Одному Богу известно, сколько несчастных граждан Северной Ирландии были отправлены Барреттом на безвременную смерть за это время. Я стараюсь не зацикливаться на этом. Это было не моих рук дело. Пусть те полицейские, которые стояли у меня на пути и защищали этого человека от меня, живут с этим.
Глава 14. Непринужденная болтовня спасает жизни
Было 6 часов утра холодного февральского дня 1991 года. Я проработал на Теннент-стрит чуть меньше года. Инструктаж по обыску и аресту в тамошнем офисе уголовного розыска занял всего 30 минут. На брифинге присутствовали более 40 офицеров КПО в форме из различных мобильных подразделений поддержки со всего региона Белфаст. Каждой из шести групп поиска и задержания было выделено по дому для проведения обыска, и их сопровождал сотрудник уголовного розыска, который занимался любыми 'находками' и осуществлял аресты подозреваемых из 'Добровольческих сил Ольстера', все из которых были причастны к серьезным преступлениям, включая убийство. Нашей целью в тот день была банда ДСО с Шенкилл-роуд. Мы должны были арестовать подозреваемых и поместить их в полицейское управление Каслри.
Я схватил свое пальто и планшет и последовал за командой в форме вниз по лестнице на холодный утренний воздух. Повсюду были люди. Двери 'лендроверов' с грохотом захлопывались, когда офицеры садились в свои машины и готовились покинуть казармы. Воздух был наполнен потрескиванием полицейских раций и ревом двигателей 'лендроверов'. Тонкое снежное покрывало на земле быстро таяло, сменившись пеленами падающего мокрого снега. Мокрый снег хлестал меня по лицу, когда я бежал к джипу, чтобы присоединиться к команде в форме.
— Привет, шкипер, — крикнул чей-то голос.
Я поднял глаза и увидел высокого худощавого полицейского, стоящего сзади джипа. Это был Каланча, хорошо известная личность из МПП .
— Привет! — ответил я. — Где Дасти? — Добавил я, имея в виду его сержанта.
— У него сегодня отгул, шкипер. Он, вероятно, все еще в своей берлоге, — ответил Каланча.
Мы сели в свои джипы, и машины одна за другой выехали из участка, образовав впечатляющую колонну, поскольку некоторые направились налево в сторону Вудвейла, а другие повернули направо к Шенкилл-роуд.
Такие операции по обыску и аресту в те дни были обычным делом для всех нас в отделе уголовного розыска. Я и не подозревал об этом, но эта конкретная операция должна была принести долгожданную новую разработку, которая сослужила бы нам хорошую службу в последующие годы. Это было время, когда ДСО становились все более порочными, подражая своему врагу, Временной ИРА, в создании ячеек, чтобы победить информаторов или, по крайней мере, сделать их более легко идентифицируемыми. Система ячеек означала, что те, кто должен был участвовать в операции, знали бы только в самый последний момент, где и когда она должна была быть проведена, и каждый человек не имел бы предварительного знания или контакта с теми, кто должен был быть его сообщниками. Мы в отделе уголовного розыска делали все, что было в наших силах, чтобы проникнуть в ДСО, несмотря на их новый способ работы. Сегодняшняя операция дала нам именно такой шанс.
Мы остановились у нашей цели, небольшого жилого дома с участком, около 6.25 утра и вышли из джипов. Другие 'лендроверы' проносились мимо нас по темным и пустынным улицам. Я подошел к входной двери нашего конкретного дома с Кэрол, нашей женщиной-констеблем в форме. Я дождался сигнала о том, что полицейские заняли позиции в задней части дома, прежде чем постучать в белую входную дверь из ПВХ. Маленький садик был усеян мусором, который, должно быть, занесло ветром с улицы, потому что сам сад был необычайно аккуратным и ухоженным.
Свет зажегся в спальне наверху в передней части дома, а затем в коридоре за входной дверью. Дверь медленно открылась, и передо мной предстала миниатюрная темноволосая женщина в халате и тапочках.
— Ну? — спросила она.
— У нас есть ордер на обыск вашего дома, мадам, — ответил я, поднося ордер на обыск к свету, чтобы она могла его рассмотреть.
— Заходи, — сказала она, наклонившись, чтобы поднять с порога три бутылки молока.
— Билли! — крикнула она наверх. — Спускайся сюда. Это легавые.
Она вошла внутрь, и мы последовали за ней. Количество людей из КПО и характер их тяжелого поискового снаряжения заинтересовали ее. Моя команда состояла из восьми человек. Моей целью был ее муж Билли (не настоящее имя), печально известный стрелок ДСО и подозреваемый в серии убийств.
Я слышал, как он прогрохотал вниз. Он прошел мимо полицейских в форме, как будто их там не было. Он натянул джинсы и стоял передо мной с обнаженной грудью. Его руки были покрыты татуировками лоялистов. Хотя я много читал об этом человеке, это был первый раз, когда я действительно встретился с ним. Я был удивлен тем, каким маленьким и жилистым он был. Протиснувшись мимо меня, он потянулся за сигаретами и зажигалкой с каминной полки. Он закурил сигарету, и я заметил, что его неудержимо трясет. Я спросил его, почему он дрожит. Он свирепо посмотрел на меня.
— Я замерзаю, приятель, вот почему я дрожу. Итак, в чем дело? — спросил он.
— У нас есть ордер на обыск вашего дома в соответствии с Законом о чрезвычайных ситуациях, — сказал я.
— Продолжайте, здесь ничего нет, — сказал он, делая большие затяжки от своей сигареты.
— Принеси мне свежую рубашку, Соня (ее не настоящее имя), — прошипел он своей жене.
Она вышла из гостиной и через несколько мгновений вернулась со свежей джинсовой рубашкой. Билли надел ее. Его маленький рост совершенно сбил меня с толку. Этот синдром маленького человека и большой пушки был общим для обоих военизированных лагерей. Местный командир 'временных' в Ардойне тоже был очень мал ростом, но у него тоже была репутация кровожадного человека. Мало кто стал бы бояться этих людей самих по себе, но сила, которую дает им оружие, феноменальна. Билли так сильно напомнил мне местного командира 'временных' и Джонни Адэра, местного лидера БСО, который тоже был небольшого роста, но имел фанатичных последователей в АОО из-за своего безжалостного пренебрежения к человеческой жизни. Адэр ненавидел всех и вся, имевших хоть малейшую связь с римско-католической церковью.
'Сорняк', который стоял передо мной, натягивая свою джинсовую рубашку, имел потрясающую репутацию по части насилия. (У меня все еще была привычка думать о криминальном элементе как о множестве нежелательных сорняков в нашем саду.) Он также был местным командиром ДСО, занимавшим значительное положение в сплоченном подразделении ДСО в Северном Белфасте. Я намеревался арестовать его после обыска в доме и поместить в Каслри. Там мы бы допросили в связи с его предполагаемой причастностью к серьезным террористическим преступлениям.
Поисковая группа в форме переходила из комнаты в комнату, выполняя свои обязанности с педантичным профессионализмом. Все еще стоя в гостиной, я заметила несколько очень сентиментальных валентинок, гордо прислоненных к камину. Я начал изучать стихи и личные послания, которые пара написала друг другу. Меня заинтриговало, что головорез ДСО, подобный этому человеку, действительно мог написать такие любящие слова.
— Что это ты делаешь? — воскликнула Соня.
Я был ошеломлен ее внезапным появлением в гостиной и тоном ее голоса. Я попросил Кэрол, женщину-констебля, держать Соню и ее детей на кухне вне поля зрения группы обыска. Тем временем Билли сопровождал команду из комнаты в комнату, чтобы быть уверенным, что он будет присутствовать, если будет обнаружено что-то зловещее.
Я развернулась лицом к Соне, все еще держа в руке валентинку.
— Я просто читаю стихотворение: оно прекрасно, — ответил я.
— Это не твое дело! — резко сказала она.
Соня, конечно, была права, и я кивнул и извинился, положив открытку обратно на каминную полку к остальным. В руках она держала кружку с дымящимся чаем. Я видел, что она была смущена тем фактом, что у нее было время только надеть домашний халат и пару тапочек, прежде чем мы вошли в ее дом. Она продолжала теребить пояс своего халата, пытаясь убедиться, что он плотно облегает ее. Я видела такое же нервное беспокойство, проявляемое бесчисленными женщинами во время подобных обысков в домах. Я пытался придумать, что сказать, чтобы разрядить атмосферу:
— Я просто...
— Что он натворил на этот раз? — спросила она.
Мы оба заговорили одновременно. Соня рассмеялась. Я этого не ожидал.
— Послушайте, мне жаль, я не могу обсуждать это с Вами. Это касается только меня и Билли, — ответил я.
— Он мне ничего не говорит, — сказала она. — Он уходит на несколько дней подряд, не сказав ни слова, и возвращается домой так, как будто только что отлучился за газетой, — добавила она.
Поиск был завершен только наполовину, и пока мы ничего не нашли. Я мог слышать знакомые звуки хлопанья дверей и открывания и закрывания ящиков, когда команда проводила обыск. Кэрол, женщина-констебль, подошла к дверям кухни и посмотрела на меня, закатив глаза к потолку: двое детей, вероятно, лет десяти-одиннадцати, ссорились из-за того, кому что достанется из разнообразной упаковки сухих завтраков. Соня крикнула им неагрессивным шепотом, прося их вести себя прилично.
— Милые дети, — сказал я в попытке завязать непринужденную беседу.
— У вас есть дети? — она спросила.
— Да, два мальчика и девочка, — ответил я.
— Каких возрастов? — она спросила.
— Мальчикам шесть и три года. Моей дочери пятнадцать. Почему интересуетесь?
— Без причины, ты просто, кажется, интересуешься детьми, — ответила она.
Я объяснил, что, несмотря на наш очевидный конфликт с ее мужем Билли, было важно, чтобы мы не расстраивали детей больше, чем это было абсолютно необходимо в данных обстоятельствах.
— В последний раз, когда полиция была здесь с обыском, один из них назвал моего мальчика маленьким ублюдком из ДСО, — мрачно сказала Соня.
Я покачал головой. Это опечалило меня, но не удивило. Чего надеялся достичь любой офицер КПО, намеренно оттолкнув жену или ребенка подозреваемого в терроризме, было выше моего понимания.
— Ваша жена получила открытку, сержант? — спросила она.
— Прошу прощения? — спросил я.
— Валентинка — ваша жена получила ее? — спросила она.
— Да, да, конечно, — ответил я.
— Вы с Теннент-стрит? — спросила она. — Просто я никогда тебя раньше не видела.
— Нет, я прибыл в отдел уголовного розыска на Теннент-стрит только в июле прошлого года, — ответил я.
— Как тебя зовут? — спросила она.
Это заставило зазвенеть тревожные колокольчики. Почему она хотела знать мое имя? Подаст ли она жалобу на меня?
— Женщина-полицейский называет вас сержант. Как тебя зовут? — снова спросила она.
— Меня зовут Браун, Джонстон Браун, — ответил я.
— Вы будете забирать Билли, сержант Браун? — спросила она.
Ответ был прост. Я решил, что лучше всего быть предельно честным.
— Да, я так и сделаю, — ответил я.
— Куда вы его отвезете, чтобы я могла сообщить адвокату? — спросила она.
— Каслри, — ответил я.
Атмосфера стала напряженной. Она стояла там передо мной, уставившись на меня так, словно пыталась точно понять, что происходит.
— Ему разрешат встретиться с адвокатом, не так ли? — спросила она.
— Да, конечно, — ответил я.
Она села на диван, держа чашку чая обеими руками. Я предположил, что ей было за тридцать, может быть, чуть меньше сорока, но она выглядела измученной заботами и намного старше своих лет. Я был поражен ее приятным отношением: не часто мы встречали кого-то в таких конфронтационных ситуациях, кто автоматически не относился бы к нам с презрением. Обычно к этому времени на нас обрушивался бы поток оскорблений. Я был в растерянности относительно того, что я мог сделать или сказать, чтобы облегчить ее положение. Теперь она становилась заметно расстроенной. Кэрол, наша женщина-констебль, пересела на подлокотник дивана рядом с ней.
Я посмотрел на свои часы. Было чуть меньше 7 утра, и я по опыту знал, что надлежащий обыск именно в этих домах может занять до часа. Соня притихла. Слезы текли по ее щекам. Ее маленькая дочь заметила, что она расстроена, и тоже присоединилась к ней на диване. Что-то внутри меня подсказывало мне сделать или сказать что-нибудь, чтобы разрядить атмосферу. Чувство враждебности нарастало, и сын Сони свирепо смотрел на меня. Он, без сомнения, подумал, что я сказал что-то, что расстроило его мать.
Прежде чем у меня появился шанс сказать что-либо еще, мы услышали, как поисковая команда спускается по лестнице. Старший сержант вошел в гостиную следом за Билли, подозреваемым. Сержант посмотрел на меня и покачал головой: наверху ничего не было найдено. Он провел нас всех на кухню, чтобы его команда могла обыскать гостиную. Я увидел, как Соня и Билли обменялись взглядами. Они общались друг с другом молча, но эффективно. Дальнейшего обмена мнениями между Соней и мной не было. К этому времени она была не в настроении для непринужденной беседы. Группа полицейских в форме обыскивала ее дом на глазах у ее детей.
Кухня и задний двор были последними местами, которые подлежали обыску. Офицер нашел точную копию огнестрельного оружия в ящике на кухне и внимательно его осматривал. В каком-то смысле это было достаточно невинно там, где это было, но такое оружие все чаще использовалось в преступной деятельности. В другом ящике была найдена пенсионная книжка: она была выписана не на имя домовладельца, а на пенсионера из Вудвейла. Мы занесли это в протокол обыска, и я позвал Билли на кухню. Он взглянул на пенсионную книжку.
— Это ее мамы, — сказал он.
Соня вбежала на кухню.
— Ради всего святого, это принадлежит моей маме. Она не может подниматься, поэтому я беру пенсию для нее каждую неделю и приношу ей, — сказала она.
Я кивнул констеблю, державшему его. Он положил ее обратно на кухонный стол и вычеркнул запись, которую он сделал для нее, из формы 29 (протокол обыска). Соня свирепо посмотрела на него. Поиск был наконец завершен. Дежурный сержант в форме попросил Билли подписать форму 29, чтобы подтвердить, что мы не причинили никакого ущерба во время обыска, и он так и сделал. Команда начала убирать и извлекать свое оборудование. Сержант закрыл свой планшет и кивнул мне.
— 07.33, Джонти, — сказал он.
Это был намек мне. Я был рад, что Соня знала о том факте, что я буду арестовывать Билли. Я придвинулась к нему поближе. Я официально арестовал его и предупредил. Он ничего не ответил. На него надели наручники в коридоре, вне поля зрения детей.
— Позвони адвокату, — сказал он Соне, уходя.
Я вывел Билли на улицу и посадил его на заднее сиденье бронированного 'лендровера' КПО. Не было никакой суеты. Никаких наполненных ненавистью ругательств. Я забрался в 'лендровер' рядом с ним. Он спросил, можно ли ему закурить, и указал на карман своего пальто. Я достал его сигареты и зажигалку. Я зажег его сигарету и сунул ее ему в рот. Остальное он мог сделать сам, в наручниках или без.
Я мог видеть, как другие сотрудники КПО приходят и выходят из дома, неся свое тяжелое поисковое снаряжение обратно к ожидающим джипам. Соня стояла у входной двери, и ее утешали соседи. Из подслушанных радиопередач я знал, что в остальных шести домах были проведены обыски. Все обыски дали отрицательный результат. Трое других подозреваемых членов ДСО направлялись в Каслри. Четыре ареста из шести были хорошим результатом.
