Предсказать прошлое

И ничего удивительного, что вазочка с вареньем на узком письменном столе покачнулась и надо же, совершенно случайно опрокинулась на колени Зиди.

Феликс подскочил в надежде, что успеет спасти форму, но красноречиво стиснутые зубы, стали приятной картиной, для моего эго.

— Ох, Тристан, — скорчила я умильную рожицу, — Я, кажется, испортила твой ковер.

— Мадмуазель, вазочка из очень тяжелого хрусталя и Вы могли испортить не только ковер Тристана, но и его друга.

— Это уже кто-то сделал до меня, — отмахнулась я.

Мужчины рассмеялись.

— На Вас даже разозлиться невозможно, — признал Феликс. — Этим и пользуетесь.

— Считайте, что это своеобразное эволюционное преимущество.

— Феликс, мне нужны бумаги на имя маркиза и маркизы Лебрен. Сможешь сделать до завтра? — отсмеявшись Тристан, перешел к делам.

— Думаю, что успею. Прямо сейчас направляюсь в Париж. Жду завтра после обеда, — деловито заверил Зиди и, больше не тратя времени, поднялся из-за стола.

— Спасибо, Феликс.

Он кивнул и вышел из комнаты.

— Мне жаль, что из-за меня у тебя столько сложностей, — опустила я глаза и сосредоточенно принялась мять салфетку.

Лебрен перехватил мою руку и, целуя пальцы, произнес:

— Лиза, — впервые он назвал меня настоящим именем. — Любые проблемы и хлопоты, связанные с тобой мне в радость. Вчера, считая, что потерял тебя, думал о многом, и знаешь, выяснилось, что без тебя мне не нужно ничего. Совершенно ничего. Неужели ты думаешь, что обретя настоящее человеческое счастье, мне будет сложно поменять страну и дом? Ни капли, родная. Главное, что ты в безопасности и со мной, остальное — мелочи, которые не стоят того, чтобы из-за них переживать. Тем более что насколько я понимаю твои вчерашние слова и это письмо, ты лишилась куда большего, чем каменные стены.

— Я знаю, как безумно это звучит, но я не соврала ни словом. Сама я о таком только читала, и то, даже в наше время это считается фантастикой, в смысле сказкой, — развела я руками.

— И как далеко мы оказались друг от друга.

Какое хорошее определение. Ведь действительно родившись в разные столетия, мы по какой-то невероятной ошибке были разделены, а это поразительное событие лишь исправило несправедливость, случившуюся с нами.

— Я появлюсь на свет только через сто лет. Это важно?

— Нет. Важно об этом никому не рассказывать. По большей части всем плевать, Молот ведьм уже давно позади, но жить с клеймом блаженной очень трудно. Моя бабушка, имея реальный дар, была в опале. Я собственными глазами видел, как много боли ей это причиняло, и не хочу, чтобы ты познала нечто подобное.

— Я все понимаю и не собираюсь распространяться об этом. Но, знаешь, в какой опале я не была бы, для меня всегда будет важно лишь твое ко мне отношение.

Тристан снова поднес мою руку к своим губам. Только ожидаемого поцелуя не последовало, так как он уперся взглядом в ссадину на моем запястье.

— Что это?

— Скажем так, я была не согласна с планом. Но это мелочи, тем более что шишка на затылке оказалась куда болезненнее, — хотела отшутиться я, но подавилась словами, когда увидела стремительно темнеющее выражение его лица.

— Они посмели ударить тебя? — это была даже не угроза в его голосе, а приговор.

— Тристан, ничего страшного, честное слово, — распереживалась я.

Конечно, я с удовольствием бы тоже чего-нибудь им сделала в отместку, но Лебрен явно был зол не на шутку. Жаку с Карлом может не поздоровиться совсем по-взрослому.

— Они хотели как лучше, и все в принципе получилось, — начала я осторожно. — Да и мы встретились благодаря Жаку.

Я сделала вид, что не заметила его красноречивый взгляд на письмо бабушки Изольды.

— Да и некогда нам на это время тратить, промедление может свести на нет столько стараний.

Он согласно кивнул, но чувствую, он так это дело не оставит. Будем, надеяться, что все выживут.

Целый день потратил Тристан на огромное количество важных и срочных писем. Не знаю, как тут ведутся дела, но если он говорит, что так надо, значит надо. Я все это время страдала от безделья и только и делала, сидя у него на колене, что играла с его волосами и периодически пыталась вникнуть в суть отдаваемых им распоряжений.

От тоски спасло появление маркизы, которая уверив сына, что я с ней в полной безопасности, пригласила меня в свои апартаменты, где мы битый час копались в ее шкафах в поисках чего-то подходящего для меня. Комплекции маркиза была некрупной, но прилично выше моих средних ста шестидесяти пяти сантиметров. И потому многие наряды выглядели на мне как на ребенке, втихаря примеряющем мамины платья.

— Как прошли похороны? — чтобы не молчать, спросила я.

— Жак был неподражаем, как и всегда. Ни дать ни взять убитый горем любящий муж. Честное слово, было крайне трудно не засмеяться в голос, когда он стенал и клялся, что сохранит тебе верность.

Я закатила глаза. С ума просто можно сойти, это же надо иметь такую фантазию и смекалку, чтобы пользоваться случаем.

— Девчушку жалко было, горничная твоя очень убивалась.

— Они ей так и не рассказали? — не ожидала, что Карлу хватит выдержки, смотреть на слезы Лолы.

— Видимо, нет, но недолго осталось, Сорелу, по-моему, было хуже, чем им вместе взятым. Не ожидала, что в таком грубом человеке может быть столько нежности к женщине.

— Он удивительный человек, только этого сразу не разглядеть.

— Тут ты, конечно, права, но тебя на моей памяти еще никто не обошел в искусстве преподносить сюрпризы.

— Жаль, что это не всегда хорошо.

— Что есть, то есть, — засмеялась она, наконец, сделав выбор в пользу красивого синего платья. — Вот его и перешьем.

— А не жаль такую красоту резать? — благоговейно выдохнула я, гладя пальцами натуральный шелк.

— Не в этом случае.

О каком случае идет речь, я узнала очень быстро. Мы только успели доделать все изменения, когда на пороге появился Тристан, одетый в красивый черный фрак.

— Нам пора.

— Куда? — изумилась я его желанию отправиться куда-то, на ночь глядя.

— Идем, сама все увидишь.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним, предварительно облачившись в шикарное синее платье. Широкий черный плащ с объемным капюшоном скрывал меня от любопытных глаз, но очень мешал двигаться. Хотя это мало имело значения, так как Тристан все равно ни на мгновение не отпускал моей руки.

Всю дорогу в карете я пыталась вызнать и выпытать, куда мы направляемся. Но даже самые изощренные пытки не заставили его признаться, хотя он с удовольствием принял участие в собственном наглом растлении. Да и инициатива была им ловко перехвачена, и потому забыв о вопросе, я самозабвенно наслаждалась его поцелуями. Все-таки зря мужчины жалуются на болтливость женщин, просто они не умеют их заставить замолчать. А вот Тристан очень даже умеет, ничего и я научусь. Потом.

К моему величайшему удивлению, мы подъехали к церкви прэтра Дуранда. Лебрен помог мне спуститься, и ободряюще сжав мои пальцы, повел к задней двери, где располагался вход в дом. Легкий стук и на пороге появился сам Дуранд.

— Маркиз Лебрен? — нас тут, явно, не ожидали увидеть.

Ничего удивительного, кто ходит в гости в такое время? Скоро ночь на дворе, а тут на тебе, посетители.

— Здравствуйте. Мы пришли к Вам, как к человеку божьему, и просим о том, чтобы Вы, сохранив таинство обряда, обвенчали нас, — сразу перешел к делу Лебрен.

— Маркиз Лебрен? — столько удивления у меня не было, даже когда я поняла, где нахожусь, попав в прошлое.

А я ошалело во все глаза уставилась на любимого мужчину. Что? Вот так? Прямо сейчас? Я в последнее время так часто выхожу замуж, что теперь даже не знаю, как это делать правильно. Тристан, притянув меня к себе и обняв за талию, тихо спросил:

— Есть возражения?

— Собственно говоря, нет...

Дальше меня слушать уже не стали.

— Вы сделаете это?

— Да. Конечно. Разве я могу отказать в богоугодном деле?

— Спасибо.

О том, что прэтру интересна личность невесты, скрыть ему не удавалось, но капюшон снимать я не торопилась. И дело не в том, что я ему не доверяла, я была уверена, что мое воскрешение будет для него хорошей новостью, не смотря на обстоятельства, но на улице могут оказаться случайные прохожие.

И только стоя у алтаря под руку с Тристаном, я осмелела достаточно, чтобы, наконец, показать лицо. Зря я это сделала, так как в ближайшие полчаса привести в чувство Дуранда нам не удавалось. Наверное, все же стоило его подготовить.

— Водички? — спросила я Тристана, пытавшегося легкими хлопками по пухлым щекам вернуть к реальности прэтра.

— Можно попробовать.

Где здесь кухня я не знала, и искать не стала, вполне подошла вода из серебряного сосуда, стоящая рядом с алтарем.

— Это святая вода, — пояснил Тристан, криво улыбаясь.

— Ну, она точно не повредит, — пожала я плечами и щедро зачерпнув руками, плеснула ее на Дуранда.

Эффект был быстрый и качественный. Правда, размер глаз у него так и не уменьшился и не уменьшался в течение всей церемонии. Наверняка, ему еще не приходилось проводить в один день и похороны, и свадьбу для одного и того же человека, тем более, именно в таком порядке. Но ничего, он достойно выдержал такой удар судьбы и, решив, что Богу виднее, объявил маркиза Тристана Лебрена и мадмуазель Елизавету Сорокину мужем и женой. А потом, нервно вытирая со лба выступившую испарину, разрешил поцеловаться. Хорошая традиция, одобряю.

Ощущая под рукой стук сердца, смотря в черные глаза и целуя любимые губы, я, переполненная счастьем, думала о том, что, действительно, пути Господни неисповедимы. И моя дорога привела меня сюда, в это место, в это время, к этому человеку.

И чтобы не случилось еще в нашей жизни, мы пройдем это вместе.

— Моя маркиза Лебрен. Люблю тебя, родная, — прошептал Тристан, скрепляя наш союз поцелуем.

Эпилог

Англия

Тристан

Стараясь не шуметь, перевернул очередную страницу местной газеты. Как обычно, ничего интересного: объявление о ярмарке, приглашение посетить женщинам вновь организованный дамский клуб, сообщение о том, что в это воскресенье состоятся крестины сына местного викария. Опустив печатное издание на пол, и откинув голову на подлокотник дивана, обнял уснувшую на мне жену. Легкая, теплая, уютная, родная. Уже семь лет прошло с нашего поспешного венчания и отъезда из Франции, а до сих пор как будто вчера. Столько всего случилось за это время и столько воды утекло... Но только острота чувств не увяла, а переродилась в нечто более сильное и важное, чем просто страсть и любовь.

Пусть несовершенная человеческая память стирает детали и нюансы, но есть вещи, которые невозможно забыть никогда.

Та первая встреча, заставившая узнать, что такое томление по несбыточному, тоска по недоступному, жгучая зависть к сопернику. Незнакомая мне прежде бессонница, шепчущая по ночам, что Она сейчас не со мной, что рядом другой, имеющий право близости. Мне, не знающему слово "ревность", скручивало душу узлом понимание, что Она не моя. Было нестерпимо сложно сдерживать порыв присвоить то, что мне не принадлежит, и чем хотелось обладать. Пытка находиться в стороне, когда тянет магнитом приблизиться, прикоснуться, завладеть.

Я никогда не смогу забыть момент понимания, что у нас одна болезнь на двоих. Невероятная эйфория от мысли, что я не отвержен и исступленная боль от осознания, что это ничего не меняет. Теперь мы страдали оба, каждый, запертый в своем мире и не имеющий возможность быть просто по-человечески счастливым. Любая попытка отдалиться, чтобы не терзать обоих, превращалась в искусную пытку. Украдкой похищенные прикосновения, сорванные поцелуи, полученные тайные взгляды... Что может быть мучительнее и слаще, чем мгновения наедине, которые еще долго отзываются болью в теле и жалящими ранами на душе. Долгие часы изматывающих тренировок по фехтованию и боксу, сбитые костяшки пальцев о деревянные панели собственной спальни, метания дикого зверя, запертого в клетке.

А сколько ярости приносили попытки навредить Лизе из-за клочка бумаги. Как можно было ставить Ее жизнь под угрозу, независимо от цели? Я узнал еще одно, незнакомое мне прежде чувство — страх. Всепоглощающий страх не успеть, не уследить, не уберечь. Приставленные мной, проверенные в деле люди не гарантировали стопроцентной уверенности в Ее безопасности, но существенно увеличивали шансы — и это все, что я мог и имел право на тот момент сделать. Мое вмешательство только еще больше привлекло к ней внимание, и время шло на часы. К счастью, мы все успели, и только то, что она осталась жива, оправдывало любые средства.

Единственное, отчего меня до сих пор коробит, это тот факт, что Бланше удалось ускользнуть сквозь расставленную сеть. Он оказался достаточно умен, чтобы понять, что я не позволю избежать возмездия. Возможно, если бы не поспешность, с которой мы покидали Францию, итог этой игры был бы другой. Но при обстоятельствах выбора, я решил, что моя маркиза гораздо важней желания раздавить гада. Возможно, это и к лучшему, одним грехом на душе меньше.

Еще одной негаснущей вспышкой памяти, останется ночь пожара в поместье ДеБюси. Часто просыпаюсь в холодном поту, видя бушующий огонь в окнах любимой. Сердце выпрыгивает из груди, пока пытаешься дозваться до нее, моля небеса не забирать. Нет ничего страшнее безысходной обреченности и невозможности защитить и спасти, когда внутри клокочет боль вперемешку с яростью, когда несправедливость съедает веру. Где же Бог, когда он так нужен? До сих пор явственно ощущаю кожей обжигающий жар огня и ледяные капли холодного ливня. Каждая секунда тех страшных часов въелась в память как ржавчина. Тот далекий день навсегда оставил шрам на сердце и дикий страх потери, который не излечить временем.

В такие ночи, моя Лиза будит меня поцелуями и обещаниями никогда не покидать меня. А я тянусь к ней, упиваясь ее близостью, чтобы сердце и тело, узнавая ее, обрели покой. Люблю ее как безумный, как в первый раз, не видя ничего, кроме ее глаз, не слыша ничего, кроме стонов и стука ее сердца. Пока горят наши глаза, пока слышен стук наших сердец, пока жизнь движется по нашим венам, она моя.

Она всегда была только моей, рожденная только для меня. Мне никогда не забыть ее возвращение в мою жизнь. Возвращение моей жизни. Те страшные минуты, когда я был согласен на вечное безумие, лишь бы ее образ не растаял. Когда оплакивающее любимую сердце осознало, что все еще бьется, потому как Она жива. Как горячие слезы на прохладных щеках подарили дыхание. Когда теплые пальцы в моей руке вернули сердцебиение. Когда дрожащий голос возвратил смысл существованию.

Были ли важны ее объяснения? Да, конечно. Я хотел знать о ней все. Могли ли они что-нибудь изменить? Нет. Познав потерю, я хотел лишь владеть. Главное, что она жива, что пришла ко мне, имея выбор в тысячи дорог. Стерев прошлое, она выбрала один путь — путь со мной. Способен ли мужчина отказаться от мечты, ставшей реальностью? Никогда. А я теперь знал цену тому, что имеешь и потому, не раздумывая, шагнул вперед, не оглядываясь.