Верёвочная дужка ведра резала руку. Я прикинула, что надо сделать хотя бы ещё одну ходку, чтобы воды хватило умыться и на утро. Заодно узнать бы про стирку. Надо очистить вещи, пока чужая кровь не въелась. Сомневаюсь, что полководцы сами стирают портки, должна быть какая-нибудь прачечная. Или этим денщики занимаются? Здесь, наверно, они называются оруженосцами. Вот придёт де Граф, у него и спрошу. Хотя, есть ли у него кто? Ведь не видела в палатке никаких признаков второго человека. А если приходящий, то где его уже полдня носит?
Размышляя, я вышла на площадку перед палаткой. Осталось пройти совсем немного, вон и знакомые солдаты лениво бросают кости. У остальных палаток, кстати, тоже была охрана. Какой-то парень лет пятидесяти, целенаправленно двигался навстречу, делая вид, что не замечает меня. Знаю таких. На узких дорожках обязательно прут посередине, вроде как ему все должны уступать. Ну и ладно, дорога широкая, шаг в сторону не критичен. Но парень считал иначе и тоже сдвинулся в сторону, толкнув меня плечом. Вода в ведре плеснула и немного её попало парню на штанину.
— Смотри, куда идёшь! — незамедлительно возмутился парень. — Ты мне штаны испортил!
Он с силой обеими руками толкнул меня. Не удержавшись, я отступила на пару шагов и пятой точкой повстречала землю. Ведро опрокинулась и рядом разлилась быстро исчезающая лужа.
— Ты что творишь, придурок? — теперь возмущалась уже я. Парень явно нарывался. Но весовая категория не моя. По-хорошему, надо бы промолчать, но не удержалась. Оправдывало то, что не отреагировать — это потеря чести и всё такое, о чём последние года полтора-два в оба уха по очереди пели наставники. Свести всё миром малореально, не для того этот нахал тут ходил. К тому же и самой не хотелось спускать такую неприкрытую наглость с рук.
— Как ты меня назвал? — парень сжал кулаки и на шаг приблизился. Я поднялась, краем глаза замечая, что охранники близко расположенных палаток с интересом смотрят за разгорающимся конфликтом.
— Придурок, — повторила я и добавила: — ты ещё и глухой?
Ещё шаг вперёд и в левую сторону лица прилетел кулак. Я ожидала чуть более долгую прелюдию и пропустила удар, но на ногах устояла, хотя снова отступила. В голове зашумело, глаз быстро начал заплывать. Парень приблизился и замахнулся для следующего удара. Я его опередила, ударив ногой в пах. Затем коленом по лицу, когда противник удобно согнулся от боли. Дальше должен быть удар сцепленными кулаками сверху по шее, но парень слишком быстро пришёл в себя, наверно, слабо ударила, и, выпрямившись, влепил кулак в солнечное сплетение. Воздух вышел из лёгких, мгновенная боль парализовала, я упала на колени и завалилась на бок, прижимая руки к груди. Парень не стал останавливаться и пнул по рёбрам, выбивая остатки воздуха. Каким-то чудом я смогла откатиться в сторону, уходя от второго пинка, и встать на четвереньки. Если он и дальше продолжит, не уверена, смогу ли встать вообще, или меня придётся уносить.
Удара не последовало. Я встала на ноги, держась за правый бок, куда прилетел удар. Вырывающегося парня крепко держал один из солдат-охранников. К месту драки торопливо, но сохраняя достоинство приблизился офицер. Следом за ним суетился парнишка. Кажется, я его видела у какой-то из палаток. Видимо, сбегал за начальством. Ситуация вызывала двойственные чувства. С одной стороны, хотелось, чтобы паренёк привёл де Графа, и тот бы всё разрулил. С другой — рада, что лорда-защитника не дёргают из-за банальной драки, не хочется в очередной раз перед ним позориться.
— Драка? — суровым голосом спросил очевидное офицер и оглядел нас. У парня разбит нос, и кровь заливает подбородок, стекая на грудь. У меня подбит глаз и уже почти ничего не видит через оставшуюся узкую щёлку.
— Что по уставу полагается за драку? — офицер обратился к моему противнику. Тот засопел и уставился на землю, не зная, что сказать.
— Ну? — теперь офицер спрашивал меня.
— Ежели драка произошла в воинском лагере не во время боевых действий, — негромко, но чётко наизусть читала нужные строчки. На память и раньше никогда не жаловалась, а в Анремаре стала запоминать ещё лучше. Сам устав совсем недавно перечитывали и перерабатывали под современные реалии и будущую реформу, так что знания были свежие. — Между не имеющими чинов и званий, то назначается от одного до пяти суток исправительных работ. Либо штраф в размере двухнедельной платы. Зачинщику ещё сутки и три удара плетьми или десять палками на выбор.
— Похвальное знание, — сухо заметил офицер. — Я тебя не помню. Когда прибыл?
— Вчера.
— А, курсант.
Офицер снова оглядел нас.
— На первый раз обоим сутки работ по кухне. Кто зачинщик?
— Он! — офицер ещё не успел договорить, а мой противник уже вытянул руку в мою сторону.
— Врёшь! — так же быстро дала ответ.
— Де Старли не врут! — с пафосом ответил парень.
— Зато обманывать себе позволяют, — я не оставила заявление без ответа. Парень дёрнулся, намереваясь продолжить драку, но его удержали.
— Хм?.. — офицер вопросительно поглядел на свидетелей драки, но все только развели руками. Они отреагировали уже когда начался обмен ударами. Либо покрывают парня, видать, важный тип.
— Тогда обоим по трое суток, — вынес вердикт офицер. Ну не гад же? Де Старли гадко ухмыльнулся. Уверена, он откупится штрафом, а про меня считает, что буду отрабатывать. Откуда у курсанта большие деньги? У меня тоже лишних монет не было, взятых с собой явно не хватит. На попытки попросить сообщить о случившемся лорду-защитнику офицер только приказал замолчать, даже не выслушав.
Офицер лично проводил обоих нарушителей дисциплины к кухне и сдал повару в распоряжение. Работа нашлась сразу же. Подтверждая стереотипы об армейской кухне, нас засадили чистить мешок картошки. С первого взгляда стало ясно, что молодой человек ранее не утруждал себя подобным трудом. Из его очисток можно было без проблем нажарить совсем даже не чипсы, а получившийся в результате издевательств кусок картошки, минимум в два раза меньше нечищеного оригинала.
— Что, частый гость на кухонных работах? — издевательски спросил он, глядя на мои быстро и тонко почищенные клубни.
— Всякое бывало, — я нейтрально пожала плечами.
Дальше работали опять в тишине. Заглянул повар, проконтролировать процесс. Долго и незамысловато ругался, увидев обрубки и схожие с ними по размеру очистки. Парня увели. То ли на другую работу, то ли отпустили после откупа. Я осталась наедине с мешком корнеплодов.
— Обед когда будет? — поинтересовалась у повара, когда он снова зашёл в мой рабочий закуток.
— Штрафникам не положено! — отрезал мужчина. — Только завтрак и ужин.
— Но...
— Никаких но, — перебил он, не дав сказать и слова. — Нечего дисциплину нарушать. Работай давай!
— Но хоть что-нибудь?
— Обойдёшься!
— Тогда сообщите господину де Графу, что я здесь.
— Ишь, чего захотел, таких важных людей отвлекать. Сам вечером будешь рассказывать, где и почему день провёл! Поработаешь, не переломишься, не всё гулять, за поступки отвечать надо.
Этому извергу явно нравилось издеваться над людьми, которые по каким-то причинам не могут ответить. Особенно, если это благородные или хотя бы высокого статуса. А в штабной части лагеря иных не было, даже денщики автоматически получали статус, соответствующий тому, за кем закреплены. Он сам об этом обмолвился, выдавая очередную порцию работы.
Ещё он постоянно отслеживал, чтобы не отлынивала и не добралась до съестного. Даже поход в уборную контролировал. Ибо "до ужина кормить не положено!". Так что и сбежать было невозможно.
Вечера я еле дождалась. Желудок сводило, руки и глаза устали от монотонной работы в одном положении. Кроме чистки картошки пришлось перебирать сначала фасоль, потом крупу. Особым издевательством стали запахи, доносящиеся от кухни. Сегодня на ужин давали тушёное мясо. Я уже предвкушала, как наверну целую миску, рот наполнялся слюной, но и тут ждал облом. Повар заявил, что отработка заканчивается с закатом, и раньше этого времени можно и не мечтать о поблажках, к которым он причислял приём пищи. Зато потом, так и быть, разрешит доесть оставшееся с ужина. Стоит ли говорить, что осталось ровным счётом ничего? Будто бы случайно забыв про меня, он распорядился отдать все остатки скотине, что содержали при кухне.
Расстроенная от несправедливой обиды и злясь на себя, что так и не научилась отстаивать свои права, я побрела к палатке де Графа. Ну почему он не Крис, или хотя бы не Эрик? Им и пожаловаться можно, и просто поговорить, успокоиться. С ним же всё время ощущаю себя ребёнком. Даже не так. Школьником перед директором. Пусть ничего и не натворил, а робость до потери речи.
Охрана у палатки уже сменилась. Третья пара обо мне ничего не знала и отказалась пустить внутрь. Лорд-защитник ещё не вернулся, и они чётко выполняли обязанности по охране. Я уселась на землю неподалёку в ожидании. Гнать с территории, не входящей в зону ответственности, не стали, хоть и на этом спасибо. Но я слишком рано расслабилась. Кроме охранников у палаток по ночному штабному лагерю ходил патруль, и, как я не просила позволить дождаться де Графа или хотя бы сообщить ему обо мне, вскоре оказалась выставлена за охраняемый периметр на общую территорию. Ибо посторонним в ночное время находиться не положено!
Под насмешливыми взглядами часовых потёрла ноющий бок, куда пнул парень во время драки. Синяк должен быть знатный. Хорошо, что глаз уже нормально открылся. Всё же магическое поле, коим хвалился Анремар, пусть и ослабленное в степи Хайняня, способствует ускоренной регенерации.
В сложившейся ситуации видела три выхода. Лечь спать прямо здесь под ближайшим кустом. Де Граф должен же меня искать? Не стоит усложнять поиски. Но ночи в степи холодные, а на мне только лёгкая рубашка. Второй вариант — прибиться к какому-нибудь из множества костров с просьбой пустить на ночь в палатку. И здесь есть большое "но". Я и раньше не особо доверяла незнакомым людям, а теперь и подавно не ожидаю от них ничего хорошего, тем более, в армии и солдатском лагере, где народ простой и не обеспокоен понятиями чести и правилами хорошего поведения. Так что оставался третий вариант — найти в этом огромном таборе знакомых и пристроиться у них. Знакомых можно пересчитать по пальцам одной руки. К де Графу не пустят, это точно. Эрик, насколько помню из вчерашнего подслушанного разговора, покинул лагерь, и тоже вряд ли обитал среди солдат. Значит, либо курсанты, либо отряд Лагрема. Впервые за день повезло — всего у пятого костра мне смогли сказать где и как найти командира дружины.
— Добрый вечер, — я подошла к знакомой компании, сидящей у небольшого костерка. Здесь каждый отряд сам себе готовил. Что-то более-менее централизованное наблюдалось только у палаток относительно больших групп под рукой князей.
— Владо? Какими судьбами? Мы уж думали, ты всё, там при штабе останешься.
Дружинники подвинулись, освобождая место у огня.
— Есть что поесть?
— Конечно! А что, господин де Граф тебя не кормил? — удивился Лагрем, протягивая миску с уже подстывшей кашей и большой ломоть хлеба.
— Неа, — я с жадностью накинулась на еду. — Он слишком занят, не до меня ему сейчас.
Лагрем подсел поближе, и тихо, так, чтобы остальные не слышали, спросил.
— Ты когда ел-то в последний раз?
Я на секунду замерла. И соврать хочется, и давно данное самой себе обещание не врать без крайней нужды, мешает.
— Вчера. За завтраком, — тихо призналась.
Лагрем одними губами выругался.
— Сбежал, получается?
Участие старого воина было приятно. С ним появилось чувство, что можно ему довериться. Не как с Крисом или Эриком для решения проблем, а просто поговорить, пусть и не обо всём. По крайней мере его вопросы не вызывали неприязни.
— Нет. Не хочу об этом говорить, — всё-таки рассказать не смогу.
— Понятно, — Лагрем сделал какие-то свои выводы. — Это он тебя так?
Мужчина коснулся своего глаза. Про кого вопрос, можно не уточнять.
— Конечно нет! Вы что?! — я и в страшном сне не могла допустить мысли, что де Граф поднимет на меня руку. Не столько потому, что статус не позволяет, сколько это слишком низко для него.
— Как скажешь, — согласился Лагрем.
Кто-то из дружины вынес гитару. Я поставила пустую миску на землю и взяла инструмент.
— Вчера забыли про неё, — пояснил Ганой. — Может, сыграешь что-нибудь? А то опять уйдёшь, уж не послушаем больше.
Я пробежала пальцами по струнам. Спеть? Да без проблем. Заодно и себе настроение подниму. Вскоре над костром пронеслась песня про строгого капрала, до Хиля мне далеко, но слушатели непривередливые. Потом песня о вепре Высоцкого. Затем бардово-менестрельская переделка на тему "на юг вороны полетели". После пришлось сделать паузу на посещение уборной. В потёмках возвращаясь назад, случайно обошла палатку с другой стороны и замерла в тени, услышав разговор. Вернее, говорил один, Лагрем, но с решительностью и угрозой в голосе.
— Послушайте, Гвенио! Мне всё равно, что вам давно не сорок, не побоюсь, выпорю, как и прежде. Не знаю, что вы опять с отцом не поделили, но мальчишка-то тут причём? Пацану и тридцати нет, а вы с ним как с собакой. Даже хуже, собаку хотя бы кормят!
— Ты о чём? — в голосе де Графа прозвучало недоумение. А Лагрем не так прост, раз таким тоном не боится разговаривать с князем.
— Не надо делать вид, что не понимаете. Один на войну послал, с глаз долой, другой... Не хотите его признавать, не нужен он вам, ладно, пусть, ваше право. Но прогонять в ночь зачем? Отдайте кому-нибудь в денщики. Пацан сообразительный, далеко пойдёт.
— Лагрем, я не понимаю, о чём ты говоришь! Владо здесь?
— Здесь. Но, если увижу, что он против, делайте что хотите, но с вами его не отпущу! Даже не знаю, что он в вас нашёл, что так защищает.
Я осторожно отступила назад и, обойдя палатку с другой стороны, вернулась к костру. Разговор интересный, но слишком личный, хоть и про меня. Послушать бы дальше, но рискованно. А де Граф-то в детстве, кажется, ещё та оторва был, раз его пороли. И с отцом у него какие-то проблемы, а со стороны и не скажешь.
— Спой про осаду, — попросил Жила.
— Да, спой, — поддержали остальные дружинники. К просьбе присоединились незнакомые солдаты, подошедшие с соседних костров. Что поделать, с развлечениями здесь сложно, а жанр костровой и походной песни представлен единственным исполнителем.
— Осаду, так осаду, — я не стала выпендриваться и просить себя поуговаривать.
Кто красотой, кто знатностью гордится,
Много достоинств, множество причин.
Шрамы на теле, ссадины на лицах -
Главная прелесть доблестных мужчин.
Сжато осады тесное кольцо,
Шрам рассекает графское лицо.
Лезем на стены, ветер стал свежее,
Пьяный сержант не держится в седле...
Лучше мы здесь свернём друг другу шеи,
Чем загибаться в тюрьмах Ришелье!
Осада Мааса, меткий арбалет,
Шрам рассекает шею и колет.
