После пира Ашинатогл велел поднести Атару отрезвляющего питья. Агашец вместе с Тлирангогаштом повели Атара и Лассора в храм Двенадцати Победителей. Такие общие храмы были редкостью. В Империи они были лишь в Линье, на имперском острове, в Валлине и в Карлиноре. Строить их можно было лишь по благословению всех Великих Монастырей.
Помолившись, высокие гости прошли в подвал храма. Раздалась необычная мелодия и перед ними начали танцевать нагие девушки. Закончив танец, они исчезли.
— Это служительницы Элир, — пояснил Ашинатогл. — Когда-то наш Агаш был другим. Но потом больше чем на век его захватили Единобожники, и вот уже больше двух веков после их изгнания мы живём в значительной степени по навязанным ими обычаям. Так что я хочу восстановить исконные агашские порядки, а вы мне в этом помогаете. После свадеб мы поедем в горный Агаш, где сопротивлялись сохранившие верность истинным царям и откуда затем пришло освобождение для всей страны. Эти люди не платят дани, подчиняются лишь царю и наследнику и составляют личную гвардию царя. У них многое сохранилось из старых обычаев.
А затем семь дней гуляли свадьбы. В первый день обвенчался царь Атар, на следующий — два наследника, на третий — остальные гости. После чего пошли общие пиры и народные гуляния.
* * *
Император Южной империи Кароль XIV в последнее время все чаще страдал кошмарами. То ему снилось, что Имашанг захватил Йолур и под страхом смерти велит ему сделать обрезание и уйти в монахи. То — набег варваров и его, привязав к хвосту лошади, угоняют в неволю, мимо насилуемых дочерей и жён. То перед ним вдруг вставали три великана, называя себя Атар, Ашинатогл и Тлирангогашт, и разрывали его на куски.
Днем император частенько сидел в библиотеке, читая манускрипты и ксилографы, повествующие о великих предках. И вдруг ему пришло в голову решение. Он вызвал к себе канцлера Даналида.
— Даналид, я вижу, что порою империей правили два соправителя. Один, как и я, носил титул августа, а второй, обладая такими же правами — титул кесаря. Я предложу Атару титул императора-кесаря и власть над всем Юго-Востоком. А хану пуников, князьям Логима и Аникара я бесплатно пожалую титулы королей с условием принести вассальную присягу кесарю Атару I. Так мы разобьём Южный Союз без войны. А если почувствуешь, что Атар не примет титул из своей спеси северного императорского рода, предложи его Ашинатоглу либо Тлирангогашту. Словом, я отправляю тебя с великим имперским посольством.
Даналид поклонился императору. А дома он заперся в своей спальне в одиночку и горестно покачал головой.
"Время уже упущено. Теперь, если не смилуется Судьба, остается лишь ждать, кто положит конец Южной империи: неистовый фанатик Йолур, хитрый Атар либо могучие Ашитнатогл с Тлирангогаштом. Так что мне лучше будет самому заранее стать на сторону одного из последних трёх. Любой из них может спасти империю, разрушив и возродив её".
* * *
Йолуру и Диритичу не удалось немедленно двинуть войско в поход на Канрай. После почти бескровной и лёгкой победы, воины стали грабить лагеря имперцев и вылавливать разбежавшихся "воинов". Ускользнул лишь генерал Уль-Малин с несколькими приближенными.
Тогда Йолур принялся сортировать пленников. Некоторых брали в армию. Тех, кто владел ремеслом, распределяли по городам Великих озёр. Остальных обратили в рабов до тех пор, пока они не заслужат у хозяина право отпуска на свободу. А вот знатных, которые были уверены, что их продержат в почётном плену до выкупа, Йолур приказал казнить всех до одного. Будь у него авторитет чуть поменьше, его не послушались бы. В проповеди своей он заявил:
"Северяне обращают в ничтожество выродившиеся знатные роды. Эта знать сгнила на корню. Посмотрите, какое якобы войско они привели! Из всех едва полтысячи нашлось достойных быть рядовыми в нашем воинстве. И как они блестяще командовали! Проиграть битву всего за полчаса. И как хорошо было вооружено имперское войско: мечи из плохой стали, доспехи гнилые, зато офицеры расфуфыренные. Не будь они хоть плохонькими, но правоверными, их бы в позорное рабство обратить и унылым на север продать. Но не можем мы так поступать с братьями по вере. А просто в рабство обратить — так ведь хозяева на выкуп позарятся. Вот и пришлось их с прискорбием в сердце предать честной смерти".
Так что, распустив армию и назначив новый сбор через три месяца, Йолур и Диритич продолжали подводить под знамя пророка и руку вице-императора соседние племена и княжества.
* * *
Подойдя к границе Зирварны, князь Клингор обнаружил семь тысяч неплохих пехотинцев и две тысячи отборных конников из армии, а также более двадцати тысяч добровольцев, жаждущих стать под его знамёна. Понимая, что нужно использовать добровольцев побыстрее, пока у них высок боевой дух, Клингор принял необычное решение: пройти в тыл чин-чин через земли шжи, тем самым отомстив за подлое поведение шжи во время отступления из Ликангса. Неделя ушла на минимальную организацию войска, и армия с шутками и песнями двинулась на северо-восток.
Словом,
Время приходит
Всё, что назрело, решать.
Месяцы эти
Многим надолго
Сменят дороги Судьбы.
Глава 11. Первые последствия
Через три дня после завершения свадеб, кортеж из новобрачных, царей и небольшого количества слуг двинулся в "свадебное путешествие" в Тлагаш — Горный Агаш. Тлирангогашт остался поддерживать порядок в столице. Шесть дней пути соответствовали праздничному настроению: дожди бывали лишь по вечерам и ночью, прохладно, лёгкий ветерок, поют птицы, порхают красивые бабочки, в городах встречают радостные толпы народа. Несколько необычно было для людей, что новобрачные едут на конях, а не в закрытых повозках, и практически в старкской одежде, лишь у женщин лица закрыты платками, но у некоторых прозрачными. И все женщины с кинжалами у пояса и с арбалетами за спиной. Только цари демонстративно щеголяли в агашских царских одеяниях. Второй необычной деталью было отсутствие вооруженной охраны, кроме нескольких женщин-охранниц Ашинатогла, которых он взял, поскольку его жёны смотрелись бы в этой компании и на конях довольно жалко. Слуги, конечно же, были вооружены, но в первую очередь защитой был убийственный престиж старков и охранниц как бойцов. Правда, среди слуг было несколько переодетых разведчиков, которые высматривали возможные засады. Но ведь предосторожности всегда необходимы.
Напасть так никто и не решился. Более того, пара банд разбойников сочли за лучшее воспользоваться благоприятным случаем, выйти навстречу кортежу, повалиться в ноги царям и испросить прощения. Ашинатогл несильно огрел по нескольку раз их главарей плетью, а затем пожаловал всех военными званиями и зачислил в войска: искупать свою вину верной службой, зарабатывать награды и почести. Всё награбленное оставалось разбойникам, так что жаловать материально прямо сейчас не было нужды: и без того довольны исходом.
На седьмой день женщины вышли из помещений без платков, прикрывающих лицо. Через три часа езды впереди показалась сторожевая вышка. На верхней платформе лежал и курил трубку мужчина в широких штанах немного ниже колен, безрукавке и шляпе. На поясе у него висела кривая сабля, у столба был прислонён арбалет, а на столб повешены старые кожаные сапоги. Рядом с воякой стояла пузатая бутылка, явно с чем-то намного крепче вина. Внизу был привязан на длинную верёвку мирно пасшийся конь. Услышав приближающийся кортеж, вояка вскочил, схватил бутылку, сделал из нее пару больших глотков, явно приканчивая, чтобы добро не пропадало, затем взял арбалет, как был босиком, скатился по лестнице, попытался забраться на коня, забыв его отвязать, спьяну упал с седла и побежал по тропинке, крича во все горло: "Тревога! Чужие идут!"
Ашинатогл улыбнулся в бороду:
— Как и полагается, сигнальный огонь он не зажёг. Если бы была настоящая опасность, должен был бы первым делом это сделать, а потом уже спасать свою жизнь.
Атар понял, что ему предстоит стать свидетелем любопытного ритуала.
Из соседней рощицы появился всадник с несколькими пешими воинами (явно они уже поджидали заранее, но сделали вид, что ничего не знали).
— Я есаул Глокстач. Кто идёт? Кто осмелился нарушать пределы Свободного агашского войска?
— Ваш царь идёт. И как вы смеете ему указывать, где быть, а где не быть? — громовым голосом произнес Ашинатогл.
— Даже сами Победители не смеют вступать на нашу землю без нашего разрешения. А тебя, царь наш, почитаем, служим тебе. Но собой управляем сами, и без разрешения атамана не пустим.
Тут из другой рощи выехал атаман со старшинами. На атамане был роскошный кафтан и драгоценная сабля у пояса. Вместо шляпы на голове у него была шапка.
— Привет тебе, царь наш! Если наша служба нужна, говори, послужим.
— Я вместе с высокими гостями желаю посетить землю своего верного войска.
— Без разрешения войска не могу тебя и гостей пропустить. А если войско соизволит, будете нашими самыми почётными гостями. Есаулы, созывайте войсковой круг!
И есаулы помчались в разные стороны, крича:
— Собирайтесь! Атаман шапку ломать будет!
Не больше чем через полчаса множество воинов выстроилось в круг. Атаман вышел на середину, снял шапку и со всего размаху ударил ею о землю:
— Агашцы! К нам прибыл наш царь вместе с его друзьями. Пустим их к себе или почтим, не пуская на нашу землю?
Из рядов войска вышел какой-то ярыжка с тушечницей у пояса, явно презренный писарь. Изо всей силы бросил наземь шляпу и писклявым голосом произнес:
— Не пускать! Не место знати на нашей земле!
— Не любо! — закричали воины.
Потом вышел воин почтенного вида, с большим пузом, седым чубом и драгоценной саблей на богато украшенной перевязи. Бросил наземь меховую шапку и прорычал:
— Примем как гостя лучшего! И его друзей тоже!
— Любо! Волим! — закричал круг.
И лишь после этого все поклонились царю и гостям, сняли шляпы и шапки и расступились в стороны, а затем атаман с почтеннейшими из воинов подъехали к гостям, а остальные пошли сзади.
Атар внутри себя удивился. В деспотическом государстве, судя по всему, совершенно свободная область. И каков ритуал! Они показывают, что царю служат, но сами решают свои дела.
Вдоль дороги смотрели на процессию бабы и ребята. Женщины были в узких штанах выше колен, в сандалиях либо босые, в широких рубашках с пышными рукавами до локтей. На головах у них были чепцы либо платки, повязанные сзади и закрывающие лишь волосы. Детишки бегали в рубашках, штанишках либо совсем нагие. Ашинатогл и Атар раздавали через воинов детям монеты и сласти, а женщинам ожерелья и платки. Бросать им подарки нельзя: это было бы оскорблением, поскольку еду и награду бросают только собакам и кошкам. Воинов не полагалось одаривать: они должны были заслуживать награды.
Дома оказались построены из камней и обмазаны снаружи белой глиной, покрыты соломой или тростником. Посреди села стоял большой дом атамана и вокруг него несколько гостевых домиков. Слуг разместили в гостевых домиках, два царя и войсковой атаман расположились атаманском курене, а остальных разобрали в гости к себе полковники и есаулы.
Поскольку по обычаям приезд царя в Вольное Войско должен был быть "неожиданным", (хотя, конечно же, оно заранее было предупреждено), общий пир назначили на послезавтра. По тем же самым обычаям явно готовиться к такому приезду было нельзя.
Шутрух-Шаххунда, по-прежнему робевший перед женой, поскольку он не представлял другого общения с людьми, кроме как быть безусловно высшим или безусловно низшим, попал в дом полковника Акторинташи, который был главным в самой дальней из станиц Вольного войска. Казачий быт (мы применим здесь это земное слово для обозначения вольных воинов) оказался полной неожиданностью для царевича. Сыновья перебрасывались вольными шутками с отцом и дедом Чахханташей (раньше он был войсковым атаманом, а ныне стал добровольно снявшим атаманскую шапку почтенным старейшиной). Женщины тоже принимали участие в перепалках. Тем не менее существовала строгая иерархия: главным было слово деда и бабки, за ними шли полковник и полковница, и так далее. Но это выражалось в форме почтения и уважения, а спорить с высшим можно. Когда младший сын, который был каким-то тихоней, не нашёл топора на указанном отцом месте и тихо сказал: "Я ведь там уже искал, но его не было", отец грубо отругал отпрыска за то, что тот сразу не возразил. "В бою, если постесняешься сказать командиру, что он обманывается, ты весь курень свой погубить можешь". Атаросса, жена царевича, несмотря на плохое знание агашского, немедленно вошла в местную жизнь и её приняли как свою. Царевича невольно возмущало, когда она перешучивалась с сыновьями полковника, особенно с тремя младшими, пока неженатыми, в отличие от наследника. Но супруга не нарушала местных приличий, и проявлять ревность было бы глупо.
Царевич был просто шокирован, когда полковник, переев за ужином, взял топор и пошёл сам колоть дрова, чтобы таким образом поправить самочувствие. И вообще, он заметил, что в этом семействе слуг не было. Жалкий голый раб держался поодаль, ему доверяли только самое грязное и позорное, например, вылить и помыть помойную бадью. В дом он вообще не входил. Царевича передёрнуло, когда он увидел, что раб был заклеймён не татуировкой, а раскалённым железом. А затем пришел сосед и громогласно попросил полковника одолжить раба: "Нужник чистить пора". Полковник спокойно согласился, и сосед оставил в благодарность бутыль водки, настоенной на перце. Этот напиток просто шокировал наследника, который привык к винам. А тут пришлось изрядно выпить, и, к стыду Шутруха-Шаххунды, его унесли очищать желудок на улице, затем обмыли и уложили в постель (ноги не держали). Но наутро над ним лишь слегка посмеивались: "Не привык ты ещё по-войсковому пить и гулять. Вот отца твоего даже наш атаман перепить не смог".
На следующий день, пока подготавливались к пиру, гости немного знакомились с жизнью агашских казаков. По требованию царя, каждые два двора должны были выставить воина, каждые пять — легковооружённого конника, а урядники и выше должны были идти безусловно, на коне и в тяжелой броне. Молодые старки переведались с местными в учебных боях. Все бои они выиграли, но отнюдь не легко.
— Если бы ты привёл с собой этих, мне было бы труднее, — улыбнулся Атар.
— Я их оставил защищать границы, — в ответ улыбнулся Ашинатогл. — А Ссарацастр разорить и обычных войск хватило.
— Сколько я понимаю, именно они у вас — главная гроза для всевозможных бунтовщиков?
— Всё правильно.
— А если само войско взбунтуется?
— Скорее всего, это значит, что царь никуда не годится. Меня ведь они на престол посадили. И ничего не потребовали, кроме подтверждения своих вольностей.
— Да, вольности у крестьян могут быть, лишь если они заодно и хорошие воины. У нас в Северной Империи было так же. А в последнее время люди стали лениться выполнять гражданские обязанности, и права поэтому потихоньку стали терять.
