреблять. Я бы поэкспериментировал с ним, но Генрих Генрихович запретил. А то, глядишь, мы с вами надели бы на нежить уздечку... То есть нацепили бы ошейник с поводком и отправились на прогулку, а наш личный дракон летел бы сверху.
Что-то у Альрика вообще нездорово разыгралось воображение из-за хорошего настроения. Даже мне не пришла бы в голову подобная фантазия.
— Это тебе во сне приснилось? — полюбопытствовал Стопятнадцатый.
— И это, и многое другое, — подтвердил профессор.
— И мне тоже снятся сны, — вставила я. — Цветные, с запахами и звуками.
— Отлично, — улыбнулся профессор, оттолкнувшись от стола, о который опирался. — Сновидения — отголоски реальных событий. Главное, чтобы вам не снились кошмары. Генрих Генрихович, мне пора. До сих пор не погасил ведомость у Монтеморта.
— До свидания, — попрощалась я с Альриком. Наверное, к лучшему, что не ляпнула о лесе и его хозяине, не то меня засмеяли бы в хорошем настроении.
— Всего хорошего, Эва Карловна, и обращайтесь при любых ухудшениях здоровья, — напомнил профессор и похромал к двери. Взявшись за ручку, он внезапно обернулся, втягивая носом. Посмотрев на меня с удивлением и несколько недоуменно, мужчина встряхнул головой, точно отогнал какую-то мысль, и вышел.
И чем здесь может пахнуть? Вроде бы не от меня: духами не мазалась, душ с утра принимала, платье новое. В помещении спертый воздух, как и в приемной. Пыль, книги, половинка засохшего ванильного печенья, укатившаяся когда-то под шкаф. Кофе, выпитый около часа назад. Одеколон декана, туалетная вода Альрика, и в составе букета ароматов тонкий хвойный запах. Мне сразу вспомнился лес. Точно, дежа вю.
Профессор велел не стесняться и обращаться по любому вопросу. Считается ли ухудшением самочувствия сон о лесе, пробудивший телесную жажду? При желании необычную реакцию на сновидение можно легко объяснить. Сны — это отражение реальности, в которой Мэл занял главенствующее место, стремительно и внезапно. Серая крыскина особь, недополучившая родительской любви и ласки, к половозрелому возрасту дорвалась до физических удовольствий и открыла для себя мир чувственных ощущений. Каждое прикосновение к Мэлу — агрессивно-жалящее или томительно-неспешное — пробегало током по телу, натягивая оголенные нервы резонирующими струнами. Неудивительно, что в такие моменты у меня отключалась память. Организм требовал компенсацию, и немалую, за годы мытарств и затюканного существования, и поэтому жадничал, не отпуская сознание даже во сне. Ну, и как после такого анализа рассказывать Стопятнадцатому при свете дня о похождениях в чащобе?
Подумав, я решила не рассказывать декану о навязчивом сновидении. Посмотрю, приснится ли сегодня лес, и тогда уж обязательно поговорю с Генрихом Генриховичем. Сердобольный дядечка поймет щекотливость последствий сна.
Перед уходом все-таки похвалилась четверкой за сданный экзамен, и Стопятнадцатый сказал:
— Вот видите, милочка, если очень захотеть, можно в космос полететь. Сами не заметили, как сессия вам покорилась.
При этом ни я, ни декан не стали заострять внимание на моей бездарности и на гибкой совести Генриха Генриховича, поступившегося из-за меня кодексом учительства — как люди деликатные и воспитанные.
Выйдя из деканата, я на ходу искала номер "моего Гошика" в телефоне, как вдруг заметила неподалеку Аффу, списывающую с листочка, пришпиленного к двери с абстрактыми хаотическими разводами.
Здороваться с соседкой или нет? Пройду мимо. Наверное, она не захочет общаться.
Девушка услышала стук каблуков и обернулась.
— Привет.
Я остановилась:
— Привет.
Мы замолчали, и в воздухе повисла неловкость.
— Сдала? — поинтересовалась у Аффы.
— Сдала. На четыре.
Я думала, она съязвит: "Между прочим, четверка вышла из-за тебя. Своими стонами не дала сосредоточиться на учебе", но соседка спросила:
— А ты как?
— Тоже неплохо. На четверку.
Мы опять помолчали, и тишина пустого коридора стала вдруг осязаемо плотной, причиняя дискомфорт. Гномик на часах отрапортовал, что первый звонок прогорнил недавно, во время посещения деканата.
— А я вот расписание консультаций выписываю, старое где-то посеяла, — сказала непонятно зачем Аффа. — Значит, твой отец — министр?
— Да, с понедельника.
— Отец — министр, а говорила, что не бывала в "Инновации", — упрекнула девушка.
В ее понимании дочкам высокопоставленных чиновников следовало столоваться в элитном столичном кафе, а не притворяться голодраной беднотой, считающей каждый висор.
— Я и не бывала. Отец не разрешал. Считал, что испортит мой характер, если начнет баловать и потакать капризам.
— И все-таки встречаешься с Мелёшиным...
Мой взгляд уехал в сторону. В институте ничего не утаишь. Одна большая деревня.
— Знаешь, что про него говорят? — продолжила соседка. — Когда Мелёшин узнал о твоем отце, то поклялся на спор, что обгонит остальных и отобьет тебя у чемпиона... у Пети. Всех перепрыгнул и оказался первым.
Оказывается, парни устроили соревнование, а я и не знала, что стала призом. Необычная сплетня.
— Аф, а был ли кто-нибудь кроме Мэла? Я пыталась завязать отношения с Петей, но не вышло. А других-то и не было. Получается, если бы не отец, на меня никто не обратил бы внимания. А теперь выясняется, что Мелёшин кого-то перепрыгнул. Тех, кто собрался на спор заводить выгодное знакомство со мной, так?
Аффа поджала губы, недовольная спокойной реакцией на свои слова.
— В общем, извини за то, что сказала в общежитии. Грубо вышло. Не нравится мне Мелёшин, как ни крути. Ты еще набьешь шишки и не раз пожалеешь, что не послушала советы знающих людей. Мелёшин развлечется и бросит тебя.
Я улыбнулась:
— Если не ошибаться, опыта не набраться. И у тебя не всегда было гладко с парнями.
— Но ведь не с морально убогим типом! У Мелёшина — ни совести, ни чести. А со спортсменом вы вообще здорово смотрелись и ворковали как влюбленные голубки. Он с тебя глаз не сводил.
— Неужели? — неприятно удивилась я.
— Да. Попали в камеры раз десять, не меньше. Он в курсе, что ты теперь с Мелёшиным?
— Наверное, уже знает. Петя сидел в отделении после драки в "Вулкано". Сегодня выпустили.
— Не может быть! — ахнула Аффа. — Он не пострадал? Ты тоже там была?
— Не пострадал. Мы ездили вместе. Кстати, идеальный Петечка уговорил поехать в клуб, хотя я собиралась домой. А потом Петя уговорил посмотреть подпольные бои. А потом началась драка, и он меня бросил, так что пришлось выбираться самостоятельно.
— Не может быть, — покачала головой девушка. — Не верю. Твой чемпион не такой. Он не мог.
— Во-первых, он не "мой". А во-вторых, полез на ринг из-за одной лохудры, которая была на приеме. А потом началась свалка, и мы потерялись. Я сама выбиралась, — пожаловалась, и глаза увлажнились. Петя вырисовался в роли предателя, бросившего спутницу на произвол судьбы, а над моей головой засиял нимб мученицы.
Аффа дернулась навстречу. Наверное, хотела утешить.
— Страшно было?
— Очень.
— Что же тебя Мелёшин не спас?
— Он бы спас, только не смог пробиться. А потом до утра искал по больницам и моргам.
Соседка впечатлилась.
— Ну... а ты так и поверила его байкам, — сказала менее агрессивно.
— Поверила. Аф, я больше не помешаю в общаге. Наверное, перееду к Мэлу.
— Ого. Скорострельно, — усмехнулась она, впрочем, без особой радости. — Трусиха. Когда грубят, надо отвечать в том же духе.
— Не умею, — заключила я с прискорбием. — Не могу.
— Значит, никто не злил. Жаль, если уедешь. Ты куда?
— В архив на подработку, — пояснила девушке, возобновив поиски номера Мэла в телефоне.
Аффа удивилась:
— Зачем? Неужели Мелёшин не против?
Пришлось соврать, чтобы худо-бедно оправдать эксцентричное поведение дочери министра, подрабатывающей за мелочевку.
— Я же заключила трудовой договор на определенный срок. Сессия закончится, и уволюсь.
Объяснение устроило соседку.
— Понятно. Пойдем до холла.
— Не могу. Мэл сказал позвонить и дождаться.
— Мелёшин дрессирует тебя как собачку, а ты не замечаешь. Без него уже и чихнуть не можешь? Боишься, что съедят? С Мелёшиным ты разучилась кусаться и стала мямлей.
— Не стала, — оскорбилась я на необоснованное обвинение, решив позвонить Мэлу по пути вниз, — и никто меня не дрессирует. Где хочу, там и хожу. Пошли.
* * *
— Ну, ты даешь! — присвистнул Мак. — Не ожидал. Круче Дэна повязался.
— По-другому никак, — объяснил Мэл.
Они столкнулись в холле и сидели теперь на опустевшем постаменте, отмечая мимоходом студентов, покидавших институт.
— Не знаю, поздравить или посочувствовать, — ухмыльнулся Мак и поддразнил: — Прощайте, девочки, пирушки, гоночки! Поскорбим молча.
— Эй, я еще не умер для жизни, — толкнул в бок Мэл.
— Женщины — ярмо, которое тянет нас ко дну, — не унимался Мак. — "Не гони, у меня голова кружится", "Давай не пойдем, там шумно", "Твои друзья плохо на тебя влияют", "Этот галстук не подходит к рубашке", "Дорогой, моя мама поживет с нами"...
Мэл рассмеялся.
— Ты-то откуда знаешь?
— Анекдоты не рождаются на пустом месте, — поднял Мак указательный палец. — Их придумывают горемыки, потерянные для суровой мужской компании. Мы еще отпоем твою свободу, как полагается, а сейчас объясни, к чему спешка, если финишная далеко?
— Зять прочистил мозги. Заодно разъяснил о бате и о Влашеке и согласился помочь утихомирить Рублю. В общем, я затеял бучу, и мне же разгребать. Хорошо, что вчера уладил с кольцом. Сегодня её папаша тряс газетой. Репортеры, подлюки, пронюхали и решили устроить викторину "что, где, когда?"
— Сообщил родне?
— Да. Отцу, деду и Севолоду. Остальные и без меня узнают. И матери позвонил.
— А они обрадовались и пожелали счастья, — предположил Мак со смешком.
— Приняли к сведению. Отец сказал, что замнет вопрос с фотографиями — и всё.
— А мать?
— Она всегда советуется с ним.
— Можешь передохнуть, — постучал Мак по плечу друга. — Родственники в обмороке. Щипало, когда надевал?
— Малость поревела. Зять дал какую-то фигушку из лаборатории. Притупляет чувствительность. Иначе втройне больнее.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
